Салиас Евгений Андреевич - Петербургское действо

лѣтъ позднѣе между Чухонскимъ Ямомъ и Петербургомъ долженствовало воздвигнуться Таврическому дворцу. Мѣсто это было не хорошее. Тутъ всегда водились головорѣзы.

   День былъ ясный, тих³й и морозный, и хотя юноша шелъ быстрой походкой, однако сильно озябъ и радъ былъ, завидя домъ.

   Пройдя дворъ и поднимаясь уже на большое крыльцо дома, Шепелевъ увидалъ кучку людей направо у флигеля, гдѣ помѣщались погреба, молочные скопы, клѣти для птицъ и вообще всяк³я принадлежности дома. Среди этой столпившейся кучки онъ узналъ по стройному стану и по шубкѣ старшую княжну. Въ ту же минуту кучка двинулась къ нему. Княжна узнала его и издали кивнула ему головой. Онъ остановился и дождался.

   Когда некрасивая княжна приблизилась со своей свитой, состоящей изъ бабы птичницы, казачка Степки, лакея Трофима и еще двухъ женщинъ, то Шепелевъ увидѣлъ въ рукахъ птичницы бѣлаго пѣтуха.

   - Здравствуйте, тихо сказала княжна, улыбаясь и какъ бы смущаясь.

   - Что это вы, княжна, по такому морозу на дворѣ дѣлаете? сказалъ Шепелевъ.- Сидѣть бы дома.

   - Я и не собиралась было выходить, да несчастье случилось.

   - Что такое?

   - Да вотъ... бѣдный этотъ бѣлячекъ ножку сломалъ, показала она на пѣтуха, который въ рукахъ бабы какъ-то глупо вытягивалъ шею и таращилъ желтые глаза.

   Шепелевъ разсмѣялся, глядя на княжну и пѣтуха. Птичница и казачокъ тоже усмѣхались за спиной барышни.

   - Чему-жъ вы это, Дмитр³й Дмитричъ? укоризненно выговорила Василекъ.

   - Вы сказываете, несчаст³е...

   - Что-жъ, для него разумѣется несчаст³е. Тоже созданье Божье и чувствуетъ...

   - Что онъ чувствуетъ?.. Его и рѣжутъ когда на жаркое, такъ онъ кричитъ не отъ боли, а отъ того, что за голову ухватили. Посмотрите, нѣшто видно по его дурацкимъ глазамъ, что у него нога сломана?

   - Что не видать ничего по глазамъ, такъ стало и нѣтъ ничего внутри? странно спросила княжна.

   - Вѣстимо нѣтъ, смѣялся Шепелевъ.

   - Ну, ужь вы... махнула она рукой.- Входите-ко. Свѣжо. Нашихъ дома нѣтъ. Со мной одной посидите, дѣлать нечего.

   - Очень радъ. Я съ вами бесѣдовать люблю, отозвался Шепелевъ.

   Они вошли въ домъ.

   - Это сказать такъ легко, снова заговорила княжна, поднимаясь по лѣстницѣ.- Въ душѣ его, т. е. въ немъ-то самомъ, внутри его, Богъ вѣсть что. Хоть и птица онъ, малая и глупая, а, поди, страждетъ не хуже человѣка. Мало-ль чего, Дмитр³й Дмитричъ, не видно по глазамъ, а внутри болитъ, да ноетъ, Да щемитъ тяжко... И княжна вдругъ прибавила веселѣе:- Ну, да вѣдь, вы, съ сестрой, люди молодые, горя и болѣзней не видѣли, такъ какъ же вамъ и судить, коли не по наружности человѣческой.

   Княжна Василекъ причисляла себя къ старымъ людямъ, испытавшимъ... И дѣйствительно, болѣзнь, ее изуродовавшая, и горе по безвозвратно утраченной красотѣ - это жгучее горе, въ которомъ какъ въ горнилѣ перегорѣло все ея нравственное существо - сдѣлали изъ нея уже чрезъ годъ послѣ болѣзни - далеко не ту дѣвушку, прежнюю хохотунью и затѣйницу.

   Они вошли въ прихожую. Княжна попросила молодого человѣка пройти въ гостинную, а сама хотѣла остаться на минуту въ передней съ людьми.

   - Я сейчасъ приду... .

   - Да что-жъ вы хотите дѣлать тутъ?

   - Пѣтуху ногу перевязать.... Анисья не съумѣетъ.... Я сейчасъ.

