Иогель Михаил Константинович - Между вечностью и минутой

твенное овальное лице его, глаза были устремлены на княгиню и свѣтились яркимъ, какъ бы фосфорическимъ блескомъ....

   - Ахъ, кто кто? быстро обратилась княгиня Дивена къ Щербининой.

   - Это князь Гордѣевъ-Узловъ.

   - Какой красавецъ!... Ну такъ бы и расцѣловала его, - не отводя лорнета, вооторгалась княгиня,

   - Да!... Онъ очень хорошъ!... Mais votre belle fille c'est la véritable reine du bal! съ томной улыбочкой обратилась Щербинина къ Долиной.- Какъ стройна!... Какъ плавны, спокойны, величественны ея движен³я.... И она это чувстветъ!... Она выше всего.... Выше самаго увлечен³я!... Она холодна ко всему и ко всѣмъ!... Прелесть! восторгалась княгиня.

   - Oh, oui, elle est ravissante! охотно согласилась уже давно влюбленная въ нее княгиня Додина.

   - Мы любуемся вашею внучкою, Марья Кондратьевна! возвышеннымъ голосомъ обратилась Дивена.

   Марья Кондратьевна медленно приподняла носъ вверхъ.

   - Покойная Машенька, - ея мать, - была красавица!... За нею ухаживалъ самъ генералъ-губернаторъ, - особенно ударивъ на выражен³е "самъ", высказалась Марья Кондратьевна. Княгиня Дивина быстро опустила голову. Щербинина отвернулась. По губамъ Дивиной скользнула едва примѣтная, тонкая усмѣшка.

   - Ахъ ты сорока-ворона! какъ бы сказалъ Коваленко, нѣсколько разъ подъ рядъ качнувъ головою надъ Марьею Кондратьевною.

   - Pardon, генералъ.... Пропустите!

   - Княниня! быстро отступивъ, видимо обрадовался Коваленко. Совсѣмъ поправились?

   - Совсѣмъ!

   - Ну, слава Богу, а то я какъ боялся! громко, тамъ громко, что разслышала даже Марья Кондратьевна, проговорилъ кто-то за княжною. Княжна быстро оглянулась. Это былъ Вася. Онъ привѣтливо глядѣлъ на нее.

   - Чего жъ вы боялись?

   - Да что вы расхвораетесь!... Вы такая добрая, княжна!

   Княжна отвернулась.

   - Берегите себя! едва разслышалъ онъ.

  

  

   Начиналась фигура троекъ.... Даже Вѣра Павловна и Коваленко, обособившись, какъ бы намѣренно скрывшись отъ окружавшихъ ихъ группъ за зеленью цвѣтовъ на двухъ сосѣднихъ стульяхъ у окна, молчали теперь, съ такимъ напряженнымъ вниман³емъ слѣдили всѣ за танцующими. Изъ всѣхъ троекъ, вставшихъ въ крестъ зала двѣ исключительно сосредоточили на себѣ десятки любующихся глазъ.... Совсѣмъ почти готовые, стояли онѣ одна противъ другой. Въ первой кнжиня, на право - княжна Щербинина старшая, на лѣво Дивена младшая. Управлялъ князь Гордѣевъ. Во второй паре Наташа въ центрѣ, княжна Софья и Мясоѣдова по бокамъ. Управлялъ молодцоватый, ловк³й Гирѣевск³й.... Князь перемигнулся съ нимъ.

   - Готовы ль вы? напомнилъ онъ княгинѣ, чуть-чуть перевернувъ ленты у княженъ.... Легк³й румянецъ отчетливо вспыхнулъ на блѣдно-матовомъ лицѣ княгини.... Едва примѣтный трепетъ прошелъ по ея плечамъ.... Вася забылся.... Вася не сводилъ съ нея глазъ.... Онъ стоялъ опять одинъ, но теперь всего въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея, жадно улавливая каждый ея взглядъ, каждую улыбку, каждое движен³е.... Княгиня выдвинулась, на полъ-шага за собою оставила княженъ, мелькомъ глянула въ глаза нервно ожидавшей княжны Елены, скользнула, понеслась.... Тройки встрѣтились, переглянулись и, какъ бы смущенныя другъ другомъ, съ быстротою молн³и разошлись опять.

   - Браво, браво! не выдержалъ Долинъ. Княжна вздохнула, густымъ, живымъ румянцемъ рдѣлось ея лице; беззаботно весело изъ-подъ долгихъ рѣсницъ смотрѣла она своими оживленными, темно-голубыми глазами на встрѣтивш³яся сосѣдн³я тройки.... Тройки перемѣнили мѣста, и опять, и еще оживленнѣе, еще задорнѣе на этотъ разъ, встрѣтились съ противоположныхъ концовъ зала....

   - Я рѣшительно теряюсь опредѣлить, которая изъ нихъ лучше: до такой степени очаровательна княжна! не отрывая отъ нея глазъ, обратилась къ Коваленко Вѣра Павловна.

   - Вотъ чего еще захотѣли, матушка! и Коваленко сощурился. Да развѣ ихъ можно сопоставлять другъ съ другомъ. Княгиня брюнетка.... Княжна скорѣй блондинка.... Совершенно различны и профили, и характеры. Достаточно самаго поверхностнаго взгляда на нихъ, чтобъ это бросилось въ глаза.... Вы посмотрите только на ихъ движен³я. Княгиня холодна, спокойна; каждый шагъ разсчитанъ въ ней; княжна порывиста, все волнуется, все чего-то спѣшитъ и съ каждымъ новымъ порывомъ теряется все болѣе и болѣе. Княгиня вызываетъ изумлен³е своею холодност³ю, сознан³емъ своей силы въ своей красотѣ, она можетъ увлечь до сумасшеств³я, до обожан³я.... Княжна, напротивъ!.... Она такъ и смущается своей же красоты.... Она робѣетъ ея.... Она внушаетъ невольное сочувств³е, но въ немъ, въ этомъ сочувств³и, больше сожалѣн³я, сострадан³я въ ней, чѣмъ стремлен³я во что бы то ни стало овладѣть ею.

