Иогель Михаил Константинович - Между вечностью и минутой

gn="justify">   - Ея нѣтъ въ домѣ. Она навѣрное проходила здѣсь?

   - Я могъ не замѣтить, Вѣра Павловна. Мнѣ такъ что-то стало хорошо послѣ грозы, такъ весело, такъ легко; и я совсѣмъ, совсѣмъ забылся!... Ахъ, какъ сладостно такъ забываться, Вѣра Павловна. Мнѣ въ так³я минуты кажется, что я перестаю жить или если и живу, то не здѣсь, нѣтъ, не здѣсь, а тамъ гдѣ-то, вдали, въ непонятной глубинѣ, тамъ, гдѣ такъ все радостно, привольно.....

   - Да гдѣ-же это тамъ? безотчетно улыбаясь его восторгу, тихо спросила Вѣра Павловна.

   - Тамъ.... и онъ затруднился.

   - Тамъ, гдѣ насъ нѣтъ и никогда не будетъ! оживленно перебила, неслышно настигнувшая ихъ Наташа и ея насмѣшливый взглядъ въ упоръ остановился на Васѣ.

   - Я, кажется, тысячу разъ уже просилъ тебя Наташа, не смѣяться такъ или, по крайней мѣрѣ, надъ тѣмъ, что дорого мнѣ. Это просто глупо! вспыливъ, запальчиво отозвался онъ.

   - И все-таки лучше и умнѣе, чѣмъ рисовать картины въ воздухѣ! холодно возразила она.

   - Вовсе нѣтъ! горячась все болѣе и болѣе, снова перебилъ Вася. Изъ того, что ты твердо знаешь, что дважды два - четыре, еще никакъ не слѣдуетъ, что ты можешь отрицать тo, чего сама не смыслишь.

   Наташа поблѣднѣла.

   - Вася! съ тономъ упрека сказала Вѣра Павловна.

   - Да, нѣтъ, Вѣра Павловна, вѣдь это жъ силъ нѣтъ! Скажите на милость, что ей до того, что я чувствую, во что вѣую?! Вѣдь я же никогда не вмѣшиваюсь въ ея дѣла, даже за послѣднее время почти не говорю cъ нею, и все-таки она не можетъ оставить меня въ покоѣ: то придирается, то смѣется.

   - Не говори нелѣпостей, и я не стану смѣяться, а пока ты городишь вздоръ; никто не можетъ отнять у меня право отдавать ему справедливость.

   - Да съ чего ты взяла, что все то вздоръ, что представляется тебѣ вздоромѣ? Что ты за авторитетъ?!

   - Если это не вздоръ, то объясни намъ гдѣ же это тамъ?... слегка дрогнувшимъ голосомъ возразила Наташа.

   - Тамъ, въ иномъ, лучшемъ м³рѣ.

   - А гдѣ же онъ, по твоему, помѣщается этотъ иной, лучш³й м³ръ? опять, усмѣхаясь, перебила она.

   - Въ природѣ, въ поэз³и, въ музыкѣ. Если мы его не видимъ, то непрерывно предощущаемъ во всемъ. Да и какъ бы иначе Гоголь, Пушкинъ, Лермонтовъ и друг³е подобные имѣвш³е высш³е таланты могли бы съ такою естественностью переносить насъ въ эти лучш³е м³ры, если бы сами не предощущали ихъ? А можно ли предощущать то, чего нѣтъ? Да и что такое самый талантъ, какъ не исключительная способность немногихъ понимать сердцемъ велик³я истины Природы, недоступныя сознан³ю массъ? и онъ былъ блѣденъ, его глаза сивѣли лихорадочнымъ блескомъ.

   - Браво, браво, Вася! горячо отозвалась Вѣра Павловна. Наташа не отвѣтила. Ея брови сошлись, по лицу опять скользнули тѣни.

   - Да, скажите-жъ, Наташа, наконецъ, что дѣладтся съ вами? То вы такая грустная, что на васъ больно омотрѣть, то безъ причины раздраженная, какъ теперь? Вѣдь я глубоко, увѣрена, что вы сами вѣруете въ то, противъ чего только что возрожали.

   - Скучно! едва слышно отвѣтила она и, слегка вспыхнувъ, вздохнула, поникла.

   - Вотъ чего никогда не пойму! По моему, скучать могутъ только люди пустые, люди, лишенныя своихъ самобытныхъ радостей и, интересовъ. Скажите, видали ль вы, чтобы я когда нибудь скучала? Мнѣ можетъ минутно стать тяжело, грустно; но я займусь музыкой, стану читать и забудусь, и опять мнѣ и легко, и весело.

   - Вотъ ужъ этого я, въ свою очередь никогда не понимала и не пойму. Какъ это, хотя бы книга можеть замѣнить жизнь?

   - Да потому, что вы никогда не углублялись. Для васъ книга или средство къ усыплен³ю, или забава въ праздности.... Для меня же она - все. Я не вѣрю никому и ничему, а книгѣ вѣрю. Она, по крайней мѣрѣ, никогда не обманетъ меня. Любовь и дружба изо дня въ день измѣняютъ человѣку. Только, книга не измѣняетъ ему никогда, только она вѣрный, всегда преданный ему другъ. Душа книги - идея, ея улыбка - радость олицетворяемыхъ, ея слеза - ихъ страдан³я, ихъ утраты. Волнуетъ ли меня туманная мысль, гнететъ ли тоска, рвется ли сердце мое любить, любить и наслаждаться - я обращаюсь къ книгѣ. Въ ея радостяхъ топлю я горе свое, въ ея мысляхъ зачастую нахожу отвѣтъ волнующимъ меня вопросамъ, въ ея страдан³яхъ, какъ бы второй разъ переживая собс³венныя, я вновь страдаю и, страдая, наслаждаюсь, и Вѣра Павловна поникла, задумалась.

