Иогель Михаил Константинович - Между вечностью и минутой

стно, и досадно, что ей еще никто такъ не объяснялся.

   - Ахъ, какъ кто должно быть пр³ятно, бабушка, весело сообразила она теперь. И такъ часто объясняются?

   - Ну, ужъ это какъ кому, уклонилась Марья Кондратьевна и такъ лукаво усмѣхнулась, какъ будто сказала ей: "вотъ мнѣ, молъ, такъ и счетъ потеряла сколько разъ объяснялись".

   Въ залѣ зазвякали шпоры. Наташа быстро встала, оправилась.

   - Что это вы всю дворню переполошили, матушка.... Гонецъ за гонцомъ, точно угорѣлые.... Я ужъ такъ и думалъ, не то сама земля подъ домомъ рухнула, не то вы не на шутку умирать собрались и хотите предварительно составить духовное завѣщан³е.... Это разумно, такъ и слѣдуетъ, входя въ гостинную, басилъ Коваленко.

   - Типунъ вамъ на языкъ! Тьфу, тьфу, тьфу!

   Наташа громко смѣялась.

   - Что вы плюете, матушка? - и озадаченный Коваленко быстро отступилъ отъ нея.

   - Да что это, батюшка!.... Только и знаете, что о смерти да о покойникахъ; да умирайте сами.... Что вы все грозите, да никакъ не помрете.

   - Да вѣдь я, матушка, не вы.... Небось, не запугаете.... А вы-то тутъ что дѣлаете, лукавая вы дѣва?.... Всѣ давно рыщутъ по саду, точно голодные волки, а она тутъ съ бабушкой небо коптитъ.... И все нарочно.... Все съ умысломъ! О!.... свирѣпая!

   - А кого вы видѣли въ саду, генералъ?

   - Барона, Масоѣдова, Загорскаго.

   - Я вамъ больше не нужна, бабушка?

   - Нѣтъ, Наташокъ, нѣтъ.

   - Лапку! протягивая руку, потребовалъ генералъ.

   - Фи, генералъ!.... Что это такое лапку?!... развѣ я Жужу!.... Вотъ вамъ за это, и легко ударивъ его мизинцемъ по рукѣ, она быстро вышла.

  

  

   - Наталья Алексѣевна! радостно воскликнулъ Долинъ, почти столкнувшись съ нею на изгибѣ входной аллеи сада, и, слегка вспыхнувъ, добавилъ едва слышно: Меня такъ безпокоило состоян³е вашего здоровья.

   - Вотъ то, о чѣмъ бы не слѣдовало вовсе именно безпокоиться!... Я всегда здорова! Пойдемте въ садъ.... Или, можетъ, уже устали?

   - Мнѣ было бы въ особенности грустно не видѣть васъ сегодня, Наталья Алексѣевна, тихо проговорилъ Долинъ, входя въ главную аллею....

   - Почему-же именно сегодня?

   - Завтра, съ разсвѣтомъ, я уѣзжаю въ Москву, глухо отвѣтилъ онъ.

   - Это почему? и, пр³остановившись, Загорская посмотрѣла на него. Вѣдь вы же взяли отпускъ на двадцать восемь дней.

   - Да.... Но мнѣ еще надо на недѣли полторы съѣздить въ Петербургъ.

   - Будто! и она опять взглянула. Его лице горѣло, и избѣгая ея взгдяда, онъ все упорнѣе и сосредоточеннѣе смотрѣлъ на песокъ дорожки.

   - Вы вѣрно не вдумались, князь, въ то что я сказала вамъ вчера?...

   - Напротивъ, Наталья Алексѣевна, вдумался, созналъ и вполнѣ согласенъ съ вами.

   - То есть въ чемъ?

   - Въ томъ, что я нуль!

   - Нуль?... Въ мои предположен³я вовсе не входило убѣдить васъ въ этомъ.

   - Быть можетъ.... Но таковъ общ³й итогъ.

   - Однако это весьма интересно, какими путями вы пришли къ столь неудобному для себя итогу?!

   - Мнѣ въ этомъ отчасти помогъ Коваленко, а главнымъ образомъ вы и прошлое.

   - Все-таки ровно ничего не понимаю. Я не знаю вашего прошлаго.... Я знаю только ваше настоящее, и не вижу въ немъ рѣшительно ничего такого, что бы могло бростаь васъ въ столь глубокое отчаян³е.

   - Я раздѣляю вообще вашъ взглядъ на жизнь, Наталья Алексѣевна, а взглядъ на себя; какъ на ничто, уже его прямое послѣдств³е.- "Блаженъ кто вѣруетъ, тепло тому на свѣтѣ!" - сказали вы!.... И вотъ блажены вы, блаженъ баронъ, Коваленко, словомъ всѣ вѣрующ³е.... И я когда-то былъ блаженъ: :вѣровалъ, и мнѣ было тепло, а теперь холодно, такъ холодно, такъ стынетъ кровь при самой мысли о будущемъ, какой-то свинецъ давит на сердце и ничто, рѣшительно ничто не связываетъ меня съ жизн³ю, не интересуетъ въ ней, а все потому, что ни во что не вѣрую.

   - Какъ ни во что? Ни въ Бога, ни въ людей, ни въ счастье вообще?

   - Вѣра въ Бога, Наталья Алексѣевна, скорѣе вопросъ неба, чѣмъ земли. А что до людей, то если и вѣрилъ имъ когда-то, то не вѣрю теперь.

   - Да развѣ, опять повторяю вамъ, вы не такой же человѣкъ, какъ всѣ мы, развѣ вы не въ правѣ ожидпть отъ жизни счастья, какъ и каждый изъ насъ?

   - Не вѣрю въ людей потому, что они изо дня въ день обманывали мое довѣр³е, не вѣрю и въ счастье, хотя оно близко было, и казалось возможнымъ, но....

   - Но что? - слегка вспыхнувъ, перебила Наташа.

   - Но я пришелъ къ убѣжден³ю сознательному, глубокому, что это недосягаемо для меня также, какъ солнце, какъ луна, какъ звѣзды, какъ все, что видишь, что манитъ и зоветъ, и что все тики остается недоступнымъ, недосягаемымъ.... Я воображалъ, что я что-то, но созналъ теперь, что я - ничто и ничѣмъ кончу.... и будьте искренни Наталья Алексѣевна, въ глубинѣ души вы думаете обо мнѣ тоже.

