Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая

- она передъ всѣми хвалилась своимъ благороднымъ происхожден³емъ, котораго, какъ говорила она, не можетъ унизить ея служба на постояломъ дворѣ, такъ какъ только несчаст³я и превратности судьбы довели ее до такого положен³я.

   Жесткая, узкая, грязная и непрочная постель, на которой покоился Донъ-Кихотъ, стояла первой посреди этого чердака, въ потолокъ котораго заглядывали звѣзды. Санчо помѣстился съ нимъ рядомъ, устроивъ свою постель изъ простой тростниковой рогожи и одѣяла, состоявшаго, повидимому, скорѣе изъ конскаго волоса, чѣмъ изъ шерсти. За этими двумя постелями слѣдовала постель погонщика, сдѣланная, какъ уже сказано, изъ сѣделъ и попонъ его двухъ лучшихъ муловъ; онъ велъ всего двѣнадцать тучныхъ, живыхъ и сильныхъ муловъ, тактъ какъ это былъ одинъ изъ богатыхъ аревальскихъ погонщиковъ, какъ увѣряетъ въ томъ авторъ этой истор³и, обращающ³й на названнаго погонщика особенное вниман³е, потому что онъ его близко зналъ и даже, по слухамъ, былъ нѣсколько сродни ему {Въ Испан³и въ началѣ XVII вѣка большая часть погонщиковъ муловъ были мавры.}. Сидъ Гамедъ Бэнъ-Энгели былъ и вообще очень тщательнымъ и точнымъ историкомъ относительно всѣхъ обстоятельствъ; это неоспоримо подтверждается тѣмъ, что онъ съ своей стороны не обходитъ молчан³емъ ни одной подробности, какъ-бы проста и ничтожна по значен³ю она ни была. Такое отношен³е къ дѣлу могло-бы служить примѣромъ для важныхъ и серьезныхъ историковъ, которые разсказываютъ намъ дѣла своихъ героевъ такъ лаконически кратко, что не успѣешь ихъ и раскусить хорошенько, и которые въ своей чернильницѣ оставляютъ по небрежности, невѣжеству или по злобѣ всю главную суть ихъ сочинен³я. Тысячи похвалъ автору Тобланта Рикамонтскаго и повѣствователю о подвигахъ и дѣян³яхъ Графа Томильяса! Какая точность въ ихъ разсказахъ и описан³яхъ!

   Возвращаюсь, однако, къ нашей истор³и. Погонщикъ, посмотрѣвъ своихъ муловъ и давъ имъ второй пай ячменя, растянулся на своей сбруѣ и сталъ поджидать точной Мариторны. Санчо Панса, хорошо натертый мазью, улегся, но, не смотря на всѣ его старан³я, боль въ ребрахъ не давала ему заснуть. Донъ-Кихотъ, ощущая боль въ томъ-же мѣстѣ, лежалъ тоже съ открытыми, какъ у зайца, глазами. Во всемъ постояломъ дворѣ царило молчан³е, и не было нигдѣ другого свѣта кромѣ зажженнаго ночника, висѣвшаго у входа. Эта полная таинственности тишина и мысли, не перестававш³я роиться въ умѣ нашего рыцаря благодаря воспоминан³ю и приключен³яхъ, которыя встрѣчаются на каждой страницѣ принесшихъ ему несчаст³е книгъ, создали въ его воображен³и одно изъ самыхъ странныхъ и безумныхъ представлен³й, как³я только можно придумать. Онъ былъ убѣжденъ, что прибылъ въ знаменитый замокъ, такъ какъ всѣ постоялые дворы, въ которыхъ онъ останавливался, были въ его глазахъ замками, что дочь хозяина двора была дочь владѣльца замка и что, покоренная его красотою и любезностью, эта дѣвица влюбилась въ него и рѣшилась тайно отъ родителей придти къ нему въ эту самую ночь и раздѣлить съ нимъ ложе. Принявъ всѣ эти имъ же самимъ составленныя химеры на дѣйствительность, онъ сталъ безпокоиться при мысли о томъ, какая страшная опасность грозитъ его цѣломудр³ю, и въ глубинѣ сердца онъ принялъ твердое рѣшен³е не допускать себя до измѣны своей дамѣ Дульцинеѣ Тобозской, даже въ томъ случаѣ, если бы явилась искушать его сама королева Женьевра, въ сопровожден³я дуэньи Квинтильоны.

   Между тѣхъ какъ онъ погружался умомъ въ так³я сумасбродныя мечтан³я, время шло и наступилъ роковой для него часъ, когда, согласно своему обѣщан³ю, пришла астур³йка, которая въ одной сорочкѣ, съ босыми ногами и съ волосами, собранными въ бумажномъ чепчикѣ, прокрадывалась по-волчьи въ помѣщен³е, гдѣ спали гости, направляясь къ погонщику муловъ. Но едва только переступила она порогъ, какъ Донъ-Кихотъ уже услыхалъ её, сѣлъ на постели, позабывъ о своей боли въ поясницѣ и о пластыряхъ, простеръ руки, чтобы принять очаровательную астур³йскую дѣвицу, которая, вся сжавшись, еле дыша и выставивъ впередъ руки, ощупью отыскивала своего возлюбленнаго. Она угодила прямо въ объят³я Донъ-Кихота, который крѣпко схватилъ её за рукавъ рубахи и, притянувъ ее, не смѣвшую пикнуть ни слова, къ себѣ, посадилъ на свою постель. Онъ пощупалъ ея рубашку, сшитую изъ грубаго мѣшечнаго холста, но показавшуюся ему сдѣланной изъ тончайшаго полотна. На рукахъ у астур³йки были надѣты стеклянные браслеты, пр³обрѣвш³е въ его глазахъ красоту драгоцѣннѣйшаго жемчуга востока; ея волосы, своею жесткостью и цвѣтомъ нѣсколько напоминавш³е лошадиную гриву, онъ принялъ за пряди тончайшаго арав³йскаго золота, с³ян³е которыхъ помрачало с³ян³е солнца, а ея дыхан³е, отзывавшееся вчерашнимъ салатомъ изъ чесноку, показалось ему источавшимъ сладостное благовон³е. Однимъ словомъ, въ своемъ воображен³и онъ надѣлилъ её тѣми же самыми прелестями и уборами, как³е имѣлись у той принцессы, которая, какъ онъ читалъ въ своихъ книгахъ, пришла ночью къ раненому рыцарю, будучи не въ силахъ бороться съ своей пламенной любовью къ нему. Ослѣплен³е бѣднаго гидальго было такъ сильно, что ничто его не могло разочаровать: ни прикосновен³е, ни дыхан³е, ни нѣкоторыя друг³я особенности, отличавш³я бѣдную дѣвку и настолько пр³ятныя, что могли-бы возбудить рвоту у всякаго другого, кромѣ погонщика, несмотря ни на что, онъ воображалъ, что держитъ въ своихъ объят³яхъ богиню любви и, прижавъ ее крѣпко къ себѣ, говорилъ ей тихимъ и нѣжнымъ голосомъ: "Благородная и очаровательная дама! я страстно-бы желалъ быть въ состоян³и отплатить вамъ за то безконечное счастье, которое вы мнѣ дарите видомъ вашей несравненной красоты; но судьбѣ, никогда не перестающей преслѣдовать добрыхъ, угодно было бросить меня въ эту постель, гдѣ я лежу настолько избитый и изломанный, что, если бы даже моя воля соотвѣтствовала вашей, и тогда дѣло оставалось бы все-таки невозможнымъ. Но къ этой невозможности присоединяется еще большая; это - клятва, данная несравненной Дульцинеѣ Тобозской, единой повелительницѣ моихъ самыхъ сокровенныхъ мыслей. Если бы так³я препятств³я не мѣшали исполнен³ю моихъ желан³й, то, безъ сомнѣн³я, я оказался бы не настолько глупымъ рыцаремъ, чтобы упустить счастливый случай, которымъ даритъ меня ваша безконечная доброта".

