Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая

е! вѣдь нѣтъ ни великана, ни рыцаря, ни кошки, ни цѣльнаго, ни раздѣленнаго вооружен³я, ни лазурнаго поля, ничего другаго изъ этихъ чертовскихъ вещей... Ахъ, я несчастный грѣшникъ! Что это онъ хочетъ дѣлать"?

   Но крики его не остановили Донъ-Кихота; онъ самъ кричалъ еще сильнѣе: "Мужайтесь, рыцари, сражающ³еся подъ знаменемъ храбраго императора Пентаполина Обнаженная Рука! Слѣдуйте за мною, и вы увидите, съ какою легкостью я отомщу его врагу Алифанфарону Тапробанскому". Съ этими словами онъ бросается въ средину войска овецъ и начинаетъ съ жаромъ и яростью поражать ихъ копьемъ, какъ будто своихъ смертельныхъ враговъ. Пастухи, гнавш³е стадо, сначала кричали, чтобы онъ пересталъ, но потомъ, увидавъ, что ихъ предупрежден³я ни къ чему не ведутъ, отвязали свои пращи и принялись подчивать его камнями величиною съ кулакъ. Донъ-Кихотъ-же, не взирая на камни, сыпавш³еся дождемъ на него, скакалъ взадъ и впередъ, крича: "Гдѣ ты, пышный Алифанфаронъ? Подходи ко мнѣ! только одинъ рыцарь хочетъ помѣряться съ тобою силами грудь съ грудью и отнять жизнь у тебя въ наказан³е за огорчен³я, причиненныя тобою мужественному Пентаполину Гарамантскому". Но едва онъ успѣлъ произнести эти слова, какъ одинъ изъ гостинцевъ пастуховъ угодилъ ему въ правый бокъ и вдавилъ внутрь пару реберъ. Получивъ такой ударъ, рыцарь подумалъ, что онъ убитъ или, по крайней мѣрѣ, тяжело раненъ и, вспомнивъ сейчасъ-же про свой бальзамъ, вынулъ жестянку, поднесъ ее къ губамъ и началъ вливать въ желудокъ драгоцѣнную жидкость. Но, прежде чѣмъ онъ успѣлъ проглотить столько, сколько, по его мнѣн³ю, ему требовалось, вдругъ налетаетъ другая пилюля и такъ ловко попадаетъ ему по рукѣ и по жестянкѣ, что разбиваетъ послѣднюю, раздробляетъ два пальца и по дорогѣ выхватываетъ у него изо рта три или четыре зуба. Сила перваго и второго ударовъ были такъ велики, что бѣдный рыцарь не могъ болѣе держаться и упалъ съ лошади на землю. Пастухи приблизились къ нему и, подумавъ, что онъ убитъ, поспѣшили собрать свои стада, взвалили на плечи мертвыхъ овецъ (такихъ было штукъ восемь) и, немедля болѣе, быстро удалились.

   Все это время Санчо, оставаясь на холмикѣ, наблюдалъ безумства, как³я продѣлывалъ его господинъ, рвалъ свою бороду и проклиналъ тотъ часъ, когда судьба познакомила его съ Донъ-Кихотомъ. Когда-же онъ увидалъ, что рыцарь лежитъ на землѣ, а пастухи удалились, то спустился съ холма, приблизился къ своему господину и нашелъ его въ жалкомъ состоян³и, хотя и не лишившимся чувствъ. "Ну, господинъ Донъ-Кихотъ,- сказалъ онъ ему,- не просилъ ли я васъ вернуться и не говорилъ ли я, что вы нападаете не на арм³ю, а за стадо барановъ. - Увы! - отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- такъ можетъ измѣнять и превращать вещи этотъ злодѣй-волшебникъ, кой врагъ. Знай, Санчо, что этимъ людямъ ничего не стоитъ представить намъ то, что они желаютъ, и потому преслѣдующ³й меня чародѣй, завидуя славѣ, которую я пр³обрѣлъ-бы въ этой битвѣ, превратилъ полки солдатъ въ стадо овецъ. Если не вѣришь, Санчо, то, ради Бога, сдѣлай слѣдующее, чтобы выдти изъ своего заблужден³я и убѣдиться въ истинности моихъ словъ: сядь на своего осла и незамѣтно поѣзжай за ними. Тогда ты увидишь, что, какъ только они отъѣдутъ подальше, такъ сейчасъ-же примутъ свой прежн³й видъ и, сбросивъ оболочку барана, снова станутъ настоящими людьми, такими, какъ я тебѣ ихъ сначала описывалъ. Но погоди уѣзжать сейчасъ-же, мнѣ нужны твои услуги. Подойди и посмотри, сколько у меня недостаетъ зубовъ. Право, мнѣ кажется, что въ моемъ рту не осталось ни одного зуба". Санчо такъ близко подвинулся въ своему господину, что глаза его почти влѣзли въ ротъ Донъ-Кихота. Но въ эту самую минуту бальзамъ оказалъ дѣйств³е на желудокъ послѣдняго и, только что Санчо собрался осмотрѣть состоян³е его челюстей, какъ нашъ рыцарь съ стремительностью выстрѣла изъ аркебуза извергнулъ изъ себя все содержавшееся въ его тѣлѣ и залилъ имъ лицо сострадательнаго оруженосца.- "Святая Дѣва!- воскликнулъ Санчо,- что это случилось со мною? Ну, стало быть этотъ грѣшникъ смертельно раненъ, если его уже тошнить кровью изо рта". Но, разглядѣвъ поближе, онъ по цвѣту, запаху и вкусу вскорѣ узналъ, что это была не кровь, а бальзамъ изъ жестянки, выпитый, какъ онъ видѣлъ, его господиномъ. Тогда и его начало такъ мутить и такъ зажгло на сердцѣ, что немедленно-же стошнило прямо въ лицо господину, и нѣкоторое время они оба стояли необыкновенно хорошо разукрашеными.

   Санчо побѣжалъ къ своему ослу взять, чѣмъ бы вытереть и полѣчить своего господина, и, не найдя тамъ своей сумки, чуть не потерялъ разсудка. Онъ снова разразился проклят³ями и, въ глубинѣ сердца, рѣшилъ покинуть своего господина и возвратиться въ деревню, чтобы отъ этого ему пришлось потерять жалованье за свою службу и отказаться отъ губернаторства на обѣщанномъ островѣ. Донъ-Кихотъ, между тѣмъ, поднялся и, прикрывъ лѣвою рукою ротъ, чтобы не далъ выпасть оставшимся зубамъ, другою взялъ за узду Россинанта, который все время оставался около своего господина - такъ добръ былъ его характеръ и непоколебима его честность. Затѣмъ рыцарь подошелъ къ своему оруженосцу, который, опершись грудью на осла и щекою на руку, стоялъ въ положен³и человѣка, погруженнаго въ самое глубокое раздумье.