   - Полноте, князь, полноте! - все болѣе, и болѣе теряя хладнокров³е, горячо возравзила Загорская. - Перестаньте клеветать на судьбу!... Она дала вамъ больше, чѣмъ многимъ другимъ, а вы ропщете, вы не хотите признать, что она вамъ мать, а не мачиха.... Развѣ развитой умъ, честное сердце, крѣпкая воля, устойчивый характеръ - не всѣ услов³я, при которыхъ человѣкъ всегда можетъ и долженъ надѣяться сложить свою жизнь по своему.... Нѣтъ!... Виновата не судьба и не люди, а вы сами, ваше какое-то "совершенно непонятное мнѣ раздражен³е противъ всѣхъ вообще и противъ самаго себя въ особенности!... Поборите это недостойное васъ настроен³е, побѣдите въ себѣ недовѣр³е къ людямъ, какъ нѣчто, оскорбляющѣе васъ самаго перестаньте въ каждомъ видѣть врага, да еще врага непобѣдимаго, словомъ, увѣруйте въ себя, свои силы, свое значен³е, свое вл³ян³е, вл³ян³е умомъ и сердцемъ, и тогда жизнь сама улыбяется вамъ успѣхомъ, - вся энерг³я, вся - порывистое волненье, высказалась она.

   - Побороть раздражен³е.... Увѣровать въ себя, въ свое вл³ян³е умомъ и сердцемъ.... Это все слова, Наталья Алексѣевна, и только слова, - грустно улыбнувшись, отозвался Долинъ. Я согласился бы съ вами, если бъ и это настроен³е, самое отсутств³е вѣры въ лучшее будущее, возникли во мнѣ прямымъ послѣдств³емъ крайней самоувѣренности, капризнаго желан³я овладѣть недосягаемымъ, овладѣть чѣмъ-нибудь такимъ, что свыше моихъ силъ..... Я бъ тогда побѣдилъ себя и примирился.. Я бъ созналъ, что виноватъ самъ, что увлекся, и поборолъ бы себя, спокойно, безъ раздражен³я, полный надежды на болѣе скромное и все жъ таки свѣтлое довольство сосредоточеннаго въ желан³яхъ своихъ человѣка,- медленно высказался онъ, и его лицо приняло, столь любимое ею грустно-задумчивое выражен³е.

   - Но если вамъ приходится бороться, продолжалъ онъ, не съ самимъ собою, не съ своими порывами и увлечен³ями; а съ обстоятельствами, не зависящими отъ васъ?... Когда между вами и счастьемъ улыбавшеюся жизнью, поднимаются непреодолимою преградою совершенно случайныя препятств³я, когда полный силъ и энерг³и человѣкъ обрекается на вѣчное мучительное сознан³е, что для него недостувны счастье и радости жизни, тогда, чѣмъ болѣе силъ и энерг³и у человѣка, тѣмъ сильнѣе его отчаян³е, тѣмъ съ большей настойчивостью представляется ему вопросъ: "зачѣмъ?!.. Зачѣмъ и изъ-за чего бьешься ты, человѣкъ?!"

   - Ахъ, Бога ради, перестаньте, князь, перестаньте говорить такимъ языкомъ, языкомъ оскорбляющаго друзей вашихъ недовѣр³я къ себѣ и другимъ! Посмотрите на это колесо, ну, взгляните же!... Вѣдь весело видѣть съ какою силою, съ какою энерг³ею, гонимое водою, вертится оно.... И казалось бы безъ цѣли и безъ смысла, а, между тѣмъ, тамъ, въ низу, сколько отбрасываетъ муки, и сколько десятковъ, сотенъ людей ею, этою мукою, поддерживаютъ свое существован³е.... А, вѣдь, вы колесо господствующее, колесо власти и значенья, и сколько же колесъ вы можете и даже должны гнать, вертѣть за собою по своему желан³ю, сколькихъ людей матер³альное состоян³е, и положен³е, и доброе имя зависить отъ васъ!... Ни нынче, завтра вы - губернаторъ!... Какая полнота власти, какая авторитетность положен³я!... Сколькимъ друзьямъ вы можете тогда протянуть вашу сильную руку; сколько злаго можете устранить въ жизни цѣлой губерн³и вашей властью! Какъ бы счастлива была я, если бъ когда-либо могла имѣть столь широкое поприще передъ собою!... И если я, женщина, при такихъ услов³яхъ, могла бы почувствовать, сознать себя способной сдѣлать многое, то что же вы должны и что можете?!..

   Князь съ лихорадочнымъ, нервно напряженнымъ вниман³емъ слушалъ ее, и каждое ея слово ободряло его, какъ въ жаркую пору, утоляя жажду нашу, оживляетъ и бодрить насъ каждый глотокъ свѣжей, ключевой воды.... И съ каждою новою мыслью все росъ онъ, росъ въ сознан³и себя.... Да!... Онъ уже не ничто, онъ - сила, или по крайней мѣрѣ, если бъ захотѣлъ, если бъ полюбилъ свое дѣло, какъ любитъ она его, то былъ бы силой.

   - Стыдитесь, князь, стыдитесь разсуждать такъ и если хотите сохранить мою дружбу, если вамъ дорога она хотя на столичко, - указывая на ноготь пальца, все горячѣй и горячѣй продолжала она, - то никогда, никогда не смѣйте больше такъ возмущать меня своимъ этимъ глухимъ, подавленнымъ недовольствомъ всѣмъ и всѣми.... Ваша бѣда въ томъ, что слишкомъ щедро надѣлила васъ судьба.... Вамъ все мало, все хочется больше, а чего, - вы и сами не знаете.... А я знаю и опять повторяю вамъ тоже.... Увѣруйте въ себя и свое назначен³е, и тогда только увѣруютъ въ васъ!... И гдѣ эти внѣшн³я, независимыя отъ васъ препятств³я?... Въ чемъ вообразили вы ихъ?... Или, въ самомъ дѣлѣ, ваше настоящее положен³е до того раздражаетъ васъ, что даже туманитъ вашъ умъ, парализируетъ самую волю?... Нѣтъ никогда!... Съ самой первой встрѣчи и до настоящей минуты не воображала я, чтобы въ васъ было такъ мало и силы воли, и увѣренности въ себѣ, князь! - она вздохнула и, какъ бы требуя отъ него отвѣта, остановила на немъ живой, блещущ³й энерг³ею взглядъ.... Яркимъ, сплошнымъ румянцемъ рдѣла кровь въ лицѣ; алѣли самыя уши.