   Бѣдная, крѣпко стиснутая Донъ-Кихотомъ Мариторна, не обращая вниман³я на эти рѣчи и ни говоря ни слова, металась въ смертельной тоскѣ и всячески старалась высвободиться.

   Погонщикъ, которому грѣшныя желан³я не давали спать, слышалъ свою красавицу съ того самаго момента, какъ только она переступила порогъ, и затѣмъ внимательно прислушивался ко всему, что говорилъ Донъ-Кихотъ. Мучимый ревностью и разсерженный на астур³йку, измѣнившую своему слову ради другого, онъ поднялся, подошелъ поближе къ Донъ-Кихоту и сталъ, притаившись, ожидать, чѣмъ кончатся всѣ эти рѣчи, которыхъ онъ никакъ не могъ понять; но когда онъ увидалъ, что бѣдная дѣвка усиливается вырваться, а Донъ-Кихотъ, напротивъ, старается ее удержать, то, недовольный такою шуткою, онъ поднялъ кулакъ и со всего размаху такъ здорово хватилъ имъ по узкимъ челюстямъ влюбленнаго рыцаря, что у того весь ротъ заполнился кровью; не довольствуясь, однако, и этимъ, онъ вскочилъ къ нему на грудъ и ногами перещупалъ ему всѣ ребра сверху до-низу. Но въ это время тонкая и непрочная кровать не могла выдержать добавившагося вѣса погонщика, провалилась и упала. Отъ треска и шума ея паден³я проснулся хозяинъ, сталъ звать во все горло Мариторну и, не получивъ отъ вся никакого отвѣта, сейчасъ же догадался, что это должны быть ея проказы. Съ этимъ подозрѣн³емъ онъ всталъ, зажегъ ночникъ и на правился въ ту сторону, откуда шелъ шумъ. Служанка, услыхавъ шаги своего хозяина, жесток³й нравъ котораго ей былъ извѣстенъ, поспѣшила укрыться на постели все еще спавшаго Санчо Панса и свернулась тамъ въ клубокъ. Хозяинъ вошелъ и крикнулъ: "Гдѣ ты, каналья? я ужъ знаю, что это твои продѣлки!" Въ эту минуту Санчо проснулся и, ощущая на своемъ животѣ какую-то необыкновенную тяжесть, принялся совать кулакомъ то въ ту, то въ другую сторону, подумавъ, что его душитъ кошмаръ. Добрая доля этихъ тумаковъ попала Мариторнѣ и та, отъ боли потерявъ всякое терпѣн³е, принялась отплачивать Санчо тою же монетою, чѣмъ окончательно довершила его пробужден³е. Получая так³я угощен³я и не понимая, кому и чему онъ ими обязанъ, Санчо постарался, какъ могъ, подняться, схватилъ Мариторну въ охабку, я оба противника вступили между собою въ жесточайшую и презабавнѣйшую поволочку въ м³рѣ. Между тѣмъ, погонщикъ, увидавъ при свѣтѣ лампы опасное положен³е своей дамы, бросилъ Донъ-Кихота и поспѣшилъ на помощь красавицѣ. Хозяинъ послѣдовалъ за нимъ, но съ другимъ намѣрен³емъ: онъ хотѣлъ наказать астур³йку, вполнѣ убѣжденный, что она единственная причина всей этой суматохи. И подобно тому, какъ говорится кошка за крысу, крыса за веревку, веревка за палку, такъ происходило и здѣсь: погонщикъ дубасилъ Санчо, Санчо - дѣвку, дѣвка - Санчо, хозяинъ - дѣвку, и всѣ они работали такъ ловко и усердно, что не давали другъ другу ни минутки отсрочки. Къ довершен³ю забавности приключен³я ночникъ у хозяина погасъ, и сражающ³еся, внезапно очутившись въ совершенной темнотѣ, осыпали другъ друга ударами ужъ безъ всякаго разбора и безъ всякаго милосерд³я, внося разрушен³е всюду, куда только доставали ихъ руки.

   Эту же ночь случилось ночевать на постояломъ дворѣ одному полицейскому стражу изъ такъ называемой старой толедской святой германдады. Услыхавъ шумъ свалки, полицейск³й вооружился своимъ чернымъ жезломъ и ящичкомъ изъ бѣлаго желѣза, хранившимъ его права, и, ощупью войдя въ помѣщен³е, гдѣ происходила битва, "Стой!- воскликнулъ онъ,- остановитесь!- почтен³е къ правосуд³ю! почтен³е къ святой германандѣ"!

   Первымъ попавшимся ему подъ руку былъ нашъ несчастный Донъ-Кихотъ, растянувш³йся на развалинахъ своего ложа съ разинутымъ ртомъ и безъ сознан³я. Полицейск³й, схвативъ его за бороду, снова крикнулъ: "Помощь правосуд³ю"! Но, замѣтивъ, что его плѣнникъ не дѣлалъ ни малѣйшаго движен³я, онъ вообразилъ себѣ, что это - мертвый, а остальные были его уб³йцами. Когда ему пришла въ голову такая мысль, онъ еще громче заоралъ: "Заперетъ ворота дома и смотрѣть, чтобы никто не вышелъ оттуда! Здѣсь убили человѣка". Этотъ крикъ испугалъ сражавшихся, и битва прекратилась, какъ только раздался голосъ полицейскаго. Хозяинъ удалился въ свою комнату, служанка - въ свою конуру, и погонщикъ - на свою упряжь. Только двое несчастныхъ, Донъ-Кихотъ и Санчо, были не въ состоян³и сдвинуться съ мѣста. Полицейск³й выпустилъ наконецъ бороду Донъ-Кихота и вышелъ добыть свѣта, чтобы возвратиться потомъ и арестовать преступниковъ, но свѣта онъ не нашелъ, такъ какъ хозяинъ по возвращен³и позаботился погасить ночникъ. Поэтому полицейскому пришлось слазить въ печку, и только послѣ долгаго времени и порядочнаго труда ему, наконецъ, удалось зажечь свѣтильню.

