Салиас Евгений Андреевич - Петербургское действо

спѣша.

   - Ну, здравствуй, ужь внучка, коли жена внука. Здравствуй, внучка! Садись, милости прошу!

   И слова эти ²оаннъ ²оанновичъ выговорилъ какъ-то особенно и любезно, и ехидно.

   Маргарита, не поднимая глазъ на старика, вымолвила тихо и смущенно:

   - Государь мой, вы сдѣлали мнѣ честь, приказали явиться... Я не знаю, позволите ли вы мнѣ называть васъ дѣдомъ, а потому и говорю: государь мой. Что прикажете?

   - Ну, ну, это все финты ваши. Коли внучка, такъ и дѣдъ. Не финти!

   Маргарита сѣла около старика, лицо ея было серьезно и отчасти какъ бы грустно. Старикъ зорко и пристально присмотрѣлся.

   "Печальна, а не блѣдна! Румянецъ во всю щеку, что твоя зоренька ясная", подумалъ онъ и выговорилъ:

   - Ну, что мужъ? Все томитъ, не помираетъ... Ждешь, поди, не дождешься...

   - Да. Все томитъ и себя и меня. Лучше бы ужь померъ, умышленно рѣзко выговорила Маргарита.- Меня бы развязалъ. Похороню и уѣду...

   - Куда? воскликнулъ старикъ.

   - Къ себѣ... Домой. Что жъ мнѣ? Не оставаться же на чужой сторонѣ, между чужихъ людей?

   - Чужихъ людей? Не все же чуж³е. У тебя и я тутъ.

   - Вы? Да я отъ васъ, кромѣ самыхъ оскорбительныхъ помысловъ и рѣчей, ничего за цѣлый годъ не видала,- грустно старалась произнести Маргарита.- Да я васъ и не виню. По вашему, на свѣтѣ только и есть, что деньги. Вотъ вы всѣхъ и подозрѣваете.

   - Вѣстимо, все деньги!

   - И все на нихъ купишь?

   - Все, цыганочка, все... подсмѣивался старикъ ядовито.

   - Купите молодость...

   - Мало что,- нельзя... вдругъ разсмѣялся онъ.

   - Купите красоту!

   - О - охъ, тоже нельзя.

   - Купите меня, мою любовь. Да не внучкину, а мою, женскую любовь.

   - Можно!

   - Что?

   - Можно! Не финти... Говорю, можно.

   - Стало-быть вы меня вызвали, чтобы заставить пустяки слушать. Не стоило того... серьезно выговорила Маргарита.

   - Ну, слушай дѣло. Я съ тобой не знался, почитай, годъ, потому что ты ко мнѣ была не ласкова. Я все-таки тебѣ дѣдъ. Нужно коли было денегъ, сказала бы. Ну и далъ бы.

   - Первое же слово, и о деньгахъ. У васъ, во всѣхъ вашихъ сундукахъ, нѣтъ столько денегъ, сколько я въ мѣсяцъ нашвыряю по городу въ лавкахъ.

   - Откуда же это у тебя деньги? У мужа ничего нѣтъ.... Отъ полюбовниковъ?

   - Да, только не отъ сотни, а отъ одного! вдругъ вымолвила Маргарита.

   - Славно. И сама признается еще. Ай да цыганка! Ну, отъ какого же молодца?

   - Онъ можетъ и не молодецъ! Ему можетъ семьдесятъ лѣтъ, да для меня кажетъ онъ краше двадцатилѣтняго.

   Выдумка Маргариты былъ вѣрный ударъ противнику. Наступило молчан³е. Графъ вытаращилъ на красавицу глаза. Этого онъ не ожидалъ! И Богъ вѣсть, что шевельнулось у него на душѣ. Онъ самъ еще сразу не могъ себѣ отдать отчета... A она отлично знала впередъ, что именно отъ этой выдумки шевельнется у стараго холостяка на душѣ.

   - Скажи на милость! выговорилъ вслухъ, но самъ себѣ, озадаченный старикъ и снова смолкъ.

   "Ничему не вѣритъ, а этому повѣрилъ!" внутренно смѣялась Маргарита.

   - Какъ же это ты... забормоталъ ²оаннъ ²оанновичъ и страннымъ, будто завистливымъ окомъ окинулъ красивую молодую женщину.- Какъ же? Зачѣмъ же стараго? Мало развѣ въ Питерѣ молодыхъ?

   - A развѣ на это законъ у васъ?... разсмѣялась Маргарита.

   - Вѣстимо, законъ естества! Природный законъ.

   - Истинный природный законъ тотъ, что у всякаго свой вкусъ, да своя воля.

   - О, Господи! Вотъ удивила... Да зачѣмъ же ты... Почему? Изъ-за денегъ его...

   - Опять... Только у васъ и на умѣ что деньги... Но, бросьте это. Какая вамъ до этого забота? A скажите лучше, по какому дѣлу вы меня вызвали?

   - Дѣло?... Дѣло?... Да... Какое бишь дѣло!... Такъ озадачила меня, что память отшибла! Да. Вотъ дѣло какое. Ты слушай прилежнѣе.

   - Слушаю.

   - Ты, видишь, въ силѣ нынѣ при новомъ дворѣ. Какъ ужь ты умудрилась, когда сама императрица въ опалѣ... Доносить на меня не пойдешь?! A то я попридержу языкъ!... Ну вотъ, стало-быть... я къ тебѣ съ поклономъ. Заступись и спаси двухъ молодцовъ.

   - Орловыхъ? И вы за нихъ?...

   - Вишь, ужь знаетъ. Просили?

   - Да, просили... Просили мног³е, но я... не знаю, можетъ быть... Надо подумать... Оно можно, но однако...

   Маргарита тянула слова, потому что сама въ эту минуту раздумывала и соображала, какъ отнестись къ словамъ дѣда.

   Сознаться въ своей силѣ и ее даже преувеличить? Или скрыть все?... Покуда она думала, старикъ высказался весь и она знала, что дѣлать.

   - Я, видишь, внучка-цыганочка,- искренно высказывался Скабронск³й, былъ, слава Богу, вельможа не послѣдн³й въ государствѣ со дней Великаго Петра Алексѣевича и даже при Биронѣ не запропалъ... Ну, а вотъ теперь, подъ конецъ дней своихъ, попалъ въ зажору. Не знаю, какъ и примѣриться, какъ и привкинуть себя къ новымъ-то порядкамъ и людямъ. Ничто не беретъ. Того и гляжу, что меня нищимъ сдѣлаютъ и въ ссылку угонятъ, а дома и вотчины отпишутъ, да какому-нибудь хохлу и прощалыгѣ подарятъ... Ну вотъ, узнавъ, что ты въ силѣ нынѣ, я къ тебѣ съ поклономъ... Наперво, ты мнѣ покажи свою востроту на ребятахъ Орловыхъ. Ихъ дѣло пропащее! Если ты ихъ изъ бѣды выручишь, когда и Разумовск³е не могутъ, и Воронцовъ даже не можетъ черезъ дочку свою... то тогда я увѣрую вотъ какъ... Какую ни на есть, хоть бы и Можайскую вотчину мою тебѣ поднесу, по дарственной записи.

   "Самую маленькую!" подумала и усмѣхнулась Маргарита.

   - Почему смѣешься? Ей-Богу поднесу...

   - Все сказали, дѣдушка?

   - Все. A что?

   - Завтра узнаете отвѣтъ, коли заѣдете ввечеру.

   - И дарственную, стало-быть, захватить?

   - Захватите! вымолвила Маргарита, подумавъ.

   - Стало-быть, вѣрно? Выручишь ребятъ?

   - Не знаю. Постараюсь.

   - Дѣло, внучка, не въ ребятахъ. A важно мнѣ тебя испытать. Не враки ли, толки да слухи. Коли выручишь, то, ей-ей, бери палку да и бей меня; или на цѣпи съ музыкой води, какъ медвѣдя. да заставляй и горохъ воровать, и солдата съ ружьемъ показывать, и всякое колѣно продѣлывать. Поняла?

   - Поняла, дѣдушка. Поняла! усмѣхалась красавица, дерзко и насмѣшливо заглядывая теперь въ глаза старика.

   - Стоитъ постараться? А?

   - Вѣстимо, стоитъ...

   - Озолочу, цыганочка... Мой разсчетъ простъ. Все одно, не ровенъ часъ, опишутъ да отымутъ все беззаконно. Такъ, пущай, лучше тебѣ перепадетъ малая толика... Такъ вѣдь?.. Ты видишь, я на чистоту сказываю, не хитрю... Ну и ты не финти... Уговоръ... Идетъ?.. А?

   - Идетъ, дѣдушка! рѣшительно, какъ вызовъ, произнесла Маргарита и протянула руку старику.

   - Ну? поцѣлуемся.

   Маргарита, смѣясь, встала, пододвинулась къ старику, и наклонившись, подставила свою свѣженькую щеку съ черной мушкой...

   ²оаннъ ²оанновичъ, не спѣша, три раза поцѣловалъ красавицу и выговорилъ:

   - Варенье!.. И чего бы тебѣ раньше такъ-то. A то букой глядѣла. Годъ цѣлый, почитай, не знались...

   - Кто-жъ букой-то глядѣлъ? Вы же. Да и теперь вы стали ласковѣе изъ-за своихъ выгодъ,- не ради меня, а ради моихъ пр³ятелей придворныхъ. Я вѣдь не дура, дѣдушка.

   - Какая ты дура? Ты бѣсъ, внучка... но, вишь ты... Это само собой. Ну, а рѣчь ты со мною теперь тоже другую повела. Это тоже само собой. - И, помолчавъ мгновен³е, Скабронск³й подмигнулъ и ухмыльнулся со словами:- Я вѣдь не могъ знать, что ты, вишь, старыхъ любишь...

   Маргарита разсмѣялась звонко и, простившись съ дѣдомъ, веселая и довольная поѣхала домой.

   "Ну, надо Орловыхъ спасать, ради вотчинъ дѣдушкиныхъ. Дорого, пожалуй, обойдутся онѣ мнѣ, страшно дорого".

   И красавица вдругъ глубоко и тяжело задумалась. Лицо ея стало не только серьезно, но уныло и темная тѣнь набѣжала на черные великолѣпные глаза, всегда полные веселаго блеска.

   "Нѣтъ, не сдаваться!.. думала она. Оттянуть... Наконецъ, обмануть! Не сошлетъ же онъ меня. Да и дѣйствовать! Ахъ, кабы состоян³е дѣда. Деньги! Средства! Самъ не знаетъ, старый волкъ, чѣмъ бы я теперь могла сдѣлаться, имѣя деньги для начала. И только для начала. Даже на его судьбу повл³ять бы могла тогда. И ему бы лучше было тогда. Лучше, чѣмъ при Елизаветѣ.

   И Маргарита такъ глубоко задумалась, что не замѣтила, какъ и гдѣ ѣхала по городу. Ея затаенная отъ всѣхъ, но взлелѣянная мечта, почти нелѣпая и невоплотимая фантаз³я, всегда овладѣвала ею на столько сильно, что она порою не сознавала окружающаго и, на нѣкоторое время, какъ бы теряла разсудокъ. Лотхенъ, которая воображала, что у барыни нѣтъ отъ нея ни одной тайны, не понимала этихъ минутъ и приписывала ихъ болѣзни или же употреблен³ю того пахучаго питья, что готовила графинѣ всяк³й вечеръ. Сама она только разъ отвѣдала его, давно тому назадъ, и, пролежавъ безъ чувствъ сряду нѣсколько часовъ, простонала въ самыхъ ужасныхъ сновидѣн³яхъ.

   Что за мечта владѣла Маргаритой и въ особенности подчинила себѣ ея разумъ за послѣднее время - никто, кромѣ ея собственной совѣсти, не зналъ и не догадывался. Для этого ей нужна была смерть больного мужа и состоян³е дѣда. Впрочемъ, мужъ въ кровати, безъ движен³я, безъ воли, ей не перечащ³й, почти не существующ³й по отношен³ю къ ней, былъ только небольшой помѣхой. Въ случаѣ мира съ дѣдомъ, въ случаѣ дружбы съ нимъ, смерть Кирилла Петровича нужна была, чтобы молодой вдовѣ переѣхать ради прилич³я въ домъ старика на жительство. Будучи у него въ домѣ, Маргарита надѣялась, конечно, овладѣть старикомъ быстрѣе и вполнѣ... Но деньги старика, состоян³е его, были не цѣлью, а средствомъ для болѣе дальней и высшей цѣли, явившейся недавно у честолюбивой, самонадѣянно-смѣлой и замѣчательно красивой иноземки.

   Маргарита еще не совсѣмъ пришла въ себя, когда у подъѣзда ея дома лакеи отворили дверцу кареты. Она разсѣянно оглядѣла ихъ и вдругъ выговорила, какъ бы очнувшись: .

   - Во дворецъ его высочества!.. Вѣдь я приказывала!

   И Маргарита была почти увѣрена, что, еще садясь у дома дѣда, она приказала ѣхать прямо къ принцу Георгу Голштинскому.

  

  

   На другой день утромъ, та же карета графини Скабронской остановилась передъ воротами ротнаго двора преображенскихъ гренадерскихъ ротъ, гдѣ были арестованные братья Орловы. Офицеры, собравш³еся съ сосѣднихъ квартиръ на учен³е. невольно съ изумлен³емъ оглядывали щегольскую берлину и недоумѣвали на счетъ ея появлен³я въ такую пору у ихъ ротной казармы.

   Когда-же, заглянувъ въ окно кареты, они встрѣчались лицомъ къ лицу съ замѣчательной красавицей, очевидно,изъ высшаго свѣта, то невольно кланялись ей и, смущаясь, толпились, перешептывались между собой, потомъ отходили отъ кареты ради прилич³я, но ждали, не входя во дворъ, чѣмъ загадка разрѣшится.

   Наконецъ, вышелъ ма³оръ Воейковъ, за нимъ Текутьевъ и Квасовъ,- всѣ удивленные....

   Красавица, ласково, но отчасти самодовольно улыбаясь, передала изъ окна кареты бумагу, прося тотчасъ же распорядиться.

   - Я графиня Маргарита Скабронская. Вотъ приказъ, не откажите учинить по сему не медля!

   Бумага была подписана принцемъ Георгомъ и была приказан³емъ старшему на ротномъ дворѣ офицеру немедленно освободить изъ-подъ ареста обоихъ Орловыхъ...

   - Я имѣлъ уже честь васъ встрѣчать не разъ, графиня. Тотчасъ же распоряжусь... Сейчасъ... Угодно будетъ дождаться? засуетился Воейковъ.- Они сейчасъ выйдутъ...

   - Нѣтъ. Мнѣ ихъ видѣть незачѣмъ. Я только взялась передать приказъ... Я съ ними не знакома. Надѣюсь только, господинъ офицеръ, что все будетъ исполнено немедленно?..

   - Помилуйте! Какъ же я смѣю ослушаться или но въ точности исполнить приказъ его высочества.

   Маргарита поклонилась нѣсколько гордо, но кокетливо и приказала ѣхать домой...

   Но въ эту минуту, когда ея два лакея лѣзли на запятки, а лошади не успѣли еще двинуться, въ воротахъ тихо показалась грустная фигура юноши рядового. Глянувъ въ окно кареты, онъ ахнулъ на всю улицу и даже чуть руками не всплеснулъ... Карета быстро отъѣхала и всѣ обернулись на этотъ отчаянный крикъ...

   - Чего ты орешь, порося! выговорилъ Квасовъ, подступая къ племяннику, который стоялъ, какъ пораженный громомъ.- Тутъ графиня Скабронская, а онъ оретъ, какъ баба на базарѣ!

   - Ахъ, дядюшка!.. задохнулся Шепелевъ въ отвѣтъ на слышанное и, ухватившись за Квасова. перемѣнился въ лицѣ.

   - Ну такъ, такъ... Говорилъ я тебѣ, что ты застудился. Иди, иди! Ахъ ты Господи! Помертвѣлъ вѣдь! воскликнулъ Квасовъ.- A еще спорилъ все - не хворъ! Аль захватило подъ душкой?.. Иди, водички испей. A то снѣгомъ потрись! захлопотался струхнувш³й Квасовъ, поддерживая племянника.

   Всѣ офицеры давно вошли въ казарму, толкуя объ удивительномъ приказѣ принца, никѣмъ неожиданномъ прощен³и да еще вдобавокъ привезенномъ на ротный дворъ извѣстной красавицей въ столицѣ.

   Квасовъ тотчасъ повелъ племянника въ квартиру и дорогой, ради разсѣян³я, толковалъ ему о графинѣ Маргаритѣ, извѣстной красавицѣ Питера, и о прощен³и буяновъ Орловыхъ. Юноша немного оправился дома, сѣлъ на свою кровать, но забылъ и думать объ учен³и и экзерциц³и, а думалъ только о ней и повторялъ услышанное чужеземное имя.

   - О-охъ! изрѣдка вздыхалъ онъ все еще блѣдный.

   - То-то!.. Подъ душкой? A говорилъ - не хворъ! приставалъ Квасовъ.- Вѣдь подъ душкой хватило, а?..

   - Подъ душкой, дядюшка, подъ душкой. Вотъ ужь въ самое-то сердце хватило!... грустно шутилъ юноша со слезами на глазахъ.- Какъ ножомъ рѣзнуло.

   - А? Знаю, знаю, у меня это смолоду бывало!...

   - У васъ?! Охъ, нѣтъ. У васъ эдакого не бывало; дядюшка... Это, это... хоть умирать.

   И Шепелевъ вдругъ легъ на постель и умышленно отвернулся отъ дяди лицомъ къ стѣнѣ.

   Квасовъ вышелъ съ мыслью:- соснетъ часокъ, отпуститъ его малость!

   A Шепелевъ долго лежалъ, не двигаясь и вспоминая....

   Сколько дней и ночей на этой самой кровати продумалъ онъ о своемъ незнакомцѣ-офицерѣ, встрѣченномъ въ оврагѣ, т. е. о той красавицѣ, которая спасла его отъ грабителей, довезла до города, пригрозилась ее не узнавать, даже забыть о ней... И, съ каждымъ днемъ, Шепелевъ все больше и чаще думалъ о ней... И во снѣ неотступно преслѣдовала она его въ сновидѣн³яхъ... Богъ вѣсть почему! И только за одно разсужден³е ухватился юноша: онъ убѣдилъ себя, что эта красавица, ѣздящая ночью за городъ въ мужскомъ платьѣ, одна изъ кучки женщинъ иностранокъ самаго дурного поведен³я, которыя недавно пр³ѣхали въ столицу изъ Швец³и. Квасовъ однажды разсказалъ это ему и прибавилъ, что эти продажныя красавицы - пьяницы, драчуньи, воровки и только развѣ нѣмцу дороги да милы могутъ быть!

   "Ну вотъ, она навѣрно одна изъ этихъ!" утѣшалъ себя постоянно юноша и отъ этого утѣшен³я ему почему-то становилось съ каждымъ днемъ еще хуже и больнѣе на сердцѣ. Между тѣмъ, молодой малый наивно не догадывался и не понималъ, думая о незнакомкѣ и день, и ночь, что онъ, не смотря ни на что, просто безъ памяти влюбленъ въ нее. Вдобавокъ влюбленъ безъ надежды когда либо увидѣть ее, узнать навѣрное, кто она, убѣдиться, наконецъ, стоитъ ли она его ежечасныхъ помысловъ... Можетъ быть она - низкая тварь!!..

   "Графиня Маргарита Скабронская!!" глухо, съ отчаян³емъ шепталъ онъ теперь въ стѣну, отвѣчая себѣ этимъ именемъ на всѣ долг³я сомнѣн³я.

   И вдругъ ему показалось, что онъ умираетъ...

   "Вотъ, вотъ, сейчасъ! И духъ вонъ!"

   Но смерть, разумѣется, и не помышляла идти къ нему! Зато любовь, юношеская, первая, слѣпая, огневая, бурная, иногда убивающая... пришла и свалила молодца сразу!!...

   Въ то же время въ ротной казармѣ былъ настоящ³й содомъ. Орловы, конечно, не ушли тотчасъ изъ мѣста своего заключен³я, а послали за виномъ въ трактиръ, и въ большой горницѣ, гдѣ хранилась аммуниц³я, началось угощен³е всѣхъ офицеровъ. Даже флигельмановъ и болѣе любимыхъ рядовыхъ угощали по семейникамъ.

   Чрезъ часъ офицерская компан³я была какъ въ туманѣ...

   Главный виновникъ торжества, старый дядька, хотѣлъ съ самаго начала скрыться, но его поймали, поили, качали и наконецъ додумались... Поставили кресло на большой столъ и посадили въ него старика, а кругомъ пошелъ хороводъ. Кто на нѣмецк³й ладъ выступалъ, кто на русск³й, кто казачка, а кто минуэтъ... Агаѳонъ, опасаясь ежеминутно слетѣть со стола внизъ головой, нѣсколько разъ порывался улизнуть, но Алексѣй Орловъ караулилъ его зорко и при малѣйшемъ движен³и, дядьки вскрикивали:

   - Цыцъ!.Не смѣть, Ѳоѳошка! Сиди!...

  

  

  

   Зимн³й дворецъ, въ которомъ за все свое царствован³е живала въ Петербургѣ императрица Елизавета, былъ маленьк³й, на половину деревянный, старый и даже ветх³й. Новый великолѣпный дворецъ, каменный и обширный, былъ уже давно готовъ, но государыня, постоянно хворавшая въ послѣднее время, суевѣрно не рѣшалась переходить въ него. Послѣдн³е мѣсяцы жизни она не находила себѣ мѣста въ старомъ деревянномъ дворцѣ, переходила спать почти каждую ночь изъ одной комнаты въ другую, какъ будто ей было тѣсно въ немъ, но о переходѣ въ новое здан³е не смѣлъ никто и заикнуться.

   Одною изъ первыхъ заботъ вновь вступившаго на престолъ императора было, конечно, поскорѣе окончательно отдѣлать новое жилище и какъ можно скорѣе перейти въ него.

   Наконецъ, въ половинѣ великаго поста, новый дворецъ былъ совершенно отдѣланъ и меблированъ, а въ старомъ деревянномъ начались сборы, переноска и перевозка вещей. Во многихъ комнатахъ мебель была уже не на мѣстахъ, картины сняты со стѣнъ.

   Въ тотъ самый день, когда иноземка графиня Скабронская выручила изъ бѣды братьевъ Орловыхъ, въ большой тронной залѣ дворца сидѣла на креслѣ около отворенной форточки красивая женщина вся въ черномъ и въ странномъ уборѣ на головѣ. Этотъ уборъ, черный суконный съ бѣлыми нашивками подъ крепомъ, полушляпа, получепецъ, плотно облегалъ ея голову и низко проходилъ черезъ лобъ, на половину закрывая его. Было что-то странное, строгое, даже мрачное въ этомъ уборѣ и во всей ея одеждѣ. Лицо ея было тоже строго, печально.

   Не смотря на зимн³й морозный день, на холодныя струи вѣтра, врывавш³яся въ открытую настежь форточку, она изрѣдка поднимала голову и жадно вдыхала въ себя холодный воздухъ, какъ будто ей было душно въ этой залѣ.

   Вокругъ нея по всѣмъ стѣнамъ стояли уже снятые царск³е портреты. Ближе къ ней на полу и на стульяхъ стояло болѣе десятка различныхъ портретовъ покойной императрицы. Мног³е изъ нихъ были неокончены, друг³е едва начаты, на нѣкоторыхъ было сдѣлано одно лицо, а остальное оставалось начерченнымъ карандашемъ и углемъ по бѣлому нетронутому полотну.

   Всѣ эти портреты были сдѣланы за послѣдн³е мѣсяцы жизни императрицы. Она предвидѣла будто, что дѣлается ея послѣдн³й портретъ, и ни однимъ не оставалась довольна. Два живописца напрасно старались удовлетворить ея прихотливымъ требован³ямъ.

   Женщина въ черномъ уборѣ - новая императрица, Екатерина Алексѣевна. Она пришла теперь въ эту залу, гдѣ случалось ей часто, но уже давно, проводить веселые вечера и безпечно танцовать до полуночи. Зала эта была полна для нея самыхъ пестрыхъ воспоминан³й, преимущественно свѣтлыхъ, дорогихъ. Она пришла сюда выбрать для себя лучш³й портретъ покойной, которую не очень любила, но при которой положен³е ея было далеко не такъ тягостно, какъ теперь. Она хотѣла было выбрать тайкомъ одинъ изъ портретовъ и скорѣе унести его къ себѣ, но эта зала, пустая, угрюмая, полуосвѣщенная отъ спущенныхъ сторъ, которыя приготовились снимать, остановила ее. Эта зала, вдругъ, будто глянула ей въ душу, будто заговорила съ ней, будто сказала ей то слово, отъ котораго все ея прошлое возстало передъ ней живое, милое, лучезарное....

   Много свѣтлыхъ образовъ, много разныхъ событ³й воскресло вдругъ и быстро понеслось пестрой чередой надъ ея опущенной головой въ странномъ траурномъ уборѣ. Поневолѣ и она унеслась мыслью, еще далѣе, въ свое прошлое. И вся жизнь ея съ младенчества явилась передъ ней.

   Вспомнилась ей маленькая дѣвичья комнатка съ однимъ окномъ въ намѣстническомъ дворцѣ въ Штетинѣ. Внизу, среди небольшой площади неправильнаго очертан³я, въ родѣ трехугольника, стоитъ и вѣчно брызжетъ древн³й фонтанъ. Нѣсколько миѳологическихъ фигуръ переплелись съ какими-то большими рыбами и хвостатыми уродами. Къ этому фонтану ежедневно въ извѣстные часы сходятся съ кувшинами городск³я дѣвушки и всегда, установивъ ихъ кругомъ подъ серебристыми струями, забываютъ объ нихъ въ бесѣдахъ, или шаловливыхъ играхъ и шуткахъ.

   И эта площадь, гдѣ всюду виднѣются гранитные готическ³е порталы, колонны, карнизы, гдѣ высится изящная колокольня, легкая и вся сквозная, будто изъ сѣраго кружева, и этотъ фонтанъ, тоже сѣрый, мокрый, вѣчно обрызганный водой,- все это, хотя дальнее, но ясное и на вѣки родное ей воспоминан³е.

   Сколько разъ она, принцесса, запертая день и ночь въ этомъ скучномъ домѣ, именуемомъ дворцомъ, завидовала городскимъ дѣвушкамъ. Какъ ей самой подчасъ тоже хотѣлось бы взять кувшинъ, пойти къ этому фонтану, тоже порѣзвиться, побѣгать съ ними, послушать всяк³е толки и пересуды. Часто эта молодежь окружала какого-нибудь знакомаго, мимо идущаго остряка, который, видя кучку молодыхъ красавицъ, охотно завернетъ къ этому фонтану и смѣшитъ ихъ въ продолжен³и цѣлаго часа разными шутками и прибаутками. Иной разъ, наоборотъ, сѣдая ворчливая старуха, иногда злая полувѣдьма съ клюкой, проходя мимо, тоже приблизится къ фонтану и не можетъ упустить удобнаго случая разбранить столпивш³йся рой молодыхъ дѣвушекъ. Ихъ веселый хохотъ, ихъ рѣчи, журчащ³я точно также, какъ и эти серебристыя струи фонтана, будто оскорбили старуху и она съ хрипливымъ воплемъ идетъ на нихъ, замахиваясь клюкой, и кричитъ, и грозитъ, и проклинаетъ! Но только звонк³й веселый, счастливый хохотъ отвѣчаетъ ей на всѣ проклят³я.

   Тысячи разь видала она это изъ своего окна. Всѣ воспоминан³я дѣтства сводятся къ этому фонтану и къ этой площади, и за это теперь она любитъ ихъ....

   Она знала уже тогда, что ей не суждено прожить вѣчно въ этомъ домѣ, что въ ранней юности она будетъ уже отдана замужъ куда-нибудь далеко, за какого-нибудь германскаго принца. И невольно желала она этого, потому что жизнь здѣсь тянулась скучно, однообразно. Не было ни радостей, ни горя, ни заботъ, и давящее сердце будничное затишье заставляло подчасъ желать чего либо, хотя бы и печальнаго, хотя бы и грознаго, лишь бы перемѣнился этотъ унылый, душу мертвящ³й строй жизни. Пускай будетъ гроза! Лишь бы очистила воздухъ, позволила бы дышать свободно.

   Изъ всей этой жизни въ продолжен³и четырнадцати лѣтъ остались въ памяти ея лишь два или три особенныхъ случая, о которыхъ стоило вспомнить. Одинъ изъ нихъ, близко, лично касавш³йся до нея, особенно остался въ памяти.

   Въ домѣ отца появился однажды дряхлый старецъ, пользовавш³йся извѣстностью чуть не по всей Герман³и, какъ святой мужъ и праведникъ, которому народная молва приписывала пророческ³й даръ. Ее, дѣвочку лѣтъ двѣнадцати, привели въ гостиную, гдѣ сидѣлъ старецъ въ священническомъ одѣян³я. Она со страхомъ и трепетомъ подошла къ нему, подводимая матерью. Онъ глянулъ на нее своими большими строгими глазами, положилъ ей руку на голову и сказалъ нѣсколько словъ, которыхъ она сразу не поняла, но которыя тѣмъ не менѣе напугали ее. Потомъ, впослѣдств³и, ея мать часто вспоминала сказанное старикомъ, и крѣпко вѣровала въ пророчество праведника, и упорно ожидала, что оно сбудется. Старикъ въ темныхъ выражен³яхъ проговорилъ, что видитъ на дѣтской головкѣ три короны и въ томъ числѣ одну большую, цесарскую. Предсказан³е это, часто вспоминаемое въ домѣ, разумѣется, глубоко запало въ душу умной дѣвочки; скоро она сама стала вѣрить въ него и ожидать.

   И, наконецъ, однажды, когда ей было уже около пятнадцати лѣтъ, мать, ничего не объясняя ей, стала собираться въ далек³й путь.

   Скоро онѣ очутились въ Берлинѣ при дворѣ суроваго, некрасиваго короля Фридриха, а затѣмъ двинулись дальше. И умная, смѣлая, уже честолюбивая дѣвушка-ребенокъ знала, что ее везутъ въ далекую, полудикую землю, вѣчно заваленную такими снѣгами, какихъ не бываетъ на родинѣ. Въ этой далекой чужбинѣ предстоитъ ей выйти замужъ, и тамъ будетъ она современемъ императрицей громадной страны.

   Дорога изъ Берлина на Кенигсбергъ, Митаву и Петербургъ продолжалась довольно долго, но послѣ уединенной и однообразной жизни въ Штетинѣ она рада была новымъ мѣстамъ, новымъ лицамъ. Вдобавокъ, здѣсь въ первый разъ, на пути въ эту невѣдомую землю, она какъ-то, незамѣтно для самой себя, вдругъ увидѣла, почувствовала, что она сдѣлалась главнымъ дѣйствующимъ лицомъ. Во всѣхъ городахъ по дорогѣ, которые казались ей все-таки менѣе чуждыми, чѣмъ она ожидала, кругомъ слышалась та же родная рѣчь; всюду дѣлались пышныя встрѣчи, давались празднества, гремѣла музыка и всюду нареченная невѣста наслѣдника престола была, конечно, главнымъ лицомъ, на которомъ сосредоточивались вниман³е, радуш³е, заботливость и предупредительность всѣхъ.

   Въ Митавѣ встрѣтилъ поѣздъ принцессы высланный впередъ русской императрицей камергеръ Нарышкинъ и его почтительное вниман³е и заботливость въ пути до Петербурга особенно сосредоточивались на ней, а не на ея матери.

   Въ этомъ пути прежде всего поразили юную принцессу странные экипажи, въ которыхъ весь поѣздъ двигался по необозримымъ снѣжнымъ равнинамъ. Это были длинныя и узк³я сани, обитыя краснымъ сукномъ, въ которыхъ днемъ помѣщалось съ ними человѣкъ по восьми и десяти, а на ночь всѣ уходили въ друг³я сани, а имъ двумъ устраивали постели. Обѣихъ принцессъ закрывали цѣлыми кучами мѣховъ и только одни лица ихъ оставались незакрытыми. Шесть, а иногда восемь лошадей, впряженныя въ эти сани, мчали ихъ почти постоянно вскачь.

   Въ февральск³я, туманныя, но теплыя сумерки въѣхали онѣ, наконецъ, въ Петербургъ. Пестрая толпа придворныхъ встрѣтила ихъ въ небольшомъ итальянскомъ дворцѣ и, не смотря на усталость, тотчасъ былъ назначенъ пр³емъ, было представлен³е гостей, былъ длинный, скучный и чопорный обѣдъ. Но такъ какъ императрица и наслѣдникъ были въ Москвѣ, то на другой же день пришлось снова пускаться въ путь, такой же далек³й и трудный, и снова скакать въ такихъ же саняхъ.

   И вотъ здѣсь въ первый разъ увидала она много новаго, много схожаго съ тѣмъ, что разсказывалось ей передъ отъѣздомъ. Родная рѣчь уже не слышалась кругомъ; по дорогѣ изрѣдка попадались убог³я черненьк³я деревушки и каждая изъ нихъ казалась большимъ чернымъ пятномъ среди необозримой сахарно-бѣлой равнины. И тутъ на привалахъ услышала она близко мудреную рѣчь, увидала людей въ какихъ-то замазанныхъ шкурахъ и первыя три слова русскихъ, которыя подхватила и заучила она, были "мужикъ", "сарафанъ", "дуга"... И этотъ сѣрый людъ, который попадался все больше на пути, не возбудилъ въ ней того чувства отвращен³я, съ которымъ относилась въ нимъ ея мать, а напротивъ, чувство жалости къ нимъ проникло сразу въ ея душу и глубоко запало въ ней. Эта невѣдомая, снѣжная, унылая, будто мертвая страна, по которой безъ конца двигались онѣ въ уродливыхъ длинныхъ саняхъ, не пугала ее. Ко всему чутко прислушивалась она кругомъ, ко всему внимательно, сердцемъ приглядывалась. Этотъ сѣрый, будто не умытый людъ на всѣхъ привалахъ окружалъ со всѣхъ сторонъ сани, изъ которыхъ она выходила или въ которыя садилась при отъѣздѣ, и всюду она видѣла на этихъ лицахъ, въ ихъ глазахъ - одно добродуш³е и ласку. Однажды, уже подъ самой Москвой, на одной изъ станц³й, въ ту минуту, когда она усаживалась въ неуклюж³я сани, произошелъ простой, но памятный ей случай. Старая женщина, худая, вся обмотанная дырявою одеждой съ грязными клочьями, вдругъ выступила изъ окружавшей ихъ толпы, приблизилась къ ней и, бормоча на распѣвъ, какъ-то странно замотала надъ ней рукою. Принцесса-мать перепугалась, боясь колдовства, но ей объяснили, что женщина, узнавъ, кто такая проѣзжая, и желая ей добраго пути, перекрестила ее три раза. Долго помнила дѣвушка эту старуху, ея добрые глаза, ея добрую, пѣвучую рѣчь, и долго жалѣла, что не могла понять словъ.

   И, наконецъ, однажды, какъ въ одной сказкѣ, онѣ остановились у красиваго дворца среди лѣса. Здѣсь встрѣтили ее русская императрица и женихъ. И ей, ожидавшей увидѣть большой, веселый, красивый городъ, странною показалась эта встрѣча среди лѣса, покуда не узнала она, что это Петровск³й дворецъ, находящ³йся въ окрестностяхъ древней столицы.

   Въ этотъ же день, послѣ безконечныхъ бесѣдъ, среди шумной, пестрой, многочисленной толпы придворныхъ, поздно вечеромъ, засыпая и едва чувствуя себя отъ усталости, она невольно повторяла мысленно то, что вынесла изъ этой встрѣчи:

   - Какая она добрая! Какъ онъ дуренъ!

   И ночью, проснувшись отъ какого-то шума въ сосѣдней комнатѣ, придя въ себя, она вдругъ вспомнила, что очутилась далеко отъ своей родины, далеко отъ милой площади съ брызжущимъ вѣчно фонтаномъ. Снова вспомнивъ о двухъ лицахъ, которыя встрѣтила она наканунѣ и съ которыми придется теперь вѣкъ свѣковать, она снова шепнула то же самое:

   - Да, она добрая.... Но какъ онъ дуренъ!!..

  

  

   Соф³я-Фредерика-Ангальтъ-Цербстъ съ матерью своей, принцессой ²оанной-Елизаветой, въѣхала въ Росс³ю въ февралѣ 1744 года.

   Первое время пребыван³я въ чужой странѣ, среди чужой обстановки и рѣчей на неизвѣстномъ языкѣ, было трудное и грустное для пятнадцатилѣтней дѣвочки. Тѣмъ болѣе было мудрено ей, что мать родная была ей не въ помощь; напротивъ, дочь должна была постоянно выпутывать ее изъ всякаго рода затруднен³й и неосторожныхъ поступковъ.

   Елизавета Цербстъ всегда была пустой, мелочной и совершенно безтактной женщиной. Вдобавокъ, она была на столько же ограниченная женщина, на сколько самоувѣренная и упрямая. По пр³ѣздѣ въ Москву, благодаря ласковому обращен³ю съ ней императрицы и почтительному отношен³ю къ ней всего двора, у принцессы Елизаветы немного закружилась голова. Она вообразила себѣ, что, будучи матерью невѣсты наслѣдника престола, она призвана теперь играть вл³ятельную роль въ Росс³и. На весь дворъ и все общество Елизавета стала смотрѣть свысока, сочтя себя нравственно и умственно выше всѣхъ этихъ варваровъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, она стала обращаться особенно любезно со всѣми представителями иностранныхъ державъ, завела съ ними тѣсныя отношен³я и начала заниматься высшими политическими вопросами, т. е. интриговать, переписываться съ Фридрихомъ и, конечно, сплетничать. Съ дочерью она всегда обращалась рѣзко и деспотически, здѣсь же стала еще больше преслѣдовать ее за всякую мелочь. Не прошло мѣсяца, какъ всѣ отъ всей души любили молоденькую принцессу и ненавидѣли тоже отъ всей души ея мать.

   Вскорѣ послѣ пр³ѣзда ихъ въ Москву, императрица отправилась говѣть къ Троицѣ; близк³е ей люди послѣдовали за ней, а дворецъ почти совершенно опустѣлъ, потому что оставленные при двухъ принцессахъ сановники и служители тотчасъ самовольно отлучились по своимъ дѣламъ или вотчинамъ. Принцесса-мать, ни слова не понимая по-русски, разъѣзжала по гостямъ на обѣды и вечера, разыгрывая великую особу, и просиживала цѣлые дни въ гостяхъ у людей, съ которыми не могла сказать ни слова, по незнан³ю ими ни французскаго, ни нѣмецкаго языка.

   За это время принцесса Соф³я, вставая со свѣчкой до зари, садилась тотчасъ же за тетрадки и за книжки своего новаго учителя, Симона Тодорскаго, и учила уроки закона Божьяго и русскаго языка. Послѣ недостаточно отопляемаго зимою дома отца своего ей казалось особенно хорошо, тепло и даже жарко въ ея натопленныхъ комнатахъ. Поэтому она часто, съ утра до обѣда просиживая у себя одна одинехонька, позволяла себѣ не одѣваться и ходить босикомъ по полу.

   Однажды утромъ она почувствовала себя дурно, а къ вечеру была уже въ постели и страшное воспален³е въ боку продержало ее двадцать семь дней между жизн³ю и смертью. Собравш³еся русск³е доктора хотѣли было лѣчить принцессу, но мать ея объявила, что не позволитъ ничего ей дать, ничего сдѣлать, такъ какъ она убѣждена, что дочь ея непремѣнно уморятъ русской медициной.

   За нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ, родной братъ принцессы Цербстской, будучи женихомъ Елизаветы Петровны, тогда еще цесаревны, заболѣлъ точно также вдругъ и скончался черезъ нѣсколько дней. Принцесса была убѣждена, что его тогда умышленно уморили русск³е доктора. Теперь она сѣла у постели больной дочери на стражѣ, ничего сама не предпринимала и другимъ не позволяла до нея дотрогиваться.

   Императрицѣ дали знать въ Троицу и она тотчасъ прискакала. Принцессу Елизавету силкомъ отвели отъ постели, чуть не заперли въ другой горницѣ, и принялись лѣчить кровопускан³ями опасно простудившуюся дѣвушку.

   Быть можетъ, судьба послала эту болѣзнь на ея счаст³е.

   Въ первый же разъ, какъ больная пришла въ себя и сознательно оглянулась, у нея, по просьбѣ матери, спросили: не желаетъ ли она повидаться съ протестантскимъ пасторомъ и побесѣдовать. Молоденькая принцесса отвѣчала, что подобная бесѣда была бы ей очень пр³ятна, но что она желаетъ не пастора, а своего законоучителя, отца Тодорскаго.

   Императрица за эти слова обняла больную, нѣжно расцѣловала ее. И этотъ отвѣтъ молоденькой чужеземки облетѣлъ скоро всю Москву и чуть не всю Росс³ю.

   Главное лечен³е именно состояло, по обычаю, въ кровопускан³и. Когда пришлось въ четвертый или пятый разъ, по мнѣн³ю докторовъ, пускать кровь, то у больной спросили: не чувствуетъ ли она себя слишкомъ слабою и Какое ея личное мнѣн³е о новомъ кровопускан³и.

   - Побольше, побольше выпускайте, улыбаясь, отвѣчала больная.- Выпустите ее всю! Вѣдь это нѣмецкая кровь. Я за то, поправясь, наживу здѣсь другую, та ужь будетъ настоящая - русская.

   И этотъ отвѣтъ снова привелъ въ восторгъ императрицу, дворъ и всю Москву, и все росс³йское дворянство. Мног³е, живш³е вдали, по вотчинамъ, узнали это изъ писемъ родственниковъ и пр³ятелей.

   Наконецъ, когда она уже выздоравливала, то около нея сажали разныхъ придворныхъ дамъ на дежурство и неотлучно у постели сидѣла одна изъ главныхъ болтушекъ и сплетницъ, Румянцова.

   Принцесса взяла привычку лежать въ постели съ закрытыми глазами, а быть можетъ и въ самомъ дѣлѣ хитрая дѣвушка умышленно притворялась спящей. И въ продолжен³и многихъ дней, прислушиваясь къ шепоту и пересудамъ женщинъ, ее окружавшихъ, она узнала все, что только можно было узнать про императрицу, дворъ, придворныя парт³и, интриги и всевозможныя семейныя истор³и. Когда принцесса выздоровѣла, то все и всѣ были ей такъ же знакомы, какъ если бы она уже годъ или болѣе жила въ Росс³и. Она узнала, кто и что Разумовск³е, Шуваловы, Бестужевъ, Шетарди, Лестокъ и т. д. Между прочимъ, она узнала, что при дворѣ образовались двѣ парт³и даже по поводу ея пр³ѣзда. Одна парт³я желала ея брака съ наслѣдникомъ престола, другая же изъ силъ выбивалась, чтобы женить Петра Ѳедоровича на саксонской принцессѣ Мар³аннѣ. Во главѣ послѣдней былъ Бестужевъ. Принцесса узнала, что во время болѣзни, когда она была наиболѣе въ опасности, противная ей парт³я ликовала и, тайно отъ государыни, два курьера уже поскакали въ Саксон³ю. Если бы она умерла, то не только при дворѣ русскомъ многое пошло бы иначе, но даже въ европейскихъ дѣлахъ первой важности совершился бы извѣстный переворотъ, друг³е союзы и разныя дипломатическ³я осложнен³я.

   Лѣтомъ совершился въ Москвѣ, съ большой пышностью, переходъ въ православ³е нареченной невѣсты, и принцесса Соф³я-Фредерика стала "благовѣрной великой княжной Екатериной Августовной". Спустя нѣкоторое время было совершено и торжественное обручен³е въ томъ же московскомъ Кремлѣ, и она стала именоваться Екатериной Алексѣевной.

   Бракосочетан³е отлагалось до конца года, но въ ноябрѣ мѣсяцѣ велик³й князь заболѣлъ корью, затѣмъ немного поправился, но на пути изъ Москвы въ Петербургъ, въ Хотиловѣ, заболѣлъ снова самой сильной оспой. Болѣзнь его продолжалась долго и была настолько серьезна, что могла лишить императрицу наслѣдника престола.

   Великую княжну, у которой не было оспы, не только не допустили къ жениху, но увезли поскорѣе въ Петербургъ. Когда, спустя пять мѣсяцевъ, она снова увидѣла своего нареченнаго, то невольно смутилась и затѣмъ, убѣжавъ къ себѣ въ горницу, даже поплакала. Велик³й князь, который и прежде былъ некрасивъ, теперь, послѣ оспы, подурнѣлъ еще болѣе. Правда, онъ немножко выросъ или вытянулся, но при этомъ еще болѣе похудѣлъ; лицо его распухло, скулы выпятились, глаза казались еще меньше и обѣ щеки были покрыты сине-багровыми пятнами и бороздками.

   Однако, двадцать перваго августа совершилось бракосочетан³е и десять дней праздновалъ Петербургъ это событ³е.

   Первые дни послѣ брака велик³й князь почти-что не видалъ въ глаза молодой жены, ибо иныя два событ³я въ его жизни были для него гораздо важнѣе. Отъ него, наконецъ, взяли ненавистнаго воспитателя, деспота Брюммера, и, кромѣ того, позволили ему носить всяк³й мундиръ, какой бы онъ ни пожелалъ. Поэтому молодой человѣкъ на радостяхъ по-десяти разъ на день переодѣвался въ разные мундиры, а съ другой стороны, свободный совершенно, въ своихъ горницахъ, гдѣ властвовалъ до тѣхъ поръ Брюммеръ, тотчасъ завелъ свору собакъ и проводилъ время съ бичемъ въ рукѣ. Вмѣстѣ съ этимъ, черезъ недѣлю послѣ брака, молодая женщина, найдя мужа грустнымъ, внезапно услыхала отъ него искреннюю исповѣдь, что онъ безъ памяти влюбленъ давно въ фрейлину Каръ. Затѣмъ еще черезъ нѣсколько времени велик³й князь снова опасно заболѣлъ и пролежалъ цѣлую осень въ постели.

   Со дня своего брака до минуты смерти императрицы, пр³ѣхавшая въ Росс³ю шестнадцатилѣтней дѣвушкой и достигшая тридцати четырехъ лѣтъ, за всю эту жизнь могла упомнить только три особенно крупныя и выдающ³яся событ³я. Отъѣздъ или лучше сказать изгнан³е ея матери изъ Росс³и было первымъ событ³емъ для нея. Принцесса неосторожно завела при дворѣ русскомъ цѣлую интригу и даже дошла до того, что стала тайно сноситься съ иностранными кабинетами, усердно озабочиваясь судьбою росс³йскаго государства. Екатерина Алексѣевна поплакала, конечно, при отъѣздѣ матери, но не особенно... Она не знала, что болѣе никогда за всю свою жизнь не увидитъ ее, а что когда сдѣлается императрицей,