   Прошло добрыхъ минуть пять. Никто, никто не нарушалъ тишины, какъ будто все еще, въ ней, въ этой тишинѣ журчалъ голосъ Вѣры Павловны, какъ будто все еще неслись, и стройно и плавно ея образныя свѣтлыя мысли, мысли какой-то далекой, непостижимой, и гнетущей, и сладостной тоски.

   - Да вѣдь это условно, Вѣра Павловна! Какая книга? Я же читала много, читала и одна, и подъ вашимъ руководствомъ и скольно книгъ возбуждали во мнѣ зѣвоту. И потомъ, всякая книга, хотя бы и самая интересная, увлекаетъ только пока ее читаешь, а иногда, въ концѣ концовъ, скорѣе раздражаетъ, чѣмъ отвѣчаетъ желан³ямъ. Сколько же разъ хотѣлось мнѣ перенестись изъ окружающей меня узкой, неприглядной обстановки въ эти широк³я сферы какого-то инаго, волшебнаго м³ра. И что же? Бабушка сегодняшняя, какъ бабушка вчерашняя, все вяжетъ чулокъ, растираеть табакъ и, тутъ же, чиститъ малину; тетя Наташа по прежнему вздыхаетъ по Жужу; а я, все тою же Наташею Загорскою, все также рвусь, рвусь куда-то, гдѣ и широко, и свѣтло, и привольно. Гдѣ это, гдѣ и когда? И какъ тяжело тогда. Тысячу разъ тяжелѣе, чѣмъ было прежде. Такъ зачѣмъ же возбуждать, усваивать въ себѣ эти стремлен³я, эту жажду жизни, жизни полной смѣнъ и волнен³й?... Зачѣмъ? Нѣтъ, право, лучше заснуть, чѣмъ житъ тамъ... Зачѣмъ говорить, когда некому слушать?- тихо добавила Наташа. Все шире, и шире раскрывалъ на нее Вася глаза. Что-то родное, близкое сердцу его, дрожало и въ этомъ будто замкнутомъ, до такой степени сдержанномъ, совсѣмъ грудномъ голосѣ, и въ этихъ сжатыхъ мысляхъ, и въ этомъ безсознательномъ стремлен³и къ чему-то, болѣе широкому, болѣе оживленному и кипучему чѣмъ все то, что окружало и окружаетъ.

   - Вы ли говорите это, Наташа?! Что сталось съ вами? Какъ будто все живое, все игривое, все что ваше, вымерло въ васъ.... И это въ 18 лѣтъ. Въ 18 лѣтъ, когда жизнь загадочна для васъ, какъ сказка. Да и давно ли, возвращаясь съ бала, изъ оперы или театра, вы, въ вашемъ восторгѣ, не давали мнѣ спать до пяти и до шести часовъ утра?... Не влюблены ли вы, Наташа?

   - Я? Въ кого? Въ Жужу? и она тихо усмѣхнулась.

   - Такъ чего-же вы? Вѣдь должна же быть какая-нибудь причина столь рѣзкой перемѣны въ васъ. Вѣдь это ненормально, неестественно, такое состоян³е.

   - Ничего ненормальнаго, Вѣра Павловна. Я все таже, право таже. Такъ только чего-то скучно, чего-то хочется.... А чего, и сама не знаю.

   - Вы даже не играете ничего за послѣдн³е дни.

   - Нѣтъ, я вчера играла.

   - Когда?

   - Когда вы ушли. Когда я играю, я чувствую, а чувствовать я люблю одна, совсѣмъ одна. Достаточно мнѣ заподозрить, что кто-нибудь слышитъ меня и какая-то тяжестъ падаетъ мнѣ на пальцы. Нѣтъ тогда ни бѣглости въ рукахъ, ни увлечен³я въ исполнен³и.

   Вѣра Павловна задумалась.

   - Съ завтрашняго дня тебѣ веселѣе будетъ, Наташа. Цѣлая толпа пр³ѣдетъ, сказалъ Вася.

   - Да, и то правда, я совсѣмъ забыла! Мясоѣдовъ, Долинъ.... "Долинъ" особенно означила, будто подчеркнула Вѣра Павловна и внимательно посмотрѣла на Наташу.

   - Коваленко, добавила Наташа и опять усмѣхнулась.

   Разговоръ порвался. И на Вѣру Павловну, и на Васю глубоко повл³яла эта вторая усмѣшка Наташи. Въ ней сказалось что-то болѣзненное, нетерп³ливое. Вѣра Павловна глубоко задумалась. Вася, забывъ ея смѣхъ надъ нимъ, напраснао пытался проникнуть въ настоящу³ю причину ея настроен³я и чѣмъ больше сбивался въ опредѣден³и этой причины, тѣмъ глубже страдалъ сознан³емъ своего безсил³я въ этой ея борьбѣ съ столь непонятною ему и, повидимому) совершенно безотчетною тоскою. Они, не проронивъ ни слова, непримѣтно дошли до выходной изъ сада въ аллею, калитки.- На деревнѣ отчетливо ззякалъ почтовый бубенчикъ.... все ближе и ближе.

   - Слышишь, Вася? Кто бы это? и быстро поднявъ голову, Наташа пр³остановилась. Долинъ? Не можетъ быть! Онъ обѣщалъ завтра! и, опередивъ Васю и Вѣру Павловну, она торопливо вышла на площадку передъ садомъ.

   - Да, становой, вѣрно! отозвался Вася, спѣша за нею.

   - О, нѣтъ! Слышишь? Переѣхали черезъ мостикъ! и, ускоривъ шаги, она зорко всматривалась въ глубину аллеи. Пара почтовыхъ, бричка! Кто-то въ бѣлой, съ краснымъ околышемъ, фуражкѣ!

   - Коваленко, должно быть! вслухъ сообразила Вѣра Павловна.