   - Если я виноватъ, то и вы неправы, Наталья Алексѣевна.... Вы смотрите на человѣка абстрактно, какъ на механическаго дѣятеля, дѣйствующаго равномѣрно, съ одинаковою силою, какъ заведенная пружина.... Нѣтъ.... далеко не то!... Вѣдь, вотъ и это колесо движется то медленнѣе, то быстрѣе, совершенно въ зависимости отъ степени напора воды.... Вѣдь не дѣло заправляетъ мною, а я имъ, стало быть, самое отношен³е мое къ нему вполнѣ зависитъ отъ моего настроен³я.... А это послѣднее, его сила, его энерг³я, развѣ не зависятъ отъ окружающихъ меня услов³й?... Губернаторъ или писецъ канцеляр³и, я одинаково завишу отъ окружающихъ меня услов³й, отъ дѣйствующихъ на меня впечатлѣн³й.... Я доволенъ, я счастливъ, и дѣло горитъ въ моихъ рукахъ.... Жизнь отказываетъ мнѣ въ осуществлен³и моихъ цѣлей и моего идеала счастья, и я теряю вѣру въ себя, упадаетъ энерг³я, и при самыхъ удобныхъ услов³яхъ выполнен³я моей задачи, являюсь въ моей дѣятельности и маленькимъ, и даже жалкимъ!... Дѣло, это - только корпусъ, форма, а душа - самое настроен³е совершающаго его человѣка. Я могу поднять дѣло, но никогда дѣло не подниметъ меня.... Оно только мое проявлен³е.

   - Ну ужъ извините, князь. Всякое дѣло, какъ бы оно ни было мало, имѣетъ свою душу, не говоря уже о вашемъ.... Ваше гранд³озно, его душа - власть, господство, словомъ сила, и вамъ, вамъ, князь, слѣдуетъ еще подняться до него, а не ему спуститься до васъ.

   - Положимъ, что вы правы, Наталья Алексѣевна, но если окружающ³я меня обстоятельства съ большею силою угнетаютъ во мнѣ энерг³ю, чѣмъ предоставленное мнѣ дѣло возбуждаетъ ее, тогда что?

   - Я не знаю и не могу понять какая муха кусаетъ васъ, князь, но если она мертвитъ въ васъ и энерг³ю, и самую волю, то раздавите ее и забудьте объ ней, да такъ, какъ будто она никогда и не существовала!

   - Ну, а если это очень большая и очень дорогая мнѣ самому муха, если въ этой мухѣ больше для меня и жизни, и радости, чѣмъ въ самомъ дѣлѣ моемъ, если мнѣ, словомъ, легче порѣшить съ самимъ собою, чѣмъ съ нею, тогда что?

   - Овладѣть ею, овладѣть во что бы то ни стало! горячо перебила она.

   - Я бы такъ и поступилъ, Наталья Алексѣевна, если бъ чувствовалъ себя настолько сильнымъ, - вспыхнувъ, тихо проговорилъ Долинъ. Она поняла его, поняла, зардѣлась по самыя уши и на груди ея отчеталио всколебалась полупрозрачная ткань чернаго барежа.

   - А если эта несносная муха отдастся вамъ безъ боя, князь?

   - О тогда, вздохнувъ во всю грудь, взволнованно отозвался онъ, - тогда я благословлю минуту вашего рожденья, снова увѣрую въ жизнь радостей, въ жизнь счастья.

   Она мелькомъ взглянула на него, вздохнула, улыбнулась, и, не говоря ни слова, подала ему свою, какъ огонь, горячую руку. Ея рука встрѣтилась съ холодною, какъ ледъ, его рукою. Кратковременная, какъ мигъ, глубокая, какъ вѣчность, запечатлѣлась въ его душѣ эта первая счастливая минута его жизни.

  

  

   Уже колоколъ прогудѣлъ свой первый призывъ къ обѣду, а князя и Натальи Алексѣевны все еще не было въ домѣ, и никто не зналъ ни гдѣ они, ни что съ ними.

   Разыскивая ихъ, баронъ и Мясоѣдовъ исходили во всѣхъ направлен³яхъ рощу и садъ, заглянули въ дубраву, но нигдѣ не нашли.

   Сначала отсутств³е Наташи не безпокоило барона. Онъ хорошо понималъ и цѣль, и причину, и самую необходимость объяснен³я ея съ княземъ. Вѣдь не могла же она еще долѣе держать князя въ невѣдѣн³и, на привязи, про запасъ, даже и теперь, когда отношен³я ея къ нему, барону, вполнѣ опредѣлились, когда общее недоразумѣн³е, продолжаясь долѣе, ни нынче, завтра можетъ вызвать серьезное столкновен³е между имъ и княземъ. Да!!.. Это было необходимо, и лучше раньше, чѣмъ позже. Но, чѣмъ ближе подходило время къ обѣду, тѣмъ медленнѣе тянулось оно, тѣмъ лихорадочнѣе становилось нетерпѣн³е барона, тѣмъ рѣзче и рѣшительнѣе овладѣвало имъ чувство не то инстинктивнаго страха, не то раздражен³я противъ нея, еще не видѣвшей и даже будто не желавшей видѣть его въ это утро, тогда какъ онъ и ночь не спалъ спокойно, и всталъ чуть ли не съ восходомъ солнца, чтобы какъ можно скорѣе увидѣть ее, объясниться съ нею. И чѣмъ глубже вдумывался онъ, тѣмъ безотчетнѣе овладѣвало имъ сомнѣн³е, даже въ самой искренности вчерашняго ея отношен³я къ нему, и теперь нервнымъ, спѣшнымъ шагомъ, переходя изъ залы въ гостинную, изъ гостинной опять въ залъ, онъ нетерпѣливо крутилъ свои пушистые усы, все чаще и чаще пристукивая шпорами.... А тутъ еще эта глупая, улыбающаяся физ³оном³я Марьи Кондратьевны съ ея очками на самомъ кончикѣ носа; длинная, тощая фигура Натальи Игнатьевны надъ салатомъ; слащавая физ³оном³я Александры Игнатьевны надъ пасьянсомъ и какой-то странный, чуть достигающ³й, будто издѣвающ³йся надъ нимъ полушопотъ Васи съ Вѣрою Павловной. Баронъ бѣсился, выходилъ изъ себя.... Онъ въ каждомъ готовъ былъ видѣть и дѣйствительно видѣлъ или вражду къ оебѣ, или явную насмѣшку....

