Главная » Книги

Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая, Страница 12

Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26

ожетъ обойтись, то согласитесь, такъ какъ все это только притворство и для смѣха,- согласитесь, говорю я, дѣлать ихъ въ водѣ или на чѣмъ-нибудь мягкомъ, вродѣ ваты; а объ остальномъ предоставьте позаботиться мнѣ, я ужъ сумѣю сказать госпожѣ Дульцинеѣ, что ваша милость продѣлывали свои кувыркан³я по остр³ямъ скалъ, которыя были тверже алмаза. - Я тебѣ признателенъ за твое доброе намѣрен³е, другъ Санчо,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- но долженъ тебѣ сказать, что все, что я здѣсь дѣлаю, я дѣлаю, совсѣмъ не смѣясь, а вполнѣ серьезно; иначе это противорѣчило-бы рыцарскимъ правиламъ, запрещающимъ намъ всякую ложь подъ страхомъ оказаться отступникомъ, и дѣлать одно дѣло вмѣсто другого, это значитъ лгать. Поэтому-то мои кувыркан³я должны быть чистосердечны, непринужденны и неподдѣльны, свободны отъ всякаго рода софистики и фантастичности; необходимо даже, чтобы ты оставилъ мнѣ немного корп³и, такъ какъ судьбѣ было угодно лишить насъ бальзама.- Но еще хуже съ ея стороны было лишить насъ осла,- отвѣтилъ Санчо, потому что вмѣстѣ съ нимъ потеряли мы и корп³ю и все прочее. Умоляю вашу милость не вспоминать болѣе объ этомъ проклятомъ питьѣ; потому что при одномъ только имени его у меня выворачиваетъ душу наизнанку, не говоря уже о желудкѣ. Кромѣ того, я умоляю вашу милость счесть уже прошедшими три дня, назначенные мнѣ вами для того, чтобы я могъ видѣть безумства, которыя вы собираетесь совершить: я объявляю, что эти безумства мною, какъ слѣдуетъ, видѣны, какъ будто они ужъ въ самомъ дѣлѣ сдѣланы, и наскажу о нихъ чудесъ госпожѣ Дульцинеѣ. Соблаговолите-же написать письмо и отправить меня поскорѣе; потому что меня разбираетъ сильная охота поскорѣе возвратиться и извлечь васъ изъ чистилища, въ которомъ я васъ оставляю.- Чистилища, говоришь ты, Санчо? - сказалъ Донъ-Кихотъ.- Ты бы могъ сказать изъ ада, и даже еще хуже, если только есть что-нибудь хуже его. - Для того, кто въ адѣ,- возразилъ Санчо,- nulla est retentio, {In inferno nulla est redemptio.} какъ мнѣ приходилось слышать. - Я не понимаю, что означаетъ слово retentio,- сказалъ Донъ-Кихотъ.- Retentio,- сказалъ Санчо,- значитъ то, что кто въ адѣ, тотъ уже не выйдетъ и не можетъ выйти оттуда. Съ вашей же милостью будетъ совсѣмъ иначе, если только я не потеряю способности владѣть пятками и угощать ими бока Россинанта. Разъ только пустите вы меня въ Тобозо предъ лицо вашей дамы Дульцинеи, то я того наскажу ей о всѣхъ дурачествахъ и безумствахъ (вѣдь это все одно), которыя вы надѣлали и еще въ эту минуту дѣлаете, что, въ концѣ концовъ, сдѣлаю ее мягче перчатки, хотя бы мнѣ пришлось найти ее тверже пробки. Получивъ отъ нея пр³ятный и сладк³й, какъ медъ, отвѣтъ, я подобно волшебнику, по воздуху примчусь назадъ и вытащу вашу милость изъ этого чистилища, кажущагося адомъ, не будучи имъ однако, потому что у васъ есть надежда выйти изъ него, тогда какъ ея нѣтъ у тѣхъ, кто находится въ аду; и я не думаю, чтобы ваша милость были другого мнѣн³я.- Да, это правда,- отвѣтилъ рыцарь Печальнаго образа,- но какъ мы устроимся, чтобы написать письмо для вся? - А также и записку на получен³е осликовъ,- добавилъ Санчо. - Разумѣется,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- за неимѣн³емъ бумаги, намъ бы слѣдовало, подобно древнимъ, написать на листьяхъ деревьевъ или на восковыхъ дощечкахъ, но найти воскъ, по правдѣ сказать, также трудно, какъ бумагу. Но я придумалъ, на чѣмъ удобнѣе всего написать,- въ альбомѣ Карден³о. Позаботься только заставить переписать письмо на большой листъ бумаги красивымъ почеркомъ въ первой же деревнѣ, гдѣ ты найдешь школьнаго учителя; если же не найдешь учителя, то пусть тебѣ перепишетъ первый-же попавш³йся церковный ключарь; но не довѣряй этого дѣла какому-нибудь писарю, потому что у этихъ господъ такой запутанный почеркъ, что самъ сатана не сумѣетъ его разобрать. - А какъ-же насчетъ подписи? - спросилъ Санчо,- Амадисъ никогда не подписывалъ своихъ писемъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ. - Очень хорошо,- возразилъ Санчо,- но письмо на получен³е осленковъ должно быть непремѣнно подписано; а если я заставлю его переписать, то скажутъ, что подпись у него ненастоящая, и я останусь тогда безъ осленковъ. - Это письмо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- такъ и останется съ моею подписью въ альбомѣ, и когда моя племянница увидитъ ее, то не найдетъ никакого затруднен³я исполнить написанное. На любовномъ же письмѣ помѣстишь вмѣсто подписи: до гроба вашъ рыцарь Печальнаго образа. Это ничего не значитъ, что рука будетъ чужая, потому что, если память мнѣ не измѣняетъ, Дульцинея не умѣетъ ни читать, ни писать и во всю свою жизнь не видала ни одного письма, ни одного слова, написаннаго моей рукой. Любовь наша, въ самомъ дѣлѣ, была всегда только платоническою и не шла дальше невиннаго обмѣна взглядами. Да и это случалось такъ рѣдко, что я смѣю съ совершенно спокойною совѣстью поклясться въ томъ, что въ течен³е двѣнадцати лѣтъ, какъ я люблю ее больше, чѣмъ зеницу своихъ очей, которыя когда нибудь будутъ съѣдены земляными червями, я не видалъ ее и четырехъ разъ, да и изъ этихъ четырехъ разъ она можетъ быть вы разу не замѣтила, что я смотрѣлъ на все,- въ такомъ одиночествѣ воспитали ее ея отецъ Лоренсо Корчуэло и ни мать Альдонса Ногалесъ. - Что! Какъ! - воскликнулъ Санчо,- это дочь Лоренсо Корчуэло и есть госпожа Дульцинея Тобозская, иначе называемая Альдонсой Лоренсо? - Она самая и есть,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- и она достойна быть царицей надъ всей вселенной. - О! я ее хорошо знаю,- отвѣтилъ Санчо,- и могу сказать, что она швыряетъ брусьями такъ-же хорошо, какъ самый здоровый парень во всей деревнѣ. Ей богу! это дѣвка смышленая, здоровая и красивая и сумѣетъ намылить голову всякому странствующему рыцарю, который вздумалъ-бы взять ее въ свои дамы. Чортъ возьми! а какой голосъ у ней, какая здоровенная