Иогель Михаил Константинович - Между вечностью и минутой

не одна она!... Такъ всѣ, рѣшительно всѣ!" мелькало княжнѣ и, еще болѣе волнуясь, негодуя и на себя, и на него, она снова уходила въ свои тревожныя догадки. "Тамъ!! Гдѣ это тамъ?" "Тамъ, гдѣ, какъ въ туманѣ звѣзды, въ чаду безумныхъ наслажден³й, обнаженныя мелькаютъ плечи!" какъ бы въ отвѣтъ слышались ей опять слова Васи, и она снова чувствовала непр³ятный знобъ, знобъ безотчетнаго ужаса, знобъ отвращен³я къ этому невѣдомому ей мѣсту, изъ котораго такъ часто возвращались ея братья, Михаилъ и Николай, пьяные, безобразные....

   - И неужели онъ, Вася, такой славный, добрый, любящ³й мальчикъ станетъ такимъ же, какимъ былъ уже братъ Николай, мелькнуло ей, и такъ живо вспомнилась еще недавная, полная ужаса, полная горя, полная слезъ, ночь.- Часу въ 12-мъ раздался рѣзк³й, отрывочный звоновъ. Она поняла, что это онъ, что вѣроятно пьянъ, что иначе не рѣшился бы въ такую пору пр³ѣхать въ домъ, тревожить мать, отца, тревожить всѣхъ и, за него дрожа, его желая охранить отъ отцовскаго гнѣва, она сама сбѣжала внизъ, въ пр³емную. Онъ былъ уже въ сосѣдней комнатѣ дворецкаго Максима. Она открыла дверь и, охваченная ужасомъ, невольно отступила отъ порога.- Весь красный, дрожа отъ гнѣва, брянча саблей, онъ бранилъ Максима какими-то непонятными ей словами.- Коля, Коля, Бога ради, тише!... Отецъ ужъ легъ!... Ну, вдругъ услышитъ!- А мнѣ нап-п-плевать! Чортъ ихъ дери! и шатаясь, стуча кулакомъ по столу, онъ обратыся къ ней. Она невольно отвернулась: такъ пахнуло ей въ лицо виномъ, такъ отвратителенъ былъ его видъ въ эту минуту. Порванъ, въ грязи испачканъ уланск³й сюртукъ; кровью налиты глаза и жилы на лбу.- Коля, Коля! Ну можно-ль это? ломая пальцы на рукахъ, отчаянно шептала она.

   - Молчать! ударивъ кулакомъ по столу, хрипло крикнулъ онъ. - Она вздрогнула, поблѣднѣла, инстинктивно отстранилась.- Да ты это куда жъ?! Нѣтъ шалишь! и, грубо схвативъ за руку, онъ втянулъ ее въ коморку.- Вы, Ваше С³ятельство, княжну не трогайте! быстро перехвативъ его руку, вступился испуганный дворецк³й.- Молчать, холопъ!... Слышь, Лелька, ступай въ матери, принеси мнѣ сто рублей уже мягче отнесся онъ къ ней.- Нѣтъ, нѣтъ, Николай.... Что ты!... Какъ можно теперь, когда они ужъ спятъ.- Что-о-о?! и онъ опять сжалъ ей руку.- Нѣтъ, не могу, право не могу, Николай! силясь освободить руку, растерянная, блѣдная, дрожащая отъ ужаса, съ глазами полными слезъ, шептала она.

   - А вотъ я тебѣ помогу! и, быстро обнаживъ саблю, онъ замахнулся ею надъ ея головою. Она инстинктивно закрылась рукою, отшатнулась. На слѣдующ³й день она узнала, что, если бъ не дворецк³й, успѣвш³й задержать его руку, то онъ бы навѣрное разсѣкъ ей голову.

   Рѣзк³й, отрывочный звонокъ раздался внизу. Она вздрогнула, полуприподнялась и, боязливо осмотрѣвшись, нервно вслушалась.... Но все та же мертвая тишина, на мгновен³е прерванная звонкомъ, царила въ домѣ; все также слабо мерцалъ огонекъ у образницы, все также сладко и крѣпко спалъ безпечный Неронъ.... Княжна вздохнула, выпрямилась, прильнула къ холодному концу подушки горячею, какъ огонь, головою. Но нѣтъ, видно напрасно ждала она сна въ эту ночь. Ей живо вспоминалось утро, наступившее послѣ ужасной ночи, раскаян³е Николая, его страхъ за нее, его слезы, и такъ стало жаль его, такъ стѣснилось, заныло сердце по немъ, по его еще недавному прошлому, когда всѣ его такъ любили за кротк³й нравъ, за доброту, за уступчивость. Онъ былъ такой же въ ту пору, точь въ точь такой же, какъ Вася, и ей казалось, что онъ и Вася одно лицо, и что Вася непремѣнно погибнетъ, какъ погибалъ несчастный Николай, какъ погибъ уже за эту противную княгиню бѣдный баронъ.- Ахъ!... Если бъ она могла только, если бъ она была свободна, она бы, не медля ни минуты, поѣхала бы къ Бояриновымъ, узнала бы, что съ нимъ, поддержала бы, спасла бы его.... И снова стоялъ передъ нею Вася, блѣдный, убитый горемъ, снова, точно моля о поддержкѣ, смотрѣлъ ей въ глаза своимъ выразительнымъ, полнымъ страдан³я взглядомъ.- О, нѣтъ, нѣтъ! Богь не допуститъ, Богь поможетъ, Богь спасетъ, - все болѣе и болѣе волнуясь, подумала княжна.... полуприподнялась, оперлась рукою о подушку, стпустила ноги съ кровати, торопливо надѣла туфли и, неслышными шагами подойдя въ образницѣ, припала передъ нею на колѣна.... Скрестивъ руки на груди, высоко приподнявъ рѣсницы на полуосвѣщенный ликъ Богоматери, взглядомъ полнымъ вѣры, любви, тихо молилась она.... И ей уже казалось, что Богоматерь смотритъ на нее изъ образницы своими кроткими, глубокими глазами, что Она ее видитъ, ее слышитъ, ей поможетъ, ихъ спасетъ, и все горячѣй и горячѣй ея молитва; все ярче и ярче румянецъ въ лицѣ; все быстрѣй шевелились, точно огнемъ опаленныя, ало-нѣжныя губы; на рѣсницахъ набѣгали слезы.... Слеза за слезой, одна другой крупнѣй, одна другой отраднѣй, и все легче на сердцѣ, все свѣтлѣе вокругъ.... Вотъ улыбнулась сквозь слезы, вздохнула, медленно встала, перекрестилась и, приложившись къ рукѣ Богоматери, не спѣша, возвратилась въ кровати.... Самой сталъ непонятенъ свой же страхъ.... И мѣрно, и спокойно билось оживленное безотчетною, теплою вѣрою сердце.... Все пр³ятнѣй и пр³ятнѣй неслись воспоминан³я.... Вѣра Павловна, Гирѣевск³й, Коваленко, Вася.... Она тихо, спокойно заснула.... Что-то свѣтлое, радостное носилось надъ нею....