   Шепелевъ разсмѣялся опять.

   - Да вы лучше велѣли бы поскорѣе его зарѣзать. онъ еще годится.

   - И вы тоже съ тѣмъ же... Вотъ какъ и они всѣ.

   - Вотъ такъ-то и я сказываю боярышнѣ, вмѣшалась баба птичница.- Вязаньемъ ничего тутъ не сдѣлаешь. Въ одинъ день такъ похудаетъ, что кушать его господамъ нельзя будетъ. A коли сейчасъ его зарѣзать, то ничего.

   - Ну, ну, вздоръ все... закропоталась княжна.- Говорятъ тебѣ, не зарѣжу... Поди принеси тряпочекъ, палочекъ и нитокъ...

   - Такъ ужь и я лучше вамъ помогу, сказалъ смѣясь Шепелевъ и остался въ прихожей.

   Чрезъ минуту принесли тряпокъ и нитокъ изъ дѣвичьей. Трофимъ, насмѣшливо ухмыляясь и встряхивая головой, сталъ строгатъ можемъ изъ дощечки два крошечныхъ лубка.

   - Да вы только, княжна, разсудите! весело и убѣдительно приставалъ Шепелевъ, насмѣшливо взирая на стряпанье и хлопоты дѣвушки и видя одобрен³е своихъ словъ на всѣхъ лицахъ дворни.- Вѣдь вы не знаете какую птицу всяк³й день рѣжутъ вамъ къ столу... Такъ-ли?

   - Такъ, могли, стало-быть, скажете, и этого нынче зарѣзать?..

   - Ну да... Вѣдь его же, вылѣченнаго, когда-нибудь вы скушаете.

   - A какъ вы полагаете, заговорила княжна:- старый, къ примѣру, человѣкъ, да еще иной разъ злющ³й, да ехидный. захвораетъ вдругъ... Ему и безъ того житья, къ примѣру, не много мѣсяцевъ осталось. A его же злющаго знахари да лѣкаря лѣчутъ... A онъ тоже, все равно, умереть долженъ скоро.

   Шепелевъ не нашелся сразу что отвѣчать и дворня ужь глядѣла иначе на барышню. Лица ихъ говорили:- молодецъ, барышня.

   - Да вѣдь то человѣкъ! вдругъ горячо воскликнулъ юноша,- а то пѣтухъ.

   - Да мнѣ нешто трудно ему ногу-то перевязать! Ну полно вамъ насмѣшничать. Возьмите-ка лучше вотъ пѣтушка-то, да держите хорошенько, а мы съ Анисьей завяжемъ ему ногу... A вы ступайте по своимъ дѣламъ! приказала княжна людямъ.- Что прилѣзли, рады бездѣльничать?

   Шепелевъ взялъ пѣтуха въ руки, повернулъ его и сталъ держать. Люди разошлись, усмѣхаясь.

   Чрезъ десять минутъ пѣтуха съ обвязанной отлично ногой пустили на полъ. Княжна нагнулась и глядѣла, какъ онъ пойдетъ. Пѣтухъ ступалъ отлично на сломанную ногу, сдержанную обвязкой, и немедленно захлопавъ крыльями, крикнулъ на весь домъ...

   - Вотъ какъ, даже запѣлъ, бѣдный! воскликнула княжна; глаза ея, обращенные на Шепелева, чуть-чуть зас³яли тѣмъ свѣтомъ, который бывалъ въ нихъ въ минуты довольства.

   - A чрезъ недѣлю или тамъ чрезъ мѣсяцъ, его поваръ зарѣжетъ и отрѣжетъ ему обѣ ноги, и здоровую и больную.

   - Ну нѣтъ, теперь незарѣжутъ. И Василекъ налегла на слово: теперь.

   - Что-жъ, беречь будете? сказалъ юноша.

   - Да.

   - Потому, что онъ хуже другихъ, здоровыхъ?

   - Я его лѣчила... сказала она едва слышно. Голосъ ея спалъ и перешелъ въ шопотъ потому, что она лгала.

   "Ты его лѣчилъ со мной"! говорило въ ней, ей самой не вполнѣ понятное чувство.

