Салиас Евгений Андреевич - Петербургское действо

и, индѣйки, голуби и даже одинъ кривой, шершавый, давно безхвостый павлинъ, раздразненный до бѣшенства - потѣха ребятъ-заб³якъ и гроза ребятъ-трусишекъ.

   Съ задворковъ и изъ полугнилыхъ строен³й, сараевъ и закутъ на задахъ ротнаго двора приносилось ржан³е лошадей, мычан³е коровъ, блеян³е кучи всякой скотины, барановъ, телятъ, козловъ, свиней... и всякаго живого добра, заведеннаго болѣе богатыми семьями. Часто, въ особенности лѣтомъ, мелкая скотина забиралась въ казарму чрезъ вѣчно-отворенныя настежъ двери и бродила по семейникамъ, подбирая и пожирая все съѣстное, плохо прибранное. Всяк³й гналъ теленка. или свинью, или птицу только изъ своего семейника, предоставляя незванному гостю идти къ сосѣду... Всяк³й заботился о себѣ, о своемъ углѣ за своей перегородкой. Обо всемъ же ротномъ дворѣ никто не заботился. Власти одной общей надъ всѣми не было. Ма³оръ Текутьевъ или Квасовъ, Воейковъ, тѣ же Пассекъ или Орловъ считали себя начальниками въ рядахъ, во фронтѣ, при выходѣ и выступлен³и съ двора, на улицахъ, на учен³и. Въ домашнюю жизнь солдатъ они не входили, ибо пришлось бы вмѣстѣ съ тѣмъ и поневолѣ возиться и сцѣпляться съ чужимъ людомъ, съ какимъ-нибудь квартирантомъ-стрекулистомъ, пожалуй съ разстригой, и во всякомъ случаѣ и чаще всего съ бабами-солдатками.

   Флигельманы или унтеръ-офицеры были начальствомъ надъ нѣсколькими семейниками, но при отсутств³и всякой строгости въ офицерахъ, сами смотрѣли на все сквозь пальцы и дѣлали свое дѣло спустя рукава. Впрочемъ, иначе было поступать и опасно.

   Одного очень строгаго и отчасти злого флигельмана за годъ предъ тѣмъ убили въ самомъ ротномъ дворѣ. Кто были уб³йцы - было извѣстно во дворѣ, но доказано не было, начальствомъ не взыскано и оставлено безъ наказан³я; у другого унтера, служаки требовательнаго, придирчиваго, опоила невѣдомая рука его корову, другая невѣдомая рука переломила ногу его любимой собакѣ и третьи невѣдомыя руки раскрали разную рухлядь... И унтеръ смирился, тотчасъ пересталъ жаловаться ма³ору и придираться къ своимъ солдатамъ.

   На сколько офицеры были снисходительны и не взыскательны, даже чужды обстановкѣ и внутренней жизни всякаго ротнаго двора, на столько рядовые были грубы, дерзки и отвыкли даже отъ мысли безотвѣтнаго повиновен³я.

   "Дисциплинъ" военный - было слово извѣстное очень тѣсному кругу офицеровъ, которые были пообразованнѣе, или побывали заграницей, или почитывали кой-как³я книжки, или видались съ учеными людьми.

   Ма³оръ Текутьевъ, болѣе другихъ полновластная личность на томъ гренадерскомъ ротномъ дворѣ, куда заглянулъ принцъ, никакъ не могъ уразумѣть слово "дисциплинъ", просилъ пр³ятелей нарисовать его на бумажкѣ... Узнавъ, что это невозможно, что это все равно, что нарисовать добродѣтель, или злосчаст³е, или храбрость, ма³оръ махнулъ рукой и рѣшилъ:

   - Коли не ружье и не шпага, такъ военному сего и знать не требуется. Нѣмецк³я выдумки. Много ихъ нынѣ. Всѣхъ не затвердишь.

   Наконецъ, въ ротномъ дворѣ, какъ послѣдств³е тѣсной и праздной жизни всякаго люда, въ томъ числѣ и сброда со стороны, издавна царила полная распущенность, пьянство и развратъ. Всѣ бабы давно махнули рукой на запой мужей, всѣ мужья давно махнули рукой на зазорное поведен³е женъ.

   Поругаться и подраться изъ-за теленка и курицы, даже изъ-за вѣника, было дѣломъ понятнымъ, законнымъ, раздѣлявшимъ иногда весь ротный дворъ на двѣ враждебныя парт³и. И бывало разъ въ году, что открывались въ самой казармѣ военныя дѣйств³я между двухъ непр³ятельскихъ арм³й, доходившихъ и до употреблен³я холоднаго оруж³я, т. е. кочерги, ведра, утюга. Не только подраться, но даже легко повздорить изъ-за невѣрности жены было глупостью, "баловничествомъ".

   - Эка дурень. Дѣлать неча! Заботу выискалъ! Что жъ твоей бабы-то, убыло что ли? Поди, еще прибыло. A попъ все равно окреститъ.

   Таковъ былъ судъ ротнаго общественнаго мнѣн³я.

   Солдаты, по предан³ю, отчасти знали, какъ прежде жилось воину. Какова была солдатская жизнь при великомъ Петрѣ Алексѣевичѣ, еще мало кто зналъ и помнилъ.

   - При немъ, слышь, ребята, больше все ходили и шведовъ били. Непокладная жизнь была! При Аннѣ Ивановнѣ, да при Биронѣ никакъ тоись, братцы, не жилось ни хорошо, ни дурно. Въ забытьѣ хвард³я-то была, содержима была въ черномъ тѣлѣ. "Слова и дѣла" побаивались они тоже, но меньше другихъ, простого народа и баръ-господъ; за то и жалованье всякое было худое, жиру не нагуляешь. Со вступленья на прародительск³й престолъ всеросс³йской матушки Лизаветы Петровны все пошло по маслу. И двадцать лѣтъ была, во истинну, масляница. И солдатъ гвардейцевъ жизнь стала, какъ и нынѣ, что тебѣ у Христа за пазухой!!...

