Иогель Михаил Константинович - Между вечностью и минутой

янулись мысли.... Одна другой неопредѣленнѣе, одна другой страшнѣе. Ничто и есть ничто.... Все изъ ничего и все ничто.... И стоитъ ли жить, чтобы изъ навоза превратиться въ навозъ.... Ничто былъ, ничто есть, ничто буду и кончу ничемъ!" крутились, путались, переплетались онѣ, эти цѣпк³я, когтистыя мысли. Князь громко захохоталъ, захохоталъ такъ, что даже самъ всѣмъ тѣломъ содрогнулся отъ ужаса собственнаго же смѣха, смѣха надъ собою, надъ прошлымъ, надъ нѣкогда счаст³емъ улыбавшимся будущимъ.

  

  

   Прошло уже болѣе получаса, какъ баронъ ушелъ изъ зала, а Загорская все еще стояла у открытаго во дворъ окна, все еще какъ бы слышала его отчетливые, твердые шаги, все еще мелькали передъ нею его бѣлый китель, и все досаднѣе и досаднѣе становилось ей на Вѣру Павловну.

   - Какъ это глупо.... какъ глупо!... и что за менторство!... что я малютка.... дура!... Меньше ее понимаю людей!... Да и кажое право имѣетъ она вмѣшиваться въ мои отношен³я, слѣдить за каждымъ моимъ шагомъ!... Нѣтъ.... это нестерпимо, это не можетъ продолжаться такъ, и я должна ее обрѣзать, должна заставить понять разъ на всегда, что всякъ сверчокъ знай свой шестокъ!... Пожала плечами и, не проронивъ ни слова, изволила пролетѣть!... Что жъ она хотѣла этимъ выразить?... Презрѣн³е?!.. Ха! и, презрительно усмѣхнувшись, Загарская торопливо. пошла къ дверямъ зала. О, я укажу ей ея мѣсто, все болѣе и болѣе раздражаясь, думала Наташа.

   Она застала Вѣру Павловну въ постели, надъ раскрытою книгою романа: "Анна Еаренина". Вѣра Павловна, мелькомъ взглянувъ на нее, торопливо перевернула страницу. Вдали комнаты стояла уже уставшая ожидать Лиза.

   "Изволитъ все еще негодовать и желаетъ выразить свой гнѣвъ тѣмъ, что не замѣчаетъ!... А мнѣ то очень нужно!... Смѣшно, просто смѣшно!... Смѣшно и дико, и Наташа стала спѣшно разстегивать лифъ.... Конечно... еще бы!... Старшей къ младшей.... взрослой къ недоразвитой!... Ужъ не слишкомъ-ли?!.. и, покраснѣвъ, порвавъ тесьму у юпки, она нетерпѣливо сбросила лифъ, сбросила платье, переступила юпку и, досадливо оттолкнувъ ее ногою къ Лизѣ, отошла къ окну.

   - Въ которомъ часу прикажете будить, барышня? собравъ платье и юпки, робко спросила Лиза.

   - Въ томъ, въ которомъ проснусь - рѣзко отвѣтила Загорская и, отвернувшись отъ Лизы, открыла окно.... Лиза вышла. Прошло еще нѣсколько минутъ.... Загорская все чаще, все нетерпѣливѣе взглядывала на Вѣру Павловну; но Вѣра Павловна какъ будто и забыла объ ея существован³и.... но вотъ она вдругъ и быстро подняла на нее глаза.

   - Васъ, кажется, можно поздравить, Наташа?

   - Съ чѣмъ это? и, мелькомъ на нее взглянувъ, Наташа опять отвернулась къ окну.

   - Съ предложен³емъ барона.

   - И почему это вамъ кажется смѣшнымъ, вспыхнувъ, рѣзво перебила Наташа.

   - Смѣшнымъ?... ничуть... развѣ страннымъ! Вы, вѣроятно, забыли, что барону нужна невѣста въ двѣсти тысячъ!

   - Да развѣ изъ этого слѣдуетъ, что онъ не можетъ жениться по любви?!

   - Оставьте этотъ бредъ, Наташа!... Вы слишкомъ еще молоды, чтобы понимать такихъ людей, какъ баронъ. Ему блескъ, карьера, повѣрьте, дороже всего?... да и притомъ возьмите трудъ вспомнить, что если бы у княжны Шелиховой было не сорокъ, а двѣсти тысячъ, то она давно бы была уже баронессою Бернсдорфъ!...

   Загорская быстро обернулась. Ея глаза блеснули гнѣвомъ.

   - Иными словами, я, по вашему, случайная прихоть барона!

   - И да, и нѣтъ!... спокойно возразила Вѣра Павловна, пожалуй, онъ и самъ такъ не думаетъ, но чѣмъ это кончится, если только вы во время не сознаете, что ему нужна вовсе не ваша рука, а вы.... понимаете?... физически!.... Вотъ это именно та любовь, которую Петръ Игнатьевичъ такъ мѣтко опредѣдилъ чувствомъ Дормидошки къ Палашвѣ и, оттолкнувъ книгу, Вѣра Павловна глухо разсмѣялась.

   Наташа быстро отошла отъ окна. Свѣтъ упалъ ей на лицо. Она была страшно блѣдна; ея губы нервно вздрагивали по угламъ рта.

   - О! кто чья игрушка, это еще вопросъ!.... Но... я бы... шпопросила васъ, Вѣра Павловна, разъ на всегда прекратить эту прискучившую мнѣ мелод³ю вашей житейской мудрости и, рѣзко отвернувшись, она трропливо набросила на себя пеньюаръ и въ тотъ же мигъ вышла изъ спальни.