   - Баронъ, а баронъ, обратилась Марья Кондратьевна.- Вы не видѣли Наташеньки?

   - Нѣтъ-съ, не видѣлъ.

   - А князя тоже не видѣли?

   - Тоже не видѣлъ.

   - Такъ они, должно, вмѣстѣ, вслухъ додумалась Марья Кондратьевна, и, потрепавъ табакерку, съ полнымъ удовольств³емъ запустила въ нее разомъ всѣ три пальца.

   - Должно быть, что вмѣстѣ, передернувъ усами, подтвердилъ баронъ.

   - Ну я рада, очень рада. Вѣдь князь такъ рѣдко.... а.... чихъ.... прогуливается.

   - Марья Кондратьевна такъ ухаживаетъ за этимъ затхлымъ княземъ, точно сама мѣтитъ въ княгини! вполголоса замѣтилъ Мясоѣдовъ.

   - Вѣдь и носитъ-же земля такую безмозглую глыбу, прошепталъ баронъ.

   - Вотъ и утверждайте послѣ этого, что человѣкъ безсмертенъ!... Да что же, что можетъ въ ней заслуживать безсмерт³я? усмѣхнувшись, замѣтилъ Мясоѣдовъ, выходя въ залъ съ барономъ.

   - Идемте въ садъ, проговорилъ баронъ и, не взглянувъ на Вѣру Павловну и Васю, стоявшихъ у окна зала, торопливо вышелъ въ садъ.

   - Онъ сегодня на себя не похожъ, Вѣра Павловна, сказалъ Вася тревожнымъ голосомъ.

   - Да, бѣсится! ну что же?! Побѣсится, да и успокоится, отвѣчала Вѣра Павловна.

   - А если онъ вызоветъ князя?

   - За что?

   - Да такъ! придраться всегда можно.... лишь-бы убить!

   - И, что за вздоръ, Вася!

   - Какъ вздоръ, Вѣра Павловна. На немъ лица нѣтъ.... Если бы вы видѣли, какъ, разговаривая съ бабушкою, онъ зло смотрѣлъ на нее.... Въ немъ сегодня есть что-то особенное.... холодное, злое, сжатое, и это все противъ князя! Ахъ, Боже мой, если бъ я только могъ, если бъ только это зависѣло отъ меня, чѣмъ бы не пожертвовалъ, на что бы не рѣшился, лишь-бы спасти бѣднаго князя, и, порывисто вздохнувъ, Вася, судорожно выпрямился.

   - Полноте, полноте!... что за вздоръ, Вася!... Развѣ Наташа, развѣ я допустимъ до этого?!

   - А какъ-бы вы могли не допустить? - усмѣхнулся Вася.

   - Это вздоръ, это все вздоръ, этого никогда не будетъ.... этой дуэли, растерянно повторяла Вѣра Павловна....

   "Но если вздоръ, то почему же его мысли такъ отвѣчаютъ тревожно выжидательному настроен³ю чего-то рѣшительнаго, ужаснаго, что съ часа на часъ должно было разыграться надъ ними; отчего въ его страхѣ такъ вѣрно отразился ея страхъ, въ его мысляхъ - ея мысли?... А тутъ еще этотъ страшный сонъ, Наташинъ сонъ!"

   - Что съ вами Вѣра Павловна? Отчего вы такъ поблѣднѣли?

   - Вѣдь не можетъ же быть, въ самомъ дѣлѣ, чтобы все это могло разрѣшиться такъ ужасно? перебивая слово словомъ, громко проговорила она.

   - Тише, они идутъ, Вѣра Павловна.

  

  

   - И полноте, князь, что за шалости! весело говорила Наташа, выходя изъ-подъ свода тѣнистой аллеи на открытую площадку передъ домомъ. По моему кокетство также необходимо женщинѣ, какъ птицѣ крылья.

   - Кокетство въ смыслѣ игривости, Наталья Алексѣевна.

   - Это было тогда, чуть-чуть вспыхнувъ, перебила она, когда сама женщина была въ рукахъ мужчины игрушкой, а теперь я принимаю кокетство въ смыслѣ оруд³я власти, въ смыслѣ неизбѣжнаго пр³ема....

   Бум-м-м.... бум-м-м... бум-м-м... послѣдн³й разъ къ обѣду гудѣлъ колоколъ.

   - Слышите, какъ мы запоздали, князь!

   - А мнѣ нужно еще на минуту зайти во флигель.

   - Такъ вы не отмѣните вашего распоряжен³я, князь?

   - Въ благоустроенномъ государствѣ законы, тотчасъ же по ихъ публикац³и, не отмѣняются, Наталья Алексѣевна.

   - И поданныхъ за исполнен³е законовъ не награждаютъ, точно заигрывая съ нимъ своими улыбающимися губами, тихо сказала Наташа, и князь понялъ эту чудную улыбку, понялъ, что съ этой минуты онъ уже не чужой Наташѣ, а ея подданный, вѣрный исполнитель ея желан³й и прихотей.

   - Ну идите же, князь, идите, а то всѣ соберутся и будутъ васъ ждатъ.... Право, неловко!... И такъ мы пропадали слишкомъ долго.

   - Что жъ изъ этого?... Развѣ вамъ теперь не все равно, что подумаютъ и скажутъ?... тихо возразилъ онъ.