   Да, этотъ красивый юноша, бывавш³й у нихъ часто, какъ нареченный женихъ ея сестры, заставлялъ безсознательно и сладко биться подъ часъ ея сердце. Когда, какъ, почему это случилось,- княжна Василекъ не знала. Она вдругъ недавно подмѣтила въ себѣ это, но не перепуталась, а только спрашивала себя:

   "Что это такое? Я будто его больше всѣхъ стала любить. A нешто дѣвицѣ съ мужчиной можно быть пр³ятелями. Вотъ когда женится, будетъ родней мнѣ, тогда можно будетъ намъ сдружиться, какъ брату съ сестрой. A теперь надо воздерживаться".

   Княжна велѣла Трофиму приготовить чай, и сама, нехотя, по чувству долга, прошла на нѣсколько времени въ свою горницу. Остаться сидѣть въ гостинной, съ глазу на глазъ съ молодымъ человѣкомъ въ отсутств³е тетки, было все-таки неловко и нехорошо. Люди могли осудить. Впрочемъ, не успѣла княжна поправить на себѣ косынку, пригладить волосы и перемѣнить теплые башмаки на комнатные, какъ на дворъ въѣхали больш³я сани.

   Затѣмъ раздался въ передней голосъ вернувшейся Пелагеи Михайловны.

   Прислушавшись и узнавъ голосъ тетки, которой она не ждала такъ рано, княжна Василекъ вдругъ тихонько вздохнула, будто украдкой даже отъ себя самой. Она о чемъ-то будто пожалѣла. Неужели о томъ, что ей не удалось побесѣдовать съ юношей наединѣ!?...

  

  

   Пелагея Михайловна, какъ всегда, ласково поздоровалась съ молодымъ человѣкомъ и хотя видѣла его дня за три передъ тѣмъ, но снова, какъ всегда, подробно разспросила: что новаго, какъ его здоровье и какъ живется-можется? Впрочемъ, на этотъ разъ ея разспросы оказались ненапрасными. Шепелевъ могъ разсказать ей цѣлую огромную любопытную истор³ю объ Орловыхъ, Котцау и принцѣ Георгѣ. О буйствѣ, въ которомъ подозрѣвали всѣ братьевъ Орловыхъ, уже зналъ весь Петербургъ, а поэтому знала и Пелагея Михайловна. Впрочемъ, въ нѣсколько дней, вся истор³я обогатилась такими подробностями, что Шепелеву пришлось горячо спорить съ Гариной. Такъ, напримѣръ, старая дѣвица слышала изъ вѣрнѣйшаго источника, что буяны обварили голову голштинца кипяткомъ, что у него вылѣзли волосы и лопнули глаза. Хотя Шепелевъ былъ свидѣтелемъ, видѣлъ самъ Котцау и божился Гариной, что все это вздоръ, Пелагея Михайловна повѣрила на половину. Не менѣе истор³и съ Котцау, заинтересовала Пелагею Михайловну истор³я съ самимъ Шепелевымъ въ кабинетѣ принца.

   A Василекъ, сидѣвшая за самоваромъ и наливавшая теткѣ и гостю чай, слушала повѣствован³е молодого человѣка, боясь проронитъ единое слово. Не спуская съ него своихъ чудныхъ глазъ, княжна чувствовала, какъ сладко замирало въ ней сердце. Она знала, что молодой человѣкъ не способенъ не только солгать или выдумать, но слова лишняго неправды никогда не прибавитъ ни въ чемъ. Выслушавъ весь разсказъ, Пелагея Михайловна прибавила нравоучительно:

   - Вотъ, голубчикъ ты мой, кабы зналъ ты по-нѣмецки, такъ, поди, что бы изъ этого могло выйдти. Протекц³онъ бы принца получилъ; а то вышла нелѣпица одна.

   - Ну нѣтъ, Пелагея Михайловна,- какъ-то даже обидчиво отозвался Шепелевъ:- не знаю я языка ихняго, да и знать не хочу. И прежде я нѣмцевъ не любилъ, а теперь они мнѣ совсѣмъ поганы стали. Всѣ они дармоѣды и нахалы!

   - Вотъ ужь правда истинная, шепнула тихонько изъ-за самовара Василекъ.

   - Я и сама не больно ихъ жалую, задумчиво произнесла Гарина, глядя передъ собой въ полу-сумракъ горницы.- Да что дѣлать коли безъ нихъ нельзя....

   И, допивъ свою чашку, она, по привычкѣ, перевернула ее вверхъ донышкомъ на блюдцѣ, что значило "довольно". Затѣмъ она встала, усѣлась на свое обычное мѣсто, въ большое кресло близъ печки, и взяла въ руки свою постоянную работу крючкомъ.

