Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая

   Въ разлукѣ долгой таятъ жизни силы,

   И страху быть забытымъ никакая

   Надежда противостоять не можетъ -

   Во всемъ грозитъ намъ смерть неотвратимо.

   Но я... но я, неслыханное чудо!

   Все живъ еще, и ревностью томимый,

   И долгою разлукой, угнетенный

   Пренебрежен³емъ и убѣжденный,

   Что истинны мои всѣ подозрѣнья.

   Въ забвен³и, когда любовь сильнѣе

   Я чувствую, среди мучен³й столькихъ,

   И тѣни взоръ надежды мой не ищетъ.

   Отчаявшись, ея я не желаю -

   Напротивъ, чтобы жаловаться могъ я,

   Клянуся избѣгать ее и вѣчно.

  

   Возможно-ли въ одно и тоже время

   И страху и надеждѣ предаваться?

   И хорошо-ли дѣлать это, если

   Для страха вѣрныя у насъ причины?

   Ужель глаза свои закрыть я долженъ,

   Когда является предъ ними ревность,

   Когда ея я не могу не видѣть,

   Страдающ³й отъ тысячъ ранъ жестокихъ,

   Которыми душа моя покрыта?

   Кто недовѣрчивость и страхъ отринетъ,

   Когда увидитъ ясно равнодушье

   И въ подозрѣн³яхъ всѣхъ убѣдится

   Своихъ изъ горькихъ опыта уроновъ,

   Когда предъ истиной глава прозрѣютъ

   И истина предстанетъ безъ покрова?

   О Ревность, о тиранъ Амура царства,

   На руки эти наложи оковы!

   Пренебреженье, казнью жизнь прерви мнѣ!-

   Но, нѣтъ! увы! жестокую побѣду

   Свою надъ вами празднуетъ Страданье!..

   Я умираю, наконецъ, и, чтобы

   Надежды не лелѣять на вниманье

   Твое ни въ жизни этой, ни за гробомъ,

   Останусь твердо при своемъ рѣшеньи.

   Скажу, что счастье намъ любовь приноситъ,

   Что тотъ, кого рабомъ своимъ избрала

   Она,- свободнѣй всякаго другого.

   Скажу, что та, кого врагомъ считалъ я,

   Душой прекрасна такъ же, какъ и тѣломъ,

   Что въ равнодушьи я ея виновенъ

   И что Амуръ страданья посылаетъ

   Намъ, чтобы миръ царилъ въ его владѣньяхъ.

   Пусть эта мысль и, жалкая веревка

   Ускорятъ роковой конецъ, къ какому

   Меня презрѣн³е твое приводитъ,

   И я умру, и прахъ мой вѣтръ развѣетъ,

   И славы лавръ меня не увѣнчаетъ.

  

   О, ты, которая жестокосердьемъ

   Принудила меня разстаться съ жизнью,

   Кого я ненавижу и боюся!

   Взгляни на это раненое сердце;

   Взгляни, какъ радостно оно трепещетъ,

   Испытывая всѣ твои удары.

   И если окажуся я достойнымъ,

   Чтобы изъ глазъ твоихъ слеза скатилась,-

   Прошу, остановись въ порывѣ добромъ:

   Я сожалѣнья не приму въ отплату

   За стоивш³я жизни мнѣ мученья.

   Напротивъ, въ эту мрачную минуту

   Пусть смѣхъ раздается твой и всѣмъ докажетъ,

   Что праздникъ для тебя - моя кончина,

   Но, какъ я простъ, совѣтъ такой давая,

   Когда твое въ томъ состоитъ желанье,

   Чтобъ смерть моя скорѣе наступила!

  

   Часъ пробилъ!.. Васъ молю, страдальцы ада!

   Явитесь! Танталъ, жаждою томимый,

   Сизифъ подъ бременемъ тяжелымъ камня!

   Ты, Прометей, явись съ своею птицей!

   Икс³онъ, не переставай вращаться!

   Вы, дочери Даная, лейте воду!..

   Пусть всѣ они соединятъ мученья

   Свои и ими сердцѣ мнѣ наполнятъ,

   Пусть похоронную они мнѣ пѣсню

   Споютъ (когда прилично пѣть надъ гробомъ

   Того, кто кончилъ жизнь самоуб³йствомъ).

   Пустъ пѣсня эта прозвучитъ надъ тѣломъ,

   Котораго и въ саванъ не одѣнутъ.

   Пусть трехголовый сторожъ адск³й, Церберъ,

   И тысячи другихъ химеръ и чудищъ

   Свой голосъ присоединятъ унылый

   Къ напѣву этой пѣсни погребальной!

   Какая тризна болѣе прилична

   Надъ гробомъ павшаго отъ стрѣлъ Амура?

  

   О пѣснь отчаянья! жестокосердой

   Не призывай къ погибшему участья,

   Когда раздашься надъ моей могилой:

   Чѣмъ съ большей выскажешь печаль ты силой,

   Тѣмъ болѣе ты ей доставишь счастья.

  

   Всѣ присутствовавш³е одобряли стихи Хризостома. Вивальдо, читавш³й ихъ, замѣтилъ только, что эта пѣсня кажется не совсѣмъ согласною съ тѣмъ, что разсказывали о скромности и добродѣтели Марселлы; бѣдный влюбленный мучается, если судить по пѣснѣ, ревностью, подозрѣн³ями, разлукой, а это все можетъ служить только въ ущербъ доброй славѣ его возлюбленной. Но Амброз³о, знавш³й самыя тайныя мысли своего друга, отвѣтилъ: "Надо вамъ сказать, господинъ, чтобы разсѣять ваши сомнѣн³я, что въ то время, когда несчастный сочинялъ это стихотворен³е, онъ находился вдали отъ Марселлы, покинутой имъ добровольно съ цѣлью испытать, имѣетъ-ли разлука для него ту силу, какое обыкновенно ей приписываютъ; а такъ какъ на отсутствующаго любовника всегда нападаютъ всяк³я подозрѣн³я и опасен³я, то, понятно, и Хризостомъ страдалъ слишкомъ дѣйствительными муками ревности, которымъ, однако, основан³е было только въ его воображен³я. Поэтому, остается внѣ всякаго сомнѣн³я все, что утверждаетъ заслуженная репутац³я Марселлы, которую, за исключен³емъ того, что она жестока, немного горда и довольно надменна, даже зависть не можетъ упрекнуть въ малѣйшемъ порокѣ".

   Вивальдо отвѣтилъ ему, что онъ правъ, и собрался было уже прочитать другую изъ бумагъ, спасенныхъ имъ отъ огня, но этому помѣшало чудное видѣн³е, представшее его глазамъ. На утесѣ, у подошвы котораго рыли могилу, появилась пастушка Марселла съ своей дивной, превосходившей всяк³я описан³я, красотой. Всѣ - и не видавш³е ея прежде ни разу, и привыкш³е ее часто видѣть - замерли на своихъ мѣстахъ, погрузившись въ безмолвное, восторженное созерцан³е. Но какъ только Амброз³о ее замѣтилъ, онъ полнымъ негодован³я голосомъ воскликнулъ, обращаясь къ ней: "Явилась-ли ты, дик³й василискъ этихъ горъ съ ядовитымъ взоромъ, нарочно, чтобы посмотрѣть, не потечетъ ли кровь изъ ранъ этого несчастнаго, у котораго твоя жестокость отняла жизнь? Явилась-ли ты порадоваться и насладиться гнуснымъ торжествомъ твоего необыкновеннаго своенрав³я? Или же ты хочешь съ высоты этого холма видѣть, подобно второму безжалостному Нерону, зрѣлище Рима, объятаго пожаромъ, или попрать ногами этотъ несчастный трупъ подобно тому, к&съ безчеловѣчная дочь Тарквин³я попирала трупъ своего отца? {Тулл³я, жена Тарквин³я, велѣла проѣхать своей колесницѣ по трупу ея отца, Серв³я Тулл³я. Сервантесъ, по разсѣянности, дѣлаетъ ошибку, называя ее дочерью Тарквин³я.}. Скажи-же намъ скорѣе: что приводитъ тебя сюда и чего ты желаешь отъ насъ? Зная, насколько всѣ мысли Хризостома были подчинены тебѣ во время его жизни, я увѣренъ, что и теперь, когда его уже нѣтъ болѣе, ты найдешь то же послушан³е среди всѣхъ, кого онъ называлъ своими друзьями.

   - Я явилась сюда не за тѣмъ, о Амброз³о, зачѣмъ ты предположилъ,- отвѣтила Марселла.- Я явилась только за тѣмъ, чтобы защититься и доказать, какъ неправы тѣ, которые обвиняютъ меня въ причинен³и имъ страдан³й и упрекаютъ въ смерти Хризостома. Поэтому я прошу васъ, всѣхъ присутствующихъ здѣсь, выслушать меня со вниман³емъ,- мнѣ не потребуется ни много времени, ни много словъ, чтобы обнаружить истину для такихъ разумныхъ людей, какъ вы.

   "Небо, по вашимъ словамъ, сотворило меня прекрасной; моя красота заставляетъ васъ любить меня, и вы не можете противиться этому влечен³ю: въ награду-же за любовь ко мнѣ, вы говорите и требуете, чтобы и я любила васъ. Благодаря природному разуму, дарованному мнѣ Богомъ, я признаю, что все прекрасное - достойно любви, но я не признаю того, чтобы любимое, какъ прекрасное, обязано было за то только, что оно любимо, любить любящаго его, тѣмъ болѣе, что любящ³й прекрасное самъ можетъ быть дуренъ; и такъ какъ все дурное заслуживаетъ только отвращен³я, то было бы странно сказать: я люблю тебя, потому что ты прекрасна, ты должна любить меня, хотя я и дуренъ. Но предположимъ, что съ той и другой стороны красота равна; все таки и тогда еще мало основан³я, чтобы желан³я были одинаковы, такъ какъ не всякая красота внушаетъ любовь,- есть такая красота, которая ласкаетъ глазъ, не подчиняя себѣ желан³я. Еслибы всякая красота имѣла силу трогать и покорять сердца, то весь м³ръ представилъ-бы хаосъ, въ которомъ блуждаютъ и сталкиваются желан³я, не знающ³я на чемъ остановиться, потому что сколько бы было красивыхъ предметовъ, столько же было бы и желан³й. Истинная же любовь, какъ я слыхала, не умѣетъ раздѣляться, она должна быть добровольна, а не вынуждена. Если это такъ, какъ я думаю, то зачѣмъ хотите вы, чтобы мое сердце уступило принужден³ю и только потому, что вы меня любите? Но, скажите мнѣ, еслибы небо вмѣсто того, чтобы создать меня прекрасной, создало меня дурной, имѣла-ли бы я право жаловаться на то, что вы меня не любили-бы? Вы должны, кромѣ того, принять во вниман³е, что приписываемую мнѣ красоту не я сама выбрала, а такой, какъ она есть, мнѣ даровало ее небо по своей милости, безъ всякихъ просьбъ съ моей стороны; и, какъ ехидна не заслуживаетъ упрековъ за свой ядъ, хотя и смертельный, потому что ядъ этотъ вложила въ нее природа, такъ и я не заслуживаю упрековъ за то, что рождена прекрасной; красота въ честной женщинѣ подобна далекому огню или неподвижно лежащему мечу - ни тотъ не жжетъ, ни другой не ранитъ тѣхъ, которые держатся отъ нихъ на нѣкоторомъ разстоян³и. Честь и добродѣтель лучш³я украшен³я души, безъ которыхъ тѣло можетъ, но не должно казаться прекраснымъ; почему-же, если честность есть лучшее украшен³е души и тѣла, почему женщина, которую любятъ за ея красоту, должна терять это главное изъ своихъ благъ, чтобы только удовлетворить желан³ямъ мужчины, старающагося единственно только въ виду собственнаго удовольств³я отнять у ней это благо? Я рождена свободной и, чтобы имѣть возможность вести свободную жизнь, я избрала уединен³е полей. Деревья этихъ горъ составляютъ мое общество, чистыя воды ручейковъ служатъ мнѣ зеркалами: единственно только деревьямъ и ручейкамъ довѣряю я свои мысли и свою красоту. Я сравниваю себя съ далекимъ огнемъ, съ мечемъ, котораго невозможно достать. Тѣхъ, кого я заставила влюбиться моею наружностью, я разочаровала своими словами. И если желан³я поддерживаются надеждами, то, такъ какъ я ни Хризостому, ни кому другому надежды не подавала, то можно сказать, что въ его смерти виновато скорѣе его упорство, чѣмъ моя жестокость. Если мнѣ возразятъ, что желан³я его были честны и что потому я была обязана согласиться на нихъ, то я отвѣчу, что на этомъ самомъ мѣстѣ, гдѣ теперь предаютъ его могилѣ, онъ мнѣ открылъ свое тайное намѣрен³е, я же сообщила ему свое желан³е жить въ вѣчномъ одиночествѣ и предать землѣ непорочными останки моей дѣвственной красоты; и если, несмотря на это предостережен³е, онъ захотѣлъ все-таки упорствовать въ своей надеждѣ и, плыть противъ вѣтра, то удивительно ли, что ему пришлось потерпѣть крушен³е въ водоворотѣ собственнаго неблагоразум³я. Если бы я ему подала надежду, я бы солгала; если бы я приняла его предложен³е, я измѣнила-бы своему святому рѣшен³ю. Онъ упорствовалъ въ своихъ обманутыхъ надеждахъ, онъ пришелъ въ отчаян³е, не будучи ненавидимъ. Теперь вы видите, справедливо-ли наказывать меня за его ошибку! Пусть жалуется на меня тотъ, кого я обманула; пусть отчаивается тотъ, кто получилъ отъ меня напрасныя обѣщан³я; пусть пребываетъ въ увѣренности тотъ, кого я ободрила въ его склонности; пусть торжествуетъ тотъ, кому я подарила свою любовь! Но имѣетъ ли право называть меня жестокой и уб³йцей тотъ, кого я не обманывала, кому я ничего не обѣщала и кто не видѣлъ отъ меня ни одобрен³я, ни расположен³я? До сихъ поръ небо не захотѣло, чтобы любить было моею участью; ошибается тотъ, кто думаетъ, что я буду любить по выбору. Пусть это служитъ общимъ предостережен³емъ для всѣхъ, кто домогается меня въ своихъ личныхъ видахъ, и пусть впредь знаютъ, что, если кто умретъ изъ-за меня, то это не отъ ревности и не отъ презрѣн³я, потому что та, которая никого не любитъ, не можетъ никому внушить ревности, выводить же людей изъ ихъ заблужден³я не значитъ ихъ презирать. Пусть тотъ, кто называетъ меня василискомъ и дикимъ звѣремъ, избѣгаетъ меня, какъ ненавистную и опасную тварь; пусть тотъ, кто называетъ меня неблагодарной, не даритъ меня своими заботами; называющ³й меня своенравной, пусть не ищетъ знакомства со мной; называющ³й меня жестокой, пусть откажется отъ преслѣдован³й меня - этотъ дик³й звѣрь, этотъ василискъ, эта неблагодарная, жестокая, эта женщина своенравнаго характера не проситъ для себя знаковъ ихъ преданности и, ни въ какомъ случаѣ, не будетъ ихъ искать и преслѣдовать. Если нетерпѣн³е и жаръ желан³й заставили умереть Хризостома, виновата-ли въ томъ моя честность, моя осмотрительность? Если я сохраняю мою добродѣтель среди деревьевъ этихъ уединенныхъ мѣстъ, зачѣмъ-же пытается заставить меня потерять ее тотъ, кто желаетъ, чтобы я хранила ее между людьми? Какъ вамъ извѣстно, у меня есть нѣкоторое состоян³е; я не желаю состоян³я другихъ. Я дорожу своей независимостью и не сумѣла бы подчиняться чужой волѣ. Я не люблю и не ненавижу никого; про меня не могутъ сказать, что я, обманывая одного, ласкаю другого; что, суровая съ тѣмъ, я кротка и обходительна съ другимъ. Честное общество пастуховъ и уходъ за своими козами - вотъ мои удовольств³я. Что-же касается моихъ желан³й, то они не выходятъ изъ предѣловъ этихъ горъ, развѣ только для того, чтобы созерцать красоту неба, къ которому душа всегда должна стремиться, какъ къ своему естественному пребыван³ю".

   Произнеся эти слова и не желая ничего больше слушать, пастушка удалилась и исчезла въ чащѣ сосѣдняго лѣса, оставивъ всѣхъ слушавшихъ ее въ большомъ удивлен³и какъ отъ ея ума, такъ и отъ красоты. Нѣкоторые изъ присутствовавшихъ, которыхъ ранили могуч³я стрѣлы, брошенныя ея прекрасными глазами, обнаружили намѣрен³е за нею послѣдовать, не обративъ вниман³я на довольно ясное, только-что данное ею предупрежден³е. Но это замѣтилъ Донъ-Кихотъ; и, найдя случай удобнымъ, чтобы исполнить рыцарск³й долгъ, подавъ помощь нуждающейся дѣвицѣ, онъ положилъ руку на рукоятку своего меча и воскликнулъ громко и внятно: "Пусть никто, къ какому-бы онъ зван³ю или состоян³ю не принадлежалъ, не осмѣливается слѣдовать за прекрасной Марселлой, подъ страхомъ подвергнуться моему гнѣву и ярости. Она неопровержимыми доводами доказала, что она почти и даже совершенно безупречна въ смерти Хризостома и далека отъ намѣрен³я снизойти на обѣщан³я кого-либо изъ своихъ любовниковъ. Вотъ почему вмѣсто того, чтобы быть преслѣдуемой, она должна быть уважаема и почитаема, всѣми честными людьми въ м³рѣ, потому что, по всей вѣроятности, она единственная женщина, проводящая свою жизнь въ такихъ постоянныхъ уважен³я чувствахъ".

   Вслѣдств³е-ли угрозъ Донъ-Кихота или вслѣдств³е напоминан³я Амброз³о о томъ, что они еще въ долгу передъ своимъ другомъ,- только никто изъ пастухомъ не дѣлалъ больше шагу, чтобы удаляться до тѣхъ поръ, пока не вырыли могилу, сожгли бумаги Хризостома и положили тѣло его въ могилу; предан³е тѣла землѣ вызвало у всѣхъ присутствовавшихъ слезы на глаза. Могилу прикрыли большимъ обломкомъ скалы на то время, пока не будетъ готовъ надгробный камень, на которомъ, по словамъ Амброз³о, онъ предполагалъ заказать высѣчь такую эпитаф³ю:

  

   "Здѣсь прахъ покоится холодный

   Того, кто рокомъ былъ гонимъ.

   Хоть жреб³й пастыря свободный

   Онъ несъ, но рабствомъ былъ томимъ

  

   "Любви и жертвой палъ несчастной

   Презрѣнья гордой красоты:

   Она съ улыбкою безстрастной

   И жизнь сгубила и мечты."

  

   Затѣмъ на могилу набросали цвѣтовъ и вѣтвей, и всѣ пастухи разстались съ Амброз³о, свидѣтельствуя своему другу участ³е къ его горю. Вивальдо и его спутникъ поступили такъ-же. Донъ-Кихотъ тоже простился съ своими хозяевами, пастухами и путешественниками, приглашавшими его отправиться съ ними въ Севилью, городъ, по ихъ словамъ, настолько обильный приключен³ями, что на каждомъ углу улицы ихъ найдешь больше, чѣмъ въ какомъ-либо другомъ городѣ во всемъ м³рѣ. Донъ-Кихотъ поблагодарилъ ихъ за это свѣдѣн³е, а также и за выраженныя ему чувства, во добавилъ при этомъ, что онъ не хочетъ и не долженъ ѣхать въ Севилью прежде, чѣмъ не очиститъ всѣ эти горы отъ разбойниковъ, которыми онѣ кишатъ.

   Узнавъ про такое благое намѣрен³е, путешественники не стали больше настаивать и, снова простившись съ нимъ, отправились въ путь, все время не прерывая своего разговора, предметомъ котораго служили то истор³я Марселлы и Хризостома, то безумство Донъ-Кихота. Рыцарь-же рѣшилъ отправиться на поиски пастушки Марселлы и, отыскавъ ее, предложить своя услуги. Но этого плана ему не удалось исполнить, какъ это увидятъ изъ продолжен³я этой правдивой истор³и, вторая часть которой оканчивается на этомъ мѣстѣ.

  

   Мудрый Сидъ Ганедъ Бенъ-Энгелли разсказываетъ, что, простившись со всѣми присутствовавшими на погребен³и пастуха Хризостома, Донъ-Кихотъ, въ сопровожден³и своего оруженосца, въѣхалъ въ лѣсъ, въ которомъ скрылась прекрасная Марселла; но, проблуждавъ тамъ въ напрасныхъ поискахъ повсюду часа два, они выѣхали на покрытую зеленой травой лужайку, посреди которой протекалъ прелестный свѣтлый ручеекъ, и, соблазненные красотой мѣста, рѣшили провести здѣсь часы полуденнаго отдыха, такъ какъ жара давала сильно себя чувствовать. Донъ-Кихотъ и Санчо слѣзли на землю и, пустивъ на волю Россинанта и осла пользоваться травой, росшей на лугу въ изобил³и, сани произвели нападен³е на сумку, и, безъ всякихъ церемон³й, господинъ и слуга, вкупѣ и влюбѣ, принялись поѣдать ея содержимое.

   Санчо не позаботился связать ноги Россинанту, зная его спокойный характеръ, такъ мало склонный къ грѣху плоти, что всѣ кобылы кордовскихъ пастбищъ не представили бы для него ни малѣйшаго соблазна. Но по волѣ судьбы, а также и никогда недремлющаго чорта, случилось такъ, что въ той-же самой долинѣ паслось стадо галиц³йскихъ кобылъ, которыхъ гнали янгуэзск³е погонщики муловъ. Эти погонщики имѣютъ обыкновен³е отдыхать въ полдень съ своими стадами въ мѣстахъ, гдѣ есть трава и вода, и, стало быть, мѣсто, гдѣ остановился Донъ-Кихотъ, было очень удобно для нихъ. Вдругъ на этотъ разъ Россинанта разобрала охота приволокнуться за госпожами кобылами, какъ только онъ почуялъ ихъ, и вотъ онъ, позабывъ своя добрыя привычки и природную походку, не спросивъ позволен³я у своего господина, помчался мелкою щегольскою рысью повѣдать имъ свое любовное желан³е; но кобылы, нуждавш³яся, кажется, больше въ кормѣ, чѣмъ въ чемъ-либо другомъ, принялись его лягать и кусать, въ одну минуту порвали на немъ сѣдельные ремни и лишили всего его наряда. Но его ожидала и другая, болѣе чувствительная невзгода: погонщики муловъ, увидавъ его насильственное покушен³е на ихъ кобылъ, прибѣжали съ палками и стали такъ жестоко бить его, что въ скоромъ времени онъ очутился лежащимъ вверхъ ногами на лугу. Увидавъ поражен³е Россинанта, Донъ-Кихотъ и Санчо прибѣжали, запыхавшись, и рыцарь оказалъ своему оруженосцу: "Повидимому, эти люди не рыцари, а негодяи и подлая чернь. Поэтому ты можешь съ совершенно спокойною совѣстью помочь мнѣ отомстить за оскорблен³е, нанесенное у насъ на виду Россинанту.

   - Какое къ чорту мщен³е,- отвѣтилъ Санчо,- когда ихъ двадцать, а насъ два человѣка или, даже скорѣе, полтора. - Я одинъ стою сотни человѣкъ", возразилъ Донъ-Кихотъ, и, безъ дальнѣйшихъ разговоровъ, онъ схватилъ мечъ и бросился на янгуэзцевъ. Воодушевленный примѣромъ своего господина, Санчо послѣдовалъ за нимъ.

   При первомъ нападен³и Донъ-Кихотъ нанесъ такой сильный ударъ мечемъ одному изъ погонщиковъ, что просѣкъ надѣтую на немъ кожаную куртку, а также и добрую часть плеча. Янгуэзцы, которыхъ была порядочная компан³я, увидѣвъ, что на нихъ нападаютъ только двое, прибѣжали со своими дубинками и, окруживъ толпою обоихъ смѣльчаковъ, осыпали ихъ градомъ палочныхъ ударовъ. При второмъ же приступѣ они свалили Санчо на землю, а вскорѣ и Донъ-Кихотъ, несмотря на всю свою ловкость и мужество, подвергся той-же участи. Звѣзда его судьбы пожелала такъ, что онъ упалъ у ногъ Россинанта, все еще не имѣвшаго силъ подняться,- обстоятельство, показывающее, какъ удивительно исправно исполняетъ свою службу палка въ грубыхъ и расходившихся рукахъ. Янгуэзцы-же, при видѣ учиненнаго ими злодѣян³я, проворно осѣдлали своихъ кобылъ и пустились въ путь, оставивъ нашихъ искателей приключен³й въ довольно дурномъ расположен³и духа и не менѣе того дурномъ состоян³и.

   Первымъ пришелъ въ чувство Санчо Панса и, лежа рядомъ со своимъ господиномъ, сказалъ ему жалобнымъ и печальнымъ голосомъ: "Господинъ Донъ-Кихотъ! А, господинъ Донъ-Кихотъ! - Что хочешь ты, мой братъ Санчо? - отозвался такъ-же плачевно рыцарь. - Я хотѣлъ-бы, если это возможно,- отвѣтилъ Санчо,- чтобы ваша милость дали мнѣ глотка два этого питья Фьербласо, если оно у васъ имѣется подъ рукою. Можетъ быть, оно такъ-же полезно при переломѣ костей, какъ и при ранахъ. - Ахъ, еслибы оно было у меня, несчастнаго,- отвѣтилъ Донъ Кнхотъ,- чего-бы намъ тогда не доставало? Но, клянусь тебѣ чест³ю странствующаго рыцаря, Санчо Панса, что не пройдетъ и двухъ дней - развѣ только судьба распорядится иначе - у меня будетъ этотъ бальзамъ, если только не потеряю употреблен³я своихъ рукъ. - Двухъ дней! - возразилъ Санчо;- а черезъ сколько дней, по мнѣн³ю вашей милости, будемъ мы въ состоян³и пустить въ употреблен³е свои ноги? - Относительно себя,- отвѣтилъ избитый рыцарь,- я не могу сказать числа; но я сознаюсь, что вся вина въ этомъ несчаст³и падаетъ на меня, такъ какъ я не долженъ былъ обнажать меча противъ людей, непосвященныхъ въ рыцари; и, безъ сомнѣн³я, за это самое нарушен³е рыцарскихъ законовъ Богъ битвъ допустилъ меня принять такое наказан³е. Вотъ почему, мой дорогой Санчо, я считаю нужнымъ тебѣ сообщить кое-что касающееся нашего общаго благополуч³я, именно - если ты увидишь, что подобная сволочь сдѣлаетъ что-либо оскорбительное противъ насъ, то не дожидайся, чтобы я обнажилъ мечъ для наказан³я ихъ - чего я не сдѣлаю ни въ какомъ случаѣ,- а бери самъ мечъ и расправляйся съ ними по своему. Если же къ нимъ на помощь придутъ рыцари, тогда я самъ сумѣю тебя защитить и, какъ слѣдуетъ, поразить ихъ. Вѣдь ты уже видѣлъ на множествѣ опытовъ, до чего простирается мужество этой грозной руки". Настолько преисполненъ былъ нашъ бѣдный рыцарь высокомѣр³я со времени своей побѣды надъ бискайцемъ. Но Санчо не совсѣмъ одобрилъ совѣтъ своего господина и счелъ долгомъ отвѣтить на него: "Господинъ,- сказалъ онъ,- я человѣкъ смирный, спокойнаго и миролюбиваго характера и умѣю прощать всяк³я оскорблен³я, потому что у меня есть жена, которую я обязанъ кормить, и дѣти, которыхъ я долженъ воспитывать. И потому примите къ свѣдѣн³ю, ваша милость, это заявлен³е - я не могу сказать это распоряжен³е,- что я никогда, ни въ какомъ случаѣ не возьму меча въ руки ни противъ простолюдина, ни противъ рыцаря и что отнынѣ и до самаго страшнаго суда я прощаю всѣ обиды и тѣ, которыя уже сдѣланы, и тѣ, которыя будутъ сдѣланы мнѣ, отъ кого-бы они не происходили, отъ знатной-ли особы, или простого человѣка, отъ богатаго-ли, или бѣднаго, отъ дворянина или мужика, безъ исключен³я всякаго зван³я и состоян³я". Услыхавъ это, господинъ его отвѣчалъ ему: "Хотѣлось бы мнѣ посвободнѣе дышать, чтобы выражаться ясно, и успокоить чѣмъ-нибудь боль, испытываемую мною въ помятомъ боку, чтобы объяснить тебѣ, Панса, въ какомъ ты заблужден³и. Слушай-же нераскаянный грѣшникъ! Если вѣтеръ судьбы, до сихъ поръ дувш³й противъ насъ, повернетъ въ нашу сторону и наполнитъ паруса нашихъ желан³й, чтобы привести насъ, безъ опасностей и безъ бурь, къ гавани какого-нибудь острова, обѣщаннаго мною тебѣ,- что будетъ съ тобою, когда я, покоривъ этотъ островъ, захочу сдѣлать тебя его господиномъ? Мнѣ будетъ невозможно это сдѣлать, потому что ты не рыцарь и не хочешь быть имъ, не имѣешь ни мужества, ни даже желан³я мстить за свои оскорблен³я и защищать свою владѣтельную особу. Ты вѣдь знаешь, что во всѣхъ вновь покоренныхъ областяхъ или королевствахъ умы обитателей не настолько спокойны и не настолько привязаны къ ихъ новому господину, чтобы можно было не опасаться съ ихъ стороны волнен³й и желан³я, какъ говорится, попытать счастья. Слѣдовательно, новому повелителю необходимо имѣть достаточно разума, чтобы умѣть себя вести, и достаточно храбрости, чтобы принимать, смотря по обстоятельствамъ, то оборонительное, то наступательное положен³е. - Въ приключен³и, которое только что произошло съ нами,- отвѣтилъ Санчо,- мнѣ бы очень хотѣлось имѣть этого разума и этой храбрости, о которыхъ говоритъ ваша милость; но сейчасъ, клянусь вамъ честью бѣдняка, мнѣ больше нуженъ пластырь, чѣмъ проповѣди. Ну-те-ка, попробуйте подняться, а потомъ мы поможемъ подняться и Россинанту, хоть онъ этого и не заслуживаетъ совсѣмъ, такъ какъ онъ главный виновникъ всего происшедшаго съ нами. Вотъ совсѣмъ не ожидалъ я такого поведен³я отъ Россинанта, котораго я считалъ за такую-же цѣломудренную и миролюбивую особу, какъ и я. Правду, должно быть, говорятъ, что нужно много времени, чтобы узнать людей и что нѣтъ ничего надежнаго въ этой жизни. Кто могъ-бы сказать, что послѣ страшныхъ ударовъ мечемъ, нанесенныхъ вашею милостью этому несчастному странствующему рыцарю, скоро разразится и надъ вашими плечами въ свою очередь эта сильная буря палочныхъ ударовъ. - Еще твои плечи, вѣроятно, привыкли къ подобнымъ ливнямъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- но что касается моихъ, привыкшихъ нѣжиться въ тонкомъ голландскомъ полотнѣ, то они, вѣроятно долго будутъ ощущать боль послѣ этой невзгоды, и если бы я не думалъ - что я говорю, не думалъ! - если бы я не былъ увѣренъ, что всѣ так³я непр³ятности необходимо связаны съ зван³емъ рыцаря, то я умеръ бы здѣсь отъ стыда и досады". Оруженосецъ отвѣтилъ на это: "Господинъ, если так³я непр³ятности составляютъ преимущества рыцарей, то не можете-ли вы мнѣ сказать, случаются-ли онѣ круглый годъ или-же для нихъ существуютъ постоянныя и опредѣленныя времена, какъ для уборки хлѣба: потому что мнѣ кажется, что послѣ двухъ такихъ жатвъ, какъ эта, мы, пожалуй, будемъ не въ состоян³и собрать третью, развѣ только Богъ въ своемъ безконечномъ милосерд³и явится къ намъ на помощь. - Знай-же, другъ Санчо,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- что жизнь странствующихъ рыцарей подвержена всякаго рода опасностямъ и несчаст³ямъ; но имъ также постоянно представляется возможность сдѣлаться королями и императорами, какъ это доказано опытомъ очень многихъ рыцарей, истор³я которыхъ мнѣ отлично извѣстна; еслибы боль не мѣшала мнѣ, я могъ бы тебѣ разсказать про нѣкоторыхъ изъ такихъ рыцарей, которые только силою собственной руки достигли самаго высокаго положен³я. А, между тѣмъ, эти-же самые рыцари подвергались до этого и послѣ этого всякаго рода бѣдств³ямъ и лишен³ямъ. Такъ храбрый Амадисъ Гальск³й видѣлъ себя во власти своего смертельнаго врага, волшебника Архилая, и достовѣрно извѣстно, что этотъ волшебникъ, держа его въ плѣну, далъ ему болѣе двухъ сотъ ударовъ ременными поводами своей лошади, привязавъ его къ столбу во дворѣ собственнаго замка. Неизвѣстный, но заслуживающ³й довѣр³я авторъ разсказываетъ также, что рыцарь Фебъ, будучи схваченъ въ потаенной ямѣ, раскрывшейся подъ его ногами въ одномъ замкѣ, былъ брошенъ въ глубокое подземелье съ связанными рукаѵи и ногами; тамъ его подчивали такимъ лѣкарствомъ, составленнымъ изъ песку и снѣга, что бѣдный рыцарь былъ на волосокъ отъ смерти и, навѣрно, погибъ-бы, еслибы въ такомъ бѣдственномъ положен³и не явился къ нему на помощь одинъ мудрецъ, его большой другъ. Слѣдовательно, и я могу пройти чрезъ тѣ-же самыя испытан³я, чрезъ как³я прошли эти благородныя личности; онѣ терпѣли болѣе тяжелыя оскорблен³я, чѣмъ только-что испытанное нами. Кромѣ того, ты долженъ еще знать, Санчо, что раны, нанесенныя оруд³ями, которыя случайно попались подъ-руку, не имѣютъ ничего позорнаго для того, кто эти раны получаетъ; такъ въ законѣ о поединкахъ въ точныхъ выражен³яхъ сказано: "Если одинъ башмачникъ, говорится тамъ, ударитъ другого колодкой, которую онъ держитъ въ рукѣ, та, хотя эта колодка и сдѣлана изъ дерева, все-таки нельзя сказать, что получивш³й ударъ былъ побитъ." Говорю это я тебѣ затѣмъ, чтобы ты не вздумалъ предполагать, будто-бы мы, побитые въ этой схваткѣ, были тѣмъ самымъ обезчещены; этого вовсе нѣтъ, такъ какъ оруж³емъ, которое носили эти люди, было ничто иное, какъ колья, и ни у кого изъ нихъ, насколько мнѣ помнится, не было ни меча, ни кортика, ни кинжала. - Мнѣ они не дали разглядѣть себя подробно,- отвѣтилъ Санчо,- потому что, прежде чѣмъ я успѣлъ взмахнуть моей Тисоной, {Назван³е одного изъ мечей Сида.} они такъ погладили мои плечи своими дубинками, что свѣтъ пропалъ у меня изъ глазъ, а сила - изъ ногъ, я я повалился на то самое мѣсто, гдѣ я еще я теперь покоюсь. И злитъ меня вовсе не мысль, что эти удары нанесли мнѣ безчест³е, а боль отъ полученныхъ ударовъ, которые такъ-же долго останутся запечатлѣвшимися у меня въ памяти, какъ и на плечахъ. - И все-таки,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- я тебѣ напомню, мой дорогой Санчо, что нѣтъ огорчен³я, котораго не изглаживало-бы время, и боли, которой не излѣчивала-бы смерть.- Такъ-то такъ,- возразилъ Санчо,- да вѣдь что же можетъ быть хуже той боли, которая проходятъ только современемъ и излѣчивается лишь со смертью? Еслибы, по крайней мѣрѣ, ваше бѣдств³е было однимъ изъ тѣхъ, которыя облегчаются однимъ или двумя пластырями, это было-бы все еще ничего; но мнѣ кажется, что всѣхъ больничныхъ припарокъ было-бы мало, чтобы поставить насъ на ноги,- Ну, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- перестань жаловаться и примирись съ судьбою; я подамъ тебѣ въ этомъ примѣръ. Посмотримъ-ка, какъ поживаетъ Россинантъ, потому что на долю бѣднаго животнаго, мнѣ кажется, выпало тоже порядкомъ. - Тутъ нечему удивляться,- отвѣтилъ Санчо, - вѣдь онъ - тоже странствующ³й: рыцарь; но меня удивляетъ, что мой оселъ остался здравъ и невредимъ и ни волоска не потерялъ тамъ, гдѣ мы поплатились своей шкурой. - Въ несчаст³я,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- судьба всегда оставляетъ одну дверь открытой для выхода; я говорю такъ потому, что это доброе животное можетъ на время замѣнить Россинанта и довезти меня до какого-нибудь замка, гдѣ-бы полѣчили мои раны. Тѣмъ болѣе, что я не считаю позорнымъ ѣхать на этомъ животномъ; и читалъ, помнится мнѣ, что добрый, старый Силенъ, воспитатели и наставникъ бога радости, въѣзжая въ стовратный городъ, сидѣлъ верхомъ на красивомъ ослѣ. - Все-таки, надо сидѣть верхомъ, какъ вы говорите,- отвѣтилъ Санчо;- а то вѣдь есть разница между человѣкомъ, сидящимъ верхомъ, и человѣкомъ, положеннымъ поперекъ осла точно мѣшокъ муки.- Раны, получаемыя въ битвахъ,- проговорилъ важно Донъ-Кихотъ,- приносятъ честь, которой ничто не можетъ отнять. Потому, другъ Санчо, не возражай больше, но, какъ я уже тебѣ сказалъ, поднимись, насколько для тебя это возможно, и положи меня на осла, какъ только можешь, поудобнѣе, а затѣмъ поѣдемъ отсюда, пока не застала насъ ночь въ этомъ уединенномъ мѣстѣ.- Но я часто слыхалъ отъ вашей милости,- отвѣчалъ Санчо,- что странствующ³е рыцари привыкли спать въ пустыняхъ при свѣтѣ звѣздъ и что это имъ нравится лучше всего. - Конечно, такъ, - отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- когда они не могутъ устроиться иначе или когда они влюблены; и совершенно вѣрно, что среди нихъ встрѣчался и такой рыцарь, который оставался на утесѣ, подвергаясь солнечнымъ лучамъ, холоду и всѣмъ суровостямъ погоды впродолжен³и цѣлыхъ двухъ лѣтъ, причемъ его дама ничего объ этомъ не знала. Однимъ изъ такихъ былъ и Амадосъ, который, назвавшись Мрачнымъ Красавцемъ, выбралъ своимъ мѣстопребыван³емъ утесъ Бѣдный и провелъ тамъ, не могу сказать точно, восемь-ли лѣтъ или восемь мѣсяцевъ, потому что неувѣренъ въ своей памяти: достаточно знать, что онъ тамъ пребывалъ, наложивъ на себя эпитемью изъ-за какой-то непр³ятности, полученной имъ отъ своей дамы Ор³аны. Но кончимъ все это, Санчо, пока не случилось какого-нибудь несчаст³я съ осломъ, какъ съ Россинантомъ.

   - Это было-бы чортъ знаетъ что,- возразилъ Санчо. И затѣмъ, испустивъ тридцать вздоховъ, вскрикнувъ разъ шестьдесятъ "ой! и пославъ сто двадцать ругательствъ и проклят³й тѣмъ, которые довели его до того, онъ наконецъ-то поднялся на ноги, но, остановившись въ своемъ предпр³ят³и на полдорогѣ, онъ такъ и остался согнутымъ, какъ дуга, не будучи въ состоян³и выпрямиться окончательно. Наконецъ, несмотря на страдан³я, ему удалось поймать и взнуздать осла, который, воспользовавшись свободой этого дня, тоже сталъ себя вѣсти нѣсколько вольно. Потомъ онъ поднялъ Россинанта, который, если бы у него былъ языкъ, чтобы жаловаться, не уступилъ-бы въ этомъ господину и слугѣ. Въ концѣ всего этого Санчо устроилъ Донъ-Кихота на ослѣ, привязалъ Россинанта сзади и, взявъ своего скота за недоуздокъ, зашагалъ въ ту сторону, гдѣ, по его предположен³ю, должна была находиться большая дорога. По прошеств³и часа ходьбы смилостивившаяся судьба привила его неожиданно къ большой дорогѣ, гдѣ онъ увидалъ постоялый дворъ, который, наперекоръ его мнѣн³ю, въ воображен³и Донъ-Кихота оказался замкомъ. Санчо утверждалъ, что это - постоялый дворъ, а господинъ его упорствовалъ, говоря, что это, несомнѣнно, замокъ. Споръ ихъ окончился только тогда, когда они приблизились къ воротамъ постоялаго двора, въ которыя и въѣхалъ Санчо со всѣмъ своимъ караваномъ, бросивъ дальнѣйш³я увѣрен³я.

  

   Хозяинъ постоялаго двора, при видѣ Донъ-Кихота лежащимъ поперекъ осла, спросилъ Санчо, чѣмъ боленъ этотъ человѣкъ. Санчо отвѣтилъ, что его господинъ ничѣмъ не боленъ, что онъ только скатился съ верхушки одного утеса внизъ и тѣмъ помялъ себѣ немного ребра. Хозяинъ имѣлъ жену, бывшую, не въ примѣръ прочимъ женщинамъ ея зван³я, отъ природы человѣколюбивой и исполненной сострадан³я къ скорбямъ ближняго. Она скоро прибѣжала и начала ухаживать за Донъ-Кихотомъ; въ этомъ помогала ей ея дочь, молодая дѣвушка, стройная и съ хорошенькимъ личикомъ.

   На этомъ же постояломъ дворѣ была служанка астур³йка съ широкимъ лицомъ, плоскимъ затылкомъ и сплюснутымъ носомъ, которая; кромѣ того, была крива на одинъ глазъ, да и другой имѣла не совсѣмъ въ исправности. Изящество ея тѣла восполняло эти легк³я несовершенства: ростомъ она была не болѣе семи четвертей съ головы до пятъ, а плечи ея настолько выдавались, что заставляли ее смотрѣть въ землю немного больше, чѣмъ она желала бы. Эта прелестная особа помогала хозяйской дочери; и обѣ онѣ изготовили Донъ-Кихоту скверную постель на чердакѣ, служившемъ, по всей видимости, долг³е годы сѣноваломъ. Тутъ же спалъ одинъ погонщикъ, лежавш³й немного подальше Донъ-Кихота; и, хотя постель мужика была устроена изъ сѣделъ и попонъ, она, все-таки, была много удобнѣй постели рыцаря, потому что послѣдняя состояла просто изъ четырехъ негладкихъ досокъ, положенныхъ на двѣ неодинаковой вышины скамейки, матрацъ такой тонк³й, что имѣлъ видъ одѣяла, былъ весь покрытъ какими-то выпуклостями, которыя на ощупь можно было принять за камни, если бы нѣсколько дыръ въ матрацѣ не обнаруживали, что это была свалявшаяся шерсть; двѣ буйволовыхъ кожи служили вмѣсто простыни, а въ одѣялѣ можно было сосчитать всѣ до одной ниточки. На такомъ-то негодномъ ложѣ распростерся Донъ-Кихотъ и хозяйка съ дочерью принялись растирать его мазью съ ногъ до головы въ то время, какъ Мариторна - такъ было имя астур³йки свѣтила.

   Во время этой операц³и хозяйка, увидя у Донъ-Кихота синяки и ушибы въ столькихъ мѣстахъ, сказала, что, повидимому, они скорѣе произошли отъ ударовъ, чѣмъ отъ паден³я. "Вовсе не отъ ударовъ,- отвѣтилъ Санчо,- и это произошло отъ того, что утесъ, съ котораго онъ падалъ, былъ покрытъ острыми выступами, и каждый изъ нихъ положилъ свою отмѣтину". Потомъ онъ прибавилъ: "Сдѣлайте милость, сударыня, оставьте нѣсколько капель, я знаю кой-кого, кому они тоже были-бы не лишни, потому что мнѣ тоже здорово ломитъ поясницу. - Развѣ вы тоже упали? - спросила его хозяйка. - Совсѣмъ нѣтъ,- возразилъ Санчо. - но отъ страха и потрясен³я, которые я испыталъ при видѣ паден³я моего господина, у меня появилась такая боль въ тѣлѣ, какъ будто я получилъ сотню палочныхъ ударовъ.- Это можетъ случиться,- сказала дѣвушка,- мнѣ часто грезится, что я падаю съ высокой башни и никакъ не могу долетѣть до земли; и когда я просыпаюсь, то чувствую себя такой утомленной и разбитой, какъ будто я въ самомъ дѣлѣ упала,- Вотъ именно, сударыня,- воскликнулъ Санчо,- также и со мной было! Разница только та, что я не грезилъ, а бодрствовалъ даже еще больше, чѣмъ теперь, и вотъ покрытъ тѣми же слѣдами ударовъ, какъ и мой господинъ Донъ-Кихотъ. - Какъ вы называете этого господина? - спросила астур³йка Мариторна. - Донъ-Кихотъ Ламанчск³й,- отвѣтилъ Санчо Панса,- лучш³й и храбрѣйш³й изъ странствующихъ рыцарей, когда-либо видѣвныхъ на землѣ. - Что такое странствующ³й рыцарь?- спросила миловидная служанка. - Вотъ какъ! - произнесъ Санчо,- вы такъ неопытны въ жизни, что не знаете этого? Ну такъ знайте же, моя милая, что странствующ³й рыцарь - такой человѣкъ, котораго одинаково могутъ и поколотить, могутъ и сдѣлать императоромъ, сегодня онъ самое несчастное и нуждающееся существо въ м³рѣ, завтра же онъ можетъ отдать своему оруженосцу три или четыре королевскихъ короны. - Въ такомъ случаѣ,- сказала хозяйка,- какимъ образомъ вы, оруженосецъ такого превосходнаго рыцаря, не имѣете до сихъ поръ, по крайней мѣрѣ, графства? - Пока еще рано,- отвѣтилъ Санчо,- только еще мѣсяцъ прошелъ, какъ мы отправились въ поиски за приключен³ями и до сихъ поръ не нашли еще ничего, что могло бы назваться этимъ именемъ. Вѣдь иногда, случается искать одно, а находить другое. Но пусть только мой господинъ Донъ-Кихотъ поправится отъ этихъ ранъ или, вѣрнѣе, отъ этого паден³я и пусть я самъ не останусь изувѣченнымъ,- тогда я не промѣняю моихъ надеждъ на лучшую область Испан³и".

   Весь этотъ разговоръ Донъ-Кихотъ слушалъ съ большимъ вниман³емъ, лежа въ постели. Приподнявшись, насколько онъ могъ, и нѣжно взявъ на руку хозяйку, онъ сказалъ ей: "Повѣрьте мнѣ, прекрасная и благородная дама, вы можете назвать себя счастливой, такъ какъ приняли въ своемъ замкѣ такую особу, что, если я не хочу хвалиться, то только потому, что, какъ извѣстно, похвалы самому себѣ унизительны; но мой оруженосецъ сообщитъ вамъ, кто я. Съ меня же будетъ довольно сказать, что я навѣки сохраню запечатлѣвшейся въ памяти оказанную вами услугу и всю мою жизнь буду питать къ вамъ призвательность. И если бы небу не было угодно, чтобы любовь подчинила уже меня своимъ законамъ и сдѣлала меня рабомъ очей одной неблагодарной красавицы, имя которой я шепчу про себя, то глаза этой прелестной дѣвицы были бы отнынѣ верховными повелителями моей свободы". Хозяйка, ея дочь и добрая Мариторна стояли въ изумлен³и отъ рѣчей странствующаго рыцаря, въ которыхъ онѣ ровно ничего не понимали, какъ будто бы онъ говорилъ по-гречески. Онѣ догадались, правда, что онъ говоритъ что-то вродѣ благодарности и любезностей; но мало привыкш³я къ подобному языку, онѣ съ удивлен³емъ переглядывались между собою и посматривали на Донъ-Кихота, казавшагося имъ совсѣмъ необыкновеннымъ человѣкомъ. Поблагодаривъ за его любезность съ учтивостью, свойственной людямъ ихъ зван³я, хозяйка и ея дочь оставили его, а Мариторна принялась лѣчить Санчо, нуждавшагося въ этомъ не меньше своего господина.

   Надо, однако, знать, что погонщикъ муловъ и служанка уговорились между собою коротать вмѣстѣ эту ночку. Она дала слово ему, что, какъ только гости удалятся и хозяева заснутъ, придетъ къ нему и предоставитъ себя въ полное его распоряжен³е. Разсказываютъ, кромѣ того, что эта добрая дѣвушка никогда не давала подобныхъ словъ понапрасну, хотя-бы ей пришлось давать ихъ въ лѣсной глуши безъ всякихъ свидѣтелей,