   - Почему же сострадан³е, Петръ Игнатьевичъ?

   - Такъ!... такъ есть!... Быть можетъ, я и ошибаюсь.... Но.... по крайней мѣрѣ, таково мое личное впечатлѣн³е.

   Вѣра Павловна задумалась. - То-есть ни то что сострадан³е, а участ³е къ ней, вы хотите сказать?

   - А участ³е что же это такое, какъ не видъ сострадан³я?... Вы обратите вниман³е, какъ теряется она въ своихъ движеньяхъ.... Она вызываетъ какой-то невольный, инстинктивный страхъ за себя.... Она какъ бы самой себѣ пророчитъ гибель!... До такой степени мало силы и увѣренности въ ней.... И....

   - Что и? уже теперь горячо перебила Вѣра Павловна.

   - И вотъ увидите, что она погибнетъ, если не подпадетъ со временемъ подъ честную, руководящую руку.

   - Tout le monde! отчетливо крикнулъ Одоленск³й.

   - Честная, руководящая рука? тихо проговорила Вѣра Павловна такимъ подавленнымъ, глухимъ голосомъ, какъ будто ей и смѣшна, и досадна была самая мысль о честной, руководящей рукѣ.

   Коваленко внимательно посмотрѣлъ на нее.

   - Гдѣ онѣ... Гдѣ? Эти честныя руководящ³я руки?... и ея лице покрылось густымъ, сплошнымъ румянцемъ. Мужчина - воръ!

   - Ну, не всяк³й, матушка, увлекаетесь!... Вотъ, напримѣръ, я....

   - Вы, дѣло другое, Петръ Игнатьевичъ. Вы - исключен³е, а исключен³я только подтверждаютъ общ³я правила.... Вы думаете, мнѣ особенно весело сегодня? Быть можетъ, вы полагаете, что этотъ балъ забавляетъ меня?... Далеко до того! все болѣе и болѣе увлекаясь, говорила она. Я вообще рѣдко выѣзжала, но еще ни одинъ балъ не производилъ на меня столь тяжелаго впечатлѣн³я.... Мнѣ и горько, и досадно смотрѣть на нихъ. Точно вся жизнь ихъ здѣсь, въ этой залѣ. Такъ горячатся, такъ бьются во что бы то ни стало погубить другъ друга. И все это шутя, играя, не отдавая себѣ ни малѣйшаго отчета, точно дѣти въ жмуркахъ!

   - И, вы правы, матушка!... Но это нисколько не отрицаетъ моей мысли, что и между ними есть люди честные, но.... въ нихъ нѣтъ характера.... Они страдаютъ однимъ общимъ недугомъ нашего времени, они - люди минуты!

   - То-есть, какъ это люди минуты?

   - Характеръ, это - логика дѣйств³й, вытекающ³хъ изъ одного стремлен³я.... Въ комъ нѣтъ этого общаго стремлен³я, кто не созналъ цѣли своего существован³я, не преслѣдуетъ ее со всею энерг³ею, не борется, не отстаиваетъ, тотъ легко подпадаетъ вл³ян³ю случайныхъ обстоятельствъ, разбрасывается, гибнетъ и губитъ.... И все это, точно шутитъ, потому что играеть жизн³ю, потому что самъ не вѣдаетъ, что творитъ.

   Вѣра Павловна глубоко задумалась.

   - Вотъ и вы тоже, тихо проговорилъ Коваленко.

   - Что я тоже?

   - Тоже не вполнѣ отчетливо сознаете, чего хотите.... ибо!... и онъ замялся.

   - Что ибо? оживленно перехватила она.

   - Ибо.... Если бъ сознавали себя такъ отчетливо, какъ я сознаю васъ, приняли бы тотъ строй жизни, который предлагалъ я вамъ.

   - А если не могу? опять избѣгая его взгляда, едва слышно отозвалась она теперь.

   - Почему?

   - Всяк³й имѣетъ свое прошлое.

   - А я его не имѣю? съ оттѣнкомъ легкой досады проговорилъ онъ.

   Вѣра Павловна молчала. Она только еще ниже опустила голову.

   - Поймите, матушка!... Все это вздоръ.... Оставьте прошлое - прошлому, а будущее - будущему!

   Вѣра Павловна встала и, не взглянувъ даже на него, быстро оставила залъ. Коваленко вздохнулъ, прсмотрѣлъ ей вслѣдъ, нѣсколько разъ подрядъ качнулъ головою и, весь сощурившись, какъ бы не хотя осмотрѣлся.

   Фигура троекъ продолжалась. Промелькнула княжна.... Она подошла къ Васѣ и молча протянула ему руку.

   Вася покраснѣлъ, смѣшался.

   - Извините, княжна.... я не танцую.

   - Отчего?

   - Не умѣю.

   - Вотъ вздоръ!

   - Право не умѣю.

   - Ну, такъ я васъ выучу! настаивала княжна, все еще не отводя руки.- Фу, какой упрямый! И она отошла отъ него съ гримаской легкой досады.

   Вася точно сбросилъ съ себя бремя и опять съ лихорадочнымъ вниман³емъ сосредоточился на княгинѣ. Она все чаще и чаще улыбалась Гордѣеву-Узлову, все продолжительнѣе останавливала на немъ свой взглядъ.... Темные глаза ея казались синими: до такой степени была она оживлена теперь.

   - Что ты такъ киснешь, Вася? тихо тронувъ его за плечо, обратился Шилковъ.

   Вася судорожно разсмѣялся.

   - Э, братъ!... Да. я вижу, ты совсѣмъ того.... Хочешь я тебя вылечу?

   - Вылечишь?

   - Вылечу.... Даю слово, что вылечу!

   - Чѣмъ?

   - А вотъ пойдемъ въ столовую.

   - Ну!

   - Выпьемъ по рюмкѣ коньяку... Все какъ рукой сниметъ.

   - Это что за вино?

   - Это не вино, а водка.