   Василекъ снова стала переспрашивать Шепелева о томъ-же приключен³и съ нимъ и съ какой-то страстью входила она въ малѣйш³я подробности. И менѣе важное, касавшееся молодого человѣка, всегда особенно интересовало ее, тѣмъ болѣе такой удивительный съ нимъ случай долженъ былъ взволновать ея кроткую и отзывчивую душу. Чувство обиды и оскорблен³я сказалось вновь въ словахъ Шепелева, когда онъ сталъ входить въ подробности своего разговора съ принцемъ, и это чувство мигомъ передалось Васильку. Она также, какъ и молодой человѣкъ, не съ разу могла найдти или уловить въ чемъ заключалась обида. Однако, ея женск³й разсудокъ скоро доисвался смысла во всемъ.

   - Вотъ это что, Дмитр³й Дмитричъ,- тихо, почти шепотомъ заговорила Василекъ, слегка нагибаясь къ нему черезъ столъ и безсознательно разглаживая руками свернутое аккуратно чайное полотенце.- Они всѣ говорятъ, что мы все одно, что татары как³е или мордва. Они, видите-ли, ученые люди; и англичане и французы тоже у нихъ ученые и имъ - свой братъ. A мы, русск³е, совсѣмъ не люди для нихъ, а такъ татарва какая-то. И не только смѣются они надъ нашимъ русскимъ языкомъ, а и надъ вѣрой нашей насмѣхаются, это я вамъ вѣрно сказываю.

   - Да, а небось лѣзутъ къ намъ,- чужую и ходячую фразу отвѣтилъ Шепелевъ.- Кто ихъ зоветъ, сами лѣзутъ. Дома-то у нихъ земли мало, хлѣба совсѣмъ нѣтъ; они изъ соломы да изъ отрубей хлѣбъ пекутъ себѣ. Вотъ дядя Акимъ Акимычъ сказываетъ, что процарствуй еще годковъ десять Лизавета Петровна, нѣмцевъ совсѣмъ-бы вывели и искоренили; а теперь пошло опять у насъ на старый ладъ. Не нынче-завтра закомандуетъ опять и Биронъ-кровоп³йца.

   - Что вы, какъ можно! Государь никакъ не допуститъ его къ управлен³ю. Онъ его такъ только выписываетъ изъ ссылки, чтобы Курлянд³ю ему опять предоставить. За него вашъ же принцъ Жоржъ очень хлопочетъ. Мнѣ братецъ говорилъ.

   - Нѣтъ, княжна, посмотрите, опять Биронъ властвовать будетъ. И экая обида, что не поколѣлъ онъ тамъ въ ссылкѣ!

   Василекъ сдѣлала сильное движен³е рукой и осмотрѣлась въ горницѣ.

   - Что вы это, Дмитр³й Дмитричъ! Вы не очень такъ говорите, избави Богъ! Вы вѣдь вотъ недавно пр³ѣхали изъ деревни, не знаете, что въ Питерѣ можетъ случиться. Вы будьте осторожнѣе, а особенно на словахъ будьте осторожны,- какъ разъ попадетесь. Я вотъ знаю, что бывало въ столицѣ: за всяк³я пустыя рѣчи инымъ вырѣзывали языкъ, клеймили, на каторгу ссылали, въ Сибирь.... Помилуй Богъ! подслушаетъ кто и донесетъ!

   И при этой мысли, что какое-нибудь подобное несчаст³е можетъ случиться съ молодымъ человѣкомъ, блѣдное лицо княжны побагровѣло. Шепелевъ, смотрѣвш³й въ эту минуту на нее, невольно подумалъ:

   - Вѣдь вотъ ты добрая, сердечная, а ужь какъ ты дурна-то!

   И онъ сталъ отчасти безсознательно разглядывать лицо княжны и мысленно повторялъ:

   - Да! Ужь какъ дурна-то!

   Женщина тотчасъ сказалась въ некокетливой дѣвушкѣ. Она сразу почувствовала и поняла и взглядъ молодого человѣка, и мысль его. Василекъ опустила глаза на бѣлую скатерть, подавила въ себѣ глубок³й вздохъ и сердце ея, какъ всегда, тихонько, но больно сжалось. Она предпочитала, чтобъ ей говорили объ ея лицѣ, ея прошлой болѣзни, тогда она могла похвастать - это единственно, чѣмъ она хвастала - своей прежней красотой и могла отнестись къ этому, Какъ Божьему наказан³ю, велѣнью судьбы. Но когда кто-нибудь молча засматривался на нее и ничего не говорилъ, не спрашивалъ, княжнѣ становилось особенно тяжело. Что касается до этого молодого человѣка, съ которымъ она такъ недавно познакомилась, котораго считала полу-родней и быстро полюбила, то его внимательный взглядъ на лицо ея всегда поднималъ у ней на сердцѣ особенно тяжелое и горькое чувство.

