Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая

могло бы существовать, такъ какъ война имѣетъ тоже свои законы, которымъ она подчиняется, а всѣ законы принадлежатъ къ области письменъ и къ дѣятельности людей пишущихъ. На это оруж³е отвѣчаетъ, что и безъ него законы тоже не могли бы существовать, такъ какъ оруж³е защищаетъ государства, поддерживаетъ королевства, оберегаетъ города, дѣлаетъ дороги безопасными и очищаетъ моря отъ пиратовъ; однимъ словомъ, безъ его помощи государства, королевства, монарх³и, города, сух³е и морск³е пути были бы въ вѣчномъ неустройствѣ и смутѣ, которыя влечетъ за собой война все время, пока она продолжается и пользуется своимъ преимуществомъ дѣлать насил³я. Дѣло извѣстное, что, чѣмъ дороже вещь стоитъ, тѣмъ дороже она цѣнится и должна цѣниться. Но чего стоятъ сдѣлаться извѣстнымъ въ гражданской дѣятельности? Это стоитъ времени, безсонныхъ ночей, голода, нищеты, головныхъ болей, разстройствъ желудка и многихъ тому подобныхъ непр³ятностей, о которыхъ я уже упоминалъ. Но чтобы сдѣлаться въ равной же степени хорошихъ солдатомъ, человѣкъ долженъ претерпѣть тѣ же лишен³я, какъ и студентъ, да кромѣ того еще и друг³я несравненно болѣе значительныя, такъ какъ каждая изъ нихъ угрожаетъ ему смертью. Можетъ ли сравниться страхъ бѣдности и нищеты, мучающ³й студента, со страхомъ, который испытываетъ солдатъ, когда, находясь въ какой-нибудь осажденной крѣпости и стоя на часахъ на углу какого-нибудь равелина, онъ слышитъ, что непр³ятель роетъ подкопъ въ направлен³и къ его посту, и ни за что на свѣтѣ не смѣетъ уйти съ мѣста и избѣжать такъ близко угрожающей ему опасности? Только всего онъ и можетъ сдѣлать, что увѣдомить своего начальника о замѣченномъ, чтобы контръ-миной успѣли предотвратить опасность; самъ же онъ остается на мѣстѣ, ожидая, что вотъ-вотъ взрывъ заставитъ его безъ крыльевъ взлетѣть къ облакамъ и оттуда, противъ его воли, низвергнуться въ бездну. Если эта опасность не кажется вамъ достаточно грозной, то посмотримъ, нѣтъ ли такой при абордажѣ двухъ галеръ, когда они среди обширнаго океана сцѣпляются своими носами, оставивъ въ ихъ взаимной схваткѣ мѣста для солдата не больше двухъ футовъ носовыхъ досокъ. Солдатъ видитъ тогда передъ собою столько же ангеловъ смерти, сколько жерлъ у пушекъ и аркебузовъ, направленныхъ на непр³ятельскую палубу на разстоян³и длины одного копья; онъ видитъ, что стоитъ ему сдѣлать одинъ невѣрный шагъ, и онъ отправится въ глубину державы Нептуна; и все-таки, съ сердцемъ безстрашнымъ и одушевляемымъ чувствомъ чести, онъ добровольно ставитъ себя мишенью всѣхъ этихъ мушкетовъ и пытается проникнуть черезъ узк³й проходъ на непр³ятельскую галеру. Удивительнѣй всего то, что не успѣетъ одинъ солдатъ упасть туда, откуда онъ не встанетъ раньше, чѣмъ при концѣ м³ра, какъ другой немедленно же занимаетъ его мѣсто; падаетъ и этотъ въ море, ожидающее его, какъ свою добычу, его замѣняетъ трет³й; потомъ идутъ друг³е, не давая времени умереть своимъ предшественникамъ. Ничто не можетъ превзойти храбрость и мужество въ дѣлахъ войны! О, блаженны вѣка, не знавш³е ужасающей ярости этихъ оруд³й, изобрѣтателю которыхъ я шлю мое проклятье въ глубину ада, гдѣ онъ получаетъ награду за свое дьявольское изобрѣтен³е! Оно служитъ причиной того, что какая-нибудь подлая и трусливая рука можетъ лишить жизни самаго доблестнаго рыцаря; оно виновно въ томъ, что среди жара и воодушевлен³я, воспламенившихъ великодушное сердце, прилетаетъ, невѣдомо какъ и откуда, какая-нибудь шальная пуля, пущенная, можетъ быть, такимъ человѣкомъ, который самъ убѣгаетъ, испуганный огнемъ своей проклятой машины, и вотъ она разрушаетъ мысли и пресѣкаетъ жизнь такого человѣка, который заслуживалъ жить долг³е годы. Да, когда мною овладѣваетъ такое размышлен³е, то въ глубинѣ души невольно сожалѣю о томъ, что принялъ зван³е рыцаря въ такой гнусный вѣкъ, какъ тотъ, въ которомъ мы имѣемъ несчаст³е жить. Право, меня не смущаетъ никакая опасность; но мнѣ тяжело думать, что немного пороху и кусочекъ свинца могутъ лишить меня возможности прославиться мужествомъ моей руки и остр³емъ моего меча по лицу всей земли. Но да будетъ воля неба; если я достигну того, чего желаю, то я буду этимъ достойнѣе уважен³я, чѣмъ большимъ опасностямъ я подвергался сравнительно со странствующими рыцарями прошлыхъ вѣковъ".

   Вою эту длинную рѣчь Донъ-Кихотъ произносилъ въ то время, какъ друг³е ужинали, и забывалъ самъ ѣсть, хотя Санчо Панса неоднократно и напоминалъ ему, что теперь надо ужинать, а проповѣдывать у него будетъ вдоволь времени послѣ. Слушавш³е же его вновь почувствовали сожалѣн³е, видя, что человѣкъ, съ такимъ свѣтлымъ разумомъ и такъ прекрасно обо всемъ говоривш³й, безвозвратно потерялъ умъ изъ-за своего проклятаго и злополучнаго рыцарства. священникъ сказалъ ему, что онъ совершенно правъ въ своей защитѣ преимущества оруж³я, и что онъ самъ, хотя человѣкъ и книжный и получивш³й ученую степень, держится совершенно того же мнѣн³я. Ужинъ кончился. Сняли скатерть, и въ то время какъ хозяйка, ея дочь и Мариторна хлопотали на чердакѣ Донъ-Кихота, гдѣ всѣмъ дамамъ предназначалось провести ночь, донъ-Фернандъ попросилъ плѣнника разсказать истор³ю своей жизни. Она, навѣрно, очень занимательна, говорилъ онъ, если судить до образчику, представляемому его спутницей. Плѣнникъ отвѣтилъ, что онъ отъ всего сердца исполнилъ бы эту просьбу, что онъ боится только, какъ бы его истор³я не вызвала въ нихъ удовольств³я меньше, чѣмъ ему желательно; но что все-таки онъ готовъ ее разсказать, чтобы не выказать ослушан³я. Священникъ и всѣ присутствовавш³е поблагодарили его и опять возобновили свои просьбы. Тогда, видя, что его проситъ столько народу, онъ сказалъ: "Нѣтъ надобности просить того, кому можно приказывать. Одолжите меня вашимъ вниман³емъ, господа; вы услышите истинный разсказъ, съ которымъ, можетъ быть, не сравнятся басни, выдуманныя людьми учеными и богатыми воображен³емъ". Послѣ этихъ словъ всѣ присутствующ³е усѣлись на свои мѣста, и вскорѣ воцарилось полное молчан³е. Когда плѣнникъ увидалъ, что всѣ молча ожидаютъ его разсказа, онъ ровнымъ и пр³ятнымъ голосомъ началъ такъ:

