етъ, что смѣялась, смѣюсь!... Прости, прости, золотая мечта, прости, послѣдняя надежда!" Она судорожно выпрямидась, разсмѣялась.
За крайнею аллеею сада рѣзко щелкались сух³е сучья все ближе и ближе. Сквозь зелень акац³и мелькнула въ фаэтонѣ стройная фигура Бояринова.
- Барыня у себя? донесся со двора его голосъ.
- Ни какъ нѣтъ-съ, онѣ въ городѣ.
- А барышня?
- Барышня въ саду-съ.
Подъ сводомъ аллеи изъ акац³й отчетливо щелкнулась калитка. Ольга Владим³ровна вспыхнула, быстро положила руку на сердце, такъ встрепенулось оно, такою живою, глубокою радостью забилось въ ней.
- Я должна во что бы то ни стало овладѣть собою! Я не допущу теперь въ немъ и самой мысли. Пусть, пусть онъ признаетъ меня злою кокеткою, пусть возненавидитъ даже, я все жъ таки, ему въ глаза, осмѣю самую вѣру его въ меня, въ мое къ нему чувство! Да и что жъ ему до этого? Развѣ я что-нибудь больше въ его жизни, чѣмъ эти Градынск³я, Долины!? и, глубоко вздохнувъ, она медленно пошла ему навстрѣчу. Но, едва только Васил³й Андреевичъ показался въ глубинѣ аллеи, какъ ея ляцо, еще въ ту минуту холодное и даже строгое, приняло веселый, оживленный видъ.
- Вотъ кстати! Я только что хотѣла за вами послать.
- А что? Развѣ случилось что-нибудь особенное? цѣлуя ея руку, участливо отнесся Васил³й Андреевичъ.
- Особенное.... Да, пожалуй, если хотите! Это зависитъ отъ взгляда. Вся штука въ томъ: остаться-ли мнѣ тѣмъ, что я есть, или же разомъ стать нѣжно любящею супругою вовсе не интересующаго меня человѣка?
- Вы шутите, Ольга Владим³ровна? внимательно въ нее всматриваясь, перебилъ Бояриновъ.
- Я?... ничуть! Напротивъ, очень серьезно намѣрена говорить съ ваии. Если только въ жизни есть что-нибудь серьезное!
- А то какъ же! Развѣ, по вашему, нѣтъ?
- По моему, нѣтъ! По моему, жизнь для большинства, громаднаго большинства, къ которому и я, и вы несомнѣнно имѣемъ честь принадлежать, ни больше, ни меньше, какъ вѣчная игра, игра въ понят³я, во взгляды, въ убѣжден³я, въ счаст³е и даже въ самую жизнь другихъ! Я давно уже усвоила себѣ этотъ взглядъ и если разсуждаю иногда, и даже весьма горячо, о правдѣ, о глубокихъ чувствахъ, о благѣ ближняго и о прочемъ, то только ради минутнаго развлечен³я, ради красоты слога, но чтобы я чувствовала такъ, это все, что говорю, о, нѣтъ, никогда, храни Богъ, я чувствовала всегда, и теперь чувствую, и буду чувствовать лишь то, что меня непосредственно колетъ, кусаетъ или же пр³ятно волнуетъ. Право! Что вы на меня такъ удивленно смотрите, даже съ ужасомъ! И не думайте, что я шучу, нѣтъ, я серьезно. Я только очень рѣдко говорю правду, но сегодня расположена излить вамъ ее всю и отъ чистаго сердца, если оно только не засорилось раньше, чѣмъ я родилась.
- Что съ вами, Ольга Владим³ровна? не сводя съ нея глазъ, тревожно спросилъ онъ.
- Со мною ничего, ровно ничего особеннаго! Я только сегодня правдивая, такая, какъ я есть, а не такая, какъ хотѣла казаться и дѣйствительно казалась вамъ! И я вамъ совѣтую, пользуйтесь этимъ счастливымъ мигомъ, если хотите когда-нибудь меня понять, а то я опять скроюсь, опять буду жить, какъ вы, какъ всѣ, ложью, обманомъ, притворствомъ. Опять буду увѣрять въ своихъ чувствахъ, вовсе ничего не чувствуя, опять буду цѣловаться съ Градынской, въ душѣ ее лишь презирая; опять буду крѣпко накрѣпко жать руку вашей женѣ, а у нея за глазами воровать въ лицѣ вашемъ все ея счаст³е, всю ея жизнь! И я рѣшилась!... Но.... и Ольга Владим³ровна, тихо сдвинувъ брови, приняла серьезный, и даже озабоченный видъ. Мнѣ, понимаете-ли, какъ бы это повозвышеннѣе выразиться, нужна обстановка, дипломъ женщины съ именемъ, чтобъ я подъ его защитой могла чинить всевозможныя мерзости! и, нервно разсмѣявшись, она насмѣшливо посмотрѣла на него.
- Смѣю спросить, кто этотъ счастливецъ? вспыхнувъ, едва слышно спросилъ Васил³й Андреевичъ.
- Ахъ, Боже мой, да какой же онъ счастливецъ, онъ просто спекулянтъ, торгашъ, какъ и я тоже! Я ему даю 60,000 и въ придачу себя, а онъ взамѣнъ того сообщаетъ мгѣ дипломъ на свободное распоряжен³е собою и сознательно закрываетъ глаза на всѣ мои фокусы. Ну, развѣ это не идеалъ свободы нашихъ дней? И вотъ предварительно я намѣрена переговорить съ вами, во-первыхъ, о томъ, какъ оформить эти нецензурныя услов³я, чтобы онъ потомъ не вздумалъ забрать и меня самое въ лапы вмѣстѣ съ моими 60-ю тысячами, а во-вторыхъ, спросить вашего мнѣн³я о семъ моемъ поступкѣ, потому что я все-таки чту васъ образцомъ современной нравственности! и Ольга Владим³ровна, не сводя глазъ съ пылавшаго лица Васил³я Андреевича, звонко разсмѣялась.