   Дѣйствительно, вступлен³е на престолъ императрицы Елизаветы при помощи переворота, при содѣйств³и перваго гвардейскаго полка, перемѣнило совершенно бытъ солдатск³й и офицерск³й.

   Лейбъ-компан³я, т. е. нѣсколько сотенъ гренадеръ изъ сдаточныхъ мужиковъ, сдѣлались вдругъ столбовыми потомственными дворянами и офицерами предъ лицемъ всей столицы, всей импер³и, а главное, предъ лицемъ своего же брата мужика, оставшагося тамъ, въ деревнѣ, на пашнѣ... предъ лицемъ своего же брата солдата въ другомъ полку, чрезъ улицу... Эта диковинная выдумка монархини принесла и свои плоды...

   Капитанъ-поручикъ Квасовъ и ему подобные часто теперь поминались и ставились въ примѣръ, часто грэзились во снѣ, часто подвигали на всякое незаконное дѣян³е многихъ солдатъ многихъ полковъ. Часто христолюбивый воинъ, въ особенности подъ хмѣлькомъ, кричалъ на весь ротный дворъ:

   - Онъ дворянинъ, вишь.... Вонъ нашанск³й Акимъ Акимычъ тоже дворянинъ изъ сдаточныхъ!

   - Я простой, вишь, солдатъ, мужикъ? Вѣстимо! Да вонъ и капитанъ Квасовъ тоже не изъ князьевъ....

   И существован³е лейбъ-компан³и какъ бы напустило особаго рода непроницаемый туманъ во всѣхъ обыденныхъ отношен³яхъ офицеровъ изъ мужиковъ съ рядовыми изъ дворянъ съ первыхъ же дней царствован³я Елизаветы. И до сихъ поръ, чрезъ двадцать лѣтъ слишкомъ, ни тѣ, ни друг³е, не могли еще вполнѣ распутаться, доискаться истины и уяснить себѣ взаимныя права.

   - Лейбъ-компанцы - не примѣръ!... говорили разсудительные.

   За послѣднее же время на эти слова сталъ слышаться солдатск³й отвѣтъ, хотя еще и новый, робк³й, но заставлявш³й нѣкоторыхъ призадумываться.

   - Квасовъ - не примѣръ, вишь. Ну, покудова и не примѣривай, а обожди мало и, гляди, паки примѣримъ.

   Вотъ именно подобную обстановку, духъ и бытъ нашелъ въ русской казармѣ генералъ прусской арм³и, принцъ Георгъ Голштинск³й.

   Принцъ уже собирался уѣзжать, когда ему предложилъ ма³оръ Текутьевъ видѣть арестованныхъ Орловыхъ. Онъ только презрительно двинулъ плечомъ и даже не отвѣтилъ. Въ душѣ же онъ побаивался войти къ нимъ. Не ровенъ часъ!

   Сумрачный, бормоча себѣ что-то подъ носъ, Жоржъ остановился снова на томъ же крыльцѣ, окруженный всѣми офицерами, и сталъ, разставя ноги, какъ бы въ раздумьи. Офицеры, по мѣрѣ его прогулки по семейникамъ, снова понемногу пристали къ нему и образовали теперь свиту любопытную изумленную и видимо вполнѣ недоумѣвающую.

   "Зачѣмъ же ты пр³ѣзжалъ?!" говорили всѣ эти лица и старые, и молодые.

   Объяснен³е воспослѣдовало! И тотчасъ это объяснен³е пронеслось по казармѣ, какъ громовой ударъ.

   - Объясните имъ, Генрихъ, заговорилъ принцъ по-нѣмецки,- что эдакъ продолжаться не можетъ. Бабы, жены, дѣти, скотъ, птица, рухлядь, и все подобное... Все это не атрибутъ воина. Объясните толково!... Все это будетъ выгнано вонъ, по сосѣдству на квартиры, или продано. Перегородки будутъ уничтожены и солдаты будутъ спать въ общихъ горницахъ.... За порядокъ, чистоту и дисциплинъ будутъ отвѣчать предо мной не одни ротмейстеры, а всѣ господа офицеры.

   Фленсбургъ тотчасъ же громкимъ и слегка самодовольнымъ голосомъ передалъ по-русски смыслъ распоряжен³я принца, но въ болѣе рѣзкихъ выражен³яхъ, обидныхъ и для офицеровъ, и для солдатъ, прислушивавшихся изъ темнаго корридора.

   - Такъ не воины живутъ. Эдакъ и свиньи жить не захотятъ!... прибавилъ Фленсбургъ.- Всѣ эти солдатки - причиной разврата и распутства. Офицеры заняты только картами и билл³ардами въ трактирахъ и всякимъ скоморошествомъ, доводящимъ ихъ до безстыжихъ поступковъ, въ родѣ послѣдней мерзости арестованныхъ господъ Орловыхъ, за которую они, впрочемъ, и отвѣтъ примѣрный на-дняхъ дадутъ... Всему этому его высочество желаетъ положить предѣлъ. Гвардейцы - не стадо свиней! A если они имъ и уподобились, то его высочество поставитъ себѣ священнымъ долгомъ.... Фленсбургъ запнулся и, глядя прямо на лица всѣхъ, прибавилъ:- напомнить вамъ, что вы - люди, гвардейцы, а не скоты неразумные...

   - А-ахъ!... раздалось въ кучкѣ офицеровъ съ какой-то странной неуловимой интонац³ей.

   Это опять былъ Квасовъ.

   Это восклицан³е прервало тотчасъ потокъ краснорѣч³я наперсника принца.

   Онъ смолкъ и обернулся къ принцу, какъ бы говоря: я кончилъ!

   Покуда Фленсбургъ говорилъ, принцъ глядѣлъ себѣ на кончики сапоговъ и только двигалъ бровями какъ бы въ тактъ мѣрной и звонкой рѣчи своего любимца.