грудь! Надо вамъ сказать, что одинъ разъ она влѣзла на деревенскую колокольню и стала звать слугъ фермы, работавшихъ на полѣ ея отца, и, хоть они были полъ-мили отъ нея, они все-таки слышали ее такъ-же хорошо, какъ еслибы были у самой колокольни. Но главное, что она не чванится, у нее самый веселый нравъ, она со всѣми шутитъ и, при всякомъ удобномъ случаѣ, хохочетъ и балуетъ. Теперь скажу я вамъ, господинъ рыцарь Печальнаго образа, что ваша милость не только можете и должны дѣлать безумства ради нея, но вы имѣете полное право даже совсѣмъ отчаяться и удавиться, и всяк³й, узнавъ объ этомъ, скажетъ только, что вы сдѣлали хорошо, хотя бы васъ чортъ побралъ. Право, мнѣ хотѣлось-бы быть уже теперь въ дорогѣ только ради одного того, чтобы посмотрѣть на нее, потому что я давно уже ея не видалъ. Навѣрное, она сильно измѣнилась, ничто такъ быстро не портитъ цвѣта лица женщинъ, какъ постоянная ходьба по полямъ, на открытомъ воздухѣ и подъ солнцемъ. Долженъ сознаться вамъ, господинъ Донъ-Кихотъ, что я находился въ большомъ заблужден³и, спроста думая, что госпожа Дульцинея - какая-нибудь принцесса, въ которую ваша милость влюбились, или, по крайней мѣрѣ, какая-нибудь особа высокаго сослов³я, достойная тѣхъ богатыхъ подарковъ, которые вы послали ей, напримѣръ, побѣжденнаго бискайца, освобожденныхъ каторжниковъ и такъ-же много другихъ, какъ много побѣдъ было, вѣроятно, одержано, вашей милостью въ то время, когда я еще не былъ у васъ оруженосцемъ. Но если такъ, то какая радость госпожѣ Альдонсѣ Лоренсо, то есть госпожѣ Дульцинеѣ Тобозской, смотрѣть, какъ приходятъ и преклоняютъ предъ ней колѣна всѣ побѣжденные, посланные вашея милостью? при томъ же можетъ еще такъ случиться, что они явятся въ то время, когда она треплетъ пеньку или молотитъ хлѣбъ на гумнѣ; тогда эти люди, видя ее за такими занят³ями, могутъ разгнѣваться, да и сама она будетъ и сердиться, и смѣяться въ одно и тоже время. - Много разъ говорилъ ужъ я тебѣ, Санчо,- отвѣтилъ Донъ-Кихота,- что ты большой болтунъ и съ своимъ тупоум³емъ постоянно стараешься шутить и говоритъ разныя колкости, но, чтобы ты самъ призналъ, насколько ты глупъ, а я уменъ, я разскажу тебѣ одну маленькую истор³ю. Слушай-же. Одна молодая, красивая, свободная и богатая вдова влюбилась въ одного здороваго и веселаго дѣтину съ толстой шеей. Когда узналъ объ этомъ ея старш³й братъ, онъ рѣшилъ сдѣлать ей братское увѣщан³е. "Я не безъ основан³я удивляюсь, сударыня, сказалъ онъ прекрасной вдовушкѣ, тому, что женщина съ вашимъ положен³емъ, съ вашей красотой и вашимъ богатствомъ могла влюбиться въ человѣка такого низкаго зван³я и такого ничтожнаго ума; между тѣмъ какъ въ томъ же самомъ домѣ столько докторовъ, учителей и богослововъ, изъ которыхъ вы могли-бы выбирать любого и сказать: этотъ мнѣ по сердцу, а тотъ мнѣ не нравится". Но вдова очень откровенно и остроумно отвѣтила ему: "Вы сильно заблуждаетесь, мой дорогой братецъ, и разсуждаете совсѣмъ по-старинному, если предполагаете, что я ошиблась, избравъ этого человѣка, какимъ бы глупцомъ онъ вамъ ни казался; вѣдь для того, что мнѣ отъ него надобно, онъ такъ-же силенъ въ философ³и, какъ и Аристотель, и даже сильнѣе". Точно также, Санчо, и для того, что мнѣ надобно отъ Дульцинеи Тобозской, она такъ-же годится, какъ и самая знатная принцесса на землѣ. Не слѣдуетъ думать, будто всѣ поэты дѣйствительно знали тѣхъ дамъ, которыхъ они воспѣвали подъ вымышленными именами. Ты думаешь, что всѣ эти Аварильи, Фили, Сильв³и, Д³аны, Галатеи и мног³я друг³я, которыми наполнены книги, романсы, лавки цирюльниковъ и театральныя представлен³я, въ самомъ дѣлѣ были живыми существами съ тѣломъ и костями и дамами прославлявшихъ ихъ? Вовсе нѣтъ, большинство поэтовъ выдумали ихъ только для того, чтобы имѣть сюжетъ для стиховъ и чтобы люди считали ихъ влюбленными или, по крайней мѣрѣ, способными быть влюбленными. Поэтому и для меня достаточно думать и вѣрить, что Альдонса Лоренсо прекрасна и умна. До ея рода намъ нѣтъ дѣла; мы не собираемся дѣлать изслѣдован³е этого вопроса, чтобы облачить ее потомъ въ одежду канониссы, я-же считаю ее самой знатной принцессой на свѣтѣ. Въ самомъ дѣлѣ, ты долженъ знать, Санчо, если до сихъ поръ еще этого не зналъ, что два достоинства больше, чѣмъ всѣ друг³я, способны возбуждать любовь: красота и добрая слава. Но этими двумя достоинствами Дульцинея обладаетъ въ высокой степени, ибо въ красотѣ съ ней не сравняется никто, а въ доброй славѣ она имѣетъ мало себѣ равныхъ. Короче сказать, я воображаю, что такъ и есть на самомъ дѣлѣ, какъ я говорю, не больше и не меньше, и рисую ее себѣ именно такою прекрасной и благородной, какою мнѣ желательно, чтобы она была; и потому ни одна женщина не сравнится съ нею, ни Елена, ни Лукрец³я, никакая другая героиня прошлыхъ вѣковъ, греческая, римская или варварская. Пусть всяк³й говоритъ объ этомъ, что хочетъ; если меня порицаютъ невѣжды, то, по крайней мѣрѣ, строг³е люди ни въ чемъ не упрекнутъ меня. - И я говорю,- сказалъ Санчо,- что ваша милость во всемъ правы, а я просто оселъ. И зачѣмъ только это слово приходитъ мнѣ на языкъ, вѣдь въ домѣ удавленника не слѣдуетъ говорить о веревкѣ. Но готовьте письмо, а затѣмъ я отправлюсь.
   Донъ-Кихотъ взялъ альбомъ Карден³о и, отойдя въ сторону, началъ съ большимъ хладнокров³емъ писать письмо. Кончивъ писать, онъ позвалъ Санчо и высказалъ желан³е прочитать ему написанное, чтобы тотъ выучилъ его наизусть на случай, если письмо потеряется дорогой,- "ибо злая судьба моя,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- заставляетъ меня всего опасаться".- Ваша милость сдѣлали-бы лучше,- отвѣтилъ Санчо,- еслибы написали письмо въ альбомѣ два или три раза, а потомъ отдали мнѣ. Я буду беречь его; но думать, будто-бы я могу выучить письмо наизусть - глупо; у меня такая скверная память, что я часто забываю даже свое собственное имя. Все-таки вы прочитайте мнѣ его, я послушаю съ большимъ удовольств³емъ, вѣдь оно должно быть такъ написано, что хоть печатай.- Слушай-же, сказалъ Донъ-Кихотъ,- вотъ оно:

Письмо Донъ-Кихота къ Дульцинеѣ Тобозской.