   - Вѣдь я уже сказала вамъ, Александръ Петровичъ, что не все равно. По крайней мѣрѣ, двѣ, три недѣли не все равно!... А тамъ.... и она протянула ему руку и ея выразительные глаза какъ бы досказали ему: а тамъ, тамъ я вся твоя, вся, на всю жизнь.

   Князь вспыхнулъ и, съ чувствомъ пожавъ ей руку, быстро отошелъ отъ лѣстницы.

   - Вы видѣли барона, Наташа? у дверей зала нетерпѣливо встрѣтила ее Вѣра Павловна.

   - Нѣтъ!... а что?

   - Да онъ на себя не похожъ. Я опасаюсь, чтобы не сдѣлалъ какой-нибудь истор³и князю.

   - Да, Наташа, Бога ради успокой его, а то какъ разъ выйдетъ что-нибудь за обѣдомъ.... горячо вмѣшался Вася.

   - Да гдѣ же онъ? вспыхнувъ, тревожно перебила она.

   - Онъ ушелъ въ садъ.... Ты пойди на встрѣчу и переговори съ нимъ.

   - О, нѣтъ, благодарю!... Да, вотъ!... Александръ Александровичъ, сходите за барономъ и она торопливо прошла на верхъ.

  

  

   Меньше чѣмъ когда-нибудь могла теперь Вѣра Павловна уяснить себѣ поведен³е Наташи.... Вчера объяснилась съ барономъ, сегодня съ княземъ. Вчера былъ въ восторгѣ баронъ; сегодня князь и веселъ и ровенъ, и спокоенъ, какъ будто все, тревожившее его въ эти дни, покинуло его, покинуло разъ на всегда, какъ человѣка, безмѣрно счастливаго настоящимъ и твердо, и увѣренно смотрящаго въ даль отраднаго будущаго. А, между тѣмъ, онъ уѣзжалъ внезапно, чрезъ нѣсколько дней, вмѣсто четырехъ недѣль, что намѣренъ былъ провести въ Щебринкѣ.... Очевидно, что отказала, но какъ же въ такомъ случаѣ?... Какъ объяснить тогда его настроен³е?... Неспособный владѣть собою еще вчера, не переродился же онъ сегодня?! И баронъ тоже.... въ высшей степени странно держалъ себя.- Онъ ѣлъ за обѣдомъ какъ-то особенно много и торопливо, почти не говорилъ и ни разу не отнесся къ Наташѣ. И чѣмъ глубже вдумывалась, чѣмъ болѣе соображала, тѣмъ больше сбивалась съ толку Вѣра Павловна. Наталья Игнатьевна чаще, чѣмъ обыкновенно, мигала и облизывалась, что всегда выражало въ ней крайне возбужденное состоян³е, въ которомъ она, спокойно сложивъ руки, рѣшительно отказывалась не только понять, но даже и судить объ интересующемъ явлен³и.... Но жалче всѣхъ высматривала Марья Кондратьевна. Сраженная, какъ громомъ, извѣст³емъ объ отъѣздѣ князя, она еще утромъ, увѣренная въ благоразум³и Наташи, теперь сидѣла въ креслѣ точно ошпаренная.... Увы.... Не бывать Наташенькѣ, ея Наташенькѣ, Машенькиной дочери, ни княгиней, ни губернаторшей, какъ бы говорила ея согбенная фигура, ея мрачный, подавленный видъ. Все, рѣшительно все раздражало Марью Кондратьевну: раздражалъ генералъ съ его вѣчной газетой подъ носомъ; раздражала Наталья Игнатьевна съ ея спокойно скрещенными руками на груди; раздражали даже едва слышные шаги Вѣры Павловны.

   - Наташа! схватившись обѣими руками за табакерву, громко: окликнула она Наталью Игнатьевну.

   - Что, маменька?

   - Что ты все облизываешься, точно обезьяна?! Вѣдь это противно, мать моя!... Сидвшь противъ и облизываешься!... Ну уйди къ себѣ, да и облизывайся.... И какая глупая привычка.... Еще съ измалолѣтства тебя отучала!

   - Вы ужъ скоро мнѣ и сморкаться воспретите, маменька.

   - Маменька, маменька!... Только и слышишь.... Ужъ спасибо тебѣ, родная, спасибо!...

   - Да въ чемъ же я-то виновата, маменька?

   - Вотъ еще славно! Въ чемъ виновата, а?!... Да во всемъ, рѣшительно во всемъ. Если бъ не твой суконный языкъ, то Наташенька не отказала бы князю.... А теперь вотъ изъ поповенъ, да прямо въ дьяконицы. Вѣдь просила.... Уймись, мать моя, уймись!.... Нѣтъ ужъ, что втемяшится въ глупую голову, то выкричитъ.... Ни крестомъ, ни пестомъ не отдѣлаешься.... Рада, что Богъ горло далъ!.... Съ человѣкомъ, то съ человѣкомъ.... а все лучше, какъ онъ на двухъ ногахъ, а не на одной, передразнивала Марья Кондратьевна, и облизываясь, и мигая. Ну вотъ и дооралась.... Долго ли молоденькую дѣвочку съ панталыку сбить.

   - Да почемъ же вы знаете, маменька, что Наташа отказала князю? Да, быть можетъ, онъ и предложен³я-то ей не думалъ дѣлать! вступилась Александра Игнатьевна.

   - Вотъ еще выстрѣлила!... Точно горохомъ въ стѣну!... Ужъ дочки, нечего сказать!... Наградилъ Господь!... Чѣмъ бы помочь, успокоить, утѣшить, а онѣ все напротивъ, все напротивъ!... Вотъ и вы тоже.... вдругъ накинулась она на Вѣру Павловну. Хороши, нечего сказать! Отблагодарили, матушка, отблагодарили. Я васъ пр³ютила, приласкала, кормила, одѣвала, жаловала, а вы хоть бы пальчикомъ-то пошевелили, сударыня!

   - Да что же я могу сдѣлать, Марья Кондратьевна? вспыхнувъ, тихо отозвалась Вѣра Павловна.

   - Какъ что?... Да это прямо ваше дѣло!... Вѣдь вы - воспитательница.... ублажить, урезонить.

   - Да въ чемъ?