- Прежде всего, Ольга Владим³ровна! сильно дрогнувшимъ голосомъ перервалъ онъ ея смѣхъ. Прежде всего, я ни одному слову не вѣрю въ томъ, что вы мнѣ только что сказали, я слишкомъ глубоко уважаю васъ, слишкомъ увѣренъ въ честности вашихъ убѣжден³й и поступковъ, чтобы допустить самую мысль, что вы, вы способны посмѣяться надъ бракомъ, этимъ чястѣйшимъ выражен³емъ нравственности.
- Нравственности! горячо перебила Ольга Владим³ровна. Да не вы-ли сами еще всего пять дней тому назадъ называли его предразсудкомъ? И какою искренност³ю, какимъ чувствомъ дышалъ въ тѣ минуты вашъ взглядъ. Припомните! Припомните, какъ сильно, какъ красиво вы это выразили! Или и въ васъ, Ольга Владим³ровна, нѣтъ настолько характера, сказали вы, чтобъ побороть лишенный смысла предразсудокъ, чтобы разъ навсегда охранить святое право любви и честной, и живой отъ полуид³отскихъ, дикихъ взглядовъ!... Прелесть! Не смѣялись-ли вы надъ самою идеею брака? Вы признавали бракъ формою, желательною лишь только для полуид³отовъ, а для насъ, людей высшихъ стремлен³й и понят³й, вы признали актъ свободной воли всегда честнымъ актомъ. Вѣдь да, такъ, да? и Ольга Владим³ровна, пр³остановившись, въ упоръ взглянула на Васил³я Андреевича.
- Вовсе нѣтъ! Я вовсе не отрицалъ ни святости брака, ни его значен³я, и тѣмъ болѣе никогда не позволю себѣ смѣяться надъ нимъ. Я только говорилъ, что бракъ - это форма, что, стало быть, онъ одинаково можетъ служить выражен³емъ, какъ нравственвѣйшаго изъ союзовъ, такъ и безчестнѣйшаго изъ нихъ, вотъ именно такого, какъ вы только что указали, что, стало быть, сила вовсе не въ немъ, а въ его основѣ, и что если основою внѣбрачнаго союза является глубокое, правдивое чувство, то я признавалъ и всегда признаю его союзомъ, заслуживающимъ неизмѣримо большаго уважен³я, нежели десятки тысячъ браковъ-сдѣлокъ нашего времени.
- Да развѣ вашъ бракъ сдѣлка, развѣ онъ, по вашимъ же убѣжден³ямъ, не совершеннѣйш³й изъ союзовъ, и между тѣмь, на дѣлѣ, развѣ вы ни изо дня въ день смѣетесь надъ нимъ, оскорбляете жену вашу, играете ея любовью, счаст³емъ, жизеью? Я, тяжело переводя духъ, лихорадочно продолжала она, презираю васъ.... за нее, за себя, за Градынскую, за легкомысл³е, за безвол³е, за ту безотчетность, съ которою вы всѣхъ и все игнорируете ради вашихъ порывовъ. Да вы-то, вы-то что такое сами, чтобы смотрѣть на женщину, лишь какъ на забаву, какъ на игрушку?
Васил³й Андреевичъ поблѣднѣлъ, каждый нервъ дрожалъ въ немъ.
- Вы кончили, Ольга Владим³ровна, и, надѣюсь, кончили разъ навсегда, смѣривъ ее съ ногъ до головы холоднымъ взглядомъ, съ трудомъ владѣя голосомъ, едва слышно отозвался онъ.- Не думайте, чтобъ я сталъ защищаться, возражать или, тѣмъ болѣе, нападать на васъ съ тою несдержанностью, съ тою запальчивостью, съ какою вы позволили это себѣ! Нѣтъ! я не затрудню васъ, я лишь замѣчу, что разумомъ мы судимъ, а живемъ кровью и нервами, и что придетъ время, когда вы поймете меня, глубоко раскаетесь, но, быть можетъ, тогда ужъ будетъ поэдно! и, глубоко вздохнувъ, гордо выпрямившись, не протянувъ руки, не взглянувъ даже, онъ быстро пошелъ отъ нея.
Ольга Владим³ровна пошатнулась, сдѣлала шагъ за нимъ и въ тотъ же мигъ, овдадѣвъ собою, замерла на мѣстѣ.
Туманомъ подернулась ярко освѣщенная солнцемъ площадка сада. Как³я-то мурашки роились.... вотъ тутъ, у нея на глазахъ, въ немъ, этомъ туманѣ. Ныло, щемило, стонало судорожною болью стиснутое сердце.
Не мудрено, что Елена Павловна, въ течен³и слишкомъ четырехъ лѣтъ жизни съ Васил³емъ Андреевичемъ, не могла понять его, не мудрено, что и Камилина сбиваласъ въ представлен³яхъ о немъ, а также и Соколинъ.
Васил³й Андреевичъ и самъ еще ни разу не додумался до того, чего онъ хочетъ, къ чему идетъ, что выйдетъ изъ столь противорѣчивыхъ отношен³й его къ окружающему.
Въ немъ было какъ бы двѣ души, два самостоятельныхъ м³ра. Въ первомъ онъ жилъ безпечно, широко, весело, игриво, какъ безотчетный рабъ волновавшихъ его чувственныхъ движен³й. Во второмъ онъ содрогался надъ ними, этими странными, унижающими самое достоинство человѣка, порывами и, уходя въ глубь самого себя, судилъ ихъ, грустилъ надъ ними. И напрасно пыталась княгиня въ послѣдовавш³й вечеръ разогнать его тоску. Ни шутки, ни остроты, ни игриво-кокетливый тонъ не помогли ей въ этомъ. Онъ уѣхалъ отъ нея въ исходѣ втораго часа пополуночи, и едва только закрылась за нимъ дверь будуара, княгиня дала въ себѣ полную волю чувству тоски, вызванной въ ней его взглядами, отрицавшими самую надежду на счастье. Она и прежде, еще задолго долго до этого вечера, сознала, что ея собственная жизнь - разбитая жизнь, разбитая ею самою, и чувство тоски вовсе не было для нея новымъ чувствомъ, но еще никогда Васил³й Андреевичъ не былъ къ ней такъ близокъ, какъ въ этотъ вечеръ, никогда еще такъ глубоко, такъ живо не чувствовала она своей вины передъ нимъ, столь гнетущаго за него укора. Не спалось ей въ наступившую ночь. И все стоялъ и стоялъ онъ передъ нею, блѣдный, взволнованный воспоминан³ями былаго, минувшихъ надеждъ, желан³й, со взглядомъ, полнымъ безотчетной грусти.