   Догадавшись изъ его позы объ его грусти, Донъ-Кихотъ сказалъ ему:- "Знай, о Санчо, что одинъ человѣкъ не больше всякаго другого, если его дѣла не больше дѣлъ другого. Всѣ эти бури, разразивш³яся надъ нами, могутъ только служить признаками того, что погода скоро прояснится и дѣла наши примутъ лучш³й оборотъ. Ни зло, ни добро не постоянны,- откуда слѣдуетъ, что, если зло длилось слишкомъ долго, то добро должно быть очень близко. Слѣдовательно ты не долженъ огорчаться непр³ятностями, случающимися со мною, тѣмъ болѣе, что ты отъ нихъ не страдаешь. - Какъ такъ! - отозвался Сдичо,- развѣ тотъ, кого вчера качали, не былъ сыномъ моего отца? развѣ сумка, пропавшая у меня сегодня со всей моей поклажею, принадлежала кому другому, а не мнѣ? - Какъ, у тебя ужъ нѣтъ сумки, Санчо? - спросилъ Донъ-Кихотъ. - Нѣтъ,- отвѣтилъ Санчо. - Стало быть, какъ нечего ѣсть сегодня,- проговорилъ Донъ-Кихотъ. - Было бы нечего ѣсть,- отвѣтилъ Санчо,- если бы на лугахъ не росли растен³я, которыя ваша милость, какъ вы увѣряли меня, хорошо знаете; въ нуждѣ и они могутъ служить пищею бѣднымъ странствующимъ рыцарямъ, подобнымъ вамъ. - Но все-таки,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- я бы съ большимъ удовольств³емъ съѣлъ ломоть хлѣба, даже довольно толстый, и пару головъ селедки, чѣмъ всѣ растен³я, которыя описалъ Д³оскоридъ, комментированный знаменитымъ докторомъ Лагуною. Какъ бы тамъ ни было, мой добрый Санчо, садись на своего осла и слѣдуй за мною. Богъ, заботящ³йся обо всѣхъ, не оставить безъ своей помощи и насъ, служащихъ ему, ибо Онъ печется и о мошкѣ воздушной, и о червѣ земляномъ, и о водяныхъ насѣкомыхъ. Онъ, милосердый, велитъ своему солнцу свѣтить добрымъ и злымъ и кропитъ дождемъ правыхъ и неправыхъ. - По правдѣ сказать, вамъ пристало болѣе быть проповѣдникомъ, чѣмъ странствующимъ рыцаремъ,- отвѣтилъ Санчо. - Странствующ³е рыцари, Санчо,- снова заговорилъ Донъ-Кихотъ,- знали и должны звать все, и въ прошлые вѣка не одинъ разъ видали странствующихъ рыцарей, останавливающихся, чтобы посреди большой дороги произнести проповѣдь или рѣчь, какъ будто они были удостоены ученой степени отъ парижскаго университета. Вполнѣ справедливо говорятъ, что мечъ никогда не притуплялъ пера, а перо - меча. - Въ добрый часъ! - отвѣтилъ Санчо,- пусть будетъ такъ, какъ желаетъ ваша милость. Поѣдемте отсюда и постараемся на ночь найти себѣ ночлегъ. Да пошлетъ только Богъ такое мѣсто, гдѣ-бы не было ни качанья, ни качальщиковъ, ни призраковъ, ни очарованныхъ мавровъ, потому что, если они опять мнѣ встрѣпятся, то я пошлю въ черту всѣ эти приключен³я. - Проси у Бога этой милости,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- и веди меня, куда хочешь; на этотъ разъ я хочу тебѣ предоставить выборъ вашей остановки, но, сначала, дай-ка мнѣ твою руку и пощупай пальцемъ, сколькихъ зубовъ недостаетъ у меня на правой сторонѣ верхней челюсти: въ этомъ мѣстѣ я чувствую боль". Санчо всунулъ руку ему въ ротъ и тщательно ощупалъ челюсти пальцемъ. "Сколько зубовъ,- спросилъ онъ,- было у васъ на этой сторонѣ? - Четыре,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- и всѣ - цѣлые, здоровые, не считая глазного. - Вспомните хорошенько,- снова сказалъ Санчо. - Говорю тебѣ, четыре, если даже не пять,- повторилъ Донъ-Кихотъ,- ни разу въ жизни мнѣ не выдергивали ни одного зуба и ни одного я не терялъ ни отъ гнилости, ни отъ флюса. - Ну, такъ вотъ здѣсь внизу, - отвѣтилъ Санчо,- только два зуба съ половиною, а здѣсь, вверху, у васъ нѣтъ вы одного, даже половинки зуба и той нѣтъ. Гладко, какъ на ладони. - О я несчастный! - произнесъ Донъ-Кихотъ, услыхавъ печальныя новости, сообщенныя ему оруженосцемъ,- лучше-бы у меня отняли руку, только не ту, которая владѣетъ мечемъ; знай, Санчо, что ротъ безъ зубовъ подобенъ мельницѣ безъ жернова, и зубомъ слѣдуетъ такъ-же дорожить, какъ алмазомъ. Но, впрочемъ, мы, обрѣтш³е свое призван³е въ суровомъ орденѣ странствующаго рыцарства, должны ожидать всяческихъ невзгодъ. Ну, садись на своего осла и веди. Я войду за тобой, куда ты захочешь".

   Санчо исполнилъ, что приказывалъ его господинъ, я направился, не покидая довольно многолюдной въ этомъ мѣстѣ большой дороги, въ ту сторону, гдѣ онъ думалъ вѣрнѣе найти ночлегъ. Они поѣхали медленно, потому что боль, испытываемая Донъ-Кихотомъ въ челюстяхъ, не оставляла его и не позволяла ѣхать быстро. Чтобы разсѣять и развлечь своего господина, Санчо затѣялъ разговоръ и, между многимъ прочимъ, сказалъ ему то, что узнаютъ изъ слѣдующей главы.

  

   - "Мнѣ кажется, господинъ, что всѣ эти несчаст³я, случивш³яся съ нами въ послѣдн³е дни, посланы вамъ въ наказан³е за грѣхъ, который совершили ваша милость противъ рыцарскаго устава, не исполнивъ данной вами клятвы - не ѣсть со скатерти, не любезничать съ королевой, не дѣлать ничего прочаго, пока вы не достанете шлема Маландрина, или какъ тамъ называется этотъ мавръ, я хорошенько не помню его имени. - Ты совершенно правъ, Санчо,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ;- но, по правдѣ тебѣ сказалъ, это совершенно вышло у меня изъ памяти, я ты тоже можешь быть увѣренъ, что приключен³е съ качаньемъ случилось съ тобою за то, что и ты не безъ грѣха въ этомъ дѣлѣ, такъ какъ во-время не напомнилъ мнѣ о клятвѣ. Но я немедленно же исправлю свою вину, потому что въ рыцарскихъ правилахъ существуютъ наставлен³я на грѣхи всякаго рода. - Да развѣ я самъ въ чемъ нибудь клялся? - проговорилъ Санчо. - Это ничего не значитъ, что ты не клялся,- возразилъ Донъ-Кихотъ,- достаточно того, что ты не совсѣмъ свободенъ отъ упрека въ соучастничествѣ. Но такъ или не такъ, намъ надо постараться исправить свою ошибку. - Ну, если такъ,- сказалъ Санчо,- то постарайтесь ваша милость не забывать этой новой клятвы, какъ забыли ту; а то вѣдь привидѣн³ямъ можетъ опять придти охота позабавиться мною и даже вашей милостью, если они увидятъ, что мы снова принимаемся за старые грѣхи".