   Вѣра Павловна затронула самое чуткое, самое больное чувство въ душѣ Наташи, - чувство сомнѣн³я въ искренности барона, въ чистотѣ его намѣрен³й. Это сомнѣн³е уже давно угнетало ее. Оно отравило ей уже много счастливыхъ минутъ, заставило ее провести не одну тревожную ночь и, съ каждымъ днемъ раздражая все болѣе и болѣе, развилось въ ней до непреодолимаго, лихорадочнаго желан³я - во что бы то ни стало видѣть барона у своихъ ногъ, обезсиленнымъ, покорнымъ. И все порывистѣе становилось ея дыхан³е, все торопливѣе ея шаги, все дальше и дальше въ глубь сада уходила она.... Но, вотъ опять, опять онъ за нею, опять подлѣ нея.... взволнованный, дивно-красивый, жизни, страсти полный.... - "Что мнѣ теперь эта жизнь безъ васъ - слышится ей его глубок³й, мягк³й, полный любви, полный нѣги голосъ. Когда.... когда вы одна всѣ ея радости, все ея счаст³е".

   И это все ложь, все притворство?... "Конечно, ложь, конечно, притворство!" какъ бы глумясь надъ нею, отвѣтилъ ей внутренн³й голосъ. О, нѣтъ, нѣтъ!... это вздоръ!... этого не можетъ быть.... "Да почему же вздоръ?... почему не можетъ быть?... Развѣ еще сегодня не сказалъ онъ, что бракъ - глупость?..." "Бракъ - глупость.... бракъ - глупость!" все отчетливѣе доносился до нея голосъ барона съ площадки четырехъ бесѣдокъ....

   Она судорожно разсмѣялась.... ха-ха-ха - со стономъ возвратилъ ей старый навильонъ ея надорванный, глухой смѣхъ.... ха-ха-ха - отвѣтилъ павильону кто-то изъ дома.... Нестерпимый холодъ зыбкою, раздражающею дрожью пробѣжалъ по ея плечамъ, по всему тѣлу.... ха-ха-ха.... ха-ха-ха - слышалось ей отовсюду, и все холоднѣй и холоднѣй становилось ей.- Непроглядная темь за нею, темь и впереди.... Вотъ показалось что-то бѣлое.... все-то въ двухъ, трехъ шагахъ.... чьи-то торопливые шаги.

   - Генералъ.... это вы? рѣзко отступивъ, сильно дрогнувшимъ голосомъ окликнула она.

   - Нѣтъ, это я, Наталья Алексѣевна.

   - Ахъ, уйдите, уйдите!.... Бога ради, уйдите, баронъ! съ трудомъ преодолѣвая овладѣвшее ею волнен³е и внезапной радости, и безотчетнаго страха, чуть слышно шептала она.

   - А если не уйду - съ особеннымъ ударен³емъ проговорилъ баронъ, и еще ближе подошелъ къ ней.

   - Я прошу васъ, баронъ - уже тверже и настойчивѣе проговорила Загорская.

   - О, нѣтъ, нѣтъ, Наталья Алексѣевна!.... Вы не будете настаивать, вы не потребуете отъ меня такой жертвы!.... это было бы жестоко!.... Отнимать у меня даже и тѣ минуты, что заставила вамъ дать сама судьба!.... Когда же, когда еще выпадетъ такой счастливый случай, вдвоемъ, съ глаза на глазъ, ни надзора, ни любопытнаго уха.... и такъ тиха, такъ полна нѣги эта чудная ночь.... Слушайте!.... Слышите?!.... Поетъ соловей, поетъ о любви, о счастьи.... Нѣтъ, нѣтъ, Наталья Алексѣевна, ради тѣхъ страдан³й, что заставили вы меня пережить за это время, ради той надежды, что еще нѣсколько минутъ тому назадъ подали вы мнѣ, дайте же, дайте, наконецъ, почувствовать, что не смѣетесь надо мною, сильно дрогнувшимъ голосомъ закончилъ онъ и, взволнованный, полный страха и надежды, тихо сжалъ ей руку.

   Она не отдернула руки, она не отшатнулась. Она еще боролась, но уже слабо, нерѣшительно, и все сильнѣе одолѣвало ее, все болѣе томило какое-то, въ высшей степени странное, новое непонятное чувство сладостной усталости и, такъ полна была имъ грудь.... Она и сознавала вполнѣ отчетливо, что поступаетъ дурно, что ей слѣдовало уйдти, уйдти, не медля ни минуты, что Вѣра Павловна, если-бъ только могла знать, ужаснулась бы, и въ то же время она была не въ силахъ, нѣтъ, не въ силахъ не только уйдти, но даже отнять у него руку, и все безъотчетнѣе сжималась ея рука въ его рукѣ, все горячѣе становилась она.

   - Но, насъ могутъ здѣсь застать, баронъ!.... Генералъ, Вѣра Павловна....

   Взволнованная, смущенная.... все ближе и ближе она къ нему, и все сильнѣе кружилась у него голова, съ каждымъ мигомъ утрачивалъ онъ власть надъ собою.

   - Такъ пройдемъ въ бесѣдку и, не проронивъ ни слова, они торопливыми шагами направились къ концу аллеи. Вотъ уже и сѣрый павильонъ, вотъ.... точно видѣн³я, его, какъ то странно вытянувш³яся, массивныя, бѣлыя колоны.

   Баронъ остановился у ступеньки. Загорская прошла впередъ и, заглянувъ въ темь павильона, рѣзко отшатнулась.... "Нѣтъ, страшно, страшно"! какъ бы сказала барону ея вздрогнувшая, высокая, бѣлая фигура.

   - Да какая же вы трусиха, Наталья Алексѣевна! и баронъ тихо усмѣхнулся.

   - О, далеко до того, но... и, поборовъ свое смущенье, она первою вошла въ павильонъ.

   Влаженъ и затхлъ былъ въ немъ воздухъ, рѣдко кто заглядывалъ въ него. Его не любили, отъ него сторонились. Въ немъ, Щербинск³й, ея дядя, въ припадкѣ умоизступлен³я, убилъ свою любовницу - дѣвушку-крестьянку....

   - Да что съ вами, Наталья Алексѣевна?.... Вы дрожите!

   - Это такъ, это вздоръ!.... Но.... уйдемте отсюда, баронъ.

   - Нѣтъ, вы не любите меня, Наталья Алексѣевна, чуть слышно, съ глубокимъ укоромъ проговорилъ Бернсдорфъ и, вздохнувъ, отступилъ отъ нея.

   Она молчала. Она или не смѣла, смущалась, или все еще не хотѣла высказаться, или, быть можетъ, опять смѣялась.

