Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая

чшей пшеницы, веселыя дѣвицы были благородныя дамы и хозяинъ двора былъ кастелянъ замка. Такъ радовался онъ завершен³ю своего перваго выѣзда. Единственнымъ безпокоившимъ его обстоятельствомъ было то, что онъ еще не былъ посвященъ въ рыцари; потому что, по его мнѣн³ю, не получивъ рыцарскаго зван³я, онъ, конечно, не могъ пускаться ни въ какое приключен³е.

  

   Мучимый этой мыслью, онъ поспѣшилъ съѣсть свой тощ³й ужинъ; когда же онъ покончилъ его, онъ вызвалъ хозяина, привелъ его въ конюшню и, оставшись съ нимъ вдвоемъ, сталъ передъ нимъ на колѣни, говоря: "Я ни за что не подвинусь съ этого мѣста, благородный рыцарь, до тѣхъ поръ, пока ваша любезность не осчастливитъ меня однимъ даромъ, который я у васъ попрошу и который послужитъ къ вашей славѣ и ко благу коего человѣческаго рода". Когда хозяинъ увидалъ гостя у своихъ ногъ и услыхалъ эти слова, онъ смотрѣлъ на него крайне удивленный, не зналъ ни что дѣлать, ни что сказать, и пытался было его поднять. Но нашъ рыцарь не соглашался на это, пока хозяинъ не обѣщалъ ему пожаловать желаемое. "Я другого и не ожидалъ отъ вашей щедрости, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, и теперь я вамъ объявляю: тотъ даръ, о которомъ я какъ прошу и который ваша милость обѣщали мнѣ, состоитъ въ томъ, чтобы вы завтра посвятили меня въ рыцари. Эту ночь я проведу на стражѣ оруж³я въ часовнѣ вашего замка, а завтра, какъ я уже сказалъ, свершится то, чего я такъ желаю, чтобы имѣть возможность отправиться на всѣ четыре стороны свѣта, ища приключен³я для блага нуждающихся согласно долгу рыцарства и странствующихъ рыцарей, которыхъ, подобно мнѣ, склонность побуждаетъ къ подобнаго рода подвигамъ".

   Хозяинъ, бывш³й, какъ уже сказано довольно большимъ хитрецомъ и начинавш³й уже подозрѣвать, что мозгъ его гостя находится не въ особенно хорошемъ состоян³и. окончательно убѣдился въ этомъ, услыхавъ так³я рѣчи. Тѣмъ не менѣе, чтобы можно было позабавиться въ эту ночь, онъ рѣшилъ притвориться и сказалъ Донъ-Кихоту, что находить его желан³е и просьбу совершенно разумными, что такое рѣшен³е совершенно естественно въ знатныхъ господахъ, къ которымъ, судя по благородной наружности, принадлежитъ и его гость. Онъ самъ будто-бы годы своей молодости посвятилъ этому почетному занят³ю; онъ насчиталъ много разныхъ посѣщенныхъ имъ мѣстностей, не забывъ назвать Малаги, острововъ Р³аранскихъ, предмѣст³й городского округа Севильи, водопровода Сегов³и, оливковыхъ садовъ Валенц³и, городскихъ валовъ Гренады, приморскихъ береговъ Санъ-Лукара, конскихъ заводовъ Кордовы, кабачковъ Толедо и другихъ тому подобныхъ мѣстностей, гдѣ онъ проявлялъ легкость своихъ рукъ и ногъ, совершивъ кучу мошенничествъ, обманувъ многихъ вдовъ и дѣвушекъ, обокравъ нѣсколькихъ сиротъ и познакомившись наконецъ съ большею частью судебныхъ и полицейскихъ мѣстъ Испан³и. Въ концѣ концовъ онъ рѣшилъ удалиться въ свой собственный замокъ, гдѣ и живетъ на собственные доходы и на доходы другихъ, собирая вокругъ себя странствующихъ рыцарей всѣхъ сослов³й и зван³й, единственно только изъ любви, питаемой имъ къ этимъ людямъ и изъ-за того, что они, въ награду за его гостепр³имство, дѣлятся съ нимъ всѣмъ, что имѣютъ. Онъ прибавилъ также, что въ его замкѣ нѣтъ часовни, гдѣ-бы было можно стать на стражѣ оруж³я, потому что ее сломали, чтобы выстроить новую; но ему извѣстно, что, въ случаѣ надобности, стоять на стражѣ оруж³я можно всюду, гдѣ покажется удобнымъ, и потому его гость можетъ просторожить эту ночь въ одномъ изъ дворовъ замка. Съ наступлен³емъ же утра, будутъ произведены, съ Божьей помощью, всѣ желаемыя церемон³и, такъ что его дорогой гость послѣ этого можетъ считать себя самымъ настоящимъ образомъ посвященнымъ въ рыцари.

   Онъ спросилъ его, имѣются-ли у него деньги. Донъ-Кихотъ отвѣчалъ, что у него нѣтъ съ собой ни одного мараведиса и что онъ не читалъ ни въ одной истор³я странствующихъ рыцарей, чтобы кто-нибудь изъ нихъ носилъ съ собой деньги. На это хозяинъ возразилъ, что онъ заблуждается; въ истор³яхъ не упоминается объ этомъ только потому, что авторы ихъ не считали нужнымъ писать о такомъ простомъ и естественномъ дѣлѣ, какъ о запасѣ деньгами и чистыми сорочками, и изъ этого не слѣдуетъ заключать, чтобы странствующ³е рыцари не носили съ собой денегъ. Напротивъ онъ знаетъ навѣрно, что всѣ рыцари, разсказами о которыхъ такъ полны книги, носили съ собой на всяк³й случай туго набитый кошелекъ, такъ же какъ и сорочки и маленьк³й ящичекъ съ мазью для лѣчен³я полученныхъ ранъ; потому что, добавилъ хозяинъ, въ долинахъ и пустыняхъ, гдѣ имъ приходится сражаться и получать раны, не всегда можетъ случиться человѣкъ, который изъявилъ бы готовность перевязать раны, если только у рыцаря нѣтъ друга, какого нибудь мудраго волшебника, который немедленно явился-бы на помощь, приведя на облакѣ по воздуху дѣвицу или карлика со стклянкою воды такой силы, что двухъ или трехъ влитыхъ капель достаточно, чтобы исцѣлить раненаго совершенно отъ всякихъ поврежден³й. Но, за неимѣн³емъ такихъ могущественныхъ друзей, старинные рыцари постоянно слѣдили, чтобы ихъ оруженосцы имѣли при себѣ деньги и друг³е необходимые запасы, какъ корп³я и цѣлебная мазь; если у рыцаря не оказывалось оруженосца, что случалось очень рѣдко, то они сами возили все это сзади сѣдла въ такихъ маленькихъ сумочкахъ, что онѣ съ трудомъ были замѣтны, какъ будто бы это былъ какой-нибудь другой, очень цѣнный предметъ; за исключен³емъ же этого случая, возить съ собою сумки было не принято у странствующихъ рыцарей. Въ виду всего этого онъ даетъ ему совѣтъ, а если нужно, даже приказан³е, какъ своему крестнику по оруж³ю въ близкомъ будущемъ не пускаться съ этого времени въ путь безъ денегъ и безъ всего остального, и онъ самъ пойметъ, когда подумаетъ объ этомъ, какъ можетъ пригодиться эта предосторожность. Донъ-Кихотъ обѣщалъ въ точности исполнить всѣ его совѣты.