   - Я водки никогда не пилъ, Саша.

   - Мало ли чего никогда не дѣлалъ, а кончишь тѣмъ, что станешь дѣлать.

   - Нѣтъ, не стану!

   - А еще хочешь казаться большимъ!... Ну какой ты большой послѣ этого!... Мальчикъ и есть мальчикъ!

   - А если мнѣ станетъ дурно.... Вѣдь это еще хуже!

   - Дурно?... Съ чего ты кто взялъ? Напротивъ!... тебѣ станетъ такъ легко, такъ весело!... А потомъ.... Поѣдемъ! и Шилковъ, осклабившись, выразительно сощурилъ правый глазъ....

   - Куда?

   - Куда?! Вотъ дурень! и, разсмѣявшись, онъ пустилъ въ него съ своихъ отвислыхъ, полныхъ губъ цѣлымъ фонтаномъ слюни.

   Вася колебался....

   - Да ну же, братецъ!... что ты за баба, въ самомъ дѣлѣ!... Будь мужчиной!... Вѣдь противно смотрѣть!

   - Ну, пойдемъ! не хотя согласился Вася.

   - Куда вы? встрѣтивъ у дверей, остановила ихъ Вѣра Павловна.

   - Сельтерской воды выпить, быстро отвѣтилъ Шилковъ.

   "Какой онъ противный.... этотъ Шилковъ", отходя, подумала она.

   Княжна Елена до порога столовой прослѣдила Васю долгимъ, тревожнымъ взглядомъ.

   - Намъ начинать! вставая, напомнилъ Гирѣевск³й.

   - Ахъ, да!

   - Какъ вы разсѣянны сегодня, княжна! и, чуть-чуть отстранивъ ее, отчетливо пристукнувъ шпорою о шпору, то всею грудью съ ней, то правымъ плечомъ, едва касаясь носками сапогъ скользкаго паркета, понесся съ нею въ противоположный конецъ.... Княжна напряженно слѣдила за нимъ, за каждымъ его движен³емъ, за каждымъ новымъ пр³емомъ. Съ едва уловимою быстротою мелькали изъ-подъ дымчатыхъ складокъ платья тонк³е, голубые носки ея крохотныхъ, атласныхъ полусапожекъ....

   - Вамъ выбирать!

   Толпа молодежи оживленно окружила княжну. Всѣ заискивали, всѣ улыбались, всѣ засматривали ей въ глаза; казалось, каждый считалъ бы себя самымъ счастливымъ въ эту минуту, если бъ ея выборъ палъ именно на него....

   У княжны чуть-чуть закружилась голова. Но вотъ она быстро встала и смѣло протянула руку брату.

   Одоленск³й насмѣшливо посмотрѣлъ на Щербинина. Князь вспыхнулъ и стушевался.... Отъ зоркаго вниман³я княжны Софьи не ускользнуло и это движен³е.

   - Не такъ скоро, Миша.... Я устала!

   Князь пошелъ нѣсколько тише.

   - Миша.... ты помнишь?! останавливаясь въ нѣсколькихъ шагахъ отъ своего стула, едва слышно обратилась она.

   - Что, Леля?

   - Что ты далъ мнѣ слово!

   - Не влюбиться?

   - Ну, да! нетерпѣливо удостовѣрила княжна.

   - Помню, помню, милая! и князь, улыбнувшись, пожалъ ей руку. Княжна сѣла.

   - Hélène! подозвала ее княжна Софья. Княжна подошла. Густымъ румянцемъ горѣло лице княжны Софьи, сурово смотрѣла она на нее изъ-подъ стиснутыхъ, тонкихъ бровей....

   Что-то сказала, отошла.... Княжна Елена видимо смѣшалась....

   - Ваша сестра опять, вѣроятно, обвинила васъ въ какомъ-нибудь новомъ преступлен³и, княжна?

   - Нашла, что я очень глупо поступила, не выбравъ князя Щербинина, и что я должна его выбрать въ слѣдующую фигуру.

   - И вы выберете? насмѣшливо улыбаясь, спросилъ Гирѣевск³й.

   - Нѣтъ, не выберу! задорно отвѣтила княгиня.

   - И прекрасно. Надо быть болѣе самостоятельной, тогда она менѣе будетъ надоѣдать вамъ. Покажите ей, наконецъ, что вы имѣете свою волю!... Нельзя же такъ!... Я не разъ удивлялся вашему ангельскому терпѣн³ю.... Вы простите мнѣ, княжна! Быть можетъ, она и умна, и тактична, но ужъ слишкомъ навязчива въ своихъ взглядахъ.... слишкомъ много думаетъ о себѣ, горячо высказался Гирѣевск³й.

   - Нѣтъ, вовсе не потому!... А потому, что я не хочу выбрать Щербинина и не выберу! По моему, дѣлать то, чего не хочешь, - противно.... и даже гадко!

   - Ну, теперь я понялъ!

   - Что поняли?

   - Нонялъ, почему вы мнѣ не отдаете проиграннаго вами пари!

   - Почему же?

   - Да потому, что не хотите, и вамъ это даже гадко.

   - Ахъ, какъ вы мнѣ надоѣли сегодняшн³й вечеръ съ вашимъ пари, Гирѣевск³й! Вѣдь не могу же я вамъ при всѣхъ дать поцѣловать ее, - и, слегка вспыхнувъ, она указала ему на свою правую руку.

   - Ну такъ ту дайте! взглянувъ на лѣвую, настаивалъ Гирѣевск³й.

   - И притомъ....

   - Что притомъ?

   - Я рѣшительно не понимаю, что вамъ, мужчинамъ, за удовольств³е цѣловать руку?! Вѣдь это не вы одинъ!... У меня мног³е просили, - точно пожаловалась княжна.

   - И вы давали? улыбаясь на нее, любуясь ею, тихо спросилъ Гирѣевск³й. У него съ каждою минутою все сильнѣе и сильнѣе кружилась голова.