"Высокая и самодержавная дама!

   Жестоко изъязвленный иглами разлуки, раненый въ тайникъ самаго сердца желаетъ тебѣ, дульцинѣйшая Дульцинея Тобозская, добраго здоровья, которымъ онъ самъ уже больше не наслаждается. Если твоя красота меня презираетъ, если твои достоинства неблагосклонны ко мнѣ и если твоя суровость поддерживаютъ мои терзан³я, то трудно мнѣ, хотя-бы и въ достаточной степени закаленному въ терпѣн³и, пребыть непреклоннымъ въ этомъ ужасномъ положен³и, не только мучительномъ, но и продолжительномъ. Мой добрый оруженосецъ Санчо представитъ тебѣ полный разсказъ, о неблагодарная красавица, о обожаемая непр³ятельница, о томъ состоян³и, въ которое я ввергнутъ тобою. Если угодно тебѣ придти мнѣ на помощь, я - твой; если нѣтъ,- поступай по своему произволу, я-же, окончивъ мои дни, удовлетворю тѣмъ твою жестокость и мое желан³е.

До гроба твой
Рыцарь Печальнаго образа".

   - "Клянусь жизнью моего отца! - воскликнулъ Санчо, когда письмо было прочитано,- это чудеснѣйшая штука изъ всѣхъ слышанныхъ мною. Чортъ возьми! какъ хорошо вы высказываете все, что вамъ хочется сказать! и какъ ловко вы подогнали къ подписи рыцаря Печальнаго образа. Право, можно подумать, что вы самъ чортъ и нѣтъ ничего на свѣтѣ, чего бы вы не знали. - Для того зван³я, съ которому принадлежу я, необходимо все знать,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ. - Ну теперь,- сказалъ Санчо,- поверните страницу и составьте письмецо насчетъ трехъ осленковъ и подпишите его поотчетливѣй, чтобы всяк³й посмотрѣвш³й сейчасъ-же узналъ вашу руку. - Съ удовольств³емъ", сказалъ Донъ-Кихотъ и, написавъ другое письмо, тоже прочиталъ его Санчо:
   "Благоволите, госпожа моя племянница, предъявителю сего письма Санчо Панса, моему Оруженосцу, выдать трехъ изъ пяти осленковъ, оставленныхъ мною дома и ввѣренныхъ попечен³ямъ вашей милости; за каковые три осленка я отъ него соотвѣтствующую сумму наличными сполна получилъ и разсчетъ за каковые, согласно сему письму и его роспискѣ, заключается. Дано въ ущельяхъ Сьерры-Морены двадцать седьмого августа настоящаго года".
   - "Очень хорошо,- восадикнулъ Санчо,- теперь вашей милости остается только подписать. - Подпись не нужна,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ;- я только поставлю свою отмѣтку; ея, все равно, что и подписи, было-бы достаточно для получен³я не только трехъ, но трехъ сотъ ословъ. - Вполнѣ полагаюсь на вашу милость,- сказалъ Санчо;- позвольте мнѣ теперь осѣдлать Россинанта и приготовьтесь дать мнѣ благословен³е; я хочу немедленно-же отправиться въ путъ, не дожидаясь тѣхъ безумствъ, которыя вы собираетесь дѣлать; впрочемъ я съумѣю сказать, что я ихъ вдоволь насмотрѣлся отъ вашей милости. - Но все-таки я хочу и считаю необходимымъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- чтобы ты посмотрѣлъ, какъ я безъ всякихъ другихъ одѣян³й, кромѣ своей кожи, совершу дюжину или двѣ безумныхъ дѣлъ. Это продолжится не болѣе получаса. Когда ты увидишь своими собственными глазами, тогда тебѣ будетъ можно съ совершенно спокойною совѣстью разсказывать и обо всѣхъ тѣхъ, которая ты заблагоразсудишь прибавить, и увѣряю тебя, что тебѣ не выдумать столько безумствъ, сколько я ихъ собираюсь сдѣлать. - Ради Господа Бога, господинъ мой,- воскликнулъ Санчо,- позвольте мнѣ не смотрѣть на кожу вашей милости: это сильно разстроитъ меня, я я непремѣнно заплачу, а у меня и такъ болитъ еще голова со вчерашняго вечера отъ слезъ по моемъ осликѣ, и мнѣ не хотѣлось-бы опять плакать. Если ужъ вашей милости непремѣнно хочется показать мнѣ нѣсколько своихъ безумствъ, то сдѣлайте одѣтымъ, как³я покороче и скорѣе придутъ вамъ въ голову. А по моему, и совсѣмъ этого не нужно; какъ я уже вамъ сказалъ, безъ этого скорѣе настанетъ время моего возвращен³я и вы скорѣе получите вѣсти, которыхъ ваша милость такъ желаетъ и заслуживаетъ. Иначе, клянусь Богомъ, пусть госпожа Дульцинея поостережется! если она не отвѣтить, какъ слѣдуетъ, то даю передъ всѣми торжественный обѣтъ ногами и кулаками вырвать у ней надлежащ³й отвѣтъ изъ нутра. Чтобы такой славный странствующ³й рыцарь сходилъ съ ума безъ толку, безъ смыслу изъ-за какой-нибудь... Пусть ваша дама не заставляетъ меня говорятъ изъ-за какой, потому что, ей Богу! я дамъ волю своему языку и все, что онъ скажетъ, выплюну ей въ лицо. Я покажу ей себя, она еще меня плохо знаетъ; иначе сперва помолилась-бы да поговѣла, прежде чѣмъ разговаривать со иной. - Право, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- ты, кажется, нисколько не умнѣе меня. - Я не такой сумашедш³й, я только сердитѣй васъ,- возразилъ Санчо. - Но оставимъ это; скажите мнѣ, ваша милость, что вы будеѵе ѣсть до моего возвращен³я? Развѣ вы, подобно Карден³о, будете прятаться въ засаду и силой отнисать у пастуховъ пищу? - Объ этомъ не безпкойся,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- даже еслибы у меня въ изобил³я имѣлись всяк³е сьѣстные припасы, я и тогда питался-бы только травами и плодами, растущими на этихъ лугахъ и деревьяхъ. Окончательная цѣль моего предпр³ят³я въ томъ и состоитъ, чтобы совсѣмъ ничего не ѣсть и претерпѣть друг³я лишен³я. - Кстати, знаете чего я боюсь? - сказалъ Санчо.- Я, пожалуй, не найду обратной дороги къ тому мѣсту, гдѣ я васъ покину, вѣдь оно очень пустынно и глухо. - Запоминай по дорогѣ всѣ примѣты,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- а я не буду удаляться изъ этой мѣстности и даже буду влѣзать на самыя высок³я изъ этихъ скалъ, чтобы посматривать, не возвращаешься-ли ты. Кромѣ того, чтобы тебѣ вѣрнѣе не заблудиться и не потерять меня, ты нарѣжь вѣтвей дрока, растущаго вокругъ, и бросай ихъ черезъ нѣкоторыя разстоян³я, дока ты не выѣдешь на долину. Эти вѣтви послужатъ тебѣ примѣтами и проводниками и, подобно ниткѣ, употребленной Персеемъ {Донъ-Кихотъ хотѣлъ сказать: Тезеемъ.} въ лабиринтѣ, помогутъ тебѣ найти меня. - Это я сдѣлаю",- отвѣчалъ Санчо. И, нарѣзавъ нѣсколько вѣтвей кустарника, онъ испросилъ благословен³е у своего господина и простился съ нимъ, причемъ они оба всплакнули. Потомъ, сѣвъ на Россинанта и выслушавъ увѣщан³я Донъ-Кихота, настоятельно просившаго его заботиться объ его конѣ, какъ о своей собственной особѣ, вѣрный оруженосецъ направился по дорогѣ къ долинѣ, разбрасывая по пути, какъ ему совѣтовалъ его господинъ, вѣтви дрока и вскорѣ скрылся къ великому сожалѣн³ю Донъ-Кихота, сильно желавшаго продѣлать на его глазахъ, по крайней мѣрѣ, хоть парочку безумствъ.
   Но не отъѣхавъ и сотни шаговъ, Санчо воротился и сказалъ своему господину: "Я говорю, что ваша милость были правы: для того, чтобы я могъ со спокойною совѣстью клясться въ томъ, что я видѣлъ, какъ вы дѣлали безумства, мнѣ необходимо увидать, по крайней мѣрѣ, одно изъ нихъ, хотя самое ваше намѣрен³е остаться здѣсь кажется мнѣ порядочнымъ безумствомъ. - Не говорилъ-ли я тебѣ этого? - сказалъ. Донъ-Кихотъ,- погоди-же, Санчо; не успѣешь ты прочитать credo, я сдѣлаю, что нужно." Онъ немедленно же разулся и скинулъ съ себя все платье, кромѣ рубашки; потомъ, безъ дальнѣйшихъ церемон³й, онъ щелкнулъ себя пяткой по заду, два раза подпрыгнулъ на воздухъ и два раза кувыркнулся внизъ головой и вверхъ ногами, выставивъ при этомъ наружу так³я вещи, что Санчо, чтобы въ другой разъ не смотрѣть за нихъ, повернулъ коня и снова пустился въ путь, считая себя въ полномъ правѣ клятвенно увѣрять въ безум³и своего господина. А затѣмъ мы оставимъ его ѣхать своей дорогой вплоть до времени его возвращен³я, которое не замедлитъ наступить.
  