   Какъ раздалось среди офицеровъ восклицан³е: А-ахъ! Жоржъ заморгалъ, поднялъ глаза и благодушно подумалъ:

   "Какъ говоритъ?! Поетъ! Даже въ этихъ деревяшкахъ, въ дикихъ людяхъ, чувство вызвалъ!"

   И принцъ обратился къ адьютанту.

   - Сказали все, милый Генрихъ?

   - Все-съ. Надо бы еще опредѣлить имъ время, когда ротный дворъ долженъ принять законный видъ. Иначе оно такъ протянется до лѣта. Дать имъ мѣсячный срокъ? Довольно!..

   - Wie sagt man: Monat?

   - Мѣсяцъ... невольно шепотомъ отвѣтилъ Фленсбургъ изъ чувства прилич³я.

   - Ну... Ну... обратился Жоржъ ко всѣмъ офицерамъ. - Ну! Фотъ... Отинъ м³эсясъ! Отинъ м³эсясъ и эти на то кон³эсъ. Sagen Sie, biette... какъ-то жалостливо прибавилъ онъ Фленсбургу.- Jch komme nickt dazu!

   - Его высочество желаетъ сказать, что чрезъ мѣсяцъ всему этому вашему срамному житью долженъ быть конецъ. Чрезъ мѣсяцъ чтобы все было по новому!

   Офицеры отвѣчали гробовымъ молчан³емъ: вѣдь не они, а солдаты живутъ въ казармѣ!

   При послѣднихъ словахъ адьютанта, принцъ кивнулъ головой и прибавилъ:

   - Фотъ! фотъ! Затѣмъ онъ сдѣлалъ какъ-то ручкой, повернувъ ее ладонью вверхъ, и сталъ тихо и осторожно спускаться съ крыльца.

   Громадная колымага принца, выписанная изъ Вѣны, осталась и дожидалась его на улицѣ, ибо проѣхать въ ворота на внутренн³й дворъ не могла. Принцъ, а за нимъ и Фленсбургъ, сопровождаемые всѣми офицерами, прошли дворъ при гробовомъ молчан³и.

   Принцъ сѣлъ въ карету одинъ, а любимцу какой-то солдатъ, глуповатый на видъ, подвелъ его коня. Это дѣлалось ради служебнаго этикета, такъ какъ въ гости принцъ и фаворитъ ѣздили вмѣстѣ въ каретѣ. Уже за нѣсколько сажень отъ Преображенскаго двора, Фленсбургъ, галопируя около кареты принца, замѣтилъ что-то торчащее изъ разстегнутой кабуры. Пистолетовъ онъ туда, конечно, никогда не клалъ. Онъ открылъ ее и увидѣлъ... огромную свѣжую колбасу! Онъ вышвырнулъ ее на земь и вспыхнулъ.

   Онъ понялъ, что это былъ отвѣтъ офицеровъ на все ими отъ него слышанное.

   Оффиц³ально жаловаться было невозможно, не сдѣлавъ себя въ глазахъ всѣхъ посмѣшищемъ, подобно Котцау. Да и на кого жаловаться? На цѣлый ротный дворъ?!

   A матерый лейбъ-компанецъ это все и сообразилъ!!..

   Посѣщен³е принца Жоржа потрясло, конечно, весь домъ и дворъ гренадерскихъ ротъ до основан³я.

   - Да что онъ? Да какъ же? Да нѣшто... Ахъ Царь небесный! воскликнули рядовые.

   - Вотъ тебѣ бабушка и Юрьевъ день! говорили, смѣясь злобно и ядовито, всѣ офицеры. Имъ въ сущности было все равно, какъ будутъ жить солдаты, но имъ этотъ приказъ казался смѣшенъ и нелѣпъ. Не все ли равно принцу - съ женами и курами живутъ солдаты преображенцы, или безъ женъ и безъ куръ.

   - Вотъ тебѣ тетенька и Жоржинъ день! шутилъ Квасовъ, встрѣчая перепуганныхъ и вопрошающихъ солдатокъ. - Буде съ мужьями-то, поживите и врозь.

   - Да за что же, родимый, за что же? вопили бабы.

   - A стало быть прынца зависть беретъ, шутилъ Акимъ Акимычъ.- У него жена-то старая, да еще по-русски ничего не умѣетъ, колбасница. A вы, вишь, русск³я бабы, да и раскрасавицы,- что тебѣ вѣдьма! Изъ васъ, поди, самая красивая, и та по мнѣ на чорта смахиваетъ. Ну, а его завидки взяли! Вотъ нѣмчура и подумалъ: дай, молъ, разведу раскрасавицъ съ мужьями. И себѣ, и русскому дьяволу, и нѣмецкому богу - всѣмъ заразъ услужу.

   Между тѣмъ, покуда принцъ и Фленсбургъ гуляли по казармѣ, братья Орловы сидѣли въ одной изъ болѣе опрятныхъ горницъ старшаго въ ротѣ флигельмана. Хотя они были подъ арестомъ, но ихъ, конечно, не заперли и всѣ пр³ятели поперемѣнно сидѣли у нихъ.

   Орловы ожидали принца съ адьютантомъ къ себѣ въ горницу, даже толковали о томъ, не попробовать ли просить прощен³е у Жоржа и обѣщать все... Хоть въ голштинцы перейти къ Котцау подъ команду.

   - Даромъ осрамимся, говорилъ Григор³й.- Нѣтъ, ничего не будетъ. Промахнулся я, что былъ у мерзавца Тюфякина и не побывалъ у этой цыганки Скабронской. Она бы, можетъ, и все сладила.

   Алексѣй Орловъ, а равно и друзья были того мнѣн³я, что надо просить прощен³е у принца не ради себя, а ради того дѣла, что грезится... Да и не имъ однимъ. A съ каждымъ днемъ все болѣе проступаетъ нѣчто наружу...

