Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая

ѣлъ переодѣться въ одежду, которую носила Доротея до встрѣчи съ нимъ; не особенно хорошая сама по себѣ, эта одежда была все-таки въ десять разъ лучше снятой имъ. Всѣ остановились у ручейка и припасами, которые священникъ захватилъ съ постоялаго двора, принялись утолять голодъ, порядкомъ мучивш³й всѣхъ.

   Въ то время, какъ они закусывали, по дорогѣ проходилъ мальчикъ; онъ остановился, внимательно посмотрѣлъ на сидѣвшихъ у ручейка, затѣмъ внезапно подбѣжалъ къ Донъ-Кихоту и, обнявъ его колѣни, заплакалъ горькими слезами. "Ахъ, мой добрый господинъ!- воскликнулъ онъ,- или ваша милость не узнаете меня? Вѣдь я бѣдный Андрей, отвязанный вашей милостью отъ дуба, къ которому я былъ привязанъ".

   Послѣ этихъ словъ Донъ-Кихотъ узналъ его и, взявъ его за руку, съ важностью обратился ко всему обществу: "Чтобы вы, господа, яснѣе видѣли,- произнесъ онъ,- какъ важно для м³ра существован³е странствующихъ рыцарей, исправляющихъ всѣ неправды и обиды, учиняемыя наглыми и безчестными людьми, надо вамъ знать, что нѣсколько дней тому назадъ, проѣзжая мимо одного лѣса, я услыхалъ жалобные крики, какъ будто кого-то обижали и мучили. Побуждаемый чувствомъ долга, я направился къ тому мѣсту, откуда шли эти горьк³е стоны, и нашелъ тамъ привязаннымъ къ дубу этого стоящаго теперь передъ нами мальчика, присутств³е котораго, къ моему счастью, дѣлаетъ невозможнымъ заподозриванье меня во лжи. Итакъ, я говорю, онъ былъ привязанъ къ дубу, обнаженный съ головы до пояса, и какой-то мужикъ - его хозяинъ, какъ я узналъ потомъ,- рвалъ его тѣло, стегая лошадиной сбруей. Какъ только это зрѣлище предстало моимъ глазамъ, я спросилъ у крестьянина о причинѣ такого жестокаго обращен³я. Негодяй отвѣтилъ мнѣ, что это - его слуга и что онъ стегаетъ его за нѣкоторыя упущен³я, происшедш³я по его словамъ, скорѣе изъ плутовства, чѣмъ по глупости; ребенокъ-же закричалъ на это: "Господинъ, онъ сѣчетъ меня за то, что я спрашиваю у него жалованье". Хозяинъ возразилъ на его слова какими-то вздорными оправдан³ями, на которыя я не обратилъ вниман³я, хотя и выслушалъ ихъ. Наконецъ, я заставилъ мужика отвязать мальчика и поклясться мнѣ, что, приведя его къ себѣ домой, онъ заплатитъ ему жалованье сполна и даже съ процентами. Не правду-ли я говорю, дитя мое Андрей? Замѣтилъ-ли ты, какъ властно я приказывалъ твоему хозяину и какъ покорно онъ обѣщалъ мнѣ исполнить все, что повелѣвала ему моя воля? Отвѣчай безъ колебан³й и смущенья, разскажи этимъ господамъ, какъ было дѣло, чтобы они ясно видѣли, полезно-ли, какъ говорю я, существован³е странствующихъ рыцарей на большихъ дорогахъ. - Ваша милость говорите сущую истину,- отвѣтилъ мальчикъ,- только кончилось то дѣло совсѣмъ по другому, чѣмъ вы думаете,- Какъ, по другому? - воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- развѣ негодяй тебѣ не заплатилъ? - Не только не заплатилъ,- возразилъ мальчикъ,- но, какъ только ваша милость выѣхали изъ лѣса и мы съ нимъ остались одни, онъ схватилъ меня, привязалъ опять къ тому-же дубу и такъ дралъ меня ремнями, что содралъ съ меня кожу, какъ со святого Варѳоломея; и при каждомъ ударѣ онъ страхъ какъ потѣшался надъ вами, такъ что, не будь мнѣ больно боковъ, я бы самъ отъ души посмѣялся надъ его шуточками относительно васъ! Въ концѣ концовъ, онъ довелъ меня до того, что мнѣ пришлось потомъ лечь въ больницу и лѣчиться отъ побоевъ, которые нанесъ мнѣ этотъ злой человѣкъ. И во всемъ этомъ виноваты ваша милость; ѣхали-бы вы своею дорогой и не совались бы въ чуж³я дѣла, гдѣ васъ не спрашиваютъ, тогда мой хозяинъ далъ-бы мнѣ дюжину или двѣ ударовъ плеткою, а потомъ отпустилъ-бы и заплатилъ мнѣ жалованье. А ваша милость совсѣмъ некстати явились и обругали его, вотъ онъ и взбѣсился, а такъ какъ вамъ онъ отомстить не могъ, то вся туча разразилась надо мною, оттого-то я теперь и сталъ на весь вѣкъ не человѣкъ. - Я дурно сдѣлалъ, что рано уѣхалъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- и не подождалъ, пока онъ тебѣ заплатитъ. Мнѣ изъ долгаго опыта слѣдовало-бы знать, что чернь никогда не держитъ своихъ обѣщан³й, если не видитъ въ томъ своей выгоды. Но ты помнишь, Андреи, что я поклялся, если онъ не заплатитъ тебѣ, отыскать его, хоти бы онъ спрятался во чревѣ китовомъ. - Да, это правда,- отвѣтилъ Андрей,- но пользы-то отъ этого никакой не будетъ. - А вотъ ты скоро увидишь, будетъ-ли отъ этого польза или нѣтъ",- сказалъ Донъ-Кихотъ; съ этими словами онъ быстро всталъ, позвалъ Санчо и приказалъ ему осѣдлать Россинанта, пасшагося на лугу во время отдыха. Когда Доротея спросила его, что онъ намѣренъ дѣлать, Донъ-Кихотъ отвѣтилъ, что онъ намѣренъ отыскать мужика, наказать его за жестокость и заставить заплатить Андрею до послѣдняго мараведиса, хотя бы всѣ мужики въ м³рѣ воспротивились этому. Но она напомнила ему, что по данному имъ обѣщан³ю онъ не можетъ пускаться ни въ какое предпр³ят³е, пока не окончитъ ея дѣла, и что, зная это лучше всѣхъ остальныхъ, онъ долженъ подавить свое справедливое негодован³е до возвращен³я изъ ея королевства. "Согласенъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- Андрею нужно, стало быть, потерпѣть до моего возвращен³я, какъ говорите ваша милость; но я вновь обѣщаю и клянусь не успокоиться до тѣхъ поръ, пока онъ не получитъ должнаго отмщен³я и своего жалованья. - Что пользы мнѣ отъ этихъ клятвъ,- возразилъ Андрей,- мнѣ бы хотѣлось лучше получить не мщен³е, а съ чѣмъ-бы добраться до Севильи. Если у васъ есть, дайте мнѣ что-нибудь поѣсть или сколько-нибудь денегъ, и да сохранитъ васъ Богъ, а также и странствующихъ рыцарей, которымъ я желаю столько же добра, сколько я его отъ нихъ видѣлъ". Санчо вынулъ изъ сумки ломоть хлѣба и кусокъ сыра и, подавая ихъ мальчику, сказалъ: "Возьмите, мой братъ Андрей, и тогда каждому изъ насъ выпадетъ своя доля въ нашихъ невзгодахъ. - А какая-же ваша доля? - спросилъ Андрей.- Эта доля сыра и хлѣба, которую я вамъ отдаю,- отвѣтилъ Санчо,- Богъ знаетъ, будутъ-ли они еще у меня или нѣтъ, потому что, долженъ я вамъ сказать, мой другъ, намъ, оруженосцамъ странствующихъ рыцарей, приходится терпѣть и голодъ, и нищету, и многое другое, что лучше чувствуется, чѣмъ говорится." Андрей взялъ хлѣбъ и сыръ и, видя, что больше ничего ему не получить здѣсь, опустилъ голову, повернулся и приготовился навострить лыжи. Однако, уходя, онъ снова оборотился и сказалъ Донъ-Кихоту: "Ради Бога, господинъ странствующ³й рыцарь, если вы встрѣтите еще разъ меня, не вздумайте опять помогать мнѣ, хотя бы вы увидали, что меня раздираютъ на куски; оставьте лучше меня съ моей бѣдой, потому что отъ вашей помощи мнѣ будетъ только хуже; и да покараетъ и истребитъ Господь вашу милость со всѣми странствующими рыцарями вмѣстѣ, которые когда-либо родились на свѣтъ." Донъ-Кихотъ всталъ и хотѣлъ было наказать дерзкаго мальчишку, но онъ такъ проворно припустился бѣжать, что догонять его никто не рѣшился. Сгорая отъ стыда, рыцарь остался на мѣстѣ, и всѣмъ присутствующимъ стоило порядочныхъ усил³й удержаться отъ смѣха, чтобы не разгнѣвать его окончательно.

  

   Покончивъ съ пышной трапезой, путешественники живо осѣдлали своихъ животныхъ и безъ всякихъ достойныхъ разсказа приключен³й прибыли на другой день на постоялый дворъ, столь страшный для Санчо Панса. Онъ-бы не переступилъ и порога его, но этой непр³ятности нельзя было избѣжать. Хозяинъ, хозяйка, ихъ дочь и Мариторна, издали увидавш³е Донъ-Кихота и Санчо, вышли къ нимъ навстрѣчу и приняли ихъ съ изъявлен³ями живѣйшей радости. Нашъ рыцарь принялъ ихъ съ важнымъ и величественнымъ видомъ и приказалъ приготовить лучшую постель, чѣмъ прошлый разъ. Хозяйка отвѣтила ему, что если онъ заплатитъ, лучше, то найдетъ княжеское ложе. Донъ-Кихотъ обѣщалъ заплатить, и ему приготовили сносную постель на чердакѣ, уже служившемъ разъ его опочивальней; рыцарь тотчасъ-же улегся, потому что его тѣло было въ такомъ-же плохомъ положен³и, какъ и его умъ..

   Какъ только онъ затворилъ за собой дверь, хозяйка подошла къ цирюльнику, подскочила къ самому его лицу и, вцѣпившись обѣими руками въ бороду, закричала: "Довольно вамъ, право, устраивать бороду изъ моего хвоста, отдавайте его сейчасъ-же! И такъ просто стыдъ - гребень моего мужа весь въ грязи, потому что нѣтъ хвоста, на который я его нацѣпляла". Однако сколько она ни тащила, цирюльникъ не давалъ ей оторвать у него бороду, пока, наконецъ, священникъ не сказалъ ему, что онъ можетъ отдать свою бороду, такъ какъ теперь ему нѣтъ надобности продолжать хитрость и онъ можетъ показаться въ своемъ обыкновенномъ видѣ. Донъ-Кихоту-же вы скажете,- прибавилъ онъ,- что послѣ того, какъ васъ ограбили каторжники, вы убѣжали и скрылись на этомъ постояломъ дворѣ; а если онъ освѣдомится, куда дѣвался оруженосецъ принцессы, то мы скажемъ, что онъ отправился впередъ, чтобы возвѣстить жителямъ ея королевства ея прибыт³е въ сопровожден³и ихъ общаго освободителя". Тогда цирюльникъ съ охотой отдалъ хвостъ хозяйкѣ; всѣ платья, одолженныя ею для освобожден³я Донъ Кихота, были тоже возвращены ей.

   Красота Доротеи и привлекательная наружность пастуха Карден³о приводили въ изумлен³е всѣхъ находившихся въ домѣ. Священникъ заказалъ обѣдъ изъ всего, что имѣлось на постояломъ дворѣ, и, въ надеждѣ на щедрую плату, хозяинъ приготовилъ имъ довольно сносную трапезу. Донъ-Кихотъ все еще спалъ, и всѣ согласились не будить его, рѣшивъ, что сонъ для него теперь полезнѣе обѣда. За десертомъ въ присутств³и хозяина, хозяйки, ихъ дочери, Мариторны и всѣхъ путешественниковъ зашелъ разговоръ о странномъ безум³и бѣднаго Донъ-Кихота и о томъ состоян³и, въ какомъ его нашли въ горахъ. При этомъ хозяйка сообщила собесѣдникамъ о происшеств³и съ влюбленнымъ погонщикомъ, а потомъ, убѣдившись, что Санчо не можетъ ее услыхать, разсказала и о приключен³и съ качаньемъ, развеселившемъ все общество. По этому поводу священникъ сказалъ, что Донъ-Кихоту вскружили голову прочитанныя имъ рыцарск³я книги. "Не понимаю, какъ это можетъ случиться! - воскликнулъ хозяинъ,- по моему, лучшаго чтен³я и не найти. У меня есть двѣ или три такихъ книжки, и онѣ мнѣ часто доставляли развлечен³е, и не мнѣ одному, а многимъ другимъ. Во время жатвы здѣсь сходится толпа жнецовъ въ праздничные дни, и среди нихъ всегда выискивается одинъ грамотный, вотъ онъ-то и беретъ книгу въ руки, а мы всѣ, человѣкъ тридцать, садимся вокругъ него и съ такимъ удовольств³емъ слушаемъ, что, по моему, не одна тысяча сѣдыхъ волосъ на головѣ убавилась у насъ отъ этого. По крайней мѣрѣ, я про себя скажу, что когда я слушаю про то, как³е свирѣпые и ужасные удары мечемъ наносятъ другъ другу рыцари. то самого разбираетъ страшная охота продѣлать тоже самое; такъ бы весь день и всю ночь прослушалъ эти разсказы. - Я тоже,- добавила съ своей стороны хозяйка,- въ домѣ у меня только тѣ минуты и хороши, когда вы слушаете чтен³е, потому что въ то время вы бываете такъ заняты, что забываете даже браниться. - О, совершенно вѣрно! - вмѣшалась Мариторна,- я тоже, ей Богу, страшно люблю слушать эти милыя истор³и; въ особенности, въ которыхъ разсказывается о томъ, какъ какая-нибудь дама, сидя подъ померанцевымъ деревомъ, безъ стѣснен³я обнимается съ рыцаремъ, а дуэнья стоитъ на стражѣ, умирая отъ зависти и страха. Для меня так³я истор³и слаще меда. - Ну, а вы какъ думаете относительно этого, моя красавица? - сказалъ священникъ, обращаясь къ хозяйской дочери. - Право, сама не знаю,- отвѣтила она,- я, какъ и друг³е, слушаю эти истор³и, и хоть мало понимаю, но все-таки мнѣ весело ихъ слушать. Но меня забавляютъ не удары, какъ моего отца: занимательнѣй всего для меня жалобы рыцарей, которые находятся вдали отъ своихъ дамъ: по правдѣ сказать, я сама иногда плачу изъ жалости къ нимъ. - Стало быть, сударыня,- сказала Доротея,- еслибы они плакали изъ-за васъ, то вы-бы не дали имъ долго горевать? - Не знаю, чтобы я сдѣлала,- отвѣтила дѣвушка,- но только между дамами попадаются так³я жесток³я, что ихъ рыцари называютъ ихъ тиграми, пантерами и другими погаными именами. Ахъ, Господи! что это за люди так³е безъ души и безъ совѣсти, которые только для того, чтобы не видать какого-нибудь хорошаго человѣка, заставляютъ его умереть или сойти съума? Не понимаю, къ чему столько церемон³й; если онѣ дѣлаютъ такъ изъ благоразум³я, то почему-же онѣ не выходятъ замужъ? Вѣдь рыцари только того и добиваются. - Замолчи, дѣвочка!- крикнула хозяйка,- можно подумать, что ты слишкомъ много знаешь въ такихъ дѣлахъ: въ твои годы неприлично много знать и болтать. - Должна-же я отвѣчать, когда господинъ меня спрашиваетъ,- отвѣтила дѣвушка. - Принесите-ка мнѣ эти книги, господинъ хозяинъ,- сказалъ священникъ,- мнѣ хочется ихъ посмотрѣть. - Съ удовольств³емъ", отвѣчалъ тотъ и, сходивъ въ свою комнату, принесъ старый сундукъ, запертый висячимъ замкомъ, открылъ его и вынулъ оттуда три объемистыхъ тома. Священникъ взялъ ихъ въ руки и, открывъ, увидалъ, что первый былъ Донъ-Сиронил³о Ѳрак³йск³й, другой - Феликсъ Марсь Гирканск³й и трет³й - Истор³я Великаго Капитана Гонзальва Хернандеса Кордовскаго съ Жизнью Д³эго Гарс³а Парадесскаго. Прочитавъ заглав³я первыхъ двухъ произведен³й, священникъ обратился къ цирюльнику. - "Куманекъ,- сказалъ онъ ему,- какъ жалъ, что экономка и племянница нашего друга не съ нами. - Ничего не значитъ,- отвѣчалъ цирюльникъ,- я и самъ могу отнести ихъ на задн³й дворъ, а то, не ходя далеко, можно бросить ихъ въ каминъ, кстати тамъ и огонь есть. - Вы хотите сжечь мои книги? - воскликнулъ хозяинъ. - Только вотъ эти двѣ - Донъ-Сиронил³о и Феликса Марса. - Что-же,- спросилъ хозяинъ,- развѣ мои книги еретическ³я или флегматическ³я, что вы хотите бросить ихъ въ огонь? - Схизматическ³я, хотите вы сказать, мой другъ,- прервалъ цирюльникъ,- а не флегматическ³я. - Какъ вамъ угодно,- отвѣтилъ хозяинъ,- но если ужъ сжигать какую-нибудь изъ нихъ, то сжигайте, по крайней мѣрѣ, книгу великаго капитана и Д³эго Гарс³а, потому что я скорѣе позволю сжечь жену и дѣтей, чѣмъ эти двѣ книги. - Но послушайте, братецъ,- возразилъ священникъ,- эти двѣ книги - лживые разсказы, набитые всякими глупостями и нелѣпостями; та-же, наоборотъ, истинная истор³я. Она разсказываетъ жизнь Гонзальва Кордовскаго, который своими великими и многочисленными подвигами стяжалъ себѣ во всей вселенной имя Великаго Капитана, имя славное, блестящее и только имъ однимъ заслуженное. А Д³эго Гарс³а Парадесск³й былъ благороднымъ рыцаремъ, уроженцемъ города Трухильо въ Эстрамадурѣ и доблестнымъ воиномъ и обладалъ такою значительною тѣлесною силою, что однимъ пальцемъ останавливалъ мельничное колесо на самомъ быстромъ ходу. Однажды, съ мечемъ въ обѣихъ рукахъ ставши у моста, онъ загородилъ входъ на этотъ мостъ безчисленному войску и совершилъ так³е подвиги, что еслибы ихъ разсказалъ не самъ скромный рыцарь, бывш³й своимъ собственнымъ лѣтописцемъ, а писалъ-бы болѣе подробно кто-нибудь другой, то они заставили-бы забыть всѣ подвиги Гектора, Ахилла и Роланда. - Экая важность! - воскликнулъ хозяинъ,- остановить мельничное колесо - нашли чему удивляться! Вы почитайте-ка, пожалуйста, что написано о Феликсѣ Марсѣ Гирканскомъ, который однимъ взмахомъ меча перерубалъ пополамъ пятерыхъ великановъ, точно они были сдѣланы изъ рѣпы, какъ монашки, которыхъ дѣлаютъ дѣти; а въ другой разъ онъ напалъ на страшно большую и сильную арм³ю, которая состояла болѣе, чѣмъ изъ милл³она шестисотъ тысячъ солдатъ, вооруженныхъ съ головы до ногъ, и перекрошилъ ее всю въ кусочки, какъ будто стадо барановъ. Ну, а что вы скажете о славномъ Сиронгил³о Ѳрак³йскомъ, который былъ такъ мужественъ и безстрашенъ, что однажды - разсказываетъ его книга - онъ плавалъ по рѣчкѣ и вдругъ изъ средины воды появляется огненный драконъ; какъ только Донъ-Сиронгил³о увидалъ его, онъ вскакиваетъ на него, садится верхомъ на его чешуйчатыя плечи и начинаетъ съ такою силою сжимать ему глотку, что драконъ, чувствуя, что онъ его задушитъ, не могъ ничего подѣлать, какъ только опуститься на дно рѣки, увлекши за собою и рыцаря, не желавшаго выпустить добычу; а когда они добрались до дна, то рыцарь очутился въ большомъ дворцѣ и среди чудесныхъ садовъ; тогда драконъ обратился въ прекраснаго старца, насказавшаго ему такихъ вещей, что развѣсишь уши, слушая ихъ. Да вы только послушайте эту истор³ю, господинъ, вы съ ума сойдете отъ удовольств³я; а что за радость въ великомъ капитанѣ, про котораго вы говорите, и въ этомъ Д³эго Гарс³а". Выслушавъ эту прекрасную рѣчь, Доротея наклонилась къ Карден³о и сказала потихоньку: "Нашъ хозяинъ чуть-чуть не подъ пару Донъ-Кихоту. - Мнѣ тоже кажется,- отвѣтилъ Корден³о,- только послушать его, и увидишь, что онъ воображаетъ, будто-бы все разсказанное въ его книгахъ точь въ точь такъ и произошло, какъ тамъ описано; сомнѣваюсь, чтобы всѣ босоног³е монахи сумѣли разубѣдить его въ этомъ. - Но обратите вниман³е на то, братецъ,- повторялъ между тѣмъ священникъ,- что ни Феликсъ Марсъ Гирканск³й, ни Сиронгил³о Ѳрак³йск³й, ни всѣ друг³е рыцари той-же масти, описанные въ рыцарскихъ книгахъ, никогда на свѣтѣ не существовали. Все это ложь и выдумка, все это басни, сочиненныя праздными умами, которые составили ихъ съ единственною цѣлью позабавить людей такъ-же, какъ, по вашимъ словамъ, забавлялись ваши жнецы. - Полно вамъ! - воскликнулъ хозяинъ,- соблазняйте другую собаку вашею костью, развѣ я не знаю, въ какомъ мѣстѣ мнѣ жметъ башмакъ и сколько у меня пальцовъ въ пятернѣ? Не кормите меня кашкой, я не ребенокъ. Вы опять хотите заставить меня повѣрить, что все написанное въ этихъ прекрасныхъ книгахъ печатными буквами - ложь и нелѣпость, когда они печатались съ дозволен³я и разрѣшен³я королевскаго совѣта! какъ будто эти люди могутъ позволить печатать такую пропасть лжи, столько битвъ и волшебствъ, что просто голова идетъ кругомъ! - Но я уже вамъ сказалъ, мой другъ! - возразилъ священникъ,- что все это написано для того, чтобы позабавить насъ, когда намъ дѣлать нечего; подобно тому, какъ во всѣхъ благоустроенныхъ государствахъ разрѣшается игра въ шахматы, въ мячъ или на билл³ардѣ для того, чтобы занять тѣхъ, которые не хотятъ, не могутъ или не должны работать, точно такъ же разрѣшаютъ печатать и продавать и эти книги, разсчитывая, что не найдется такого простодушнаго и невѣжественнаго человѣка, который могъ-бы принять какую-нибудь изъ разсказываемыхъ ими истор³й за истинную. Еслибы у меня сейчасъ были время и подходящая аудитор³я, то я многое высказалъ бы о рыцарскихъ романахъ и о томъ. чего имъ недостаетъ, чтобы быть хорошими и приносить отчасти и пользу, и даже удовольств³е. Но придетъ время, когда, я надѣюсь, мнѣ представится возможность переговорить о нихъ съ людьми, имѣющими силу все это устроить. А пока, господинъ хозяинъ, повѣрьте тому, что я вамъ сказалъ; возьмите ваши книги, разберитесь въ ихъ лжи и въ ихъ истинѣ, и да пошлется вамъ всякое благополуч³е; дай Богъ только, чтобы вы не захромали на одну ногу съ вашимъ гостемъ Донъ-Кихотомъ. - О, за это не бойтесь! - отвѣтилъ хозяинъ,- я не спячу съ ума, чтобы сдѣлаться странствующимъ рыцаремъ; я вѣдь понимаю, что теперь не то время, что было прежде, когда эти славные рыцари странствовали, какъ говорятъ, по свѣту".

   Санчо, пришедш³й къ послѣдней части этого разговора, крайне удивился и глубоко задумался, услыхавъ, что время странствующихъ рыцарей уже прошло и что всѣ рыцарск³я книги наполнены глупостями и ложью; тогда въ глубинѣ своего сердца онъ рѣшилъ подождать только, къ чему приведетъ теперешнее путешеств³е его господина, намѣреваясь въ случаѣ, если исходъ его не будетъ такимъ счастливымъ, какъ онъ воображалъ, возвратиться къ своей женѣ и дѣтямъ и приняться съ ними вмѣстѣ за обычныя работы.

   Между тѣмъ хозяинъ понесъ было свой чемоданъ и книги, но священникъ сказалъ ему: "Подождите; покажите-ка, что это за бумаги, написанныя такимъ прекраснымъ почеркомъ." Когда хозяинъ вынулъ ихъ изъ чемодана и отдалъ священнику, то послѣдн³й увидалъ, что бумаги составляли тетрадь изъ восьми рукописныхъ листовъ, на первой страницѣ которой было большими буквами написано слѣдующее заглав³е:

  

   Прочитавъ про себя три или четыре строчки, священникъ воскликнулъ: "Право, заглав³е этой повѣсти меня соблазняетъ прочитать ее всю цѣликомъ. - И хорошо сдѣлаете, ваше преподоб³е,- отвѣтилъ хозяинъ,- знаете-ли, нѣкоторые изъ моихъ гостей читали и нашли ее очень занимательною и потомъ долго просили меня уступить ее, но я не согласился на это, разсчитывая возвратитъ ее тому, кто позабылъ у меня чемоданъ съ книгами и бумагами. Можетъ случиться, что ихъ хозяинъ въ одинъ прекрасный день опять пр³ѣдетъ ко мнѣ, и, хотя навѣрно мнѣ придется лишиться книгъ, все-таки я ихъ возвращу ему, потому что я, хоть и содержатель постоялаго двора, но христ³анинъ. - Вы совершенно правы, мой другъ,- сказалъ священникъ,- тѣмъ не менѣе, если повѣсть понравится мнѣ, вы вѣдь позволите списать ее? - О, съ удовольств³емъ!" отвѣтилъ хозяинъ.

   Во время этого разговора Карден³о взялъ повѣсть и, прочитавъ нѣсколько строчекъ, возымѣлъ тоже желан³е, какъ и священникъ, котораго онъ сталъ поэтому просить прочитать ее вслухъ. "Я съ радостью прочиталъ-бы ее,- отвѣтилъ священникъ,- но я думаю, что для васъ всѣхъ было-бы полезнѣе употребить это время на сонъ, чѣмъ на чтен³е. - Что касается меня,- возразила Доротея,- то для меня будетъ достаточнымъ отдыхомъ въ течен³е часа или двухъ прослушать какую нибудь истор³ю; притомъ-же я недостаточно успокоилась, чтобы заснуть, какъ слѣдуетъ. - Если такъ,- сказалъ священникъ,- то я готовъ прочитать ее, хотя бы только изъ любопытства; можетъ быть, оно не будетъ обмануто." Цирюльникъ и даже Санчо обратились къ нему съ такою-же просьбою; видя, что онъ доставитъ удовольств³е своимъ чтен³емъ, и надѣясь, что трудъ его не пропадетъ даромъ, священникъ тогда сказалъ: "Ну, такъ будьте-же внимательны; повѣсть начинается такъ."

  

   Во Флоренц³и, славномъ и богатомъ городѣ Итал³и, въ области Тосканѣ, жили два дворянина знатной фамил³и, Ансельмъ и Лотаръ, связанные между собой узами такой тѣсной дружбы, что всѣ звали ихъ не иначе, какъ двумя друзьями. Оба они были молоды и одинаковаго возраста, оба обладали тѣми-же склонностями, и этого было достаточно, чтобы они питали другъ къ другу взаимную привязанность. Ансельмъ былъ, правда, болѣе склоненъ къ увлечен³ямъ любви, а Лотаръ со страстью предавался удовольств³ямъ охоты; но, при случаѣ Ансельмъ жертвовалъ своими склонностями, чтобы подчиниться вкусамъ Лотара, а Лотаръ отказывался отъ своихъ привычекъ и дѣлалъ угодное Ансельму. Благодаря этому, между волей одного и волей другого царствовало такое полное соглас³е, какого не могутъ проявить даже строго вывѣренные часы.

   Ансельмъ былъ страстно влюбленъ въ одну благородную и прелестную дѣвицу, пользовавшуюся большимъ уважен³емъ въ городѣ, какъ дочь почтенныхъ родителей и какъ сама по себѣ достойная особа; съ одобрен³я своего друга Лотара, безъ совѣта котораго онъ не дѣлалъ ничего, онъ рѣшилъ просить ея руки. Это рѣшен³е было быстро приведено въ исполнен³е; посломъ отъ него отправился Лотаръ, который такъ удачно для своего друга повелъ переговоры, что въ короткое время Ансельмъ получилъ въ обладан³е предметъ своихъ желан³й, и Камилла, счастливая своимъ супругомъ, постоянно благодарила небо, а также и Лотара, посредничеству котораго она была обязана своимъ благополуч³емъ.

   Въ первые дни послѣ свадьбы (они всегда бываютъ шумны и веселы) Лотаръ по обыкновен³ю продолжалъ посѣщать домъ своего друга,- отъ всей души поздравляя его и принимая участ³е въ его празднествахъ; но когда эти праздничные дни прошли, когда прекратились посѣщен³я и поздравлен³я, то и Лотаръ сталъ мало во малу замедлять свои посѣщен³и дома своего друга. Онъ полагалъ - такъ должны разсуждать и всѣ честные и благоразумные люди,- что женатаго друга не слѣдуетъ посѣщать такъ-же часто, какъ холостаго; правда, тѣсная и искренняя дружба не можетъ и не должна допускать никакихъ подозрѣн³й, но все-таки честь супруга такъ нѣжна, что ее могутъ уязвить даже братья, не только друзья.

   Ансельмъ вскорѣ замѣтилъ охлажден³е Лотара. Онъ осыпалъ его живѣйшими упреками, говоря, что еслибы онъ зналъ, что его женитьба нарушитъ ихъ привычку видѣться каждый день, то онъ никогда бы не женился; онъ убѣждалъ его, что если ихъ взаимная привязанность во время его холостой жизни заслужила для нихъ это сладкое прозван³е двухъ друзей, то не слѣдуетъ позволить дурно понятой и безосновательной осмотрительности губить это рѣдкое и драгоцѣнное имя; поэтому, онъ просилъ его - если только это слово должно употребляться между ними,- стать снова хозяиномъ въ его домѣ, безъ всякаго стѣснен³я, какъ и прежде, входить въ него и выходить, и увѣрялъ, что его супруга Камилла желаетъ того-же, чего желаетъ онъ, и что она была удивлена и огорчена установившейся теперь между ними холодностью, зная, какая нѣжная дружба соединила ихъ прежде.

   На всѣ эти и друг³е доводы, представленные Ансельмомъ съ цѣлью убѣдить Лотара возобновить свои прежн³я привычки, Лотаръ отвѣчалъ очень благоразумно и оставилъ Ансельма вполнѣ удовлетвореннымъ, добрыми намѣрен³ями своего друга. Они условились, что два раза съ недѣлю и по праздничнымъ днямъ Лотаръ будетъ обѣдать у Ансельма. Но, согласившись на это, Лотаръ рѣшилъ не дѣлать больше того, на что ежу давала право честь его друга, добрая слава котораго ему была дороже своей собственной. Онъ говорилъ и говорилъ справедливо, что супругъ, которому небо даровало красивую жену, долженъ соблюдалъ осторожность, какъ въ выборѣ друзей, принимаемыхъ имъ у себя въ домѣ, такъ и въ выборѣ подругъ, посѣщающихъ его жену, такъ какъ то, чего нельзя устроить во время прогулокъ, въ храмахъ, на богомольяхъ и публичныхъ гуляньяхъ (въ послѣднихъ мужья тоже не должны постоянно отказывать женамъ), то легко устраивается у подруги или родственницы, на которую болѣе всего полагаешься. Лотаръ говорилъ также, что мужьямъ слѣдовало бы имѣть такого человѣка, который могъ-бы указывать имъ на различныя упущен³я, которыя они дѣлаютъ; такъ какъ зачастую бываетъ, что сильная любовь мужа къ женѣ мѣшаетъ ему, или благодаря его ослѣплен³ю, или изъ боязни огорчить жену, посовѣтовать ей дѣлать что-либо похвальное или не дѣлать чего-нибудь достойнаго порицан³я; вотъ этотъ-то именно недостатокъ и исправляется легко совѣтами друга. Но гдѣ найти такого честнаго, преданнаго и благоразумнаго друга, какого желаетъ Лотаръ? Я, по крайней мѣрѣ, не знаю навѣрно. Такимъ другомъ только и могъ быть одинъ Лотаръ, который такъ бдительно оберегалъ честь своего друга и подъ различными предлогами старался откладывать условленные дни своихъ визитовъ для того, чтобы праздные глаза и злые языки не нашли чего-либо предосудительнаго въ слишкомъ частомъ посѣщен³и молодымъ, богатымъ и блестящимъ дворяниномъ дома такой красавицы, какъ Камилла; хотя ея добродѣтель и была непреодолимымъ препятств³емъ для всякаго злорѣч³я, но все-таки онъ сильно заботился и о ея доброй славѣ и о чести ея супруга. Такимъ образомъ, большую часть дней его обусловленныхъ посѣщен³я онъ употреблялъ на друг³я необходимыя, по его словамъ, дѣла; итакъ, упреки одного, отговорки другого занимали большую часть времени ихъ свидан³й.

   Однажды, во время прогулки за городомъ на лугу, Ансельмъ отвелъ Лотара въ сторону и обратился къ нему съ такою рѣчью: "Не правда-ли, другъ Лотаръ, что я долженъ-бы былъ безгранично благодарить Бога за милости, которыя онъ мнѣ явилъ,- за то, что я происхожу отъ такихъ, какъ мои, родителей, за то, что онъ щедрою рукою осыпалъ меня дарами рожден³я и состоян³я, и, наконецъ, за его еще большую милость - за то, что онъ далъ мнѣ тебя въ друзья и Камиллу въ жены - два сокровища, которыя я цѣню, можетъ быть, и не столько, сколько они заслуживаютъ, но, по крайней мѣрѣ, сколько я могу? И что-же? несмотря на все это благополуч³е, способное всякаго человѣка сдѣлать счастливымъ, никто другой въ цѣлой вселенной не влачитъ такой унылой и безотрадной жизни, какъ я. Вотъ уже нѣсколько дней, какъ меня давитъ и мучаетъ одно настолько странное и безумное желан³е, что я самъ себѣ изумляюсь, и обвиняю и браню себя, стараюсь молчать и скрыть его отъ моего собственнаго сознан³я. Но больше я не въ силахъ скрывать своей тайны и хочу довѣрить ее твоей скромности, въ надеждѣ, что, благодаря твоимъ дружескимъ старан³ямъ излѣчить меня, и освобожусь отъ терзающей меня тоски и твоя заботливость возвратитъ мнѣ радость, столь-же полную, какъ полна та печаль, въ которую повергло меня мое безум³е".

   Съ удивлен³емъ слушалъ Лотаръ Ансельма, не понимая, къ чему клонится это длинное предислов³е; какъ не пытался онъ самъ догадаться, что за желан³е могло мучить; его друга, онъ не могъ напасть на слѣдъ истины. Наконецъ, желая поскорѣе выйти изъ мучительной неизвѣстности, онъ сказалъ Ансельму, что высказывать свои сокровенные помыслы съ помощью столькихъ изворотовъ - это значитъ оскорблять чувство искренней дружбы, потому что у друга всегда можно найти или совѣты относительно путей, или средства для исполнен³я задуманнаго. "Ты правъ,- отвѣтилъ Ансельмъ,- и, довѣряясь тебѣ, я хочу тебѣ сообщить, другъ Лотаръ, что преслѣдующее меня желан³е состоитъ вотъ въ чемъ: я хочу знать, дѣйствительно-ли моя супрута Камилла такъ добродѣтельна и совершенна, какъ я думаю. Но удостовѣриться въ этомъ я могу не иначе, какъ подвергнувъ ее испытан³ю, которое обнаружило бы всю чистоту ея добродѣтели подобно тому, какъ огонь показываетъ чистое золото. Другъ мой! по моему мнѣн³ю только такую женщину можно назвать добродѣтельной, которая не поддается соблазнамъ, и только ту женщину назову я стойкой и сильной, которая недоступна ни обѣщан³ямъ, ни подаркамъ, ни слезамъ, ни постояннымъ преслѣдован³ямъ пылкаго любовника. Можно-ли вмѣнить въ заслугу женщинѣ, если она не теряетъ своего благоразум³я, когда никто не соблазняетъ ея на это? Удивительно-ли, если скромной и робкой остается та, для которой ни разу не представилось случая пользоваться свободою, которая знаетъ, что мужъ заставитъ ее жизнью искупить первый-же проступокъ, какъ только онъ ее уличитъ? Я не могу одинаково уважать и женщину добродѣтельную только изъ боязни или за неимѣн³емъ возможности грѣшить, и ту, которая подвергалась всяческимъ соблазнамъ и преслѣдован³ямъ и выходитъ изъ всѣхъ этихъ искушен³й съ вѣнкомъ побѣды на челѣ. И вотъ всѣ эти соображен³я и мног³я друг³я, которыя я могъ-бы привести въ подтвержден³е моего мнѣн³я, заставляютъ меня желать, чтобы моя супруга Камилла подверглась такому испытан³ю и прошла черезъ горнило преслѣдован³й и обожан³я со стороны человѣка, имѣющаго право, благодаря своимъ достоинствамъ, разсчитывать на ея благосклонность. Если моя надежда осуществится и она выйдетъ съ пальмой торжества изъ той борьбы, то счастье мое будетъ чрезмѣрно и я скажу тогда, что всѣ мои желан³я исполнились и я обладаю непоколебимо-вѣрной женой, про которую мудрецъ сказалъ: кто ее найдетъ? Но если бы даже случилось и не такъ, какъ я надѣюсь, то удовольств³е убѣдиться въ томъ, что я не ошибался въ своихъ предположен³яхъ, облегчитъ мучен³я, причиненныя мнѣ такимъ дорогимъ опытомъ. Затѣмъ, еще вотъ что: такъ какъ, сколько возражен³й не представляй ты мнѣ противъ моего намѣрен³я, все равно тебѣ не удастся отклонить меня отъ исполнен³я его, то мнѣ бы хотѣлось, о другъ мой Лотаръ, чтобы оруд³емъ, которое должно воздвигнуть здан³е моего благополуч³я, былъ ты. Я представлю тебѣ всякую возможность для дѣйств³я и ты не ощутишь недостатка ни въ чемъ нужномъ, чтобы поколебать честную, скромную, цѣломудренную и безкорыстную женщину. Довѣрить такое щекотливое предпр³ят³е тебѣ, а не другому, побуждаетъ меня, между прочимъ, увѣренность въ томъ, что если Камилла будетъ побѣждена тобою, то въ своей побѣдѣ ты не перейдешь послѣднихъ границъ и сочтешь сдѣланнымъ то, что могъ-бы ты сдѣлать. Такимъ образомъ я буду оскорбленъ только намѣрен³емъ, и тайна моего безчест³я будетъ погребена въ твоемъ молчан³и, которое, подобно молчан³ю смерти, во всемъ касающемся меня будетъ длиться вѣчно. Итакъ, если ты хочешь, чтобы моя жизнь была дѣйствительно достойна назван³я жизни, то начинай безотлагательно-же свои любовныя ухаживан³я и дѣйствуй не съ робостью и медлительностью, но съ пылкостью и рвен³емъ, какъ я того желаю и ожидаю, вѣря твоей дружбѣ."

   Съ такою рѣчью обратился Ансельмъ къ Лотару, который слушалъ его съ большимъ вниман³емъ и удивлен³емъ и не раскрывалъ рта, пока другъ его не кончилъ говоритъ. Убѣдившись, что Ансельмъ высказалъ все, Лотаръ сначала долго смотрѣлъ на него, какъ-будто на что-то, до сихъ поръ имъ невиданное и возбуждавшее въ немъ страхъ и изумлен³е. Наконецъ, послѣ долгаго молчан³я онъ сказалъ: "Я все никакъ не могу убѣдить себя, другъ Ансельмъ, въ томъ, что всѣ твои слова - не шутка; еслибы я думалъ, что ты говоришь серьезно, то не далъ бы тебѣ кончить, я бросилъ бы тебя слушать и тѣмъ прервалъ бы твою длинную рѣчь. Я думаю, что или ты меня не знаешь, или я тебя не знаю. Но нѣтъ, я знаю, что ты - Ансельмъ, и ты знаешь, что я - Лотаръ. Мнѣ кажется, что ты, къ несчаст³ю, уже не тотъ Ансельмъ, и ты, должно быть, думаешь, что я уже не тотъ Лотаръ, потому что ни то, что ты говоришь, не свойственно прежнему Ансельму, моему другу, ни то, что ты просишь, не можетъ относиться къ тому Лотару, котораго ты знаешь. Въ самомъ дѣлѣ, хорош³е друзья должны подвергать другъ друга испытан³ямъ usque ad aras, какъ говоритъ поэтъ, то есть не должны требовать отъ дружбы чего-либо противнаго заповѣдямъ Божьимъ. Если такъ думалъ язычникъ о дружбѣ, то еще болѣе обязанъ думать такъ христ³анинъ, который знаетъ, что ни для какой человѣческой любви нельзя жертвовать божественной любовью; хотя другу иногда и приходится ради обязанностей дружбы забывать свои небесныя обязанности, то это должно происходить не по пустымъ причинамъ, а только тогда, когда дѣло идетъ о спасен³и чести или жизни своего друга. Скажи-же мнѣ теперь, Ансельмъ, какой изъ этихъ двухъ твоихъ сокровищъ подвергается опасности, чтобы я могъ рѣшиться совершить въ угоду тебѣ гнусный поступокъ, о которомъ ты меня просишь? Ни какое, конечно. Напротивъ, ты требуешь, кажется, чтобы я попытался отнять у тебя и честь, и жизнь, и отнять ихъ въ одно и то же время; такъ какъ ясно, что, отнимая у тебя честь, я отнимаю также и жизнь, ибо человѣкъ безъ чести - хуже мертваго; мало того, если я, согласно твоему желан³ю, стану оруд³емъ твоего несчаст³я, хотя самъ теряю честь, а слѣдовательно и жизнь. Послушай, другъ Ансельмъ, будь терпѣливъ и не прерывай меня до тѣхъ поръ, пока я не разскажу тебѣ всего, что придетъ мнѣ въ умъ о твоемъ замыслѣ. Времени намъ еще хватитъ для того, чтобы тебѣ отвѣчать, а мнѣ слушать. - Хорошо, говори, что ты хочешь сказать", сказалъ Ансельмъ, и Лотаръ продолжалъ:

   "Мнѣ кажется, Ансельмъ, что твой умъ сталъ теперь такимъ же, какимъ обладаютъ мусульмане, которыхъ невозможно убѣдить въ личности ихъ секты ни цитатами изъ священнаго писан³я, ни выводами, извлеченными изъ умственныхъ разсужден³й или основанными на правилахъ вѣры; имъ нужно приводить очевидные, вразумительные и несомнѣнные примѣры, неоспоримыя математическ³я величины, вродѣ того, что: если отъ двухъ равныхъ величинъ отнимемъ равныя части, то оставш³яся величины будутъ равны между собою; они даже не понимаютъ простыхъ словъ, имъ все нужно представить передъ глазами, показать руками; и все-таки никому не удается убѣдить ихъ въ истинности нашей святой религ³и. Точь въ точь такой же способъ долженъ и употреблять въ разговорѣ съ тобою, потому что желан³е, зародившееся къ твоемъ сердцѣ, настолько далеко ото всего, что носило бы хотя тѣнь разумности, что я напрасно-бы потерялъ время, если бы попробовалъ убѣдить тебя въ твоемъ безразсудствѣ, которому я пока не даю другого имени. Мнѣ даже хотѣлось бы, въ наказан³е тебѣ, оставить тебя въ твоемъ безум³и; но дружба не позволяетъ мнѣ быть такимъ суровымъ; напротивъ, она обязываетъ меня спасти тебя отъ угрожающей опасности. Отвѣчай же, Ансельмъ, чтобы опасность стала и для тебя ясна: не говорилъ ли ты мнѣ, что надо искушать женщину, живущую въ уединен³и? соблазнятъ честную женщину? предлагать подарки безкорыстной женщинѣ? ухаживать за благоразумной женщиной? Да, все это ты мнѣ сказалъ. Но если ты знаешь, что твоя жена живетъ уединенно, что она честна, безкорыстна и благоразумна, то чего ты еще ищешь? Если ты полагаешь, что она выйдетъ побѣдительницей изъ всѣхъ употребленныхъ мною искушен³й, то какими именами, какими титулами разсчитываешь ты наградить ее, которые были бы выше и драгоцѣннѣе уже имѣющихся у нея? Станетъ ли она тогда лучше, чѣмъ теперь? Или ты не считаешь ее за такую, какою ты ее называешь, или ты не знаешь самъ, чего требуешь; въ первомъ случаѣ, зачѣмъ тебѣ ее испытывать? гораздо лучше и обращаться съ нею какъ съ дурною женщиной и какъ тебѣ захочется. Но, если она такъ добра и честна на самомъ дѣлѣ, какъ ты предполагаешь, то было-бы безразсудно испытывать самую истину, потому что и послѣ испытан³я она будетъ обладать тѣмъ же уважен³емъ и тою же цѣною, какъ и прежде. Отсюда вытекаетъ очевидное заключен³е, что намѣрен³е предпринять что-либо, отъ чего скорѣе можно ожидать зла, чѣмъ добра, свойственно безразсудному и дерзкому уму, въ особенности, когда ничто къ тому непобуждаетъ и не принуждаетъ и когда ясно, что всякая такая попытка - очевидное безум³е. Трудныя дѣла предпринимаются ради Бога, ради м³ра и ради нихъ обоихъ вмѣстѣ. Дѣла, предпринимаемыя ради Бога, дѣлаютъ святые, которые, нося человѣческое тѣло, стремятся жить ангельскою жизнью; дѣла ради м³ра предпринимаютъ тѣ люди, которые странствуютъ по неизмѣримымъ морямъ, въ разныхъ климатахъ и чужихъ странахъ съ цѣлью пр³обрѣсти то, что называется дарами счастья; наконецъ, дѣлами, предпринимаемыми ради Бога и ради м³ра вмѣстѣ, являются подвиги мужественныхъ солдатъ, которые, замѣтивъ въ непр³ятельской стѣнѣ брешь, сдѣланную пушечнымъ ядромъ, безъ страха и разсужден³я, позабывъ о грозящей имъ очевидной опасности и летя на крыльяхъ одушевляющаго ихъ желан³я послужить вѣрѣ, родинѣ и королю, стремительно бросаются среди тысячи смотрящихъ имъ въ лицо смертей. Вотъ дѣла, которыя приносятъ честь, славу и выгоду, хотя и влекутъ за собою много неудобствъ и опасностей. Но то, которое ты намѣреваешься предпринять и осуществить, не пр³обрѣтетъ тебѣ ни заслуги передъ Богомъ, ни благъ состоян³я, ни славы среди людей. Вѣдь если успѣхъ твоего предпр³ят³я и будетъ соотвѣтствовать твоему желан³ю, то ты не станешь оттого ни славнѣе, ни богаче, ни почтеннѣе, чѣмъ теперь; если же исходъ его будетъ иного рода, то ты почувствуешь самую глубокую скорбь, какую только можно представить. И нисколько не облегчитъ ея для тебя мысль о томъ, что твое несчаст³е никому неизвѣстно; достаточно, чтобы оно было извѣстно самому тебѣ - и оно растерзаетъ твое сердце. Въ доказательство этой истины, я приведу тебѣ одну строфу изъ первой части поэмы Слезы святого Петра славнаго поэта Луиджи Тансильо. Вотъ она:

  

   "И скорбь и стыдъ въ душѣ Петра растутъ,

   Лишь ночи тѣнь день ясный замѣнитъ;

   Пускай къ суду его не призовутъ,-

   Стыдится онъ себя, что согрѣшилъ.

   Не судъ людской и не людской укоръ

   Въ великодушномъ сердцѣ стыдъ родить; -

   Пускай отъ всѣхъ сокрытъ его позоръ,

   Мысль о грѣхѣ стыдомъ его томитъ."

  

   Итакъ тайна не уменьшитъ твоего горя; напротивъ, она заставитъ тебя плакать постоянно и не простыми слезами, текущими изъ глазъ, а слезами кровавыми, текущими изъ сердца, подобно тому, какъ плакалъ легковѣрный ученый, сдѣлавш³й, какъ разсказываютъ наши поэты, опытъ, съ вазой, отъ испытан³я которой такъ мудро воздерживался Рейнальдъ. {Аллегор³я, приводимая Ар³остомъ въ гл. XLII Orlando Furioso.} Конечно, это только поэтическ³й вымыселъ, но онъ заключаетъ въ себѣ нравственную истину, достойную вниман³я и подражан³я. Но чтобы окончательно убѣдитъ тебя въ томъ, что твое намѣрен³е безразсудно, я приведу тебѣ слѣдующ³й примѣръ. Скажи мнѣ, Ансельмъ, если бы небо или благосклонная судьба сдѣлали тебя хозяиномъ, законнымъ обладателемъ драгоцѣннѣйшаго алмаза, который бы своими достоинствами приводилъ въ восторгъ всѣхъ ювелировъ; если бы всѣ единогласно и единодушно объявили, что блескомъ и чистотой воды онъ такъ прекрасенъ, какъ только это возможно для природы драгоцѣннаго камня, и если бы ты сажъ былъ такого же мнѣн³й, не имѣя основан³й въ томъ сомнѣваться,- скажи мнѣ, благоразумно ли было бы твое желан³е положить этотъ камень на наковальню и со всего розмаху молотомъ попробовать, такъ-ли онъ крѣпокъ и прекрасенъ, какъ говорятъ? благоразумно ли было бы исполнить такое желан³е? Еслибы камень выдержалъ такое безразсудное испытан³е, онъ все равно ничего мы пр³обрѣлъ бы ни въ цѣнности, ни въ славѣ; а если бы онъ разбился, что таки можетъ случиться, то все было бы потеряно и, кромѣ того, его владѣльца, всѣ бы назвали настоящимъ глупцомъ. Такъ знай же, мой дорогой Ансельмъ, что Камилла, въ глазахъ свѣта и въ твоихъ собственныхъ, именно и есть этотъ дорогой алмазъ, который неблагоразумно подвергать опасности разбиться; подумай, что если она останется непорочной, то цѣнность ея отъ этого не возвысятся; а если она не устоитъ и падетъ, то, сообрази самъ, чѣмъ она станетъ, утративъ свою чистоту, и не вправѣ ли ты будешь жаловаться на самого себя, какъ на единственнаго виновника ея и своей гибели. Помни, что въ этомъ м³рѣ нѣтъ большей драгоцѣнности, чѣмъ цѣломудренная и добродѣтельная женщина, и что вся честь женщинъ именно и состоитъ въ той доброй славѣ, которой онѣ пользуются; и если твоя супруга надѣлена благоразум³емъ въ высшей степени, то какое основан³е для тебя сомнѣваться въ этой истинѣ? Не забывай, другъ, что женщина несовершенное существо, что не только не слѣдуетъ ставить ей разныя препятств³я, которыя могутъ ее поколебать и заставить упасть, но надо, напротивъ, старательно удалять ихъ, очищать ей дорогу отъ всякихъ преградъ, чтобы она могла легко и увѣренно идти по пути къ недостающему ей совершенству добродѣтели. Естествоиспытатели разсказываютъ, что для ловли горностая - маленькаго животнаго, обладающаго шкурою блестящей бѣлизны - охотники употребляютъ слѣдующую испытанную уловку. Узнавъ, гдѣ горностаи проходятъ, они покрываютъ эти мѣста грязью, а потомъ загоняютъ животныхъ къ этимъ мѣстамъ; какъ только горностай добѣгаетъ до грязи, онъ останавливается и скорѣе рѣшается отдаться въ руки охотниковъ, чѣмъ войти въ грязь и замарать свою шерсть, цѣня свою чистоту дороже свободы и жизни. Честная и цѣломудренная женщина тотъ же горностай, и ея добродѣтель - бѣлѣе снѣга, тотъ, кто желаетъ, чтобы она не теряла ея, но тщательно хранили и блюла, не долженъ поступать съ ней такъ-же, какъ охотникъ съ горностаемъ; онъ не долженъ помѣщать на ея пути грязь подарковъ и любовныхъ ухаживан³й, потому что въ ней, можетъ быть, и даже безъ всякихъ можетъ быть, не найдется достаточно природной силы и добродѣтели, чтобы побороть всѣ эти препятств³я. Добродѣтельная женщина подобна хрустальному зеркалу свѣтлому и блестящему, но тускнѣющему при самомъ легкомъ дыхан³и. Съ женщинами надо вести себя, какъ съ мощами: ей надо покланяться, не касаясь ея; на нее надо смотрѣть, какъ на прекрасный полный розъ и всякаго рода цвѣтовъ садъ, въ который его хозяинъ не пускаетъ, однако, входить: для прохожихъ довольно того, что они видали и черезъ желѣзную рѣшетку, могутъ наслаждаться его красотою и благоухан³емъ. Наконецъ я приведу тебѣ пришедш³е мнѣ на память стихи изъ одной современной комед³я, она какъ разъ подходятъ къ предмету нашего разговора. Одинъ мудрый старецъ совѣтуетъ другому, отцу молодой дѣвушки, воспитывать ее въ уединен³и и взаперти и, между прочимъ, говоритъ ему:

  

   "Какъ не слѣдуетъ пытать

   Можетъ ли стекло разбиться,

   Точно такъ-же не годится

   Женщинъ хр