   За подобными разговорами ихъ застала ночь посреди дороги, и они были не въ состоян³и что-либо разглядѣть и узнать, гдѣ они находятся. Хуже всего было то, что они просто умирали отъ голода, такъ какъ вмѣстѣ съ сумкой исчезли и всѣ ихъ запасы. Къ довершен³ю несчаст³я, съ ними случилось приключен³е, которое на этотъ разъ дѣйствительно заслуживало этого имени. Настала уже ночь, и очень темная, но они все-таки продолжали ѣхать, такъ какъ Санчо надѣялся, что по большой дорогѣ, на которой она находились, имъ не придется сдѣлать болѣе одной или двухъ миль, какъ на пути попадется постоялый дворъ. Между тѣмъ, какъ они ѣхали въ эту темную ночь - оруженосецъ, умирая отъ голода, да я рыцарь, не лишенный порядочнаго аппетита,- вдругъ на той же самой дороги они замѣтили громадное множество огней, похожихъ на движущ³яся звѣзды и приближающихся къ нимъ. При этомъ зрѣлищѣ у Санчо душа ушла въ пятки, да и самого Донъ-Кихота подралъ немного морозъ по кожѣ. Одинъ придержалъ своего осла за недоуздокъ, другой - коня за узду, и оба остановились, съ большимъ вниман³емъ разглядывая, что бы это такое могло быть. Они увидали, что огни прямо идутъ на нихъ и, по мѣрѣ приближен³я, какъ бы возрастаютъ въ числѣ.

   Санчо дрожалъ всѣмъ тѣломъ, а у Донъ-Кихота волосы стали дыбомъ. Тѣмъ не менѣе, пр³ободрившись немного, онъ сказалъ: "Вотъ, безъ сомнѣн³я,- великое и опасное приключен³е, въ которомъ я буду принужденъ обнаружить вою мою силу и все мое искусство. - Ахъ, я несчастный!- воскликнулъ Санчо,- если это опять приключен³е съ привидѣн³ями,- а оно очень похоже на то,- откуда-же мнѣ взять тогда реберъ для него? - Я не позволю никакимъ привидѣн³ямъ даже дотронуться до твоей одежды,- сказалъ Донъ-Кихотъ. - Если они въ послѣдн³я разъ забавлялись тобою, то это только потому, что я не могъ перелѣзть черезъ стѣну задняго двора, но теперь мы въ чистомъ полѣ, гдѣ и могу работать мечемъ, какъ мнѣ хочется. - А если они васъ самихъ очаруютъ и обезсилитъ,- возразилъ Санчо,- то какая польза будетъ вамъ отъ чистаго поля? - Во всякомъ случаѣ,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- я умоляю тебя, Санчо, не терять мужества, въ моемъ же ты убѣдишься на опытѣ. - Да пошлетъ его мнѣ Богъ, тогда оно у меня будетъ",- отвѣтилъ Санчо. И оба они, свернувъ съ дороги въ сторону, стали внимательно разсматривать, чѣмъ бы могли быть эти движущ³еся огни.

   Они вскорѣ разглядѣли множество людей, одѣтыхъ сверхъ своихъ платьевъ въ бѣлыя сорочки. Отъ этого ужаснаго видѣн³я Санчо такъ упалъ духомъ, что у него начали щелкать зубы, какъ будто его трепала сильнѣйшая лихорадка. Онъ еще болѣе струсилъ, и зубы его застучали еще звонче, когда они разобрали еще яснѣй, что это такое было, они увидали, что, по крайней мѣрѣ, двадцать человѣкъ, одѣтые въ сорочки, ѣхали верхомъ и держали зажженые факелы, а сзади нихъ несли носилки, сопровождаемые шестью всадниками, закутанными въ трауръ до самыхъ ногъ ихъ муловъ, по спокойному шагу которыхъ можно было угадать, что это мулы, а не лошади. Двигаясь, эти бѣлыя привидѣн³я тихимъ и жалобнымъ голосомъ бормотали как³я-то слова.

   Такое странное явлен³е, въ такой часъ и въ такомъ пустынномъ мѣстѣ, было въ состоян³и наполнить ужасомъ сердце Санчо и даже сердце его господина, если бы этотъ былъ кто-нибудь другой, а не Донъ-Кихотъ. Дѣйствительно, въ то время, какъ Санчо терялъ послѣдн³е жалк³е остатки своего мужества, противоположное происходило съ Донъ-Кихотомъ, которому безумная фантаз³я немедленно внушила, что ему представляется одно изъ приключен³й, встрѣчающихся въ рыцарскихъ книгахъ. Онъ вообразилъ себѣ, что на носилкахъ несутъ убитаго или тяжело раненаго рыцаря, обязанность мщен³я за котораго лежитъ на немъ одномъ. Безъ дальнѣйшихъ размышлен³й, онъ покрѣпче усѣлся на сѣдлѣ, взялъ на перевѣсъ свою пику и съ самымъ рѣшительнымъ видомъ сталъ посреди дороги, гдѣ необходимо должны были проходить наряженые люди. Когда они приблизились, онъ, возвысивъ голосъ, сказалъ имъ:- "Стойте, рыцари! кто бы вы ни были, стойте и повѣдайте мнѣ, кто вы, куда и откуда вы идете и что вы несете на этихъ носилкахъ. Повидимому, или вы сдѣлали или вамъ сдѣлали, какое нибудь зло, а потому мнѣ необходимо знать все, чтобы или васъ заставить понести наказан³е за содѣянное вами зло или отомстить за васъ тому, кто причинилъ вамъ таковое. - Мы спѣшимъ, а постоялый дворъ еще далеко,- отвѣтилъ одинъ изъ людей въ сорочкахъ,- и потому мы не можемъ дать вамъ отчета, котораго вы требуете". И, пришпоривъ мула, онъ двинулся впередъ. Но Донъ-Кихотъ, услыхавъ такой отвѣтъ, возмутился и, схвативъ мула за удила: "Стой! - сказалъ онъ,- будьте повѣжливѣй и дайте мнѣ отвѣтъ на все, о чемъ я васъ спрашивалъ. Иначе готовьтесь къ бою и обнажайте мечъ!" Мулъ былъ пугливъ; почувствовавъ, что его схватили за удила, онъ испугался, взвился на дыбы и упалъ навзничь вмѣстѣ съ своимъ всадникомъ. Слуга, шедш³й пѣшкомъ, увидя паден³е всадника, принялся бранить Донъ-Кихота, но уже разъяренный рыцарь, не дожидаясь ничего болѣе, наклонилъ копье и, бросившись на одного изъ всадниковъ, одѣтыхъ въ трауръ, сильнымъ ударомъ повергъ его во прахъ. Потомъ, ринувшись на другихъ, онъ съ поразительною быстротою напалъ на нихъ и одного за другимъ началъ опрокидывать на землю. Говорятъ даже, что въ эту минуту какъ будто и у Росскнанта выросли крылья - такъ гордо и легко онъ скакалъ.