   - Какъ, и вы не знаете?! даже привскочила Марья Кондратьевна. Да что вы это!... Сговорились меня живую въ гробъ вколотить.... Не знаете.... Вотъ хорошо!... Кто же знать опосля этого будетъ?... Вотъ и бѣда, что вы только и знаете съ Николаемъ бѣгать по малину.

   - Марья Кондратьевна! и Вѣра Павловна выпрямилась, поблѣднѣла....

   - Что это вы, сударыня!... Никакъ ужъ кричать на меня, старуху, вздумали?!

   - Эхъ, матушка, Марья Кондратьевна, тряхнувъ головою, вмѣшался Коваленко, и когда это вы безъ толку бурчать перестанете?!.. Вѣдь тошно слушать. Бурчите, бурчите, точите, точите, а чего и сами не знаете!... И все оттого, что съ утра и до вечера ничего не дѣлаете.

   - Ну ужъ не вы бы говорили, не я бы слушала.... Сами много дѣлаете.... Рыбу удите, да газету читаете!...

   Вѣра Павловна тихо вышла изъ гостинной....

   - Да!... Вотъ и ужу, и читаю, и цѣлый день занятъ, и все знаю, что на свѣтѣ дѣлается, а вы ничего, такъ таки ничевошеньки - ничего!

   - Какъ не такъ!... Много тоже изъ газетъ узнаете.

   - Много, не много, а все больше, чѣмъ ничего!... Вотъ читаешь, слѣдишь и видишь, что жизнь пережить - не поле перейтить!... Такъ изъ пустяковъ суетиться-то и не станешь. Тебѣ, молъ, худо, а вотъ бываетъ хуже.... Подумаешь, подумаешь, да свою-то бѣду за чужой болѣе сильной и забудешь!... Вотъ, вчера читалъ, и Коваленко возвысилъ голосъ, какъ будто онъ тутъ-то именно и опасался, что Марья Кондратьевна не все доподлинно разслышитъ, выталщли утопленника одного, тряхнувъ головою, пояснилъ онъ. А сегодня ужъ двоихъ!... О!

   - Тпфу, - сплюнула окончательно взбѣшенная Марья Кондратьевна.

  

  

   Тихъ и тепелъ былъ наступивш³й вечеръ.... Волна за волной, все полнѣй и полнѣй, черезъ настежъ открытыя окна струился въ залъ отъ всѣхъ цвѣтовъ сладостный, неуловимый ароматъ.... Точно закованный въ блестящ³я латы, и живой, и бодрый сегодня, какъ вчера, вчера, какъ десять лѣтъ тому назадъ, и шипѣлъ, и бурлилъ, и присвистывалъ сторожила Щебринск³й, еще дѣдушки Игнат³я Павловича пр³ятель, щеголеватый самоваръ.... Ужъ добрыхъ полчаса то надъ нимъ, то вокругъ него носился дружный общ³й говоръ.... То вдругъ обрывался, замиралъ.... То опять оживлялся и веселѣлъ... Одна только Вѣра Павловна, разливая чай, была совершенно чужда шумному говору.... Видно залегла ей на сердцѣ злая немочь тоска, залегла, да и грызла его, одинокое, своими тупыми, старыми зубами.- Развѣ рѣдко чужая мысль, случайная, мимолетная, становится нашею мыслею, овладѣваетъ нами, всѣми нашими надеждами, и томитъ, и мучитъ насъ, какъ прямой, вѣрный, мѣтк³й отголосокъ нашихъ же сомнѣн³й, тѣхъ, что и днемъ, и ночью мы гнали, гонимъ отъ себя, какъ отравителей нашего счастья, съ ихъ грознымъ, - зачѣмъ и что потомъ. - "Да зачѣмъ, зачѣмъ и къ чему все это?... Зачѣмъ этотъ мигъ счастья, чтобъ опять оплатить его годами страдан³й?... Развѣ онъ, Николай, можетъ ей отвѣтить серьезно.... Да и честно ли бы было въ ея почти 24 года не только требовать, ожидать, какъ вѣрнаго, но даже и надѣяться на такой отвѣтъ! и еще ближе сходились ея брови еще рѣзче обозначалась между ними складка тяжелаго раздумья; время отъ времени тускнѣлъ ея оживленный взглядъ; рука ея все сильнѣе и сильнѣе вздрагивала то надъ краномъ, то надъ блюдцами, спѣшно передаваемыхъ ею чашекъ и стакановъ....

   Вася, забывъ чай, такъ чутко, такъ нервно вслушивался въ общ³й говоръ, какъ будто вопросъ шелъ о томъ, существовать или не существовать ему самому.

   - Вянутъ уши слушать васъ, Александръ Александровичъ, бѣглымъ движен³емъ рук отбрасывая за спину разметавш³яся на грудь и по плечамъ волнистыя пряди, горячо говорила Загорская. Отнять отъ жизни музыку, литературу, живопись, словомъ, поэз³ю искусства, не значитъ ли изгнать изъ жизни все, что радуетъ сердце, что оживляетъ мысль, что питаетъ фантаз³ю?!.. Не значитъ ли изсушить самую жизнь, живаго человѣка сдѣлать скелетомъ, сдѣлать и цѣлью, и оруд³емъ все однихъ и тѣхъ же отвратительныхъ, животныхъ побужден³й!

   Князь, баронъ, Вася, Бояринова, Щебринская, Загорск³й и даже Коваленко, всѣ, какъ одинъ человѣкъ, любовались ею.... и она, дѣйствительно, дивно хороша была въ эту минуту, какъ энерг³я, какъ сила, какъ что то великое, непостижимое, именно то, что свѣтилось теперь въ ея до блеска оживленныхъ глазахъ, и въ яркомъ румянцѣ на лицѣ.... Она чувствовала свою силу, сознавала себя, сама наслаждалась собою въ этомъ вл³ян³и надъ другими и надъ всѣми, и съ каждымъ новымъ словомъ все глубже, все отчетливѣе дрожало въ ея голосѣ это всесильное что-то....