ГЛАВА XXVI.

Въ которой продолжаются прекрасные любовные подвиги, совершенные Донъ-Кихотомъ въ горахъ Сьерры-Морены.

   Возвратимся къ повѣствован³ю о томъ, что сдѣлалъ рыцарь Печальнаго образа, оставшись одинъ. Какъ только Донъ-Кихотъ, голый внизъ отъ пояса и одѣтый вверхъ отъ пояса, кончилъ свои прыжки и кувыркан³я и увидалъ, что Санчо уѣхалъ, не захотѣвъ дожидаться другихъ сумасбродствъ,- онъ взлѣзь на вершину высокой скалы и принялся размышлять надъ однимъ вопросомъ, неоднократно уже занимавшимъ его мысль и до сихъ поръ еще надлежащимъ образомъ не рѣшеннымъ: ему хотѣлось опредѣлить, что лучше для него и болѣе приличествуетъ обстоятельствамъ, подражать-ли опустошительнымъ неистовствамъ Роланда или-же томной печали Амадиса. Разсуждая самъ съ собою, онъ говорилъ: "Что удивительнаго, что Роландъ былъ такимъ храбрымъ и мужественнымъ рыцаремъ, какимъ его всѣ считаютъ? Вѣдь онъ былъ очарованъ и никто не могъ лишить его жизни иначе, какъ только вонзивъ черную шпильку въ подошву его ноги. Поэтому-то онъ и носилъ постоянно на своихъ башмакахъ семь желѣзныхъ подметокъ и все-таки его волшебство не помогло ему въ битвѣ съ Бернардо дель-Карп³о, который открылъ хитрость и задушилъ его въ своихъ объят³яхъ въ Ронсевальской долинѣ. Но оставимъ въ сторонѣ все, что касается его мужества, и перейдемъ къ его безумству. Несомнѣнно извѣстно, что онъ потерялъ разсудокъ, когда на деревьяхъ, окружавшихъ ручей, нашелъ нѣкоторыя примѣты и узналъ отъ пастуха, что Анжелика нѣсколько разъ во время полуденнаго отдыха покоилась сномъ вмѣстѣ съ Медоромъ, этилъ маленькимъ мавромъ съ курчавыми волосами, пажемъ Аграманта. И дѣйствительно, разъ онъ убѣдился, что это извѣст³е вѣрно и его дама, въ самомъ дѣлѣ, сыграла съ нимъ такую штуку,- ему нетрудно было сойти съ ума. Но какъ-же я-то могу уподобляться ему въ безумствахъ, когда у меня нѣтъ подобнаго-же повода? Потому что относительно Дульцинеи Тобозской я могу поклясться, что она во всю свою жизнь не видала и тѣни живого настоящаго мавра и до сихъ поръ пребываетъ такою-же, какою ее произвела на свѣтъ мать. Слѣдовательно, я нанесъ бы ей явное оскорблен³е, еслибы, подумавъ о ней что-либо подобное, предался того-же рода безумству, какъ и неистовый Роландъ. Съ другой стороны, я вижу, что Амадисъ Гальск³й, не теряя разума и не совершая разныхъ сумасбродствъ, пр³обрѣлъ, какъ любовникъ, такую-же и даже большую славу, чѣмъ кто-либо другой. Однако-же, но словамъ его истор³и, онъ только всего и сдѣлалъ, что, не вынеся пренебрежен³я своей дамы Ор³аны, запретившей ему появляться въ ея присутств³и безъ ея позволен³я, удалился на утесъ Бѣдный въ сообществѣ съ однимъ пустынникомъ и тамъ давалъ волю своимъ рыдан³ямъ до тѣхъ поръ, пока небо не оказало ему помощи въ его горѣ и печали. Если въ самомъ дѣлѣ было такъ - а въ этомъ нельзя и сомнѣваться,- то съ какой стати стану я теперь догола раздѣваться и наносить вредъ этимъ бѣднымъ, ни въ чемъ неповиннымъ передо иною деревьямъ? И для чего мнѣ нужно мутить воду въ этихъ свѣтлыхъ ручейкахъ, всегда готовыхъ дать мнѣ напиться, когда мнѣ только захочется? Итакъ, да живетъ память объ Амадисѣ, и пусть ему, насколько возможно, подражаетъ Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, о которомъ могутъ сказать тоже, что говорятъ о другомъ героѣ,- если онъ и не совершилъ великихъ дѣлъ, то онъ погибъ, чтобы ихъ предпринять {Овид³й такъ говоритъ о Фаэтонѣ (Мет., кн. II).}. И если я не видалъ ни оскорблен³я, ни пренебрежен³я отъ моей Дульцинеи, то не достаточно-ли съ меня, какъ я уже сказалъ, и одной разлуки? Мужайся-же и принимайся за работу! Явитесь-же моей памяти прекрасныя дѣла Амадиса и научите меня, чѣмъ долженъ я начать свое подражан³е вамъ. Но я уже знаю это, большую часть своего времени онъ употреблялъ на чтен³е молитвъ; тоже буду дѣлать и я." И онъ, вмѣсто четокъ, набралъ десятокъ большихъ пробковыхъ шариковъ и нанизалъ ихъ другъ на друга, болѣе всего досадуя на то, что у него нѣтъ отшельника, который бы могъ его исповѣдать и утѣшить. Такимъ образомъ проводилъ онъ время, то прогуливаясь по лугамъ, то сочиняя и чертя на корѣ деревьевъ и на пескѣ множество стиховъ, разсказывавшихъ о его грусти и воспѣвавшихъ иногда Дульцинею. Но уцѣлѣвшими и доступными для чтен³я въ то время, когда его самого нашли въ этихъ мѣстахъ, оказались только слѣдующ³я строфы:
  