   Всѣ одѣтые въ бѣлые плащи были робкими и безоружными людьми, Поэтому, при первомъ же нападен³и, они съ своими горящими факелами пустились бѣжать по полю, напоминая собою ряженыхъ, бѣгавшихъ, какъ сумасшедш³е, ночью во время карнавала. Люди же въ черныхъ плащахъ такъ запутались въ своихъ длинныхъ одѣян³яхъ, что не могли двинуться съ мѣста, и потому Донъ-Кихоту легко было при помощи копья заставить ихъ отступить и, безъ полнаго урока для себя, прогнать съ поля битвы. Въ ихъ представлен³и онъ быхъ не человѣкомъ, но самимъ чортомъ, явившимся изъ ада, чтобы отнять трупъ, который они несли въ носилкахъ. Санчо, между тѣмъ, смотрѣлъ на все это, удивляясь неустрашимости своего господина и говоря себѣ: "А и вправду, мой господинъ такъ храбръ и тамъ мужественъ, какъ онъ самъ въ этомъ увѣряетъ".

   Одинъ факелъ еще горѣлъ на землѣ около перваго человѣка, опрокинутаго муломъ. При свѣтѣ его Донъ-Кихотъ замѣтилъ этого человѣка. Онъ приблизился къ нему и, приставивъ остр³е копья къ его горлу, громко приказывалъ сдаться, грозя иначе убить его. "Я и такъ уже совсѣмъ сдался,- отвѣчалъ лежавш³й,- такъ какъ не могу сдвинуться съ мѣста и одна нога у меня переломлена. По, если вы - дворянинъ и христ³анинъ, я умоляю вашу милость не убивать меня. Вы этимъ совершили бы большое преступлен³е - я лиценц³атъ и получилъ первый духовный чинъ. - А какой чортъ привелъ сюда васъ, духовнаго? - спросилъ Донъ-Кихотъ. - Кто привелъ, господинъ? - отвѣтилъ тотъ,- мое несчаст³е. - Ну, такъ вамъ угрожаетъ другое, еще большее,- проговорилъ снова Донъ-Кихотъ,- если вы не отвѣтите сейчасъ же на всѣ вопросы, которые я вамъ предложилъ сначала. - Легко могу удовлетворить любопытство вашей милости,- отвѣтилъ лиценц³атъ.- Вы должны знать, поэтому, что, хотя я и назвалъ себя сейчасъ лиценц³атомъ, я пока еще просто баккалавръ. Зовуть меня Алонсо Лопесъ, уроженецъ Альковенды. Иду я изъ города Баэзы съ одиннадцатью другими священниками, именно тѣми, которые разбѣжались съ факелами. Направляемся мы въ Сегов³ю, сопровождая мертвое тѣло, лежащее въ носилкахъ. Это тѣло одного дворянина умершаго въ Баэзѣ, гдѣ онъ нѣсколько дней пролежалъ въ склепѣ. Но, какъ я уже вамъ сказалъ, мы несемъ его прахъ въ Сегов³ю, гдѣ у него есть собственная фамильная усыпальница. - Кто же его убилъ? - спросилъ Донъ-Кихотъ. - Богъ, пославъ ему жестокую горячку,- отвѣтилъ баккалавръ. - Въ такомъ случаѣ,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- Господь освободилъ меня отъ труда мщен³я, который мнѣ пришлось бы взять на себя, если бы его убилъ кто другой. Но ударъ послѣдовалъ отъ такой руки, что если бы даже эта рука обрушилась на меня самого, то мнѣ и тогда оставалось бы только молчать и пожать плечами. Я долженъ сообщить вашему преподоб³ю, что я - ламанчск³й рыцарь, по имени Донъ-Кихотъ, и что мое занят³е - странствовать по свѣту, уничтожая зло и исправляя несправедливости. - Не знаю, какъ вы уничтожаете зло,- отвѣтилъ баккалавръ,- потому что мнѣ, по правдѣ сказать, вы только причинили его, сломавъ мою ногу, которая не выпрямится во всю жизни и исправили несправедливость для меня только тѣмъ, что сдѣлали меня самого навѣки неисправимымъ. Поэтому я считаю истиннымъ злоключен³емъ мою встрѣчу съ вами, искателемъ приключен³й. - Не всѣ дѣла удаются одинаково,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ.- Все зло произошло оттого, господинъ баккалавръ Алонсо Лепесъ, что вы и ваши товарищи ѣхали ночью, одѣтые въ стихари, съ факелами въ рукахъ, бормоча губами и нарядившись въ трауръ. Благодаря этому, вы совершенно походили на привидѣн³й съ того свѣта. Я не могъ уклоняться отъ долга напасть на васъ и исполнилъ бы свой долгъ даже въ томъ случаѣ, если бы зналъ изъ вполнѣ вѣрнаго источника, что вы демоны, явивш³еся изъ преисподней, какъ я это думалъ и предполагалъ. - Стало быть тактъ хотѣла моя злая судьба,- отвѣтилъ баккалавръ,- теперь же я умоляю васъ, господинъ странствующ³я рыцарь, жертвою странности котораго сталъ я, помочь мнѣ высвободиться изъ подъ это-то мула. Сѣдло и стремя прижали мою ногу. - Вы такъ бы я разговаривали до завтра? - сказалъ Донъ-Кихотъ.- Что же вы раньше не говорили мнѣ, что вамъ нужно?"

   Онъ немедленно позвалъ Санчо, но тотъ не особенно спѣшилъ, такъ какъ былъ занятъ разгрузкой одного мула, на котораго добрые священники навьючили много превосходныхъ закусокъ. Санчо сдѣлалъ изъ своего кафтана нѣчто въ родѣ котомки и, наполнивъ ее всѣмъ, что только туда влѣзло, взвалилъ на осла, а затѣмъ побѣжалъ на крики своего господина и помогъ ему высвободить баккалавра изъ-подъ мула. Потомъ они посадили церковника въ сѣдло, вручили факелъ, и Донъ-Кихотъ разрѣшилъ ему отправиться въ путь за своими товарищами, поручивъ попросить у нихъ отъ его имени извинен³я за невольное оскорблен³е, которое онъ, по винѣ обстоятельствъ, нанесъ имъ. Санчо, кромѣ того, сказалъ ему: "На случай, если эти господа полюбопытствуютъ узнать, кто этотъ храбрецъ, нанесш³й имъ поражен³е, то пусть ваша милость скажетъ имъ, что это - славный Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, иначе называемый рыцаремъ Печальнаго образа". Затѣмъ баккалавръ удалился.