   - Боже мой! Да вѣдь это Николай! Вотъ милый, вотъ умникъ! радостно воскликнула Наташа - и, вспыхнувъ живымъ, густымъ румянцемъ, бѣгомъ пустилась къ нему на встрѣчу. Вася уже летѣлъ впереди ея. Вѣра Павловна едва поспѣвала за ними.

   - Стой! громко крикнулъ Загорск³й и, совсѣмъ перегнувъ ямщика за кушакъ въ бричку, почти на полномъ ходу, соскочилъ съ нея.

   - Можно ль, сумашедш³й! и, крѣпко сжавъ ему руку, Наташа обняла его, поцѣловала. Надолго къ намъ?

   - Недѣли на двѣ! Вася, милый!... Вѣра Павловна! и, крѣпко сжавъ ея руку, Загорск³й радостно заглянулъ ей въ глаза.

   - Вотъ не ждали, право! Это очень мило съ вашей стороны. И какъ это вамъ удалось вырваться оггуда?

   - Чего человѣкъ захочетъ, то всегда сможетъ! весело отвѣтилъ онъ, съ какимъ-то особеннымъ значен³емъ въ голосѣ, все еще не отводя глазъ отъ лица слегка вспыхнувшей Вѣры Павловны.

   - Васъ, кажется, можно поздравить?

   - Да, merci! и Загорск³й съ видимымъ удовольств³емъ покосился на свою первую, на погонахъ, звѣздочку.

   - Ну, давай руку, пойдемъ! А то, я думаю, ты совсѣмъ обезсилелъ отъ голода! весело перебила Наташа.

   - О, нѣтъ! Я, отправляясь, плотно закусилъ, и дороги рѣшительно не замѣтилъ. Все думалъ о васъ, о встрѣчѣ....

   Наташа, улыбнувшись, выразительно посмотрѣла на Вѣру Павловну. Вѣра Павловна скрыла взглядъ. Загорск³й, вспыхнувѣ, смѣшался.

   - Чудной! прошептала Наташа и, плотно опершись на его руку, повлекла его за собою.

   - А, знаешь, кто еще пр³ѣдетъ очень скоро?

   - Кто? вспыхнувъ, оживленно перебила Наташа, и рука ея отчетливо дрогнула на его рукѣ.

   - Баронъ!

   - Это зачѣмъ? И ея брови сошлись, по, лицу опять скользнула рельефная тѣнь.

   - Ну, тебѣ бы скорѣе спросить объ этомъ себя, чѣмъ меня! громко разсмѣявшись, отозвался Загорск³й.

   Наташа поблѣднѣла и, слегка отстранившись, холоднымъ взглядомъ смѣрила его съ головы до ногъ.

   - Ты разсердилась, Наташа?

   - Нѣтъ, но я бы просила тебя избавить меня отъ подобныхъ шутокъ. У барона слишкомъ пылкое воображен³е и ея голосъ примѣтно дроргнулъ.

   Загорск³й смутился. Вѣра Павловна нахмурилась.

   Вася тревожно слѣдилъ за малѣйшею перемѣною въ лицѣ Наташи. Въ концѣ аллеи уже виднѣлся двѣнадцати-оконный, Щебринск³й великанъ.

  

  

   Въ Щебринкѣ, обыкновенно, сидѣли до 10 и 11 часовъ, до въ этотъ день до часу ночи слышался въ гостинной веселый оживленный говоръ. Загорск³й разсказывалъ о первыхъ впечатлѣн³яхъ своего производства, о Петербургской жизни вообще, о своихъ новыхъ знакомыхъ. Онъ говорилъ съ увлечен³емъ и съ каждымъ новымъ его разсказомъ, все глубже и глубже, разгоралось въ Наташѣ, желан³е проникнуть наконецъ въ этотъ новый м³ръ, м³ръ волнен³й, м³ръ борьбы, м³ръ интригъ, м³ръ все новыхъ и новыхъ ощущен³й. И когда же, когда же?... нетерпѣливо думалось ей.

   Часу во второмъ, войдя въ свою общую спальню, Вася и Загорск³й, быстро раздѣвшись, улеглись и, весело болтая, казалось, готовились проговорить до солнечнаго восхода.

   Загорскому такъ улыбалась широкая, блестящая жизнь конногвардейца. Вася, напротивѣ, доказывалъ ему, что только жизнь развитой мысли, только жизнь умственнаго труда можетъ дать и будущее, и счастье.

   - Что мундиръ, что блескъ? горячо говорилъ онъ. Все это можетъ доставить мнѣ удовольств³е, ну, на годъ, на два, а потомъ надоѣстъ, прискучитъ. Все одно и одно. А мысль? Когда-же она все одна и та же!? Вѣдь она вѣчно растетъ, развивается, ширѣетъ и все новые, и новые м³ры открываетъ человѣку! О, что до меня, я, да ни за что на свѣтѣ, не промѣняю своего на твое.

   - Ну, пусть! Пусть твое хорошо по твоему, а мое по моему, досадливо перебилъ Загорск³й. Кто тамъ?! окликнулъ онъ, заслышавъ легк³й ударъ въ дверь.

   - Можно? раздался за дверью едва слышный голосъ Наташи.

   Вася вспыхнулъ.

   - Да мы ужъ легли, Наташа! смущенно отозвался Загорск³й.

   - Велика важность! Мнѣ на минутку! И, не входя въ дальнѣйш³е разговоры и разсужден³я, она вошла, плотно закрыла дверь за собою. Сконфуженный Вася невольно съежился и, спрятавъ даже руки подъ одѣяло, плотно окуталъ имъ горло.

   - Видишь ли, Николай, я забыла совсѣмъ спросить тебя, когда именно пр³ѣдетъ баронъ?

   - Я думаю, дня черезъ два, три. Мы хотѣли вмѣстѣ, но его что-то задержало.

   - И это навѣрное?

   - Да, навѣрное.

