Салиас Евгений Андреевич - Петербургское действо

ы то случилось вчера, переворотъ въ пользу росс³йской цесаревны. Но тогда свергался младенецъ императоръ и ненавистное иноземное регентство. A здѣсь свергается внукъ Петровъ и законный монархъ, а провозглашается,- и не правительницей, а самодержицей, чужая женщина, иноземка, нѣмецкая принцесса. A покуда подростетъ наслѣдникъ, Павелъ Петровичъ, который теперь младенецъ, что еще придется увидѣть, что еще будетъ! Дѣйство за дѣйствомъ!..

   И ²оаннъ ²оанновичъ въ отчаян³и прибавилъ:

   - Умирать пора! Хоть и не хочется, а пора! A то хуже въ Сибири умрешь!

   Лотхенъ была въ домѣ и, не смотря на сумятицу въ городѣ не смотря на тѣ удивительныя вѣсти, которыя приносились тайкомъ отлучившимися дворовыми, нѣмка была все-таки весела. Она не отходила отъ окна, глядѣла на толпы народа и улыбалась. Но если бы теперь кто-нибудь увидѣлъ ее, то пожалуй бы не узналъ.

   На Лотхенъ было великолѣпное, сплошь вышитое серебромъ, бархатное платье, а въ ушахъ, на груди, на рукахъ, с³яли брилл³анты и разноцвѣтные камни, въ серьгахъ, браслетахъ, кольцахъ...

   Нѣмка была уже три дня на седьмомъ небѣ отъ счастья. И не знала бѣдная хохотунья, что въ людскихъ дома графа Скабронскаго, холопы, испуганные появлен³емъ и властью новой "вольной женки" стараго графа, опасаясь за недолговѣчность барина, опасались за завѣщан³е, которое онъ сдѣлалъ въ ихъ пользу. Холопы призадумались! И тотчасъ нашлись двое, самые отчаянные, пообѣщавш³е всѣмъ остальнымъ, не нынче-завтра, отдѣлаться отъ новой барынки, коли не просто дубинкой, такъ ножемъ, коли не во время ея прогулокъ по городу, такъ ночью, въ самыхъ горницахъ ей отведенныхъ...

   И бѣдная хохотунья не чуяла, что обречена на смерть! И на какую смерть?.. Ужасную, мученическую...

  

  

   Василекъ промучилась часа четыре и не выдержала... Она рѣшилась тоже ѣхать, быть около милаго и раздѣлить его судьбу. Въ городѣ уже говорили, что къ вечеру назначенъ походъ гвард³и на Оран³енбаумъ и что, вѣроятно, тамъ и произойдетъ сражен³е между голштинскимъ и русскимъ войскомъ.

   - Онъ не пожалѣетъ себя... A если умирать - такъ вмѣстѣ... рѣшила Василекъ.

   И княжна спокойно все взвѣсила и обдумала... Она нашла въ шкафу сержантск³й мундиръ жениха и надѣла его... Онъ оказался какъ разъ по ней... Черезъ часъ преображенск³й сержантъ сѣлъ въ бричку и тихо, спокойно приказалъ кучеру не жалѣть лошадей;

   - Иванъ, довезутъ-ли они насъ не кормя до Рамбова?

   Кучеръ поручился, что къ вечеру они будутъ на мѣстѣ. На полъ-дорогѣ къ Красному кабачку, верстъ за пять отъ столицы оказался пикетъ и караулъ.

   Не приказано было никого пропускать изъ города по дорогѣ на Петергофъ и Оран³енбаумъ... Офицеръ конной гвард³и сначала хотѣлъ было дозволить преображенцу вернуться обратно, но затѣмъ догадался, что имѣетъ дѣло съ ряженой женщиной... Ему показалось это въ такое смутное время - крайне подозрительнымъ... Чрезъ нѣсколько минутъ княжна была арестована при пикетѣ, въ ожидан³и начальства.

   За часъ времени на глазахъ княжны, смущенной и печальной отъ неудачи, тотъ же пикетъ вернулъ обратно въ городъ трехъ офицеровъ и съ десятокъ солдатъ разныхъ полковъ, а одного сопротивлявшагося офицера тоже арестовалъ... Въ этотъ денъ только два человѣка проскользнули въ Оран³енбаумъ, покуда еще только шла присяга въ соборѣ,- Шепелевъ и Пушкинъ,- а въ полдень всѣ дороги, въ сторонѣ Петергофа, бши заняты, и сообщен³е прекращено.

   Поздно вечеромъ явился гусарск³й отрядъ, авангардъ уже выступившаго изъ столицы войска.

   Командиръ отряда и Василекъ узнали другъ друга. Послѣдн³й разъ, что они видѣлись, покойная Гарина дала ему больш³я деньги, при племянницѣ. Это былъ Алексѣй Орловъ...

   Разумѣется, Василекъ была тотчасъ по его приказу освобождена и обѣщала ему вернуться въ городъ. Но едва только гусары, захвативъ и пикетъ, скрылись вдали,- княжна перекрестилась и двинулась за ними... пѣшкомъ, давъ себѣ слово быть хитрѣе и, укрываясь въ лѣсу отъ всѣхъ, тропинками достигнуть Оран³енбаума хотя бы чрезъ сутки!

   Прошло уже часа два, что ряженый сержантъ бодро, хотя задумчивый, двигался по пустынному лѣсу, то чащей, то полянками, и вдругъ увидѣлъ, понялъ, взглянувъ на звѣздное небо, что сбился съ дороги. Василекъ съ отчаяньемъ догадалась, что она заплуталась въ лѣсу и, помимо усталости и голода, ей грозитъ еще потерять цѣлую ночь даромъ. A завтра, Богъ вѣсть, что уже будетъ тамъ... сражен³е, убитые

   Храбро двинулась княжна обратно и, послѣ быстрой часовой ходьбы, ахнула отъ радости. Предъ ней, освѣщенная луной, мелькнула за чащей бѣлая полоса большой дороги. Она рѣшилась отдохнуть немного и снова двинуться лѣсомъ, не спуская съ дороги глазъ.

   Опустившись на траву, уже покрытую росой, Василекъ почувствовала, что голодъ начинаетъ мучительно сказываться въ ней, за то тихая ароматная ночь, смѣнившая знойный и душный день, возбудительно дѣйствовала на грудь, вызывала ея силы на борьбу и достижен³е цѣли. Не прошло нѣсколькихъ мгновен³й, какъ Васильку вдругъ, среди тишины всей окрестности, почудился странный гулъ вдали... Онъ шелъ со стороны Петербурга, очевидно по дорогѣ...

   - Войско!.. Да! Это войско идетъ! догадалась Василекъ. Она собиралась уже снова укрыться въ чащу, когда вдругъ близк³й топотъ ясно и отчетливо раздался въ нѣсколькихъ шагахъ.

   На бѣлой дорогѣ, обрамленной съ двухъ сторонъ темной и высокой чащей и ярко, какъ днемъ, облитой луннымъ свѣтомъ - показалась кучка всадниковъ... Всѣ они подвигались молча ровнымъ шагомъ... Впереди всѣхъ на бѣломъ конѣ Василекъ увидѣла преображенскаго офицера, юнаго, красиваго... Но на боку его лошади падаетъ изъ-подъ мундира, вьется и блеститъ бѣлая атласная юбка... Длинныя женск³я косы разсыпались по плечамъ изъ-подъ шляпы, увитой зеленымъ вѣнкомъ...

   - Это она! ахнула Василекъ.- Она сама предводительствуетъ, ведетъ войска!.. На бой, на смерть!..

   И преображенск³й сержантъ, укрываясь за кустомъ черемухи, шагахъ въ двадцати отъ дороги, устремилъ свой чудный, кротк³й взоръ, теперь грустный и влажный отъ слезъ,- на этого преображенскаго офицера, задумчиваго, но не печальнаго...

   И Васильку вдругъ захотѣлось остановить государыню, смущенной невѣстѣ захотѣлось крикнуть мстящей женѣ:

   - Поднявш³й мечъ - мечемъ погибнетъ!

   A между тѣмъ, какъ чудно тиха и полна любви была эта ночь! Какой миръ и покой царилъ кругомъ, и на землѣ, и въ небѣ! Теперь-ли поднимать мечъ, брату на брата... Спокойный бѣлый свѣтъ луны разливался съ необозримой синевы небесъ и окутывалъ все въ серебристое мерцанье: и темный, лохматый, недвижный лѣсъ, и свѣтлую дорогу, и мѣрно, въ безмолв³и, двигающихся по ней всадниковъ, и бѣлаго коня впереди всѣхъ, на которомъ, тревожно глядя впередъ... въ невѣдомое, таинственное будущее... задумчиво покачивается въ сѣдлѣ красавица-преображенецъ!..

  

  

   Въ пять часовъ утра Алексѣй Орловъ отрядомъ своихъ гусаръ занялъ Петергофъ, а вслѣдъ за нимъ прибывали одинъ за другимъ гвардейск³е полки.

   Ровно сутки назадъ онъ здѣсь въ волнен³и бѣжалъ по дорожкѣ парка къ Монплезиру и думалъ:

   "Что-то будетъ! Быть можетъ, чрезъ сутки она будетъ въ крѣпости... Мы всѣ подъ судомъ, или даже осуждены на казнь"!..

   Прошло ровно двадцать четыре часа, и онъ, хотя и поручикъ, а на дѣлѣ командиръ цѣлаго войска, разставляетъ его, занимая караулы по всему Петергофу и по дорогѣ на Оран³енбаумъ.

   Чрезъ нѣсколько часовъ явилась со свитой и государыня, переночевавъ, кой-какъ въ Красномъ кабакѣ, въ той самой горницѣ, гдѣ когда-то богатыри-буяны нарядили въ миску фехтмейстера.

   A если бы эти два брата уѣхали тогда въ ссылку,- что было бы? Совершилось-ли бы то, что совершается теперь? Одинъ Богъ знаетъ!..

   Три гонца вскорѣ, одинъ за другимъ, явились сюда отъ имени государя.

   Первый гонецъ государя принесъ приказъ и угрозу тотчасъ явиться къ нему скорѣе съ повинной за прощен³емъ, или же онъ наставитъ висѣлицъ сплошь по всей дорогѣ отъ Оран³енбаума до Петербурга и перевѣшаетъ всѣхъ бунтовщиковъ безъ различ³я пола, зван³я и состоян³я!..

   Второй гонецъ привезъ извѣст³е или, лучше, предложен³е раздѣлить власть пополамъ, раздѣливъ импер³ю Росс³йскую на двѣ совершенно равныя части.

   Государыня разсмѣялась и спросила: какъ раздѣлить? Вдоль или поперегъ? И какую часть ей дадутъ? сѣверную, южную, восточную или западную?.. Посолъ, конечно, этого не зналъ...

   Трет³й гонецъ привезъ соглас³е Петра Ѳедоровича отречься отъ престола, съ услов³емъ отпустить его въ Голштин³ю.

   - Отпустить въ Голштин³ю я не могу! отвѣчала государыня.- И обманывать не стану обѣщан³ями. Онъ можетъ обратиться за помощью къ другу своему Фридриху и явиться во главѣ его войска въ Росс³и...

   Въ четыре часа по полудни карета ѣхала изъ Петергофа въ Оран³енбаумъ. Въ ней сидѣли только Григор³й Орловъ и офицеръ Измайловъ.

   На улицахъ мѣстечка Орловъ увидѣлъ смущенно толпящихся солдатъ и офицеровъ голштинскаго войска, которые, противъ обыкновен³я, всѣ были трезвы. Во дворцѣ же была мертвая тишина и пустота. Всѣ пировавш³е здѣсь еще недавно или укрылись въ Петербургъ, или пировали и ликовали въ Петергофѣ, въ свитѣ новой императрицы. Остались вѣрны вполнѣ императору только Минихъ, Нарцисъ и Мопса... A кромѣ нихъ, еще, по неволѣ, изъ прилич³я, его генералъ-адьютантъ Гудовичъ и, по доброй волѣ, Шепелевъ и другой ему неизвѣстный юноша - Пушкинъ, оба, прискакавш³е изъ столицы.

   Только одна личность изъ всего придворнаго круга, блестящая Маргарита, еще наканунѣ находившаяся на неизмѣримой высотѣ надеждъ и мечтан³й, не могла бѣжать ни въ Петербургъ, ни въ свиту императрицы. Теперь отъ ужаса и отчаян³я потерявшая разумъ, она укрылась въ маленькомъ домишкѣ на краю Оран³енбаума, гдѣ пр³ютилъ ее тоже смущенный и оробѣвш³й фехтмейстеръ Котцау. И Маргарита, въ маленькой бѣдной горницѣ этого домика, то недвижно сидѣла, близкая къ умопомѣшательству, то, ломая руки надъ головой, металась изъ угла въ уголъ, не находя себѣ мѣста, и задыхалась... будто львица, нежданно попавшая изъ простора и воздуха необозримыхъ пустынь въ грязь и духоту узкой клѣтки.

   Миновавъ улицы и подъѣхавъ ко дворцу. Григор³й Орловъ и Измайловъ вышли изъ кареты и поднялись по лѣстницѣ дворца, среди полной тишины, только два камеръ-лакея попались имъ на встрѣчу. Пройдя нѣсколько горницъ, они увидѣли у дверей двухъ офицеровъ, стоявшихъ будто на часахъ. Орловъ по мундирамъ догадался въ чемъ дѣло. Приблизясь, онъ узналъ обоихъ. Шепелевъ былъ у него однажды и объяснилъ первый, кого они съ братомъ нарядили въ миску. Пушкинъ присталъ было къ ихъ кружку, а въ послѣднее время снова исчезъ.

   - Петръ Ѳедоровичъ здѣсь? спросилъ Орловъ Пушкина, насмѣшливо глядя въ его лицо.

   - Государь? Да, здѣсь, въ кабинетѣ! отвѣчалъ Пушкинъ, мѣняясь въ лицѣ отъ улыбки Орлова.

   - Ну, а вы двое какъ здѣсь? Почему не при своихъ полкахъ... Скоморохи!..

   Шепелевъ двинулся, схватился за шпагу и вымолвилъ внѣ себя:

   - Вы скоморохи и клятвопреступники!

   - Смирно! Именемъ государыни императрицы, самодержицы всеросс³йской, вскрикнулъ Орловъ,- я арестую васъ обоихъ. Ступайте въ Петергофъ и сдайте себя сами подъ караулъ.

   - Никакой самодержицы нѣтъ, съ тѣхъ поръ, что скончалась Елизавета Петровна, отвѣтилъ Пушкинъ.- A есть законный государь...

   - Государыня Екатерина Алексѣевна... началъ Орловъ, уже горячась.

   - Бунтовщица! воскликнулъ Шепелевъ,- которую бы сдѣдовало...

   Орловъ поднялъ уже на юношу могучую руку, свивавшую кочерги въ кольцо...

   Но въ это мгновен³е дверь отворилась, и Гудовичъ съ удивленнымъ лицомъ появился на порогѣ. Но, увидя Орлова, онъ иронически улыбнулся, и, не сказавъ ни слова, оставивъ дверь отворенной, вернулся въ кабинетъ.

   Орловъ и Измайловъ пошли вслѣдъ за нимъ.

   Государь сидѣлъ на окнѣ въ шлафрокѣ и, задумавшись, глядѣлъ въ полъ. Не далеко отъ него стоялъ старикъ Минихъ и что-то горячо объяснялъ.

   При появлен³и Орлова, Петръ Ѳедоровичъ поднялъ голову, и лицо его слегка измѣнилось. Минихъ презрительно и гордо смѣрилъ Орлова съ головы до пятъ и, повернувшись спиной, отошелъ къ Гудовичу, который сѣлъ на диванъ.

   - Вы отъ нея... вымолвилъ государь.

   - Государыня императрица и всея Росс³и самодержица прислала меня... началъ было Орловъ спокойно, но твердо.

   Но государь улыбнулся и прервалъ его.

   - Самодержица? Еще не совсѣмъ! Но, скажите мнѣ, зачѣмъ васъ послала она? Именно васъ! Развѣ я могу въ качествѣ императора... вѣдь я все-таки еще императоръ! вести переговоры чрезъ артиллер³йскаго офицера и трактирнаго кутилу... Неужели приличнѣе васъ не нашлось?..

   Орловъ, будто и не слыхавъ словъ государя, повторилъ спокойно:

   - Государыня императрица изволила прислать меня проситъ васъ добровольно, не доводя дѣла до междоусоб³я и напраснаго кровопролит³я, отречься отъ росс³йскаго престола и подписать отречен³е, которое я привезъ! Вотъ оно!..

   Орловъ вынулъ бумагу изъ кармана и прибавилъ:

   - Безъ этого я не только не уѣду, но и не выйду отсюда!

   - О-о!.. воскликнулъ съ негодован³емъ Минихъ.

   Гудовичъ разсмѣялся презрительно...

   - Ваше величество! вступился Измайловъ: вы изволили меня послать... Вы было рѣшились... Что же теперь.- Стоитъ-ли?..

   - Зачѣмъ она мнѣ прислала этого... этого...

   - Ваше величество! подступилъ Минихъ и заговорилъ по нѣмецки, гордо закинувъ голову, а старые глаза его снова сверкали отвагой, какъ когда-то въ павильонѣ Монплезира... Рѣшайтесь!.. Или подписывайте отречен³е, не взирая на то, кого прислали за этимъ, или... Лошади уже два часа осѣдланы... Я готовъ за вами, хоть на край свѣта!.. Наконецъ, вотъ здѣсь двое благородныхъ юношей, добровольно прискакавшихъ умереть за васъ... Рѣшайтесь... Мы арестуемъ этого неблаговоспитаннаго гонца и къ вечеру будемъ за сто верстъ отсюда. Повторяю вамъ - только до перваго порта достигнуть!... A тамъ на корабль и на Данцигъ, а затѣмъ въ Кенигсбергъ, Берлинъ, Митаву, Петербургъ и Москву.... для коронован³я!... Минихъ говоритъ вамъ это! Минихъ слово даетъ, что все это совершится... и легко! Минихъ не любитъ, не можетъ любить русскихъ, но всегда поклонялся предъ ихъ слѣпымъ повиновен³емъ закону, ихъ любовью къ законности, къ законному.

   Государь молчалъ и опустилъ голову. Гудовичъ вдругъ всталъ и, подойдя въ нимъ, вымолвилъ спокойно и слегка насмѣшливо:

   - Лошади уже давно разсѣдланы; арестовать господина Орлова мало двухъ юношей, а надо кликнуть роту голштинцевъ, да и то силы будутъ не равны!... Скакать къ порту, какому?... Въ Ригу? Близко!! Да тамъ насъ губернаторъ Броунъ арестуетъ и вернетъ во свояси... Но если бы даже мы и проскочили за границу къ Фридриху, то онъ теперь на просьбу о помощи и войскѣ, чтобы завоевывать престолъ, отвѣтитъ только государю: Trinken е³е Bier und lieben sie mir... Полноте, ваше величество! Поздно... Вчера надо было... Да и не вчера... Шесть мѣсяцевъ тому назадъ надо было... Ну, да вѣдь мы всѣ росс³яне - заднимъ умомъ богаты... Одѣвайтесь, подписывайте и.... и поѣдемъ!... Отпустятъ васъ въ Голштин³ю, и слава тебѣ Господи!!.. И вамъ будетъ хорошо, да и Росс³и не худо!...

   Гудовичъ предъ тѣмъ молчалъ уже сутки, какъ нѣмой, и только глядѣлъ и слушалъ... И теперь слова его магически подѣйствовали на государя...

   - Я сейчасъ.... Только.... обратился онъ къ Орлову, отпуститъ она меня въ Голштин³ю?... Она вѣдь отказала изъ этомъ....

   - Онъ этого знать не можетъ! вымолвилъ Гудовичъ.- Да и не его это дѣло. Одѣвайтесь!...

   Чрезъ полчаса государь написалъ отречен³е отъ престола, подъ диктовку Григор³я Орлова и подписалъ его, а еще чрезъ часъ былъ уже перевезенъ въ Петергофъ.

   Здѣсь государя провели прямо въ отдѣльныя комнаты. Императрица не пожелала видѣть его. Вечеромъ три офицера, Алексѣй Орловъ, Пассекъ и Баскаковъ отвезли Петра Ѳедоровича въ Ропшу, и Баскаковъ остался при немъ въ качествѣ начальника караула, приставленнаго къ нему... За ними вслѣдъ явился Нарцисъ съ Мопсой... И тутъ только вечеромъ государь вспомнилъ странную случайность, странную насмѣшку судьбы!...

   Нынѣшн³й роковой и смутный день былъ двадцать девятое! Петровъ денъ! День его имянинъ! Двадцать лѣтъ праздновался этотъ день торжественно и великолѣпно. При жизни тетки, за все ея царствован³е, этотъ день имянинъ наслѣдника престола праздновался по ея приказан³ю съ большимъ торжествомъ, нежели пятое сентября. A за свое собственное царствован³е онъ еще ни разу не праздновалъ свое тезоименитство, и въ первый же разъ - вотъ какъ пришлось провести этотъ день!..

  

  

   На утро въ Петербургѣ стоялъ ясный вѣтреный день.

   По голубому небу быстро мчались округлыя бѣлыя облака, по временамъ застилая яркое солнце.

   Городъ снова ликовалъ, и снова густыя толпы народа заливали со всѣхъ сторонъ Казанск³й Соборъ. Въ немъ шелъ молебенъ... Государыня стояла предъ царскими вратами одна, а за ней тѣснились вся знать, весь дворъ, сенатъ и синодъ, и все наличное дворянство. Никто не посмѣлъ отсутствовать, хотя уже были недовольные, одумавш³еся, спохвативш³еся или просто смущенные, робѣющ³е за темное будущее...

   Даже ²оаннъ ²оанновичъ былъ здѣсь въ числѣ господъ сенаторовъ и уже передалъ нѣкоторымъ свое намѣрен³е предложить въ первое же присутств³е - воздвигнуть императрицѣ, какъ спасительницѣ отечества,- золотую статую!... Въ трет³й разъ!!

   Достойный представитель не дворянства, а столичной знати!.. Въ нечиновной толпѣ, въ заднемъ углу собора тоже былъ здѣсь и задумчиво глядѣлъ на все и на всѣхъ юноша Шепелевъ, а около него усердно молилась Василекъ... За все... За все что съ трудомъ, будто не хотя, но все таки дала ей судьба, что отвоевала она себѣ, уступая все всѣмъ!...

   Шепелевъ былъ уже вчера арестованъ въ Оран³енбаумѣ, по приказу Григор³я Орлова, и къ вечеру освобожденъ Алексѣемъ по просьбѣ Василька, но съ услов³емъ выйти въ отставку и выѣхать изъ столицы навсегда. Юноша не горевалъ. Ему и слѣдъ жить въ захолустьи! Онъ представитель исконнаго дворянства, а не безродной знати! A правъ-ли онъ былъ! Не въ томъ дѣло! Онъ ему присягалъ!!..

   Послѣ молебна паперть собора гульливо залили блестящ³я волны сановниковъ, выливаясь изъ главныхъ дверей... Государыня, при громкихъ кликахъ, шагомъ двинулась въ открытой коляскѣ, среди сѣраго моря людского, бушевавшаго на площади...

   Въ этомъ морѣ людскомъ, затертый густой кучкой обывателей, стоялъ, дивился на все и охалъ, какъ отъ боли, пр³ѣзж³й мужиченка костромичъ... И вдругъ онъ не стерпѣлъ и спросилъ сосѣда:- Кто жъ энто такая будетъ?...

   - Государыня императрица!

   - A какъ же сказывали.... воскликнулъ онъ укоризненно,- что императрица померла! A она вонъ, матушка, въ телѣжкѣ золотой ѣдетъ...

   - Дурень! То другая.... Ты знать изъ трущобы какой.. .

   - Другая! Ври, ты.... Вишь ей всѣ шапку ломятъ. Стало быть, не другая, а сама наша матушка Росс³йская, жива и здорова! A баяли, помре!...

   - Да, то была Лизавета Петровна, оголтѣлый, и померла. A это Катерина Алексѣевна, тоже императрица, новая.

   - Д-да, новая?... Такъ бы и говорилъ. То ино дѣло! Да! Вонъ оно что! Новая?!.. Ну, что жъ, ничего, пущай ее!..