   Послѣ этого ему былъ отданъ приказъ стать на стражѣ оруж³я на большомъ заднемъ дворѣ, находившимся рядомъ съ домомъ; и Донъ-Кихотъ, собравъ всѣ части своего вооружен³я, помѣстилъ ихъ въ корытѣ близъ колодца. Затѣмъ онъ надѣлъ на руку свой щитъ, взялъ копье и съ воинственнымъ видомъ началъ расхаживать передъ водопоемъ. Когда онъ началъ свою прогулку, наступила ночь. Но хозяинъ разсказалъ всѣмъ находившимся на постояломъ дворѣ про безумство своего гостя, про стражу оруж³я и просьбу посвятить его въ рыцари. Удивленные страннымъ родомъ сумасшеств³я, всѣ наблюдали за Донъ-Кихотомъ издали и видѣли, какъ онъ то прохаживался медленнымъ и размѣреннымъ шагомъ, то, опираясь на копье, устремлялъ свои взоры на оруж³е и долго, казалось, не могъ ихъ оторвать отъ него. Ночь окончательно настала; но луна разливала такой свѣтъ, что могла бы соперничать со свѣтиломъ, которое она замѣнила, и потому все, что дѣлалъ новопосвящаемый рыцарь, было прекрасно видно всѣмъ.

   Въ это время одинъ изъ остановившихся на этомъ постояломъ дворѣ погонщиковъ муловъ вздумалъ дать воды своимъ муламъ и для этого ему потребовалось снять оруж³е Донъ-Кихота, лежавшее въ корытѣ. Этотъ, видя, что кто-то приближается, сказалъ ему громкимъ голосомъ: "О, кто-бы ты ни былъ, смѣлый рыцарь, имѣющ³й намѣрен³е прикоснуться къ оруж³ю храбрѣйшаго изъ странствующихъ рыцарей, которые когда-либо опоясывались мечемъ, не дерзай прикасаться къ моему оруж³ю, если не хочешь поплатиться жизнью за свою смѣлость". Но погонщикъ, себѣ на бѣду, не позаботился принять къ свѣдѣн³ю это предостережен³е, иначе ему не пришлось бы потомъ заботиться о своемъ здоровьи, онъ взялъ латы за ремни и отбросилъ ихъ далеко отъ себя. Увидавъ это, Донъ Кихотъ поднялъ глаза къ небу и подумалъ, вѣроятно, о своей дамѣ Дульцинеѣ; "Помогите мнѣ, моя дама", проговорилъ онъ "въ этомъ первомъ оскорблен³и, испытанномъ вѣрнымъ подвластнымъ вамъ сердцемъ! Пусть ваша помощь и защита не оставляютъ меня въ минуту этой первой опасности". Произнеся это и нѣсколько другихъ подобныхъ же словъ, онъ отбросилъ свой щитъ, поднялъ обѣими руками копье и обрушилъ такой ударъ на голову погонщика, что опрокинулъ его на землю и другимъ такимъ ударомъ навсегда избавилъ бы его отъ труда звать врача. Совершивъ это, онъ поднялъ оруж³е и продолжалъ свой прогулку съ прежнимъ спокойств³емъ.

   Минуту спустя, не зная о происшедшемъ, такъ какъ погонщикъ все еще лежалъ совершенно оглушенный, одинъ изъ его товарищей тоже возымѣлъ намѣрен³е напоить муловъ и подошелъ, чтобы поднять оруж³е и освободить корыто. Тотчасъ же, не произнеся ни одного слова, и не попросивъ ни у кого помощи, Донъ-Кихотъ снова бросилъ щитъ, снова поднялъ свое копье и страшнымъ ударомъ чуть не разбилъ головы погонщика начетверо; на крики сбѣжались всѣ находивш³еся на постояломъ дворѣ и самъ хозяинъ. При видѣ ихъ, Донъ-Кихотъ надѣлъ свой щитъ и взялъ въ руку мечъ. "O, прекрасная дама, воскликнулъ онъ, укрѣпи и помоги этому слабому, теряющему мужество сердцу; настала минута, когда твое велич³е должно обратить своя очи на рыцаря, твоего плѣнника, которому предстоитъ такое страшное приключен³е". Послѣ этого онъ почувствовалъ себя одушевленнымъ такою смѣлостью, что, если бы на него напали всѣ погонщики муловъ въ м³рѣ, онъ и тогда не отступилъ бы и на пядь земли. Товарищи раненыхъ, видя ихъ въ такомъ положен³и, начали осыпать Донъ-Кихота градомъ камней. Онъ, насколько могъ, укрывался щитомъ, но не отходилъ отъ корыта, не желая оставить оруж³я. Хозяинъ кричалъ и просилъ ихъ оставить рыцаря въ покоѣ, такъ какъ имъ уже сказано, что это - сумасшедш³й и, въ качествѣ сумасшедшаго, онъ не подлежалъ бы отвѣтственности даже въ томъ случаѣ, если-бы онъ убилъ всѣхъ. Съ своей стороны Донъ-Кихотъ кричалъ еще сильнѣе, называя ихъ безчестными и измѣнниками, а владѣльца замка, позволяющаго такое обращен³е со странствующими рыцарями,- вѣроломнымъ и наглымъ рыцаремъ. "Еслибы я уже получилъ рыцарское зван³е, добавилъ онъ, я бы далъ ему почувствовать, что онъ измѣнникъ; а васъ подлыя и низк³я твари, я презираю. Бросайте, подходите и нападайте на меня, собравъ всѣ свои силы, и вы дорогою цѣною заплатите за такую наглость. Онъ говорилъ это съ такимъ внушительнымъ видомъ, что нападающ³е струсили; по крайней мѣрѣ, уступивъ съ одной стороны страху, съ другой, увѣщан³ямъ хозяина, они перестали бросать камни. Тогда Донъ-Кихотъ допустилъ убрать раненыхъ и снова началъ стражу своего оруж³я съ тѣмъ же спокойств³емъ и съ тою-же невозмутимостью, какъ и прежде. Хозяину не совсѣмъ понравились шутки его гостя; онъ рѣшилъ поскорѣе положить имъ конецъ и, пока не случилось другого несчаст³я, дать ему злополучное рыцарское зван³е. Поэтому, подойдя къ нему, онъ извинился за наглость, съ какою, по его мнѣн³ю, вели себя эти негодные люди: онъ совершенно не зналъ этого, и, кромѣ того, они достаточно наказаны за свою дерзость. Онъ повторилъ, что въ замкѣ его нѣтъ часовни, но для того, что оставалось сдѣлать, можно было обойтись и безъ нея. "Сущность посвящен³я въ рыцари, на сколько я знаю этотъ церемон³алъ, добавилъ онъ, состоитъ въ двухъ ударахъ по затылку и по плечу; а это можно сдѣлать и среди поля. Что-же касается до стражи оруж³я, то вами исполнено все, что требуется правилами; потому что и двухъ часовъ стражи достаточно, вы же просторожили четыре."