  

   Между тѣмъ Донъ-Кихотъ пришелъ въ сознан³е и такимъ же жалобнымъ голосомъ, какимъ наканунѣ его звалъ оруженосецъ, когда они оба распростертые лежали въ долинѣ приключен³я съ дубинками, началъ звать Санчо, говоря: "Санчо, другъ мой, ты спишь? ты спишь, мой другъ Санчо? - Куда къ черту спать! - отвѣтилъ Санчо съ горечью и отчаян³емъ - когда въ эту ночь всѣ черти ада сорвались съ цѣпи и бросились на меня! - Ахъ, ты, вѣроятно, правъ, думая такъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- потому что, или я сильно ошибаюсь, или этотъ замокъ заколдованъ. Надо тебѣ сказать... Но прежде чѣмъ я буду продолжать, ты мнѣ поклянешься, что сказанное мною будешь держать въ тайнѣ до самой моей смерти. - Хорошо, я клянусь,- отвѣтилъ Санчо. - Я требую отъ тебя этой клятвы,- заговорилъ опять Донъ-Кихотъ,- потому что ни за что въ свѣтѣ не хотѣлъ бы вредить чести кого-либо. - Да говорю вамъ, что клянусь,- повторилъ Санчо,- и буду молчать о сказанномъ до конца вашей жизни!.. Дай Богъ только, чтобы завтра-же моя клятва разрѣшилась. - Какъ, Санчо! - сказалъ Донъ-Кихотъ,- развѣ я такъ дурно обходился съ тобой, что ты желаешь мнѣ смерти. - Вовсе не потому,- возразилъ Санчо,- а потому что я не люблю долго хранить тайны и боюсь, что, если я буду скрывать ихъ слишкомъ долго, то онѣ, пожалуй, сгн³ютъ внутри меня. - Какъ бы тамъ ни было,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- я вполнѣ полагаюсь на твою привязанность ко мнѣ и вѣрность. Знай-же, что со мною въ эту ночь случилось одно изъ удивительнѣшихъ приключен³й, которое могло бы послужитъ къ моей славѣ. Короче говоря, нѣсколько минутъ тому назадъ ко мнѣ приходила дочь владѣльца этого замка, прелестнѣйшая и милѣйшая изъ всѣхъ земныхъ дѣвъ. Какъ описать тебѣ красоту этой особы, изящество ея ума и друг³я сокрытыя прелести, которыя вслѣдств³е клятвы, данной мною моей дамѣ Дульцинеѣ Тобозской, я оставляю нетронутыми и обхожу молчан³емъ. Скажу только, что или небо позавидовало посланному мнѣ судьбою необычайному счастью или, можетъ быть,- и это даже болѣе вѣроятно - этотъ замокъ, какъ я уже сказалъ,- очарованъ; чтобы тамъ ни было, только въ то время, какъ я велъ съ нею самую нѣжную влюбленную бесѣду, вдругъ, невидимо и неожиданно для меня, кулакъ какого-то огромнаго великана нанесъ мнѣ такой сильный ударъ по челюстямъ, что онѣ и до сихъ поръ всѣ еще въ крови. Потомъ великанъ колотилъ и мялъ меня такъ, что я теперь нахожусь въ худшемъ положен³и, чѣмъ вчера, когда, какъ ты знаешь, насъ изъ-за волокитства Россинанта побили погонщики муловъ. На основан³и этого я догадываюсь, что сокровище красоты этой дѣвицы поручено на хранен³е какому-нибудь волшебному мавру, а потому оно существуетъ не для меня. - Ни для меня, тѣмъ менѣе,- отвѣтилъ Санчо,- потому что больше четырехъ сотъ мавровъ такъ дубили мою кожу, что въ сравнен³и съ этимъ молотьба дубинками просто благодать. Ну, скажите мнѣ, господинъ, какъ можете вы называть рѣдкимъ и прекраснымъ такое приключен³е, изъ котораго мы выходимъ въ такомъ видѣ. Еще вашей милости бѣда не такъ велика, потому что вы хоть держали въ объят³яхъ эту несравненную красоту; о которой вы говорите; но я то, Господи Боже мой! я что пр³обрѣлъ кромѣ здоровеннѣйшихъ тумаковъ, как³е только можно получить въ жизни? Горе мнѣ и родившей меня въ свѣтъ матери! я не рыцарь и не думаю никогда имъ сдѣлаться, а между тѣмъ большая доля во всѣхъ непр³ятностяхъ попадаетъ мнѣ. - Какъ! - воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- тебя тоже колотили? - Проклят³е моему роду! - вскричалъ Санчо,- что-же я вамъ и говорю-то? - Не огорчайся, мой другъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- я сейчасъ приготовлю драгоцѣнный бальзамъ, и онъ исцѣлитъ васъ въ одно мгновен³е ока".

   Въ эту минуту полицейск³й святой германдады появился съ зажженнымъ ночникомъ, чтобы посмотрѣть на человѣка, котораго онъ счелъ за мертваго. Когда Санчо увидѣлъ входящимъ человѣка довольно противной наружности, въ рубашкѣ, съ головой, обвернутой чернымъ платкомъ, и съ ночникомъ въ рукѣ, онъ спросилъ своего господина: "Господинъ, не очарованный ли это мавръ, вернувш³йся для того, чтобы снова разгладить намъ спины, если только у него еще не уходились руки и ноги? - Нѣтъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- это не мавръ, потому что очарованные не даютъ себя видѣть. - Ну, если они не даютъ себя видѣть, то порядкомъ даютъ себя чувствовать,- сказалъ Санчо;- если вы сами не убѣдились, такъ можете получить много свѣдѣн³й относительно этого отъ моихъ плечей.- Мои могли бы тоже кое-что поразсказать,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- но этого указан³я еще недостаточно для предположен³я, что тотъ, кого мы видимъ,- очарованный мавръ". Полицейск³й приблизился и остановился, когда нашелъ ихъ тамъ спокойно разговаривающими; впрочемъ, Донъ-Кихотъ все еще лежалъ съ разинутымъ ртомъ, потерявъ способность двигаться, благодаря полученнымъ ударамъ и облѣплявшимъ его пластырямъ. Полицейск³й подошелъ къ нему. "Ну,- сказалъ онъ,- какъ себя чувствуешь, пр³ятель? - Я говорилъ бы повѣжливѣе,- замѣтилъ Донъ-Кихотъ, - если бы былъ на вашемъ мѣстѣ. Развѣ въ этой странѣ принято говорить такъ съ странствующими рыцарями, грубый невѣжа вы!" Полицейск³й, встрѣтивъ подобное возражен³е отъ человѣка такого печальнаго вида, былъ взбѣшенъ его заносчивостью и, замахнувшись ночникомъ, бывшимъ у него въ рукахъ, бросилъ его со всѣмъ масломъ въ голову Донъ-Кихота, такъ что едва не раскололъ ему черепа; а затѣмъ онъ удалился, оставивъ опять все помѣщен³е въ темнотѣ.

   - Ну, теперь нѣтъ сомнѣн³я, господинъ,- сказалъ Санчо Панса,- что это - очарованный мавръ, который бережетъ сокровище для другихъ, для васъ же приберегаетъ только удары кулакомъ да ночникомъ.

   - Должно быть, что такъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- но не слѣдуетъ обращать вниман³я на эти волшебства и еще менѣе того сердиться и досадовать на нихъ; вѣдь это невидимыя или фантастическ³я существа, и, сколько-бы мы ихъ не искали, все равно не нашли бы никого, кому отомстить. Подымись, Санчо, если можешь, позови начальника этой крѣпости и скажи, чтобы онъ далъ мнѣ немного масла, вина, соли и розмарина - я хочу составить свой спасительный бальзамъ. Право, я думаю, что онъ мнѣ теперь очень нуженъ, потому что я теряю много крови изъ раны, нанесенной мнѣ этимъ привидѣн³емъ".

   Санчо поднялся, ощущая боль до самаго мозга костей, и ощупью отправился искать хозяина. Встрѣтивъ полицейскаго, подслушивавшаго у двери, что будетъ дѣлать его несчастный противникъ, онъ сказалъ ему: "господинъ, кто бы вы ни были, будьте добры, сдѣлайте милость, дайте намъ немного розмарина, масла, вина и соли, это намъ нужно для того, чтобы полѣчить лучшаго изъ странствующихъ рыцарей, как³е только существуютъ на землѣ, онъ лежитъ сейчасъ въ постели тяжело раненый мавромъ, живущимъ въ этомъ домѣ". Услыхавъ так³я слова, полицейск³й принялъ Санчо за человѣка не въ полномъ разумѣ. Но такъ какъ начинало уже разсвѣтать, то онъ отворилъ дверь и, позвавъ хозяина, разсказалъ ему, чего желаетъ этотъ простакъ. Хозяинъ снабдилъ Санчо всѣмъ желаемымъ и тотъ поспѣшилъ все отнести Донъ-Кихоту, который, обхвативъ голову обѣими руками, жаловался на сильную боль отъ удара ночникомъ, не причинившаго, впрочемъ, никакого другого поврежден³я, кромѣ двухъ вскочившихъ на лбу довольно большихъ шишекъ; то же, что рыцарь принималъ за кровь, было простымъ потомъ, вызваннымъ усталостью и треволнен³ями послѣдней бури. Донъ-Кихотъ взялъ всѣ принесенныя вещества, смѣшалъ ихъ вмѣстѣ и довольно долго кипятилъ всю смѣсь на огнѣ до тѣхъ поръ, пока ему не показалось, что его лѣкарство готово. Онъ попросилъ тогда бутылку, чтобы вылить въ нее жидкость, но такъ какъ бутылки не оказалось во всемъ постояломъ дворѣ, то онъ рѣшилъ довольствоваться жестянкой изъ-подъ масла, которую ему любезно подарилъ хозяинъ. Затѣмъ онъ прочиталъ надъ жестянкой разъ восемьдесятъ слишкомъ Pater mater, столько же Ave Maria, Salve и Credo, съ каждымъ словомъ крестя свое лѣкарство. При этой церемон³и присутствовали Санчо, хозяинъ и полицейск³й, погонщикъ же въ это время спокойно занимался уходомъ за своими мулами.

   Совершивъ все это, Донъ-Кихотъ рѣшилъ немедленно-же испытать на себѣ силу столь драгоцѣннаго, по его мнѣн³ю, бальзама и, потому, выпилъ добрую половину всего, что не помѣстилось въ жестянкѣ и осталось въ чугунчикѣ. Но едва онъ кончилъ пить, какъ у него поднялась сильная рвота, послѣ которой, навѣрно, ничего не осталось въ его желудкѣ. Отъ напряжен³я и мучен³й при тошнотѣ у него появился очень обильный потъ; тогда онъ попросилъ прикрытъ себя потеплѣе въ постели и оставить одного. Его послушались, и онъ проспалъ больше четырехъ часовъ, послѣ чего, пробудившись и почувствовавъ свое тѣло сильно облегченнымъ и исцѣлившимся отъ побоевъ, рѣшилъ, что онъ совершенно выздоровѣлъ. Такое быстрое исцѣлен³е серьезно навело его на мысль, что онъ нашелъ бальзамъ Фьерабраса и, обладая такимъ лѣкарствомъ, можетъ безъ малѣйшаго страха вступать во всяк³я столкновен³я и битвы, как³я-бы опасности онѣ не представляли. Санчо Панса, которому выздоровлен³е его господина тоже показалось чудеснымъ, допросилъ позволен³я допить остальную довольно изрядную долю жидкости въ чугунчикѣ. Донъ-Кихотъ далъ ему это позволен³е, и Санчо съ чувствомъ простодушной вѣры обхватилъ чугунчикъ обѣими руками и вылилъ себѣ въ глотку почти столько-же, сколько его господинъ.

   Но желудокъ у бѣднаго Санчо, должно быть, былъ не такъ нѣженъ, какъ у его господина, и, потому, передъ рвотой его столько разъ прошибалъ холодный потъ, такъ сильно мутило, такъ страшно жгло у него на сердцѣ, что, испытывая столько страдан³й, онъ былъ вполнѣ увѣренъ въ близости своего послѣдняго часа и въ своихъ страшныхъ мукахъ проклиналъ не только бальзамъ, но и злодѣя, предложившаго ему такое лѣкарство. При видѣ его мучен³й, Донъ-Кихотъ сказалъ ему: "Я полагаю, Санчо, что всѣ твои страдан³я происходятъ отъ того, что ты не посвященъ въ рыцари, потому что, по моему мнѣн³ю, эта жидкость не можетъ быть полезна для тѣхъ, кто не рыцарь.- Проклят³е на меня и на весь мой родъ! - вскричалъ Санчо,- если ваша милость знали это, зачѣмъ же вы угостили меня ею". Въ эту минуту напитокъ возымѣлъ, наконецъ, дѣйств³е,и бѣдный оруженосецъ началъ опрастываться черезъ оба природные канала съ такою стремительностью, что рогожа, на которой онъ почивалъ, и покрывавшее его холщевое одѣяло сдѣлались навсегда негодными къ употреблен³ю. Въ тоже время онъ такъ сильно потѣлъ и мучился такими припадками и конвульс³ями, что не только онъ самъ, но и всѣ присутствовавш³е не сомнѣвались въ близости его кончины. Припадки и опасное положен³е длились у него около двухъ часовъ, и, когда они миновали, бѣдный оруженосецъ не только не испыталъ облегчен³я, какъ его господинъ, но, напротивъ, чувствовалъ себя такъ сильно утомленнымъ и изломаннымъ, что не могъ держаться на ногахъ.