   - Нѣтъ!... никому! рѣзко качая головою, быстро отвѣтила княжна.- Вотъ почему я и люблю брата Мишу!... Никогда не надоѣдаетъ!... Терпѣть не можетъ самъ этихъ поцѣлуевъ.... А Жоржъ! O!... это такой лиэунъ, что я отъ него часто убѣгаю даже.

   - Ну, а мнѣ вы обѣщали.... Значитъ.... хотѣли! поникая, совсѣмъ тихо проговорилъ Гирѣевск³й.

   - Вовсе нѣтъ!... Вотъ ужъ вовсе нѣтъ! и княжна точно выросла, такъ выпрямилась на Гирѣевскаго.- Я?!... хотѣла?... какъ мило!... Да что съ вами, Гирѣевск³й?!... Развѣ вы не помните?... Вы такъ привязались ко мнѣ съ вашимъ пари, что я не знала, какъ и отвязаться.

   - Положимъ!... А теперь уже должны!...

   - Почему должна?

   - Да вѣдь проиграли.

   - Вѣдь и въ самомъ дѣлѣ проиграла, - вслухъ сообразила княжна.- Ну, такъ послѣ! быстро рѣшила она.

   - Да когда же будетъ это послѣ, княжна? громко крикнулъ Одоленск³й.

   - Ну вотъ, слава Богу! обрадовалась княжна. Въ залъ вошли Бояриновъ и Шилковъ.

   Точно въ огнѣ горѣло полное, цвѣтущее здоровьемъ, лице Шилкова.... Бояриновъ казался еще блѣднѣй прежняго....

   - Да когда же это послѣ, княжна? Вѣдь я завтра уѣзжаю, - окончивъ фигуру, настаивалъ Гирѣевск³й.

   - Ну, когда вернетесь.

   Гирѣевск³й быстро опустилъ голову. Княжна внимательно посмотрѣла на него.

   - Я никогда не думалъ, чтобъ вы были способны, княжна, такъ настойчиво мучить, - чуть слышно упрекнулъ онъ....

   Княжна нервно сжала вѣеръ. Ей теперь было, очевидно, жаль Гирѣевскаго. Она даже не смѣла смотрѣть на него, какъ будто въ чемъ-то особенномъ провинилась передъ нимъ: такъ поразилъ ее этотъ серьезный, подавленный голосъ, такъ томило теперь послѣдовавшее за нимъ невыносимое, угрюмое затишье.

   - Гирѣевск³й! не отводя глазъ отъ вѣера, чуть слышно прошептала она.

   Гирѣевск³й быстро взглянулъ на нее. Она еще ниже опустила голову. У нея зардѣлись самыя уши.... Онъ теперь понялъ, что княжна сдалась.

   - M-r Гирѣевск³й! проговорилъ женск³й голосъ. Гирѣевск³й очнулся. Это была Мясоѣдова Елена. Она его выбирала на предстоящую фигуру.

   - Pardon! извинился онъ.

   - О, любовь, любовь!... Гдѣ не найдешь ты пр³ютъ?! И царицы, и пастушки равно подвластны тебѣ, - кольнула княжну Мясоѣдова, едва только на нѣсколько шаговъ отошла отъ нея съ Гирѣевскимъ.

   - Вы правы!... Всѣ одинаково этому благородному чувству даютъ радушный пр³ютъ, но не всѣхъ только посѣщаетъ оно, - измѣнившись въ лицѣ, въ тотъ же мигъ отмстилъ Гирѣевск³й. Мясоѣдова поблѣднѣла.... У нея задрожали самыя губы. Княжна ничего не слышала, ничего не замѣтила.... Она слишкомъ далека была отъ окружающаго.

   "Какой смѣшной этотъ Гирѣевск³й! И чего ему такъ захотѣлось поцѣловать мою руку?" все ни какъ не могла уяснить она себѣ.

   - И пусть погибну, проговорилъ опять за нею Бояриновъ, блѣдный, съ блуждающимъ взтлядомъ.

   - Grand rond! громко крикнулъ Одоленск³й. Гирѣевск³й протянулъ ей руку.

   - Да что съ вами, княжна? Вы блѣдны, вы дрожите!

   - Нѣтъ!... это такъ!... Право, не знаю, что кто такое! не отдавая себѣ яснаго отчета въ томъ, что говоритъ, отрывочно произносила княжна. И все сильнѣе и сильнѣе, точно въ лихорадкѣ, дрожала ея рука въ рукѣ Гирѣевскаго. Одоленск³й подалъ знакъ. Мазурка кончилась. Въ гостинной пробило три. Разомъ открылись двери въ столовую.... И серебромъ и золотомъ засверкалъ роскошно убранный столъ.

  

  

   Ужинъ кончился. Все общество, за исключен³емъ немногихъ лицъ, сосредоточившись въ залѣ, разбилось на нѣсколько отдѣльныхъ группъ. Шелъ болѣе или менѣе общ³й, громк³й, оживленный говоръ. Всѣ, видимо, были довольны, всѣмъ одинаково непримѣтно, все еще кружа голову, промелькнулъ, какъ вихрь, какъ взрывъ беззаботнаго веселья, этотъ полный и жизни, и игры балъ. Центръ главной, наиболѣе многочисленной группы точно осаждалъ княгиню: такъ тѣснился онъ вокругъ нея. Одоленская, Дивена, Щербинина, медленно подвигаясь къ порогу пр³емной, одна передъ другой осыпали княгиню пышнымъ фонтаномъ блестящихъ, полныхъ лести фразъ. M-me Мясоѣдова не находила даже словъ, она только всхлипывала и умилялась. Толпа молодежи, дожидаясь своей очереди, нетерпѣливо переносила взгляды съ Одоленской на Дивену, съ Дивеной на Щербинину, какъ бы спрашивая ихъ поочередно: и когда, молъ, вы превратите вашу трескотню?.. Долинъ что-то убѣдительно доказывалъ скуластой обезьянѣ во фракѣ со звѣздою и еще двумъ, тремъ на столько же солидно поставленнымъ лицамъ.... Уланы замкнулись въ свой кружокъ.... Изъ нихъ только князь Гордѣевъ былъ въ окружавшей княгиню хозяйку толпѣ. То собирая, то опять распуская ея вѣеръ, онъ, досадливо смотрѣлъ на осаждавшую ее группу дамъ.... Елена Мясоѣдова опять предсѣдательствовала въ кружкѣ болѣе скромныхъ барышень-помѣщицъ.... Къ нимъ, волею-неволею, примкнула и княжна Софья. - Нѣтъ!... Я люблю балъ, но ни за мазурку, ни за польку, ни за вальсъ, а за то, что онъ кружитъ голову, увлекаетъ, и тѣмъ даетъ возможность видѣть всѣхъ такими, какъ они есть, а не такими, какъ хотятъ казаться и дѣйствительно кажутся въ спокойную минуту! оживленно говорила Елена Александровва, зорко всматриваясь въ окружавшую княгиню группу. И улыбки, и насмѣшки, и пошлая лесть, и тонк³е уколы!... И развѣ не смѣшно, не забавно видѣть, когда десятки серьезныхъ людей, такъ вѣско, краснорѣчиво трактующихъ о волѣ, о характерѣ, точно послушные инстинкту своему бараны, тянутся одинъ передъ другимъ сорвать хотя бы самое заурядное, доморощенное яблоко только потому, что оно случайно попало въ роскошную оболочку изысканнаго фрукта!... И жалко ихъ, и досадно! закончила Елена Александровва и всѣ ее поняли. Болѣе скромныя, или желавш³я казаться такими, потупились; друг³я усмѣхнулись. По губамъ княжны Софьи свользнула тонкая, злая усмѣшка.... Она въ душѣ на столько же ненавидѣла княгиню, на сколько всегда была внимательна въ ней.

   - Знаете, Вѣра Павловна, я даже забыла, что я ужинаю, я была какъ въ чаду, до такой степени много, много говорилъ онъ.... И такъ перескакивалъ, что трудно было слѣдить за нимъ.... Я скорѣе чувствовала, чѣмъ понимала, что онъ говорилъ. Но, только не какъ мальчимъ, а какъ взрослый, совсѣмъ, какъ взрослый! Даже отъ большихъ мнѣ не приходилось никогда слышать ничего подобнаго!... Вѣдь вотъ я часто говорю съ братомъ Мишей, съ Гирѣевскимъ.... Но, они говорятъ.... знаете, объ обыкновенномъ.... А, онъ?... Я вамъ повторяю, что даже не совсѣмъ понимала его! въ полуосвѣщенной одною столовою лампою гостинной, нервно, непрерывно осматриваясь, говорила, между тѣмъ, княжна Елена.

   - Но, хотя въ общихъ чертахъ, княжна, какъ вы его поняли?

   - Какъ это въ общихъ чертахъ? тихо сводя брови, переспросила княжна.

   - Ну вообще о чемъ онъ говорилъ?

   - Вообще, такъ много, такъ быстро, что трудно даже вспомнить.... Онъ.... Онъ говорилъ о Русланѣ, о Людмилѣ, что Наташа всегда была erо Людмилой, что Людмила должна быть не лучше ея, потому что за нее убитъ несчастный Рогдай! О какихъ-то колыбельныхъ грезахъ, о тѣняхъ.... Тутъ онъ точно бредилъ.... О бонбоньеркѣ, о баронѣ Бернсдорфѣ, что баронъ при жизни былъ его врагомъ, а теперь первый другъ ему, что барона ему теперь жаль, также жаль, какъ самого себя.... О Шилковѣ, что Шилковъ правъ, что женщина, это - змѣя! Ахъ, какой противный этотъ Шилковъ, Вѣра Павловна!... Я просто не могу его видѣть.... Потомъ.... и княжна затруднилась, слегка вспыхнула, поникла.

   - Что же потомъ? улыбнулась на нее Вѣра Павловна своею ободряющею свѣтлою улыбкою.

   - Что вотъ я.... княжна опять замялась.

   - Правдивая, добрая, хорошая! быстро договорила она.... - Да! Потомъ я все его останавливала, чтобы онъ не пилъ, но онъ говорилъ, что ему становится веесело, когда онъ пьетъ, и что онъ себѣ, не врагъ, будетъ пить, и что если бы баронъ пилъ, то не умеръ бы за нее, потому что она не стоитъ.... Что онъ самъ еще вчера, еще сегодня готовъ былъ умереть за нее, но что теперь онъ ей ни въ чемъ не вѣритъ, потому что она надъ всѣми смѣется и всѣхъ обманываетъ, и при этомъ онъ захохотадъ такъ громко, такъ дико.... Помните, вы еще посмотрѣли на него.... Мнѣ страшно, мнѣ холодно было, Вѣра Павловна: такой странный былъ этотъ смѣхъ.... Я чувствовала, что онъ смѣялся вовсе не отъ того, что ему было весело, а отъ того, что хотѣлъ передо мною казаться веселымъ, и мнѣ такъ жаль было его въ тѣ минуты.... Нѣтъ, Вѣра Павловна! вдругъ быстро поднимая на нее глаза, какъ-то особенно взволнованно проговорила княжна. У нея, у княтини... нѣтъ сердца, Вѣра Павловна!

   - А, вотъ вы гдѣ!... А я васъ искалъ, искалъ!- и, споткнувшись въ дверяхъ гостинной, Бояриновъ пр³остановился сдѣлавъ надъ собою видимое усил³е, слегка пошатываясь изъ стороны въ сторону, развязно подошелъ къ княжнѣ. Ни кровинки въ лицѣ. Спали на лобъ сбивш³яся на головѣ густыя, долг³я, волнистыя пряди. Помята грудь рубашки. Еще глубже синѣли теперь его до блеска освѣщенные лихорадочнымъ огнемъ глаза.

   - Прощайте, княжна!... Не поминайте лихомъ.... Прощайте! Баронъ жилъ взрослымъ, но умеръ, какъ нуль, я живу ребенкомъ, по вашему.... Ха, ха, ха.... Да, Вѣра Павловна!... Ребенкомъ?!.. Но... умру, какъ взрослый.

   Вѣра Павловна поблѣднѣла. Нервный трепетъ отчетливо пробѣжалъ по княжнѣ.

   - Вы вздоръ городите, Вася!

   - Я? и онъ отшатнулся. Увидитъ тотъ, кто будетъ жить.- Прощайте, княжна! и протянутая имъ рука примѣтно дрогнула въ воздухѣ.

   - Нѣтъ!... Я не дамъ вамъ руки!... Вы должны.... вы должны сказать, куда вы ѣдете!... Что вы хотите? перебивая слово словомъ, точно въ лихорадкѣ, дрожала теперь княжна.

   - Я.... туда... туда, гдѣ все весельемъ дышетъ, гдѣ пѣнится вино, гдѣ.... какъ въ туманѣ, въ чаду безумныхъ наслажден³й обнаженныя мелькають плечи.... Гдѣ... и онъ порывисто вздохнулъ.... Такъ.... Что жъ княжна?... Прощайте!

   - Нѣтъ вы этого не сдѣлаете!... Вѣра Павловна, вы не допустите этого, правда?.. Ни я, ни вы?

   - Вы.... Она! и, осмотрѣвъ ихъ съ ногъ до головы, онъ захохоталъ громкимъ, напряженнымъ смѣхомъ, такимъ смѣхомъ, какъ будто что-то порывалось въ немъ, именно то, надъ чѣмъ смѣялся. Княжна и Вѣра Павловна робко переглянулись.

   - Не...хо...ти...те? съ трудомъ владѣя языкомъ, настаивалъ онъ.

   - Вася, поѣдемте лучше со мной!

   - Съ вами? и снова смѣхъ.

   - Folichon, folichonette, en avant les folichons!... весело запѣлъ онъ, направляясь къ дверямъ зала.

   - О Боже мой, Боже! растерянно шептала княжна, безотчетно слѣдуя за нимъ.

   - Останьтесь, княжна! Успокойтесь!... Останьтесь здѣсь пока!... На васъ лица нѣтъ.... Всѣ замѣтятъ! Даю вамъ слово, что не пущу его.

   - Шилковъ, на лѣво кругомъ-маршъ!- донесся уже изъ зала его голосъ.

   Княжна быстро подняла голову.

   - Я съ вами, Вѣра Павловна!

   - Нѣтъ, нѣтъ, княжна! твердо настояла Вѣра Павловна.

   Княжна вздохнула, медленно поникла; на долгихъ ея рѣсницахъ отчетливо задрожали слезы.- Вѣра Павловна быстро вышла изъ гостинной.

  

  

   Передъ высокою образницею, въ граненой разноцвѣтнаго стекла лампадѣ спокойно, ровно теплился небольшой огонекъ.... Темно у двери, полусвѣтъ надъ кроватью.... Диванъ; столъ, накрытый скатертью, на немъ еще съ вечера забытый самоваръ, съ разбитымъ кончикомъ чайникъ, полоскательница, чашка, да бѣлое, какъ снѣгь, полотенце на креслѣ съ надломленною ножкой.... Видно душно было въ комнатѣ. По тал³ю сброшено розовое, легкое, байковое одѣяло.... Твердо опиралась носкомъ согнутая въ колѣнѣ нога правая о колѣно вытянутой, лѣвой.... По самый локоть спустился, плечо, лѣвую грудь обнажилъ широк³й, на одну пуговицу застегнутый воротъ ночной рубашки, и какъ-бы дѣвич³й стыдъ охраняя, покрыла ихъ сплошными волнами густая коса.... Чуть примѣтно золотился низко свѣсивш³йся, массивный медальонъ....

   Что-то стукнуло.... Должно быть тамъ.... въ корридорѣ. Вѣра Павловна чуть дрогнула, откинула голову, вытянула шею, правою рукою крѣпко обняла подушку.... Стукъ повторился.... и ближе, и еще глуше, еще отрывочнѣе.... Щелкнула ручка въ двери.... И опять все тихо.... Еще минута, двѣ.... Безъ малѣйшаго уже шума отворилась дверь и въ тотъ же мигъ въ полумракѣ комнаты отчетливо очертилась рослая, широкоплечая, слегка согнутая у шеи фигура окутаннаго съ ногъ до головы темно-сѣрымъ пледомъ человѣка.... Онъ былъ видимо взволнованъ.... Мужественное, выразительное, блѣдное лицо его, казалось еще блѣднѣе отъ синевы окладистой, красивой, отлива воронова крыла, бороды.... Густыя, широк³я брови были напряженно сдвинуты.... Осторожно, безъ малѣйшаго шороха переступая съ половицы на половицу медленно, точно впившись своими черными, лихорадочнымъ, острымъ огнемъ освѣщенными глазами, въ лицо Вѣры Павловны, приближался онъ къ кровати.... Вѣра Павловна онѣмѣла.... Боясь дышать, не смѣя шелохнуться, нервно слѣдила она за каждымъ его движен³емъ. Подошелъ... опустился на колѣна, ожегъ ее своимъ порывистымъ, горячимъ дыхан³емъ....

   - Александръ!... Что ты? Какъ рѣшился придти сюда! сквозь сонъ шептала она.

   - Ты не спишь, Вѣра!... Вѣра - счастье мое, радость моя, и, потомъ, поднявшись, онъ отбросилъ косу, и горячими, какъ огонь, поцѣлуями, осыпалъ ей и грудь, и плечи, и по локоть обнаженную руку.

   - Александръ.... Алекс... умоляю тебя!... Уйди, умоляю!... Услышитъ мать.... Охъ, уйди, Александръ!. точно въ бреду, тревожно металась Вѣра Павловна на кровати.... Но, онъ видно не слышалъ ее, не слышалъ этой тихой, безпомощной, робкой мольбы, мольбы и страха, и смущен³я. Его сильная правая рука охватила уже ея нѣжный гибк³й станъ, лѣвая налегла на самый ротъ, связала губы.... Вѣра Павловна судорожно отбросилась къ стѣнѣ.

   - Бога ради.... Всѣми святыми.... умо....

   Она замолкла.... Мигъ... другой, трет³й.... Туманъ вокругъ, немочь въ рукахъ, въ ногахъ, во всемъ тѣлѣ....

   - Ахъ! дико вскрикнула, дрогнула, вытянулась, крѣпко, точно отъ нестерпимой боли, стиснула поблѣднѣвш³я губы....

   Онъ опять на колѣнахъ стоялъ подлѣ нея и, тихо улыбаясь, такъ нѣжно засматривалъ ей въ глаза своими большими, черными, мягкими, какъ бархатъ главами.

   - Полно, перестань моя прелесть, перестань, моя милая кисынька.... Перестань же плакать, Вѣра.... Вѣдь это просто глупо, рябячески глупо! Развѣ можетъ быть преступно то, что внушено самой природой? А я тебя люблю.... И вѣчно, вѣчно, влянусь Богомъ, клянусь прахомъ отца моего, буду любить тебя, тебя одну, моя дорогая, славная кисынька!

   Вѣра Павловна улыбнулась, протянула ему руку и, въ тотъ же мигъ охваченная ужасомъ, опять отбросилась въ глубину вровати.- На полу извивался осклизлый, чешуйчатый удавъ и такъ горѣли на нее, такимъ зеленоватымъ огнемъ свѣтились, такъ отвратительно вращались круглые, выпуклые глаза.... Она дрожала, она чувствовала, какъ волосъ отъ волоса лихорадочнымъ холодомъ отдѣлялся у нея на головѣ.... Она хотѣла подняться.... Онѣмѣли ноги, точно оковами стиснуты руки.... Но, вотъ онъ вдругъ собрался.... Что-то упругое какъ будто надтреснуло совсѣмъ подлѣ нея, и въ тотъ же мигъ его отвратительное, чешуйчатое тѣло заскользило снова, то корчась, то растягиваясь, въ травѣ, подъ зеленью раскидистаго дуба. Вдали показался Коваленко. И смѣло, и спокойно, съ доброю улыбкою на лицѣ, какъ бы желая сообщить ей что-то очень пр³ятное, чѣмъ-то порадовать, прямо на удава шелъ онъ.... Вѣра Павловна правымъ, къ подушкѣ обращеннымъ ухомъ, слышала лихорадочные удары сердца.... Она крикнула.... Голосъ замеръ, порвался въ груди.... Она знакомъ хотѣла предупредить.... Ta же тяжесть въ рукахъ. Вотъ, ужъ близко.... Вотъ, прямо на него, на Коваленко, на вѣрную свою жертву зеленѣлъ кровь холодивш³й въ ней огонь круглыхъ глазъ.... Вотъ, скорчился, вотъ, готовится броситься. Вѣра Павловна конвульсивно содрогнулась, испуганно открыла глаза. Тихо теплился огонекъ y образницы.... Вдали комнаты на креслѣ бѣлѣло полотенце, сбитая подушка валялась у постели; сквозь спущенныя шторы слабо пробивался ранняго утра полусвѣтъ.... Не было ни удава, ни раскидистаго одинокаго дуба, ни Коваленко подъ нимъ.... Она приподнялась, порывисто вздрогнула, наложила руку на лобъ. Голова горѣла, какъ въ огнѣ, все также билось сердце.- И сознавала себя въ этой, окружавшей ее обстановкѣ, и все по прежнему корчился предъ глазами удавъ, все съ тою же ехидностью поджидалъ онъ свою жертву, безпечнаго, спокойнаго Коваленко.

   "Нѣтъ!... Это не удавъ! Это человѣкъ!... Съ ногъ до головы сѣрымъ пледомъ окутанный человѣкъ.... Съ его блѣдно-матовымъ лицемъ, съ красивою, синяго отлива бородою, со взглядомъ, то столь дорогихъ, въ душу западающихъ, и нѣжныхъ и глубокихъ, то страшныхъ, кровь въ ней холодящихъ, ненавистныхъ, какимъ-то дикимъ огнемъ освѣщенныхъ большихъ черныхъ глазъ.... Да!... Это удавъ.... Это онъ.... Несомнѣнно онъ.... Александръ!... Онъ.... Другъ ея дѣтства, надежда ея матери, идеалъ юныхъ грезъ ея безсонныхъ, дѣвичьихъ ночей".

   "И вѣчно, вѣчно, клянусь Богомъ, клянусь прахомъ отца моего, буду любить тебя, тебя одну...." опять и еще отчетливѣе проговорилъ онъ теперь. Вѣра Павловна громко разсмѣялась, и какъ-бы испугавшись своего же смѣха, стихла въ тотъ же мигъ.- И гдѣ-же онъ?... Гдѣ?.... Онъ - удавъ! Онъ и былъ имъ.... Онъ только прикидывался человѣкомъ. Онъ высосалъ изъ ея груди лучш³я силы, онъ умертвилъ въ ней свѣтлыя надежды, онъ похитилъ у нея самое право на счастье!... Онъ - ея удавъ!

   Вѣра Павловна крѣпко стиснула виски правою рукою.... Какъ въ огнѣ горѣла голова, кипѣли мысли, одна за другою, все съ большимъ и большимъ освѣщен³емъ поднимались въ ней мельчайш³я подробности пережитаго.... То окутанный сѣрымъ пледомъ человѣкъ съ его тихимъ, вкрадчивымъ, любовью дышавшимъ голосомъ; то подъ бѣлымъ покрываломъ исхудалая страдалица покойная мать, то цѣрковь.... То черная женщина съ чернымъ крестомъ на груди.... То.... И опять все путалось, переплеталось, какъ тѣни въ туманѣ, блѣдны становились только-что дышавш³е на нее и живые, и отчетливые образы.

   "Баронъ жилъ взрослымъ, но умеръ, какъ дитя.... Я живу ребенкомъ, по вашему, - надрывая сердце смѣхомъ, говорилъ блѣдный Вася.- Но.... умру, какъ взрослый!" совсѣмъ тихо добавлялъ онъ.

   - И неужели она, Наташа, она, мечта ея лучшихъ надеждъ - удавъ?!... Удавъ барона, удавъ Васи! ужаснулась Вѣра Павловна и ей вспомнилась та же Наташа въ квартирѣ Коваленко, когда движнмая искреннимъ, живымъ, глубокимъ сочувств³емъ въ ней, такъ обняла ее, такъ горячо поцѣловала.

   - Ну, полно объ этомъ! движен³емъ головы, какъ будто что-то съ себя стряхивая, громкимъ голосомъ проговорилъ Koваленно.- Я вамъ, матушка, сегодня приготовилъ двѣ маленьк³я диковинки, и опять все смѣшалось, туманомъ подернулись глаза.

   - Матуська, баясня, радимая наша, встрепенулисъ дѣвочки. Вѣдь это все онъ.... Онъ, этотъ странный человѣкъ, человѣкъ никогда и никого не любивш³й, и въ то же время только и думавш³й объ ея довольствѣ чуть ли не съ того же дня, когда такъ неожиданно, такъ безпричинно оттолккула его отъ себя.... Вѣдь онъ же дубъ.... Сирый, одинок³й дубъ!... Его сорветъ буря и ничто, ничто не напомвитъ объ немъ.... Какъ это все странно?! Дубъ, удавъ, Коваленко, Александръ!... Такъ не я же удавъ его, какъ Александръ - мой, какъ Наташа - удавъ барона, удавъ Васи, - и, громко хрустнувъ палецъ о палецъ, Вѣра Павловна выпрямилась.

   - Оставьте, матушка, прошлое прошлому, а будущее вамъ! явился передъ ней Коваленко въ ярко освѣщенномъ залѣ, почти рука объ руку съ нею, за зеленью, на стулѣ.

   - Будущее?! глухо прошептала она.- Да развѣ у нея есть будущее, развѣ можетъ она отдаться этому правдивому человѣку и, разъ отдавшись, не оскорбитъ еще глубже, чѣмъ самымъ отказомъ, его честное прошлое?!... О! Никогда, ничто въ свѣтѣ не заставитъ ее рѣшиться на это! и рѣзкимъ движен³емъ головы отбросивъ косу за плечи, она быстро сошла съ кровати, провела рукою по глазамъ, осмотрѣлась - посинѣлъ у лампады золотистый огонекъ, день смотрѣлъ ужъ въ окна.

   - И неужели онъ не понялъ, не додумался? и, сдѣлавъ отъ кровати къ дивану нѣсколько шаговъ, она пр³остановилась, глубоко задумалась.- А если.... если нѣтъ?... Если думаетъ, что не сочувствую.... что старъ.... что... гадокъ? подшепнулъ какой-то внутренн³й голосъ. Какъ страдаетъ тогда! Какъ должна томить, угнетать его эта невыносимая мысль! И за что же?! За вниман³е, за сочувств³е?! опять и съ новою силою ужаснулась Вѣра Павловна.

   - О, нѣтъ, нѣтъ!... Развѣ въ такомъ случаѣ можно щадить себя!... Пусть осудитъ, пусть оттолкнетъ, пусть въ глаза скажетъ, что не стою его.... Пусть.... Развѣ не всю жизнь страдала, развѣ страдан³е страшно мнѣ, ново?!

   - Андрей!... Самоваръ въ трет³й номеръ! тоненькимъ голосконъ проговорила, у самой двери, горничная.

   Вѣра Павловна вздрогнула, подошла въ окну, быстро подняла штору.... Морознаго утра солнце весело заглянуло ей въ лицо....

   Черезъ улицу, на крышѣ, точно умываясь въ снѣгу, длиннымъ чернымъ носомъ хлопотала галка. Съ окномъ поровнялся ванька.... Стоя въ саняхъ, онъ усердно нахлестывалъ свою рыжую, истощенную лошаденку.... Вѣра Павловна открыла фортку и, слегка поддавшись къ ней всею грудью, жадно потянула въ себя, такъ пр³ятно пахнувшую ей прямо въ лицо, холодную струю. Она какъ будто теперь только сознала, теперь только почувствовала, какою слабостью въ рукахъ, въ ногахъ сказалась эта тревожная, лихорадочная, полусна, полубреда, ночь.

  

  

   Княжна Елена провела тревожную ночь. Едва только начинала забываться, едва только слабый, прерывистый сонъ начиналъ смыкать ей вѣки, какъ Вася появлялся передъ нею, блѣдный, взволнованный, и опять дико блуждалъ его взглядъ, опять слышались ей страшныя слова надорваннаго голоса: "И пусть!... Пусть погибну, но погибну, какъ взрослый, а не какъ дитя". И ей уже казалось, что онъ гибнетъ, гибнетъ теперь, именно въ эти минуты, гибнетъ тамъ, гдѣ все весельемъ дышетъ, гдѣ пѣнится вино.... Княжна вздрагивала, просыпалась, испуганно осматривалась. "Гдѣ же это, гдѣ?!"

   Слабо мерцалъ въ полуосвѣщенной, огромной спальнѣ оранжевый огонекъ лампады. За батистовой занавѣсой крѣпко, безпечно спала, равнодушная ко всему и ко всѣмъ, кромѣ себя, княжна Софья. Свернувшись клубкомъ на коврикѣ у ея ногъ, время отъ времени сладко всхрапывая, спалъ ея любимецъ Неронъ. Кто жъ отвѣтитъ ей, кто успокоитъ, кто хотя нѣсколько уйметъ тревогу ея сердца здѣсь, въ этомъ такъ крѣпко, такъ безмятежно спящемъ домѣ?! И кто жъ его даже знаетъ, кромѣ сестры Софьи, которая назвала его стравнымъ и смѣшнымъ, и осмѣяла ея заботливость объ немъ. "И такъ