   Донъ-Кихотъ, въ простотѣ душевной, повѣрялъ этому. Онъ сказалъ хозяину, что онъ готовъ ему повиноваться, и попросилъ его исполнить все это возможно скорѣе, добавивъ, что, если на него нападутъ вторично, когда онъ уже будетъ посвященъ въ рыцари, то онъ не оставятъ ни одной живой души въ замкѣ, пощадивъ изъ уважен³я къ владѣльцу замка, только тѣхъ, на кого тотъ укажетъ. Предувѣдомленный такимъ образомъ и не совсѣмъ успокоившйся кастелянъ отправился за книгой, въ которой онъ записывалъ расходъ соломы и ячменя, выдаваемыхъ погонщикамъ муловъ, и въ скоромъ времени, сопровождаемый мальчикомъ, несшимъ огарокъ свѣчи, и двумя, знакомыми намъ дѣвицами, возвратился къ мѣсту, гдѣ его ожидалъ Донъ-Кихотъ, приказалъ стать ему на колѣни, а самъ притворился, будто читаетъ въ своей книгѣ какую то благоговѣйную молитву. Въ срединѣ чтен³я онъ поднялъ руку и далъ Донъ-Кихоту изрядный ударъ по затылку. Послѣ этого, тѣмъ же мечемъ своего крестника, онъ ударилъ его второй разъ по плечу, все время бормоча сквозь зубы, какъ будто бы онъ читалъ молитвы. Сдѣлавъ это, онъ предложилъ одной изъ дамъ опоясать Донъ-Кихота мечемъ, что та очень охотно и ловко исполнила. Всѣ присутствующ³е, глядя на эту церемон³ю, едва удерживались отъ смѣха, но подвиги, совершенные недавно новопосвященнымъ рыцаремъ, были у всѣхъ въ памяти и охлаждали желан³е расхохотаться. Опоясывая его мечемъ, благородная дама сказала ему: "Да содѣлаетъ Богъ вашу милость очень счастливымъ рыцаремъ и да ниспошлетъ вамъ успѣхъ во всѣхъ битвахъ!" Донъ-Кихотъ спросилъ у ней ея имя, желая знать, кому онъ обязанъ полученною имъ милостью, чтобы впослѣдств³и сдѣлать и ее участницей въ почестяхъ, которыя онъ пр³обрѣтетъ силою своей руки. Она съ большою скромностью отвѣчала, что ее зовутъ Толозой, что она дочь толедскаго портного-старьевщика, торгующаго въ рядахъ Санчо-Бьенайа; что, гдѣ бы она ни была, она всюду готова ему служить и считать за своего господина. Въ отвѣтъ на это Донъ-Кихотъ просилъ ее, изъ любви къ нему, принять частицу донъ и съ этихъ поръ называться донья Толоза. Это ему было обѣщано сдѣлать. Другая подвязала ему шпоры и съ нею онъ имѣлъ почти такой же разговоръ, какъ и съ опоясавшей его мечемъ. Онъ спросилъ у ней ея имя; она отвѣчала, что ее зовутъ Моливерой и что она дочь честнаго аптекарскаго мельника; на что Донъ-Кихотъ, отдавая себя въ распоряжен³е обѣихъ дамъ, и ее просилъ принять частицу донъ и называться донья Молинера. Когда эти новыя церемон³и были совершены на скорую руку, Донъ-Кихотъ не могъ бороться съ своимъ нетерпѣн³емъ и желан³емъ видѣть себя на конѣ и отправиться въ поиски за приключен³ями; онъ поспѣшно осѣдлалъ Россинанта, сѣлъ на него и, обнявъ хозяина, насказалъ ему, въ благодарность за посвящен³е въ рыцари, такихъ нелѣпицъ, что мы отказываемся передавать ихъ. Хозяинъ, желавш³й, чтобы онъ какъ можно скорѣе убрался съ постоялаго двора, отвѣчалъ на его любезности въ томъ же тонѣ, хотя и короче и не спрашивая съ него денегъ за постой, съ Богомъ отправилъ его въ путь.

  

   Разсвѣтъ только что начинался, когда Донъ-Кихотъ выѣхалъ съ постоялаго двора, такъ довольный и восхищенный своимъ посвящен³емъ въ рыцари, что чуть не прыгалъ на сѣдлѣ. Но вспомнивъ совѣты хозяина постоялаго двора относительно необходимыхъ запасовъ, которые онъ долженъ захватить съ собой въ особенности относительно того, что касалось денегъ и сорочекъ, онъ рѣшился возвратиться домой, чтобы запастись всѣмъ этимъ, а также и оруженосцемъ; въ услужен³е себѣ онъ разсчитывалъ взять одного земледѣльца, своего сосѣда, бѣднаго и обремененнаго дѣтьми, но вполнѣ пригоднаго, чтобы быть оруженосцемъ странствующаго рыцаря. Съ этой мыслью онъ направилъ своего Россинанта въ сторону своей деревни, и этотъ, какъ будто почуявъ свое стойло, пустился бѣжать съ такою прытью, что, казалось, ноги его не касалась земли.