   "Полей питомцы и дубравы,
   Деревья съ зеленью своей,
   Душистые цвѣты и травы!
   Коль вамъ мой плачъ не для забавы,
   Внемлите жалобѣ моей.
   Пускай ничто васъ не смущаетъ:
   Ни эти слезы, ни затѣи -
   Судьба вамъ славу посылаетъ:
   Среди васъ Донъ-Кихотъ рыдаетъ
   Вдали отъ доньи Дульцинеи
         Тобозской.
  
   "Вотъ мѣсто то, куда отъ милой
   Любовникъ вѣрный удаленъ,
   Не знаетъ онъ, зачѣмъ, чьей силой
   Въ разлукѣ горькой и постылой
   Къ страданью онъ приговоренъ.
   Имъ страсть жестокая играетъ,
   Его сосутъ сомнѣнья змѣи;
   Онъ кадь слезами наполняетъ,-
   Такъ сильно Донъ-Кихотъ рыдаетъ
   Вдали отъ доньи Дульцинеи
         Тобозской.
  
   "Отыскивая приключенья
   Повсюду средь суровыхъ скалъ
   И находя лишь злоключенья,
   Онъ въ дни несчастья и сомнѣнья
   Суровой сердце проклиналъ.
   Ударомъ плети награждаетъ
   Здѣсь вдругъ Амуръ его по шеѣ,
   А не повязкой ударяетъ,
   И горько Донъ-Кихотъ рыдаетъ
   Вдали отъ доньи Дульцинеи
         Тобозской."
  