Напрасно пытался заснуть въ эту ночь и самъ Васил³й Андреевичъ.
Передъ нимъ стояла вся прошлая жизнь, безцѣльная, пошлая. Съ презрѣн³емъ смотрѣла на него Камилина, съ нѣмымъ укоромъ жена. Тѣснились воспоминан³я, одно другаго тяжелѣе, одно другаго позорнѣе. "Нѣтъ, это пытка! чистая пытка!" подумалъ онъ и, глубоко вздохнувъ, быстро одѣвшись, вышелъ изъ дома.
По восточному склону огромнымъ, золотистымъ шаромъ величественно-медленно вздымалось солнце. Легк³й вѣтеровъ скользилъ по самымъ верхушкамъ деревьевъ. Соловей, заливаясь звучною, безконечною трелью, пѣлъ въ глубинѣ спирали, про любовь, про счастъе.
Васил³й Андреевичъ пр³остановился, вслушался. Сладостнымъ чувствомъ замерла въ его груди полная нѣги, полная любви, неуловимая въ своихъ переливахъ, безконечная по своей глубинѣ, соловьиная пѣснь. Ни то безпредметно тоскуетъ, ни то томится въ наслажден³и, ни то поетъ золотыя мечты, ни то груститъ, страдаетъ надъ чѣмъ-то.
- И чего онъ, чего? Или онъ глубже чувствуетъ и шире понимаетъ, чѣмъ мы, люди? Какъ все дивно въ природѣ, какъ все любовью, счаст³емъ, наслажден³емъ дышетъ въ ней! И почему же это наслажден³е нами и ближе, и живѣе чувствуется въ соловьиномъ пѣн³и, чѣмъ въ насъ самихъ? Какъ будто онъ, этотъ соловей, имѣетъ больше правъ на наслажден³е, чѣмъ я, чѣмъ всѣ друг³е! А, быть можетъ, потому именно, потому, что онъ невольникъ всесильной природы, что онъ можетъ желать и дѣйствительно желаетъ лишь только того, что она ему внушаетъ, чего отъ него требуетъ, а мы злоупотребляемъ своею свободою, сами извращаемъ себя, сами жизнь тихихъ, радостныхъ минутъ обращаемъ въ адъ сомнѣн³й, лихорадочной борьбы, интригъ, распрей, самообмановъ! Изъ-за чего мы бьемся изо дня въ день, какъ не изъ-за нарушен³я законовъ природы? Отчего всяк³й крестьянинъ и сосредоточеннѣе, и естественнѣе, и устойчивѣе насъ въ своихъ склонностяхъ, какъ ни отъ того же, что онъ ближе къ природѣ, зависимѣе отъ нея. Не наша-ли свобода, или, точнѣе, не наша-ли разнузданность уже могила самой надежды на счаст³е?! Онъ, этотъ соловей, онъ неизмѣримо счастливѣе меня, потому что онъ не можетъ того, чего не долженъ. И мало того, счастливѣе, въ немъ даже больше смысла, чѣмъ во всѣхъ моихъ обвинительныхъ рѣчахъ и актахъ! Онъ всегда у своей цѣли, всегда всѣмъ сердцемъ у своей задачи и никогда во всю жизнь не отойдетъ отъ нея, не онъ-ли воспитываетъ душу малютокъ, не онъ-ли смягчаетъ сердца, не онъ-ли поетъ юнымъ дѣвамъ про любовь, про вѣрность? А я что? Вотъ уже болѣе недѣли, что и не заглянулъ даже ни въ одну бумаженку, потому что вовсе и не люблю своего дѣла, а люблю въ немъ лишь говоръ о себѣ, лесть, улыбки. И Камилина права! Именно, что я такое, особенное? ровно ничего! Я неизмѣримо ниже стою этого соловья, а, между тѣмъ, я, по моему, не рѣдко выхожу и царемъ природы, и орломъ, даже орломъ среди орловъ! Какъ это пошло! додумался Васил³й Андреевичъ и даже разсмѣялся, досадливо, нервно, до такой степени пошлымъ представился ему въ эту минуту взглядъ на самого себя, какъ на нѣчто особенное. И она права, совершенно права! Она если и не сознала вполнѣ отчетливо, то почувствовала, что я въ сущности ничто, такое же пошлое ничто, какъ Чириковъ, Чижевск³й, Кудрявцевъ, Несмѣловъ и друг³е, и вотъ ей стало и смѣшно, и досадно, что я въ то же время и воображаю, и корчу изъ себя что-то особенное, великое! Васил³й Андреевичъ, вздохнувъ, забылъ и спираль, и сквозную аллею, и его живая мысль лихорадочно искала разумнаго, глубоко прочувствованнаго дѣла, чтобъ въ этомъ дѣлѣ подняться надъ своими же порывами, надъ Градынскими, надъ Долиными. Все оживленнѣе пѣлъ соловей; все громче щебетали безпечныя пташки, все ближе и ближе подступало къ зеленому холму игристое солнце.
Васил³й Андреевичъ уже не ложился болѣе. Ровно въ 8 часовъ онъ осторожно вошелъ въ спальню жены. Елена Павловна уже проснулась.
- Откуда ты, Вася? испуганно встрѣтила она его.
- Изъ сада, милая! тихо цѣлуя ея руку и садясь возлѣ, спокойно отвѣтилъ Васил³й Андреевичъ.
- Вотъ странно! Такъ отчего же ты вскочилъ такъ рано сегодня?
- Я вовсе не спалъ.
- Какъ вовсе не спалъ? и Елена Павловна съ удивлен³емъ посмотрѣла на него.