   Недолго проѣхалъ Донъ-Кихотъ, какъ ему показалось; что въ чащѣ лѣса, находившагося у него съ правой стороны, раздѣвались пронзительные крики, какъ будто кто плакалъ и жаловался. "Благодарен³е небу, сказалъ онъ тогда, за милость, которую оно мнѣ посылаетъ, представляя случай исполнить долгъ моего зван³я и пожать плоды моихъ высокихъ намѣрен³й. Эти крики, безъ сомнѣн³я, идутъ отъ какого-нибудь несчастнаго или несчастной, которые нуждаются въ моей помощи и защитѣ". Онъ пришпорилъ Россинанта и направился въ ту сторону, откуда, казалось, доносились крики. Едва только онъ въѣхалъ въ лѣсъ, какъ увидѣлъ лошадь, привязанную къ одному дубу, и мальчика лѣтъ пятнадцати, привязаннаго къ другому дубу и обнаженнаго до половины тѣла. Онъ-то и кричалъ такъ жалобно и, дѣйствительно, не безъ основан³я, такъ какъ здоровый крестьянинъ жестоко билъ его мѣднымъ поясомъ, сопровождая каждый ударъ такимъ совѣютъ вмѣсто припѣва: "Закрой ротъ, приговаривалъ онъ, смотри весело" На что мальчикъ отвѣчалъ: "Я больше не буду, господинъ мой, клянусь Богомъ, я больше не буду. Я обѣщаю вамъ впередъ лучше заботиться о садѣ". При видѣ этой сцены, Донъ-Кихотъ закричалъ голосомъ полнымъ ярости: "Недостойный рыцарь, стыдно вамъ нападать на того, кто не можетъ защищаться. Садитесь на вашу лошадь и возьмите ваше копье (къ дереву, у котораго была привязана лошадь за узду, было прислонено копье), {Нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что крестьянинъ носилъ копье,- въ течен³е восьмивѣковой борьбы съ маврами, испанцы всѣхъ сослов³й пр³обрѣли привычку носить оруж³е.} и я вамъ докажу, что только трусы поступаютъ такъ, какъ вы." Крестьянинъ, видя надъ собою вооруженное привидѣн³е, размахивающее копьемъ передъ самымъ его носомъ, испугался и отвѣчалъ лукаво и смущеннымъ тономъ: "господинъ рыцарь, этотъ мальчикъ, котораго я только, что наказывалъ,- мой слуга, и я заставляю его стеречь стадо овецъ въ этой мѣстности. Но онъ такъ небреженъ, что не проходить дня, чтобы не пропадала одна овца; и такъ какъ я наказываю его за небрежность или плутовство, то онъ говоритъ, что я это дѣлаю изъ скупости, чтобы не платить ему жалованья; но, клянусь Богомъ и моей душой, онъ лжетъ" - "Лжетъ! мнѣ! безстыдный негодяй! возразилъ Донъ-Кихоть, клянусь освѣщающимъ насъ солнцемъ, я съ большою охотою проткнулъ бы ваше тѣло этимъ копьемъ. Платите жалованье с³ю минуту и безъ возражен³й,- иначе, Богъ свидѣтель, я убью и уничтожу васъ въ ту же минуту. Ну, отвязать его!" Крестьянинъ склонилъ голову и, не говоря ни слова, отвязалъ своего слугу, у котораго Донъ-Кихотъ спросилъ, сколько ему долженъ хозяинъ. "За девять мѣсяцевъ, отвѣчалъ тотъ, до семи реаловъ въ мѣсяцъ." Донъ-Кихоть сосчиталъ; онъ нашелъ, что сумма равнялась шестидесяти тремъ реаламъ, и велѣлъ крестьянину сейчасъ же раскошеливаться, если онъ не хочетъ умереть. Дрожа, негодяй отвѣчалъ, что, какъ онъ уже клялся (онъ совсѣмъ не клялся до сихъ поръ), сумма не была такъ велика; потому что надо принять въ расчетъ и скинуть за три пары башмаковъ, которыми онъ его снабдилъ, и одинъ реалъ за два кровопускан³я, сдѣланныя ему во время болѣзни. "Пусть будетъ это такъ, возразилъ Донъ-Кихотъ; но башмаки и кровопускан³я идутъ въ зачетъ ударовъ, нанесенныхъ ему вами незаслуженно. Если онъ разорвалъ кожу на купленныхъ вами башмакахъ, то вы разорвали ему кожу на тѣлѣ; и если цирюльникъ пустилъ ему кровь во время болѣзни, то вы пустили ему кровь, когда онъ находился въ добромъ здоровьи. Стало быть, вы сквитались!" - "Но тутъ одно неудобство, господинъ рыцарь, у меня нѣтъ съ собою денегъ; пусть Андрей пойдетъ со мной домой, и я ему заплачу тамъ всю сумму, которую я ему долженъ, до послѣдняго реала".- "Чтобы я пошелъ съ нимъ! воскликнулъ мальчикъ; сохрани Богъ! Нѣтъ, господинъ, и подумать то объ этомъ мнѣ страшно. Если мы останемся съ нимъ одинъ на одинъ, онъ съ меня съ живого сдеретъ кожу, какъ со св. Варѳоломея".- "Онъ не сдѣлаетъ вамъ ничего, возразилъ Донъ-Кихотъ, достаточно моего приказан³я, чтобы онъ чувствовалъ ко мнѣ уважен³е, и если онъ поклянется законами рыцарства, къ которому онъ принадлежитъ, то я отпущу его на свободу и поручусь за уплату".- "Но, ваша милость, обратите вниман³е на то, что вы говорите, сказалъ мальчикъ, мой хозяинъ вовсе не рыцарь и никогда не принадлежалъ ни къ какому рыцарскому ордену; онъ - Иванъ Гальдудо, прозванный Богачемъ, и живущ³й въ Гинтанарѣ". - "Что-же изъ этого! отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, могутъ быть также и Гальдудо рыцарями; и, кромѣ того, каждый сынъ своихъ дѣян³й".

   - "Это такъ, сказалъ Андрей, но сынъ какихъ дѣян³й мой хозяинъ, не желающ³й платить мнѣ жалованья, трудомъ и потомъ заслуженной мною награды"? - "Я вовсе не отказываюсь, другъ мой Андрей, отвѣчалъ крестьянинъ; сдѣлайте одолжен³е, пойдемте со мною и, клянусь вамъ всѣми рыцарскими орденами въ свѣтѣ, я, какъ уже сказалъ, уплачу вамъ всю сумму, и даже съ процентами".- "Отъ процентовъ я васъ освобождаю, возразилъ Донъ-Кихотъ, уплатите должную сумму и достаточно. Но позаботьтесь исполнить то, въ чемъ вы только что поклялись; иначе, клянусь въ свою очередь и тою же клятвой, я возвращусь, чтобы отыскать и наказать васъ, и я васъ найду, хотя бы вы умѣли такъ ловко прятаться, какъ ящерица. Если-же вамъ любопытно знать, кто даетъ вамъ это приказан³е,- что еще болѣе обяжетъ васъ исполнить обѣщанное, то знайте, что я храбрый Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, разрушитель несправедливостей и мститель за притѣснен³я. А теперь, прощайте!.. Не забывайте того, что вы обѣщали и въ чемъ вы клялись, подъ страхомъ обѣщаннаго наказан³я." Проговоря это, онъ пришпорилъ Россинанта и черезъ минуту скрылся.

   Крестьянинъ проводилъ его глазами и, когда убѣдился, что Донъ-Кихотъ выѣхалъ изъ лѣса и не можетъ болѣе его слышать, обернулся къ своему слугѣ Андрею со словами: "Ну, сынъ мой, пойдемте, я уплачу, что я вамъ долженъ, какъ мнѣ это приказано разрушителемъ несправедливостей".- "Клянусь, отвѣчалъ Андрей, пусть ваша милость въ точности исполнитъ приказан³е рыцаря, которому да пошлетъ Богъ тысячу лѣтъ жизни за его мужество и справедливость, и который, какъ святъ Богъ, возвратится исполнить обѣщанное, если вы мнѣ не заплатите". - "Я тоже клянусь вамъ въ этомъ, возразилъ крестьянинъ, и ради любви, которую я къ вамъ питаю, я хочу увеличить мой долгъ, чтобы увеличить платежъ", И, взявъ его за руку, онъ привязалъ его къ дубу и билъ его до тѣхъ поръ, пока не оставилъ полумертвымъ. "Зовите теперь, господинъ Андрей, говорилъ крестьянинъ, зовите разрушителя несправедливостей, и посмотримъ, разрушитъ ли онъ сдѣланное, хотя, но моему мнѣн³ю, оно не совсѣмъ додѣлано, потому что меня разбираетъ сильная охота содрать съ васъ живого кожу, какъ вы того опасались." Наконецъ, онъ его отвязалъ и пустилъ отыскивать своего судью, чтобы тотъ привелъ въ исполнен³е произнесенный приговоръ. Андрей ушелъ, полный злобы и клянясь, что онъ пойдетъ искать храбраго Донъ-Кихота Ламанчскаго, которому онъ въ точности разскажетъ обо всемъ происшедшемъ, и тотъ сторицей отплатить его хозяину. Но какъ бы то ни было, онъ ушелъ въ слезахъ, а xoзяинъ его продолжалъ смѣяться. Такимъ то образомъ исправилъ одно зло храбрый Донъ-Кихотъ.