  

   Родъ мой, къ которому природа оказадась милостивѣе судьбы, происходитъ изъ маленькаго городка въ Леонскихъ горахъ. Въ этой бѣдной мѣстности мой отецъ слылъ за богатаго человѣка и, въ самомъ дѣлѣ, онъ былъ бы такимъ, если бы онъ такъ же старался сохранять свое родовое имѣн³е, какъ старался его расточать. Этотъ великодушный и расточительный нравъ образовался у него еще въ годы его юности, когда онъ былъ солдатомъ;- вѣдь извѣстно, что военная служба представляетъ школу, въ которой скряга дѣлается щедрымъ, а щедрый - расточительнымъ, и скупой солдатъ - очень рѣдкое явлен³е. Мой же отецъ обладалъ щедростью, граничившей съ расточительностью, что могло только вредить человѣку семейному, имя и состоян³е котораго наслѣдуютъ его дѣти. У моего отца насъ было трое; всѣ мальчики и всѣ въ такомъ возрастѣ, когда составляютъ уже положен³е. Увидавъ, что онъ не въ силахъ бороться съ своими привычками, какъ признавался онъ самъ, онъ рѣшилъ устранить самую причину своей расточительности; онъ рѣшилъ лишить себя своего состоян³я,- безъ чего и самъ Александръ оказался бы небольше какъ скрягой. Однажды, призвавъ насъ всѣхъ трехъ къ себѣ, онъ заперся въ своей комнатѣ и обратился къ намъ приблизительно со слѣдующей рѣчью: "Мои дорог³е сыновья, чтобы понять, что я желаю вамъ добра, достаточно знать, что вы мои дѣти; съ другой стороны, чтобы подумать, что я желаю вамъ зла, достаточно видѣть, какъ плохо я умѣю сберегать ваше родовое состоян³е. Въ виду этого, чтобы вы съ этихъ поръ были убѣждены, что я люблю васъ какъ отецъ, и не желаю вашего разорен³я, я рѣшаюсь, ради васъ, на одно дѣло, которое я долго обдумывалъ и зрѣло обсудилъ. Вы всѣ трое теперь въ такомъ возрастѣ, что вамъ уже пора занять положен³е въ свѣтѣ, или, по крайней мѣрѣ, выбрать родъ занят³я, который принесъ-бы вамъ почести и богатство, когда вы вполнѣ станете мужчинами. Надумалъ-же я вотъ что: я хочу раздѣлить мое состоян³е на четыре части, три изъ нихъ я отдамъ вамъ, каждому по совершенно равной части, а четвертую оставлю себѣ на прожит³е остатка дней, которые будетъ угодно небу послать мнѣ. Я только хочу, чтобы каждый изъ васъ, получивъ свою часть состоян³я, выбралъ одно изъ поприщъ, которыя я сейчасъ назову. У насъ въ Испан³и есть пословица, на мой взглядъ, мудрая и справедливая, какъ и всѣ вообще пословицы, такъ какъ онѣ ничто иное, какъ кратк³я правила, навлеченныя изъ долгаго опыта; она говоритъ: Церковь или море или дворецъ короля. Это означаетъ ясно, что кто хочетъ имѣть успѣхъ въ жизни и разбогатѣть, тотъ долженъ или избрать себѣ церковное поприще, или отправиться въ торговое плаван³е, или поступить на службу во дворецъ короля, потому что говорится: лучше королевск³я крохи, чѣмъ барск³я щедроты. Поэтому я хотѣлъ бы, и даже прямо такова моя воля, чтобы одинъ изъ васъ посвятилъ себя наукамъ, другой избралъ торговлю, а трет³й служилъ королю въ войскѣ, потому что получить возможность служить ему во дворцѣ - трудно, а воина, хотя и не даетъ много богатства, зато приноситъ много почестей и славы. Черезъ недѣлю я вручу вамъ ваши части наличными деньгами сполна, ни на мараведисъ меньше, какъ это вы увидите изъ счетовъ; теперь же скажите мнѣ, согласны ли вы съ моимъ мнѣн³емъ и послѣдуете ли вы моему совѣту".

   Прежде всѣхъ мой отецъ приказалъ отвѣчать мнѣ, какъ старшему. Попробовавъ уговорить его не лишать себя своего состоян³я и тратить, сколько ему угодно, потому что мы еще молоды, и у насъ еще будетъ время нажить свои деньги, я добавилъ, что я, впрочемъ, готовъ повиноваться его желан³ю, и занят³емъ для себя хочу выбрать оруж³е, чтобы послужить Богу и королю. Мой второй братъ, обратившись сначала къ отцу съ тѣми же предложен³ями, сказалъ потомъ, что онъ хочетъ отправиться въ Инд³ю съ товарами, которыхъ онъ накупитъ на свою долю. Самый младш³й и, по моему мнѣн³ю, самый благоразумный сказалъ, что онъ избираетъ церковное поприще, или, по крайней мѣрѣ, намѣревается пройти курсъ учен³я въ Саламанкѣ. Когда мы такимъ образомъ согласились и избрали каждый себѣ по професс³и, отецъ обнялъ насъ и принялся за исполнен³е своего намѣрен³я съ тою же поспѣшностью, съ какою онъ намъ о немъ сообщилъ. Каждому изъ насъ онъ далъ по части, которая (я помню хорошо) составляла три тысячи дукатовъ серебромъ; одинъ изъ нашихъ дядей купилъ все наше имѣн³е, чтобы оно не выходило изъ рода, и заплатилъ за него наличными деньгами. Мы всѣ трое простились съ нашимъ добрымъ отцомъ и въ тотъ же день, находя, что было бы безчеловѣчно съ моей стороны оставлять моего отца на склонѣ лѣтъ съ такими ничтожными средствами, я заставилъ его взять изъ моихъ трехъ тысячъ дукатовъ двѣ тысячи, такъ какъ я считалъ одну тысячу достаточной для обмундировки и всего нужнаго солдату. Слѣдуя моему примѣру, мои оба брата дали тоже по тысячѣ дукатовъ, такъ что у моего отца осталось четыре тысячи дукатовъ серебромъ, кромѣ тѣхъ трехъ тысячъ, которые, какъ его доля, остались ему отъ продажи родового имѣн³я. Наконецъ, не безъ грусти и слезъ мы простились съ отцомъ и съ дядей, о которомъ я говорилъ. Они оба просили насъ въ особенности присылать вѣсти, при всякомъ удобномъ случаѣ, о своемъ счастьи и несчастьи. Мы обѣщали имъ это, и, получивъ отъ нихъ прощальные поцѣлуи и благословен³я, одинъ изъ насъ отправился въ Саламанку, другой въ Севилью, а я въ Аликанте, гдѣ, какъ я узналъ, находился Генуэзск³й корабль, намѣревавш³йся съ грузомъ шерсти возвратиться въ Итал³ю.