   Уже раза два или три случилось, что онъ всматривался въ нее такъ пристально и всегда послѣ бесѣды вдвоемъ. Какъ будто ему пришлось увлечься въ этой бесѣдѣ и вдругъ отрезвиться, вспомнить, что она такъ дурна и пожалѣть о нѣсколькихъ минутахъ ласковости и вниман³я къ ней. Шепелевъ вдобавокъ ни разу не спросилъ ни у нея, ни у тетки, ни у невѣсты, когда и какъ княжна Василекъ подурнѣла такъ страшно. Лицо ея само за себя объясняло все, а когда могло случиться это несчастье съ дѣвушкой, было Шепелеву совершенно безразлично.

   Василекъ поспѣшно встала, приказала убирать чай и вышла изъ комнаты, будто бы распорядиться по хозяйству.

   Шепелевъ прошелъ къ печкѣ и прижался къ ней спиной, не смотря на то, что она была страшно раскалена.

   - Что, зазябъ, что-ли? - выговорила Пелагея Михайловна.

   - Нѣтъ, здѣсь тепло, а мнѣ на дорогу надо разогрѣться, идти пора.

   - Да, ступай, дѣло позднее, ночное. A Настеньки и не жди, Богъ вѣсть, когда пр³ѣдетъ; съ братцемъ въ гости уѣхала. Ишь нынѣ времена как³я пришли! Прежде великимъ-то постомъ изъ церкви не выходили, да постились-то душой и сердцемъ, а не животомъ. A у васъ теперь какой постъ? Ѣдите только постное, а на умѣ-то масляница. Я, голубчикъ, тоже не изъ какихъ богоугодницъ, тоже грѣшная. Но, вѣдь у васъ-то подоб³я никакого не осталось,- звѣри, а не человѣки. Да, впрочемъ, что же я къ тебѣ-то привязалась, ты вѣдь не питерск³й. Ты малый - ничего, я тебя люблю, только молодъ ты очень, да и чина никакого нѣтъ. Когда еще ты въ офицеры-то выйдешь? Поди, лѣтъ черезъ восемь. Тогда Настенька совсѣмъ и старухой будетъ. Да! Ужь объ этомъ дѣлѣ, скажу я тебѣ,- не знаю, какъ и ума приложить къ нему.

   Шепелевъ всегда, когда Пелагея Михайловна начинала разговаривать объ его предполагаемой женитьбѣ, молчалъ, какъ убитый, и это молчан³е краснорѣчиво говорило опекуншѣ, что и по его мнѣн³ю свадьбѣ этой врядъ-ли состояться.

   Пелагея Михайловна разъ по десяти на день повторяла сама себѣ все то же разсужден³е:

   "Батька покойный подъ хмѣлемъ выдумалъ эту свадьбу; мать покойница объ этомъ и не помышляла, ей было, голубушкѣ, не до дочерей; я бы этого не желала, хоть и добрый малый; сама Настя на него и не смотритъ; онъ насчетъ женитьбы молчитъ всегда, какъ удавленный, стало тоже не хочетъ! A вотъ бы... Да! Дорого бы я дала за это!" - кончала свое разсужден³е Пелагея Михайловна.

   A то, что не договаривала даже себѣ опекунша - была ею недавно взлелѣянная и все болѣе укоренявшаяся въ ея головѣ мечта, выдать за сердечнаго и скромнаго молодого человѣка, вдобавокъ родовитаго и родственника покойной Мавры Егоровны Шуваловой, которая для Гариной была истинная сановница,- выдать некрасивую, по добрую и хорошую дѣвушку, ея любимицу, Василька.

   Пелагея Михайловна уже рѣшила, что.она бы въ этомъ случаѣ все свое большое состоян³е присоединила къ ея приданому, и этотъ ея милый "Василечекъ" сталъ бы страшнѣйш³й богачъ. Но она боялась, что ни Шепелевъ, ни другой кто - честный малый - на ней не женится; а кто женится, такъ изъ-за денегъ, а такого и даромъ не надо. Вѣтрогонъ и мотъ какой-нибудь будетъ, нѣчто въ родѣ ихъ родного "киргиза".