   Между тѣмъ Донъ-Кихотъ, восхищенный приключен³емъ, которое представлялось ему счастливымъ и величественнымъ началомъ его рыцарскаго поприща, продолжалъ путь къ своей деревнѣ, разговаривая въ полголоса: "Ты можешь считать себя счастливѣйшею среди всѣхъ женщинъ, живущихъ къ настоящее время на земномъ шарѣ, о прекраснѣйшая изъ прекрасныхъ, Дульцинея Тобозская! ибо тебѣ отданъ въ покорные и преданные рабы такой храбрый и славный рыцарь, каковъ есть и будетъ Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, который вчера только передъ всѣмъ м³ромъ принялъ рыцарское зван³е и сегодня уже, вырвавъ бичъ изъ руки, этого безжалостнаго чудовища, терзавшаго тѣло нѣжнаго ребенка, пресѣкъ ужаснѣйшее зло, какое, только могли изобрѣсти несправедливость и совершить жестокосерд³е".

   Разговаривая такимъ образомъ, онъ доѣхалъ до того мѣста, гдѣ дорога шла на четыре стороны и сейчасъ же ему вспомнилось о перекресткахъ, на которыхъ странствующ³е рыцари останавливаются въ раздумьи, какую дорогу имъ выбрать, и, въ подражан³е имъ, онъ тоже на мгновен³е остановился. Затѣмъ, подумавъ хорошенько, онъ пустилъ поводья Россинанта, предоставивъ выборъ дороги на волю своего коня, который и остался вѣрнымъ своему первоначальному намѣрен³ю держать путь въ свою конюшню. Проѣхавъ около двухъ миль, Донъ-Кихотъ замѣтилъ большую толпу людей, оказавшихся, какъ узнали впослѣдств³и, толедскими купцами, которые ѣхали въ Мурц³ю закупать шелкъ. Ихъ было шестеро; въ рукахъ они несли зонтики и имѣли при себѣ четырехъ конныхъ слугъ и четырехъ пѣшихъ погонщиковъ муловъ. Увидавъ ихъ, Донъ-Кихотъ вообразилъ, что ему предстоитъ новое приключен³е, и, сгорая отъ желан³я совершить какой-либо подвигъ въ подражан³е прочитанному имъ въ книгахъ, онъ рѣшилъ, что для этого теперь ему представляется самый благопр³ятный случай.

   Вотъ почему онъ свободно и гордо укрѣпился въ стременахъ, сжалъ въ рукѣ копье, прикрылъ грудь щитомъ и, расположившись подлѣ дороги, сталъ дожидаться приближен³я странствующихъ рыцарей - по его мнѣн³ю, это были именно они. Когда они приблизились настолько, что могли его разглядѣть и услыхать, Донъ-Кихотъ возвысилъ свой голосъ и вызывающимъ тономъ сказалъ имъ: "Стойте всѣ, если всѣ вы не признаете, что во всей вселенной нѣтъ дѣвицы болѣе прекрасной, чѣмъ императрица Ламанчи, несравненная Дульцинея Тобозская." При этихъ словахъ купцы остановились, чтобы разсмотрѣть странную фигуру говорившаго; и по фигурѣ, а также и по словамъ, они безъ труда угадали безум³е нашего героя; но имъ хотѣлось поближе узнать, къ чему могло клониться требуемое отъ нихъ признан³е, и потому одинъ изъ нихъ - порядочный насмѣшникъ и притомъ остроумный - отвѣчалъ Донъ-Кихоту: "Господинъ рыцарь, мы не знаемъ этой благородной дамы, о которой вы говорите. Покажите намъ её, и, если она дѣйствительно такъ прекрасна, какъ вы увѣряете, то мы съ охотой и безъ всякаго принужден³я признаемъ требуемую вами истину."

   - "Если бы я вамъ показалъ ее,- возразилъ Донъ-Кихотъ,- какая заслуга была бы съ вашей стороны признать такую очевидную истину? Важно то, чтобы, не видя ее, вы были готовы этому вѣрить, это признавать, утверждать, въ этомъ клясться и даже защищать это съ оруж³емъ въ рукахъ. Въ противномъ случаѣ, готовьтесь въ бой, гордые и дерзк³е люди, и, станете ли вы нападать на меня одинъ на одинъ, какъ это принято у рыцарей, или, по привычкѣ и недостойному обычаю людей вашего рода, нападете на меня всѣ вмѣстѣ,- все равно я твердо буду ждать васъ здѣсь, вѣря въ правоту моего дѣла!"

   - Господинъ рыцарь,- возразилъ купецъ,- чтобы не отягощать нашей совѣсти признан³емъ того, чего мы никогда не видали и не слыхали и что служитъ также къ явному ущербу императрицы Эстрамадуры и городского округа Толедо, я, отъ имени всѣхъ, сколько насъ есть здѣсь, принцевъ, умоляю вашу милость показать намъ какой-нибудь портретъ этой дамы. Пусть онъ будетъ не больше ячменнаго зерна, мы по образчику будемъ судить о цѣломъ: это успокоить нашу совѣсть и вы получите полное удовлетворен³е. И я даже думаю, мы настолько предубѣждены въ ея пользу, что, если на портретѣ она предстанетъ намъ на одинъ глазъ кривой, а другимъ изливающей киноварь и сѣру,- несмотря на это, мы все-таки, чтобы угодить вашей милости, скажемъ въ похвалу ея все, что вамъ будетъ угодно.

   - Она не изливаетъ ничего, подлая тварь,- закричалъ Донъ-Кихотъ, воспламененный гнѣвомъ,- она не изливаетъ ничего, кромѣ мускуса и амбры; она не крива и не горбата, а прямѣе гвадаррамскаго веретена. За ужаснѣйшую хулу, произнесенную вами на такую совершенную красоту, какъ красота моей дамы, вы мнѣ поплатитесь!