   - Если бъ вы любили меня, вы бы вѣрили мнѣ, вамъ бы нигдѣ и никогда не было страшно со мною, вамъ дорогъ бы былъ каждый мигъ со мною и въ этотъ мигъ вы забывали бы все, все, весь м³ръ.

   - Ну.... а если я не вѣрю вамъ, съ видимымъ усил³емъ проговорила она.

   - Мнѣ?! Вы кажется снова смѣетесь, Наталья Алексѣевна.

   - Докажите!

   - Чѣмъ?

   - Уѣзжайте, и дайте мнѣ слово никогда не искать встрѣчи со мною.

   - Это почему? и голосъ барона сильно дрогнулъ.

   - Вы никогда не будете счастливы со мною!.... Съ вашей стороны вѣдь это капризъ минуты!.... Вамъ нуженъ блескъ, нужна карьерра....

   - Что вы?!... Что вы говорите, Наталья Алексѣевна!... Какой далъ я вамъ поводъ такъ жестоко оскорблять меня?...

   Тихо стало въ павильонѣ.... Лишь гдѣ-то все яснѣе, все отчетливѣе чирикалъ сверчокъ, да за дверями, у колонъ, все отчаяннѣе жужжала въ паутинѣ муха....

   - Баронъ!... и снова тихо.

   - Не злитесь, слышите.... не злитесь, и, быстро подойдя къ нему, она слегка вздохнула, заглянула ему въ лицо.- Она его любила, любитъ.... она лишь ревновала, испытывала.

   - А, Боже мой, Боже, какъ я счастливъ, какъ счастливъ я, восторженно прошепталъ онъ и, обнявъ ея тал³ю рукою, въ тотъ же мигъ почувствовалъ ея горячее, трепетно бившееся сердце.... Вся кровь ударила ему въ голову....

   - Бога ради, пустите!... Что съ вами, что съ вами, баронъ?- откинувъ голову, вся перегнувшись, вытянувшись, отрывочнымъ, чуть слышнымъ шопотомъ молила она. Но онъ, какъ будто, и не слышалъ, - онъ ожигалъ ей поцѣлуями и грудь и плечи.

   - Баронъ! и, оттолкнувъ его обѣими руками, она пошатнулась, упала на диванъ.... "Когда же, когда... какъ не теперь!" мелькало отуманенному страстью барону, и снова желѣзною оковою обняла его рука ея тал³ю....

   - О, счастье, о, радость - внѣ себя шепталъ онъ, и все ближе и ближе къ ея лицу его горячее дыхан³е.... Она теряла силы, она изнемогала.... Сладостная немочь связывала ей и руки, и ноги.... Вотъ вспыхнулъ, загорѣлся на ея губахъ, застоналъ, защемился въ груди его крѣпк³й поцѣлуй. - Она собрала послѣдн³я силы и, рѣзко оттолкнувъ его отъ себя, опрометью бросилась изъ павильона....

   - Это безчестно... это безчеловѣчно? - глухо донесся до барона изъ аллеи ея лихорадочный шопотъ.- Онъ судорожно выпрямился.

  

  

   - Что съ вами, Боже мой, что съ вами, Наташа?! завидѣвъ ее, встревоженно проговорила Вѣра Павловна.- Она не въ силахъ была ей отвѣтить; она съ трудомъ переводила духъ; дрожали блѣдныя губы, по лицу катились слезы, разметалась по плечамъ, по спинѣ, волнистая коса, отпахнутъ воротъ пеньюара.

   - Да что же, что такое случилось съ вами, Наташа?!

   - Ахъ, послѣ, послѣ, Вѣра Павловна!... Я сидѣла тамъ у клумбы, мнѣ почудилось.... Такъ чего-то стало страшно, и порывисто глухо зарыдавъ, она бросилась на постель, зажала голову въ холодныя подушки.

  

  

   Проснувшись на слѣдующ³й день часу въ одиннадцатомъ, князь чувствовалъ въ головѣ какую-то тяжесть, какъ бы отъ сильнаго опьянен³я, а въ рукахъ, ногахъ и груди, не то ломоту, не то слабость, какъ будто послѣ ѣзды на перекладной. Спертъ и душенъ казался воздухъ комнаты. Ярк³й солнечный свѣтъ невыносимо рѣзалъ глаза, мухи жужжали, жужжали такъ, какъ никогда или, по крайней мѣрѣ, никогда еще не раздражали онѣ его столь сильно, какъ въ это утро. "И что мнѣ такъ нравилось здѣсь, что?... думалъ онъ. Что меня такъ манило, такъ звало?... Неужели трудно было догадаться съ самаго начала нашего знакомства, что она только снисходила до меня, только изъ сострадан³я проводила со мною время.... Какъ было раньше не сообразить этого, какъ было не понять, что она никогда не рѣшится выйдти за меня.... за калѣку, тоскливо.... И какъ это глупо, какъ безтактно, Боже мой, какъ безтактно!... Ну, положимъ прежде, а теперь, что теперь остается здѣсь дѣлать?... Развѣ каждая минута не новое разочарован³е, не новая мука?!. Развѣ не ясно, что она любитъ барона?!... Онъ такое же ничто, какъ и я, но она въ немъ нашла именно то что-то, о чемъ она такъ часто говоритъ, и вотъ онъ уже для нея не ничто.... Онъ для нея все.... Ну и пусть, пусть будетъ баронесса Бернсдорфъ!... И чего я здѣсь?... Зачѣмъ? Князь рѣзко позвонилъ. Вошелъ Максимъ.

   - Максимъ, я выѣзжаю домой завтра съ разсвѣтомъ.... Чтобы все было готово, - приказалъ онъ, избѣгая его взгляда.

   - Слушаюсь, пробасилъ Максимъ.- Князь отвернулся, глубоко вздохнулъ; что-то будто оторвалось въ немъ и заныло въ груди.- Кончено, все кончено! Что кончено? А это свѣтлое, безпредметное, что такъ улыбалось, такъ звало сюда.... Кончено.... Его ужъ нѣтъ, этого "что-то".... Оно оторвалось, разсѣялось и вотъ тутъ же, на его глазахъ изъ "всего" превратилось въ "ничто", и все померкло, все, и настоящее, и будущее.... И потянулись цѣлою вереницею, одна за другою, высок³я, просторныя, вторая какъ первая, четвертая какъ третья, блѣдно-палевой окраски комнаты, казенныя, совсѣмъ казенныя!... и все въ нихъ казенное! и темные столы, и кипы бумагъ на нихъ, и всегда улыбающ³яся, будто изъ-подъ спуда, по приказу лица согбенныхъ фигуръ.... За ними кабинетъ.... Предлинный, длинный.... Столъ подъ краснымъ сукномъ, кругомъ, ужъ не одинъ десятокъ лѣтъ все на одномъ и томъ-же мѣстѣ, кожаныя, темно-зеленыя кресла.... потертыя, ветх³я, замогильною сыростью вѣетъ отъ нихъ!... А вотъ и его кресло.... Точь въ точь такое же, какъ и всѣхъ остальныхъ.... Только какъ-то еще глубже, еще емче захватываетъ оно въ себя.... Захватитъ, да и держитъ такъ крѣпко, какъ-будто смѣется надъ самымъ желан³емъ уйдти съ него.... Сиди.... Сиди въ этомъ креслѣ, сиди всю жизнъ!... Полюби свое дѣло, полюби, да такъ, чтобы бѣжала отъ тебя самая мысль о ней!... Пусть она въ тебѣ будетъ ничто, какъ ничто ты для нея.... Вѣдь ты же не баронъ.... Вотъ онъ.... Это дѣло другое.... Онъ для нея все!... Князь содрогнулся, и, холодною рукою наливъ стаканъ воды, выпилъ воду до послѣдней капли.... И снова она. Опять зоветъ, опять улыбается.... То смотритъ на него своими большими, вдумчивыми, темно-синими глазами.... смотритъ, какъ будто говоритъ ими.... да такъ отчетливо, ясно: "увѣруйте въ себя, князь, и въ васъ увѣруютъ"; то смѣется внутреннимъ, глубокимъ, какъ бы самое себя ласкающимъ, смѣхомъ.

   И давно ли еще прошло то утро, въ котерое, разсѣянно покончивъ всѣ свои разсчеты съ секретаремъ правлен³я, нетерпѣливо дожидался онъ Коваленко, чтобы вмѣстѣ съ нимъ отправиться въ Щебринку.... Какая игривая, оживленная была она съ нимъ, когда встрѣтила его. Какъ много надеждъ подавали ему ея улыбка, ея рривѣтъ.... Тогда онъ вѣрилъ въ себя, вѣрилъ въ ея любовь, мечталъ о счастьи съ нею.... А теперь?! - и опять, опять кабинетъ правлен³я, опять замогильною сыростью вѣетъ отъ креселъ, опять кипа бумагъ. "Такъ изволите подписать, ваше с³ятельство, или отложить?" спрашиваетъ секретарь своимъ тоненькимъ, вкрадчивымъ, точно что ворующимъ голоскомъ.- Вотъ онъ, какъ живой!... Весь вытянувшись... Лице казенное, совсѣмъ казенное, выбритое, такъ чисто выбритое, что даже лоснится, какъ будто хорошо отлакировавный паркетъ.- Ужъ не одно-ли съ нимъ теперь этимъ казеннымъ человѣкомъ, долженъ полюбить я дѣло?! - да, конечно, одно!... и чѣмъ больше пытался онъ сосредоточить себя на иныхъ мысляхъ, на иныхъ желан³яхъ, тѣмъ лихорадочнѣе преслѣдовали, тѣмъ насточивѣе угнетали его онѣ, эти мрачныя мысли, какъ безчисленныя вѣтви отъ все одного и того же корня: отъ сознан³я своего ничто....

   Пр³йдя къ завтраку, князь засталъ въ столовой уже всѣхъ, кромѣ Натальи Алексѣевны. Вѣра Павловна объяснила, что она крайне сожалѣетъ, но не можетъ сойдти по причинѣ сильной головной боли. Это сообщен³е сильно обезпокоило князя. Его и тревожило, "что съ нею"?!.. И смущала мысль, что, пожалуй, не сойдетъ и весь день, а, между тѣмъ, ему тамъ о многомъ хотѣлось переговорить съ нею въ этотъ послѣдн³й, быть можетъ, послѣдн³й на всю жизнь, разъ, и такъ пр³ятенъ былъ почему-то этотъ разговоръ, такъ дорогъ, что мысль объ немъ заставляла его, хотя минутно, забывать такъ безстрастно, такъ угрюмо смотрѣвшее на него будущее. Ему стало невыносимо грустно, грустно въ такой степени, что онъ даже не могъ овладѣть собою, и рѣшительно ни къ кому не обратился во все время завтрака ни съ единымъ словомъ.

   Баронъ, при заявлен³и Вѣры Павловны, смѣшался. Но онъ очень быстро овладѣлъ собою. Онъ понялъ, что ей иначе поступить даже было бы неловко, что, наконецъ, ея настоящее положен³е есть прямое послѣдств³е вчерашняго, что она, весьма можетъ быть, не сошла потому, что ей и совѣстно, и тяжело было бы его видѣть, но что это ничего, это даже прекрасно, такъ какъ женщины никогда не сердятся за порывъ, и кончится тѣмъ, что она не только проститъ ему, но, разъ испытавъ, даже сама пойдетъ къ нему на встрѣчу, такому, какъ онъ былъ вчера, въ минуты безумнаго влечен³я, а не такому, какимъ давно привыкла видѣть и его, и другихъ, въ гостинныхъ на дежурствѣ.

   Завтракъ тянулся необычайно долго, говорили вяло и неохотно. Что-то недосказанное, тревожное видимо тяготило всѣхъ.

  

  

   Вѣра Павловна тотчасъ послѣ завтрака прошла въ комнату Наташи. Она застала ее еще въ пеньюарѣ, передъ зеркаломъ.

   - Ну, какъ вы себя чувствуете, Наташа?

   - Такъ себѣ! Какая-то разбитая.... Не то нездоровится, не то устала.