   - Питаетъ фантаз³ю, иронически улыбнувшись, повторилъ Мясоѣдовъ. Тѣмъ хуже, что искусство питаетъ ее!... Если бъ фантаз³я не существовала въ насъ, какъ бы легко жилось на свѣтѣ, мы тогда въ призракахъ перестали бы видѣть дѣйствительно существующее, мы бы не имѣли понят³я о нихъ, нашихъ искусителяхъ, брали бы изъ жизни то, что она можетъ намъ дать, довольствовались бы этимъ малымъ, и совершенно спокойно принимали бы мысль, что въ предѣлахъ земли замкнуто наше существован³е.

   - Ну это ужъ позвольте! Это ужъ вы черезъ край, тряхнувъ головою, вмѣшался Коваленко. По разуму мы не должны и даже не можемъ умереть. А знать вамъ теперь или даже судить о томъ, что будетъ, немного раненько, потому что вы еще слишкомъ мало знаете изъ того, что есть, чтобы знать, что будетъ!... О! и Коваленко, все лицо собравъ въ морщинистую складку, сильно потрясъ указательнымъ пальцемъ надъ головою.

   - Зачѣмъ, оживленно перебила Загорская Коваленко, зачѣмъ уходить такъ далеко?... Зачѣмъ задаваться такими вопросами, на которые никогда не можемъ дать отвѣта? Я беру жизнь такъ, какъ она есть!... Вѣдь я живу!... Неправда ли, ли, Мясоѣдовъ? - тихо сдвинувъ брови, обратилась она къ нему.

   - Живете.

   - А ужъ разъ - живу, то мнѣ естественно стремиться какъ можно глубже проникнуть въ жизнь.... Зачѣмъ я буду намѣренно уродовать себя, зачѣмъ буду пытаться захватить вилку однимъ пальцемъ, когда въ моемъ распоряжен³и цѣлыхъ пять, зачѣмъ буду жить однимъ разсудкомъ, когда во мнѣ тысячу разъ громче говоритъ чувство?... А отнять у меня поэз³ю искусства не значитъ ли это насильственно заставить замолкнуть всякое живое движен³е во мнѣ?... Въ чемъ же тогда будетъ интересъ, въ чемъ наслажденье, если мы заставимъ замолкнуть въ себѣ стремлен³е къ эстетическому?!..

   - Тогда я совершенно согласенъ съ вами, Наталья Алексѣевна... и теперь отказываюсь понять изъ-за чего мы споримъ.... Нѣтъ сомнѣнья, что и я, точно также, какъ и вы, какъ и всѣ, всегда предпочту кусокъ мяса подъ вкуснымъ соусомъ куску того же мяса безъ всякой приправы.... Но отъ того, что все эстетическое есть одно изъ главныхъ осложняющихъ и усиливающихъ удовольств³е услов³й, до того, чтобы приписывать этому эстетическому божественное происхожден³е, видѣть въ поэтѣ какого-то помазанника Бож³я, а въ самой поэз³и особую, неземную, возраждающую нашъ духъ силу, также далеко, какъ отъ земли до неба, какъ отъ дѣйствительности до призрака!... Напримѣръ.... взять хоть сцену!... Положимъ, я въ обыденной жизни встрѣчался съ какою нибудь актрисою и не находилъ въ ней ничего, рѣшительно ничего, что бы было мнѣ по вкусу....

   - По вкусу, перехватила Загорская. Voila une expression! и она вспыхнула еще ярче.

   - Не будемъ спорить о выраженьяхъ, Наталья Алексѣевна! Вамъ нравятся одни, а мнѣ совсѣмъ друг³я, заносчиво возразилъ Мясоѣдовъ.

   - Ну-съ, лихорадочно перебила Наташа.

   - Ну-съ.... Говорю, я вижу ее на сценѣ, при яркомъ освѣщен³и, въ роскошномъ туалетѣ.... Такая обстановка придаетъ ей поэтическ³й ореолъ.... Публика аплодируетъ, публика вызываетъ.... Я волнуюсь, восторгаюсь и рѣшительно не понимаю, что меня къ ней такъ тянетъ и что мнѣ въ ней такъ нравится.... Ужъ, и въ самомъ дѣлѣ, не талантъ ли, этотъ непостижимый даръ небесъ?!.. Ни чуть не бывало, причина на землѣ, совсѣмъ на землѣ.... Во первыхъ, обстановка, во вторыхъ, голосъ, въ третьихъ, правильное, отчетливое произношен³е и, въ четвертыхъ, костюмъ. Да, костюмъ.... Вотъ, именно костюмъ! Онъ оставилъ открытыми ея плечи, онъ съ отчетливостью очертилъ ея грац³озныя формы.... Вотъ и все!... Вотъ вамъ и примѣръ, и анализъ!... Поэз³я это - только форма, а сущность все жъ таки - вещество, въ как³я парчи вы его не драпируйте. И такъ - общ³й выводъ: я вовсе не прочь отъ того, чтобы жизнь одѣвалась почище и даже поизящнѣе, потому что она мнѣ въ этомъ туалетѣ несравненно больше нравится, чѣмъ въ засаленныхъ отрепьяхъ, но въ тоже время какъ бы она ни нарядилась, въ как³я бы поэтическ³я формы ни облеклась, я все жъ таки не признаю въ ней ничего больше того, что чувствую, осязаю, и потому признаю, какъ несомнѣнно существующее.

   - Значитъ, по вашему, женщину можно любить только какъ женщину? вспыхнувъ, вмѣшался князь.

   - А то какъ-же еще? и, поправивъ pince-nez, Мясоѣдовъ насмѣшливо посмотрѣлъ на упорно молчавшаго барона.

   - Хорошо, чуть-чуть дрогнувшимъ голосомъ сказалъ князь. Допустимъ, что женщина, какъ женщина, помимо своихъ человѣческихъ свойствъ, представляетъ для мужчины извѣстный интересъ, ну а чѣмъ же вы объясните тогда совершенно отвлеченную отъ всякаго прямаго интереса пр³язнь между мужчинами?

   - Я не вѣрю дружбѣ, князь, а если она есть, то объясню одинаковостью обстановки и взглядовъ.

   - Да развѣ можно любить разумомъ?! усмѣхнувшись, перебилъ Долинъ. На сколько я знаю, любятъ чувствомъ, а, слѣдовательно. чувство имѣетъ свои права на существован³е, слѣдовательно, въ немъ есть сила, совершенно независимая отъ мысли. Въ ней, въ этой-то силѣ, живой и дѣятельной, и заключается тайна поклонен³я всему великому, хотя и отвлеченному, и невидимому, но все-жъ таки несомнѣнно существующему, потому-что мы его чувствуемъ, любимъ и вѣримъ въ него.