   И сказавъ это, онъ такъ яростно бросился съ опущеннымъ копьемъ на разговаривавшаго съ нимъ, что если бы, къ счаст³ю, Россинантъ среди бѣга не спотыкнулся и не упалъ, то купцу пришлось бы раскаяться въ своей смѣлости, но Россинантъ упалъ, и господинъ его далеко покатился по землѣ. Донъ-Кихотъ пытался подняться, но этого не удавалось, такъ какъ ему сильно мѣшали копье, щитъ, шпоры и шлемъ, не считая уже тяжести его стариннаго вооружен³я. И, дѣлая невѣроятныя усил³я подняться, онъ не переставалъ кричать: "Не убѣгайте, трусы, не убѣгайте, презрѣнные рабы! Знайте, это не моя вина, это вина моей лошади въ томъ, что я упалъ".

   Одинъ погонщикъ муловъ, бывш³й въ свитѣ купцовъ и не отличавш³яся, очевидно, особенно сдержаннымъ характеромъ, не могъ снести столькихъ произнесенныхъ рыцаремъ хвастливыхъ угрозъ, не посчитавъ ему въ отвѣтъ реберъ. Поэтому онъ подбѣжалъ, отнялъ у него копье и, сдѣлавъ изъ послѣдняго нѣсколько кусковъ, началъ однимъ изъ нихъ такъ жестоко бить нашего Донъ-Кихота, что, несмотря на латы, чуть не переломалъ ему костей. Его господа напрасно ему кричали не бить и оставить рыцаря въ покоѣ,- негодяю понравилось это занят³е, и онъ не хотѣлъ оставить его, пока не изольетъ своего гнѣва безъ остатка; и, собравъ друг³е обломки копья, онъ доломалъ и ихъ объ упавшаго несчастнаго, этотъ же, несмотря на градъ сыпавшихся на его тѣло ударовъ, кричалъ однако не тише прежняго, посылая угрозы небу и землѣ, а также и тѣмъ, кого онъ принималъ за маландринцевъ. Наконецъ погонщикъ усталъ, и купцы продолжали свою дорогу, разсказывая до время путешеств³я о бѣдномъ избитомъ сумасшедшемъ.

   Увидѣвъ себя оставленнымъ, Донъ-Кихотъ снова попытался встать, но, если это не удавалось ему тогда, когда онъ былъ въ добромъ здоровьѣ, то какъ онъ могъ сдѣлать это теперь, избитый и наполовину обезсиленный? Несмотря на то, онъ все-таки чувствовалъ себя счастливымъ, считая свое несчаст³е обычнымъ явлен³емъ для странствующихъ рыцарей и цѣликомъ приписывая его винѣ своей лошади. Но подняться ему было все-таки невозможно - настолько было избито его тѣло.

  

   Видя, наконецъ, что сдвинуться съ мѣста ему невозможно, Донъ-Кихотъ рѣшилъ прибѣгнуть къ своему обыкновенному лѣкарству, т. е. къ воспоминан³ямъ нѣкоторыхъ мѣстъ изъ своихъ книгъ, и его безум³е привело ему на память эпизодъ съ Бальдовиносомъ и маркизомъ Мантуанскимъ, когда Карлотта оставляетъ перваго раненымъ въ горахъ - истор³я знакомая дѣтямъ, небезъизвѣстная молодымъ людямъ, восхваляемая и даже принимаемая на вѣру стариками и, однако, настолько же истинная, насколько истинны и чудеса Магомета. Она казалась ему какъ нельзя болѣе подходящею къ его настоящему положен³ю и потому, съ признаками живѣйшей печали, онъ началъ кататься до землѣ и повторять, тяжко вздыхая, тѣ же слова, которыя произносилъ, какъ говорятъ, раненый рыцарь рощи:

  

   "О моя дама! куда вы сокрылись?

   Иль мое горе васъ вовсе мы трогаетъ?

   Или о немъ вы совсѣмъ и не знаете?

   Или, забывъ обо мнѣ, вы избрали другого?"

  

   И онъ продолжалъ въ этомъ же родѣ романсъ до стиховъ:

  

   "O, благородный маркизъ Мантуанск³й,

   Дядя и господинъ мой природный?.

  

   Едва успѣлъ онъ окончить эти стихи, какъ этой же дорогой случилось проходить крестьянину изъ его деревни, его сосѣду, который возилъ хлѣбъ на мельницу и теперь возвращался домой. Видя простертаго на землѣ человѣка, крестьянинъ подошелъ къ нему и спросилъ, кто онъ и что за горѣ испытываетъ, такъ печально жалуясь. Донъ-Кихоту, навѣрное, представилось, что это его дядя, маркизъ Мантуанск³й, и потому, вмѣсто всякаго отвѣта, онъ продолжалъ свой романсъ, въ которомъ онъ разсказывалъ о своемъ несчаст³и и о любви его жены и сына императора, все это точь-въ-точь такъ, какъ поется въ романсѣ. Крестьянинъ былъ не мало удивленъ, услыхавъ так³я нелѣпости; снявъ забрало; разломанное ударами палки въ куски, онъ вытеръ покрытое пылью лицо рыцаря. Тогда только, узнавъ его, онъ воскликнулъ: "О, Боже мой, синьоръ Кихада (таково было имя гидальго въ то время, когда онъ еще пользовался здравымъ разсудкомъ и не превращался въ странствующаго рыцаря), кто это насъ довелъ до этого?" Но тотъ на всѣ вопросы отвѣчалъ только продолжен³емъ своего романса.

   Видя это, бѣднякъ снялъ съ него, какъ могъ, нагрудникъ и наплечникъ, чтобы посмотрѣть, нѣтъ ли у него раны; но слѣдовъ крови онъ не замѣтилъ. Тогда онъ постарался приподнять рыцаря и ему не безъ труда удалось взвалить его на осла, показавшагося ему болѣе смирнымъ, чѣмъ Россинантъ, животнымъ. Потомъ онъ собралъ оруж³е, до обломковъ копья включительно, и, связавъ ихъ, положилъ на Россинанта. Затѣмъ, взявъ Россинанта за узду, а осла за недоуздокъ, онъ отправился въ свою деревню, подвергаясь непр³ятности выслушивать нелѣпости, разсказываемыя Донъ-Кихотомъ. Не меньш³я непр³ятности испытывалъ дорогой самъ Донъ-Кихотъ, который былъ настолько избитъ и взломанъ, что не могъ держаться на ослѣ и по временамъ посылалъ глубок³е вздохи къ небу, такъ что крестьянинъ счелъ себя обязаннымъ еще разъ спросить, какое у него горе. Но, вѣроятно, самъ дьяволъ приводилъ Донъ-Кихоту на память, всѣ истор³и, имѣвш³я хоть какое-нибудь отношен³е къ его приключен³ю, потому что, вдругъ позабывъ въ эту минуту Бальдовиноса, онъ вспомнилъ о маврѣ Абиндарразсѣ, котораго анфекерск³й губернаторъ Родригъ Нарваззск³й беретъ въ плѣнъ и приводитъ въ свой укрѣпленный замокъ. Когда крестьянинъ спросилъ его, какъ его здоровье и что онъ чувствуетъ, то рыцарь отвѣчалъ ему тѣми же словами, какими плѣнный Абиндарраэсъ отвѣчаетъ Родригу Нарваэзскому, какъ объ этомъ разсказывается въ Д³анѣ Георга Монтемайорскаго; при этомъ онъ припоминалъ всѣ подробности съ такою точностью, что крестьянинъ, выслушивая эту кучу глупостей, призывалъ всѣхъ чертей. Тогда-то онъ узналъ, что его сосѣдъ рѣшительно сумасшедш³й, и сталъ спѣшить въ деревню, чтобы избавиться отъ скуки, нагнанной на него нескончаемой болтовней Донъ Кихота. Этотъ же, оканчивая разсказъ, добавилъ: "Пусть знаетъ ваша милость, Донъ-Родригъ Нарваэзск³й, что эта Харифа, о которомъ я только что говорилъ, есть въ настоящее время прекрасная Дульцинея Тобозская и для нея я совершалъ, совершаю и совершу славнѣйш³е изъ подвиговъ рыцарства, как³е только видѣлъ, видитъ и увидятъ м³ръ.