   Вѣра Павловна участливо всмотрѣлась. Слабъ и нѣженъ румянецъ.... Синева подъ глазами утомленнаго лица.... Казалось, что она пережила за эту ночь тяжелые часы, и теперь вся, и мыслею, и сердцемъ, отдыхала въ тихой увѣренности въ себя и свое будущее.

   - А я уже и забыла, когда встала. И нагулялась, и наработалась.... Разбросала съ Васею цѣлыхъ двѣ копны сѣна. Обошла всѣхъ своихъ больныхъ, бѣдныхъ. Утро чудное, и такъ чего-то особенно весело, такъ пр³ятно мнѣ было въ толпѣ моихъ деревенскихъ друзей.

   - Какая вы счастливая, Вѣра Павловна. Какъ должно быть отрадно вамъ теперь. Вы вся точно свѣтитесь, тихо отозвалась Наташа.

   - А кто же вамъ мѣшаетъ?.. Думайте больше о другихъ, чѣмъ о себѣ, и будете чувствовать то же, что я чувствую.

   Загорская, казалось, была смущена.

   - Странный сонъ видѣла я сегодня, Вѣра Павловна... Не то сонъ, не то какое-то видѣн³е.

   - Какъ такъ?

   - Право... По обстановкѣ сонъ... Да и не видѣн³е же въ самомъ дѣлѣ!!. А, между тѣмъ, я чувствовала, я сознавала все, что кругомъ меня, точно также, какъ сознаю это теперь... Я даже опробовала столикъ... Какъ стоитъ, такъ стоялъ и тогда, и снова поникла, задумалась, еще глубже, еще сосредоточеннѣе.

   - Что же вамъ снилось?

   - Мнѣ снилось... Нѣтъ!.. Покрайней мѣрѣ, какъ казалось мнѣ, у меня глаза были открыты, только какая-то непонятная, нервная дрожь чувствовалась вовсей... Я смотрѣла, да, я смотрѣла тогда на эту стѣну, за кроватью. Стѣна вдругъ стала отклоняться. Я видѣла, ясно видѣла, какъ она постепенно упадала передо мною... Залъ... Обширный, ярко-освѣщенный, бѣлый залъ, убранный, въ золотыхъ массивныхъ рамкахъ, картинами всевозможныхъ пейзажей, обставленный легкими, съ позолотою бѣлыми стульями... Ахъ, какой прелестный залъ!.. Какъ хорошо было мнѣ... Я чувствовала, что онъ мой, что я въ немъ полновластная хозяйка... За нимъ цѣлая анфилада комнатъ... Въ нихъ свѣтло, какъ деемъ! Въ послѣдней комнатѣ противоположнаго конца, атласной, голубой, толпа мужчинъ и женщинъ... Мужчины во фракахъ, въ мундирахъ, женщины всѣ, всѣ безъ исключен³я, въ бѣлыхъ платьяхъ и цвѣтахъ... И мужчины, и женщины, всѣ вмѣстѣ, замкнутые въ нѣмую группу... Не то люди, не то тѣни... Я долго всматривалась, долго видѣла... И странно... Такъ свѣтло, такъ ярко свѣтло, такъ все богато, а мнѣ изъ минуты въ минуту становилось все страшнѣе и страшнѣе... Потому быть можетъ, что я сознавала себя со всею отчетливостью чуждой въ этой обстановкѣ. Всевозможныя догадки, предположен³я... Все это путалось, мѣшалось, и что думала тогда, рѣшительно не могу сознать теперь... Вдругъ все исчезло, исчезло въ одинъ моментъ, и вмѣсто изящно, роскошно обставленной гостинной - поляна... Густая, волокнистая трава... Дубрава впереди... Точь въ точь, какъ наша дубрава... У самой окраины, гдѣ поляна уходитъ въ дубраву, лежалъ князь, блѣдный, какъ вчера... На стиснутыхъ губахъ запеклась кровь... Ни признака жизни... Правая рука на груди, лѣвая подъ спиною. Я видѣла, вижу его, какъ будто сейчасъ!.. Изъ рады у сердца сочится кровь... Ахъ, какъ страшенъ былъ онъ въ ту минуту... Глаза открыты... Тусклые, совсѣмъ тусклые, ничего не выражающ³е, какъ у мертвеца... И такъ упорно, все на меня смотрѣлъ онъ этими безжизненными глазами... Я стиснула зубы, я дрожала, какъ въ лихорадкѣ... Подлѣ баронъ... Онъ отвратителенъ былъ мнѣ тогда... Спокойно скрещены на груди сильныя руки... Онъ тоже смотрѣлъ на князя, какъ смотритъ иногда въ минуту раздражен³я, этимъ своимъ стальнымъ холоднымъ взглядомъ... А на губахъ... опять насмѣшливая полуулыбочка, точь въ точь, такая, съ какою еще вчера, когда вернулись мы, смотрѣлъ онъ на кяязя, и, содрогнувшись, она быстро закрыла лицо руками.

   Вѣра Павловна не слышала. Ни признака прежняго оживлен³я въ блѣдномъ лицѣ... Ей почему-то казалось, что ея сонъ - вѣщ³й сонъ, что хотя и нѣтъ въ дѣйствительности пока того, что снилось ей, но будетъ именно такъ, и даже не можетъ быть иначе...

   - Что жъ можно думать о снѣ, Наташа? медленно овладѣвая собою, отозвалась она.- Вѣдь сонъ, какъ и всяк³й сонъ - явлен³е игры нервъ, игры воображен³я... Но только глупецъ признаетъ сонъ глупостью!.. Несомнѣнно, если бы вы не испытали за эти дни чего-либо особеннаго, вы бы спали спокойно и не видѣли бы никакого сна... Сонъ, по моему, всегда образъ, всегда отражен³е нашего настроен³я, тѣхъ скрытыхъ въ насъ мыслей и стремлен³й, что отъ далекаго, безсознательнаго прошлаго составляютъ нашу сущность - нашу внутреннюю жизнь... Такимъ образомъ, сонъ способствуетъ человѣку постигать его настоящее чрезъ его прошлое, и различать со всею отчетливостью настоящее - мнимое, отъ настоящаго дѣйствительнаго.

   - То есть какъ это?

   - Напримѣръ... Вы вчера, повидимосу, съ искреннимъ увлечен³емъ отнеслись къ барону и съ насмѣшкою къ князю.... Можно было думать, и я такъ и думала, что вы барону симпатизируете, а князя презираете... Между тѣмъ, сонъ сказался въ васъ сочувств³емъ къ князю и отвращен³емъ къ барону... За кого?.. За князя!.. А вѣдь сонъ это - явлен³е нашей внутренней жизни, явлен³е, въ которомъ со всею вѣрностью правильнаго зеркала, отражается наше настоящее настроен³е, и скрытыя мысли, и безсознательныя желан³я. И что жъ выходитъ?.. Какое изъ двухъ настроен³й не обманываетъ васъ?.. То ли, подъ вл³ян³емъ котораго вы высказались вчера, или то, что создали черезъ сонъ сегодня... По моему, такъ послѣднее!.. Вы, можетъ быть, предполагаете, что вы увлечены барономъ.... Но это неправда!.. Баронъ ни больше, ни меньше, какъ интересъ вашего мимолетнаго, капризнаго "хочу", а князь отвѣчаетъ вашему настоящему отъ вашего прошлаго, стало быть отвѣчаетъ тому, что въ васъ дѣйствительно есть, а не тому, что вы лишь предполагаете въ себѣ.

   - А можетъ это быть? какъ бы и спрашивая, и въ то же время сама себѣ отвѣчая, медленно обратилась Загорская.

   - Что это?

   - Что баронъ убьетъ князя? вспыхивая и поникая, чуть слышно проговорила она.

   - Это именно то, чего я опасаюссь.... Баронъ ли князя, князь ли барона, всячески кровь и того и другаго изъ нихъ падетъ на совѣсть вашу, Натадии... Это именно то, что смущаетъ, тревожитъ меня теперь, и днемъ, и ночью, что еще вчера подстрекало переговорить, съ вами. Они, очевидно, не выносятъ другъ друга.

   Загорская еще ниже опустила голову.

   - Мнѣ, конечно, князя было бы больше жаль, чѣмъ бадона.... Онъ достоинъ лучшей доли.... И такъ не довольно ли потерпѣлъ уже онъ, чтобы такъ рано и такъ печально покончить лишь изъ-за того, что вамъ, по мимолетному капризу, благоугодно было обратить на него капризное вниман³е!... Жизнь барона - безконечный праздникъ.... Онъ сегодня взбѣсился, завтра успокоился.... Жизнь князя - рядъ страдан³й и не вамъ ли еще, не вамъ ли за то, что онъ полюбилъ васъ всѣмъ сердцемъ, нанести ему послѣдн³й ударъ?!.. Конечно!... Баронъ блестящъ, князь хромъ.... Но развѣ князь два года тому не былъ строенъ, какъ и сегодня баронъ.... И чѣмъ поручиться можете, что завтра не будетъ съ барономъ тоже, что сегодня съ княземъ.... Да и вамъ ли мнѣ говорить, Наташа, что красота физическая - ничто передъ красотою нравственною.... Не на столько-ли первая - минута, на сколько вторая - вѣчность.... И на столько ли еще баронъ красивѣе князя въ физическомъ смыслѣ, на сколько князь красивѣе его въ смыслѣ нравственномъ?... Подумайте надъ этимъ, Наташа... сосредоточенно, серьезно.... Подумайте и рѣшите, чтобы изъ смѣха не вышли слезы, чтобы игра не обратилась въ преступлен³е.

   Теперь страхъ Вѣры Павловны уже не представлялся Наташѣ игрою воображен³я. Она задумалась и, порывисто вздыхая, все глубже и глубже уходила въ себя. Не то раскаявалась, не то боролась.... Еще блѣднѣе казалось лицо....

   - Барышня, барыня опять прислали, чтобъ вы какъ межно скорѣе сошли внизъ, доложила Лиза, быстро входя въ комнату.

   - Ахъ я и забыла, Наташа.... Она и меня просила позвать васъ.

   - А что такое.... Ужь не узнала ли она чего-нибудь? и, вся вспыхнувъ, Загорская быстро встала.

   - О, нѣтъ, спокойно отозвалась Вѣра Павловна.

  

  

   - И что, ты, мать моя, городишь, горячилась, между тѣмъ, въ гостинной Марья Кондратьевна, видно въ конецъ раздраженная Натальею Игнатьевною. Точно неразумная дѣвченка.... Вѣдь уши вянутъ слушать.... Князь и баронъ!... Ну да развѣ ихъ можно сравнивать?!.. Князь во первыхъ князь!... Во вторыхъ не ныньче, завтра - губернаторъ.... Понимаешь-ли ты это?... Губернаторъ!... А баронъ!... Что такое баронъ?... Свистунъ, вертопрахъ, разсудила Марья Кондратьевна и крайне довольная своими доводами, старательно, даже съ присвистомъ, втянула сначала правою, а потомъ лѣвою ноздрями своего гостепр³имнаго носа цѣлую щепотку табаку.

   - Мнѣ, маменька, и 40 лѣтъ будетъ, а вы меня все дѣвченкой считать будете, обидчиво отозвалась Наталья Игнатьевна.

   - Ахъ, мать моя, да ужъ слыхала я это, слыхала.... Ну и 40 лѣтъ, а все жъ таки не понимала жизни и никогда не поймешь.... Да и гдѣ-жъ тебѣ понять?! Во первыхъ ты - дѣвица, а во вторыхъ только и знаешь, что съ утра до ночи въ карты рѣжешъся, да съ Жужу амуришься.

   - Ахъ, оставьте, маменька!... Вѣдь я не глупѣй отъ того, что люблю Жужу. Говорила и всегда скажу - мнѣ жаль Наташу, жаль!... Ну развѣ князь ей пара.... Ужъ одно то, что онъ на костыляхъ.... И всяк³й ее пожалѣетъ!... Ишь молъ, ужъ не за кого, такъ за калѣку вышла!... А ей-то каково!... Легко это будетъ?!