   - Да, именно чувствуемъ! опять горячо вступилась Загорская. И любимъ, и чтимъ, и поклоняемся ему, этому великому, неимѣющему осязательной формы, и въ тоже время, болѣе и глубокому, и живому, чѣмъ все, что въ формѣ!... Напримѣръ.... Звукъ не имѣетъ формы, а вы имѣете, и весьма наглядную и, если хотите, даже привлекательную, - улыбаясь, обратилась она къ Мясоѣдову.- А ваши слова, ваши мысли ничто для меня передъ тѣмъ, что я испытываю, вслушиваясь въ какую-нибудь мелод³ю. Я и не знаю, что именно въ ней услаждаетъ меня, но я ее чувствую и, чувствуя, забываюсь въ ней.... Что-то чувствуется въ ней и непостижимое, и далекое, и въ то же время близкое, родное, какъ можетъ быть только и близко, и дорого вполнѣ отвѣчающее мнѣ явлен³е!... И я въ немъ, въ этомъ что-то... и оно во мнѣ.... во всемъ и во всѣхъ.... горячо, внятно высказалась она и замолкла, будто замерла въ безконечности ею же самою возбужденной мысли, замерла до той тишины, сосредоточенной, глубокой, когда и малѣйш³й шорохъ, малѣйшее движен³е невыносимо раздражаетъ слухъ и нервы....

   Тихо стало въ залѣ.... Тикъ.... такъ.... тикъ.... такъ.... съ особою силою и отчетливостью, точно на зло всѣмъ, выбивалъ маятникъ секунду за секундой.... Она встала, подошла къ окну, и, опершлсь рукою объ оконную раму, жадно, всею грудью потянула въ себя вечернюю прохладу....

   - Вамъ дурно, Наталья Алексѣевна? быстро подходя къ ней, спросилъ Долинъ.

   - Нѣтъ!... Вовсе нѣтъ!... Но только никогда еще во мнѣ не говорило такъ много... Князь, вы исполните мой маленьк³й капризъ?

   - Хоть-бы и большой.

   - Нѣтъ, маленьк³й.... Мнѣ хочется прокатиться съ вами въ кабр³олетѣ на Ретивомъ, только непремѣнно на Ретивомъ.

   - Такъ это-то капризъ?!.. Онъ больше мой, чѣмъ вашъ.... Впрочемъ, у меня на этотъ разъ нашелся и свой, Наталья Алексѣевна.... Вы такъ рѣдко играете, такъ рѣдко и такъ хорошо, чуть-ли не лучше, если это возможно, чѣмъ говорите.... Пока будутъ закладывать, я просилъ бы васъ сыграть ту серенаду, помните, что играли вы послѣдн³й разъ.

   - Что же еще я могу вамъ сказать, князь, послѣ всего, что уже сказала?!.. и, скрывъ отъ него взглядъ она вздохнула.... "Вѣдь я сказала уже, что люблю тебя" понялъ онъ.

  

  

   У крыльца нетерпѣливо ржалъ Ретивый.

   Баронъ одинъ былъ въ залѣ. Сжигая папиросу за папиросой, при малѣйшемъ шорохѣ нервно оборачиваясь въ двери, ходилъ онъ все болѣе и болѣе тревожными шагами. Онъ волновался, онъ страдалъ; каждый мигъ тянулся для него безконечно долго. Онъ все еще не могъ допустить мысли, чтобы она рѣшилась покончить съ нимъ и, между тѣмъ, чѣмъ же, чѣмъ инымъ могъ онъ объяснить эту короткость съ княземъ, эту предложенную ею же самою прогулку съ нимъ, вдвоемъ, ночью, чѣмъ, какъ не холодно обдуманнымъ намѣреньемъ отбросить его ради этого калѣки?!... И развѣ это естественно, развѣ возможно допустить, что она любитъ эту одноногую хандру?!.. Или неужели же онъ ошибался въ ея увлечен³и, въ ея любви къ нему?! И онъ приводилъ на память всѣ ея слова, улыбки, взгляды, терялся, робѣлъ, и, все болѣе раздражаясь, горько упрекалъ себя въ своей несдержанности, въ своей безумной выходкѣ.- "Да она любитъ меня!... Не князя, нѣтъ не князя!... Но.... развѣ оскорбить ее не значитъ разъ на всегда заставить возненавидѣть себя?!..." и эта мысль ужасала его, холодила въ немъ кровь, ноющею болью сжимала сердце.

   На лѣстницѣ скрипнули ступеньки. Онъ торопливо оглянулся. Въ залъ вошла Наталья Алексѣевна и, опустивъ рѣсницы, быстро направилась въ дверямъ передней.

   - Наталья Алексѣевна!... Бога ради! На два слова.

   Она пр³остановилась, взглянула ему въ лицо. И холоденъ, и жостокъ былъ ея упорный взглядъ.

   - Ну, можно-ль, можно-ль такъ мучить, Наталья Алексѣевна?! Если я оскорбилъ васъ, простите, забудьте! Я увлекся, я забылся, но развѣ можно изъ-за этого разбивать жизнь, и все, все убить однимъ разомъ?! Или забыли вы вчерашн³й вечеръ?! взволнованно высказался онъ и, поникнувъ, не смѣя взглянуть ей въ глаза, отчетливо хрустнулъ палецъ о палецъ.

   - Забыла и прошу васъ забыть, слышите-ль, забыть разъ на всегда вчерашн³й вечеръ и, чуть вспыхнувъ, она отвернулась.

   Вся кровь прилила ему въ голову. Онъ не сознавалъ: что съ нимъ, гдѣ онъ. Все кружилось, мѣшалось.... И инструментъ, и свѣчи, и цвѣты, и стулья, и картины на стѣнахъ, и лампа. "И.... я прошу васъ забыть, забыть разъ навсегда вчерашн³й вечеръ" слышился ему не то ея, не то чей-то чужой, совсѣмъ чужой суровый, голосъ.... Все исчезло, обратилось в