   Когда Донъ-Кихотъ спросилъ Санчо, на какомъ основан³и назвалъ онъ его рыцаремъ Печальнаго образа, чего прежде никогда не дѣлалъ:

   - Я вамъ сейчасъ скажу почему,- отвѣтилъ Санчо,- а потому, что я съ минуту посмотрѣлъ на васъ при свѣтѣ факела, который былъ въ рукахъ у этого несчастнаго калѣки, и, по правдѣ сказать, у васъ въ это время былъ такой жалк³й образъ, какого я давно не видывалъ. Это произошло, вѣроятно, или отъ утомлен³я въ битвѣ, или отъ потери вами зубовъ. - Нѣтъ, это не потому; - отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- но мудрецъ, на котораго однажды будетъ возложена честь писан³и истор³и моихъ подвиговъ, навѣрное, счелъ нужнымъ, чтобы я выбралъ себѣ какое-нибудь многозначительное прозван³е, по образцу рыцарей прошлаго времени.. Такъ одинъ изъ нихъ назывался рыцаремъ Пламеннаго меча, другой - Единорога, этотъ - Дѣвъ, тотъ - Феникса, иной - рыцаремъ Гриффа и другой - рыцаремъ Смерти, и подъ этими прозван³ями и обозначен³ями они были извѣстны на всемъ земномъ шарѣ. Итакъ, говорю я, мудрецъ этотъ внушилъ твоей мысли и языку имя рыцаря Печальнаго образа, которое я отнынѣ предполагаю носить. Для того же, чтобы это имя ко мнѣ лучше подходило, я намѣреваюсь, при первомъ же представившемся случаѣ, велѣть изобразить на моемъ щитѣ самый печальный образъ. - Право, господинъ,- сказалъ Санчо,- не стоитъ тратитъ время, трудъ и деньги на изображен³е этого образа. Достаточно вашей милости показать свой образъ и оборотиться лицомъ къ тѣмъ, у которыхъ есть досугъ разсматривать его,- и я вамъ ручаюсь, что безъ всего прочаго, безъ изображен³я и безъ щита, всѣ въ ту же минуту назовутъ васъ рыцаремъ Печальнаго образа. Повѣрьте, что я говорю правду; и, съ позволен³я вашего, чѣмъ хотите, могу увѣрять вашу милость, что отъ голода и потери зубовъ у васъ самое жалкое лицо, такъ что, право, можно легко обойтись безъ изображен³я".

   Донъ-Кихотъ улыбнулся выходкѣ своего оруженосца, но все-таки рѣшилъ принять это прозвище и изобразить на щитѣ задуманное. Онъ добавилъ: "А знаешь, Санчо, меня пожалуй, отлучатъ отъ церкви за то, что я насильственнымъ образомъ поднялъ руки на священныя вещи, согласно статьѣ: Si quis suadenie diabolo и пр.; хотя, по правдѣ сказать, я поднялъ не руки, а это копье. Кромѣ того, я не имѣлъ намѣрен³я оскорблять ни священниковъ, ни чего другого, касающагося церкви, которую я люблю и уважаю, какъ христ³анинъ и истинный католикъ. Я только нападалъ на привидѣн³я и выходцевъ съ того свѣта. Впрочемъ, если бы это было даже и такъ, то я помню, что подобное же случилось съ Сидомъ Руи Д³асомъ, который передъ его святѣйшествомъ папою разбилъ кресло посланника какого-то короля. За такой поступокъ добрый Родригъ де Виваръ былъ отлученъ папою отъ церкви, но это нисколько не мѣшаетъ считать его поведен³е въ этотъ день достойнымъ всякаго честнаго и мужественнаго рыцаря".

   Такъ какъ баккалавръ уже удалился, то Донъ-Кихотъ захотѣлъ посмотрѣть, лежитъ ли, въ самомъ дѣлѣ, на носилкахъ трупъ или нѣтъ. Но Санчо воспротивился этому. "Господинъ,- сказалъ онъ ему,- ваша милость развязались съ этимъ приключен³емъ дешевле, чѣмъ съ тѣми, которыя я до сихъ поръ видѣлъ. Берегитесь же! Эти люди хотя и побѣждены и обращены въ бѣгство, но могутъ все-таки подумать о томъ, что всего только одинъ человѣкъ ихъ разбилъ. Отъ стыда и досады они могутъ возвратиться, чтобы отомстить намъ, и тогда какъ, я думаю, не поздоровится. Послушайтесь меня, оселъ нагруженъ, гора близко, голодъ васъ мучаетъ - поэтому мы лучше всего сдѣлаемъ, если потихонбку поѣдемъ отсюда. Пусть же, какъ говорится, "мертвый идетъ въ склепъ, а живой - за обѣдъ". И, взявъ своего осла за поводья, онъ сталъ просить своего господина опять слѣдовать за нимъ, и тотъ, признавая правоту доводовъ Санчо, послѣдовалъ за нимъ безъ возражен³й.

   Проѣхавъ нѣкоторое время между двумя косогорами, они очутились на широкомъ и свѣжемъ лугу, гдѣ и спустились на землю. Санчо быстро облегчилъ своего осла, а затѣмъ Донъ-Кихотъ и его оруженосецъ, растянувшись на зеленой травѣ и приправляя кушанья только своимъ аппетитомъ, завтракали, обѣдали, полдничали и ужинали одновременно, угощая своя желудки на счетъ цѣлой корзины холодной говядины, которую церковники, сопровождавш³е трупъ (эти господа рѣдко забываютъ себя), позаботились нагрузить на мула. Но тутъ съ ними случилась другая непр³ятность, которую Санчо нашелъ хуже всѣхъ: у нихъ не было ни вина и даже ни капли воды, чтобы промочить горло. Жажда мучила ихъ. Видя, что лугъ, на которомъ они были, покрытъ свѣжею травою, Санчо сказалъ своему господину то, что будетъ приведено въ слѣдующей главѣ.

  

   "Не можетъ быть, господинъ мой, чтобы здѣсь не было родника или ручейка, который бы,орошалъ и поилъ эту лужайку,- безъ него трава не была бы такъ зелена. Не мѣшало-бы намъ проѣхаться немного впередъ,- тамъ мы, вѣроятно, найдемъ, тѣмъ утолить страшную одолѣвающую насъ жажду, муки которой еще хуже мукъ голода". Донъ-Кихотъ одобрилъ этотъ совѣтъ. Онъ взялъ своего Россинанта за узду, а Санчо - своего осла за недоуздокъ, предварительно положивъ на его спину остатки ужина, и оба они отправились въ дорогу, идя по лугу ощупью, потому что ночь была такая темная, что ни зги не было видно. Но не прошли, они и двухъ сотъ шаговъ, какъ слухъ ихъ былъ пораженъ сильнымъ шумомъ воды, шедшимъ какъ будто отъ большого водопада, падавшаго съ вершины высокой скалы. Этотъ шумъ возбудилъ въ нихъ живѣйшую радость, но, остановившись, чтобы прислушаться, съ какой стороны онъ шелъ, они вдругъ услыхали другой шумъ, гораздо менѣе для нихъ пр³ятный, въ особенности для Санчо, отъ природы порядочнаго труса. Они услыхали сильные, глух³е и мѣрные удары, сопровождаемые бряцаньемъ желѣза и цѣпей, которые, вмѣстѣ со страшнымъ шумомъ воды, наполнили бы ужасомъ всякое другое сердце, но не сердце Донъ-Кихота. Ночь была, какъ только что сказано, очень темна, и наши путники стояли среди нѣсколькихъ большихъ деревьевъ, листья которыхъ, волнуемые вѣтромъ, издавали пр³ятный и въ то же время пугающ³й шелестъ. Уединенное мѣстоположен³е, мракъ, шумъ воды и шелестъ листьевъ - все внушало страхъ и ужасъ, тѣмъ болѣе, что удары ни на минуту не переставали раздаваться, а вѣтеръ - дуть. Разсвѣтъ все еще не начинался, и это мѣшало Донъ-Кихоту и Санчо узнать, наконецъ, мѣсто, гдѣ они находились.