   - Ну и какъ-же, мать моя, не сказать, что ты дура!... Вотъ ты скажи еще такую чушь при Наташенькѣ.... Вѣдь ей не съ ногой жить-то, а съ человѣкомъ!

   - А все жъ лучше, когда этотъ человѣкъ на двухъ ногахъ, а не на одной.

   - Да вѣдь съ тобою говорить, мать моя, все равно, что въ бездонную бочку воду лить - вскипѣла окончательно взбѣшенная Марья Кондратьевна и, повернувшись къ Натальѣ Игнатьевнѣ, въ знакъ своего крайняго неудовольств³я, бокомъ, принялась тѣми же табачными пальцами чистить малину.

   - Вы хоть бы руки-то вымыли, маменька.

   - Скажите пожалуйста.... Вотъ еще вздумала.... Молода, матушка, учить меня старуху....

   Наступила непр³ятная обѣимъ пауза. Марья Кондратьевна, дѣлая видъ, что и не замѣчаетъ Натальи Игнатьевны, усердно продолжала чистить малину.... Наталья Игнатьевна, въ свою очередь, повернувшись къ ней бокомъ, то тихо, едва касаясь, будто искала чего-то правою рукою въ волнистой, бѣлой, какъ снѣгъ, шерсти Жужу, то, поднимая ей вверхъ мордочку, нѣжно засматривала въ ея черные, точно бархатные, глазки.

   - Сударыня, входя въ гостинную, робко обратилась Палашка.

   - Ну что же? нетерпѣливо откликнулась Марья Кондратьевна.

   - Они изволили сказать, что имъ нѣкогда, что они удятъ рыбу.

   - Ахъ, Боже мой!... Да чтобъ она подохла эта рыба!... Только и знаетъ, что рыбу удитъ.... Поди опять.... Скажи, что я прошу, что, молъ, сейчасъ же, очень нужно.

   Палашва вышла.

   - Палашка! крикнула вслѣдъ Марья Кондратьевна. Палашка вернулась.

   - Да позови барышню. Скажи, молъ, что барыня сердится, что ужъ разъ десять посылала....

   - Иду, бабушка, иду, отозвалась Наташа въ залѣ. Ta же матовая блѣдность.... Тотъ же, едва примѣтный, и слабый, и живой румянецъ. То же выражен³е спокойнаго, въ самомъ себѣ, сосредоточеннаго затишья....

   - Здравствуй, Наташокъ, здравствуй, дружечекъ, протягивая ей навстрѣчу свою табачно-малиновую руку, встрѣтила Марья Кондратьевна.

   Она съ отвращен³емъ чуть-чуть коснулась до нея губами.

   - Здравствуйте, тетя.

   - Здравствуй, Наташа, отозвалась Наталья Игнатьевна съ такою кислою миною, что Наташа даже не смогла сдержать улыбку.

   - Что вамъ угодно, бабушка?

   - Ахъ, да! и, оставивъ малину, Марья Кондратьевна быстро схватилась за табакерку.

   Наташа поняла, что бабушка рѣшилась на что-нибудь очень серьезное, ибо въ такихъ случаяхъ всегда искала себѣ союзницы въ скоей табакеркѣ, какъ будто въ ней, подаренной еще покойнымъ княземъ Хилковымъ, и заключалась вся сила ея краснорѣч³я и убѣдительности.... Наташа знала, что она ей будетъ говорить или о князѣ, или о баронѣ, знала точно также, что ничего новаго не откроетъ въ этомъ и въ то же время, не отдавая сама себѣ яснаго отчета, все жъ таки волновалась тѣмъ, что скажетъ ей.... А Марья Кондратьевна все колебалась, все не начинала.... Ей, очевидно, ччто-то мѣшало, и это что-то была Наталья Игнатьевна съ одержавшимъ ее въ это утро бѣсомъ упорнаго противорѣч³я.

   - Наташа, вдругъ обратилась она къ ней.

   - Что, маменька?

   - Я, чай, Жужу уже гулять хочетъ.

   - Не безпокойтесь, маменька, когда захочетъ, такъ попросится.

   - Да оно такъ-то такъ, медленно согласилась Марья Кондратьевна. Но, видишь ли, мать моя, мнѣ бы съ Наташею нужно было поговорить серьезно.

   - Да такъ что-жъ такого?... Чѣмъ же я мѣшаю.... Давно ли это я чужою Наташѣ стала.

   - Говорите, бабушка, у меня нѣтъ ни отъ васъ, ни отъ тети секретовъ, вмѣшалась уже терявшая терцѣн³е Загорская.

   - Ферме ли поргъ, Наташокъ, е регарди сиперсонъ ни кутъ.

   Наташа затворила дверь.

   - Ет ли фенетръ.

   - Ужъ и шторы не спустить ли, бабушиа?

   - Вотъ видишь ли, Наташокъ, начала наконецъ Марья Кондратьевна, и засуетилась въ креслѣ.

   Начала и опять замолчала.

   - Ну что же, бабушка? нетерпѣливо проговорила Наташа.

   - У тебя, Наташокъ, нѣтъ ни отца, ни матери. Я тебѣ все: и отецъ, и мать, и бабушка, и другъ, единственный другъ.

   - Почему же это вы ей единственный другъ? придралась опять Наталья Игнатьевна.

   - Ахъ, да не поперечь, мать моя, только сбиваешь.

   - Въ самомъ дѣлѣ, тетя, ужъ дайте бабушкѣ сказать.

   - Ну, такъ вотъ видишь, Наташокъ, дружечекъ.... Всѣ заботы о тебѣ на мнѣ.... А, между тѣмъ, ты уже въ порѣ.

   - Что это значитъ въ порѣ, бабушка? сдвинувъ брови, насмѣшливо спросила Загорская. Она, очевидно, возвращалась къ своему всегдашнему игривому настроен³ю.

   - Ну, значитъ, что если бъ ты захотѣла, то уже могла бы выйдти замужъ, авторитетнымъ тономъ разрѣшила Марья Кондратьевна. Вотъ и это меня такъ безпокоитъ, что я не могла заснуть ни на минуту этою ночью.... Ну да, Наташа, я вполнѣ полагаюсь на твое благоразум³е.... Хотя, положимъ, баронъ, можетъ, тебѣ кажется и красивѣе князя, но за то князь во-первыхъ - князь, а во-вторыхъ ни нынче - завтра губернаторъ.

   - Ну и что жъ изъ того, бабушка?

   - Ну, такъ я бы на твоемъ мѣстѣ выбрала князя.

   - А я бы барона, съ быстротою электричества вмѣшалась Наталья Игнатьевна.

   - Да замолчишь ли ты! Всякъ сверчокъ знай свой шестокъ.... Я говорю, я тебѣ мать, значитъ, ты молчи.

   Наталья Игнатьевна только облизнулась и еще усерднѣе закопошилась въ Жужушкѣ.

   - У тебя вотъ есть Жужу и заботься объ ней.... Вѣдь я тебѣ не мѣшаю.

   - Да какъ же это, бабушка, я выбирать-тобуду?!.. Можетъ быть они и не думаютъ жениться на мнѣ.

   - Какъ не думаютъ? обидчивымъ тономъ перебила Марья Кондратьевна.- Не только думаютъ, даже хотятъ, положительно хотятъ, оба хотятъ.

   - Да это вы почему же знаете, бабушка?

   - А потому, что поопытнѣе тебя, такъ и знаю....

   - А что, можетъ быть, тебя удерживаетъ, что князь хромъ, такъ это, матушка - вздоръ, чистѣйш³й вздоръ!.... Вѣдь жить-то не съ ногою, а съ человѣкомъ.

   - А все-жъ-таки лучше, когда человѣкъ, какъ человѣкъ, ходитъ на ногахъ, а не на костыляхъ, опять и съ тою же стремительностью вмѣшалась Наталья Игнатьевна.

   - Наташа!.... Выйди вонъ! - и Марья Кондратьевна даже привскочила, такъ взбѣсилась теперь на нее.

   - Ну и уйду! медленно поднимаясь, чуть слышно отозвались разобиженная Наталья Игнатьевна.- Вотъ и не нравится.... А все жъ таки скажу, скажу, и всегда скажу тоже, потому что она мнѣ родная племянница, а не чужая какая, - и, забравъ Жужу на руки, Наталья Игнатьевна, хлопнувъ дверями, быстро оставила гостинную.

   - Ты ее не слушай, Наташокъ.... Вѣдь она сама не знаетъ, что городитъ, и Марья Кондратьевна такъ почувствовала теперь себя легко, какъ будто, вмѣстѣ съ уходомъ Натальи Игнатьевны, у нея однимъ мигомъ развязались и руки, и ноги, и языкъ.

   - Наташокъ.... Посмотрикась на меня.

   Наташа посмотрѣла, но такъ, чуть-чуть, мелькомъ, скорѣе скользнула взглядомъ, чѣмъ посмотрѣла.

   - У!.... Бѣдовая ты у меня.... Плутуешь.... Возьмиткась скамеечку.... Сядь поближе.... Вотъ такъ. И все лицо Марьи Кондратьевны приняло такое выражен³е, какъ будто она увидѣла передъ собою что-нибудь особо сладкое.... Опять взяла табакерку, но теперь уже скорѣе съ наслажден³емъ, чѣмъ съ тревогой, осторожно отворила, захватила щепотку, потянула ноздрею лѣвою, цотянула правою и, проведя двумя пальцами надъ носомъ, какъ бы для болѣе надежной отправки вкуснаго пров³анта по принадлежности, сосредоточилась на Наташѣ.

   - Покайся, плутовка, покайся, вотъ на это ушко, указала она на правое. Вѣдь я, чай, они оба ужъ объяснились.... Ась?.... и Марья Кондратьевна какъ бы превратилась вся въ слухъ, ожидая отвѣта. Разговоръ, видимо, забавлялъ теперь Наташу....

   - Какъ это, бабушка, объяснились?

   - Опять, опять плутуешь!.... Не даромъ генералъ-то называетъ тебя лукавой!.... Ужъ будто не понимаешь?... Ишь малютка какая.... Слава Богу.... И волосъ ужъ дологъ, и умъ не коротокъ.

   - Да, не молчимъ же, въ самомъ дѣлѣ, бабушка, объяснялись и теперь объясняемся.

   - Который первый?

   - Князь первый.

   - А-а-а... протянула Марья Кондратьевна и даже зажмурилась отъ удовольств³я.

   - Ну и что жъ онъ говорилъ?.... Въ какихъ словахъ?

   - Да вѣдь развѣ это возможно запомнить, бабушка, мучила Наташа.

   - Да что жъ это за безпамятная, мать моя.... Съ той поры, какъ покойникъ Игнат³й Павловичъ, твой дѣдъ, мнѣ объяснился, ужъ сорокъ лѣтъ прошло, да и то я все помню, все до послѣдняго словечка.

   - Это вѣрно, бабушка, вамъ, что-нибудь особенное разсказывалъ дѣдушка, что вы такъ запомнили, а мы такъ ужъ о многомъ объяснялись.

   - Ахъ, Боже мой! Ну хоть скажи, суть-то самую.

   - Да вотъ вчера, послѣ обѣда, какъ катались, медленно, какъ бы тяжело вспоминая, начала Наташа,

   - Ну, ну! нетерпѣливо подтолкнула Марья Кондратьевна.

   - Ну, - такъ князь говорилъ, говорилъ очень много.... О природѣ, о значен³и литературы, объ жизни вообще.

   - Да о тебѣ что онъ говорилъ?

   - Обо мнѣ ничего, бабушка.... Зачѣмъ же обо мнѣ?.... Что жъ въ этомъ интереснаго?

   - Ахъ, мать моя, да какое же это объяснен³е.... Развѣ такъ объясняются.

   - Такъ какъ же это объясяяются, бабушка? оживленно перехватила Наташа.

   - Ну говорятъ о чувствахъ, о томъ, что вотъ, молъ, люблю васъ, такъ люблю, какъ душу, какъ жизнь.... Вотъ это значитъ объясниться.

   - Ааа.... въ свою очередь протянула Наташа, и такъ поникла, какъ будто ей стало въ высшей степени и гру