   - Что ему вздумалось?! Что же изъ того, что его звала бабушка; но развѣ я звала его?!

   - Да, но.... протянулъ Загорск³й.

   - Что, но? горячо перебила она. Развѣ онъ тебѣ что-нибудь говорилъ, намекалъ?

   - Нѣтъ, ничего, ровно ничего! Даю тебѣ слово, что ничего, Наташа!

   Теперь она задумалась и, скрестивъ руки на груди, нѣсколько разъ прошла по комнатѣ. Вася безотчетно, тревожно слѣдилъ за нею; но, по выражен³ю лица, трудно было угадать ея мысль.

   - Какъ это безтактно! Впрочемъ, nous verrons! И по лицу ея скользнула чуть примѣтная, насмѣшливая улыбка.

   - Прощайте, дѣти! Ахъ, да!... и, возвратившись уже отъ двери, она остановилась какъ разъ между Загорскимъ и Васей. Совсѣмъ забыла! Я принесла вамъ маленьк³й, маленьк³й подарокъ.... Только не знаю, кому отдать! Онъ одинъ, а васъ двое и, лукаво прищуривъ лѣвый глазъ на Васю, она улыбнулась Загорскому.

   - Мнѣ, мнѣ, Наташа! уже волнуясь, нетерпѣливо перебилъ Вася.

   - И, что ты? Да, неужели? и ея ало-нѣжныя губы слегка вздрогнули, и Вася теперь понялъ, что подарокъ въ поцѣлуѣ. Онъ уже горѣлъ; онъ, взглядомъ молилъ ее отдать ему этотъ рѣдк³й, дорогой подарокъ.

   - Ужъ такъ и быть! Она подошла, склонилась. Вотъ, вотъ сейчасъ.... Надъ нимъ ужъ вѣяло ея горячее дыхан³е; но она откинулась, разсмѣялась такимъ пр³ятнымъ, журчащимъ смѣхомъ. Вася инстинктивно схватилъ ее за руку. Онъ былъ внѣ себя, онъ горѣлъ, какъ въ огнѣ.

   - Вася! и, опять склонившись, она поцѣловала и, быстро повернувшись, вышла изъ комнаты.

   - Чудной! Чудной, о не я, а она чудная! проводивъ ее глазами до двери, вслухъ сообразилъ Загорск³й.

   Вася не отвѣтилъ, да онъ и не слышалъ. Радостный, счастливый, онъ все еще видѣлъ ее, оживленную улыбкой, ласковымъ взглядомъ, все еще чувствовалъ на своемъ лицѣ ея горячее дыхан³е, и долго, долго въ эту ночь все млѣлъ и млѣлъ на его губахъ ея, сладостно-томивш³йся въ немъ, поцѣлуй.

  

  

   Въ глубинѣ сосновой рощи, что, вплотную прилегала къ легкому бревенчатому мостику тѣнистой березовой аллеи усадьбы Щебринскихъ, кто-то громко щелкалъ орѣхи.... Отъ этого-то мостика между сосенъ, какъ разъ по срединѣ рощи, все въ гору и въ гору шла изрѣзанная и впрямь, и вкось рельефно выдающимия корнями широкая, торная дорожка.... За нею, за самою верхнею ея точкою, все громче и грог³че щелкалъ невидимый забавникъ. Что-то фыркало, что-то тамъ, вдали, туманилось, клубилось.... Ужъ не плясалъ ли то, подщелкивая, надъ красавицей сосной подсмѣиваясь, шалунъ - затѣйникъ?! Все ближе и ближе, все отчетливѣе, все яснѣе.... Нѣтъ.... То не самодуръ лѣсной!... Не онъ, подсмѣиваясь, плясалъ, не онъ, подплясывая, щелкалъ.... То тройка темнo-сѣрая, вся въ яблокахъ, молодая, горячая.... То она фыркала, то подъ ея ногами клубилась пыль; подъ ея копытами трещали, щелкали сучья сух³е, сосновые.... Какъ струны, натянутыя, крѣнн³я, темно-син³я, шерстяныя вожжи.... Фыркаетъ, рвется коренникъ, въ дугу изогнулись пристяжныя.... закусили удила, клубится пѣна....

   - Да сдержи-же, Максимъ, раздражительно крикнулъ изъ глубины покойной дорожной коляски князь Долинъ. Онъ былъ болѣзненно блѣденъ. Красный околышъ фуражки еще рѣзче оттѣнялъ его черные волосы. Черное, легкое пальто на немъ; темный, запыленный пледъ на ногахъ... подлѣ - пара костылей.... - и тамъ того гляди вожжи лопнутъ, ваше с³ятельство! не измѣняя положен³я, отозвался точно пришитый къ козламъ коренастый, широкоплеч³й Максимъ, въ темно-синемъ армякѣ и ярко-красномъ кушакѣ.

   - Да, въ гору-то.

   - Нѣтъ ужъ въ гору-то возьмутъ, ваше с³ятельство, а вотъ съ горы - такъ не извольте безпокоиться.... спущу легонько.

   - Да вы бы оперлись мнѣ на руку, князь, если васъ такъ безпокоитъ качка, - обратился къ нему изъ противоположнаго угла коляски маленьк³й, смуглый, сухощавый генералъ въ бѣломъ кителѣ безъ погонъ и бѣлой съ краснымѣ околышемъ фуражкѣ.

   - Нѣтъ, генералъ.... меня она вовсе не тревожитъ, вспыхнувъ, сухо отозвался князь.

   Князь раздражался всегда малѣйшимъ даже намекомъ на его физическ³й недостатокъ.

   - Я боюсь за рессоры.... Вѣдь здѣсь негдѣ поправить.

   - А, вслухъ понялъ генералъ и, зажмуривъ свои маленьк³е, бойк³е, кар³е глазки, сосредоточенно потянулѣ изъ тонкой, длинной папироски съ надписью: "Лафермъ".