   Но Донъ-Кихотъ, котораго никогда не покидала его неустрашимость, быстро вскочилъ на Россинанта и, надѣвъ на руку свой щитъ и взявъ копье: - Санчо, мой другъ! - воскликнулъ онъ,- знай,- волею неба я родился въ нашъ желѣзный вѣкъ, чтобы воскресить въ немъ золотой. Для меня сохранены непреодолимыя опасности, громк³я дѣла, мужественные подвиги! Это я, вновь повторяю, долженъ воскресить двадцать пять паладиновъ Круглаго стола, двѣнадцать пэровъ Франц³и и девять рыцарей Славы! Мнѣ суждено заставить забыть Слатировъ, Фебовъ, Бел³анисовъ, Таблантовъ, Оливантовъ, Тирантовъ и всю безчисленную толпу славныхъ странствующихъ рыцарей прошлыхъ вѣковъ, совершивъ въ вашемъ вѣкѣ настолько велик³е и чудесные подвиги, что они затмятъ самыя блестящ³я дѣла, какими только могутъ хвалиться друг³е. Обрати вниман³е, честный и вѣрный оруженосецъ, на мракъ и глубокое безмолв³е этой ночи, на глухой и неясный шумъ этихъ деревьевъ, на ужасный гулъ этой воды, которую мы искали и которая, кажется, низвергается съ высотъ горъ Луны, наконецъ, на безпрестанный стукъ этихъ ударовъ, раздирающихъ какъ слухъ. Всѣ эти явлен³я, не только вмѣстѣ взятыя, но и каждое въ отдѣльности, способны наполнить страхомъ, ужасомъ, трепетомъ душу самого бога Марса, тѣмъ болѣе сердце человѣка, не привыкшаго ни къ такимъ встрѣчамъ, ни къ подобнымъ приключен³ямъ. И что же? все, описанное мною, только возбуждаетъ мое мужество, и сердце стучитъ въ моей груди отъ ощущаемаго мною желан³я испытать это приключен³е, какъ бы опасно оно ни казалось. Итакъ, Санчо, подтяни немного подпруги Россинанта и оставайся здѣсь водъ защитой Бога. Жди меня здѣсь въ течен³е трехъ дней, не болѣе. Послѣ этого, если я не вернусь, ты можешь возвратиться въ нашу деревню, а оттуда, чтобы оказать мнѣ услугу и сдѣлать доброе дѣло, ты пойдешь въ Тобозо, гдѣ скажешь Дульцинеѣ, моей несравненной дамѣ, что плѣненный ею рыцарь погибъ, совершая подвигъ, который сдѣлалъ бы его достойнымъ называться ея рыцаремъ". Когда Санчо услыхалъ так³я слова отъ своего господина, онъ съ необыкновенною нѣжностью принялся плакать. "Господинъ,- говорилъ онъ ему,- не знаю, зачѣмъ ваша милость непремѣнно хочетъ пускаться въ это ужасное приключен³е. Сейчасъ ночь, васъ никто не видитъ, мы можемъ перемѣнить дорогу и уйти oотъ опасности, хотя бы намъ пришлось оттого не пить цѣлыхъ три дня. А если никто васъ во видитъ, то никто и не можетъ назвать насъ трусами. Притомъ же я часто слыхалъ, какъ священникъ нашей: мѣстности, котораго ваша милость хорошо знаетъ, говорилъ въ проповѣди, что кто ищетъ погибели, тотъ въ ней, въ концѣ концовъ, и погибнетъ. Не слѣдуетъ искушать Бога, бросаясь въ такое дѣло, изъ котораго можно выдти только благодаря чуду. Довольно вамъ и тѣхъ чудесъ, которыя небо до сихъ поръ явило, сохранивъ васъ отъ качанья, испытаннаго мною, и выведя васъ здравымъ и невредимымъ и побѣдителемъ изъ толпы провожатыхъ покойника. Если же ничто изъ этого не можетъ тронуть или смягчить ваше безчувственное сердце, то пусть оно тронется хоть тою мыслью, что не успѣетъ ваша милость сдѣлать шага отсюда, какъ я, отъ страха, отдамъ свою душу первому, кто только пожелаетъ ее взять. Я оставилъ свою страну, покинулъ жену и дѣтей, чтобы слѣдовать за вами и служить вашей милости, предполагая стать отъ этого скорѣе дороже, чѣмъ дешевле. Но, какъ говорятся, желан³е положить слишкомъ много въ мѣшокъ разрываетъ его; такъ и моя жадность разрушила мои надежды, потому что когда я уже вообразилъ себѣ, что наконецъ-то получаю этотъ злополучныя островъ, столько разъ мнѣ обѣщанный вашею милостью, какъ вдругъ взамѣнъ и въ награду за мою службу, вы хотите теперь покинуть меня въ этомъ мѣстѣ, отрѣзанномъ отъ всякаго сообщен³я съ людьми. Ахъ, ради самого Бога, господинъ мой, не принимайте на себя грѣха жестокости ко мнѣ. И если ваша милость не хочетъ окончательно отказаться отъ этого приключен³я, то подождите, по крайней мѣрѣ, до утра; до разсвѣта вѣдь остается не болѣе трехъ часовъ, какъ я могу вамъ, навѣрное, сказать, помня науку, которую я узналъ, когда былъ пастухомъ. Въ самомъ дѣлѣ, отверст³е Рожка {Такъ испанск³е пастухи называютъ созвѣзд³е Малой Медвѣдицы.} находится уже надъ головой Креста, а въ полночь оно стоятъ на лин³и его лѣвой половины. - Какъ ты это видишь, Санчо,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- и эту лин³ю и гдѣ стоятъ рожокъ и голова, когда ночь такъ темна, что во всемъ небѣ не видать ни одной звѣздочки? - Что правда, то правда,- сказалъ Санчо,- но у страха глаза велики, и если они, какъ говорится, видятъ подъ землею, то еще легче имъ видѣть надъ землею, на небѣ. Да и такъ легко догадаться, что до разсвѣта недалеко. - Далеко или близко,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- я не хочу чтобы обо мнѣ можно было сказать, теперь или въ какое-нибудь другое время, будто бы слезы и просьбы отклонили меня отъ исполнен³я обязанностей, налагаемыхъ зван³емъ рыцаря. Поэтому, прошу тебя, Санчо, замолчать; Богъ, вложивш³й мнѣ въ сердце желан³е отважиться на это неслыханное и отчаянное приключен³е, позаботится о моемъ спасен³и и утѣшитъ твое горе. Тебѣ остается только подтянуть подпруги на Россинантѣ и ожидать меня здѣсь. Обѣщаю тебѣ скоро возвратиться, живымъ или мертвымъ".