   Немало смѣялись нашедш³е эти стихи надъ этимъ добавлен³емъ Тобозской къ имени Дульцинеи; предполагаютъ, что Донъ-Кихотъ воображалъ, будто строфа будетъ непонятна, если онъ, называя Дульцинею, не добавитъ Тобозской и, дѣйствительно, онъ въ этомъ самъ потомъ признался. Онъ написалъ много другихъ стиховъ, но, какъ уже было сказано, только эти три строфы и можно было разобрать. Влюбленный рыцарь то наполнялъ свои досуги подобными занят³ями, то вздыхалъ, призывалъ фавновъ и сильфовъ этихъ лѣсовъ, нимфъ этихъ ручейковъ. печальное воздушное эхо, заклиная ихъ всѣхъ услышать и дать ему отвѣтъ и утѣшен³е; по временамъ онъ оѵыскввалъ съѣдобныя травы, чтобы поддерживать ими свою жизнь въ ожидан³и возвращен³я Санчо. И еслибы Санчо вмѣсто того, чтобы пробыть въ отлучкѣ три дня, отсутствовалъ три недѣли, то рыцарь Печальнаго образа такимъ-бы печальнымъ образомъ измѣнился, что его не узнала-бы родная мать. Но оставимъ его пока занятымъ вздохами и стихами я поговоримъ немного о Санчо Панса и о случившемся съ нимъ во время его посольства.
   Выѣхавъ на большую дорогу, Санчо принялся разыскивать Тобозо и на слѣдующ³й день пр³ѣхалъ къ тому постоялому двору, въ которомъ онъ испыталъ непр³ятность прыжковъ на одѣялѣ. Какъ только онъ его замѣтилъ, ему сейчасъ-же представились новые воздушные полеты и потому онъ рѣшилъ не въѣзжать во дворъ, хотя время было какъ нельзя болѣе подходящее для этого - былъ обѣденный часъ, и Санчо, давно уже не ѣвшаго ничего, кромѣ холодныхъ яствъ, разбирала сильная охота отвѣдать чего-нибудь горяченькаго. Повинуясь однако своему желудку, онъ подъѣхалъ къ постоялому двору, еще не рѣшивъ навѣрное, остановится онъ или будетъ продолжать путь. Пока онъ пребывалъ въ такомъ колебан³и, изъ дома вышли два человѣка; замѣтивъ Санчо, одинъ изъ нихъ сказалъ другому. "Какъ вы думаете, господинъ лиценц³атъ, вѣдь этотъ человѣкъ на лошади, кажется, Санчо Панса, тотъ самый, который, по увѣрен³ю экономки нашего искателя приключен³й, послѣдовалъ за ея господиномъ въ качествѣ оруженосца? - Онъ самый,- отвѣтилъ лиценц³атъ,- и подъ нимъ лошадь нашего Донъ-Кихота." - И, въ самомъ дѣлѣ, имъ было не трудно узнать нашего путешественника и лошадь, потому что эти два человѣка были цирюльникъ и священникъ, которые нѣкогда предали суду и аутодафе рыцарск³я книги. Окончательно убѣдивишсь, что они узнали Санчо и Россинанта, они, съ цѣлью получить извѣст³я о Донъ-Кихотѣ, приблизились къ всаднику, и священникъ, назвавъ его по имени, сказалъ ему. "Другъ Санчо Панса, что подѣлываетъ вашъ господинъ?" Санчо сейчасъ-же ихъ узналъ, но рѣшилъ скрыть мѣсто и положен³е, въ которыхъ онъ оставилъ своего господина. Поэтому онъ отвѣтилъ имъ, что господинъ его занятъ въ нѣкоторомъ мѣстѣ нѣкоторымъ дѣломъ, имѣющимъ необыкновенную важность, и что, подъ страхомъ потерять собственные глаза во лбу, онъ не можетъ сказать имъ ничего болѣе. "Ну, нѣтъ, Санчо Панса,- возразилъ цирюльникъ,- если вы не скажете намъ, гдѣ онъ и что онъ дѣлаетъ, то мы подумаемъ - да мы и теперь уже имѣемъ право это думать, что вы его убили и ограбили; потому что вы вѣдь ѣдете на его лошади; клянусь, или вы дадите намъ свѣдѣн³я о хозяинѣ лошади, или берегитесь! - О!- отвѣтилъ Санчо,- вы грозите мнѣ понапрасну, я не такой человѣкъ, чтобы убивать или грабить кого-нибудь; пусть всяк³й помираетъ собственною смертью, какъ угодно Господу Богу, его Создателю. Мой господинъ остался въ прекрасномъ мѣстечкѣ среди этихъ горъ, чтобы на волѣ заняться тамъ покаян³емъ". Затѣмъ, залпомъ, не переводя духа, Санчо разсказалъ имъ о положен³и, въ которомъ онъ его оставилъ, о приключен³яхъ, встрѣченныхъ ими, и о письмѣ, имѣвшемся у него къ госпожѣ Дульцинеѣ Тобозской, дочери Лоренсо Корчуэло, въ которую его господинъ по уши влюбился.
   Немало дивились священникъ и цирюльникъ всему, что разсказалъ имъ Санчо; хотя имъ и были извѣстны сумасшеств³е Донъ-Кихота и странный характеръ этого сумасшеств³я, но все-таки ихъ изумлен³е росло съ каждымъ разомъ, какъ они слышали что-нибудь новое объ этомъ. Они попросили Санчо показать имъ письмо, которое онъ везъ къ Дульцинеѣ Тобозской. онъ отвѣтилъ имъ, что оно написано въ альбомѣ и что, согласно приказан³ю его господина, онъ долженъ въ первой же встрѣтившейся ему деревнѣ отдать переписать это письмо на хорошую бумагу. На это священникъ возразилъ, что если Санчо покажетъ ему письмо, то онъ самъ берется его переписать. Санчо Панса сейчасъ-же запустилъ руку за пазуху и принялся тамъ искать альбомъ; но онъ его тамъ не нашелъ, да и не нашелъ-бы никогда, еслибы онъ даже по с³ю минуту его искалъ, потому что альбомъ остался у Донъ-Кихота; написавъ въ немъ письмо, Донъ-Кихотъ позабылъ передать его Санчо, и Санчо позабылъ его спросить. Увидавъ, что альбома не оказывается, добрый оруженосецъ покрылся холоднымъ потомъ и смертельною блѣдностью. Потомъ онъ принялся поспѣшно ощупывать все свое тѣло сверху до низу, но, не найдя и тутъ ничего, онъ, безъ разговору, обѣими руками вцѣпился себѣ въ бороду, вырвалъ половину ея и потомъ, не передохнувъ, закатилъ себѣ по челюстямъ и по носу съ полдюжины такихъ здоровыхъ тумаковъ, что раскровянилъ себѣ все лицо. Увидавъ съ его стороны такое неистовое обращен³е съ самимъ собою, священникъ и цирюльникъ оба сразу спросили его, что съ нимъ случилось. "Что со мной случилось! - воскликнулъ Санчо,- а то случилось, что я сразу потерялъ трехъ ослятъ, изъ которыхъ самый маленьк³й стоилъ дворца. - Какъ такъ? спросилъ цирюльникъ. - А такъ,- отвѣтилъ Санчо,- что я потерялъ альбомъ съ письмомъ къ Дульцинеѣ, а вмѣстѣ съ нимъ и записку моего господина, въ которой онъ приказываетъ своей племянницѣ выдать мнѣ трехъ ослятъ изъ четырехъ или пяти, стоящихъ въ конюшнѣ". И затѣмъ Санчо разсказалъ имъ о потерѣ осла. Священникъ постарался утѣшить его, говоря, что, когда онъ встрѣтится съ его господиномъ, онъ попроситъ его возобновитъ свой даръ, на этотъ разъ на отдѣльномъ листѣ бумаги, какъ того требуютъ законъ и обычаи, потому что обязательства, написанныя въ альбомахъ, не принимаются и не оплачиваются. Утѣшенный этими словами, Санчо сказалъ, что въ такомъ случаѣ онъ мало горюетъ о потерѣ письма къ Дульцинеѣ, такъ какъ онъ знаетъ его почти наизусть и потому можетъ дать переписать его гдѣ и когда угодно. "Ну, такъ прочитайте его намъ,- сказалъ на это цирюльникъ,- а потомъ мы его перепишемъ". Санчо помолчалъ немного и почесалъ затылокъ, чтобы вспомнить письмо, перевалился сперва на одну ногу, потомъ на другую, посмотрѣлъ на небо, посмотрѣлъ на землю, наконецъ, изгрызши до половины ноготь и истомивъ ожидан³емъ священника и цирюльника, онъ воскликнулъ послѣ долгаго молчан³я: "Клянусь Богомъ, хоть тресни, ничего не помню изъ этого письма! Постойте, оно начиналось такъ: Высокая и самонравная дама. - Не самонравная, а, должно быть, самодержавная дама,- прервалъ цирюльникъ. - Да это все равно,- воскликнулъ. Санчо.