   Проснувшись часовъ въ 10 утра, княжна рѣшилась поѣхать къ Вѣрѣ Павловнѣ и, не смотря на всѣ доводы Софьи, убѣждавшей и ее, и мать въ томъ, что ей вовсе не слѣдъ знакомиться со всякою швалью, она въ 12 подъѣхала уже къ гостинницѣ "Миланъ".

   Увидѣвъ черезъ окно, обрадованная Вѣра Павловна встрѣтила ее въ корридорѣ.

   - У! Да какъ же вамъ досталось?!.. Бѣдная моя! вводя ее за обѣ руки въ свою маленькую комнату, участливо говорила она.

   Точно крапивой ожегъ морозъ княжнѣ уши. Снѣжный вихрь почти на самыя брови сбилъ ея черную, бархатную, соболемъ опушенную шапочку, крупными хлопьями забросалъ ей шубку.

   - Сегодня такой холодъ, да еще съ вѣтромъ!... Такъ и свиститъ, такъ и рѣжетъ, точно ножемъ по лицу.... Ужасъ!... Андрей, бери! и, сбросивъ ему на руки шубку, княжна, зажмурившись, тряхнула головой.

   - Хотите чаю?... Сейчасъ отогрѣетесь.

   - А, нѣтъ! Я не могу. Мнѣ некогда.

   - Это отчего?

   - У насъ сегодня гости, и я отправилась всего на 20 минутъ, 10 на проѣздъ, да 10 у васъ.

   - Ну, ужъ это глупости!... Не пущу и все тутъ.

   - Ну 15, а ужъ больше никакъ, - слегка подумавъ, рѣшила княжна.

   - Ну, а если 20? улыбаясь, перебила Вѣра Павловна.

   - О, нѣтъ, не могу, право не могу, Вѣра Павловна, - оттирая себѣ уши обѣими руками, тономъ испуга отвѣчала она.

   - Вы ужъ не отморозили ли, княжна?

   - Ихъ-то? О, они у меня привычныя. Терпѣть не могу кутать.

   - Что же вы все стоите, княжна? Развѣ еще хотите вырости?... Довольно, кажется.... И такъ на цѣлую голову выше меня.... Люблю я хорош³й ростъ.

   - А я такъ не люблю, быстро отбрасывая длинный шлейфъ своего чернаго, шелковаго платья и усаживаясь въ самый уголъ дивана, возразила княжна.- И престранно!

   - Что престранно?

   - Отчего это маленьк³е люди любятъ большихъ, а больш³е маленькихъ?... Вотъ и я вѣрно оттого себя не люблю, что большая.

   Вѣра Павловна тихо разсмѣялась.

   - Какая вы милая, княжна! И придетъ же вѣдь это въ голову.

   - Что?

   - Да что вы не любите себя за ростъ.

   - Право же, Вѣра Павловна, а то за что же еще?

   - Если бъ я была мужчина, я бъ со вчерашняго вечера потеряла по васъ голову, княжна.

   - А я вотъ и не мужчина, а вы мнѣ всю ночь снились, Вѣра Павловна.... И знаете за что?

   - За что?

   - За Васю.... За то, что вы одна къ нему были такая добрая, - и она потупилась, точно созналась ей въ чемъ-то, въ высшей степени предосудительномъ.

   - Ну, а вы?

   Княжна не отвѣтила. Наступила пауза.... Вѣра Павловна задумалась.... Княжна видимо колебалась: ей хотѣлось спросить о Васѣ и что-то сдерживало ее.

   - Не знаю, какъ понять.... Александра Игнатьевна обѣщала мнѣ дать знать, какъ только встанеть, о Васѣ, какъ провелъ онъ ночь. Но вотъ ужъ скоро 12 и все еще ничего нѣтъ отъ нея.

   - Вы бы сами съѣздили, мелькомъ на нее глянувъ, быстро отозвалась княжна.

   - Если до часу не пришлетъ, поѣду....

   - Я такъ вчера разозлилась на Софью, что она заставила уѣхать.... Вѣдь онъ поѣхалъ съ матерью?

   - Да.

   - И скоро послѣ нашего отъѣзда?

   - Скоро.

   - Такъ, что...? и княжна опять смѣшалась, не договорила. Вѣра Павловна вопросительно посмотрѣла на нее.

   - Такъ, что никто не замѣтилъ? быстро спросила княжна и снова остановилась.

   - Чего не замѣтилъ?

   - Да что онъ былъ въ такомъ.... въ такомъ состоян³и, договорила княжна и покраснѣла: такъ ей и жаль было Васю въ эту минуту и совѣстно за него.

   - Ну, этого нельзя сказать.... Напротивъ, всѣмъ бросилось въ глаза.

   - Но, неужели его кто-нибудь осудитъ, Вѣра Павловна? Положимъ, это дурно, очень дурно, но развѣ онъ виноватъ?... Виновата княгиня, внноватъ Шилковъ, но ужъ никакъ не онъ!

   - Но кто жъ въ это станетъ вникать, княжна?

   - Какъ кто? Всяк³й, въ комъ есть сердце! горячо возразила княжна.

   - Вотъ именно!... Въ комъ есть сердце!... А въ комъ оно есть?... Люди злы!... Они несравненно болѣе любятъ обвинять, чѣмъ оправдывать.... И это понятно!... Всякому, я разумѣю большинство людей, свойственно считать себя выше другихъ, а вѣдь чѣмъ болѣе я унижаю моего сосѣда, тѣмъ выше кажусь сама. Это грустно, досадно, но это такъ!