   Но Донъ-Кихотъ, убѣжденный въ своемъ полномъ выздоровлен³и и чувствовавш³й себя даже бодрѣе, чѣмъ когда либо, рѣшилъ немедленно-же отправиться въ путь на поиски приключен³й. Въ безграничномъ довѣр³и, питаемомъ имъ отнынѣ къ своему бальзаму, онъ смотрѣлъ за то время, которое онъ промѣшкалъ въ этомъ мѣстѣ, какъ на потерянное для м³ра и для угнетенныхъ, ожидавшихъ его помощи. Поэтому, сгарая нетерпѣн³емъ, онъ самъ осѣдлалъ Россинанта и осла и помогъ Санчо одѣться и вскарабкаться на своего осла. Потомъ онъ сѣлъ верхомъ на коня, проѣхалъ въ уголъ двора и взялъ стоявшую тамъ пику сторожа, которою онъ рѣшилъ замѣнить копье. Всѣ находивш³еся на постояломъ дворѣ (болѣе двадцати человѣкъ) смотрѣли на него; въ числѣ ихъ была также и хозяйская дочь, съ которой онъ, съ своей стороны, тоже не сводилъ глазъ, испуская повременамъ вздохи, съ мучен³емъ вырывавш³еся, казалось, изъ глубины его внутренностей. впрочемъ, присутствовавш³е объясняли эти вздохи иначе, предполагая, что онъ испытываетъ сильную боль; въ особенности, такъ думали тѣ, кто видѣлъ его наканунѣ намазаннымъ и облѣпленнымъ пластырями.

   Когда они оба, рыцарь и оруженосецъ, усѣлись верхомъ, Донъ-Кихотъ, остановившись у дверей, позвалъ хозяина и твердымъ и важнымъ голосомъ оказалъ ему: "Полученныя мной въ вашемъ замкѣ милости велики и многочисленны, господинъ владѣлецъ замка, и, пока я живъ, я обязанъ сохранять сердечную признательность къ вамъ за нихъ. Если я могу отблагодарить и отплатить вамъ за нихъ, предавъ мщен³ю какого-нибудь нахала, нанесшаго какъ какое-либо оскорблен³е, то знайте, что мои обязанности въ томъ только и состоятъ, чтобы помогать слабымъ, мстить за оскорбленныхъ и наказывать всяк³я вѣроломныя дѣян³я. Обратитесь къ вашей памяти и если вы найдете поручить мнѣ что-либо въ этомъ родѣ, то вамъ стоитъ только сказать, и я носимымъ мною зван³емъ рыцаря обѣщаю дать вамъ всякое удовлетворен³е, какое только вы пожелаете".

   Хозяинъ такъ-же спокойно отвѣтилъ ему: "Мнѣ нѣтъ надобности, господинъ рыцарь, чтобы ваша милость мстили за меня какую-либо обиду, потому что, когда меня обидятъ, я сумѣю самъ за себя отомстить... Я желаю только, чтобы ваша милость заплатили мнѣ за все забранное вами сегодня ночью на моемъ постояломъ дворѣ, какъ за солому и ячмень, которые были даны этимъ двумъ животнымъ, такъ за ужинъ и постели. - Какъ! - воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- это, стало быть, постоялый дворъ? - И очень извѣстный,- отвѣтилъ хозяинъ. - Въ такомъ случаѣ,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- я до сихъ поръ страннымъ образомъ заблуждался, потому что, по правдѣ сказать, я думалъ, что это - замокъ и даже не изъ плохихъ. Но такъ какъ это постоялый дворъ, а не замокъ, то съ вашей стороны лучше всего отказаться отъ получен³я платы за издержки, потому что я не могу нарушать правилъ странствующихъ рыцарей, которые,- какъ я знаю изъ надежныхъ источниковъ, не читавъ ничего противорѣчащаго этому,- никогда не платили ни за постой, ни за что другое на какомъ-либо постояломъ дворѣ. Въ самомъ дѣлѣ, по своимъ правамъ и особымъ преимуществамъ, они должны находить хорош³й пр³емъ всюду, куда они являются, въ вознагражден³е за невыносимые труды, которымъ они предаются въ поискахъ за приключен³ями ночью и днемъ, зимой и лѣтомъ, пѣшкомъ и на лошади, испытывая жажду и голодъ, стужу и жаръ, подвергаясь всѣмъ небеснымъ невзгодамъ и земнымъ неудобствамъ. - Я ничего этого знать не хочу,- отвѣтилъ хозяинъ,- заплатите, что вы мнѣ должны, и бросьте разсказы о рыцаряхъ, въ томъ и состоитъ мое занят³е, чтобы не упускать ничего своего. - Вы - наглецъ и неучъ,- проговорилъ Донъ-Кихотъ;- затѣмъ, пришпоривъ Россинанта и взявъ наперевѣсъ пику, онъ выѣхалъ, никѣмъ не остановленный, и поскакалъ, не заботясь о томъ, слѣдуетъ ли за нимъ его оруженосецъ или нѣтъ.

   Когда хозяинъ увидѣлъ, что рыцарь уѣхалъ, не заплативъ ничего, то сталъ требовать уплаты долга у Санчо Панса. Но и этотъ тоже отвѣтилъ, что такъ какъ господинъ его не хотѣлъ платить, то и онъ заплатитъ не болѣе того, и что, будучи оруженосцемъ странствующаго рыцаря, онъ имѣетъ право пользоваться преимуществами своего господина и не платить за своя издержки ни въ гостинницахъ, ни на постоялыхъ дворахъ. Сколько хозяинъ ни бѣсился, какъ вы грозилъ ему порядкомъ намять бока, если онъ все еще будетъ отказываться отъ уплаты, Санчо стоялъ на своемъ и клялся рыцарскими законами своего господина, что онъ не заплатитъ вы одного мараведиса, хотя бы это стоило ему жизни, такъ какъ онъ не хочетъ, чтобы черезъ него исчезъ этотъ древн³й и превосходный обычай странствующихъ рыцарей и чтобы оруженосцы преемниковъ его господина жаловались и упрекали его въ нарушен³и ихъ законныхъ преимуществъ.

   По волѣ злой судьбы несчастнаго Санчо, между людьми, бывшими на постояломъ дворѣ, находились четыре суконщика изъ Сегов³и, три кордовскихъ разнощика и два проѣзжихъ севильскихъ купца - всѣ люди веселые, изобрѣтательные и любивш³е пошутить, эти молодцы, какъ будто сговорившись одновременно, приблизились къ Санчо, стащили его съ осла и, когда одинъ изъ нихъ стащилъ и принесъ одѣяло съ постели хозяйки, бросили на это одѣяло бѣднаго оруженосца. Однако, поднявъ глава, они замѣтили, что потолокъ сѣней немного низокъ для исполнен³я ихъ намѣрен³я, и потому рѣшили отправиться на задн³й дворъ, которому крышей служило только одно небо. Тамъ они растянули Санчо на одѣялѣ и стали подбрасывать его на воздухъ, играя имъ, какъ играютъ собакою во время карнавала.

   Пронзительные криви несчастнаго Санчо дошли до ушей его господина, который, остановившись съ цѣлью повнимательнѣе прислушаться, сначала подумалъ, что ему представляется какое нибудь новое приключен³е; скоро, однако, онъ положительно убѣдился, что кричитъ такъ отчаянно никто иной, какъ его оруженосецъ. Поэтому, повернувъ коня, онъ ускореннымъ галопомъ возвратился къ постоялому двору и, найдя ворота запертыми, объѣхалъ вокругъ, чтобы посмотрѣть, нельзя-ли проникнуть внутрь какимъ-нибудь другимъ путемъ. Но только что онъ подъѣхалъ къ невысокому забору двора, какъ увидалъ злую шутку, жертвой которой былъ его оруженосецъ. Онъ увидѣлъ, какъ необыкновенно легко и грац³озно порхалъ Санчо внизъ и вверхъ по воздуху, и, навѣрно, самъ разразился-бы хохотомъ при такомъ зрѣлищѣ, еслибы тому не препятствовалъ душивш³й его гнѣвъ. Онъ пробовалъ было взобраться со своей лошади на стѣну, но, избитый и обезсиленный, не могъ даже твердо стоять на ногахъ. Принужденный оставаться на лошади, рыцарь сталъ посылать качающимъ Санчо столько ругательствъ и вызововъ, что перечислить всѣ ихъ нѣтъ возможности, Но, несмотря на всѣ его проклят³я, качающ³е по-прежнему продолжали заниматься своимъ дѣломъ и потѣшаться, а порхающ³й Санчо не прекращалъ своихъ полетовъ и жалобъ, поперемѣнно присоединяя къ послѣднимъ то угрозы, то просьбы. Ничто не помогало и шутники только отъ усталости бросили. свою потѣху.

   Приведи тогда осла, посадили на него Санчо и закутали его въ плащъ. Увидавъ его такимъ излученнымъ, сострадательная Мариторна сочла своимъ долгомъ предложить ему кувшинъ воды и для этого накачала изъ колодца свѣжей. Санчо взялъ кувшинъ и поднесъ его уже ко рту, но въ туже минуту остановился, услыхавъ голосъ своего господина, кричавшаго ему: "Санчо, сынъ моя, не пей этой воды! не пей ея, дитя мое! она тебя убьетъ. Вѣдь у меня есть благодѣтельный бальзамъ (и онъ показалъ ему свою жестянку); достаточно выпить тебѣ двѣ капли, и ты непремѣнно будешь здоровъ". Санчо обратилъ свои глаза въ ту сторону и еще громче крикнулъ: "Или ваша милость опять позабыли, что я не рыцарь? или вы хотите, чтобы у меня вырвало и послѣдн³я внутренности, которыя еще остались отъ вчерашняго? Берегите вашъ напитокъ для всѣхъ чертей, а меня оставьте въ покоѣ". Произнеся послѣдн³я слова, онъ началъ было пить, но, съ перваго-же глотка разобравъ, что это была вода, отдалъ кувшинъ обратно и попросилъ Мариторну дать ему вина, что она исполнила съ большою любезностью и даже заплатила за вино изъ своихъ денегъ, такъ какъ, говорятъ, несмотря на свои слабости, она несовсѣмъ была лишена христ³анскихъ добродѣтелей.

   Выпивши вино, онъ толкнулъ пятками своего осла и выѣхалъ въ открытыя настежь ворота двора, радуясь, до крайней мѣрѣ, тому, что какъ-никакъ выпутался изъ бѣды, хотя-бы и въ ущербъ своимъ плечамъ, расплачиваться которыми у него стало обыкновен³емъ. Хозяинъ, правда, оставилъ себѣ его сумку въ уплату за долгъ; но Санч³о выѣхалъ настолько разстроенный, что и не замѣтилъ этой дочери. По выѣздѣ его хозяинъ хотѣлъ было запереть ворота, но начальники воспротивились его намѣрен³ю, потому что это были так³е молодцы, что, будь Донъ-Кихотъ хоть самимъ рыцаремъ круглаго стола, они и тогда ни крошки не струсили бы.

  

   Санчо присоединился къ своему господину настолько измученнымъ и слабымъ, что даже не въ состоян³и былъ подогнать своего осла. При видѣ его болѣзненнаго состоян³я Донъ-Кихотъ сказалъ: "Теперь, добрый Санчо, я окончательно убѣдился, что этотъ замокъ или, если хочешь, постоялый дворъ - очарованъ. Иначе, кѣмъ могутъ быть тѣ, которые тамъ жестоко играли тобою, какъ не призраками и выходцами съ того свѣта? Въ этой мысли меня особенно утверждаетъ то, что въ то время,какъ я смотрѣлъ на эту печальную трагед³ю черезъ заборъ двора, я не могъ не только перелѣзть черезъ него, но даже слѣзть съ лошади. Это происходило несомнѣнно оттого, что я самъ былъ очарованъ ими. Клянусь честью, что, еслибы я могъ перелѣзть черезъ заборъ или слѣзть съ лошади, я отомстилъ бы за тебя этимъ негодяямъ такъ, что у нихъ навсегда осталась бы память о своей скверной продѣлкѣ, хотя-бы мнѣ пришлось при этомъ преступить рыцарск³е законы, запрещающ³е рыцарю, какъ я уже много разъ говорилъ тебѣ, поднимать руку противъ не-рыцаря, иначе, какъ только для защиты собственной жизни и въ крайнихъ случаяхъ. - Я тоже,- отвѣтилъ Санчо,- самъ порядкомъ отомстилъ бы за себя - все равно, рыцарь я или нѣтъ,- еслибы только могъ, да въ томъ то и дѣло, что я не могъ. Однако я вполнѣ увѣренъ, что негодяи, забавлявш³еся мною, не были ни призраками, ни очарованными людьми, какъ это думаетъ ваша милость, но такими же людьми изъ мяса и костей, какъ и мы; я у каждаго изъ нихъ было свое имя, какъ это я слышалъ въ то время, какъ они меня подбрасывали: одного звали Педро Мартинесь, другого Тенор³о Фернандесъ, а хозяину было имя Хуанъ Паломекъ Лѣвша. Стало быть, господинъ, если вы не могли, ни перепрыгнуть черезъ заборъ, ни слѣзть на землю, то это происходило отъ другой причины, а не отъ очарован³я. Что-же касается меня, то я вижу изъ всего случившагося, что эти приключен³я, искать которыя мы отправляемся, доведутъ насъ, въ концѣ концовъ, до такихъ злоключен³й, что мы не сумѣемъ отличить вашу правую ногу отъ лѣвой. Лучше и благоразумнѣе всего было-бы, по моему сужден³ю, вернуться въ свою деревню, теперь-же, во время жатвы, чѣмъ странствовалъ, попадая безпрестанно каждый день, какъ говорится, изъ огня да въ полымя. - Ахъ, Санчо,- произнесъ Донъ-Кихотъ, - какъ ты невѣжественъ въ дѣлахъ странствующаго рыцарства! Молчи и вооружись терпѣн³емъ. Настанетъ день, когда ты собственными глазами увидишь, какое это прекрасное и благородное зван³е. Скажи мнѣ, пожалуйста, развѣ не высшая на свѣтѣ радость и не сладчайшее удовольств³е одерживать побѣды и торжествовать надъ своимъ врагомъ. - Это все можетъ быть,- возразилъ Санчо,- но объ этомъ я еще ничего не знаю. А знаю я только то, что съ тѣхъ поръ, какъ мы стали странствующими рыцарями, или, по крайней мѣрѣ, вы стали такимъ, потому что я не имѣю права считать себя принадлежащимъ къ такому почетному братству,- съ тѣхъ поръ мы не одержалъ ни одной побѣды, кромѣ побѣды надъ бискайцемъ, да и изъ той ваша милость вышли съ потерею половины уха и половины шлема. Во все остальное время только и происходило, что насъ дубасили палками да кулаками, кулаками да палками, въ выдачу, и еще удостоился чести быть качаемымъ и, притомъ, очарованными людьми, которымъ я не могу отомстить, а слѣдовательно, и испытать, такъ-ли велико, какъ утверждаетъ ваша милость, удовольств³е побѣды надъ своимъ врагомъ. - Это-то и огорчаетъ меня, да и тебя тоже, вѣроятно,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ.- Но отнынѣ я постараюсь добыть мечъ такъ искусно выкованный, что для носящаго его не страшны никак³я очарован³я. Очень можетъ быть, что судьба мнѣ подарить тотъ мечъ, который носилъ Амадись въ то время, когда онъ назывался рыцаремъ Пламеннаго Меча - лучшаго меча, какимъ когда-либо владѣлъ рыцарь. Онъ не только имѣлъ силу, про которую я тебѣ говорю, но онъ, кромѣ того, рѣзалъ какъ бритва, и ни одно вооружен³е не могло противустоять его ударамъ, какъ бы оно ни было крѣпко или очаровано. - Меня все-таки беретъ сомнѣн³е,- произнесъ оруженосецъ;- если такое счастье и въ самомъ дѣлѣ случится съ вами и вы достанете такой мечъ, то вѣдь я-то ничего не выиграю, потому что онъ, какъ и бальзамъ, приноситъ пользу, вѣроятно, только настоящимъ рыцарямъ: а оруженосцамъ отъ него не легче! - Не бойся, Санчо,- оказалъ Донъ-Кихотъ,- небо смилостивится и надъ тобою.