   - Но, ради Бога, сеньоръ,- отвѣчалъ крестьянинъ,- сообразите, пожалуйста, что я ни Родригъ Нарваэзск³й, ни маркизъ Мантуанск³й, а просто Петръ Алонсо, вашъ сосѣдъ; и что ваша милость ни Бальдовиносъ, ни Абиддарраэсъ, но только уважаемый гидальго, сеньоръ Кихада.

   - Я знаю, кто я, возразилъ Донъ-Кихотъ,- я знаю, что я могу быть не только тѣми, кого я сейчасъ назвалъ, но даже двѣнадцатью пэрами Франц³и и девятью рыцарями славы {Изъ нихъ было трое евреевъ: ²исусъ Навинъ, Давидъ и ²уда Маккавей; трое язычниковъ: Гекторъ, Александръ и Цезарь, и трое христ³анъ: Артуръ, Карлъ Велик³й и Годфридъ Бульонск³й.}, потому что совершенные ими подвиги, всѣ вмѣстѣ и каждый въ отдѣльности, должны быть превзойдены моими.

   Среди подобныхъ разговоровъ, они къ закату солнца прибыли въ деревню; но крестьянинъ подождалъ, пока наступила совсѣмъ ночь, чтобы никто не видѣлъ нашего гидальго совершающимъ свой въѣздъ въ такомъ жалкомъ видѣ и на ослѣ.

   Когда насталъ благопр³ятный часъ, крестьянинъ въѣхалъ въ деревню и подъѣхалъ къ дому Донъ-Кихота. Въ домѣ въ это время происходила большая суматоха. Въ немъ собрались и священникъ, и деревенск³й цирюльникъ - оба больш³е друзья Донъ-Кихота - и экономка жалобнымъ голосомъ говорила имъ: "Что вы думаете, господинъ лиценц³атъ Перо Пересъ (такъ назывался священникъ) и какъ вы полагаете, какое несчаст³е могло случиться съ моимъ господиномъ? Вотъ уже шесть дней, какъ мы не видимъ ни его, ни коня, ни щита, ни копья, ни оруж³я... Ахъ, я несчастная! Я въ этомъ не сомнѣваюсь, и это также вѣрно, какъ то, что я родилась для того, чтобы умереть,- это проклятыя рыцарск³я книги, его единственное и постоянное чтен³е, вскружили ему голову. Я теперь вспоминаю, что я много разъ слыхала отъ него, какъ бы желалъ онъ сдѣлаться странствующимъ рыцаремъ и отправиться по свѣту искать приключен³й. Пусть сатана унесетъ эти книги, погубивш³я наиболѣе тонк³й умъ во всей Ламанчѣ!" Племянница, съ своей стороны, сказала то же самое и добавила еще: "Знаете, сеньоръ Николай (такъ было имя цирюльника), часто случалось, что дядя мой проводилъ два дня и двѣ ночи подрядъ на чтен³емъ этихъ гнусныхъ и злополучныхъ книгъ, послѣ чего онъ внезапно отбрасывалъ книгу, схватывалъ мечъ и начиналъ сражаться со стѣною. Когда же онъ утомлялся и переставалъ, то онъ говорилъ, что убилъ четырехъ великановъ, каждый вышиною съ башню, а потъ, кативш³йся съ него отъ усталости, онъ считалъ кровью изъ ранъ, полученныхъ имъ въ битвѣ. Потомъ онъ залпомъ выпивалъ большую кружку холодной воды и послѣ этого находилъ себя отдохнувшимъ и исцѣленнымъ, разсказывая, что эта вода - драгоцѣнный напитокъ, который ему принесъ мудрый Эскифъ, велик³й чародѣй и другъ его. Но во всемъ этомъ виновата одна я: я не сообщала вамъ ничего про безумства моего дяди; вы бы тогда употребили какое-нибудь лѣкарство прежде, чѣмъ это дошло до такой степени, и сожгли бы эти проклятыя книжки, которыми полонъ домъ, потому что они заслуживаютъ сожжен³я не менѣе, чѣмъ еретическ³я сочинен³я.- Таково же и мое мнѣн³е, проговорилъ священникъ, и завтрашн³й день онѣ непремѣнно будутъ присуждены къ сожжен³ю, и мы устроимъ ауто-да-фе. Тогда ужъ онѣ ни въ кого больше не вселятъ желан³я дѣлать то, что сдѣлалъ, вѣроятно, нашъ бѣдный другъ".

   Донъ-Кихотъ и крестьянинъ слушали уже у воротъ всѣ эти разговоры, и послѣдн³й окончательно убѣдился въ болѣзни своего господина. Поэтому онъ принялся кричать: "Отворите немедленно сеньору Бальдовиносу и сеньору маркизу Мантуанскому, возвращающимся тяжело раненными, и сеньору мавру Абиндарраэсу, котораго приводитъ плѣнникомъ храбрый Родригъ Нарваэзск³й, губернаторъ антекерск³й." Всѣ выбѣжали на эти крики и поспѣшили обнять Донъ-Кихота, сейчасъ же узнавъ въ немъ, одни - своего друга, друг³е - дядю и господина, у котораго между тѣмъ не хватало силъ слѣзть съ осла. Но рыцарь произнесъ: "Остановитесь всѣ! Я возвращаюсь тяжело раненный по винѣ своей лошади; пусть меня отнесутъ въ постель и позовутъ ко мнѣ, если возможно, мудрую Урганду, чтобы она осмотрѣла и полѣчила мои раны. Ну, вотъ,- воскликнула тогда экономка,- не чувствовало ли мое сердце, на какую ногу хромаетъ мой господинъ. Поднимайтесь же, сеньоръ, съ Божьей помощью; вовсе нѣтъ надобности звать эту Урганду, потому что мы и безъ нея сумѣемъ васъ полѣчить. Пусть будутъ прокляты, повторяю я, тысячу разъ прокляты эти рыцарск³я книги, которыя довели васъ до такого состоян³я." Сейчасъ же отнесли Донъ-Кихота въ постель, но, когда вздумали осмотрѣть раны, то не нашли ни одной. "У меня только, сказалъ онъ, разбито тѣло при страшномъ паден³и, которое я потерпѣлъ вмѣстѣ съ конемъ моимъ Россинантомъ, сражаясь противъ десяти великановъ, громаднѣйшихъ и страшнѣйшихъ изъ всѣхъ, как³е только могутъ быть на пространствѣ трехъ четвертей земли." - Ба, ба! - сказалъ священникъ,- вотъ и великаны появились! Клянусь знаменемъ креста, завтра же до вечера онѣ будутъ сожжены!" Всѣ задавали Донъ-Кихоту тысячу вопросовъ, но на всѣ вопросы онъ отвѣчалъ только, чтобы ему дали поѣсть и оставили заснуть, въ чемъ онъ болѣе всего нуждался. Такъ и сдѣлали. Потомъ священникъ долго освѣдомился у крестьянина обо всѣхъ обстоятельствахъ, относящихся къ его встрѣчѣ съ Донъ-Кихотомъ. Тотъ разсказалъ все, упомянулъ и о нелѣпостяхъ, которыя ему довелось услышать такъ, на мѣстѣ встрѣчи, и дорогой. Это только еще болѣе могло усилитъ желан³е священника сдѣлать то, что дѣйствительно сдѣлалъ онъ на слѣдующ³й день, то есть послать за своимъ другомъ цирюльникомъ Николаемъ и вмѣстѣ съ нимъ отправиться въ домъ Донъ-Кихота.

  

   Донъ-Кихотъ все еще спалъ. Священникъ спросилъ у племянницы ключи отъ комнаты, въ которой были книги вредныхъ авторовъ, и та съ радостью ихъ отдала. Всѣ, въ сопровожден³и экономки, вошли въ комнату и нашли тамъ болѣе ста большихъ, хорошо переплетенныхъ томовъ и нѣсколько книгъ небольшого формата. При видѣ ихъ экономка поспѣшно выбѣжала изъ комнаты и вскорѣ же возвратилась съ чашей святой воды и кропиломъ. "Возьмите, господинъ лиценц³атъ,- сказала она,- окропите эту страшную комнату на случай, если здѣсь находится какой-нибудь волшебникъ изъ тѣхъ, которыми наполнены книги - чтобы онъ не могъ очаровать насъ въ наказан³е за наши угрозы выгнать изъ м³ра его и его собрат³й." Священникъ засмѣялся надъ простотой экономки и попросилъ цирюльника подавать ему книги по одной, чтобы можно было разсмотрѣть, о чемъ каждая говоритъ, такъ какъ могли встрѣтиться и так³я, которыя совсѣмъ не заслуживали сожжен³я. "Нѣтъ,- сказала племянница,- не слѣдуетъ щадить ни одной, потому что всѣ онѣ приносятъ только вредъ. Лучше всего выбросить ихъ за окно, сложить въ кучу и поджечь, или еще лучше отнести ихъ на задн³й дворъ, и тамъ мы устроимъ изъ нихъ костеръ, чтобы дымъ ихъ не безпокоилъ насъ." Экономка высказала то же намѣрен³е - такъ сильно обѣ онѣ желали смерти этихъ бѣдныхъ невинныхъ книгъ; но священникъ не соглашался на это, не прочитавъ предварительно хотя бы заглав³й. И первымъ сочинен³емъ, которое вручилъ ему сеньоръ Николай, были четыре тома Амадиса Гальскаго; относительно его священникъ сказалъ: Мнѣ кажется, что такъ случилось неспроста; какъ я слыхалъ, это - первая рыцарская книга, напечатанная въ Испан³и, я отъ нея-то получили происхожден³е друг³я этого-же рода; поэтому я думалъ, что, какъ основательницу гнусной ереси, мы должны безъ всякаго сожалѣн³я приговорить ее къ сожжен³ю.- Нѣтъ, сеньоръ,- возразилъ цирюльникъ,- а я также слыхалъ, что это лучшая изъ книгъ, написанныхъ въ этомъ родѣ, и потому, какъ образецъ, она заслуживаетъ помилован³я.- Это правда, сказалъ священникъ,- и на этомъ основан³и мы пока пожалуемъ ей жизнь. Посмотримъ теперь другую рядомъ! - Это,- сказалъ цирюльникъ, Подвиги Эспланд³ана, законнаго сына Амадиса Гальскаго.- По моему мнѣн³ю,- сказалъ священникъ,- заслуги его отца не должны быть причиною снисходительности къ его сыну. Возьмите, госпожа экономка, откройте это окно и выбросьте эту книгу на дворъ: пусть она положитъ начало костру, на которомъ мы устроимъ нашъ потѣшный огонь." Экономка отъ всего сердца повиновалась,- и храбрый Эспланд³анъ полетѣлъ во дворъ терпѣливо ожидать угрожавшаго ему сожжен³я. "Дальше! - сказалъ священникъ.- Затѣмъ идетъ,- сказалъ цирюльникъ, Амадисъ Греческ³й и всѣ, которыя на этой сторонѣ, тоже, кажется, изъ семейства Амадисова.- Ну, такъ пусть всѣ онѣ отправляются во дворъ! сказалъ священникъ - право, за удовольств³е сжечь королеву Пинтикли³эстру и пастуха Даринэля съ его эклогами, а также запутанныя рѣчи и дьявольск³я разсужден³я самого автора, я согласился бы вмѣстѣ съ ними сжечь моего собственнаго отца, если бы онъ мнѣ предсталъ въ образѣ странствующаго рыцаря.- Я думаю тоже самое, сказалъ цирюльникъ.- И я то же, добавила племянница.- Такъ давайте же ихъ мнѣ,- проговорила экономка,- и онѣ отправятся во дворъ." Ей передали книги (ихъ было много) и, чтобы избавиться отъ трудовъ спускаться съ лѣстницы, она и ихъ отправила внизъ черезъ окно.

   "Это что за толстый томъ? спросилъ священникъ.- Это,- отвѣчалъ цирюльникъ,- Донъ Оливантъ де Лаура,- Авторъ этой книги,- сказалъ священникъ,- тотъ самый, который сочинилъ Садъ цвѣтовь; и, по правдѣ сказать, я затруднялся бы рѣшить, какая изъ этихъ книгъ болѣе истинна или, скорѣе, менѣе ложна. Я могу пожелать только, чтобы она шла тоже во дворъ за свою нелѣпость и надутый тонъ - Теперь идетъ, сказалъ цирюльникъ,- Флорисмарсь Гирканск³й.- Какъ! - воскликнулъ священникъ,- здѣсь есть также и сеньоръ Флорисмарсъ? Ну, такъ пусть поспѣшитъ онъ вслѣдъ за другими, несмотря на свое иностранное происхожден³е и фантастическ³я приключен³я; потому что только этого онъ и заслуживаетъ за грубость и сухость своего слога... Во дворъ и того и другого, госпожа экономка.- Съ