   Въ этомъ году минуло двадцать два года, какъ я покинулъ домъ моего отца, и за это долгое время я не получилъ ни одного извѣст³я ни отъ него, ни отъ моихъ братьевъ, несмотря на нѣсколько посланныхъ мною писемъ.

   Теперь я вкратцѣ разскажу, что со мной случилось въ течен³е этого времени. Я сѣлъ на корабль въ портѣ Аликанте и послѣ благополучнаго плаван³я прибилъ въ Геную; оттуда я отправился въ Миланъ, гдѣ купилъ себѣ оруж³е и солдатскую аммуниц³ю и хотѣлъ вступить въ ряды пьемонтскихъ войскъ; но по дорогѣ въ Александр³ю я узналъ, что велик³й герцогъ Альба отправлялся во Фландр³ю. Тогда я измѣнилъ свое намѣрен³е и отправился за нимъ вслѣдъ: я участвовалъ съ нимъ во всѣхъ его битвахъ, присутствовалъ при смерти графовъ Горна и Эгмонта и былъ произведенъ въ первый офицерск³й чинъ славнымъ капитаномъ Д³его-де-Урбина {Подъ командой этого Д³его-де-Урбина Сервантесъ участвовалъ въ битвѣ при Лепанто.}, уроженцемъ Гуадалахарскимъ. Спустя нѣкоторое время по прибыт³и во Фландр³б, пришла вѣсть, что блаженной памяти Его Святѣйшествомъ папою П³емъ V составлена съ Венец³ей и Испан³ей лига противъ общаго врага христ³анства, противъ туровъ, флотъ которыхъ овладѣлъ незадолго славнымъ островомъ Кипромъ, принадлежавшимъ венец³анцамъ,- тяжелая и злополучная потеря. Господствовала всеобщая увѣренность, что главнокомандующимъ этой лиги будетъ свѣтлѣйш³й инфантъ Донъ-Хуанъ Австр³йск³й, побочный брать нашего великаго короля Филиппа ²²-го. Носились слухи также о производившихся громадныхъ военныхъ приготовлен³яхъ. Все это возбудило во мнѣ крайнее желан³е принять участ³е въ начинающейся морской компан³и; хотя я и могъ надѣяться, и даже былъ увѣренъ, что я получу чинъ капитана при первой же возможности, но, все-таки мнѣ хотѣлось болѣе бросить все и отправиться въ Итал³ю; такъ я дѣйствительно и сдѣлалъ. Моей счастливой звѣздѣ угодно было, чтобы я прибылъ туда въ то время, когда Донъ-Хуанъ Австр³йск³й, высадившись въ Генуѣ, отправлялся въ Неаполь, чтобы соединиться съ венец³анскимъ флотомъ,- соединен³е это произошло позднѣе въ Мессинѣ. Ставши пѣхотнымъ капитаномъ,- почетное зван³е, которому я больше обязанъ своему счастью, чѣмъ своимъ заслугамъ,- я былъ участникомъ великаго и памятнаго дѣла при Лепанто {О битвѣ при Лепанто Сервантесъ говоритъ какъ очевидицъ.}. Но въ этотъ день, такой счастливый для христ³анства, потому что онъ вывелъ всѣ народы свѣта изъ заблужден³я, будто бы на морѣ турки непобѣдимы; въ этотъ день, когда была ниспровергнута оттоманская гордость, среди всѣхъ бывшихъ тамъ счастливыхъ (ибо христ³ане погибш³е въ битвѣ удостоились еще большаго счастья, чѣмъ оставш³еся живыми и побѣдителями) одинъ я былъ несчастенъ. Вмѣсто того, чтобы быть увѣнчаннымъ, какъ во дни Рима, морскимъ вѣнкомъ, я увидѣлъ у себя въ ночь, смѣнившую этотъ славный день, кандалы на рукахъ и ногахъ. Вотъ какъ постигло меня это жестокое несчастье. Учали, король алжирск³й, счастливый и смѣлый корсаръ, напалъ на главную мальт³йскую галеру и впалъ ее на абордажъ; только трое рыцарей остались въ живыхъ и всѣ трое тяжело раненые. Тогда галера ²оанна Андрея Дор³а двинулась на помощь. Я съ моимъ отрядомъ сѣлъ на эту галеру и, поступая такъ, какъ предписывалъ мнѣ долгъ въ подобномъ случаѣ, вскочилъ на непр³ятельскую палубу; но галера непр³ятеля быстро отошла отъ напавшей на нее нашей галеры, и мой солдаты не могли послѣдовать за мной. Я остался одинъ среди многочисленныхъ враговъ, которымъ я не въ силахъ былъ долго сопротивляться. Въ концѣ концовъ они овладѣли мною совершенно израненнымъ, и я сталъ плѣнникомъ, потому что Учали, какъ вамъ это извѣстно, удалось уйти со всей своей эскадрой. Вотъ почему я былъ однихъ печальнымъ среди столькихъ счастливыхъ и однимъ плѣннымъ среди столькихъ освобожденныхъ, такъ какъ въ этотъ день была возвращена свобода болѣе чѣмъ пятнадцати тысячамъ христ³анъ, работавшихъ веслами на скамьяхъ турецкихъ галеръ.

   Меня отвезли въ Константинополь, гдѣ султанъ Селимъ произвелъ моего господина въ морск³е генералы, потому что онъ въ этой битвѣ исполнилъ свой долгъ и, какъ трофей своего мужества, захватилъ знамя Мальт³йскаго ордена. Въ слѣдующемъ 1572 году я былъ при Наваринѣ, гребя веслами на галерѣ, называвшейся "Три фонаря". Тамъ я былъ свидѣтелемъ того, какъ упустили случай овладѣть всѣмъ турецкимъ флотомъ, такъ какъ левантинцы и янычары, бывш³е на судахъ, ожидали нападен³я внутри самаго порта и приготовили уже свои пожитки и туфли, чтобы бѣжать на землю, не ожидая сражен³я,- настолько былъ великъ страхъ, внушаемый имъ нашимъ флотомъ. Но небу было угодно устроить дѣла иначе, не по причинѣ слабости или небрежности нашего главнокомандующаго, но за грѣхи христ³анъ и потому, что такова воля Божья, чтобы всегда были палачи, готовые насъ наказать. Учали спасся бѣгствомъ на островъ Модонъ, близъ Наварина; затѣмъ, высадивъ свои войска на землю, онъ велѣлъ укрѣпить входъ въ портъ и оставался въ покоѣ, пока не удалился Донъ-Хуанъ. Именно въ этой компан³и христ³ане овладѣли галерою подъ назван³емъ "Добыча", капитаномъ которой былъ сынъ славнаго корсара Барбаруссы. Она была захвачена главной неаполитанской галерой "Волчицей", капитаномъ которой былъ этотъ отецъ солдатъ, эта боевая молн³я, славный и непобѣдимый капитанъ Донъ-Альваро де Базанъ, маркизъ Санта-Крузск³й. Не хочу обойти молчан³емъ то, что произошло при взят³и этой "Добычи". Сынъ Барбаруссы былъ жестокъ и дурно обращался съ плѣнниками; какъ только невольники, сидѣвш³е на скамейкахъ галеры, увидали, что галера "Волчица" направляется къ нимъ и нагоняетъ ихъ, они сразу бросили весла и схватили своего капитана, кричавшаго имъ съ задняго бака, чтобы они гребли поскорѣе; потомъ, передавая его со скамьи на скамью, отъ кормы къ носу судна, они такъ искусали его, что, не добравшись и до мачты, онъ отдалъ свою душу аду, настолько были велики жестокость его обращен³я и внушаемая имъ ненависть.

   Мы возвратились въ Константинополь, и въ слѣдующемъ 1573 году пришло извѣст³е, что Донъ-Хуанъ Австр³йск³й взялъ приступомъ Тунисъ и отдалъ этотъ городъ Мулей-Гамету, отнявъ такимъ образомъ у Мулея-Гамида, {Мулей-Гаметъ и Мулей-Гамида были сыновья Мулей-Гассана - тунисскаго короля. Гамида лишилъ своего отца трона и ослѣпилъ его. Гаметъ, опасаясь отъ своего жестокаго брата, убѣжалъ въ Палермо. Гамида былъ выгнанъ изъ Туниса Учали и турками и укрѣпился въ Гулеттѣ. Донъ-Хуанъ Австр³йск³й, въ свою очередь, выгналъ турокъ изъ Туниса, призвалъ Гамета и сдѣлалъ его правителемъ этого королевства, а жестокаго Гамида отдалъ въ руки Донъ-Карлоса Аррагонскаго, вице-короля Сицил³и. Гамида былъ отвезенъ въ Неаполь, гдѣ одинъ изъ сыновей его обратился въ христ³анство. Тамъ онъ и умеръ отъ горя.} самаго жестокаго и самаго храбраго мавра въ свѣтѣ, всякую надежду возвратить себѣ тронъ. Велик³й туркъ живо почувствовалъ эту потерю и съ благоразум³емъ, свойственнымъ всѣмъ членамъ его семейства, попросилъ у венец³анцевъ мира, котораго они желали еще больше, чѣмъ онъ. Въ слѣдующемъ 1574 году онъ осадилъ Гулетту и фортъ, воздвигнутый Донъ-Хуаномъ вблизи Туниса и оставленный имъ на половину выстроеннымъ. Въ течен³е всѣхъ этихъ событ³й, я оставался прикованнымъ къ веслу, безъ всякой надежды на получен³е свободы, по крайней мѣрѣ, на получен³е свободы посредствомъ выкупа, такъ какъ я твердо рѣшился ничего не сообщать своему отцу о моихъ несчаст³яхъ. Наконецъ Гулетта была взята, а за нею былъ взятъ и фортъ. Въ осадѣ этихъ двухъ мѣстъ, какъ тогда считали, участвовало до 65,000 турецкихъ наемныхъ солдатъ и болѣе 400,000 мавровъ и арабовъ, собравшихся со всей Африки. Эта безчисленная толпа сражающихся привезла съ собой столько припасовъ и военныхъ матер³аловъ, ее сопровождало столько мародеровъ, что одними своими ладонями и горстями земли враги наши могли бы покрыть и Гулетту и фортъ. Гулетта перешла первое во власть непр³ятеля. Первой сдалась она, считавшаяся неприступной, и сдалась не по винѣ своего гарнизона, сдѣлавшаго для защиты ея все, что онъ могъ и долженъ былъ сдѣлать, во потому что въ этой песчаной пустынѣ, какъ показалъ опытъ, легко воздвигать траншеи; прежде предполагали, что вода находится на глубинѣ двухъ футовъ отъ почвы, между тѣмъ, какъ турки не нашли ея и на глубинѣ двухъ локтей. Изъ громаднаго количества мѣшковъ съ пескомъ непр³ятель воздвигъ так³я высок³я траншеи, что онѣ превышали стѣны крѣпости, и, стрѣляя оттуда, не давалъ никому возможности показываться для защиты стѣнъ. Распространено мнѣн³е, что наши должны-бы были не запираться въ Гулеттѣ, но ожидать непр³ятеля въ открытомъ полѣ и при высадкѣ. Кто такъ говоритъ, тотъ, очевидно, судитъ издалека и не имѣетъ ни малѣйшаго понят³я въ подобнаго рода дѣлахъ, потому что въ Гулеттѣ и въ фортѣ не было и 7000 человѣкъ. Можно ли было съ этой горстью солдатъ, какъ бы они храбры ни были, осмѣлиться выступить въ поле и схватиться съ такой громадной массой непр³ятеля? можно ли было удержать за собой крѣпость, не получавшую ни откуда помощи, окруженную громаднымъ войскомъ разъяреннаго непр³ятеля и находившуюся на землѣ послѣдняго? Многимъ, напротивъ, кажется, и мнѣ первому въ-томъ числѣ, что небо оказало особую милость Испан³и, допустивъ разрушен³е этого притона разврата, этого гложущаго червя, этой ненасытной пасти, безплодно поглотившей столько денегъ, развѣ только для того, чтобы сохранить память о взят³и ея непобѣдимымъ Карломъ V, какъ будто для такого увѣковѣчен³я нужно напоминан³е этихъ камней.

   Потеряли мы также и фортъ; но имъ, по крайней мѣрѣ, турки овладѣвали шагъ за шагомъ. Защищавш³е его солдаты сражались такъ храбро и упорно, что убили слишкомъ 25000 непр³ятелей во время двадцати двухъ общихъ приступовъ, выдержанныхъ ими. Изъ трехъсотъ человѣкъ, оставшихся въ живыхъ, никто не отдался въ руки невредимый,- ясное и очевидное доказательство ихъ несокрушимаго мужества и упорнаго сопротивлен³я при защитѣ этихъ мѣстъ. Сдался и другой маленьк³й фортъ: это была башня, построенная посреди острова Эстаньо и состоявшая подъ командой донъ Хуана Саногера, валенс³йскаго дворянина и заслуженнаго солдата. Турки взяли въ плѣнъ донъ-Педро Пуертокарреро, генерала Гулетты, который сдѣлалъ все возможное для защиты этого укрѣпленнаго мѣста и такъ сильно сожалѣлъ, когда оно было взято, что умеръ отъ горя по пути въ Константинополь, куда его повезли плѣнникомъ. Турки взяли въ плѣнъ также и генерала форта Габр³о Сервеллона, миланскаго дворянина, знаменитаго инженера и мужественнаго вояку. Много замѣчательныхъ людей погибло тогда и, между прочими, рыцарь ордена св. ²оанна Пагано Дор³а, человѣкъ великодушнаго характера, какъ то обнаружила его необыкновенная щедрость по отношен³ю къ его брату, славному ²оанну Андрею Дор³а. Его смерть была еще печальнѣе оттого, что онъ палъ подъ ударами нѣсколькихъ арабовъ которымъ онъ довѣрился, видя, что фортъ безвозвратно потерянъ, и которые предложили провести его въ мавританскомъ платьѣ до Табарки, маленькаго порта, выстроеннаго на этомъ берегу Генуезцами для ловли коралловъ. Эти арабы отрубили ему голову и отнесли ее генералу турецкаго флота. Но тотъ поступилъ согласно нашей кастильской пословицѣ нравится измѣна, да не нравится измѣнникъ, потому что онъ велѣлъ повѣсить представившихъ ему этотъ подарокъ, въ наказан³е за то, что они не привели ему плѣнника живого. Среди христ³анъ, захваченныхъ въ фортѣ, находился одинъ, по имени Донъ-Педро-де-Агиляръ, уроженецъ, не знаю, какого-то андалузскаго города, служивш³й офицеромъ въ фортѣ; это былъ очень храбрый солдатъ, одаренный рѣдкимъ умомъ и тѣмъ особеннымъ талантомъ, который называется поэтическимъ; я могу о немъ говорить потому, что злая судьба привела его на мою галеру и на мою скамейку, какъ раба того-же господина; еще до отплыт³я изъ порта онъ сочинилъ два сонета вродѣ эпитаф³й, одинъ посвященный Гулеттѣ, другой - форту. Я помню ихъ наизусть и потому мнѣ хочется прочитать ихъ вамъ, такъ какъ я надѣюсь, что они возбудятъ въ васъ скорѣе удовольств³е, чѣмъ скуку".

   Когда плѣнникъ произнесъ имя донъ Педро де-Агиляръ, донъ-Фернандъ посмотрѣлъ на своихъ спутниковъ, которые при этомъ улыбнулись, и одинъ изъ нихъ, предупредивъ разсказчика, собиравшагося читать стихи, сказалъ ему: "Прежде чѣмъ ваша милость будете продолжать, я прошу васъ сказать мнѣ, что сталось съ донъ Педро де-Агиляромъ, о которомъ вы говорили. - Я знаю только то,- отвѣтилъ плѣнникъ,- что проживъ два года въ Константинополѣ, онъ убѣжалъ оттуда въ костюмѣ арнаута {Такъ назывались тогда албанцы.} вмѣстѣ съ однимъ греческимъ шп³ономъ; но не знаю, удалось-ли ему возвратить себѣ свободу, хотя и предполагаю такъ, потому что менѣе года спустя я снова видѣлъ этого грека въ Константинополѣ, но не могъ только распросить его объ ихъ путешеств³и. - Ну такъ я вамъ могу сказать,- возразилъ дворянинъ,- что этотъ донъ Педро - мой братъ; онъ теперь на родинѣ, здоровъ, богатъ, женатъ и отецъ троихъ дѣтей. - Благодарен³е Богу, ниспославшему ему столько милостей! - воскликнулъ плѣнникъ,- потому что, по моему мнѣн³ю, счастье возвратить себѣ утраченную свободу не имѣетъ себѣ равнаго на землѣ.- Я тоже знаю сонеты, сочиненные моимъ братомъ,- продолжалъ путешественникъ. - Въ такомъ случаѣ,- отвѣтилъ плѣнникъ,- я предоставляю прочитать ихъ вашей милости, такъ какъ вы это сдѣлаете лучше меня. - Съ удовольств³емъ,- отвѣтилъ путешественникъ,- вотъ сонетъ на взят³е Гулетты":

  

   Сонетъ.

  

   Блаженныя души отважныхъ людей,

   Вы подвигомъ славнымъ грѣхи искупили

   И, къ звѣздамъ поднявшись съ долины скорбей,

   Небесныя веси собой населили.

  

   Вы, гнѣвомъ пылая, при жизни своей

   Мощь бреннаго тѣла въ сраженьи явили

   И берегъ песчаный и волны морей

   Своею и кровью враговъ напоили.

  

   Въ тѣлахъ изнуренныхъ свѣтъ жизни погасъ,

   Но мужество - нѣтъ, не покинуло васъ,

   И, бывъ побѣжденными, вы побѣдили:

  

   Блаженство небесное, славу земли

   Вы мужествомъ стойкимъ себѣ обрѣли,

   Предъ тѣмъ какъ навѣки средь битвы почили.

  

   - Вотъ тоже самое и я помню,- сказалъ плѣнникъ. - А вотъ сонетъ, посвященный форту,- продолжалъ путешественникъ;- если память мнѣ не измѣняетъ, онъ таковъ:

  

   Сонетъ.

  

   Отъ этихъ дикихъ, знойныхъ береговъ,

   Отъ этихъ стѣнъ, что прахомъ стать успѣли,

   Трехъ тысячъ храбрыхъ души отлетѣли

   Въ блаженства край, за гранью облаковъ.

  

   Они толпѣ безчисленной враговъ,

   Безстрашные, противостать посмѣли

   И побѣдить желаньемъ пламенѣли;

   Но на землѣ ихъ жреб³й былъ суровъ...

  

   Не разъ войны гроза здѣсь бушевала,

   Не разъ земля здѣсь храбрыхъ принимала

   И въ этотъ и въ минувш³е года;

  

   Но болѣе угодныхъ душъ для рая

   И стойкихъ тѣлъ отъ вѣка никогда

   Не избирала мать земля сырая.

  

   Сонеты были найдены недурными, и плѣнникъ, обрадованный добрыми вѣстями о своемъ товарищѣ, возвратился къ нити своего повѣствован³я. "Послѣ взят³я Гулетты и форта,- сказалъ онъ,- турки распорядились, чтобы Гулетта была срыта; въ фортѣ было уже нечего разрушать. Чтобы поскорѣй покончить съ этимъ дѣломъ, подъ нее подвели мины съ трехъ сторонъ, но ни въ одномъ мѣстѣ не удалось взорвать то, что казалось самымъ непрочнымъ, то есть старыя стѣны; тогда какъ новѣйш³я укрѣплен³я, устроенныя Фратиномъ, были легко опрокинуты. Наконецъ побѣдоносный торжествующ³й флотъ возвратился въ Константинополь, гдѣ немного времени спустя умеръ его повелитель Учали. Его называли Учали Фартаксъ, что на турецкомъ языкѣ означаетъ паршивый ренегатъ, потому что таковымъ онъ былъ въ самомъ дѣлѣ, а у турковъ принято давать людямъ фамил³и сообразно ихъ недостаткамъ или достоинствамъ. Дѣйствительно, у нихъ есть не больше четырехъ фамил³й, происходящихъ имъ оттоманскаго дома; остальныя, какъ я уже сказалъ, получаютъ свое происхожден³е отъ тѣлесныхъ пороковъ или душевныхъ добродѣтелей. Этотъ паршивый четырнадцать лѣта работалъ въ качествѣ невольника на галерахъ султана и тридцати четырехъ лѣтъ отъ роду сдѣлался ренегатомъ, разозлившись на турка, давшаго ему оплеуху въ то время, когда онъ гребъ; чтобъ имѣть возможность обидчику отомститъ, онъ отказался отъ своей вѣры. Благодаря своему мужеству онъ, не прибѣгая къ низкимъ и подлымъ способамъ, посредствомъ которыхъ обыкновенно возвышаются большинство любимцевъ султана, сдѣлался алжирскимъ королемъ, а потомъ и главнокомандующимъ флота, что является третьею по степени должностью въ государствѣ; по происхожден³ю онъ былъ калабр³ецъ, въ нравственномъ отношен³и хорош³й человѣкъ; онъ очень человѣколюбиво обращался со своими невольниками, число которыхъ доходило до трехъ тысячъ. Послѣ его смерти, согласно распоряжен³ю, оставленному имъ въ своемъ завѣщан³и, эти невольники были раздѣлены между его ренегатами и султаномъ, который тоже всегда бываетъ наслѣдникомъ умирающихъ и получаетъ равную съ дѣтьми покойника часть въ наслѣдствѣ. Я достался одному ренегату венец³анцу, котораго Учали взялъ въ плѣнъ, когда тотъ былъ юнгой на одномъ христ³анскомъ кораблѣ, и сдѣлалъ своимъ самымъ близкимъ любимцемъ. Это былъ самой жесток³й ренегатъ, какого только когда либо видѣли: звали его Гассанъ-Ага; онъ разбогатѣлъ и сдѣлался королемъ Алжира. Я отправился изъ Константинополя съ нимъ вмѣстѣ въ этотъ городъ, радуясь, что буду такъ близко къ Испан³и, радовался я этому не потому, что-бы я думалъ кому либо писать о своемъ печальномъ положен³и, но потому что хотѣлъ посмотрѣть, не будетъ-ли судьба благосклоннѣе ко мнѣ въ Алжирѣ, чѣмъ она была въ Константинополѣ, гдѣ я пробовалъ тысячу способовъ бѣжать, но всяк³й разъ неудачно. Я думалъ поискать въ Алжирѣ другихъ средствъ того, чего такъ пламенно желалъ, такъ какъ надежда вернуть себѣ свободу никогда не покидала меня. Когда я придумывалъ и приводилъ въ исполнен³е задуманное, и успѣхъ не соотвѣтствовалъ моимъ намѣрен³ямъ, то я не предавался отчаян³ю; но немедленно создавалъ новую надежду, которая, какъ бы она слаба ни была, поддерживала мое мужество.

   Вотъ чѣмъ наполнилъ я свою жизнь; заключенный въ тюрьмѣ, называемой турками баньо, въ.этой тюрьмѣ они содержатъ всѣхъ христ³анскихъ невольниковъ, какъ принадлежащихъ королю, такъ и частнымъ лицамъ и альмасеку, то есть городскому управлен³и. Этому послѣднему разряду невольниковъ, составляющихъ собственность города и употребляющихся на общественныя работы, трудно надѣяться на возвращен³е себѣ свободы; принадлежа всѣмъ и не имѣя отдѣльнаго господина, они не знаютъ съ кѣмъ условливаться о выкупѣ даже тогда, когда они могли бы представить таковой. Въ эти баньо, какъ я ужъ сказалъ, много частныхъ лицъ приводятъ своихъ невольниковъ, въ особенности когда послѣдн³е должны быть выкуплены, потому что въ такомъ случаѣ они оставляются въ покоѣ и безопасности до самаго выкупа. Также бываетъ и съ невольниками короля, когда они ведутъ переговоры о своемъ выкупѣ; тогда они не ходятъ на невольническ³я работы; но если выкупъ медлить появляться, то, чтобы заставить плѣнниковъ написать о немъ поубѣдительнѣе, ихъ посылаютъ работать и вмѣстѣ съ другими отыскивать лѣсъ, что считается не легкимъ дѣломъ. Я былъ среди плѣнниковъ, подлежащихъ выкупу; когда узнали, что я капитанъ, то, сколько я ни говорилъ, что у меня нѣтъ никакихъ средствъ, ничто не помѣшало все-таки помѣстить меня въ ряды дворянъ и людей, которые должны быть выкуплены. На меня надѣли цѣпь, скорѣе въ знакъ выкупа, чѣмъ для того, чтобы держать меня въ рабствѣ, и я проводилъ мою жизнь въ этомъ баньо среди множества почетныхъ людей, тоже предназначенныхъ къ выкупу. Голодъ и нагота мучили насъ иногда и даже почти постоянно, но еще больше мучен³й доставляло намъ зрѣлище неслыханныхъ жестокостей, учиняемыхъ моимъ господиномъ надъ христ³анами. Каждый день онъ приказывалъ кого-нибудь повѣсить; этого сажали на колъ, тому обрѣзали уши, и всѣ это по ничтожнымъ причинамъ и даже совсѣмъ безъ причинъ, такъ что сами турки говорили, что онъ дѣлаетъ зло ради самаго зла, я что, по своему природному праву, онъ созданъ быть палачомъ всего человѣческаго рода {Этотъ господинъ плѣнника былъ по происхожден³ю венец³анецъ, по имени Андрета. Онъ былъ взятъ въ плѣнъ Учали, послѣ котораго сдѣлался алжирскимъ королемъ и потомъ главнокомандующимъ флота и умеръ отравленный соперниковъ, замѣстившимъ его должность.}. Только одинъ плѣнникъ умѣлъ обходиться съ нимъ: это быхъ испанск³й солдатъ, нѣкто Сааведра {Этотъ Сааведра - самъ Сервантесъ.}, который, съ цѣлью возвращен³я себѣ свободы, совершилъ так³я дѣла, что они на долг³е годы останутся въ памяти жителей этой страны. Между тѣмъ ни разу Гассанъ-Ага не ударилъ его палкою, ни разу не приказывалъ его ударить и ни разу не обратился къ нему съ ругательствомъ, тогда какъ, послѣ каждой изъ его многочисленныхъ попытокъ бѣжать, мы боялись, что онъ будетъ посаженъ на колъ, да онъ и самъ этого опасался. Если бы у меня было время, я разсказалъ бы вамъ теперь о какомъ-нибудь изъ дѣлъ, совершенныхъ этимъ солдатомъ, оно, навѣрное, заинтересовало и изумило бы васъ больше, чѣмъ разсказъ моей истор³и; но надо возвратиться къ ней.

   На дворъ нашей тюрьмы выходили окна дома одного богатаго и знатнаго мавра. По обыкновен³ю существующему въ той странѣ, это были скорѣе круглые слуховыя, чѣмъ обыкновенныя окна при томъ же они были всегда закрыты толстыми и частыми рѣшетками. Однажды я былъ на террасѣ нашей тюрьмы съ тремя моими товарищами; друг³е христ³ане ушли на работу. Мы были одни и для провожден³я времени пробовали прыгать съ нашими цѣпями. Нечаянно я поднялъ глава и увидалъ, что въ одно изъ этихъ оконъ высунулась тростниковая палка, на концѣ которой былъ привѣшенъ маленьк³й свертокъ; палкой кто-то размахивалъ, какъ будто давая намъ знакъ взять ее. Мы внимательно глядѣли на нее, и одинъ изъ товарищей подошелъ къ окну, чтобы посмотрѣть, что будетъ дальше, бросятъ ли палку. Но когда онъ былъ уже подъ окномъ, палку подняли и замахали изъ стороны въ сторону, подобно тому, какъ отрицательно качаютъ головой. Христ³анинъ возвратился къ намъ и палка снова стала опускаться, дѣлая тѣ же движен³я, какъ и прежде. Другой товарищъ попытался подойти, и съ нимъ случилось то же, что и съ первымъ; затѣмъ и трет³й не оказался счастливымъ. Увидавъ это, я въ свою очередь захотѣлъ испытать счастье, и только что подошелъ къ палкѣ, какъ она упада въ баньо къ моимъ ногамъ. Я немедленно же поспѣшилъ отвязать маленьк³й свертокъ и нашелъ завязанными въ платкѣ десять с³анисовъ, золотыхъ монетъ низкой пробы, обращающихся среди мавровъ и стоящихъ каждая десять нашихъ реаловъ. Безполезно говорить, какъ я былъ радъ этой находкѣ; моя радость равнялась только удивлен³ю, которое я испытывалъ, раздумывая о томъ, откуда могло явиться такое счастье намъ или скорѣе мнѣ; такъ какъ изъ того, что палка не опускалась до тѣхъ поръ, пока не подошелъ я, было ясно видно, что это благодѣян³е предназначалось мнѣ. Я взялъ эти особенно дорог³я для меня деньги, сломалъ тростникъ и возвратился на террасу, чтобы опять посмотрѣть на окно; тогда я увидалъ въ окнѣ необыкновенно бѣлую руку, стремительно открывшую и закрывшую его. Послѣднее заставило насъ догадаться или, по крайней мѣрѣ, предположить, что эту милостыню мы получили отъ какой-нибудь женщины, живущей въ этомъ домѣ, и, въ знакъ благодарности, мы сдѣлали поклонъ по мавританскому обычаю, - наклонивъ головы, перегнувъ туловище и скрестивъ руки на груди. Минуту спустя, въ томъ же окнѣ появился маленьк³й крестъ, сдѣланный изъ тростника и сейчасъ же скрылся вновь. Этотъ знакъ подтвердилъ нашу догадку, что въ этомъ домѣ живетъ рабой какая-нибудь христ³анка, и что она-то и дѣлала намъ добро. Но бѣлизна руки и украшавш³е ее браслеты опровергали это предположен³е. Тогда мы подумали, что намъ покровительствуетъ какая-нибудь христ³анка-отступница, изъ тѣхъ, которыхъ ихъ господа часто берутъ въ законныя жены; такого рода браки пользуются большимъ уважен³емъ среди мавровъ, цѣнящихъ христ³анскихъ женщинъ выше женщинъ своей нац³и. Во всѣхъ нашихъ догадкахъ мы были, однако, очень далеки отъ истины.- Съ этого времени нашимъ единственнымъ занят³емъ было смотрѣть на окно - этотъ полюсъ, на которомъ появилась звѣзда тростниковой палки. Но прошло пятнадцать дней, и мы не видали ни руки, ни другого какого-либо знака. Какъ мы ни старались за это время узнать, кто живетъ въ этомъ домѣ, и нѣтъ-ли тамъ христ³анки-отступницы, мы не нашли никого, кто бы могъ намъ сообщилъ больше того, что въ этомъ домѣ живетъ богатый и знатный мавръ, по имени Агимораго, бывш³й начальникъ форта Вата, должность очень значительная въ этомъ краю. Но въ то время, когда мы совсѣмъ уже бросили думать о томъ, что на насъ посыпятся новые с³анисы, мы вдругъ увидали, что въ окнѣ опять появилась тростниковая палка съ привязаннымъ на ея концѣ сверткомъ, еще большимъ, чѣмъ первый. Какъ и въ прошлый разъ, это случилось въ тотъ день, когда баньо былъ совершенно пустъ. Мы продѣлали первоначальный опытъ: каждый изъ моихъ товарищей подходилъ къ стѣнѣ, но палка не давалась никому изъ нихъ и упала только тогда, когда подошелъ къ ней я. Въ платкѣ я нашелъ сорокъ золотыхъ испанскихъ эскудо и написанную по-арабски записку, въ концѣ которой стоялъ большой крестъ. Я поцѣловалъ крестъ, взялъ деньги и вернулся на террасу; мы всѣ опять почтительно поклонились, и снова показалась рука; тогда я сдѣлалъ знакъ, что прочитаю записку, и окно закрылось. Мы, конечно, были удивлены и обрадованы такимъ приключен³емъ, но никто изъ насъ не зналъ арабскаго языка и потому, если велико было наше желан³е узнать содержан³е бумаги то еще больше была трудность найти человѣка, который бы могъ ее прочитать. Наконецъ я рѣшился довѣриться одному ренегату {Этого ренегата звали Морато Даесъ Мальтрапильо. Онъ былъ другомъ Сервантеса и однажды спасъ его отъ смертной казни послѣ его попытки къ бѣгству въ 1579 году. Плѣнникъ же, разсказывающ³й свою истор³ю,- капитанъ Руи Пересъ де-Вьедои товарищъ Сервантеса по плѣну.}, уроженцу Мурц³и, который увѣрялъ меня въ своей дружбѣ и съ котораго я взялъ слово хранить тайну, довѣренную ему мною. Между ренегатами есть так³е, которые, намѣреваясь возвратиться въ христ³анскую страну, имѣютъ обыкновен³е брать отъ нѣкоторыхъ значительныхъ плѣнниковъ свидѣтельства, удостовѣряющ³я въ томъ, что означенный ренегатъ хорош³й человѣкъ, оказалъ много услугъ христ³анамъ и имѣетъ намѣрен³е бѣжать при первомъ благопр³ятномъ случаѣ. Есть так³е, которые ищутъ этихъ свидѣтельствъ съ искреннимъ намѣрен³емъ, друг³е же съ хитростью и для выгоды. Послѣдн³е отправляются на грабежъ въ христ³анск³я страны и, когда имъ приходится потерпѣть кораблекрушен³е, или когда ихъ поймаютъ, они вынимаютъ свои свидѣтельства и говорятъ, что они имѣли намѣрен³е возвратиться къ христ³анамъ, какъ это видно изъ свидѣтельствъ, и для этого пошли вмѣстѣ съ турками. Такимъ образомъ они избѣгаютъ первой опасности, безъ всякаго труда для себя примиряются съ церковью а, когда найдутъ для себя удобнымъ, возвращаются въ Бербир³ю, чтобы приняться за прежнее ремесло. Другимъ дѣйствительно так³я бумаги нужны; они отыскиваютъ ихъ съ добрымъ намѣрен³емъ и остаются навсегда въ христ³анскихъ странахъ. Одинъ изъ такихъ ренегатовъ былъ, какъ я уже говорилъ, нашимъ другомъ, который подучилъ свидѣтельства отъ всѣхъ нашихъ товарищей, давшихъ о немъ самые лучш³е отзывы, как³е только возможны. Если бы мавры нашли у него эти бумаги, они сожгли бы его живымъ. Я узналъ, что онъ умѣетъ по-арабски не только довольно хорошо говорить, но и писать. Однако, прежде чѣмъ открыться ему вполнѣ, я попросилъ его прочитать эту бумагу, найденную мною, какъ я ему сказалъ, въ щели моего сарая. Онъ развернулъ ее, нѣсколько времени внимательно смотрѣлъ на нее и потомъ началъ шептать сквозь зубы; я спросилъ, понимаетъ ли онъ, что тамъ написано. "Очень хорошо понимаю,- сказалъ онъ мнѣ,- если вы хотите, чтобы я перевелъ ее вамъ слово въ слово, то дайте мнѣ перо и бумагу; такъ мнѣ будетъ легче сдѣлать это." Мы дали ему просимое, и онъ началъ понемногу переводить. Окончивъ, онъ сказалъ намъ: "Все, что написано въ этой бумагѣ, и перевелъ по-испански, не пропустивъ ни одной буквы. Замѣтьте только, что Лелья Мар³эмъ означаетъ Пресвятую Дѣву Мар³ю," Тогда мы прочитали записку, въ которой было написано: "Когда я была ребенкомъ, у моего отца была невольница {Эту невольницу звали Хуана де-Рентер³а. Сервантсъѣ говоритъ о ней также въ своей комед³и "Los Banos de Argel".}, которая научила меня на моемъ языкѣ христ³анской азалѣ {Молитва.} и много разсказывала мнѣ о Лельѣ Мар³эмъ; христ³анка умерла, и я знаю, что она отошла не въ огонь, но къ Аллаху, потому что съ того времени я ее видѣла два раза, и она мнѣ сказала, чтобы я отправилась въ ее страну христ³анъ увидѣть тамъ Лелью Мар³эхъ, которую я очень люблю. Я не знаю, какъ мнѣ туда отправиться. Въ это окно я видѣла много христ³анъ, но ни одинъ нихъ нихъ не показался мнѣ дворяниномъ, кромѣ тебя. Я красива и молода и могу взятъ съ собой много денегъ. Подумай, не можемъ ли мы съ тобой отправиться туда? тамъ ты станешь моимъ мужемъ, если хочешь; а если не хочешь, то все равно Лелья Мар³эмъ дастъ мнѣ кого-нибудь, кто женится на мнѣ. Пишу я тебѣ сама; но будь остороженъ, когда ты дашь кому-нибудь прочитать эту записку и не довѣряй ея никакому мавру, потому что они всѣ обманщики. Все это меня сильно тревожитъ, и мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты никому ничего не разсказывалъ, потому что, если мой отецъ узнаетъ объ этомъ, онъ сейчасъ же броситъ меня въ колодецъ и закидаетъ камнями. Я прикрѣплю къ тростнику нитку, привяжи къ ней свой отвѣтъ; и если у тебя нѣтъ никого, кто бы написалъ тебѣ по-арабски, то отвѣть мнѣ знаками: Лелья Мар³эмъ поможетъ мнѣ понять ихъ. Да сохранятъ тебя Она и Аллахъ, а также и этотъ крестъ, который я часто цѣлую, какъ мнѣ велѣла невольница." Теперь, господа, судите сами по содержан³ю этой записки, имѣли ли мы причины удивляться и восхищаться. Видя нашу радость и удивлен³е, ренегатъ догадался, что эта записка была найдена не случайно, но предназначалась кому-нибудь изъ насъ. Поэтому онъ заклиналъ насъ, если его догадка вѣрна, открыться и довѣриться ему, обѣщая не пощадить своей жизни для нашего освобожден³я. Съ этими словами онъ вынулъ изъ-за пазухи маленькое металлическое распят³е и поклялся намъ Богомъ, образъ котораго находится передъ нимъ и въ котораго онъ, хотя и грѣшникъ и дурной человѣкъ, сохранилъ чистую вѣру, держать въ строгой тайнѣ все, что намъ угодно будетъ ему открыть. Онъ говорилъ, что ему кажется, или, вѣрнѣе, онъ предчувствуетъ, что при помощи женщины, написавшей эту записку, всѣ мы должны получитъ свободу, и онъ - достигнуть цѣли своихъ пламенныхъ желан³й, то есть вступить въ лоно его святой матери-церкви, изъ которой онъ былъ извергнутъ, какъ гнилой членъ, за свое невѣр³е и свой грѣхъ. Ренегатъ подтверждалъ свои слова такими обильными слезами и знаками такого искренняго раскаян³я, что мы всѣ единодушно согласились разсказать ему истинное происшеств³е и, въ самомъ дѣлѣ, дали ему точный отчетъ обо всемъ, ничего не скрывая. Мы показали ему маленькое окошечко, въ которомъ появлялась тростниковая палка, и онъ, со вниман³емъ замѣтивъ домъ, обѣщалъ употребить всѣ свои старан³я, чтобы узнать, кто живетъ въ немъ. Мы рѣшили также отвѣтить сейчасъ же на записку мавританки, благо у насъ есть человѣкъ, который можетъ намъ помочь въ этотъ дѣлѣ. Ренегатъ написалъ отвѣтъ, который я ему продиктовалъ. Я прочитаю вамъ его отъ слова до слова, п