- Потомъ, помнится мнѣ... дальше дня слова: Раненый и безсонный... и уязвленный цѣлуетъ у вашей милости ручки, неблагодарная и очень неузнаваемая красота. Потомъ, ужъ я не знаю, онъ что-то говорилъ о добромъ здоровьѣ и о болѣзни, которыя онъ ей посылаетъ, и въ этомъ родѣ говорится до самаго конца, а въ концѣ: Вашъ до гроба рыцарь Печальнаго образа." Обоимъ слушателямъ такая прекрасная память Санчо доставила немало удовольств³я. Они произнесли множество похвалъ ему и просили его еще два раза повторить письмо, чтобы ихъ можно было выучить его наизусть и при случаѣ переписать. Санчо повторилъ еще три раза и въ эти три раза наговорилъ три тысячи другихъ нелѣпостей. Затѣмъ онъ принялся разсказывать имъ о приключен³яхъ своего господина, не проронивъ однако ни одного слова о качаньи, испытанномъ имъ на этомъ постояломъ дворѣ, въ который онъ все еще не рѣшался войти. Онъ добавилъ потомъ, что какъ только господинъ его получитъ ожидаемый благопр³ятный отвѣтъ отъ своей дамы Дульцинеи Тобозской, такъ сейчасъ-же отправится въ походъ и постарается сдѣлаться императоромъ или, по крайней мѣрѣ, монархомъ, какъ у нихъ уже былъ объ этомъ уговоръ; что это очень простое и легкое дѣло для его господина при его мужествѣ и силѣ его руки; и что потомъ, какъ только онъ взойдетъ на тронъ, онъ женитъ и его, Санчо, который къ тому времени уже непремѣнно овдовѣетъ, потому что иначе ему никакъ нельзя быть, и въ жены дастъ ему фрейлину императрицы, наслѣдницу богатаго и большого государства на твердой землѣ, а до острововъ и островковъ ему теперь мало заботы.
   Санчо расписывалъ все это съ такою увѣренностью, по временамъ утирая себѣ носъ и бороду, и такъ былъ самъ похожъ на сумасшедшаго, что оба слушателя только диву давались при мысли о томъ, какъ сильно должно быть безум³е Донъ-Кихота, если оно могло заразить и разсудокъ этого бѣдняка. Они сочли пока безполезнымъ выводить его изъ заблужден³я, въ которомъ онъ находился, такъ какъ его совѣсти отъ этого не представлялось никакой опасности, а имъ самимъ будетъ забавно иногда послушать его болтовню. Поэтому они только посовѣтовали ему молиться Богу за здоровье его господина, которому въ будущемъ, можетъ быть, дѣйствительно предстоитъ сдѣлаться императоромъ или арх³епископомъ, или какой-нибудь другой важной особой одинаковаго достоинства.- "Въ такомъ случаѣ, господа,- возразилъ Санчо,- если судьба повернетъ дѣла такъ, что господинъ мой броситъ мысль сдѣлаться императоромъ, а захочетъ быть арх³епископомъ,- мнѣ хотѣлось бы знать, чѣмъ обыкновенно странствующ³е арх³епископы жалуютъ своихъ оруженосцевъ? - Они обыкновенно ихъ жалуютъ,- отвѣтилъ священникъ,- или простую бенефиц³ю, или бенефиц³ю съ приходомъ, или какое-нибудь капелланство, приносящее имъ порядочный постоянный доходъ, не считая случайнаго дохода такого-же размѣра. Но вѣдь для этого,- возразилъ Санчо,- нужно, чтобы оруженосецъ былъ холостъ и умѣлъ, по крайней мѣрѣ, отслужить обѣдню. Если это такъ, то горе мнѣ - я, какъ на грѣхъ, и женатъ и не знаю ни одной буквы въ азбукѣ! Господи Боже мой! Что будетъ со мною, если моему господину придетъ фантаз³я сдѣлаться арх³епископомъ, а не императоромъ, какъ обыкновенно дѣлаютъ странствующ³е рыцари? - Не огорчайтесь, другъ Санчо,- сказалъ цирюльникъ; - мы попросимъ вашего господина, мы ему посовѣтуемъ, въ случаѣ надобности затронемъ даже его совѣсть, чтобы онъ сдѣлался императоромъ, а не арх³епископомъ; да это и легче для него, потому что у него больше храбрости, чѣмъ учености. - И я тоже думаю такъ,- отвѣтилъ Санчо,- но только долженъ вамъ сказать, что онъ на все гораздъ. Ну, а пока мнѣ остается только молить Господа Бога, чтобы Онъ направилъ моего господина туда, гдѣ-бы онъ могъ найти счастье для себя и средство оказать мнѣ побольше милостей. - Вы сейчасъ говорите, какъ умный человѣкъ, и намѣреваетесь поступить, какъ добрый христ³анинъ,- сказалъ на это священникъ.- Но теперь главное - постараться извлечь вашего господина изъ этого безполезнаго покаян³я, которымъ, по нашимъ словамъ, онъ тамъ забавляется; чтобы обсудить, как³я намъ надо принять мѣры для этого, а также и пообѣдать, потому что для обѣда теперь самая настоящая пора,- мы хорошо сдѣлаемъ, если зайдемъ на этотъ постоялый дворъ". Санчо отвѣтилъ, что они могутъ идти туда, но что самъ онъ останется наружи, и обѣщалъ послѣ сказать, что за причины мѣшаютъ ему сопровождать ихъ; онъ попросилъ только принести ему чего-нибудь поѣсть, лучше коего горяченькаго, и ячменя для Россинанта. Оба друга оставили Санчо, и черезъ нѣсколько минутъ цирюльникъ принесъ ему пообѣдать.
   Потомъ священникъ и цирюльникъ стали обдумывать, какимъ-бы способомъ имъ достигнуть своей цѣли и первому пришла въ голову мысль, которая, какъ нельзя болѣе, соотвѣтствовала и характеру Донъ-Кихота и ихъ намѣрен³ямъ. "Вотъ что я придумалъ,- я надѣну костюмъ странствующей дѣвицы,- сказалъ священникъ своему товарищу,- а вы получше переодѣньтесь оруженосцемъ; потомъ мы отыщемъ Донъ-Кихота и тогда я, изображая изъ себя оскорбленную и нуждающуюся въ помощи дѣвицу, попрошу у него милости, въ которой онъ, какъ мужественный рыцарь, не сумѣетъ мнѣ отказать, а эта милость будетъ заключаться въ томъ, что я попрошу его слѣдовать за мною туда, куда я захочу его проводить, чтобы исправить нѣкоторое зло, причиненное мнѣ однимъ безчестнымъ рыцаремъ. Я буду умолять его не требовать, чтобы я поднялъ вуаль, и не распрашивать о моихъ дѣлахъ до тѣхъ поръ, пока онъ не отомститъ этому недостойному рыцарю. И будьте увѣрены, что Донъ-Кихотъ непремѣнно согласится на все, что только попросимъ у него въ этомъ родѣ, и ни такимъ образомъ вытащимъ его оттуда и приведемъ опять въ нашу мѣстность, гдѣ ужъ попытаемся найти какое-нибудь лѣкарство противъ его страннаго сумасшеств³я."
  