   - Нѣтъ! Я никогда, никогда не повѣрю этому! горячо возразила Княжна, задѣтая за самую живую, за самую больную въ ней струнку.

   - Чему не повѣрите?

   - Да тому, что вы говорите, что люди злы, что для нихъ пр³ятно унизить, хотя бы даже ребенка!

   - Мнѣ тяжело разочаровывать вась, княжна! Но еще будетъ хуже, когда ваши добрыя вѣрован³я поколеблетъ, разобьетъ сама жизнь!... А это будетъ, неизбѣжно будетъ!... Каждый изъ насъ прошелъ черезъ это, каждый убѣдился, что нами скорѣе правитъ зло, чѣмъ добро.

   - Нѣтъ, нѣтъ! качая головою, перебила княжна.

   - Да почему же нѣтъ-то? невольно улыбаясь на нее, тихо спросила Вѣра Павловна.

   - Да потому, что я чувствую, что это не такъ, - все болѣе и болѣе горячилась княжна.

   - Ну, такъ ваши чувства обманываютъ васъ!...Не будете же вы утверждать, что зла нѣтъ на землѣ?...

   - Нѣтъ, не буду.... Оно есть!... Но, только нечаянное!...

   - Какъ это нечаянное?...

   - Да такъ!... Напримѣръ, взять моихъ братьевъ... Они лѣнились, нигдѣ не кончили курса, поступили въ военную службу, тратятъ слишномъ много, входятъ въ долги, и, конечно, это огорчаеть и родителей, и насъ, сестеръ, но они вовсе незлые, они любятъ, раскаиваются и все-таки не могутъ остановить себя.... Такъ всѣ!

   - Вы хотите сказать, княжна, что вы не допускаете въ человѣкѣ самой склонности дѣлать зло ради зла.... Пожалуй, такихъ немного!... Это уже въ конецъ извращенныя натуры. Но за то въ большинствѣ человѣкъ не остановится, выражаясь аллегорически, причинить самымъ даже близкимъ ему людямъ убытокъ на рубль, лишь бы самому нажить грошъ.

   - Какъ такъ?

   - Я хотѣла сказать, что рѣдк³й изъ насъ задумается причинить горе другому, если только можетъ надѣяться, что этимъ своимъ дѣйств³емъ доставитъ пользу или удовольств³е себѣ. Напримѣръ, возьмемъ какую-нибудь госпожу А., заинтересованную, только заинтересованную, господиномъ Б., мужемъ С., женщины, любящей его всѣмъ сердцемъ, женщины, счаст³е которой онъ составляетъ.... И что же вы думаете?... Неужели допускаете мысль, что она содрогнется, отступитъ!... Ни мало.... Если такъ думаете, горько ошибаетесь. Она это отобьетъ, она имъ воспользуется!

   - О, никогда, никогда! горячо перебила княжна. Это можетъ сдѣлать только женщина безъ сердца, какъ.... и княжна порвалась.

   - Какъ кто?... Какъ княгиня? спросила Вѣра Павловна.

   - Да... именно, какъ княгиня, - едва слышно созналась княжна.

   - Я сама такъ думала, когда была вашихъ лѣтъ, княжна.... Но, жизнь научила меня иному. И притомъ.... Княгиня - жевщина вовсе не безъ сердца.... Я жила съ нею пять лѣтъ, изо дня въ день слѣдила, и никакъ не скажу этого.

   - Да помилуйте, Вѣра Павловна!... Если у нея есть сердце, такъ у кого же его нѣтъ?!... Губить!... Губить начинающаго жить мальчика ни за что, ни про что!... Это.... Это не имѣетъ себѣ слова! Что должна была вынести вчера его бѣдная мать?!... Нѣтъ, нѣтъ!... Не говорите, не говорите мнѣ больше объ ней, Вѣра Павловна!... Я никогда не допускала и никогда не допущу самой мысли, чтобы много было настолько злыхъ людей, какъ она.... А баронъ? Что же, она поступила съ нимъ тоже, какъ женщина съ сердцемъ?.... Или братъ?... Зачѣмъ, чего ради она такъ кружитъ ему голову? И голосъ княжны опять порвался.

   - Да, она странная женщина, чуть слышно согласилась Вѣра Павловна.

   - Бѣдный мальчикъ!... Всю ночь онъ представлялся мнѣ и теперь я какъ будто вижу его передъ собою!... Блѣдный, унылый!... И что хотѣлъ онъ сказать этими страшными словами: "баронъ жилъ, какъ взрослый, но умеръ, какъ дитя, я.... по вашему - мальчикъ, но умру, какъ взрослый!" Вы поняли, Вѣра Павловна?

   - Нѣтъ. Я думала объ этомъ и тамъ, и дорогою, и ночью, и даже не задолго передъ вами и все-таки не могла уяснять смыслъ его словъ. Мнѣ кажется, что это сказалъ онъ такъ, самъ не особенно вдумавшись въ то, что говоритъ.

   - О, нѣтъ! Онъ съ такимъ блескомъ въ глазахъ сказалъ это, такъ дрожалъ его голосъ, такъ дико разсмѣялся онъ.... Наконецъ, все, что онъ говорилъ за ужиномъ, - я многое не поняла, многое показалось мнѣ страннымъ, но я чувствовала только одно, что онъ говорилъ отъ чистаго сердца, говорилъ правду!... Неужели, въ самомъ дѣлѣ, онъ можетъ погибнуть, какъ погибъ несчастный баронъ, Вѣра Павловна? и голосъ княжны замеръ. Взволнованная, опустила она голову и тихо, что-то ища въ силадкахъ своего платья, разсѣянно перебирала ихъ пальцами тонкой, нѣжной руки....

   Вѣра Павловна снова все забыла: забыла и человѣка, съ ногъ до головы укутаннаго сѣрымъ пледомъ, забыла и Петра Игнатьевича, и его удава, она вся была чувство сострадан³я въ княжнѣ: такимъ живымъ, искреннимъ участ³емъ къ Васи дышало ея доброе, выразительное лицо.