   - Такое, что духъ захватываетъ! говорилъ Пассекъ.

   Григор³й Орловъ, а въ особенности старикъ Агаѳонъ, поселивш³йся добровольно въ сосѣднемъ семейникѣ, чтобы служить своимъ господамъ, оба равно не думали и не тужили ни о чемъ, кромѣ неудачи относительно графини полу-русской, но всесильной...

   - Попади вы къ ней - не то бы теперь было! твердилъ упрямо Агаѳонъ.- Хоть бы вы что ли, Петръ Богдановичъ, къ ней съѣздили за моихъ, говорилъ онъ Пассеку.

   Когда принцъ не навѣдался къ арестованнымъ и надежда на личную просьбу ихъ о помилован³и разсѣялась, какъ дымъ, еще болѣе затужилъ Агаѳонъ о своей графинѣ.

   - Фленсбургъ не допустилъ принца, говорили друзья.- Онъ всему и заводчикъ.

   Въ тотъ же вечеръ Пассекъ предложилъ на утро съѣздить къ иноземкѣ, съ которой привязался къ нему Агаѳонъ. Послѣ недолгаго совѣщан³я объ этомъ, тому же Агаѳону вдругъ пришла мысль, на которую всѣ закричали:

   - Да, конечно! Вотъ ужь на всякаго мудреца довольно простоты на свѣтѣ! Молодецъ Ѳоша!

   Агаѳонъ додумался и разсудилъ, отчего бы барину не "мигнуть" тайкомъ изъ-подъ ареста и не съѣздить теперь къ графинѣ. Вѣдь дѣло самое простое, можно такъ поладить, что никто не узнаетъ; часовымъ по косушкѣ вина, а офицеръ по караулу не входитъ въ горницу.

   - И какъ это мы раньше не догадались, сидѣли, какъ бабы, да причитали, воскликнулъ Алексѣй Орловъ.- Если потомъ узнается, то, вѣстимо, еще хуже будетъ! Да что ужь тутъ!

   Сначала между братьями поднялся споръ, кому съѣздить изъ-подъ караула, въ виду могущаго произойти усугублен³я вины и отвѣта. Агаѳонъ считалъ необходимымъ ѣхать Григорью Григорьевичу.

   - Онъ и по-нѣмецки ей болтнетъ, и насмѣшитъ, и умаслитъ. Онъ на бабу у меня ходокъ! говорилъ Агаѳонъ.- A этотъ что!.. озорничать только можетъ... Пути не будетъ, если Григор³й Григорьичъ самъ не поѣдетъ.

   Пассекъ съ вечера взялся за дѣло и на утро, около полудня, онъ самъ замѣстилъ по караулу другого заболѣвшаго будто-бы офицера. Рядовые на часахъ тоже оказались так³е, что и вина не захотѣли.

   - Какъ можно, что вы! Петру Богдановичу-то, да и не услужитъ пустяками.

  

  

   Около полудня, собираясь завтракать, графиня Маргарита стояла у окна своей спальни-гостиной и съ маленькимъ зеркальцемъ въ рукахъ, не спѣша, аккуратно налѣпляла на свое хорошенькое личико двѣ черныя мушки. Вдругъ дверь распахнулась и Лотхенъ ворвалась какъ вихрь.

   - Господинъ Орловъ! Пр³ѣхалъ и желаетъ васъ видѣть! воскликнула нѣмочка, торжествуя отъ событ³я.

   - Что? Кто? Орловъ?

   - Да, и тотъ самый, что, знаете, сдѣлалъ эту штуку. Буянъ, силачъ! Ну!.. Здѣшн³й сердцеѣдъ! объяснила Лотхенъ.

   - Зачѣмъ? Почему? Я его не знаю. Разъ видѣла мелькомъ, вымолвила Маргарита смутившись.

   - Говоритъ, есть до васъ важное дѣло и проситъ принять непремѣнно.

   - Да я не хочу!.. Я, наконецъ, боюсь! Фленсбургъ говорилъ, что это злая собака. Онъ бьетъ женщинъ! Онъ меня прибьетъ.- Ни за что!

   - Полноте, милая графиня, звонко разсмѣялась Лотхенъ.- Все это выдумки господина Фленсбурга. Я вовсе не нахожу его прелестнымъ, какъ невск³я красавицы, потому что онъ... Во-первыхъ ужь очень страшно великъ... Эдак³й можетъ такъ обнять и поцѣловать, что раздавитъ! Но бояться, что васъ онъ прибьетъ, потому что когда нибудь прибилъ свою любовницу, бояться побесѣдовать съ нимъ,- извините, глупо.

   - Хорошо тебѣ говорить... Это... это ужасно!

   Лотхенъ опять разсмѣялась. Маргарита бросила зеркало и, уже безсознательно ощупывая пальцемъ приклеившуяся мушку, стояла, очевидно не зная, что сказать и что сдѣлать.

   - Хотите, я останусь при васъ и растворю дверь въ прихожую...

   - Развѣ, что эдакъ... И, кромѣ того, лакеямъ вели стоять насторожѣ за дверями пр³емной на всяк³й случай. И если что нибудь, то... Да я, право, Лотхенъ, боюсь... Онъ ненавистникъ нѣмцевъ и вообще иностранцевъ...

   Нѣмка громко расхохоталась и, не отвѣчая, выскочила изъ горницы. Чрезъ мгновен³е Маргарита, чутко и смущенно прислушивавшаяся, услыхала мѣрную, тяжелую поступь за дверями сосѣдней небольшой горницы, ея второй гостиной, гдѣ принимала она малознакомыхъ гостей съ тѣхъ поръ, какъ въ угольную большую гостиную перенесли ея кровать. Она вышла и остановилась почти у дверей. Предъ ней на другомъ концѣ горницы появилась высокая и красивая фигура Григор³я Орлова, за нимъ тотчасъ же проскользнула маленькая и юркая Лотхенъ, которая теперь казалась совсѣмъ ребенкомъ за широкоплечей фигурой богатыря.

   Орловъ поклонился почти въ дверяхъ и сдѣлалъ молча шага три къ хозяйкѣ дома. Графиня едва замѣтно невольно подалась назадъ, хотя была отъ него на огромномъ разстоян³и. Отвѣтивъ на поклонъ легкимъ грац³ознымъ кивкомъ своей красивой головки, она умышленно осталась на ногахъ и, не предлагая сѣсть, выговорила по-русски, немного гордо, но не совсѣмъ спокойнымъ голосомъ:

   - Что вамъ отъ меня угодно, государь мой?

   - Три просьбы, графиня. Двѣ простыя, одна мудреная.

   - Объяснитесь...

   - Простить меня... Это прежде всего, первая просьба,- выговорилъ Орловъ, почтительно наклоняясь и добродушно улыбаясь. Отъ этой улыбки и у него, и у брата Алексѣя, лица становились на мгновен³е и вдвое красивѣе и ребячески добродушны.

   Пристально глянувъ въ это доброе лицо, замѣтивъ изысканную вѣжливость позы, голоса и взгляда, все, что считала она атрибутомъ свѣтскихъ людей не Петербурга, а Вѣны или Версаля, графиня Маргарита сразу посмѣлѣла и вполнѣ овладѣла собой. Лотхенъ хитро ухмылялась изъ-за спины гостя, будто говоря: Что? собака?

   - Простить за что? вымолвила, наконецъ, графиня.

   - За мою смѣлость, за рѣшимость явиться въ вашъ домъ, не имѣя чести и счаст³я быть съ вами знакомымъ... снова тихо заговорилъ Орловъ.

   - Затѣмъ... вторая просьба?.. любезнѣе и мягче произнесла Маргарита.

   - Но вы, графиня, еще не исполнили первой...

   Маргаритѣ показалось, что тонъ голоса силача-буяна сразу измѣнился, сталъ менѣе почтителенъ и уже переходилъ на шутливый ладъ. Этого она допустить не хотѣла и даже боялась.

   - Прощаю... снова сухо отозвалась она,- и надѣюсь, что остальныя двѣ просьбы будутъ болѣе дѣльныя... Вторая?

   - Вторая просьба, графиня,- позволить поговорить съ вами наединѣ о своемъ тайномъ дѣлѣ, важномъ дѣлѣ, отъ котораго зависитъ моя жизнь, заговорилъ Орловъ серьезно и съ чувствомъ.- Посторонн³е слушатели и огласка усугубятъ мое положен³е. A оно, графиня, ей Богу, достаточно ужасно и безнадежно.

   Маргарита молчала, смутилась и замялась, не зная, что отвѣчать.

   - Лотхенъ мнѣ... скорѣе моя подруга, чѣмъ горничная. У меня нѣтъ отъ нея тайнъ, а совѣтами ея я постоянно люблю пользоваться. Судите сами...

   Орловъ быстро глянулъ на Лотхенъ, но успѣлъ смѣрить ее съ головы до пятъ и осудить. Было очевидно, что онъ не остался доволенъ имѣть слушателемъ и свидѣтелемъ смазливую фигурку съ такимъ хотя миленькимъ, но назойливо-веселымъ лицомъ.

   - Если вы не можете исполнить этой простой... совершенно вѣдь простой, незначущей просьбы, графиня... тогда я не могу произнести ни слова болѣе и мнѣ остается только откланяться, рѣшился сказать Орловъ - A дѣло, съ которымъ я пр³ѣхалъ... Моя жизнь и жизнь близкихъ мнѣ лицъ, той же Апраксиной, съ которой вы дружны... Пусть все это пропадаетъ, идетъ прахомъ изъ-за женской прихоти. До свидан³я... И извините...

   Выговоривъ все это съ волнен³емъ, но все-таки не громко, Орловъ наклонился, какъ бы собираясь выдти.

   Маргарита уже давно взвѣсила все и не боялась болѣе этого буяна. Вдобавокъ онъ ловко ей напомнилъ въ нужную минуту, что онъ другъ (она знала сама, что онъ даже болѣе чѣмъ другъ) ея собственной пр³ятельницы, такой же почти львицы и красавицы, какъ и она.

   - Лотхенъ!.. Вели готовить завтракъ! вымолвила тихо графиня по-нѣмецки, не желая своей любимицѣ давать простое приказан³е выдти вонъ.

   Лотхенъ, все усмѣхаясь, легко повернулась на носкахъ своихъ башмаковъ и охотно выпорхнула вонъ, зная, что черезъ полчаса ей все будетъ извѣстно отъ самой барыни.

   Едва только нѣмка исчезла изъ гостиной, бойко, какъ-то франтовски махнувъ въ дверяхъ своей пестрой юбочкой, Орлобъ сдѣлалъ три шага къ графинѣ, сокративъ огромное разстоян³е, раздѣлявшее ихъ до тѣхъ поръ. Взглянувъ на хозяйку дома, онъ однако снова остановился и понялъ, что его не посадятъ. И онъ все-таки еще оставался въ такомъ отдален³и, при которомъ говорить было почти неудобно.

   "Горда, какъ всѣ выскочки!" невольно подумалось ему, когда онъ взглянулъ теперь на красавицу-хозяйку.

   Дѣло въ томъ, что Маргарита, оставшись наединѣ съ офицеромъ, почти незамѣтно, едва ощутительнымъ движен³емъ бюста и головы, повернулась къ окну и стала въ полъ-оборота къ гостю. Теперь ни одна черта не двигалась, не жила на ея строго-холодномъ лицѣ, съ опущенными вдобавокъ глазами. Это свѣтленькое лицо, оттѣненное теперь длинными прелестными рѣсницами, стало безжизненно гордо, почти высокомѣрно.

   А, между тѣмъ, Орловъ не догадался, что эта поза и это лицо были для свѣтской женщины не высокомѣр³емъ, а единственнымъ ея оруж³емъ для самозащиты. Могъ ли красавецъ и удалецъ, "баб³й угодникъ", по прозвищу брата Алехана,- могъ ли онъ думать, что эта красавица-иностранка, полурусская графиня Скабронская, въ эту минуту все-таки слегка боится его?... Боится, что для него, трактирнаго буяна, равны: и она, и Котцау?! Равны: двадцатилѣтняя красавица-графиня и пузатый, отъ пива и картофеля разбухш³й, ротмейстеръ.

   - Я васъ слушаю... вымолвила тихо Маргарита, не поднимая глазъ. Попробовавъ мушку на щекѣ, она приблизила къ глазамъ правую руку и стала разглядывать свои тонк³е пальцы, щелкая ноготкомъ объ ноготокъ.,

   Орловъ тотчасъ вкратцѣ разсказалъ всю свою истор³ю, уже давно извѣстную Маргаритѣ, начавъ, конечно, не съ драки въ Красномъ Кабакѣ, а только съ послѣдств³й дерзости нѣмца и буйной шутки съ нимъ. Онъ кончилъ просьбой спасти его и брата, избавивъ отъ ареста и ссылки, и обратить гнѣвъ государя на милость.

   Маргарита въ то же мгновен³е вдругъ подняла на гостя-просителя так³е искренно удивленные глаза, что Орловъ невольно опѣшилъ и смутился. Явилась мысль:

   "Неужели не можетъ? Неужели все враки?"

   Нѣсколько мгновен³й глядѣла на него красавица и понемногу румянецъ набѣгалъ на ея полныя щеки. И скоро лицо уже горѣло огнемъ.

   - Это дерзость! воскликнула она тихо. - вамъ кто нибудь сказалъ... Это... право... на основан³и толковъ, слуховъ, пустыхъ сплетенъ! И вы рѣшились... Это... право!.. не достойно...

   Маргарита смутилась и, вся уже пунцовая отъ смущен³я и гнѣва, какъ-то выпрямилась и показалась Орлову выросшей вдругъ на полголовы.

   Ни разу еще въ жизни не случалось ему видѣть такого мгновеннаго преображен³я въ женщинѣ и вдобавокъ въ такой красивой женщинѣ. Онъ невольно любовался на нее и вмѣстѣ съ тѣмъ недоумѣвалъ и ждалъ...

   - Кто васъ послалъ? Кто сказалъ идти ко мнѣ, а не... не къ другому кому нибудь?

   - Этого я сказать не могу, графиня.

   - Почему? изумилась она.

   - Не могу. Я обѣщалъ, далъ слово...

   - Но вѣдь мнѣ... мнѣ же сами вы скажете, даже должны сказать, отъ кого вы являетесь.

   - Не могу. Именно вамъ-то я и обѣщалъ не называть имени того, кто мнѣ васъ указалъ, какъ всевластную при дворѣ женщину.

   - При дворѣ?! При дворѣ, говорите вы?

   - Ну, да. При Воронцовой или при Гудовичѣ. При этихъ фаворитахъ... Я говорю прямо, безъ всякой опаски, мнѣ не до того!

   - Вамъ сказали, что я могу просить ихъ, или даже государя... И все будетъ по моему желан³ю исполнено. Все!.. Когда никто ничего еще не могъ сдѣлать?!.

   - Да... т. е. почти такъ... Если вы захотите, то мы будемъ прощены. Вотъ, что я знаю! A какъ и чрезъ кого - я не знаю.

   - Такъ вы не знаете! странно вымолвила Маргарита.- Чрезъ кого я всевластна! расхохоталась красавица нѣсколько досадливо.- Говорите все... все! Иначе я для васъ ничего не сдѣлаю.

   Орловъ искренно и подробно передалъ все, что оставалось недосказаннымъ и, наконецъ, признался, что обращается къ ней по совѣту самого наиболѣе пострадавшаго лица.

   - Самого глупаго Котцау? радостно воскликнула графиня, приближаясь къ Орлову въ этомъ порывѣ и какъ бы приглашая и его подвинуться.

   - Я его не назову... Я обѣщалъ не произносить его имени, сказалъ онъ, приблизясь немного.- Дайте мнѣ съ моей совѣстью хоть немного, графиня, немного... въ ладу остаться. Я и безъ того, вы видите, съ ней мошенничаю и плутую.

   - Котцау? Если правда, то молчите.

   - Молчу...

   - Вы, напротивъ, говорите. Говорите: молчу... невольно разсмѣялась кокетка.- Если Котцау, то молчите, какъ мертвый...

   Орловъ сжалъ губы и шутя закрылъ ихъ рукой, только красивые глаза его будто смѣялись, глядя въ лицо графини. Она тоже, молча нѣсколько мгновен³й и не шевелясь, смотрѣла уже фамильярно въ эти глаза, потомъ подвинулась къ нему и заразъ оба, и молодой человѣкъ, и женщина, звонко разсмѣялись.

   - La glace est rompue! говорятъ французы,- произнесъ Орловъ слегка иронически, мстя за недавн³й холодный и гордый пр³емъ.

   - О! Для васъ, жителей сѣвера, ледъ не диковинка и вы должны умѣть съ нимъ обращаться! сказала Маргарита и подала ему кокетливо свою руку.

   Орловъ наклонился очень низко, въ поясъ, и коснулся кончиками губъ этой красивой и душистой ручки.

   - Стало быть, я могу надѣяться? вымолвилъ онъ.

   - Надѣяться всегда надо, но это ни къ чему не обязываетъ фортуну.

   - Вы обѣщаете, однако...

   - Сдѣлать все, что я могу, не подвергая себя опасности стать притчей въ городѣ. Поняли? Маргарита произнесла эти слова медленно и вразумительно.. Орловъ смотрѣлъ, недоумѣвая.

   - Собой для васъ я не пожертвую, т. е. своимъ добрымъ именемъ... Но если можно безъ этой жертвы... Ну, да увидимъ. Я ничего не обѣщаю, но одно скажу... Хуже вамъ не будетъ... Если и поѣдете въ ссылку, то я васъ не забуду и вы скорѣе вернетесь...

   - Но высылка, хотя на время... для насъ погибель! горячо воскликнулъ Орловъ.

   Графиня развела немного руками и наклонилась. Жестъ говорилъ:

   "Что могу! Извините".

   Чрезъ минуту Орловъ выходилъ изъ дома Скабронскихъ съ нѣсколько облегченной душой. Дорогой на ротный дворъ онъ размышлялъ отчасти весело.

   - Авось сдѣлаетъ! Кажется, добросердая. A вѣдь красива, проклятая! И бой-баба! Нашимъ до нея далече! И подобраться къ ней, поди, мудренѣе, чѣмъ въ нашимъ. Своихъ-то молодухъ смѣшить только умѣй и всякую смѣшками этими скружишь и возьмешь. Не хитрое дѣло! A тутъ не то треба! A что? Да много кой-чего! Сразу и не соображу, только чую... Ледъ прошибъ ужь. Да вѣдь баба не ледъ, а такъ... полынья...

   Между тѣмъ, Лотхенъ вернулась и тотчасъ съ любопытствомъ разспросила все и подробно, конечно, все узнала отъ барыни.

   - Ну такъ когда же и какъ же вы все это сдѣлаете?

   - Да никогда и никакъ, милая Лотхенъ. Очень просто.

   - Вы просить не хотите Фленсбурга?

   - Не буду, Лотхенъ, просить.

   - Отчего?

   - Не хочу, чтобы изъ-за Фленсбурга, изъ-за пересудовъ другое что, болѣе дорогое, погибло... Хотя бы дѣдушкино состоян³е!..

   - Кто же ему все разскажетъ, что вы?!.

   - Молва, городск³е языки. Нѣтъ, Лотхенъ, это опасно. Да и что мнѣ господинъ Орловъ? Даже не любовникъ...

  

  

   На другой же день послѣ свидан³я съ Орловымъ, когда Маргарита, сдѣлавшая нѣсколько визитовъ въ городѣ, вернулась домой, Лотхенъ встрѣтила свою барыню чуть не на подъѣздѣ. Лицо горничной было многозначительно, почти торжественно и краснорѣчиво говорило о событ³и въ домѣ. Графиня вошла въ прихожую и невольно спросила на всегдашнемъ своемъ языкѣ съ горничной, т. е. по-нѣмецки:

   - Что съ тобою?

   Лотхенъ отворила дверь въ гостинную. Графиня прошла. Субретка стала передъ ней и выговорила:

   - Ну-съ, отгадайте.

   - Умеръ?!. воскликнула тихо Маргарита, ожидавшая этого событ³я всяк³й день. И лицо ея немного зарумянилось отъ этой мысли.

   - Живехонекъ. Даже нѣсколько лучше себя чувствуетъ. Совсѣмъ не то... Ну-съ? Еще что? Что могло бы случиться у насъ невѣроятнаго въ ваше отсутств³е?

   - Не знаю. Говори скорѣе.

   - Ни за что!! вскрикнула Лотхенъ.- Отгадайте.

   - Орловъ былъ опять?

   - Да, былъ... Былъ. Сейчасъ тутъ со мной сидѣлъ. Даже больше нѣмъ сидѣлъ... Но не Орловъ, а другой! Поинтереснѣе Орлова. Ну-съ? Кто?!

   - Фленсбургь? Но это не....

   - Неинтересно! Надѣюсь! вотъ нашли? Да ужь вижу, во сто лѣтъ не догадаетесь. Былъ здѣсь и ждалъ цѣлый часъ, потомъ меня поцѣловалъ, конечно насильно,- прибавила Лотхенъ,- и далъ мнѣ червонецъ, но маленьк³й голландск³й. Ну-съ?

   - Ну, это скучно... Говори.

   - Графъ дѣдушка!

   - Старый графъ? Былъ здѣсь?..

   Маргарита остолбенѣла и стояла, какъ пораженная. ²оаннъ ²оанновичъ уже давнымъ давно не заглядывалъ, а только изрѣдка присылалъ узнать о положен³и внука. Тѣмъ труднѣе было для Маргариты завязать снова отношен³я, как³я бы то ни было, со старымъ брюзгой. И вдругъ старикъ самъ пр³ѣхалъ и ласково обошелся съ ея любимицей.

   - Зачѣмъ? Что онъ говорилъ тебѣ?..

   - Говорилъ, что ему хочется васъ повидать. Говорилъ, что я красавица. Затѣмъ онъ мнѣ пребольно ущипнулъ плечо, потомъ поцѣловалъ, конечно, насильно... Прижалъ вотъ въ этотъ уголъ. Потомъ вотъ далъ...

   И Лотхенъ, вынувъ изъ кармана, показала на ладони маленьк³й червонецъ.

   - Что же ему надо? выговорила Маргарита нетерпѣливо.

   - Ничего. Повидаться хочетъ!

   - Вздоръ. Пустое... Не такой человѣкъ. Вздоръ! Что нибудь особенное есть, восклицала Маргарита, ходя въ волнен³и по комнатѣ.

   - Можетъ быть есть что нибудь. Собирается умирать и въ вашу пользу завѣщан³е дѣлать. Хотя по виду и ухваткамъ мало похожъ на умирающаго. Такъ прижалъ къ углу, что... что даже глупо! Впрочемъ, поѣзжайте, узнаете...

   - Какъ же я поѣду... вдругъ...

   - Онъ приказалъ именно вамъ это передать, умышленно медленно произнесла Лотхенъ, играя нетерпѣн³емъ барыни.

   - Онъ меня звалъ, велѣлъ сказать... зачѣмъ же ты молчишь, Лотхенъ? Я тебя побью!!.

   И Маргарита, весело смѣясь, пунцовая отъ радости, бросилась къ любимицѣ. Ухвативъ малосильную нѣмку за рукавъ и за кисейную косынку, она сильно потянула ее, стараясь повалить на диванъ.

   - Изорвете - другую купите. Вамъ же хуже!

   Маргарита бросила любимицу и воскликнула:

   - Сейчасъ поѣду... Начинается! Начинается! Понимаешь ты, неразумный ребенокъ, что это начинается для меня война, борьба на жизнь и на смерть. И кончится все побѣдой! Состоян³е будетъ мое. Все будетъ мое. Давай мнѣ лиловое платье! Оно мнѣ счастье приноситъ...

   Маргарита была внѣ себя отъ радости и довольства. Планъ, полный, подробный, какъ покорить брюзгу-дѣда, былъ уже давно обдуманъ и казался ей замѣчательно тонко и умно придуманнымъ. Но ѣхать къ дѣду первой, когда онъ, очевидно, не желаетъ подозрѣвать даже объ ея существован³и, было невозможно: никакой предлогъ не скрылъ бы настоящей цѣли, т. е. желан³я снова сойтись ближе.

   Маргарита начала быстро одѣваться, но, однако, не смотря на поспѣшность свою, все-таки зорко оглядывала себя въ зеркало и старалась принарядиться такъ, чтобы быть красивѣе чѣмъ когда либо.

   - Ну, ужъ рѣдко я такъ въ жизни старалась! воскликнула она наконецъ, оглядывая себя съ головы до ногъ.- Да и врядъ ли когда нибудь для такого старика, какъ онъ, такая женщина, какъ я, столько старалась. Подумаешь, на первое свидан³е ѣду къ страстно любимому герою... Ну, говори, хороша ли я?! По совѣсти, Лотхенъ. Дѣло важное...

   Лотхенъ отошла, оглядѣла барыню тоже съ головы до пятъ и молча усмѣхнулась...

   - Ну, не прибавить ли чего?

   - Нѣтъ, liebe Gräfin, убавить бы надо... Убавить то, что наиболѣе въ глаза бросается и, пожалуй, дурно на поганаго старика подѣйствуетъ.

   - Что? съ искреннимъ безпокойствомъ спросила Маргарита, тоже снова себя оглядывая.

   - Надо убавить въ васъ главное... Выражен³е счаст³я на лицѣ! У васъ глаза прыгаютъ отъ восторга, что онъ васъ позвалъ. A это...

   - Только-то, глупая! Ну, отвернись на минуту. Не гляди на меня.

   Горничная, смѣясь, повиновалась и ловко повернулась на каблучкахъ спиной къ барынѣ.

   - Ну, теперь смотри! чрезъ мгновен³е выговорила графиня и подступила ближе къ обернувшейся горничной.

   - Да! воскликнула Лотхенъ. Если вы такъ съумѣете долго выдержать...

   Молодая женщина стояла передъ ней съ строго печальнымъ лицомъ, полуопущенными глазами и какъ-то скромно сложенными на груди руками.

   - Государь мой, вамъ угодно было меня пригласить явиться по дѣлу... тихо и грустно выговорила Маргарита по-русски, наклоняясь предъ Лотхенъ.

   Нѣмка захлопала въ ладоши и запрыгала на мѣстѣ...

   - Диво! Диво! Божественно...

   - Я не знаю, государь мой, также продолжала Маргарита,- смѣю ли я васъ называть моимъ дѣдомъ... Вы до сихъ поръ, какъ скверный и скупой старикашка, кромѣ злости ничѣмъ себя...

   - Ну, этого говорить не надо!.. наивно воскликнула Лотхенъ.

   - Я думаю! воскликнула Маргарита уже своимъ голосомъ.- Это я ему послѣ скажу, когда его состоян³е будетъ у меня въ рукахъ. Ну, благословите меня, ваше святѣйшество, папа Лотхенъ! Papa Lotchen Primue, Pontifex maximus! продекламировала Маргарита и прибавила другимъ голосомъ, стараясь хрипѣть: Indulgeutia plenaria!

   - Охъ, охъ, грѣшите!... Богъ накажетъ! испугалась ревностная католичка.- Подумаешь, вы схизматичка, въ ихней, здѣшней ереси. A услышитъ васъ вдругъ врагъ человѣческ³й... Что тогда!

   - Ничего, трусиха... Есть двѣ силы на свѣтѣ, отъ которыхъ все зависитъ... Господь Богъ и господинъ дьяволъ!..

   - Охъ, Gräfin, Gräfin! закричала Лотхенъ, затыкая и глаза, и уши, и даже нагибаясь предъ графиней, какъ бы отъ удара по головѣ.

   - Ну, вели подавать карету, глупая курляндка, смѣясь, вымолвила Маргарита.

  

  

   Чрезъ полчаса ѣзды, полуиностранка, графиня Скабронская, была на набережной Васильевскаго острова и выходила изъ кареты, при помощи двухъ лакеевъ, на большой подъѣздъ дома росс³йскаго вельможи, графа Скабронскаго,- вельможи, котораго даже покойная царица называла ²оанномъ ²оанновичемъ, такъ какъ всякаго назвавшаго графа Иваномъ Ивановичемъ заставляли потомъ поневолѣ объяснять о комъ ведетъ онъ рѣчь. Когда графиня Маргарита поднялась но большой парадной лѣстницѣ и графу побѣжали доложить, то брюзга перемѣнился чуть-чуть въ лицѣ. Пр³ѣздъ внучки, имъ самимъ вызванной, было не заурядное дѣло, а первостепенной важности.

   "Выгоню опять или ползать передъ ней буду на животѣ? вопросительно подумалъ старикъ.- Ну, родимая, поглядимъ - увидимъ". И графъ, умышленно заставивъ внучку прождать полчаса въ гостинной, вышелъ тихо и не