ГЛАВА XXVII.

О томъ, какъ священникъ и цирюльникъ привели въ исполнен³е свой планъ, а также и о другихъ дѣлахъ достойныхъ быть разсказанными въ этой великой истор³и.

   Цирюльникъ ничего не имѣлъ противъ выдумки священника, и оба друга, окончательно остановясь на этой мысли, немедленно-же принялись за ея исполнен³е. Они попросили хозяйку постоялаго двора одолжить имъ юбку и головной уборъ, оставивъ ей въ залогъ за эти вещи новую рясу священника, цирюльникъ сдѣлалъ себѣ большую бороду изъ рыжаго коровьяго хвоста, на который хозяинъ постоялаго двора обыкновенно нацѣплялъ свой гребень. Хозяйка спросила, зачѣмъ имъ все это понадобилось, и священникъ разсказалъ ей въ немногихъ словахъ о безум³и Донъ-Кихота и объяснилъ, что это переодѣванье нужно имъ для того, чтобы вытащить его изъ горъ, въ которыя онъ уединился. Хозяинъ и хозяйка вскорѣ догадались, что этотъ сумасшедш³й - ихъ гость, изобрѣтатель бальзама и господинъ оруженосца, преданнаго нѣкогда качанью, я разсказали священнику обо всемъ происшедшемъ у нихъ, не умолчавъ и о томъ, что такъ упорно замалчивалъ Санчо. Потомъ хозяйка преуморительно нарядила священника; она дала ему надѣть суконную юбку, обшитую черными бархатными лентами въ пядь шириною, съ зубцами на подолѣ, и зеленый бархатный лифъ съ каймою изъ бѣлаго сатина; весь этотъ нарядъ, должно быть, помнилъ еще времена добраго короля Вамбы {Одинъ изъ послѣднихъ готскихъ королей Испан³и VII вѣка. Головного убора священникъ не захотѣлъ надѣть, онъ только покрылъ свою голову маленькой стеганой полотняной шапочкой, которую онъ имѣлъ обыкновен³е надѣвать на сонъ грядущ³й. Одной широкой черной тафтяной повязкой онъ обвязалъ свой лобъ, а изъ другой сдѣлалъ нѣчто вродѣ вуаля, закрывавшаго ему бороду и все лицо. Сверхъ всего этого онъ надвинулъ свою священническую шляпу, которая была настолько велика, что могла служить ему въ то же время и зонтикомъ, и, накинувъ на плечи свой плащъ, усѣлся по-женски на своего мула; цирюльникъ украшенный полурыжей, полубѣлой бородой, сдѣланной изъ хвоста рыжесаврасой коровы и падавшей ему до пояса, тоже сѣлъ верхомъ на своего мула. Они со всѣми простились, даже и съ доброй Мариторной, которая, хотя и грѣшница, обѣщала имъ перебрать за нихъ на молитвѣ четки, чтобы Богъ послалъ имъ успѣхъ въ такомъ трудномъ и вполнѣ христ³анскомъ дѣлѣ. Но едва только священникъ выѣхалъ съ постоялаго двора, какъ его умомъ овладѣло сомнѣн³е: ему пришла въ голову мысль, что рядиться такимъ образомъ, хотя-бы и съ добрыхъ намѣрен³емъ, нехорошо и непристойно для священника. "Кумъ,- сказалъ онъ цирюльнику, сообщивъ ему о своихъ размышлен³яхъ,- помѣняемтесь-ка костюмами, пожалуйста; вамъ приличнѣе изображать странствующую дѣвицу, а я буду представлять оруженосца, что будетъ менѣе оскорбительно для моего сана. Если-же вы откажетесь, то я дальше не сдѣлаю мы шагу, хотя-бы самъ чортъ собирался унести Донъ-Кихота".
   Въ эту минуту прибылъ Санчо и, увидавъ обоихъ друзей въ такомъ нарядѣ, не могъ не расхохотаться. Цирюльникъ согласился на предложен³е священника, и они помѣнялись ролями. Тогда священникъ принялся наставлять своего кума, какъ себя вести и что говорить Донъ-Кихоту, чтобы заставить его отправиться съ ними я покинуть уединен³е, избранное имъ для своего безплоднаго покаян³я. Цирюльникъ отвѣтилъ, что онъ и безъ подучиван³я сыграетъ, какъ слѣдуетъ, свою роль. Онъ не захотѣлъ наряжаться сейчасъ-же, рѣшивъ подождать, пока они подъѣдутъ поближе къ Донъ-Кихоту; поэтому онъ сложилъ свой нарядъ, священникъ приладилъ себѣ бороду, и они пустились въ путь, предводимые Санчо Панса. По дорогѣ послѣдн³й разсказалъ имъ, какъ его господинъ и онъ встрѣтили на горѣ сумасшедшаго и что у нихъ съ нимъ произошло, умолчавъ однако о находкѣ чемодана и его содержимаго - какъ ни глупъ былъ парень, а выгоду свою умѣлъ оберегать.
   На слѣдующ³й день путники подъѣхали въ мѣсту, гдѣ Санчо набросалъ вѣтвей дрока, чтобы легче найти своего господина. Узнавъ мѣстность, онъ сказалъ своихъ спутникамъ, что они у самаго входа въ горы и что имъ слѣдуетъ теперь переодѣться, если только ихъ переодѣванье можетъ чѣмъ-нибудь послужить къ освобожден³ю его господина. Друзья, въ самомъ дѣлѣ, сказали ему, что ихъ переодѣванье и путешеств³е чрезвычайно важны и имѣютъ цѣлью отвлечь его господина отъ той дурной жизни, которой онъ теперь предался. Кромѣ того, они не велѣли ему говорить своему господину, кто они так³е и что онъ ихъ знаетъ, и сказали, что если Донъ-Кихотъ вздумаетъ спросить его, какъ это навѣрное и случится,- вручилъ-ли онъ письмо Дульцинеѣ, то пусть онъ отвѣтитъ, что вручилъ, но что его дама, не умѣя читать, удовольствовалась тѣмъ, что велѣла только передать своему рыцарю приказан³е немедленно-же явиться къ ней по весьма важному дѣлу, подъ страхомъ подвергнуться немилости за ослушан³е. Наконецъ, друзья добавили, что такимъ отвѣтомъ и тѣми словами, которыя будутъ сказаны ими самими, они вполнѣ увѣренно разсчитываютъ возвратить его господина къ лучшей жизни и заставить его отправиться въ путь, чтобы сдѣлаться императоромъ или монархомъ; опасаться-же, что онъ захочетъ сдѣлаться арх³епископомъ, нѣтъ уже больше никакихъ основан³й.
   Все это Санчо слушалъ съ необыкновеннымъ вниман³емъ, стараясь хорошенько запомнить, и потомъ долго благодарилъ ихъ за ихъ доброе намѣрен³е посовѣтовать его господину сдѣлаться императоромъ, а не арх³епископомъ, такъ какъ онъ, съ своей стороны, былъ вполнѣ убѣжденъ, что отъ императоровъ оруженосцамъ слѣдуетъ

Другие авторы
  • Кауфман Михаил Семенович
  • Диковский Сергей Владимирович
  • Неведомский Александр Николаевич
  • Ростиславов Александр Александрович
  • Соловьев Владимир Сергеевич
  • Бестужев Николай Александрович
  • Соловьев Сергей Михайлович
  • Розен Андрей Евгеньевич
  • Краузе Е.
  • Свободин Михаил Павлович
  • Другие произведения
  • Сейфуллина Лидия Николаевна - Таня
  • Гейнце Николай Эдуардович - Новгородская вольница
  • Навроцкий Александр Александрович - Крещение Литвы. Необходимое предисловие
  • Крылов Иван Андреевич - Редакционные предисловия, извещения и пр. переводы, произведения, приписываемые Крылову
  • Айхенвальд Юлий Исаевич - Евгений Шкляр. Литературный Берлин (Заметки и впечатления)
  • Семенов Сергей Терентьевич - Односельцы
  • Григорьев Сергей Тимофеевич - Малахов курган
  • Тарасов Евгений Михайлович - Тарасов Е. М.: биографическая справка
  • Сухотина-Толстая Татьяна Львовна - Дневник
  • Зозуля Ефим Давидович - Васеха
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 356 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа