Иогель Михаил Константинович - Между вечностью и минутой

justify">   - Marie, пойдемъ и мы! оживленно пригласила Зизи.

   - Это зачѣмъ?

   - Увидимъ губернаторшу.

   - Fi, Зизи!

   - Быть можетъ, онъ пойдетъ проводить ее до дому, вслухъ сообразила княгиня.

   - О, нѣтъ! Зачѣмъ? точно испугавшись ея мысли, горячо перебила Бояринова.

   - Да вѣдь я слышала, они такъ дружны, - будто проронила Сытова.

   Елена Павловна тревожно прислушалась. Все ближе, все отчетливѣе, все громче звякали колокольчики. Уже слышался глухой стукъ подъѣхавшаго тяжелаго экипажа. Вотъ сразу замерли. Вотъ звякнулъ одинъ, другой и снова все тихо.

   - А что? Правда! Я ужъ знаю! оживленно вскрикнула Елена Павловна и, быстро поднявшись, торопливо вышла изъ бесѣдки.

   - И я, и я! бѣгомъ ее настигая, воодушевилась Зизи. Marie насмѣшливо посмотрѣла имъ вслѣдъ.

   - Какой она чудный ребенокъ! вздохнувъ, запѣла баронесса.- Savezvous, mesdames, вѣдь для нея ничего, ничего не существуетъ, кромѣ мужа!

   - А еще говорятъ, что въ наше время нѣтъ семейнаго счастья! Да вотъ вамъ вполнѣ райское, усмѣхаясь, отнеслась Сытова къ княгинѣ.

   - Ты княгинѣ обязана, милая, этою быстротою. Она такъ торопилась, что не дала даже мнѣ возможности вполнѣ покончить съ дѣлами, - громко говорилъ Бояриновъ уже у калитки сада. Кланяется тебѣ!.. Интересовалась нашимъ прошлымъ... Подробно разспрашивала о твоемъ здоровьи, даже настроен³и.

   - Измѣнилась?

   - О, очень!

   - Я только мелькомъ видѣлъ ее. Кажется, очень хороша, замѣтилъ Соколинъ.

   - Ахъ! Но какъ досадно, - вскрикнула Зизи.

   - Что досадно?

   - Что я не успѣла ее видѣть!

   - Вотъ бѣда!.. Сто разъ еще увидите, усмѣхнувшись, успокоилъ ее Бояриновъ.

   - Поздравляю васъ, mesdames, съ новою, веселою жизнью! торопливо входя въ бесѣдку, говорилъ онъ. Балы, обѣды, рауты, пикники смѣнятъ теперь наши тих³я бесѣды вокругъ самовара и эту несносную карточную игру.

   - По правдѣ, Васил³й Андреевичъ?! Вы не смѣетесь? оживленно перебила Marie.

   - Мы встрѣтили Владим³ра Казим³ровича. Куда онъ? протягивая руку, обратился Бояриновъ къ Градынской.

   - По губерн³и и въ К³евъ, медленно отвѣтила Владислава Францовна.

   - Такъ что княгиня будетъ знакома со всѣмъ городомъ? перебила Сытова.

   - Рѣшительно со всѣмъ, медленно отвѣтилъ Бояриновъ.

   - Какъ? выпрямляясь, почти съ ужасомъ вскрикнула Лисицына.

   - И съ Курниковыми, и съ Подтерухиными, и со всѣми, со всѣми? въ тонъ ей пропѣла баронесса.

   - И съ Курниковыми, и съ Подтерухиными, и со всѣми, чуть примѣтно усмѣхнувшись, спокойно удостовѣрилъ Бояриновъ.

   - Но это возмутительно, mesdames, горячо перебила Сытова, - въ какомъ же мы будемъ положен³и!.. Мы ихъ избѣгали, сторонились, и вдругъ, волею-неволею, должны будемъ принимать.

   - По моему, княгиня поступитъ совершенно рац³онально. Во-первыхъ, Подтерухина, Курникова не прачки и не бѣлошвейки, а жены мировыхъ судей, положен³е которыхъ вовсе не ниже положен³я большинства женщинъ нашего кружка.

   - Да кто онѣ-то сами по себѣ, кто? вспыхнувъ, горячо перебила Сытова.

   - Кто? Да ей до этого нѣтъ дѣла! Онѣ женщины съ положен³емъ, не лишенныя образован³я, и довольно. Во-вторыхъ, положен³е губернаторши настолько высоко, дѣлая ударен³е надъ каждымъ словомъ, спокойно продолжалъ онъ, - что никакое знакомство не можетъ ее ни унизить, ни поднять.

   - Охота вамъ спорить объ этомъ, mesdames, вспыхнувъ, вмѣшалась Елена Павловна. Пойдемте лучше закусить!

   Елена Павловна быстро поднялась и, не дожидаясь остальныхъ, торопливо вышла изъ бесѣдки.

   - Въ самомъ дѣлѣ, mesdames, еще увидимъ, какъ это все будетъ, мягко поддержала Градынская.

   Разговоръ во время закуски все вертѣлся вокругъ и около княгини. Онъ то вторгался въ ея прошлое, - и дамы допытывались отъ Бояринова, кто она сама по себѣ; то, смѣло засматривая въ ближайшее будущее, интересовались угадать ея движен³я, самыя намѣрен³я, то разспрашивали, какой у нея носъ, ротъ, как³я уши, какого роста и какъ сложена, при чемъ каждая изъ нихъ, опираясь на этихъ данныхъ, спѣшила высказать свой взглядъ и на характеръ княгини, и на ея внѣшность, и на прошлое, и на будущее. А генеральша Лисицына разгулялась до того, что разобрала, какъ по пальцамъ, самую семейную жизнь княгини и, объявивъ, въ концѣ концовъ, съ достоинствомъ неоспоримаго авторитета, что княгиня стала княгинею вовсе не потому, что любила князя, а лишь для того, чтобы сдѣлаться княгинею и губернаторшей, - умозаключила, что она, княгиня, совсѣмъ несчастлива въ своей семейной жизни, а потому вотъ и ищетъ развлечен³й въ свѣтѣ. Противъ смѣлаго вывода горячо поднялась княгиня Плетнева, ибо ей уже не одинъ разъ передавали подъ величайшимъ секретомъ, что Лисицына находитъ особенное наслажден³е обвинять въ томъ же самомъ и ее, Плетневу.

   Сытова, уже давно точившая зубы на генеральшу за непрерывное поползновен³е обвинить и ее въ томъ же преступлен³и, въ свою очередь, радостно воспользовалась удобнымъ случаемъ разъ навсегда такъ отдѣлать генеральшу, чтобъ она помнила надолго.

   Баронесса, лукаво подмигивая, то Плетневой, то Лисицыной, все съ большимъ и большимъ наслажден³емъ смаковала новыя, и вотъ уже совсѣмъ, совсѣмъ неожиданныя данныя, и долго бы еще несчастной Еленѣ Павловнѣ пришлось выслушивать этотъ безконечный диспутъ, если бъ баронъ не сжалился надъ нею и, взявшись за шляпу, не объявилъ во всеуслышан³е, что уже два часа.

  

  

   - Фу! Наконецъ-то, ихъ разнесло! Я думала, что ужъ онѣ ночевать будутъ! Тр-тр-тр.... Всю голову растрещали! горячо говорила Елена Павловна, крѣпко сжимая виски руками.

   - И все ты, Вася! Если бъ не боялась тебя огорчить, ну, ни за что не приняла бы ихъ. Вѣдь это чистая пытка! И чего онѣ пикируются? А еще ты ихъ поддразниваешь.

   Бояриновъ и Градынская весело разсмѣялись.

   - А я все-таки не могу понять, Лена, чего ты такъ волновалась, милая?! Да пусть ихъ! Хотя бы глотки себѣ перегрызли!

   - Вотъ это мило! А! Какъ это вамъ нравится, Владисдава Францовна? Да вѣдь ты пойми, Вася, что они чуть-ли не съ восьми забрались и вотъ почти до трехъ разбивали мнѣ нервы и мозолили глаза. А вотъ ты не поблагодарилъ даже, сложивъ губы въ досадливую гримаску, какъ бы теперь только надумавшись, что въ правѣ на него разсердиться, тихо добавила она.

   - Милая! и, не отводя глазъ отъ ея оживленнаго лица, Бояриновъ обнялъ, поцѣловалъ ее.

   - Вотъ такъ! А если другой разъ забудешь, то никогда, никогда не приму ихъ! пригрозила Елена Павловна.

   - Если бъ ты всегда была такая хорошая, какъ теперь, Лена, мы бы никогда съ тобою не ссорились! любуясь ею, медленно проговорилъ Васил³й Андреевичъ.

   Градынская выпрямилась и, быстро отвернувшись, внимательно посмотрѣла на часы.

   - А то вдругъ ни съ того, ни съ сего становится такая капризная, настойчивая, еще тише высказался онъ.

   - Ну! Вася! Знаешь, терпѣть не могу! прикрикнула Елена Павловна и въ тотъ же мигъ, зажавъ ему ротъ рукою, поцѣловала въ глазъ правый, поцѣловала въ лѣвый.

   Что-то отчетливо ударилось объ полъ.

   Бояринова быстро взглянула въ сторону Градынской.

   - Зонтикъ выронила. Вѣдь всегда отличаюсь особенною ловкостью, смѣясь, объяснила Градынская. А вы уже и испугались, Елена Павловна? Вотъ нервы.... До свидан³я, однако.

   - Да вы бы ночевали у насъ, Владислава Францовна. Мужа нѣтъ. Что вамъ дома?

   - И придетъ же вѣдь въ голову, Елена Павловна! улыбаясь, перебила Градынская. Да завтра же по всему городу изъ дома въ домъ сновали бы съ такою чрезвычайною новостью. На меня бы стали всѣ смотрѣть, какъ на звѣря. Нѣтъ, до свидан³я, до свидан³я!

   Бояриновъ взялся за фуражку.

   - Пожалуйста, не безпокойтесь, Васил³й Андреевичъ, я и сама найду дорогу, сухо отнеслась она къ нему.

   - Ужъ вотъ ни за что-то не пущу васъ иначе! Какъ это можно.... одной, ночью! волнуясь, перебила Елена Павловна.

   - Такъ я возьму лучше человѣка.

   - И то нѣтъ! Я хочу, чтобъ онъ васъ самъ проводилъ.... Что это за новости!

   - Вотъ, видишь! Опять деспотизмъ, милая, улыбаясь, вмѣшался Васил³й Андреевичъ. Зачѣмъ ты стѣсняешь Владиславу Францовну? Ей удобнѣе идти съ человѣкомъ, и пусть.

   - Не то, чтобъ удобнѣе, но я просто боялась отѣснить васъ послѣ дороги!...

   - Вотъ, видишь, Вася, какой ты невѣжа!... Сейчасъ же или самъ!

   - Иду, иду, милая, иду! Только ты ложись, пожалуйста, а то и такъ устала.

  

  

   Не проронивъ ни слова, вышли они за ворота. Непроницаемый туманъ окутывалъ зеленый холмъ, скрывалъ семинар³ю, сады, непр³ятною дрожью, пронизывающею сыростью дышалъ на нихъ отовсюду. Блѣднымъ, сдва уловимымъ пятномъ, катилась луна. Въ двухъ шагахъ трудно было различать предметы. Владислава Францовна молча подала руку Бояринову. Она какъ будто и не хотѣла этой близости въ нему и въ то же время, невольно подпадая вл³ян³ю закрадывавшагося въ нее жуткаго чувства, все крѣпче и крѣпче налегала ему на руку. Васид³й Андреевичъ не видѣлъ лица. Онъ только чувствовалъ легкую дрожь въ ея рукѣ.

   - Что съ вами, Владислава Францовна? Вамъ холодно?

   Градынская не отвѣтила.

   - Владислава! слегка васаясь ея руки, прошепталъ онъ. За что вы сердитесь? Что же тутъ такого особо ужаснаго въ томъ, что я былъ внимателенъ къ ней?

   Градынская нервно разсмѣялась.

   - Полноте, Владислава!... Развѣ я вамъ уже не говорилъ, что любилъ ее и люблю, но совсѣмъ особымъ чувствомъ, совсѣмъ не тѣмъ, что связываетъ меня съ вами.

   - Да я кто всегда такъ и понимала, а теперь поняла еще яснѣе, перебила Градынская сильно дрогнувшимъ голосомъ. Именно совсѣмъ особымъ чувствомъ!... Ее вы любите, а мною хотѣли играть. Но нѣтъ, Васил³й Андреевичъ! Играть въ ваше время можно развѣ такими дурами, какъ Несмѣлова, и ей подобными.

   - Что вы хотѣли сказать, Владислава Францовна, въ этомъ "ей подобными", быстро снимая руку съ ея руки, сухо и рѣзко перебилъ Бояриновъ. Вѣдь не все то золото, что блеститъ, и не все то умно, что болтливо.

   - Только не для васъ! Вамъ и мѣдь представляется золотомъ, когда она не ваша, и золото - мѣдью, какъ скоро вы забрали его въ руки!... И несчастна та женщина, которая довѣрится вамъ. Вѣдь по вашему жизнь, это - игра, а женщина первая въ ней игрушка. Пока она нова, такъ и хороша, а такъ и забыта.... Не такъ-ли? и, глухо разсмѣявшись, Градынская судорожно вздохнула.

   Бояриновъ потерялся. Онъ въ первую минуту не нашелъ даже, что возразить, до того правдивъ и мѣтокъ былъ выраженный ею взглядъ.

   Развѣ онъ, въ дѣйствительности, не обманывалъ жену для нея, и ее ради Камилиной, а Камилину, быть можетъ.... Тутъ мысль порвалась и такою холодною, непр³ятною зыбью пробѣжала по немъ. Но въ чемъ же онъ-то виноватъ? Развѣ жена, отдѣльно отъ Градынской, или Градынская отдѣльно и отъ нея, и отъ Камилиной, могла наполнить его жизнь? Конечно, нѣтъ!... Большому кораблю - большое и плаван³е, мелькнуло ему, и такъ высоко, такъ гордо поднялась теперь его грудь.

   - Владислава Францовна! медленно выпрямляясь, твердо, отчетливо произнесъ онъ, и какъ бы отчеканивая слово къ слову: Вы могли обвивять меня въ мимолетности увлечен³й, въ безхарактерности, въ безотчетности даже моихъ движен³й къ женщинѣ, но уже никакъ не во лжи! Никогда и ни въ чемъ не шелъ путемъ обмана!... Скажите сами, положа руку на сердце, говорилъ-ли я вамъ, что люблю васъ и вѣчно буду любить васъ одну, что вы, молъ, весь мой свѣтъ и всѣ мои радости?! Ни вамъ и никому, кромѣ жены моей, въ ту лучшую пору, пору грезъ и безотчетныхъ, пылкихъ порывовъ, когда всею душею вѣровалъ, что люблю и вѣчно буду любить ее, и Васил³й Андреевичъ, пр³остановившись, съ трудомъ перевелъ духъ. Но ошибившись въ этомъ чувствѣ, могу-ли я вамъ клясться въ вѣчности любви моей?! Да и не любви, а, быть можетъ, просто увлечен³я.... Я говорилъ вамъ, что мнѣ пр³ятна близость ваша, что она, эта близость, - прижимая ея руку, уже лихорадочно продолжалъ онъ:- манитъ, дразнитъ, зоветъ меня къ себѣ, но.... дастъ-ли она намъ долгое счастье или лишь мигъ, лишь одинъ только сладостный мигъ, не знаю и не могу даже знать!... Да и едва-ли встрѣчу я женщину, способную заставить меня забыть, что не одна она на землѣ, едва слышно добавилъ онъ.

   Градынская не отвѣтила. Она съ каждымъ шагомъ все крѣпче и крѣпче налегала на его руку, дыхан³е ея было горячо, рука дрожала. Бояриновъ понялъ ее. Она и боялась этого мимолетнаго сладостнаго мига, и безотчетно влекло ее къ нему. Онъ медленно поднялъ ея руку и поднесъ ее къ губамъ. Градынская порывисто вздохнула. Они молча дошли до калитки тѣнистаго сада.

   - Я зайду на минутку, Владислава.

   - О, нѣтъ, нѣтъ!... Какъ можно!... Скоро свѣтаетъ!... Ждетъ жена, перебивая слово словомъ, лихорадочно, едва слышно возразила Градынская.

   - Но когда же, когда, Владислава?

   Она не отвѣтила, быстро отняла руку, склонилась, связала его губы горячимъ, страстнымъ поцѣлуемъ и въ тотъ же мигъ всчезла за калиткой. Вся кровь ударила въ голову Бояринову. Онъ вздохнулъ, медленно осмотрѣлся. Все та же непроницаемая мгла, все та же мертвая тишина вокругъ. На губахъ его еще тлѣлъ горяч³й поцѣлуй. Никогда еще не представлялась она ему такъ хороша. И чѣмъ ближе подходилъ онъ къ своему дому, тѣмъ болѣе жалко было ему этой, быть можетъ, навсегда потерянной минуты.

  

  

   Поздно проснулся въ наступавш³й день Васил³й Андреевичъ. Только въ двѣнадцать часовъ вышелъ онъ въ залъ. Уже въ трет³й разъ закипалъ передъ Еленою Павловною самоваръ и теперь, какъ бы раздраженный столь неделикатнымъ къ нему отношен³емъ, бурлилъ съ особеннымъ ожесточен³емъ. Но, чуть-ли не больше его раздражена была Елена Павловна. Утро для нея было особенно дорого. Вѣдь только въ эти часы она и могла быть съ нимъ съ глазу на глазъ, а, между тѣмъ, онъ, какъ на смѣхъ, тутъ-то именно и спалъ, и сладко, и крѣпко.

   - Наконецъ то, Вася! вспыхнувъ, встрѣтила она его. И какъ тебѣ не стыдно спать такъ долго?...

   Васил³й Андреевичъ сладко потянулся и, молча поцѣловавъ протянутую ею руку, занялъ свое обычное направо отъ нея мѣсто.

   - Неронъ!... Что-жъ ты нездороваешься съ бариномъ! съ легкимъ упрекомъ въ голосѣ отнеслась Елена Павловна.

   Неронъ сконфузился, оставилъ тарелку, съ которой ѣлъ, чихнулъ, облизнулся, вильнулъ хвостомъ и, снова обратившись къ тарелкѣ, еще съ большимъ усерд³емъ сталъ вылизывать молоко по краямъ.

   - Дуракъ, усмѣхнувшись, выбранила Елена Павловна. Точь въ точь ты, Вася!... Что для него молоко, то для тебя сонъ!... Ужъ какъ приметесь, то хоть трава не рости.

   - И дѣльно!... Что началъ, то долженъ кончить, внимательно мѣшая сахаръ въ стаканѣ, какъ бы самъ тяготясь своимъ отвѣтомъ, отозвался Васил³й Андреевичъ.

   - Вася! досадливо перебила Елена Павловна. Да ты спишь или проснулся?

   - А что?

   - Терпѣть не могу, когда ты говоришь такимъ тономъ, точно изъ милости.... Не хочешь говорить, молчи!... Никто тебя не принуждаетъ.

   - Да полно, милая!... Что съ тобою сегодня?... Съ лѣвой ноги встала?

   - Вовсе не съ лѣвой, но, вѣдь, ты разбѣсишь самого ангела, Вася. Неужели я такъ ждала тебя лишь для того, чтобы смотрѣть, какъ ты зѣваешь и потягиваешься? Утро сегодня такое было хорошее, свѣжее, Неронъ, какъ сумасшедш³й, бросался по саду за мухами.... Бернольди злился, смѣшилъ.... А главное, что меня порадовало, оживляясь все болѣе и болѣе, продолжала она, - у Васьки затянуло царапину, а я ужъ такъ боялась, и, пр³останавливаясь, какъ бы перебивая самое себя, она спросила, ты не слушаешь?

   - Ахъ, какъ это глупо, Лена! вспыльчиво вскрикнулъ Васил³й Андреевичъ.

   Елена Павловна отвернулась и, бросивъ полотенце, быстро вышла изъ зала.

   - Какъ это глупо!... Нестерпимо глупо!... подумалъ онъ, рѣзко черкнувъ о бортъ бочки-спичечницы. Вѣдь, четвертый годъ думаетъ и все еще не можетъ додуматься до той простой истины, что у нея жизнь, а у меня своя и что мнѣ вовсе не интересны ея интересы!... Васьки, Мишки, Нероны!.. И что за страсть такая несчастная!... И, наконецъ.... Что она во мнѣ цѣнитъ, что она во мнѣ любитъ, если даже не можетъ понять, что я никогда не могу снизойти до этихъ.... ея, чисто бабьихъ интересовъ?... А вотъ и добрая, любящая, честная.... а никто мнѣ такъ не наскучаетъ, какъ она!... И какой это дуракъ выдумалъ, что семейная жизнь можетъ дать счаст³е?!.. Онъ видно никогда не былъ самъ женатъ! рѣшилъ Васил³й Андреевичъ и, нетерпѣливо бросивъ свою мысль о женѣ, опять ушелъ отъ окружавшей его тихой обстановки, опять и еще лихорадочнѣе разбросался въ неуловимомъ разнообраз³и волновавшихъ его въ тѣ минуты ожидан³й и стремлен³й. Все увлекало его, все радовало, все улыбалось ему, все, кромѣ жены, такъ нервно, такъ настойчиво стремившейся удержать его подлѣ себя.... И что же, что она могла ему дать въ замѣнъ этой кипучей жизни, жизни страстей, жизни наслажден³й?... Любовь!?.. Да развѣ она, эта любовь, не довольно еще надоѣла ему втечен³е четырехъ лѣтъ, развѣ она сегодня не точно такъ же скажется въ ней, какъ сказывалась вчера, третьяго дня, и съ той самой первой минуты, что сошелся съ нею?... А тутъ еще тих³е укоры, грустныя улыбки, слезы на глазахъ.... О, Боже мой, Боже!...

   Давно перестала горѣть истлѣвшая въ рукѣ папироска. Остылъ уже чай въ стаканѣ. Самоваръ заглохъ. Васил³й Андреевичъ медленно приподнялъ голову, но онъ не видѣлъ ни зеленаго холма, ни даже пальмъ на балконѣ. Иная жизнь кипѣла въ немъ!... Жизнь славы, жизнь торжества надъ тайными и явными врагами; жизнь пикниковъ, баловъ, обѣдовъ, и такъ ласкало его мысль, - надменной губернаторши вниманье; такъ знойно-трепетно улыбалась ему Камилина; такъ лихорадочно, такъ страстно уносила она его за собою на свой хуторъ, въ свой цвѣтникъ, подъ сѣнь столѣтняго дуба.

   - Баринъ.

   Васил³й Андреевичъ вздрогнулъ, обернулся.

   - Отъ губернаторши, громко доложилъ лакей, подавая письмо. Просятъ отвѣтъ....

   - Скажи, что сейчасъ буду. Лошади готовы?

   - Точно такъ.... Подаетъ.

   - Ты куда, Вася? неслышно входя въ залъ, тихо спросила Елена Павловна.

   Васил³й Андреевичъ, мелькомъ взглянувъ на нее, молча передалъ письмо Долиной. По краснотѣ подъ глазами видно было, что Елена Павловна только что плакала.

   - Ребенокъ, все еще совершенный ребенокъ и такъ всю жизнь, должно быть, останется ребенкомъ, мелькнуло Васил³ю Андреевичу, и онъ опять посмотрѣлъ на нее, но теперь уже долгимъ, вдумчивымъ, сострадающимъ взглядомъ.

   "Я тебя сейчасъ-же жду, мой секретарь и дипломатъ, надо кое-что обсудить и въ особенности нѣкоторые весьма немаловажные въ маловажномъ пункты....... Ната...." прочла Елена Павловна.

   - И ты поѣдешь?

   - Конечно, милая.

   - Вотъ я такъ и знала! вспыхнувъ по самыя уши, взволнованно псребила Елена Павловна. Теперь и пойдетъ, и пойдетъ.... Каждый день, каждый день.... Я, кажется, и такъ неособенно часто видала тебя дома.

   - И когда ты перестанешь меня бѣсить, Лена?... Вѣдь, нельзя же видѣть несчаст³е тамъ, гдѣ нѣтъ на него даже и намека!... Не сидѣть же намъ цѣлые дни съ глаза на глазъ?...

   - Бѣсить! отчетливо, дрогнувшимъ голосомъ, повторила Елена Павловна и сплошнымъ румянцемъ покрылось ея лицо.

   Васил³й Андреевичъ хотѣлъ что-то сказать, но сдержался и, быстро взявъ шляпу со стола, вышелъ изъ зала.

  

  

   - Можно, Наташа? медленно повертывая въ двери будуара массивную, бронзированную ручку, нерѣшительно проговорилъ Бояриновъ.

   - Входи, секретарь-дипломатъ, входи! весело отозвалась княгиня изъ глубины будуара.

   Васил³й Андреевичъ вошелъ. Княгиня стояла спиною къ дверямъ, лицомъ къ зеркалу, слегка склонившись и внимательно распредѣляя по рѣзнымъ, высокимъ горкамъ неполированнаго орѣховаго столика отдѣльные предметы изъ цѣлой массы туалетныхъ бездѣлушекъ. Легкое, черное платье изъ барежевыхъ, прозрачныхъ и шелковыхъ, непроницаемыхъ полосокъ, емко охватывало ея тонкую, гибкую тал³ю.

   - Люблю исполнительность!... Люблю и хвалю ее въ тебѣ, мой секретарь!... Только что послала, - и ты ужъ у меня, говорила княгиня, со всѣмъ вниман³емъ продолжая свое дѣло. Если-бъ ты видѣлъ, какой я хаосъ застала здѣсь, то пришелъ бы въ ужасъ.... Вотъ съ восьми часовъ обставляю, съ ногъ сбилась, и все еще не могу достигнуть даже и намека на порядокъ.

   - Но, однако, какъ ты ни занята, все-жъ таки здравствуй! досадливо перебилъ Васил³й Андреевичъ.

   - Ахъ, да!... Развѣ это такъ необходимо? медленно отозвалась княгиня, протягивая ему руку и съ лукавою улыбкою всматриваясь въ выражен³е лица только-что поставленной на мѣсто фарфоровой гризетки.

   - Вася!... Посмотри на эту гризетку!... Ну, что за милая плутовка!... восторгалась княгиня.

   Васил³й Андреевичъ вспыхнулъ. Его окончательно взбѣсилъ этотъ восторгъ княгини надъ гризеткой въ ту именно минуту, когда съ такимъ теплымъ чувствомъ пожалъ онъ ей руку,

   - Да ты поцѣлуй ее! досадливо перебилъ Бояриновъ.

   - Тебѣ прискучило мое занят³е, Вася? мелькомъ взглянувъ въ его сторону, догадалась, наконецъ, княгиня.

   - По правдѣ сказать, твое занят³е не особенно интересно.

   - А для меня такъ очень!... Ну, такъ ты посиди, а я скоро кончу. Это дѣло первой важности, а потомъ совѣтъ съ тобою о немаловажныхъ пунктахъ въ маловажномъ предметѣ.

   Васил³й Андреевичъ, закуривъ папиросу и усѣвшись на козетку, повидимому, совершенно спокойно отдался самому себѣ, во чѣмъ глубже вдумывался онъ въ мельчайш³я подробности полувнимательнаго, полунебрежнаго пр³ема княгини, тѣмъ досаднѣе становилось ему на нее. Онъ не былъ ни княземъ, ни губернаторомъ, но уже четыре года жилъ въ провинц³и и давно пересталъ въ себѣ видѣть нѣчто обыденное, заурядное, нѣчто такое, что было бы только, глядя по обстоятельствамъ, или терпимо, или необходимо! А, между тѣмъ, княгиня вѣдь именно въ такомъ тонѣ приняла его. Поблагодарила его за исполнительность и даже не кивнула ему, не взглянула на него, какъ на человѣка вовсе для нея неинтереснаго, а лишь только нужнаго въ данную минуту!... Или она все еще продолжаетъ въ немъ видѣть Щебринскаго Васю, или же московскаго, до безум³я влюбленнаго въ нее мальчишку?!... О, тогда ошибается, горько ошибается! и онъ ей докажетъ, что онъ уже не Вася, не мальчишка, и что ни чѣмъ не хуже ея женщины были ни больше ни меньше, какъ игрушками его каприза.... А быть можетъ.... Быть можетъ она видитъ въ немъ человѣка, поставленнаго на лѣстницѣ общественныхъ градац³й неизмѣримо ниже ея?! Васил³й Андреевичъ вспыхнулъ и такъ рѣзко повернулся, что даже треснуло что-то въ козеткѣ.

   - Вася, что ты тамъ ломишь? быстро обернувшись въ его сторону, заинтересовалась княгиня.

   - Ничего!.!. Это такъ, осматриваясь, медленно отвѣтилъ онъ.

   - Какъ ничего!... Когда трещитъ!... Ну, вотъ наконецъ-то, а то уже начинало надоѣдать, вслухъ сообразила княгиня и, вспрыснувъ полотенце духами, обтеревъ имъ руки, быстро подошла къ козеткѣ. Даже устала!... Пусти меня, пожалуйста. Вася!... А самъ возьми стулъ или садись на скамью.... Помнишь, какъ тамъ, въ Москвѣ, въ моемъ миломъ, голубомъ будуарѣ.... А ты замѣчаешь?...

   - Что? придвигая стулъ, какъ бы не хотя отозвался Васил³й Андреевичъ.

   - Вѣдь мёбель здѣсь вся изъ Москвы!... Вотъ видишь, какъ я люблю прошлое.... А помнишь, какъ ты поцѣловалъ меня сонную, а я потомъ, уже не сонная, тебя за это наказала? тихо, какъ бы сама въ себя проговорила княгиня и, медленно приподнявъ на него глаза, улыбнулась, ни то ему, ни то этому хорошему прошлому.

   - Конечно, помню, но только избѣгаю вспоминать.

   - Это почему?

   - Непр³ятно!... Какъ непр³ятно все, что насъ унижаетъ, что надъ нами смѣется.... А я и по сю пору не могу объяснить себѣ этого бараньяго состоян³я.

   - А я такъ вспоминала и вспоминаю съ истиннымъ удовольств³емъ! оживленно перебила княгиня. Тиранн³я любви, конечно, для того, кто ее держитъ, а не для того, кто ей подвергается, усмѣхнувшись, точно проронила она, - одно изъ въ высшей степени сильныхъ и пр³ятныхъ ощущен³й.

   - Ну, вотъ въ томъ-то и штука, что я теперь предпочитаю ее держать, а не ей подвергаться, мелькомъ взглянувъ на княгиню, отчетливо, какъ бы ударяя на каждое слово, далъ себя почувствовать Бояриновъ.

   - Будто? и княгиня усмѣхнулась. Бояринова опять кольнуло.

   - А вѣдь это чистый вздоръ! чуть-чуть сближая брови, уже серьезно отнеслась она къ нему, что любить можно только одинъ разъ!... Да и если-бъ отъ жизни, да еще провинц³альной, отнять эти увлечен³я, эту игру, всегда новую, всегда интересную, всегда полную страсти, что бы осталось отъ нея?

   - Тоска! быстро докончилъ Васил³й Андреевичъ.

   Княгиня тихо, медленно вздохнула. По ея лицу скользнула тѣнь ни то безотчетной грусти, ни то сознательной борьбы съ чѣмъ-то, что и страшило ее, и въ то же время улыбалось ей. Нѣтъ!... Она несчастлива, положительно несчастлива! мелькнуло Васил³ю Андреевичу, и онъ даже самъ не могъ отдать себѣ отчета въ эту минуту, почему такъ пр³ятна была ему эта мысль.

   - Да и кто-жъ мѣшаетъ въ наше время жить каждому такъ, какъ ему угодно?! Вѣдь это глупо, просто глупо!... И не естественно, и даже нечестно, потому что ради устарѣлыхъ, уже отжившихъ воззрѣн³й, приходится ломать себя и все свое, и даже кривляться передъ самимъ собою.

   - О, нѣтъ! быстро взглянувъ на него, оживленно сказала княгиня. Ты не совсѣмъ понялъ меня! Я бы никогда не допустла и мысли. Ну, какъ бы тебѣ это выразить, затруднилась она. Ну, да ты меня понимаешь!

   - Такъ тогда что же?... Развѣ иная игра стоитъ свѣчъ?... Коль скоро въ ней нѣтъ цѣли, такъ нѣтъ ни интереса, ни смысла даже!

   - Напротивъ! мгновенно выпрямляясь и останавливая на его лицѣ свой заискривш³йся взглядъ, горячо возразила княгиня. И горяч³й интересъ, и полный смыслъ, и цѣль, но только цѣль, какъ неуловимый, свѣтлый призракъ! Пусть онъ его видитъ, управляется имъ, идетъ къ нему, порывисто, страстно, но весь интересъ борьбы, вся прелесть торжества именно въ томъ, чтобы никогда не дать ему вполнѣ, понимаешь, вполнѣ овладѣть имъ!

   - Благодарю!... Благодарю за такую игру!... Но я, съ своей стороны, никогда не пожелалъ бы держать въ ней парт³и!

   - Т-ты? насмѣшливо сближая брови, протянула княгиня.

   - Да, я! твердо отвѣтилъ онъ.

   - И неужели въ-заправду? и княгиня звонко, весело разсмѣялась.

   - Ты судишь по прежнему, Наташа, и если будешь такъ продолжать судить, горько ошибешься! горячо перебилъ онъ.

   - Даже горько? сблизивъ брови, вѣско проговорила княгиня и, какъ бы подмигнувъ самой себѣ лѣвою бровью, разсмѣялась своимъ прешнимъ до-Щебринскимъ смѣхомъ.

   - Ваше с³ятельство, господинъ полицеймейстеръ, проговорилъ за дверью уже знакомый Васил³ю Андреевичу голосъ.

   - Хорошо!... проси обождать въ залѣ. Вася, возьми, голубчикъ, съ туалетнаго столика вонъ тотъ листъ, потрудись передать полицеймейстеру и скажи, чтобы онъ попросилъ отца протопопа сказать эту проповѣдь въ одно изъ ближайшихъ воскресен³й.

   - Какъ такъ проповѣдь? изумился Васил³й Андреевичъ.

   - Ну да, проповѣдь.

   - Да какъ же она къ тебѣ попала? Да еще на туалетный столикъ, въ цѣлый разсадникъ гризетокъ?...

   - Гдѣ же ей быть? Когда я ее сама составляла.

   - Т-ты?

   - Ахъ, Боже мой, да что-жъ тебя въ этомъ поражаетъ?

   - Не можетъ быть, Наташа?

   - А вотъ прочти, такъ и увидишь!... Собственной рукой. Васил³й Андреевичъ быстро вскрылъ листъ.

   - Только громко, добавила княгиня.

   - Православные!... Не велика семья наша, на далекой окраинѣ отечества нашего, медленно, какъ бы взвѣшивая каждое слово, началъ Васил³й Андреевичъ: она не составляетъ и десятой доли общаго населен³я города. И, между тѣмъ, съ каждымъ новымъ днемъ все громче, все отчаяннѣе раздаются въ ней стоны страждущихъ. стоны нужды, стоны голода, стоны собрат³й, угнетенныхъ трудомъ, обремененныхъ семьею!... И не насталъ-ли часъ сознать намъ, православные, что у нихъ, бѣдняковъ нашей окраины, нѣтъ здѣсь ни близкихъ, ни родныхъ, что мы одни имъ и покровъ, и защита!... И чье-же сердце не стѣснитса болью надъ еще свѣжею могилою труженника Миролюбова?!.. Онъ оставилъ за собою горемъ убитую, неспособнкю къ труду жену. За гробомъ его шли босыя, полураздѣтыя малютки-дѣти.... ктожъ изъ насъ не приласкаетъ ихъ, чья рука не протянется къ нимъ на помощь?!.. А развѣ Миролюбовъ одинъ? Развѣ не десятки еще такихъ бѣдняковъ стоятъ за нимъ?... Вотъ списокъ ихъ, православные! Положимъ же починъ, положимъ сегодня нашему честному, святому дѣлу!... Аминь, слегка дрогнувшимъ. голосомъ дочиталъ Васил³й Андреевичъ и быстро свернувъ листъ, вдумчиво взглянулъ на княгиню. То безотчетная, какъ-бы случайно навѣенная грусть, то беззаботная, игривая насмѣшка надъ нимъ, надъ всѣмъ, надъ всѣми, то восторгъ надъ гризеткою, то проникнутое глубокимъ сочувств³емъ обращен³е къ нуждѣ, къ горю совсѣмъ, совсѣмъ чуждыхъ ей людей. Слегка наклонивъ голову, княгиня небрежно перебирала бахрому козетки.

   - Только смотри, Вася!... Меньше 10 рублей не смѣй класть, ни то шутя, ни то серьезно, предостерегла она.

   - И это ты по сочувств³ю, Наташа?

   - То-есть, какъ тебѣ сказать. Скорѣе по принципу, чѣмъ по сочувств³ю. Да и странно было бы сочувствовать людямъ, которыхъ я вовсе не знаю, и въ нужду которыхъ должна вѣрить по списку какого-нибудь Курочкина.

   - Такъ ради чего же, тогда?

   - Говорю тебѣ, ради принципа!... Власть настолько сильная, какъ губернаторская, прежде всего должна идти на встрѣчу нуждѣ, идти сама по себѣ, даже безъ призыва, потому что первая ея задача - благоденств³е населен³я.

   - Хотя бы даже вовсе не сочувствовала? горячо переспросялъ Васил³й Андреевичъ.

   - Хотя бы даже, уже серьезно и холодно подтвердила княгняя.

   Васил³ю Андреевичу опять стало досадно. Онъ не вѣрилъ ей. Ему почему-то казалось, что она въ эту минуту намѣренно, такъ сказать, на зло самой себѣ уродовала себя и въ его, и даже въ своихъ собственныхъ глазахъ. Онъ вышелъ....

   - Ну что, приказалъ?

   - Да! коротко отвѣтилъ Васил³й Андреевичъ, занимая опять свой стулъ подлѣ княгини.

   - Онъ, вѣроятно, предполагалъ, что я сама къ нему выйду?

   - Кажется!... По крайней мѣрѣ, какъ увидѣлъ меня, то такъ вытянулъ физ³оном³ю, точно три дня не ѣлъ.

   Княгиня весело разсмѣялась.

   - И какая смѣшная фамил³я.... Курочкинъ! и опять разсмѣялась съ такимъ удовольств³емъ, что Васил³й Андреевичъ невольно увлекся ея смѣхомъ.

   - Ну, что онъ вообще-то за птица?

   - То-есть какъ тебѣ опредѣлить это съ точностью, затруднился Васил³й Андреевичъ. По моему, такъ одна изъ самыхъ ничтожныхъ. Если чувствуетъ свою силу, такъ хищнымъ ястребомъ, а если подъ кулакомъ, то воробьемъ безголосымъ, такъ-таки совсѣмъ безголосымъ!

   - Ну, вотъ видишь! И это большинство изъ нихъ, громадное большинство! Ты ему палецъ къ губамъ, а онъ уже и всю руку въ ротъ. А тутъ еще тебя же обвиняютъ!... Горда, надменна, невѣсть что о себѣ думаетъ! Да какъ-же съними иначето? горячо высказалась княгиня.

   - Да вотъ тебѣ примѣръ. Мое столкновен³е съ нимъ въ пр³емной губернатора. Онъ до того захлебнулся внимательнымъ отношен³емъ къ нему предмѣстника князя, что, разговаривая со мною по одному очень серьезному дѣлу, въ присутств³и мнотихъ, позволилъ себѣ коснуться моего плеча рукою. Какъ это тебѣ нравится, а?! Ну и развѣ это не дерзость?! быстро вставая, горячо обратился онъ.

   - По моему нѣтъ, спокойно возразила княгиня.

   - Какъ нѣтъ?! и Васил³й Андреевичъ даже отступилъ, до такой степени не ожидалъ онъ этого возражен³я.

   - Конечно, нѣтъ!... Все, что хочешь. Незнан³е прилич³я, безтактность, фамильярность, но только не дерзость.

   - Да это почему-же?... Развѣ фамильярность не та же дерзость?!

   - Вовсе нѣтъ! Дерзость, по моему, это высшая степень фамильярности. Такое отношен³е между равными по положен³ю составляетъ только фамильярность, но со стороны ниже поставленнаго, особо означила, какъ-бы подчеркнула княгиня, уже дерзость!

   - Такъ, значитъ, по твоему, мое положен³е ничѣмъ не выше его, вспыхнувъ, перебилъ Васил³й Андреевичъ.

   - По моему, да!... По моему, положен³е полицеймейстера совершенно отвѣчаетъ ноложен³ю товарища прокурора.

   - Что за вздоръ, говоришь ты, Наташа!... Да ты послѣ этого не имѣешь ни малѣйшаго представлен³я о степени власти и общественномъ значен³и лицъ прокурорскаго надзора! Да развѣ лица прокурорскаго надзора въ своей сферѣ не точно такъ же власть надъ полицейскими чиновниками, какъ губернаторъ въ своей?... Развѣ полицейск³й чиновникъ не безпрекословный исполнитель ихъ требован³й, развѣ я не въ правѣ давать ему предостережен³я, подвергать его дѣйств³я разсмотрѣн³ю суда или настаивать у губернатора о самомъ увольнен³и?

   - Во-первыхъ, перебила его дрогнувшимъ голосомъ, уже блѣдная княгиня, я попрошу тебя запомнить разъ навсегда, что никогда не говорю вздора, потому что никогда не увлекаюсь до такой степени, чтобы не сознавать даже, что я говорю. Во-вторыхъ, прими на видъ, что, если бы въ твоихъ словахъ была хоть доля здраваго смысла, то каждая губерн³я вмѣсто одного имѣла бы, по крайней мѣрѣ. 35 губернаторовъ! Если товарищи прокурора вообразятъ себя губернаторами, усмѣхнувшись, снова особенно означила она, то отчего бы отстать отъ нихъ начальникамъ отдѣльныхъ частей!... И въ-третьихъ, что каково бы ни было положен³е должностнато лица въ губерн³и, отдѣляя слово отъ слова, уже горячо продолжала она, его общественное значен³е, его вѣсъ и степень вл³ян³я все-жъ таки опредѣляются степенью близости къ губернатору!...

   - Такъ что, по твоему, губернаторъ - это солнце, а мы, всѣ остальные смертные, лишь только случайныя, едва примѣтныя планеты, получающ³я отъ него и свой свѣтъ, и свою теплоту? нервно разсмѣявшись, перебилъ Васил³й Андреевичъ.

   - А вотъ именно! едва слышно утвердила княгиня.

   - Однако на дѣлѣ выходитъ вовсе не то!... Предмѣстникъ князя терпѣть меня не могъ, и я былъ такъ далекъ отъ его оживляющихъ лучей, что уже, конечно, не могъ воспр³ять отъ нихъ ни теплоты, ни свѣта, однако это нисколько не воспрепятствовало мнѣ составить себѣ болѣе широкую популярность, чѣмъ какою пользовался онъ самъ.

   - А я такъ думаю, что ты и цѣлъ-то остался лишь только вотому, что онъ былъ не губернаторъ, а лишенная всякой энерт³и старая баба. И будь на его мѣстѣ человѣкъ съ моимъ характеромъ, ручаюсь тебѣ, ты бы теперь и забылъ, что былъ когда-нибудь лицомъ прокурорскаго надзора?!

   - Будто?! насмѣшливо перебилъ Бояриновъ. Да если бы въ дѣйствительности было такъ, какъ тебѣ нравится, то прокурорск³й надзоръ утратилъ бы всяк³й смыслъ!... Если бъ губернатору было предоставлено распоряжаться лицами прокурорскаго вадзора, какъ пѣшками, то какъ бы тогда прокуроръ могъ налагать свое veto на то или другое, по его мнѣн³ю, противозаконное распоряжен³е губернатора? Да и ты это знаешь, ты этого не можешь не знать, а если такъ упорно утверждаешь противное, то едняственно потому, что съ такимъ порядкомъ не можетъ помириться твое чопорное, княжески-губернаторское тщеслав³е!

   Точно пронизанная, электрическою искрою встала, выпрямилась княгиня. Ея блѣдныя губы дрожали, грудь волновалась, широко открытые глаза сверкали блескомъ энерг³и, блескомъ гнѣва, и, въ тотъ же мигъ, измѣривъ его съ ногъ до головы, полузакрылись, сощурились, на губахъ замелькала презрительная усмѣшка.

   - Чувство зависти - презрѣнное чувство, чувство не людей, а людишекъ!... Его языкъ - мѣщанск³й языкъ!... И я, понимаешь, - я, не какъ я, а, какъ княгиня Долина, не считаю себя въ правѣ отвѣчать тебѣ на немъ, и, быстро повернувшись, отошла къ окну.

   - О, ты заблуждаешься, Наташа, грубо заблуждаешься, если только, въ самомъ дѣлѣ, смотришь на меня такъ. И въ этомъ взглядѣ тебя заставитъ раскаяться ближайшее же будущее! и Васил³й Андреевичъ вздохнулъ. Я слишкомъ глубоко сознаю себя, слишкомъ вѣрю въ свои силы, свою энерг³ю, свое свѣтлое будущее, слишкомъ гордъ настоящимъ для того, чтобъ подобное чувство могло когда-нибудь найти себѣ во мнѣ мѣсто, уже твердо, холодно высказался онъ.

   Легк³й, нервный трепетъ пробѣжалъ по плечамъ княгини. Она безотчетно оглянулась. Ея глаза встрѣтились съ гнѣвнымъ взглядомъ блѣднаго Васил³я Андреевича. Она смущенно опустила голову. Нѣтъ, это былъ уже не прежн³й, скромный, робк³й, безумно-влюбленный въ нее мальчикъ Вася! Это былъ какой-то совсѣмъ новый человѣкъ! Она его никогда не знала, никогда не видѣла даже. Онъ впервые предсталъ предъ нею гордымъ, страстнымъ!... Въ его голосѣ, въ словахъ, во взглядѣ дрогнуло что-то. Что-то такое, что столь давно уже и въ такихъ обаятельныхъ образахъ носилось передъ нею безсонною, ночною порою, что-то, что и манило ее къ себѣ, и смущало собою. Княгиня быстра подняла голову, мелькомъ взглянула на Васил³я Андреевича, опять опустила рѣсницы, разсмѣялась....

   - Чего ты, Наташа?

   - Пресмѣшная мысль мелькнула мнѣ! улыбаясь, едва слышно отозвалась она. Ты, я думаю, быстро поднимая голову, ужа громче продолжала она, не одно женское сердце успѣлъ погубить здѣсь?

   - Какая ты странная, Наташа!... Вѣдь вотъ переходъ, кртораго, ужъ чѣмъ хочешь мож