   Такъ бесѣдовали оба искателя приключен³й, когда на дорогѣ, по которой они ѣхали, Донъ-Кихотъ замѣтилъ приближавшееся къ нимъ густое облако пыли. Тогда, обратясь къ своему оруженосцу, онъ сказалъ: "Насталъ день, о Санчо, когда наконецъ-то проявится высокое назначен³е, приготовленное мнѣ судьбою. Насталъ день, когда я долженъ показать силу моей руки и совершить подвиги, которые останутся вписанными въ книгѣ славы на изумлен³е всѣмъ грядущимъ вѣкамъ. Видишь ли ты, Санчо, эту пыль, столбомъ кружащуюся предъ нами? она поднята огромною арм³ей, составленной изъ безчисленныхъ и самыхъ разнообразныхъ нац³й и идущей съ этой стороны. - Въ такомъ случаѣ,- отозвался Санчо,- идутъ двѣ арм³и, должно быть, потому что съ противоположной стороны подымается другой столбъ пыли." Донъ-Кихотъ живо оборотился и, убѣдившись, что Санчо говорятъ правду, преисполнился необыкновенной радости, вообразивъ, что это были двѣ арм³и, идущ³я одна на другую съ цѣлью дать сражен³е на этой обширной долинѣ. Его умъ былъ ежечасно и ежеминутно полонъ битвами, волшебствами, приключен³ями, любовью, вызовами, вообще всѣмъ тѣмъ, что разсказывается въ книгахъ о странствующемъ рыцарствѣ, и все, что онъ думалъ, говорилъ или дѣлалъ, носило на себѣ отпечатокъ этихъ бредней.

   На самомъ же дѣлѣ замѣченные ими столбы пыли были подняты двумя большими стадами барановъ, шедшими по одной дорогѣ, но въ противоположномъ направлен³и; эти стада были такъ скрыты пылью, что разглядѣть ихъ можно было лишь тогда, когда они подошли совсѣмъ близко. Донъ-Кихотъ такъ настойчиво утверждалъ, что это были двѣ арм³и, что Санчо, наконецъ, повѣрилъ ему. "Что же мы будемъ дѣлать? - спросилъ онъ. - Что мы будемъ дѣлать? - отозвался Донъ-Кихотъ,- помогать слабымъ и нуждающимся. Знай, Санчо, что у этой арм³и, которая идетъ впереди насъ, предводитель - велик³й императоръ Алифанфаронъ, владѣтель великаго острова Тапробана; ту же арм³ю, идущую сзади насъ, ведетъ его врагъ, король Гаранантск³й Пентаполинъ Обнаженная Рука, прозванный такъ потому, что въ битвахъ онъ обнажаетъ руку до локтя. - А изъ-за чего же,- спросилъ Санчо,- хотятъ драться эти государи? - Изъ-за того,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- что этотъ Алифанфаронъ, свирѣпый язычникъ, влюбился въ дочь Пентаполина, прекраснѣйшую и разумнѣйшую дѣвицу, притонъ же христ³анку, но ея отецъ не хочетъ отдавать свою дочь языческому королю, если только тотъ не согласится отречься отъ религ³и своего лже-пророка Магомета и принять христ³анскую. - Клянусь моей бородой!- воскликнулъ Санчо,- Пентаполинъ сто разъ правъ, и я, насколько въ силахъ, помогу ему. - Ты этимъ исполнишь только свой долгъ, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- чтобы принимать участ³е въ подобныхъ битвахъ, нѣтъ нужды быть посвященнымъ въ рыцари. - Я тоже самое думаю, отвѣтилъ Санчо. - Но куда денемъ мы этого осла, чтобы можно была найти его снова по окончан³й свалки? Вѣдь врядъ-ли до сихъ поръ былъ случай, чтобы кто-нибудь сражался въ битвѣ на такомъ животномъ. - Правда твоя,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- но тебѣ лучше всего пустить его на волю. Если и пропадетъ онъ, бѣда невелика; послѣ побѣды въ нашемъ распоряжен³и будетъ столько лошадей, что даже самому Россинанту грозитъ опасность бытъ замѣненнымъ другимъ конемъ. Но молчи, наблюдай и слушай меня со вниман³емъ. Я тебѣ покажу наиболѣе замѣчательныхъ рыцарей, которые идутъ съ этими арм³ями, а чтобы тебѣ было можно разсмотрѣть ихъ лучше, взойдемъ на тотъ холмикъ,- оттуда легко можно разсмотрѣть обѣ арм³и".

   Свернувъ съ дороги, они взобрались на маленькое возвышен³е, откуда, дѣйствительно, было-бы легко различить оба стада, принятыя Донъ-Кихотомъ за арм³и, еслибы облака пыли не мѣшали ихъ видѣть. Но, видя въ своемъ воображен³и то, чего онъ не мотъ видѣть глазами, какъ не существующее въ дѣйствительности, Донъ-Кихотъ громкимъ голосомъ началъ: "Тотъ рыцарь, котораго ты видишь тамъ въ золоченомъ вооружен³и и у котораго на щитѣ изображенъ коронованный левъ, лежащ³й у ногъ молодой дѣвушки,- это мужественный Лауркальво, владѣтель Серебрянаго моста. Этотъ другой съ золотыми цвѣтами на оруж³и и тремя коронами на лазуревомъ полѣ его щита,- это грозвый Микоколимбо, велик³й герцогъ Кироц³йск³й. По правую сторону отъ него, рыцарь огромныхъ размѣровъ,- это неустрашимый Брандабарбаранъ Болих³йск³й, повелитель трехъ Арав³й; броней ему, какъ ты видишь, служить змѣиная кожа, а вмѣсто щита - дверь, принадлежавшая, по предан³ю, къ храму, который разрушилъ Самсонъ, когда, цѣною собственной жизни, онъ такъ страшно отомстилъ своимъ врагамъ филистимлянамъ. Но обрати теперь свои глаза въ эту сторону, и ты увидишь во главѣ другой арм³и вѣчнаго побѣдителя и никогда не побѣжденнаго Тимонеля Каркахонскаго, принца Новой Бискайи, онъ носитъ оруж³е, покрытое лазурью, синоплемъ, серебромъ и золотомъ, а на щитѣ у него изображена золотая кошка и четыре буквы М³ои, составляющ³я начало имени его дамы, какъ предполагаютъ, несравненной М³улины, дочери Альфеникена Альгарнскаго. Тотъ, подъ тяжестью котораго гнется спина сильной кобылы и чье вооружен³е бѣло, какъ снѣгъ, и чей щитъ безъ девиза,- это новопосвященный рыцарь, французъ Пьеръ Напэнъ, владѣтель Утрик³йскихъ баронствъ. Другой, широк³е стремена котораго бьютъ во пестрымъ бокамъ быстрой зебры и у котораго вооружен³е украшено лазурными чашами,- это Эспартафилардо Лѣсной, избравш³й себѣ эмблемою на щитѣ поле спаржи съ девизомъ на испанскомъ языкѣ: Rastrea mi suerte" {Познай мою судьбу.}.

   Донъ-Кихотъ долго называлъ все въ томъ-же родѣ массу рыцарей, которыхъ его безумное воображен³е рисовало ему то въ той, то въ другой арм³и, снабжая каждаго изъ нихъ оруж³емъ, его цвѣтами и девизами; и, не останавливаясь ни на минуту, онъ продолжалъ: - эти войска, которыя ты видишь прямо противъ насъ, составлены изъ безконечнаго множества различныхъ народностей. Вотъ тѣ, которые пьютъ сладк³я воды знаменитаго Ксанѳа. Здѣсь - горцы, обитающ³е на поляхъ масид³анскихъ; тамъ тѣ, что просѣиваютъ мелк³й золотой песокъ счастливой Арав³и, тамъ тѣ, что пользуются свѣжими водами свѣтлаго Термодона; тамъ тѣ, что тысячами каналовъ истощаютъ золотоносный Пактолъ; тамъ лукавые нумид³йцы, персы, знаменитые своею ловкостью въ стрѣльбѣ изъ лука, парѳяне и инд³йцы, сражающ³еся набѣгу; арабы съ кочевыми шатрами; скиѳы, сердца которыхъ такъ же жестоки, какъ бѣла ихъ кожа; эѳ³опы съ продѣтыми сквозь губы кольцами; наконецъ, масса другихъ нац³й, очертан³я лицъ и нарядъ которыхъ я узнаю, но имена которыхъ ускользаютъ у меня изъ памяти. Въ другой арм³я идутъ тѣ, что пьютъ кристальныя воды богатаго оливками Бетиса; тѣ, что омываютъ свое лицо въ золотыхъ струяхъ Таго; тѣ, что пользуются плодотворными водами божественнаго Хениля, и тѣ, что кочуютъ на тучныхъ пастбищахъ полей тартес³йскихъ, и тѣ, что беззаботно рѣзвятся на блаженныхъ поляхъ Хереса; и богатые, свѣтлокудрые сыны Ламанчи, и древн³е, благородные остатки крови готовъ, покрывающ³е себя желѣзомъ, и ты, что купаются въ Писуэргѣ, славной мягкостью своихъ струй, и тѣ, что пасутъ безчисленныя стада на обширныхъ равнинахъ извилистой Гвад³аны, знаменитой таинственностью своего истока, и тѣ, что дрожатъ въ тѣнистыхъ лѣсахъ отъ холоднаго пиринейскаго вѣтра или подъ хлопьями снѣга, блестящаго на вершинахъ Апеннинъ. Однимъ словомъ, всѣ различные народы, как³е только Европа заключаетъ въ своихъ предѣлахъ". Всецѣло погруженный въ воспоминан³я прочитаннаго имъ въ рыцарскихъ книгахъ, онъ назвалъ и еще много странъ и народовъ, каждому изъ нихъ придавая, безъ всякаго затруднен³я, его наиболѣе отличительные признаки. Между тѣмъ, Санчо, не говоря ничего, внимательно слушалъ его слова и, по временамъ, оборачивалъ только голову, чтобы поглядѣть на великановъ и рыцарей, описываемыхъ его господиномъ. Не замѣтивши, однако, ни одного, несмотря на всѣ своя старан³я, онъ, наконецъ, воскликнулъ: "Клянусь честью, господинъ, пусть чортъ подеретъ меня, если я вижу хоть одного человѣка, великана или рыцаря,- сколько вы ихъ тамъ вы называли. Ни чорта я не вижу, должно быть, это опять - очарованные, какъ призраки вчерашней ночи. - Какъ ты можешь это говорить!- возразилъ Донъ-Кихотъ,- развѣ ты не слышишь ржан³я лошадей, звуковъ трубъ, боя барабановъ? - Ничего не слышу, отвѣтилъ Санчо,- кромѣ блеян³я ягнятъ и овецъ". Это было совершенно вѣрно, такъ какъ оба стада были уже совсѣмъ близко. "Это твой страхъ мѣшаетъ тебѣ видѣть и слышать то, что есть въ дѣйствительности,- сказалъ Донъ-Кихотъ;- потому что одно изъ дѣйств³й страха - это извращать чувства и давать вещамъ лживый видъ. Но если твой страхъ такъ великъ. то удались отсюда и оставь меня одного. Я одинъ склоню побѣду на ту сторону, на которой будетъ помощь моей руки". Сказавъ это, онъ вонзаетъ шпоры въ бока Россинанта и, взявъ копье наперевѣсъ, съ быстротою молн³и опускается съ холмика. Санчо изо всѣхъ силъ кричалъ ему вслѣдъ: "Стойте, господинъ Донъ-Кихотъ, стойте! клянусь Богомъ, вы нападаете на барановъ и овецъ. Остановитесь, клянусь душою моего родного отца!.. Что за безум³е! Посмотрите-ж