   - Вѣра Павловна, дрогнувшимъ голосомъ тихо сказала княжна.

   - Что, княжна?...

   - Вы такъ близки въ нему.... Онъ васъ такъ, кажется, любитъ.... Отчего же вы не спасете его?

   - Вы глубоко ошибаетесь, княжна, если думаете, что онъ кого-нибудь послушаетъ въ этомъ?... Онъ даже избѣгаетъ говорить. Я сколько разъ ни пыталась вызвать его на откровенность, - всегда отмалчивался, уклонялся.

   - Ну, такъ ей.

   - А это еще хуже. Я пробовала и только вредила. Вчера Александра Игнатьевна высказала ей въ глаза, что это дурно съ ея стороны. Она вышла изъ себя. Я никогда не видѣла еще ее въ состоян³и такого гнѣва. Она была готова выгнать родную тетку. Вмѣшался князь. Это еще болѣе раздражило ее. Она, блѣдная, прерывающимся голосомъ рѣшилась сказать при немъ, при всѣхъ, что она принимала и ласкала его, какъ мальчика, но онъ оскорбилъ ея гостинную, какъ взрослый, и она проситъ его забыть разъ навсегда, что онъ когда либо имѣлъ право входа къ ней въ домъ!...

   - При немъ? вскрикнула княжна.

   - Да, при немъ.... Ему въ глаза.

   - И что же онъ, что? крѣпко, судорожно сжимая руку Вѣры Павловны, лихорадочно перебила княжна.

   - Онъ какъ-то выпрямился, странно посмотрѣлъ на нее, разсмѣялся своимъ вчерашнимъ дикимъ смѣхомъ и, не проронивъ ни слова, вышелъ изъ будуара.

   - Боже мой, Боже!... И послѣ этого вы все-таки станете утверждать, Вѣра Павловна, что у этой холодной, злой женщины есть сердце?! перебивая слово словомъ, точно въ лихорадкѣ говорила княжна. - И за что, за что полюбили ее и этотъ баронъ, и этотъ несчастный Вася?!... Какъ можно.... Что-то стукнуло, Вѣра Павловна? сама себя прервала княжна. Вѣра Павловна прислушалась.

   - Ничего, рѣшительно ничего. Это вамъ показалось, княжна.

   - Какъ можно лю.... Да, нѣтъ же, стучатъ въ дверь, Вѣра Павловна.

   - Кто тамъ? Входите!

   Кто-то робко открылъ дверь и въ тотъ же мигъ захлопнулъ ее за собою.

   Княжна вспыхнула.

   Вѣра Павловна быстро встала и, выйдя въ корридоръ, плотно закрыла за собою дверь. Княжна нервно выпрямилась, вслушалась....

   "Это отъ Бояриновыхъ!". Рядъ предположен³й, одно другаго ужаснѣе, мрачнѣе промелькнулъ у нея въ головѣ.... То онъ поѣхалъ объясниться къ княгинѣ и она сказала ему что-нибудь еще болѣе тяжелое, ужасное и.... и онъ застрѣлился, какъ взрослый, какъ баронъ; то онъ заболѣлъ опасно, смертельно и прислали за Вѣрой Павловной, чтобы она съѣздила за княгиней. Кружились мысли, столъ, диванъ, надломленное кресло и сама она въ зеркалѣ съ бѣдымъ пятномъ, такъ ясно отражавшемъ ея стройную фигуру.

   - Полноте, княгиня принимаетъ въ васъ такое живое участ³е.... Она вамъ другъ, она ли посмѣется надъ вами?!

   - Мнѣ совѣстно!... право совѣстно, Вѣра Павловна.

   - Входите сейчасъ же, с³ю минуту!.. Какъ не стыдно вамъ?... мгновенно распахнувъ дверь, горячо упрекнула княжна.

   Вася смѣшался, вошелъ, подалъ княжнѣ руку; она медленно, крѣпко пожала ее. Вася покраснѣлъ, опустилъ голову. У него на рѣсницахъ дрожали слезы.

   - Подноте, полноте, Вася! Вѣдь вы не мальчикъ, вы взрослый.... Да, вы взрослый!... Вы докажите это!... Вы отойдете, вы забудете объ ней, вы не позволите злой кокеткѣ смѣяться надъ вашимъ чувствомъ.... Вѣдь такъ?... Да, да! сама не сознавая, что говорить, точно въ бреду говорила княжна.

   Вася слышалъ ея нервный голосъ, чувствовалъ какъ съ каждымъ ея словомъ подступали къ его горлу слезы, - но онъ не мальчикъ, онъ взрослый. Онъ не унизитъ себя до отчаян³я, до плача, онъ скроетъ отъ нея свое горе, онъ послѣ ей скажетъ, какая хорошая, какая добрая была она къ нему, и онъ отвернулся, отошелъ къ окну. Княжна колебалась... Ее такъ тянуло подойти къ нему, сказать такъ много, сказать отъ всего сердца и этимъ движен³емъ, и этими словами спасти его, спасти во что бы то ни стало отъ этого тупаго отчаян³я чтобы.... чтобы онъ не погибъ, какъ баронъ.... Но что-то сдерживало; мѣшало.... Вѣдь его еще больше смутитъ, еще глубже встревожитъ незванное, чужое участ³е.

   - Успокойтесь.... Оставьте его, княжна, сдержала Вѣра Павловна.- Какой вы прелестный ребенокъ! точно сквозь сонъ разслышала Гордѣева. Она какъ будто тольно теперь, въ этотъ мигъ сознала себя, она подняла голову, взглянула и ея взглядъ встрѣтился прямо съ добрымъ, ласковымъ взглядомъ Вѣры Павловны. Въ этомъ взглядѣ какъ бы выражадось и изумлен³е, и благодарность. Этотъ взглядъ какъ бы нѣжилъ и охранялъ ее.

   - Вы точно въ огнѣ, княжна. Сядьте же, успокойтесь! и Вѣра Павловна, взявъ ее за обѣ руки, усадила на диванъ.

   - Будьте пай!... Вы сама точно маленькая! совсѣмъ на ухо ей прошептала Вѣра Павловна.

   Вася вынулъ платокъ изъ кармана, быстро провелъ имъ по глазамъ, по лицу, спряталъ, усмѣхнулся отрывисто, нервно и громко, отчетливо, хрустнувъ палецъ о палецъ, подошелъ къ княжнѣ. Его глаза были красны, лицо блѣдно.

   - И неужели вы можете допустить мысль, княжна, что глумленью этому еще не конецъ, что я еще позволю смѣяться надъ собою, надъ моими завѣтными мечтами и стремлен³ями? О, нѣтъ, нѣтъ!.... Вы не знаете меня, вы не хотите повѣрить, что я уже не мальчикъ, что я скорѣе погибну, чѣмъ позволю себѣ унизиться до мольбы.... Я не знаю васъ, княжна, я первый разъ въ жизни видѣлъ васъ вчера, но я васъ чувствую, какъ чувствовалъ ласку матери, заботу по себѣ старухи няни, дружбу Вѣры Павловны.... И я не скрою, не снрою отъ васъ, какъ и отъ нея, - указалъ онъ на Вѣру Павловну, - на что рѣшился, что чувствую, что думаю теперь.... Выслушайте вотъ это маленькое письмо мое къ ней.... и его голосъ порвался, онъ съ трудомъ перевелъ духъ.... - Въ немъ.... въ немъ я весь, всѣ мои помыслы и чувства. Я именно пр³ѣхалъ прочитать вамъ, Вѣра Павловна....

   Вася раскрылъ письмо, вздохнулъ, провелъ рукою по глазамъ.... Ему трудно было начать. Вѣра Павловна зорко слѣдила за нимъ. Точно замерла княжна надъ раскрытою страницею. И зеленые, и желтые, и черные зайчики бѣгали по ней, по этой страшной страницѣ.

   "Наташа!... Помнишь ли ты мальчика Васю? слабо началъ онъ. Помнишь ли"... и голосъ дрогнулъ, замеръ.... онъ отшатнулся, вздохнулъ. "Помнишь ли, что отъ первыхъ дней его жизни твоя улыбка была ему единственной отрадой въ страдан³яхъ по больной матери, что ты была мечтой дѣтскихъ грезъ его?! Помнишь ли, какъ тебѣ одной только и улыбался онъ, какъ жадно вслушивался въ твои разсказы. надежды и мечты?... Помнишь ли бонбоньерку?!.. Помнишь ли, какъ вечеромъ въ тотъ день, смущенный твоимъ горемъ, твоею досадой, спросилъ онъ тебя: "Что съ тобой?" и ты такъ рѣзко, такъ холодно отвѣтила ему: "Ахъ, отстань отъ меня, Вася!" Помнишь?... Иль забыла? А онъ помнитъ, онъ всю жизнь будетъ помнить и твою дорогую ласку, и твой громк³й смѣхъ надъ собою!.... А про сонъ, что въ ту же ночь видѣлъ мальчикъ Вася, слыхала ли ты, Наташа? Темный боръ снился ему. Одинъ, одинъ среди тьмы и сказочныхъ залъ чудесъ, не чуя земли подъ ногами, точно въ вихрѣ, точно въ смѣхѣ надъ собою, смѣхѣ адскомъ, смѣхѣ страшномъ, смѣхѣ бабы-яги костяной ноги, все несся и несся онъ за тобой, пока не захватила его, не сплела ему руки, ноги взбѣшеннаго полноводья волна.... Онъ бился, онъ изнемогалъ, онъ задыхался.... "Наташа!" обѣими руками молилъ онъ тебя о пощадѣ. "Ахъ, отстань отъ меня, Вася!" сказала ты ему....

   Онъ понялъ тебя, онъ безъ ропота переболѣлъ свое горе, онъ, мальчикъ, отсталъ отъ тебя.... Барона тогда превратила ты въ мальчика и.... умеръ баронъ, умеръ бѣдный, какъ дитя!"

   Вѣра Павловна быстро опустила голову. По княжнѣ пробѣжалъ нервный холодъ. Вася какъ будто забылъ, что кто-нибудь есть подлѣ него.... Съ каждымъ новымъ словомъ, съ каждою новою мысл³ю густѣлъ, крѣпъ, росъ, мужалъ въ началѣ слабый голосъ. Все ярче и ярче выступала краска на его лицѣ.

   "Мальчикъ пересталъ быть мальчикомъ, мальчикъ сдѣлался юношей. И не ты ли опять улыбнулась ему, не ты ли подозвала его къ себѣ, приласкала, назвала впервые и большимъ, и славнымъ?... Не ты ли еще вчера такъ горячо, такъ крѣпко поцѣловала его и въ тотъ же мигъ забыла, отошла, чтобъ смѣхомъ надорвать изнывшее по тебѣ сердце, чтобъ ѣдкимъ стыдомъ оскорбить, уничтожить и дорогую ему мать, и честнаго отца его?! Нѣтъ!! Ошибалась, ошибаешься!... Мальчикъ Вася давно пересталъ быть мальчикомъ.... Давно онъ другъ, давно онъ братъ барона!... Не переступитъ онъ дальше порога дома твоего, не оскорбитъ гостинную твою и никогда.... Слышишь ли?" и онъ быстро поднялъ голову. Вдоль комнаты горѣли его глаза, онъ какъ будто видѣлъ ее предъ собою, грозилъ ей теперь со всею энерг³ею возбужденнаго, юнаго порыва.

   "Въ жизни никогда не допуститъ тебя смѣяться надъ собою, надъ отцомъ, надъ матерью.... Ты была, ты была мечтою дѣтскихъ грезъ, но ты давно ужъ стала отравой лучшихъ дней его.... И пусть!... Пусть онъ погибнетъ въ тѣхъ волнахъ, что въ страшную ночь такъ ясно снились ему, но онъ не станетъ тебя молить о пощадѣ, не будетъ искать твоей улыбки, не станетъ больше, какъ тѣнь твоя, бродить за тобою!... Тогда, быть можетъ, ты сознаешь, что играла имъ, какъ мальчикомъ, и погубила его, какъ взрослаго!... Забудь же, забудь мальчика Васю, Наташа, забудь, если сможешь, за одно съ нѣмымъ его другомъ, несчастнымъ барономъ!..." И онъ порывисто вздохнулъ, откинулся, закрывъ лицо обѣими руками.... Молчала Вѣра Павловна.... Тихо плакала княжна. Кто-то тронулъ его за руку. Это была княжна. Въ протянутой къ нему рукѣ на исписанной славянскими буквами лентѣ дрогнула ладонка.

   - Прошу васъ, Вася.... надѣньте, надѣньте и носите эту ладонку.... Я буду молиться за васъ. Богъ услышитъ, Богъ поможетъ, Богъ спасетъ.... Храните, вѣруйте въ нее, Вася.- И княжна раньше, чѣмъ вполнѣ успѣлъ онъ сознать ея движен³е, набросила ему на шею ленту.

   Вѣра Павловна быстро встала, подошла, обняла княжну и теперь сама вся въ слезахъ, крѣпко, горячо цѣловала ее. Вася перекрестился, поднялъ ладонку, поднесъ къ губамъ, поцѣловалъ.... Въ двери щелкнула ручка.

   - Ваше с³ятельство, Иванъ прибегъ. Маменька проситъ, - за дверью доложилъ лакей.

   - Ахъ, Боже мой!... Что я надѣлала?! быстро вставая и поспѣшно вытирая платкомъ овлаженное слезами лицо, прощалась княжна.

   - Да посидите же, княжна, ну хоть еще пару минутокъ.

   - О нѣтъ, нѣтъ! Не могу, право не могу.... Не забывайте жъ меня, Вѣра Павловна.... Его привезите, указала она на Васю.

   - Я пр³ѣду, я самъ пр³ѣду къ вамъ, княжна.

   Княжна наскоро пожала имъ руки, тихо улыбнулась, точно благословила ихъ обоихъ, и въ тотъ же мигъ исчезла за дверью.

   Вѣра Павловна глубоко вздохнула и съ глазами, влажными отъ слезъ, проводила ее до порога.

   Вася опять отошелъ къ окну.

  

  

   Уже добрыхъ четверть часа прошло съ отъѣзда княжны, а онъ все еще продолжалъ стоять у окна и не только ни слова не сказалъ Вѣрѣ Павловнѣ, но даже ни разу не обратился въ ея сторону.... Онъ какъ будто забылъ, что не одинъ въ ея номерѣ.

   - Вася, да что съ вами опять?... тихо спросила Вѣра Павловна, подойдя къ нему.

   - Такъ, скучно!... Противно!... Все противно. И она, и всѣ, и самъ себѣ противенъ.

   - И отецъ, и мать, и всѣ друзья ваши.... да?... Не такъ ли?

   - Нѣтъ, не то, чтобы противны.... А такъ!... Мнѣ до нихъ все равно!

   - Перестаньте дурить, Вася.... Какъ вамъ не стыдно!... Не все ли у васъ впереди.... Вѣдь вы еще жить не начали, а говорите такимъ языкомъ, какъ будто давно уже отжили.... Нельзя же въ такой степени подчиняться вл³ян³ю минуты! Нельзя быть на столько близорукимъ, чтобъ за нею не видѣть цѣлой жизни.... Теперь вамъ кажется, что эта минута - вся ваша жизнь, а пройдетъ она, вы сойдетесь, сблизитесь съ княжною и, быть можетъ, почти даже навѣрно, изумитесь сами на себя, сами откажетесь понять, какъ могли вы такъ любить холодную Наташу. Я ошибалась въ ней, я сама предполагала ее далеко выше того, что она есть!

   - И пусть! быстро обертываясь, лихорадочно перебилъ онъ. Пусть она гордая, холодная, злая! Но я ее любилъ, люблю и всегда буду любить.... И никто ничего передъ нею.... Ни мать, ни вы, ни отецъ, ни княжна.... Никто, никто!... Ни вся жизнь.

   - Полноте вздоръ говорить, Вася! Сердце - это глупая бякующая овца!

   - Что?

   - Сердце кто глупая бякущая овца.

   - Какъ это овца?

   - Да, овца, да еще глупая, и кто ей вѣритъ, тотъ самъ глупъ. Это Коваленко говоритъ и онъ правъ! Вотъ вамъ лѣтомъ бякала ваша овца одно, и вы ей вторили, а пройдетъ еще нѣкоторое время забякаетъ другое и вы не только ей повѣрите, но даже будете отрицать ваше настоящее настроен³е, какъ никогда не существовавшее или такое, изъ-за котораго уже никакъ не стоило доходить до такого отчаян³я.

   - Если бы она, эта овца, только бякала, Вѣра Павловна!... А если плачетъ, стонетъ, грудь надрываетъ, если мертвитъ самую жизнь, все, что въ ней было дорого, мило, если перестаешь ради ея любить тѣхъ, кого любилъ всѣмъ сердцемъ, если становишься, какъ камень, равнодушенъ ко всему, что привлекало, чѣмъ гордился, на что радовался, тогда что?

   - Тогда человѣкъ болѣнъ и ему надо лѣчиться.

   - Чѣмъ?

   - Трудомъ, занят³ями, сознан³емъ своего долга къ родителямъ и въ обществу.

   - Родители, общество!- И онъ досадливо усмѣхнулся.- Нѣтъ, Вѣра Павловна!... Видно чужую бѣду всегда руками разведу, да только въ своей ума не приложу. Припомните, припомните, какъ вы сами этимъ лѣтомъ, во время грозы, сказали мнѣ, что вы никому не нужны, что самая смерть мила вамъ.... А почему? Все потому же!... Тогда я этого не понялъ, а теперь знаю!

   - Ну если бъ даже.... слегка вспыхнувъ, тихо прервала Вѣра Пановна. И что же, я металась, рвала волосы на головѣ?... Ничуть.... Я осталась тѣмъ, чѣмъ я есть, я побѣдила въ себѣ эту боль и, быть можетъ, буду еще счастлива въ жизни.... И притомъ я прожила уже цѣлую ея половину, а вы - только думаете начать.

   - Думаю начать!... А, можетъ быть, давно началъ. Почемъ вы знаете?... Можетъ быть, даже кончу раньше, гораздо раньше, чѣмъ вы думаете!

   Вѣра Павловна внимательно посмотрѣла на него.

   - То есть, какъ это кончите?

   - А такъ! Очень просто!... Потому въ волнахъ!

   - Что за вздоръ городите вы, Вася!... Въ какихъ волнахъ?

   - Да въ тѣхъ же, въ тѣхъ, - какъ-то страшно усмѣхаясь, глухо проговорилъ онъ.

   - Да въ какихъ въ тѣхъ?

   - А, Боже мой!... Да въ тѣхъ, гдѣ все весельемъ дышитъ, гдѣ пѣнится вино.

   - И вамъ не совѣстно говорить это, вамъ не жаль самого себя, Вася?!

   - Совѣстно! жаль! Это все слова!... Развѣ кому-нибудь кого-нибудь жаль?!... Развѣ кому-нибудь чего-нибудь совѣстно?!... Никогда, никогда!... Никому никого не жаль, никому никого не совѣстно!... Вѣра Павловна?

   - Что?

   - Вы отдадите письмо?

   - Отдамъ.

   - Когда?

   - Сегодня.

   - Навѣрное?

   - Навѣрное.

   - Ну вотъ, и быстро отойдя отъ окна, онъ снялъ со стола свою барашковую шапку.

   - Куда вы, Вася? Я думала, что вы будете обѣдать со мною?

   - Скажите ей, что.... что умеръ мальчикъ Вася, что его нѣтъ, что онъ больше не оскорбитъ ея гостинной, что это ей только казалось, что это былъ сонъ.... Ужасный сонъ!... Что и барона не было... Вѣдь правда, Вѣра Павловна, барона не было? Вѣдь это не были люди.... это были игрушки!... Она ихъ за грошъ купила, она ими тѣшилась, она надъ ними смѣялась.... Да!... Смѣялась, смѣется и будетъ смѣяться! И пусть, пусть смѣется!... Отчего же? Развѣ она что-нибудь чувствуетъ?... Ничего, рѣшительно ничего.... они мальчики, они даже меньше, чѣмъ мальчики, они.... фигуры!... Въ нихъ нѣтъ сердца.... Ни совѣсти, ни самолюб³я!... они коньки!... деревянные коньки.... Вотъ что заведутъ ключемъ и бѣгаютъ по полу!... А дѣти вокругъ нихъ прыгаютъ, радуются, смѣются.... У меня былъ такой конекъ!... Я его тоже заводилъ, пускалъ, радовался! и, отчетливо хрустнувъ палецъ о палецъ, онъ порывисто, дико разсмѣялся.

   - Вася, Вася, что съ вами?!... Бога ради, что за вздоръ говорите вы?

   - Горитъ.... Стонетъ.... Точно что-то надрывается въ груди!... Ахъ, прощайте, прощайте, Вѣра Павловна!... Скажите ей все!... Все, все скажите!

   - Да куда вы?... куда? пытаясь его задержать, перебивая слово словомъ, говорила встревоженная Вѣра Павловна.

   - Пустите.... Не мучьте меня, Вѣра Павловна!...

   Вѣра Павловна содрогнулась, быстро отступила.... Она какъ будто только въ эту минуту почувствовала, сознала, что дѣйствительно мучила его.

   Онъ пожалъ ей руку и, не взглянувъ даже, опрометью вышелъ изъ номера.

   Вѣра Павловна опять была одна. - Да и былъ ли съ нею кто-нибудь? Была ли княжна, былъ ли Вася? И когда это было? Теперь, вотъ сейчасъ, еще всего нѣсколько минутъ тому назадъ, или давно?... Такъ давно, что даже все, что они ей говорили, что она сама отвѣчала имъ, спуталось, смѣшалось, утратило всяк³й смыслъ, всяк³й интересъ и для нихъ, и для нея. Она еще слышала ихъ голоса, но въ нихъ, въ этихъ голосахъ, не было ни звучности, ни силы выражен³я, какъ будто они неслись изъ какой-то непонятной, глухой дали.... Она даже видѣла ихъ передъ собою.... То оба разомъ, то поочередно, другъ за другомъ подходили къ ней, о чемъ-то просили, что-то оплакивали, чего-то домогались отъ нея. Но чего? Чѣмъ она имъ могла помочь, въ чемъ пособить? Ничѣмъ и ни въ чемъ. Вѣдь каждый уменъ по своему, каждый и думаетъ, и дѣйствуетъ такъ, какъ хочетъ.... И чего это они все говорятъ и говорятъ?! Да вѣдь въ ихъ словахъ нѣтъ ни чувства, ни мысли.... "Богъ услышитъ, Богъ поможетъ, Богъ спасетъ!" сказала княжна. Да когда же Онъ услышитъ, когда спасетъ?... И развѣ ее, ее самое, въ ту страшную ночь спасъ Богъ?!.. Развѣ она не вѣровала, не призывала, развѣ именемъ Бога не молила его?! И развѣ не погибла?! Но, чѣмъ же она больше погибла, чѣмъ баронъ, чѣмъ гибнетъ Вася?! И чѣмъ онъ, Александръ, лучше княгини?!... Ничѣмъ, рѣшительно ничѣмъ!... Вся разница лишь въ томъ, что онъ мужчина, а она женщина, что первымъ разрѣшено все, а послѣднимъ ничего!... Да и развѣ не всѣ люди - люди?! Развѣ не всѣ они хлопочутъ, суетятся, гибнутъ, губятъ, не зная ни зачѣмъ, ни ради чего?! "Вѣдь въ жизни нѣтъ ни добраго, ни злаго, ни честнаго, ни безчестнаго, ни великодушнаго, ни преступнаго, а есть только какая-то смѣсь, смѣсь страстей, желан³й, взглядовъ.... Но все это изъ-за ничего и все ни къ чему.... Вася сегодня волнуется изъ-за Наташи, а пройдетъ годъ-два, заволнуется изъ-за какой-нибудь второй, третьей, четвертой.... Сегодня княжна прелестна и добра, и великодушна, и вѣритъ, и сострадаетъ, а завтра она будетъ такою же княгинею Долиною, какою стала Наташа.... Да развѣ она, Наташа, не возбуждала въ ней въ ея 15, 16 лѣтъ и восторгь, и изумлен³е собою.... Коваленко?... Коваленко какой-то не совсѣмъ такой, какъ друг³е.... Онъ всегда добръ, веселъ.... Онъ на что-то надѣется, во что-то вѣритъ?... Нѣтъ!... Это не правда, это вздоръ.... Онъ обманываетъ, или самъ обманывается!... Онъ связываетъ свою надежду на будущее съ нею.... Да что же такое она-то сама изъ себя представляетъ?! Что такое особенное, почему онъ именно остановился на ней, а ни на комъ либо другомъ?... Ничего, ровно ничего!... Развѣ, впрочемъ, потому, что больше внушаетъ къ себѣ сострадан³я, чѣмъ какая-нибудь другая Надежда или Марья?" и ей стало теперь досадно, что своевременно не отошла отъ Коваленко, досадно на него, что онъ именно на ней остановилъ вниман³е и притомъ вовсе не потому, чтобы возбуждала въ немъ особенный интересъ, а лишь изъ сожалѣн³я, изъ участ³я нъ ея бездолью.... И съ важдою новою мыслью тяжелѣла голова, тусклѣли образы, вымирали впечатлѣн³я, какой-то туманъ сгущался вокругъ нея, все шире и шире заволакивалъ своимъ тоскливымъ, дымчато-сѣрымъ покровомъ еще столь недавно такъ горячо волновавш³я желан³я и укоры, сомнѣн³я и надежды....

   Въ комнату вошла Лукерья. Вѣра Павловна, нехотя, какъ бы по необходимости, взглянула на нее и въ тотъ же мигъ отвернулась, какъ каждый изъ насъ отвертывается отъ явлен³я ни мало его не интересующаго, давно прискучившаго.

   - Барышня! раскачнувшись отъ плеча къ плечу, во все горло гаркнула Лукерья. Вамъ письмо отъ енарала.... Ишь ты.... сиволапый!... И письмо-то вымочилъ.... ни то ворчала, ни то заигрывала Лукерья съ стоявшимъ уже въ дверяхъ Андреевымъ.

   - Да давай же, Лукерья! торопливо протягивая къ письму руку, рѣзво перебила Вѣра Павловна. Письмо испугало ее. Еще со вчерашняго вечера она была предрасположена видѣть во всемъ что либо угрожающее, или въ высшей степени непр³ятное. Теперь она мигомъ вспомнила о дѣвочкахъ и ей уже живо представилось, что съ ними чтонибудь особенное.... Раскрывая конвертъ, она разорвала даже бумагу.

   "На меня, матушка, напала ѣдунья!... Я неособенно долюбливаю эту глупую гостью!... Вѣдь она родная сестра моей овцы.... Пошелъ отъ нея отыгрываться на Никитск³й бульваръ.... Еще хуже!... Вернулся.... Хотѣлъ отправиться къ Вамъ.... Чумазыя закуксились. Вишь ты, ихъ стращаютъ дядькины усы!... И набаловалъ же я ихъ на свою шею. Такъ и вцѣпились всею четвернею.... Чуть не разрюмились. Остался. Приходите, матушка, посидѣть вечерокъ.

   P. S. Сожгите это письмо.... Терпѣть не могу оставлять вещественные знаки, быть можетъ, минутнаго и ошибочнаго во мнѣ настроен³я."

   Бѣгло прочитала Вѣра Павловна и, улыбнувшись, взглянула на дверь. - Андреевъ вытянувъ руки по швамъ и напряженно на нее мигая, очевидно требовалъ отвѣта.

   - Скажите генералу, что хорошо!...

   Андреевъ еще напряженнѣе вытянулся и, торопливо шевеля усами, оставался неподвиженъ.

   - Скажите, что хорошо, еще громче повторила она.

   - Слушаю-съ! пробасилъ Андреевъ и въ тотъ же мигъ исчезъ въ корридорѣ.

  

  

   Петръ Игнатьевичъ для многихъ вещей имѣль свои назван³я. Подъ "ѣдуньею" онъ обыкновенно разумѣлъ тоску и чѣмъ больше забирала она его въ свои ноющ³я лапы, тѣмъ упорнѣе гналъ онъ ее и тѣмъ сильнѣе раздражался на самого себя. Но еще никогда въ жизни, по крайней мѣрѣ такъ казалось ему, не преслѣдовала, не томила его "ѣдунья" съ такою настойчивостью, какъ въ этотъ, невыносимо долго тянувш³йся день. Что онъ ни предпринималъ, какими доводами ни боролся, ничто не помогало. Она все плотнѣе и плотнѣе насѣдала на него, все болѣе томила сознан³емъ, что онъ уже не тотъ, что былъ: что старъ, что упадаетъ съ каждымъ днемъ и что весьма понятно равнодуш³е къ нему Вѣры Павловны, что даже глупо, мальчишески глупо было съ его стороны самое желан³е связать эту молодую, полную силъ и надеждъ жизнь съ его уже угасающею жизнью.... Это прямо противъ разума!... Да это даже не честно!... Вѣдь онъ предложилъ ей потертую гривну, а за эту гривну потребовалъ отъ нея еще новый, совсѣмъ новый, не бывш³й даже въ употреблен³и рубль.... Ну и если бы она, движимая признательностью въ нему, такъ сказать съ закрытыми глазами, приняла его предложен³е? Вѣдь онъ бы загубилъ ея жизнь и чѣмъ строже относилась бы она къ своему долгу, чѣмъ рѣшительнѣе подавляла бы въ себѣ всѣ движен³я молодости, тѣмъ рѣзче становилась бы между нимъ и его разумомъ, его совѣстью!... Чѣмъ глубже вдумывался онъ въ свои отношен³я съ Вѣрѣ Павловнѣ, тѣмъ строже обвинялъ самого ceбя.... И все раздражало его.... Раздражала кукушка въ часахъ, раздражалъ звонк³й, безпечный смѣхъ дѣвочекъ-сиротокъ, тяжелые шаги Ивана, сдержанный шопотъ за дверью кабинета, даже самое прикосновен³е пальцами къ шелковымъ пуговицамъ полухалата возбуждало въ немъ въ высшей степени непр³я³ную дрожь до зыби въ зубахъ.

   - Ку-ку, ку-ку, ку-ку, прокуковала въ гостиной кукушка. Петръ Игнатьевичъ сощурился, зѣвнулъ, потянулся и, медленно открывъ глаза, лѣнив