   Князь, видимо, былъ доволенъ, что его оставили въ покоѣ.

   Онъ осторожно освободилъ правую руюу, оперся ея локтемѣ о борть откинутаго верха коляски и, слегка выдвинувшись, сталъ внимательно слѣдить за правой пристяжной. Видно нравилось ему, какъ, заигрывая сама съ собой, перебирала она своими тонкими, точеными ножками, точно танцуя на вожжѣ.... Вотъ ужъ и подъемъ.... Вдругъ фыркнула, фыркнула еще разъ, обдала князя пѣной, совсѣмъ, совсѣмъ на него обратила свои раздувающ³яся красныя ноздри и вся, вся собравшись, даже прыгнула въ постромкахъ, такъ горячо, такъ страстно подняла она коляску.... Лицо князя оживилось яркимъ румянцемъ.... Мигъ, другой, трет³й и съ вершины вихремъ взятой горы открылся и мостикъ, и березовая аллея, и вправо отъ нея, въ густой зелени, мелькающая, красная крыша усадебнаго дома Марьи Кондратьевны Щебринской.

   - Генералъ, вдругъ и живо сказалъ князь, видали вы когда-нибудь, что-нибудь красивѣе моего Орлика?! Сколько жизни, сколько страсти въ немъ?!..

   - Который же Орликъ?

   - Правый.

   - А.... правый.... Ну отсюда его не видно.

   - Да вы привстаньте.

   - Чего-жъ мнѣ двигаться.... Что тутъ такого особо-интереснаго?... раззудилъ генералъ, осторожно опуская уже приподнятое pince-nez. Князь поморщился, сдвинулъ брови.

   - Я всегда батюшка, всю мою жизнь.... Bcе отъ разума и во разуму... Ну чего я буду вставать, безпокоиться, еще пошатнусь, толкну васъ.... Вотъ пр³ѣду и увижу, все равно увижу.... Во всѣхъ статьяхъ разсмотрю. А теперь не изъ-за чего.... Не слѣдуетъ.... О!... и генералъ, опять зажмурившись, собравъ все лице въ одну общую складку изъ безчисленнаго множества мелихъ складокъ, ударилъ указательнымъ пальцемъ по лбу и, быстро поднявъ его вверхъ, сильно потрясъ имъ въ воздухѣ....

   - Никогда, никогда и ни чѣмъ.... Всю мою жизнь ни разу.... Ни е-д-и-н-а-г-о р-а-з-у.... дѣлая на каждой буквѣ особое ударен³е говорилъ и слушалъ самъ себя генералъ, то жмурясь, то раскрывая на князя во всю возможную ширь свои маленьк³е, суетливые глазки.

   - Увлеченье.... Увлеченье - бабье дѣло!... Никогда не зналъ и не знаю, что такое сердце! - страдать, скорбѣть, сожалѣть.... Никогда не страдалъ, не скорбѣлъ и не сожалѣлъ. Вотъ, положимъ.... Я васъ, князь, знаю, знаю давно.... Уважаю.... И вдругъ, вы умрете.... Ну и добрый вамъ часъ.... Чего же я-то буду сострадать!... Нечего и не о чемъ.... По разуму сдѣлаю все, все сдѣлаю, что надлежитъ.... Всѣмъ распоряжусь побучше инаго сострадающаго.... Но по разуму.... такъ всегда.... А no сердцу - ничего!

   - И ни разу, ни единаго разу въ жизни вы не были увлечены, генералъ?

   - Нѣтъ.... привыкать привыкалъ, но и то не надолго.... Мнѣ все, всегда скоро надоѣдало.... Я самъ не понимаю, - отчего?.. Но такъ, такъ есть.... Можетъ статься, что былъ всегда одинокъ.... какъ перстъ.... О!... и генералъ, на этотъ разъ облизнувшись, какъ будто только что проглотилъ что-то сладкое, поднялъ въ воздухъ указательный палецъ.

   - Да, вы счастдивѣйш³й изъ смертныхъ въ такомъ случаѣ, генералъ.

   - Мнѣ всегда было весело, и теперь не скучаю.... Да я некогда было скучать.... Служилъ, служилъ всю жизнь.... Дѣлалъ все, все для кого могъ по разуму, по долгу.... Соображу.... Надо помочь, могу, помогаю, не могу, не мое, значитъ, дѣло.... Вотъ и все.... Теперь кончилъ.... Пусть дѣлаютъ друг³е.... А тамъ.... Умру! и генералъ замолкъ, покачалъ головлй, сощурился, какъ будто что-то не совсѣмъ пр³ятное скользнуло у него вотъ тутъ, подъ самыми глазами, и, громко крякнувъ, опять повернулся къ князю обоими плечами. Что, напримѣръ, стану думать.... когда умру, зачѣмъ умру?... Глупо!!.. Буду - не буду думать, все умру. А по разуму.... Не долженъ бы былъ умереть, медленно добавилъ онъ. Теперь князь видимо забылъ и свою обиду, и самаго Орлика. Странное впечатлѣн³е производилъ на него генералъ своими сжатыми, отрывистыми мыслями, въ ихъ рѣзкой, даже грубой формѣ.... Онъ какъ будто уничтожалъ его прошлое и ничего, ровно ничего не хотѣлъ ему дать въ будущемъ, и все грустью дышало въ князѣ: и продолговатое, по складу, теперь опять блѣдное лицо, и сосредоточенный, будто-бы страдающ³й самъ въ себѣ, взглядъ большихъ черныхъ глазъ и самая, слегка согбенная въ плечахъ, широкая фигура....

   - Вы, кажется, не обратили вниман³я, князь, какой прелестный видъ съ этой горы на усадьбу? - крикнулъ Мясоѣдовъ, въ каррьеръ нагоняя коляску.

   - Какъ на усадьбу?... Развѣ мы уже пр³ѣхали?...

   - Такъ-таки совсѣмъ. Вотъ этотъ мостикъ, видите. А за вотъ уже аллея къ дому.... Вотъ что-то мелькаетъ.... Вонъ выскочилъ Вася... Онъ спускается къ намъ по аллеѣ, скороговоркой сообщилъ онъ.

   Князь сбросилъ пледъ, выпрямился, и опять лицо его оживилось чуть-чуть примѣтнымъ румянцемъ.

   Максимъ подобралъ пристяжныхъ.... Даже генералъ надѣлъ pince-nez.

   - Вижу, вижу.... Вонъ и лукавая дѣва.

   - Кто это? улыбнувшись, перебилъ князь.

   - А Наталья Алексѣевна.

   - Будто лукавая?

   - У.... Да еще какая!... Свирѣпая, совсѣмъ свирѣпая.

   Князь тихо разсмѣялся.

   - Пошелъ!

   Опять изогнулись пристяжныя, опять разгорячились, опять ноздрями почуяли землю.... Какъ не бывало мостика.... Князь не сводилъ главъ съ аллеи.... Впереди всѣхъ шла Загорская. Вотъ она улыбнулась, чуть-чуть склонила головку....

   - Стой! крикнулъ князь.

   Шатнулись и, какъ вкопанные, замерли послушные, на этотъ разъ, кони въ двухъ, трехъ шагахъ отъ нея.

   - Ахъ, какая прелесть!... Что за красавцы!... Одинъ къ одному.... Цвѣтъ въ цвѣтъ, глазъ въ глазъ, восторгалась Загорская, протягивая руку князю.

   - Здравствуйте, князь.... Ну, вотъ, merci, что не забыли насъ въ монастырской обители нашей.

   Князь, не выходя изъ коляски, лишь только слегка приподнявшись и опершись всѣмъ станомъ на правую ногу, крѣпко стиснулъ маленькую ручку Наташи....

   - О!!... А наше услов³е, князь!... Вѣдь опять разсержусь.

   - Ну, виноватъ, въ послѣдн³й разъ, право въ послѣдн³й, оправдывался князь, полушутя, полусерьезно.

   - Здравствуйте, Петръ Игнатьевичъ.

   - Здравствуйте, лукавая, здравствуйте, и, протянувъ руку, генералъ облизнулся.

   - А вотъ и не дамъ.

   - Здравствуйте, Наталья Алексѣевна, громко сказалъ Мясоѣдовъ.

   - Ахъ, постойте, не мѣшайте! Еще успѣемъ! Дайте покончить съ генераломъ....

   - Позвольте, свирѣпый же вы генералѣ, когда я вамъ дала право называть меня лукавой? и ея полуоткрытыя, бѣдовыя губки не то серьезно досадовали на генерала, не то смѣялись надъ нимъ. Слегка отступивъ, скрестивъ руки на груди, запрокинувъ голову, измѣряла она его вызывающимъ, заигрывающимъ взглядомъ.

   - Тогда, какъ вы думали еще только родиться.... О! нашелся генералъ и, описавъ въ воздухѣ полукругъ, опять пустилъ стрѣлою вверхъ указательный палецъ.

   - Браво, браво, генералъ, смѣясь подхватилъ князь. Смѣялись и Мясоѣдовъ, и Вася....

   - Несносный.... Ну, нате, и Наташа протянула Петру Игнатьевичу свой тоненьк³й, розовый мизинецъ.

   - Это что такое?... Князь?... Ну, не лукавая-ли.... а?... Въ мою-то лапу вдругъ такой субѣктъ?!

   Опять смѣхъ.

   - Ну, на-те, и приподнявъ руку въ воздухъ, она сразу пустила ее въ полуоткрытую ладонь давно выжидавшей широкой руки генерала.

   Генералъ крѣпко схватилъ воздухъ.... Князь весело разсмѣялся.

   - Ахъ, какая вы шалунья, Наташа, сквозь смѣхъ, замѣтила Вѣра Павловна.

   - Ну, не лукавая-ли?! стукнувъ себя опять указательнымъ пальцемъ по лбу, какъ бы самъ съ собой на этотъ разъ разсудилъ генералъ.

   - Наталья Алексѣевна, вы обо мнѣ такъ и забыли, напомнилъ Мясоѣдовъ.

   - Да, помилуйте? съ этимъ свирѣпымъ генераломъ всѣ на свѣтѣ забудешь, протягивая ему руку, отшутиласъ Наташа.

   - Ну, какъ же, господа, пѣшкомъ.

   - Если вы пѣшкомъ, такъ я верхомъ, а если вы верхомъ, такъ я пѣшкомъ.... Съ вами не хочу, упорно качая головой на случай возражен³я, объявилъ генералъ.

   - А вы, князь?

   - Нѣтъ ужъ, извините, я доѣду.

   - Такъ и я съ вами, быстро обходя коляску, объявила Наташа. Князь протянулъ руку, Наташа оперлась, вошла.

   - Куда, куда лукавая? спохватился генералъ.

   Коляска неслась уже въ гору. Мясоѣдовъ пришпорилъ и пустилъ въ варрьеръ;

   Коретникъ буквально стелился. Пристяжныя на всемъ лету взрывали копытами землю.... Князь забылъ и реесоры, и Орлика, и даже себя самого: онъ весь былъ въ Наташѣ. Да и кто бы на его мѣстѣ не залюбовался ею въ эти минуты?!.. Сколько разъ видалъ онъ ее и за чайнымъ столомъ, и за фортепьяно, и среди оживленной бесѣды, и въ мазуркѣ на балу, но никогда еще, никогда не была она такъ оживлена, какъ теперь.... Вихремъ свистѣлъ воздухъ.... Изъ мига въ мигъ, и съ ногъ до головы, обдавало ихъ комами разсыпчатой, полусырой земли.