- Сначала мнѣ не спалось, какъ обыкновенно, потомъ настало такое чудное утро, такъ радостно, весело засмотрѣло къ намъ въ окно яркое солнце, я всталъ и пошелъ въ садъ. Тамъ слушалъ соловья. Онъ такъ хорошо пѣлъ мнѣ, Лена, про любовь нашу, про счастье. Я слушалъ его все съ болимьшъ и большимъ наслажден³емъ. Мнѣ казалось, что онъ грустилъ надъ твоими нерѣдкими по мнѣ слезами, что онъ упрекалъ меня за мое легкомысленное къ тебѣ отношен³е, вообще за безпорядочность моей жизни, за разбросанность, за безцѣльность, и я надумалъ, я рѣшился.
- На что рѣшился? крѣпко, нервно сжимая его руку, лихорадочно спросила Елена Павловна.
- Что я больше никогда не вызову твоихъ слезъ, милая, что отдамся вполнѣ дѣлу. Въ немъ найду себѣ цѣль, въ тебѣ трудовъ отраду, и, быстро склонившись, онъ скрылъ лицо на ея взволнованной радостнымъ чувствомъ груди.
- Милый, милый! шептала Елена Павловна, осыпая поцѣлуями его голову.
Счастливо встрѣтила Елена Павловна Соколина, и онъ отъ всего сердца порадовался за нее, за эту перемѣну въ Васил³и Андреевичѣ. Послѣ завтрака, оставивъ его съ женою, Васил³й Андреевичъ ушелъ заниматься.
Онъ нашелъ массу закрытыхъ еще конвертовъ; мног³е акты, уже болѣе недѣли валявш³еся не переписанными; не одинъ десятокъ экстренныхъ требован³й безъ удовлетворен³я и болѣе десятка арестантскихъ дѣлъ. Точно сквозь сонъ, поднялась, очертилась высокая фигура Ревекки Зиберманъ, обезчещенной однимъ изъ полицейскихъ баши бузуковъ Чернорѣчинска. Она опять, какъ живая, предстала передъ нимъ въ своемъ стыдѣ, въ своемъ смущен³и, въ своей обидѣ, и такъ сжалось въ немъ сердце, такъ упрекнула его Ревекка за равнодуш³е къ ея страдан³ямъ, къ ея унижен³ю. И тутъ же, рука объ руку съ нею, нахалъ Бѣлинск³й, квартальный, ее опозоривш³й. "А что, молъ, взяла? говоритъ онъ. Вотъ и день за днемъ, а тамъ и недѣля за недѣлей, а ты все сиди у моря, да дожидай погоды! Да и кому какое дѣло до тебя! Онъ и забылъ о тебѣ думать, - есть ты или нѣтъ тебя на свѣтѣ!" Совѣстно стало Васил³ю Андреевичу передъ самимъ собою и за Ревекку, и за друг³я жертвы насил³я и грабежа даже со стороны тѣхъ, кто призванъ охранять честное, доброе имя и имущество гражданъ, и за этотъ десятокъ и даже болѣе арестантовъ, что, быть можетъ, сидѣли теперь уже не одну недѣлю въ тюрьмѣ безъ достаточнаго основан³я, единственно потому, что ему, Васил³ю Андреевичу, вздумалось перебѣгать безъ всякой цѣли и безъ смысла отъ Камилиной къ Градынской, отъ Градынской къ Долиной, а отъ Долиной снова къ Камилиной, и онъ позвалъ своего письмоводитедя, усадилъ за переписку и, горячо, нервно принявшись за дѣло всею мыслью, всемъ сердцемъ отдался ему. Къ обѣду онъ уже составилъ три обвинительныхъ акта, сдѣлалъ распоряжен³е объ освобожден³и двухъ арестантовъ, сообщилъ губернатору въ высшей степени сильныхъ выражен³яхъ о преступлен³и Бѣлинскаго, о немедленномъ устранен³и его отъ должности и предан³и суду, о постановлен³и полицейскаго управлен³я по дѣлу Эдмондъ и другихъ, не менѣе возмутительныхъ, уже личныхъ распоряжен³яхъ исправника Роджанскаго.
За обѣдомъ онъ былъ въ высшей степени внимателенъ къ женѣ, привѣтливъ къ Соколину, оживленъ, веселъ, игривъ, и Елена Павловна и Соколинъ любовались имъ.
Часа черезъ два послѣ обѣда онъ опять ушелъ заниматься. Онъ не вышелъ даже и къ чаю, не смотря на присутств³е Градынской. Онъ снова вошелъ въ свою колею, увлекся дѣломъ, логикою своихъ мыслей, быстротою успѣха, силою отдѣльныхъ опредѣлен³й, и такъ кипѣла работа, такою энерг³ею дышали его обвинительные акты. Онъ не былъ одннъ въ кабинетѣ, мног³е и мног³е окружали его, и среди этой нѣмой и въ то же время такъ много, такъ живо говорившей его сердцу группы, въ oсoбенности рѣзко выступали рельефныя фигуры: знойнаго юга красотки Ревекки Зиберманъ, надзирателя Бѣлинскаго, исправника Роджанскаго, арестантовъ Лозинскихъ, несовершеннолѣтнихъ братьевъ, питомцевъ голода, нужды, и плачущей сиротки, дочери покойнаго старообрядца Пономарева, нѣсколько недѣль тому назадъ убитаго злодѣемъ Федоровымъ, грозою евреевъ и мѣстныхъ поселянъ. Онъ чувствовалъ себя въ нихъ, ихъ въ себѣ. Онъ какъ бы безъ словъ бесѣдовалъ съ ними: то живою местью дышалъ онъ за жертвы преступлен³й, то тихо наслаждался признательностью потерпѣвшихъ. Со скрежетомъ безсильной злобы въ зубахъ смотрѣлъ на него изъ-подъ навислыхъ, густыхъ бровей уб³йца Федоровъ; блѣднѣлъ самоувѣренный Роджанск³й; терялся Бѣлинск³й, и уже нервно-лихорадочно вслушивалась въ каждое слово его энергической, бичующей рѣчи возмущенная толпа. Да! онъ уже обвинялъ и они проклинали его! Но развѣ въ то же время Лозинск³е не благословляли его за свободу, за пощаду, за гуманное, вполнѣ человѣческое отношен³е къ ихъ преступлен³ямъ, вызваннымъ безвол³емъ, нуждою? Развѣ съ густымъ, живымъ румянцемъ глубокаго волнен³я, благодарности и мольбы не слѣдила за нимъ, защитникомъ своихъ человѣческихъ правъ, своей дѣвичьей чести, красавица Ревекка? Развѣ не улыбалась ему сквозь слезы, вѣрная памяти отца, сиротка Пономарева? И онъ облегчитъ ея участь, ему поможетъ въ этомъ княгння! Въ часъ пополуночи онъ кончилъ занят³я и такъ легко, такъ весело стало у него на сердцѣ, такимъ гордымъ чувствомъ вздымалась теперь его взволнованная сознан³емъ своей силы, своего значен³я грудь. Онъ не коптилъ небо, онъ не прозябалъ, онъ не исполнялъ своихъ обязанностей какъ друг³е, изъ-за содержан³я, изъ-за награды; нѣтъ, онъ любилъ свое дѣло, онъ создалъ въ немъ свой особый м³ръ, онъ населилъ его живыми, онъ правду далъ имъ почувствовать въ себѣ.
На слѣдующ³й день послѣобѣденныя занят³я Васил³я Андреевича были прерваны пр³ѣздомъ Долиныхъ. Елена Павловна привѣтливо приняла ихъ. Она какъ будто и забыла даже о выходкѣ съ нею княгини въ соборѣ. Она окружала ее всѣмъ вниман³емъ, охотно обѣщала быть у нихъ на обѣдѣ посдѣзавтра, упомянула, что ей бы было очень пр³ятно встрѣтиться съ Градынскою, которую очень и очень любитъ, и, оживленно перебѣгая съ предмета на предметъ, такъ бѣгло-весело говорила, что княгняя рѣшительно отказалась въ ней признать прежнюю нервную, раздражительную и нерасположенную къ ней княжну Елену Гордѣеву. Князь оживился. Онъ такъ любилъ миръ и такъ угнетала его до этой минуты неловкость, допущенная его женою по отношен³ю съ Еленѣ Павловнѣ. Онъ, такъ сказать, на лету ловилъ мысли Бояриновой, сообщалъ имъ игривые оттѣнки и съ такимъ нагляднымъ удовольств³емъ слѣдилъ за всю глазами, что княгиня, конечно шутя, допустила въ ней свою мгновенную соперницу, она даже намекнула, что если это будетъ продолжаться, то волею-неволею должна будетъ отважиться на самое рѣшительное нападен³е на него, на Васю, указала она движен³емъ бровей и при этомъ беззаботно-весело, вызывающе разсмѣялась. Затѣмъ она въ томъ же тонѣ перешла на Соколина и, великодушно простивъ ему его неловкость въ томъ, что еще не былъ у нея съ визитомъ, попросила на обѣдъ, такъ какъ она не можетъ допустить и самой мысли, что онъ, по столь извѣстной всѣмъ застѣнчивости, лишитъ удовольств³я видѣть себя среди избраннаго ею кружка. Соколинъ смѣшался, пробормоталъ что-то невнятное, но зато Елена Павловна рѣшительно объявила, что она привезетъ его сама. Разговоръ мало по малу перешелъ на серьезную тему. Князь съ полнымъ негодован³емъ отозвался о Роджанскомъ и тутъ же объявилъ, что онъ телеграммой устранилъ отъ должности Бѣлинскаго и уже командировалъ чиновника особыхъ поручен³й Богусевича для производства слѣдств³я надъ нимъ совмѣстно съ участковымъ слѣдователемъ.
- Ахъ, да! горячо перебила княгиня, обращаясь въ сторону Васил³я Андреевича, у меня даже похолодѣли руки, когда я читала твое сообщен³е. Возмутительно! и, надо тебѣ отдать справедливость, - ты въ совершенствѣ владѣешь перомъ! Если такъ же говоришь, какъ пишешь, то я не прочь тебя послушать.
- Да вѣдь не даромъ же онъ слыветъ звѣздою прокурорскаго надзора, улыбнувшись, вмѣшался князь.
- А я, снова и еще оживленнѣе перебила княгиня, не могла допустить и мысли.... Теперь, не боясь оскорбить тебя, могу покаяться, что мнѣ даже смѣшнымъ казался этотъ отзывъ о тебѣ, какъ о звѣздѣ прокурорскаго надзора. Ты все почему-то казался мнѣ еще, ну, какъ бы это.... не вполнѣ человѣкомъ, право!
- Да когда же и кто былъ пророкомъ въ своемъ городѣ! смѣясь, полушутя, полусерьезно отвѣтилъ Васил³й Андреевичъ.
Просидѣвъ около двухъ часовъ, Долины уѣхали, оставивъ за собою самое благопр³ятное впечатлѣн³е не только въ примирившейся вполнѣ съ княгинею Еленѣ Павловнѣ, но даже и въ недовѣрчивомъ Соколинѣ.
Стрѣлка показывала ровно четыре. Васил³й Андреевичъ, совсѣмъ готовый къ обѣду, во фракѣ, въ бѣломъ галстукѣ и гри-де-перль перчаткахъ, точно куда-то спѣша или пытаясь обогнать собственныя мысли, торопливо расхаживалъ вдоль кабинета. Быстро подойдя къ дверямъ будуара, онъ нетерпѣливо крикнулъ:
- Лена, ты скоро?
- Скоро, Вася, минутъ черезъ десять, глухо долетѣло изъ будуара.
- И Градынской нѣтъ! Какъ это скучно!
Въ залъ вошла Градынская.
- La voila! Какъ можно меньше вниман³я, какъ можно больше ирон³и и.... и, улыбнувшись самому себѣ, Васил³й Андреевичъ быстро вышелъ къ ней навстрѣчу.
- Что вы такъ запоздали, Владислава Францовна? Я уже хотѣлъ поѣхать за вами.
- Чѣмъ же запоздала, вѣдь еще нѣтъ пяти, а пр³ѣздъ назначенъ въ пять.
- То-есть обѣдъ въ пять, а пр³ѣздъ отъ четырехъ.
- И Елена Павловна еще не готова.
- Да, если бъ вы не пр³ѣхали еще два часа, то она все не была бы готова. Вѣдь это всегда такъ, вы на нее, она на васъ, а я отвѣчай за обѣихъ.
- Скажите, какой всеобщ³й опекунъ, и, иронически усмѣхнувшись, Градынская прошла на балконъ.
- Съ вами нельзя говорить съ нѣкотораго времени, Владислава Францовна, что ни слово, то укусъ.
Градынская не отвѣтила и стояла смущенная и подавленная.
- Теперь ваше настроен³е мнѣ совершенно понятно, наслаждаясь ея смущен³емъ, ея борьбою между своимъ достоинствомъ и тягою къ нему, медленно продолжалъ онъ. Но уже скоро конецъ вашему томлен³ю, вашей скукѣ, Владислава Францовна. Не нынче - завтра онъ вернется, и опять мѣрно и плавно потечетъ ваша счастливая супружеская жизнь. Такъ тихо, спокойно.
- Васил³й Андреевичъ! мгновенно блѣднѣя, вскрикнула точно ужаленная Градынская.
Наконецъ, показалась Елена Павловна.
- Вотъ умница, Лена, что надѣла это платье! Посмотри, какая ты прелестная! Владислава Францовна, правда, что къ ней очень идетъ голубой цвѣтъ? весело обратился онъ.
- Терпѣть не могу! Ни за что бъ не надѣла, если бъ не знала, что ты его любишь, перебила Елена Павловна.
- Почему же именно голубой? Къ ней идутъ всѣ цвѣта, насколько я замѣчала, съ трудомъ владѣя собою, медленно отозвалась Владислава Францовна.
- Ну, Лена, ручаюсь тебѣ, ты совсѣмъ погубишь сегодня Соколина.
- Вотъ скажи еще при немъ такой вздоръ, Вася! вспыхнувъ по самыя уши, живо перебила Елена Павловна.
- Что съ вами, Владислава Францовна? Вы на себя не похожи въ эти дни! тревожно отнеслась къ ней Елена Павловна, садясь въ карету.
- Владислава Францовна оправдала на себѣ пословицу, что вмѣстѣ скучно, а врозь тошно, смѣясь, перебилъ вопросъ жены Васил³й Андреевичъ.
- Это скорѣе подходитъ къ вамъ, чѣмъ ко мнѣ, Васил³й Андреевичъ! Я никогда не скучала съ моимъ мужемъ, сильно дрогнувшимъ голосомъ отпарировала она.
- Будто? насмѣшливо перекрылъ Бояриновъ.
- Какъ тебѣ не стыдно?! вспыхнувъ, тихо укорила Елена Павловна.
Градынская быстро скрыла отъ нея свой взглядъ.
- Право, такъ досадно. Мнѣ было такъ весело сегодня, я такъ охотно ѣхала, а вотъ теперь.... И все ты, Вася.
- Ахъ, Боже мой, Лена, да чѣмъ же я виноватъ, что онъ все ѣдетъ, ѣдетъ и не доѣдетъ?
- Вы перестанете глумиться, Васил³й Андреевичъ? Или вы хотите, чтобы я вышла изъ экипажа и вернулась домой пѣшкомъ? рѣзко проговорила Градынская, блѣднѣя; я никогда не думала, чтобы вы были такъ дерзки! едва слышно добавила она.
- А я, съ своей стороны, слегка вспыхнувъ, сказалъ Бояриновъ, никакъ не предполагалъ, чтобы столь серьезная, какъ вы, женщина, могла волноваться по такому пустому обстоятельству.
Градынская нервно разсмѣялась. Что-то хрустнуло въ ея рукахъ, и на коврикъ кареты упало нѣсколько обломковъ ея тонкой работы изъ слоновой кости вѣера.
- Вася, Вася! краснѣя по самыя уши, голосомъ, полнымъ укоризны, прошептала Елена Павловна. Ему показалось, что у Градынской на рѣсницахъ дрожали слезы.
Между тѣмъ, во второй губернаторской гостиной собрались почти всѣ приглашенныя къ обѣду лица. Бромѣ Бояриновыхъ и Градынской, не было только Соколина и Плетневыхъ.
Князь Долинъ серьезно разговаривалъ съ полковникомъ Дедде объ ун³атскомъ вопросѣ. Баронъ и баронесса Ридрихсъ, Лисицыны, Сытовы, Камилины, баронъ Дорфъ, Чижевск³й, Чириковъ, Кудрявцевъ составляли кружокъ княгини. Шелъ оживленный, веселый говоръ. Сопоставляли жизнь столичную съ жизнью провинц³альною, причемъ каждый и каждая заботились только о томъ, чтобы какъ можно скорѣе высказаться, дать почувствовать ей, княгинѣ, что и мы, молъ, кой-что смыслимъ, кой-что видѣли, кой-что знаемъ, и не хуже тебя понимаемъ жизнь. Это видимо забавляло княгиню. Она весело бросала имъ какую-нибудь оригинальную мысль и, мгновенно умолкая, съ едва сдерживаемою усмѣшвою, слѣдила за тѣмъ задоромъ, съ какимъ они, эти мелкотравчатые, урѣзывали и перекраивали ея мысль по своему фасону.
- О, mesdames, томно закатывая свои поблеклые глазки, сладенькимъ голоскомъ пропѣла генеральша Лисицына. Да развѣ возможно Петербургъ сравнить съ какою-нибудь провинц³ею, хотя бы даже съ Москвою? C'est un grand village. Въ Петербургѣ театры, опера, балетъ, которые нельзя и сравнивать съ московскиии. А гвард³я, кирасиры, кавалергарды, парады, маневры! какой блескъ, какая прелесть!
- Не все то цѣнно, что позолочено, Александра Ивановна, горячо перебила Камилина. Роскошь, пустота, холодъ, чопорность, крайн³й, узк³й эгоизмъ, вотъ, по моему, господствующ³я черты петербургскаго быта. Въ немъ нѣтъ мѣста ни радушному привѣту, ни серьезной мысли, и это-то желательная сфера для развитаго человѣка!...
- Вы правы, Ольга Владим³ровна, внимательно посмотрѣвъ на нее, сказала княгиня. Да и притомъ Александра Ивановна совершенно уклонилась отъ высказанной мною мысли. Я вовсе не думала сопоставлять провинц³альную жизнь съ столичною съ внѣшней сторонм, съ точки зрѣн³я обстановки. Это было бы нелѣпо, это дало бы право даже младенцу возражать мнѣ, все горячѣе и горячѣе продолжала она.
Сытова насмѣшливо посмотрѣла на Лисицыну. Баронесса торопливо зажевала. Глаза всѣхъ обратились на княгиню.
- Не обстановка создаетъ человѣка, а человѣкъ обстановку! Я могу тяготиться жизнью при самой блестящей обстановкѣ и, наоборотъ, находить ее въ высшей степени пр³ятною при самыхъ, повидимому, невыгодныхъ услов³яхъ, внѣшнихъ, чисто внѣшнихъ, какъ здѣсь въ Скалахъ. Положимъ, отсутств³е музыки, театра ограничиваетъ насъ во многомъ, но кто же мѣшаетъ намъ выписывать лучш³я произведен³я, устроить любительск³е спектакли, заняться музыкою самимъ, словомъ, сложить жизнь болѣе или менѣе соотвѣтственно нашимъ требован³ямъ. Все отъ человѣка! Поставьте неразвитую женщину въ самыя выгодныя услов³я, и она все-таки будетъ интересоваться Петромъ Ѳедоровичемъ и Анною Петровною лишь потому, что они, по ея мнѣн³ю, слишкомъ часто сидятъ другъ возлѣ друга, или потому, что Анна Петровна всегда краснѣетъ, когда входитъ въ комнату Петръ Ѳедоровичъ.
Общ³й, дружный смѣхъ покрылъ голосъ княгини. Въ гостиную вошелъ Соколинъ.
- А! M-r Соколинъ! весело протягивая ему навстрѣчу руку, привѣтливо встрѣтила княгиня. Какая точность и сколько строгости вмѣстѣ съ тѣмъ: вы не хотѣли подарить намъ даже и одной лишней минуты.
- Ровно пять, княгиня, вспыхнувъ, защитился Соколинъ.
- Ну, вотъ, именно, смѣясь, согласилась княгиня.
- Княгиня, вы производите чудеса! Чуть-ли не въ первый разъ за два года вижу его въ обществѣ, съ добродушной усмѣшеой сказалъ баронъ Дорфъ.
- Тѣмъ пр³ятнѣе мнѣ.
Вошли Плетневы. Воспользовавшись общимъ движен³емъ, Камилина отошла къ окну.
- И чего я пр³ѣхала на этотъ скучный обѣдъ? Кривляются, ломаются, и все лишь изъ-за того, чтобы снискать ея улыбку! И на что имъ эта снисходительная улыбка?... Какъ это глупо! А вѣдь хороша, очень хороша! Умна!... Уже пять!... Всѣ пр³ѣхали. Неужели не будетъ? думала Одма Владим³ровна, и ея лицо выражало досаду и грусть.
- Чего вы сердитесь, Ольга Владим³ровна? не слышно подойдя къ окну, спросилъ Дорфъ.
- Съ чего вы взяли? Я вовсе не сержусь. Мнѣ просто скучно.
- Премного обязанъ.
- За что?
- Развѣ не на меня падаетъ главное обвинен³е въ этомъ?
- Вовсе не на васъ, а на среду, услов³я, на самое меня, наконецъ.
- Однако, я съ вами по преимуществу говорилъ.
- Ну, и что жъ изъ этого?
- Какъ что жъ изъ этого?
- Конечно! Вы спрашивали, я отвѣчала, вы говорили, я слушала, и все-таки вы остались сами по себѣ, а я сама по себѣ.
- Вотъ въ томъ-то и бѣда, внимательно перебирая брелоками цѣпочки, едва слышно замѣтилъ Дорфъ.
- Чья? моя или ваша? усмѣхнувшись, перебила Камилина.
- Ольга Владим³ровна!
- Что, баронъ?
- Скажите, наконецъ, какъ смотрите вы на меня? Я почти годъ знакомъ съ вами, и вы еще ни разу не взяли на себя хотя минутнаго труда отнестись къ словамъ моимъ серьезно?
- Я имѣю неосновательное обыкновен³е только къ дѣйств³ямъ серьезно относиться, баронъ! Къ дѣйств³ямъ, какъ бы подчеркнувъ, повторила она. Слово это - звукъ!
- То-есть какъ это къ дѣйств³ямъ? Есть случаи въ жизни, въ которыхъ слово такъ близко подходитъ въ дѣйств³ю, что трудно опредѣлить, гдѣ конецъ первому и начало второму.
- Я подъ дѣйств³емъ разумѣю лишь совершивш³йся фактъ, баронъ! Человѣкъ видѣнъ только въ фактахъ. Слово весьма часто есть выражен³е того, что должно, на что вынужденъ, а дѣйств³е всегда или, по крайней мѣрѣ, по преимуществу отъ всей природы, отъ того, чего дѣйствительно хочу. Только этимъ и объясняется столь часто наблюдаемое нами противорѣч³е словъ съ дѣйств³ями.
- Вы хотите сказать, Ольга Владим³ровна, что я думаю одно, а говорю другое?
- Зачѣмъ? Почему же непремѣнно вы, а не.... почти всѣ!
- Да потому, что весь разговоръ касался насъ двоихъ.
- Ничуть!... Это вамъ такъ показалось.... Я и не думала о васъ.
Дорфъ внимательно посмотрѣлъ ей въ глаза.
- Впрочемъ, понимайте, какъ знаете, тихо добавила она.
- Вы меня за послѣднее время все чаще и чаще ссорите съ самимъ собою, Ольга Владим³ровна!
- Чѣмъ это?
- Вашимъ умомъ.... право! Я впервые въ жизни столкнулся съ такимъ.... и баронъ не кончилъ, замялся.
- Женскимъ умомъ, вы хотите сказать, баронъ? Съ той еще поры, какъ я сознательно отнеслась въ жизни, мнѣ стало уже извѣстно, что мущины признаютъ умъ въ женщинѣ только въ минуты праздности или же подносятъ ей это признан³е въ видѣ конфектной любезности, чтобы путемъ ея какъ можно скорѣе и осязательнѣе убѣдиться въ противномъ.
Дорфъ громко разсмѣялся.
- Вотъ видите, какъ не далеко отъ серьезнаго до смѣшнаго, насмѣшливо взглянувъ ему въ глаза, переврыла его смѣхъ Камилина.
- Что это? Новая ирон³я?
- Ничуть! Это только ваше зеркало.
- Вы хотите сказать, что и только кажусь серьезнымъ во взглядахъ, въ отношен³яхъ въ женщинѣ, а въ дѣйствительности смѣюсь надъ нею.
- Да! Только, съ сожалѣн³ю, вы упускаете изъ виду, что, смѣясь надъ нею, еще глубже смѣетесь надъ самимъ собою, вспыхнувъ, перебила она.
Дорфъ весь ушелъ въ свои брелоки. Ольга Владим³ровна осмотрѣлась. Кружовъ еще тѣснѣе замыкалъ княгиню. Десятки глазъ слѣдили за нею.
- Мущина правитъ м³ромъ, князь, обращаясь въ сторону Плетнева, оживленно говорила она, но это ни чуть не исключаетъ моей мысли, что женщина царствуетъ надъ нимъ. Не женщина-ли украшаетъ землю, не ея-ли любовь высочайшая награда вамъ? А если это такъ, то на что намъ управлен³е, когда самъ правитель покоренъ намъ?
- Но не всякая же женщина, княгиня, способна на это, крутя свои длинные, какъ лунь, сѣдые усы, мягко возразилъ Ридрихсъ и, слегка сощуривъ лѣвый глазъ на княгиню, правымъ, какъ бы совершенно невольно покосился на жену.
- Исключен³е, по моему, составляютъ только отошедш³я въ архивъ и физически уродливыя, усмѣхнувшись, разъяснила княгиня.
Сытова потупилась, баронесса безпокойно задвигалась, Лисицына зло посмотрѣла на княгиню.
- А нравственно-уродливыя? тихо вмѣшался Соколинъ.
- Что до нихъ, то онѣ имѣютъ еще большее вл³ян³е, чѣмъ добродѣтельныя! Да и притомъ, что такое добродѣтельная женщина? Это нѣчто вовсе не осязаемое, усмѣхнувшись, добавила княгиня.
Соколина кольнулъ тонъ возражен³я княгини. Ему почему-то казалось, что она осмѣяла именно такихъ женщинъ, какъ Бояринова и ей подобныя.
- Мнѣ важется, что нравственно-уродливыя женщины, княгиня, могутъ вл³ять лишь только на такихъ же мущинъ! Разумный и честный человѣкъ никогда не пойдетъ за ними, горячо, даже запальчиво, возразила Ольга Владим³ровна.
- Это вамъ кажется лишь потому, что вы слишномъ еще малоопытны, смѣривъ ее съ головы до ногъ холоднымъ, пристальнымъ взглядомъ, медленно, внятно, отдѣляя слово отъ слова, отвѣтила измѣнившаяся въ лицѣ княгиня. Не правда-ли, mesdames? усмѣхнувшись, отнеслась она.
Дамы улыбнулись. Чижевск³й, Чириковъ и Кудрявцевъ поспѣшили преклонить головы въ знакъ своего безусловнаго соглас³я. Камилина вспыхнула.
- Что до меня, я бы была вполнѣ счастлива, если бъ моя дочь во всю свою жизнь сохранила этотъ взглядъ, княгиня, дрогнувшимъ голосомъ высказалась оскорбленная выходкою княгини Елизавета Михайловна.
- Что до меня, я бы и при такихъ даже услов³яхъ оставила за собою право судить по дѣйств³ямъ, вспыльчиво перебила княгиня.
Долинъ безпокойно посмотрѣлъ на жену. Дамы переглянулись.
- Тогда бы впали въ новую ошибку, княгиня! Дѣйств³е безъ мотива ничего не даетъ. Что можетъ быть выше благотворительности? Однако, развѣ мы рѣдко наблюдаемъ, что люди управляются въ ней тщеслав³емъ, снова и еще заносчивѣе кольнула Камилина. У княгини поблѣднѣли губы.
- Однако, не пора-ли закусить, господа? предложилъ Долинъ.
- О, еще бы, даже давно. Я не понимаю, что это Бояриновы, воспользовалась княгиня.
Въ саду, подъ открытыми окнами столовой, грянулъ оркестръ военной музыки.
- Вы позволите предложить вамъ руку, Ольга Владим³ровна? тихо отнесся Дорфъ.
Ольга Владим³ровна молча подала ему руку. Пары выдвинулись, смѣшались и потянулись одна за другою. Впереди всѣхъ шла княгиня съ барономъ Ридрихсомъ. Ни тѣни раздражен³я. Не спуская взгляда съ оживленныхъ, еще не утратившихъ блеска и жизни, черныхъ глазъ барона, она игриво весело выслушивала что-то, что почти на самое ухо нашептывалъ ей онъ.
- Мой-то, мой-то! увѣсисто опираясь на руку полковника Дедде, указала баронесса бровями на мужа.
- Я все время любовался имъ, баронесса. Да и нельзя не любоваться! Дожить до этихъ лѣтъ, вѣдь онъ старше меня, и все еще быть способнымъ къ увлечен³ю съ юношескимъ пыломъ. Впрочемъ, княгиня такъ хороша, такъ оживленна, что можетъ заставить улыбаться себѣ даже мертвеца.
- Даже и васъ? перебирая губами, озадачила его баронесса.
- Да развѣ я мертвецъ? обидѣлся полковникъ.
- Я нахожу, князь, что во всемъ этомъ виновата одна только М-elle Камилина. По моему, она просто забылась. Что она такое передъ княгинею? Дѣвчонка! презрительно передернувъ губами, вполголоса высказалась Плетнева.
- Но я не думаю, княгиня, чтобъ такъ думали даже въ Китаѣ, усмѣхнувшись, громко возразилъ Долинъ.
- По моему, это непочтительно, ужасно непочтительно, горячась, говорила въ слѣдующей парѣ Зизи Лисицына Чижевскому.
- Конечно, конечно! авторитетн