   Убѣдившись въ непоколебимомъ рѣшен³и своего господина и увидавъ, какъ мало вл³ян³я имѣютъ на него просьбы, совѣты и слезы, Санчо рѣшилъ употребить хитрость и, во что бы то ни стало, заставить его, волею или неволею, подождать дня. Съ этою цѣлью онъ, подтягивая подпруги лошади, тихо и незамѣтно связалъ обѣ ноги Россинанта недоуздкомъ, снятымъ съ осла, и потому, когда Донъ-Кихотъ хотѣлъ отправиться въ путь, то это оказалось для него невозможнымъ - конь могъ двигаться только прыжками. Увидавъ, что его хитрость удалась, Санчо Панса сказалъ Донъ-Кихоту: "Вотъ видите, господинъ! самому небу, тронувшемуся моими слезами и мольбами, угодно, чтобы Россинантъ не могъ двинуться съ мѣста и, если вы и послѣ того будете стоить на своемъ и мучить бѣдное животное, то это значитъ гнѣвить судьбу и, какъ говорятся, прать противъ рожна".

   Между тѣмъ Донъ-Кихотъ приходилъ въ отчаян³е, но, сколько онъ ни пришпоривалъ коня, тотъ ни на шагъ не подвигался. Наконецъ, не подозрѣвая того, что ноги Россинанта были связаны, онъ рѣшилъ вооружиться терпѣн³емъ и подождать, пока или настанетъ день, или коню возвратится способность двигаться. Не догадываясь, что все это происходитъ благодаря изобрѣтательности Санчо, онъ сказалъ ему: "Если ужъ такъ случилось, что Россинантъ не хочетъ двигаться, то я долженъ примириться съ мыслью ожидать разсвѣта, хотя бы мнѣ пришлось взбѣситься за то время, пока онъ не появится. - Не отъ чего бѣситься,- отвѣтилъ Санчо,- я буду забавлять вашу милость сказками всю ночь напролетъ, если только вы не предпочтете слѣзть съ лошади и, по обычаю странствующихъ рыцарей, малость поспать на травѣ, чтобы получше отдохнуть и набраться силъ для завтрашняго ужаснаго приключен³я. - Что говоришь ты о слѣзаньи съ лошади и о спаньѣ?- сказалъ Донъ-Кихотъ,- развѣ я изъ тѣхъ рыцарей, что предаются отдыху во время опасности? Спи ты, рожденный для сна, и дѣлай, что хочешь. Я же буду дѣлать то, что болѣе согласуется съ моими намѣрен³ями. - Не гнѣвайтесь, ваша милость, мой дорогой господинъ,- отвѣтилъ Санчо,- я сказалъ это безъ злого умысла", и, подойдя, къ нему, онъ положилъ руку на переднюю луку сѣдла, другую помѣстилъ сзади и такимъ образомъ обнялъ лѣвую ляшку своего господина, не осмѣливаясь ни на шагъ отойти отъ него - настолько пугали его удары, продолжавш³е стучать по временамъ.

   Донъ-Кихотъ велѣлъ Санчо разсказывать сказку, какъ тотъ предлагалъ сначала. - Отъ всего бы сердца разсказалъ,- отвѣчалъ оруженосецъ,- если бы страхъ не связывалъ мнѣ языка. Но все-таки попытаюсь разсказать вамъ такую истор³ю, что, если мнѣ удастся разсказать ее, какъ слѣдуетъ, ничего не пропустивъ,- это будетъ лучшая истор³я въ свѣтѣ. Будьте же внимательны, ваша милость, я начинаю.

   "Случилось однажды то, что случилось... Да пошлется добро всѣмъ людямъ, а зло тѣмъ, кто зла ищетъ!.. Замѣтьте, пожалуйста, господинъ мой, начало у этихъ сказокъ, которыя разсказывали старики по вечерамъ. Это вѣдь не первый встрѣчный сказалъ, а изрекъ Катонъ, римск³й цензоръ: И зло тому, кто зла ищетъ!.. Это изречен³е подходитъ къ намъ, какъ кольцо къ пальцу, и говоритъ, чтобы ваша милость оставались спокойными и не искали бы зла нигдѣ, и чтобы направились мы поскорѣе по другой дорогѣ, потому что никто не заставляетъ насъ силой ѣхать по этой, гдѣ насъ осаждаетъ столько страховъ. - Продолжай твою сказку, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ, - и предоставь мнѣ позаботиться о дорогѣ, по которой мы поѣдемъ.