   - Ахъ, какъ кидаетъ! ужаснулся князь.

   - Пусть, пусть, это такъ пр³ятно!... Я бы согласилась, чтобъ всю жизнь на меня кидало, лишь бы такъ всегда нестись и нестись, порывисто, безумно, все впередъ и впередъ!... нимъ завидую, право, завидую.

   - Чему, лошадямъ?

   - Да.... Посмотрите, посмотрите, какъ онѣ волнуются, рвутся, будто клубятся по землѣ.... Сила-то, ширь-то какая.... Все имъ тѣсно, все имъ мало, и Наташа такъ горѣла отъ удовольств³я, такъ играла, такъ рдѣлась кровь и въ лицѣ, и въ устахъ, и подъ нѣжною прозрачною кожею цвѣта блѣдной розы рукъ.... Князь потупился.... "Орликъ и Орлица", мелькнуло ему, и онъ улыбнулся.

   - Вотъ, ужъ и ворота.

   - Какъ скоро!... Точно одна минута, тихо пожаловалась она.

   - Да вѣдь, это же близко.

   - Больше полверсты.

   Максимъ накрутилъ вожи разъ, накрутилъ два, натянулъ, откинулся.... Лошади, опять, какъ вкопанныя, замерли теперь уже у самаго подъѣзда....

   - Merci, князь, и, быстро приподнявъ рѣсницы, она, такъ долго, хорошо посмотрѣла на него, такъ продолжительно, крѣпко, насколько могла, стиснула теперь своею маленькою, горячею рукою его широкую ладовъ.... Зарумянилась рука, напряглись въ ней жилки....

   Князь вспыхнулъ, смѣшался...

   - Ахъ, помилуйте, Наталья Алексѣевна.... Эти мнѣ, а не вамъ, мнѣ благодарить васъ, и не окончивъ, какъ бы самъ не сознавая отчетливо и ясно, за что это именно долженъ онъ былъ благодарить ее, покраснѣлъ еще сильнѣе....

   Теперь, не поднимая глазъ на князя, тихо, будто сама въ себя, разсмѣялась Наташа. Если ты не понимаешь, такъ я понимаю, если ты еще не догадался, то я уже знаю и за что, и почему! - разсмѣялась, вспыхнула и, какъ бы сама смутившись своего же смѣха, мигомъ спорхнувъ со ступеньки коляски, по торной дорожкѣ бѣгомъ пустилась къ кухнѣ, что чуть-чуть виднѣлась изъ-за густой зелени пушистой, рослой акац³и.

   - Ну, не буду я Наташею Загорскою, если не отомщу вамъ, князь, пр³остановившись въ полуоборота, крикнула она.

   - За что и чѣмъ? улыбнувшись, отозвался Долинъ.

   - Не отпускайте лошадей, уклонилась Наташа. Все дальше и дальше мелькало ея бѣлое платье.... Вотъ уже у акац³и, а вотъ и совсѣмъ скрылась за густою зеленью.- И зачѣмъ, зачѣмъ это онъ, точно живая тѣнь своего свободнаго, еще столь недалекаго прошлаго, долженъ былъ теперь остаться, какъ пригвожденный, одинъ, совсѣмъ одинъ, въ этой несносной коляскѣ.... А вѣдь, могло-бы быть!... Могло бы.... Если-бъ.... и тогда, радостный счастливый, побѣжалъ бы онъ съ нею, рядомъ, побѣжалъ бы по этой тропѣ рука объ руку, плечо о плечо.... - Князь даже улыбнулся, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ уже бѣжалъ съ Наташей.- Но вотъ онъ покосился, взглянулъ на костыли.... Слетѣла улыбка, сдвинулись, нависли брови.... Онъ спѣшно, нервно взялъ костыли лѣвою рукою.... Опустилъ правый на землю, оперся, сталъ на подножку правою ногою, опустилъ лѣвый, и, тяжело склонившись на него всѣмъ станомъ, вздохнулъ, выпрямился.... и такъ крѣпно стиснулъ зубы.... Мучила ли его физическая боль, или страдалъ нравственно, страдалъ глубоко, живо, страдалъ отъ одной мысли, что вотъ онъ и красивъ, и уменъ, и съ положен³емъ, а все жъ таки всяк³й ид³отъ, всякая посредственность имѣетъ несравненно больше правъ на жизнь, на счаст³е, чѣмъ онъ, полный энерг³и и силъ, въ его 26 лѣтъ, столь недавняя краса гостинныхъ, - князь Александръ Долинъ.... Да онъ ли, онъ ли кто въ самомъ дѣлѣ? Долинъ ли онъ?... Князь ли? Александромъ ли его зовутъ?... Князь вздохнулъ, вышелъ на тропу.... У самой зелени, съ той стороны, опять мелькнуло бѣлое платье....

   - Виновата, князь.... Такъ долго.... Порѣзала себѣ палецъ.

   - И глубоко? встревожился онъ.

   - Нѣтъ, такъ, этакъ порядочно.... и осторожно отдѣливъ перевязанный палецъ, Наташа едва сдержала три огромныя краюхи хлѣба....

   - Да позвольте я понесу.

   - Вы? какъ бы не довѣряя, переспросила Наташа.

   - Ну, да, я.... Что жъ васъ въ этомъ удивляетъ?

   - Удивляетъ. Ничего!... Но я вамъ не вѣрю.

   - Отчего?

   - Вы непремѣнно подробуете.... Онъ такой вкусный, кисло-сладк³й, мягк³й.... Только сегодня испеченъ.... Я отрѣзала первые куски.

   - Ну, такъ что жъ, что я попробую?,

   - Какъ!... Вѣдь я же сказала, что отомщу... Вы не хотѣли принять моей благодарности, а я вамъ за то не дамъ хлѣба.... Коротко и ясно.

   Князь засмѣялся....

   - Нѣтъ, дайте, ну дайте хоть немного, Наталья Алексѣевна.

   - А какой вкусный.... а! - и, чуть-чуть прищелкнувъ, она даже подмигнула князю на краюхи.

   "Вотъ и вкусный, да не вашъ, а мой, понялъ онъ". И странно.... Даже за обѣдомъ никогда не ѣлъ чернаго хлѣба, а теперь ему серьезно, упрямо, нервно хотѣлось попробовать этого хлѣба, почему-то показавшагося особо-вкуснымъ хлѣбомъ....

   - Наталья Алексѣевна!

   - Что?

   - Ну, дайте, пожалуйста, - и въ голосѣ Долина такъ и слышалось кто недосказанное и въ то же время внятное:- "милая Наталья Алексѣевна".

   - Не дамъ.

   - Ну, хоть нѣсколько крошекъ, умолялъ онъ.

   - А ни-ни!

   - Ну, хорошо, Наталья Алексѣевна, и на моей улицѣ будетъ праздникъ.... Вамъ захочется кататься, а я вамъ не дамъ лошадей.

   - Ну, тогда вы сами себя накажете.

   Князь раземѣялся.

   Орликъ, почуя хлѣбъ, раздулъ ноздри, потянулъ, заржалъ.... Заржали и сосѣди.

   - Имъ хочется хлѣба не меньше вашего, князь... Ну, что за прелесть, этотъ крайн³й.... Онъ краснвѣй ихъ обоихъ.... Посмотрите.... Глазъ-то, глазъ, такъ и горитъ на меня, точно ваши на краюхи.... Черный, черный..... Кругомъ сине.... А жилки-то, жилки... Точно кровью тканныя, вслухъ любовалась она.

   - Ну, кушай, красавецъ, кушай.

   Орликъ отвѣсилъ нижнюю губу, потянулъ верхнюю, зажевалъ.... Мелкими кусками падали отдѣльныя части на ладонь Наташи.... Потянулся и за ними.

   - Не укуситъ? чуть-чуть отстраняясь, проговорила Наташа.

   - Нѣтъ.... Онъ благовоспитанный.

   - Ну! нерѣшительно поднося руку, угощала она.

   Орликъ, отвѣсивъ губу, потянулъ съ самой ладони.... Наташа содрогнулась.

   - Ну-же.... бери скорѣй.

   - Вы любите лошадей, Наталья Алексѣевна?

   - Еще-бы.... Это так³я красивыя, умныя животныя. Знаете, что, князь, вамъ можетъ лъпоказаться страннымъ.... Но, вѣдь, это правда.

   - Что?

   Орликъ, наконецъ, покончилъ. Наташа передала по краюхѣ второму и третьему.

   - Ну, и что же мнѣ можетъ показаться страннымъ, Наталья Алексѣевна?

   - Еще ни одинъ человѣкъ.... ударяя ладонью о ладонь, начала Наташа.

   - А вотъ не осталось вамъ ни крошки, теперь ужъ я спокойна, самое себя перебила она.

   Князь разсмѣялся.

   - Только женщина способна на так³е перелеты, какъ вы сдѣлали сейчасъ, Наталья Алексѣевна.

   - А что?

   - Начали съ человѣка, а съѣхали на крошку!- Ну, такъ что же - еще ни одинъ человѣкъ?

   - Ну, да.... Еще ни одинъ человѣкъ не доставлялъ мнѣ столько удовольств³я, какъ ваша тройка сегодня.

   Еще веселѣе, еще громче разсмѣялся князь. Ухмыльнулся даже Максимъ.

   - Что жъ тутъ смѣшнаго? слегка вспыхнувъ, изумилась она.

   - Ничего, Наталья Алексѣевна.

   - Такъ чего же вы?

   - Это вы виноваты.

   - Чѣмъ?

   - Вы привели меня въ такое благопр³ятное настроен³е духа.... А мое расположен³е всегда высказывается въ смѣхѣ.

   - А вотъ этого, крайняго, какъ зовутъ?

   - Орликъ.

   - А тѣхъ?

   - Ретивой и Барчукъ.... Орликъ мой любимецъ.

   - Да, онъ самый красивый.... Орликъ! окликнула Наташа, будь и моимъ любимцемъ! и, трепля рукой по шеѣ, она заиграла съ нимъ.

   - Посмотрите.... Какой противный.... Этотъ вашъ Орликъ.... Я ему объясняюсь въ любви, а онъ все себѣ облизывается.

   - И правъ..... Вѣдь онъ уже съѣлъ вашъ хлѣбъ.... Вотъ и покончены его съ вами счеты!

   - А если, вы къ нему подойдете, хотя и безъ хлѣба, вѣдь онъ вамъ заржетъ?

   - Заржетъ.

   - Ну, такъ, значитъ, онъ васъ любитъ и безъ хлѣба, васъ, какъ васъ.

   - Да, меня, какъ меня.... Потому что онъ знаетъ, что онъ мой, и увѣренъ во мнѣ.

   - А мнѣ, значитъ, не вѣритъ?

   - Не то, что не вѣритъ, а какъ вамъ это объяснить?.... Въ этомъ отношен³и лошадь или сабака, вообще, животное, нравственнѣе человѣка, признательнѣе его.... Человѣкъ знаетъ многихъ, и кто ему ни поможетъ, кто ему ни протянеть руку, кто ни улыбнется, тотъ и другъ, и батька; - а животное знаетъ только одного того, кому онъ принадлежитъ и кому служитъ.... Вы дали ему хлѣба и онъ взялъ, съѣлъ и между вами и имъ нѣтъ больше никакой связи, вы ему попрежнему чужая, а я, хотя и безъ хлѣба, а все жъ-таки свой, близк³й ему, родной.... Вотъ посмотрите.... Орликъ, Орликъ! окликнулъ князь и подойдя, чуть-чуть пощекаталъ подъ нижнею губою его.

 &