   "Итакъ, говорю я,- продолжалъ Санчо,- въ одномъ мѣстѣ Эстрамадуры жилъ одинъ коз³й пастухъ, я хочу сказать, человѣкъ, пасш³й козъ, который, то есть пастухъ или человѣкъ, пасш³й козъ, назывался Лопе Руисомъ. И былъ этотъ Лопе Руисъ влюбленъ въ одну пастушку овецъ, которую, то есть пастушку овецъ, звали Торральвой, и эта пастушка овецъ, по имени Торральва, была дочерью одного богатаго владѣльца стадъ. И этотъ богатый владѣлецъ стадъ... - Ну, Санчо, если ты такъ будешь разсказывать истор³ю,- прервалъ Донъ-Кихотъ,- повторяя по два раза все, что хочешь сказать, то ты и въ два дня ея не кончишь. Говори только то, что слѣдуетъ по разсказу и такъ, какъ долженъ разсказывать умный человѣкъ. Иначе можешь не оканчивать ея. - Такимъ образомъ, какъ я вамъ разсказываю,- отвѣтилъ Санчо,- въ моей мѣстности разсказываются всѣ истор³и на вечеринкахъ. Я не умѣю разсказывать ея иначе, и ваша милость поступаете несправедливо, заставляя меня изобрѣтать новый способъ. - Ну разсказывай, какъ знаешь,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- и продолжай, если ужъ моя несчастная судьба принуждаетъ меня слушать тебя. - Такъ вотъ да будетъ вамъ извѣстно, господинъ души моей,- продолжалъ Санчо,- что, какъ я уже вамъ сказалъ, этотъ пастухъ былъ влюбленъ въ Торральву, пастушку, которая была краснощекой, толстой и грубоватою дѣвкой и немножко даже смахивала на мужчину; потому что надъ губами у ней были маленьк³е усы. Я какъ будто сейчасъ вижу ее передъ собой. - Ты стало быть зналъ ее? - спросилъ Донъ-Кихотъ. - Нѣтъ, знать-то я ее не звалъ,- отвѣтилъ Санчо,- но тотъ, кто разсказывалъ мнѣ эту истор³ю, говорилъ мнѣ, что она такъ истинна и несомнѣнна, что, когда мнѣ самому придется разсказывать ее кому-нибудь, то я могу клясться въ ней и увѣрять, какъ-будто все это я самъ видѣлъ... ну, дни проходили и наступали новые и чортъ, который никогда не дремлетъ и старается всюду напутать, устроилъ такъ, что любовь пастуха къ пастушкѣ обратилась вдругъ въ ненависть и злобу; причиной тому, какъ говорятъ злые языки, были также отчасти и ревнивые упреки, которыми пастушка осыпала его безпрестанно, такъ что они не на шутку могли надоѣсть. Съ этого времени ненависть пастуха стала такъ сильна, что онъ не могъ видѣть пастушку и потому рѣшилъ покинуть свою страну и идти въ такое мѣсто, гдѣ бы она не попадалась ему на глаза. Но Торральва, какъ только увидѣла, что Лопе ее ненавидитъ, сейчасъ же стала его любить даже сильнѣе, чѣмъ любила прежде. - Таковъ нравъ и обычай женщинъ,- замѣтилъ Донъ-Кихотъ,- ненавидѣть любящихъ ихъ и любить тѣхъ, это ихъ ненавидитъ. Продолжай. - Случилось, стало быть,- снова заговорилъ Санчо,- что пастухъ исполнилъ свое намѣрен³е и, погнавъ своихъ козъ передъ собою, зашагалъ по эстрамадурскимъ полямъ въ королевство Португал³ю. Узнавъ объ этомъ, Торральва пустилась за нимъ въ погоню. Она шла за нимъ вдалекѣ пѣшкомъ, безъ башмаковъ, съ посохомъ въ рукѣ и съ маленькой сумкою на шеѣ; въ сумкѣ, говорятъ, были кусокъ зеркала, половина гребешка и еще, кажется, - навѣрно не знаю,- маленькая коробочка съ какимъ-то притираньемъ для лица. Ну да что бы она тамъ ни несла, мнѣ этого теперь некогда провѣрять,- вѣрно только то, что пастуху пришлось съ своимъ стадомъ переправляться черезъ Гвад³ану въ то время, когда воды въ ней прибавилось столько, что рѣка вышла почти изъ береговъ. На томъ-же берегу, гдѣ онъ былъ, не случилось ни барки, ни лодки, ни лодочника, чтобы перевезти его на ту сторону. Это его очень бѣсило, такъ какъ онъ видѣлъ, что Торральва приближалась, и ожидалъ, что она будетъ надоѣдать ему своими просьбами и слезами. Сталъ онъ посматривать вокругъ и вотъ, наконецъ, замѣтилъ рыбака, рядомъ съ которымъ стояла лодка, но такая маленькая, что въ ней могли помѣститься только одинъ человѣкъ и одна коза. Все-таки онъ позвалъ рыбака и уговорился, чтобы тотъ перевезъ на ту сторону его и триста козъ, которыхъ онъ гналъ. Рыбакъ сѣлъ въ лодку, взялъ одну козу и перевезъ ее. Онъ возвратился, взялъ другую козу и еще перевезъ. Онъ возвратился снова, взялъ еще одну козу и еще перевезъ... Ахъ да! потрудитесь ваша милость хорошенько считать козъ, которыхъ перевозитъ рыбакъ, потому что, какъ только вы забудете хоть одну козу, такъ ужъ больше нельзя будетъ ни слова сказать и сказка останется безъ конца. Такъ я продолжаю. Противоположный берегъ, гдѣ приходилось приставать лодкѣ, былъ крутъ и глинистъ и потому рыбакъ терялъ много времени на свои поѣздки туда и обратно. Но все-таки онъ возвратился захватить еще одну козу, потомъ еще одну, потомъ еще одну... - Ахъ, Боже мой! ну предположи,что онъ уже всѣхъ ихъ перевезъ,- воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- и перестань перечислять всѣ поѣздки и возвращен³я, потому что иначе тебѣ въ цѣлый годъ не перевезти всѣхъ твоихъ козъ. - А сколько онъ перевезъ ихъ до сихъ поръ? - спросилъ Санчо. - Чортъ его знаетъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ. - Вѣдь я же просилъ вашу милость хорошенько считать ихъ,- сказалъ Санчо.- Ну, теперь моя истор³я кончилась и продолжать ее нѣтъ возможности. - Какъ же это можетъ быть?- спросилъ Донъ-Кихотъ.- Развѣ для твоей истор³и такъ существенно необходимо знать точное число козъ, которыя уже перевезены, что если на одну случится ошибка, то ты уже не можешь окончить разсказа? - Нѣтъ, не могу, - отвѣтилъ Санчо, потому что, какъ только я спросилъ вашу милость, сколько козъ переѣхало, и вы мнѣ отвѣтили, что не знаете,- такъ въ ту же минуту все, что оставалось мнѣ сказать, вылетѣло у меня изъ памяти, а это было, навѣрное,- самое лучшее и самое занимательное. - Стало быть твоя истор³я кончилась? - спросилъ Донъ-Кихотъ. - Какъ жизнь моей матери,- отвѣтилъ Санчо. - Ну, въ такъ случаѣ, могу тебя увѣрить,- возразилъ Донъ-Кихотъ,- что ты разсказалъ одну изъ чудеснѣйшихъ сказокъ и истор³й, как³я только можно выдумать на свѣтѣ, и что такого способа разсказывать и оканчивать никто еще не слыхалъ и никогда не услышитъ. Я, впрочемъ, и не долженъ былъ ожидать ничего иного отъ твоего высокаго разума. Да и чему тутъ удивляться? Можетъ быть, эти удары, стукъ которыхъ не перестаетъ слышаться, немного помутили твой умъ. - Все это можетъ быть,- отвѣтилъ Санчо;- но, что касается моей истор³и, я говорю, что она кончается тамъ, гдѣ начинается ошибка въ счетѣ козъ, которыя переѣзжаютъ. - Ну, ладно! - сказалъ Донъ-Кихотъ, пусть она кончается, гдѣ ей хочется! Посмотримъ-ка теперь, не двинется-ли Россинантъ". Съ этими словами онъ снова принялся работать шпорами, и лошадь снова принялась дѣлать прыжки, не двигаясь съ мѣста - такъ хорошо была она связана.

   Случилось въ эту минуту такъ, что, вслѣдств³е ли свѣжести утра, дававшаго уже себя чувствовать, или оттого, что наканунѣ вечеромъ Санчо съѣлъ что-нибудь слабительное, или наконецъ, вѣрнѣе всего, тутъ просто дѣйствовала сама природа,- только Санчо почувствовалъ потребность сдѣлать то, чего никто иной не могъ-бы сдѣлать за него. Но страхъ такъ овладѣлъ всѣмъ его существомъ, что онъ ни на волосокъ не осмѣливался отойти отъ своего господина. Съ другой стороны пытаться побороть необходимость было невозможно. Въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ, онъ рѣшился освободить правую руку, которою онъ уцѣпился за луку сѣдла. Потомъ онъ, потихоньку и чуть шевелясь, развязалъ шнурокъ, поддерживавш³й его штаны, которые отъ этого упали къ его пяткамъ и остались на ногахъ въ видѣ путъ, поднялъ поудобнѣе рубашку и выставилъ на воздухъ обѣ половинки своей неособенно тощей задней части. Когда онъ это сдѣлалъ и уже подумалъ, что совершилъ все труднѣйшее для того, чтобы освободиться отъ этого ужаснаго и гнетущаго томлен³я, его стало мучить новое,