   - A гдѣ они?- прервалъ Шепелевъ раздумыван³е Пелагеи Михайловны.

   - Настенька съ братцемъ?! У Гудовичевыхъ. Тамъ, вишь, Лизавета Романовна будетъ ныньче. Такъ и любопытно Настенькѣ поглядѣть ее. A чего и глядѣть-то! Толстохарева, такъ что страсть. Во сто разъ дурнѣй моего Василька.

   - A это кто такая? выговорилъ Шепелевъ.

   - Кто, то ись?

   - A это.... Лизавета, какъ вы сказываете? Даниловна.

   - Лизаветато Романовна?! - И Гарина разсмѣялась. - Вишь не знаетъ! Ахъ ты. деревенщина! Неужто , ты по ею пору о Лизаветѣ Романовнѣ ничего не слыхалъ? О Воронцовой?

   - Ахъ, Воронцова! - воскликнулъ Шепелевъ.- Какъ же! Она вѣдь... И молодой человѣкъ запнулся.

   - Ну, то-то! Помалкивай! A то не ровенъ часъ, братъ, улетишь въ Пелымъ.

   И Пелагея Михайловна, помолчавъ, покачала головой и прибавила:

   - Да, мудреное дѣло. Какъ ни раскинь, все-таки удивительно выходитъ. Государыня этакая писаная красавица, про какихъ только въ сказкахъ описуется, а тутъ этакую себѣ выискать для любован³я. Хоть бы еще ту сестрицу, что за Дашкова сбыли недавно; тоже неказистая; носъ-то, поди, что твой картофель пареный, но все-таки лицомъ много благообразнѣе. A вѣдь у Лизаветы-то Романовны все лицо, какъ съ морозу опухше, да и сама-то вся расползлась. Вотъ вы, мужья, каковы! И много я въ жизни видала: жена законная ангелъ и красота, а муженекъ-то прилипнетъ къ бабѣ-ягѣ какой или уроду. Вотъ я, старая дѣвица, мнѣ за полъ-ста лѣтъ, а лицомъ я была не хуже сестрицы покойной княгини. и состоян³е мое было не меньше, когда насъ батюшка раздѣлилъ; а потомъ мое-то состояньице стало при порядливости и вдвое больше сестринаго. A никогда я замужъ не вышла. Ты какъ объ этомъ, Дмитр³й, посудишь? Почему я въ дѣвкахъ сижу? Аль за мной ухаживателей не бывало?

   Шепелевъ молчалъ и Гарина прибавила:

   - И знаю я, что ты мыслишь. И врешь, родимый, врешь. Были за мной ухаживатели. Да как³е еще! И Куракинъ былъ, и Баскаковъ былъ, и нѣмецъ, что при кесарскомъ посланникѣ состоялъ, звали Христ³анъ Морген.... Моргенштрю, что-ли! Или Моргенфрю! Тфу, не то! Ну, не помню! A нынѣшн³й фельдмаршалъ Никита Юрьевичъ, Трубецкой князь, два года за мной ходилъ, да таково вздыхалъ, что пыль подымалъ по дорогѣ. И ни за кого не пошла. Съ вами, ворами, нельзя водиться, съ мужчинами. Прости, голубчикъ, это я не тебя обругала, а всю, значитъ, вашу мужскую лин³ю - вѣтрогонную...

   - Вѣдь не всѣ же вѣтрогоны, выговорилъ Шепелевъ разсѣянно и будто думая о чемъ-то другомъ.

   - Не знаю, можетъ быть, и не всѣ, да я-то такихъ не видала. Вашъ братъ до тридцати годовъ завсегда почти умница. а какъ ему четвертый десятокъ пойдетъ, такъ и начнетъ куралесить. Ну, вѣстимо, есть друг³е, что чуть не съ пеленокъ буянствуютъ и дерутся и куражутся на всѣ лады. Вотъ хоть бы буяны Орловы или вотъ нашъ "киргизъ". Ну, нѣшто можно дѣвушкѣ изъ знатнаго семейства за него выйдти?

   - Да вѣдь Глѣбъ Андреевичъ, такъ-то сказать, добрый человѣкъ, выговорилъ Шепелевъ такимъ голосомъ, что Пелагея Михайловна почувствовала, что онъ лжетъ и разсердилась.

   - Ужь ты передо мной-то хвостомъ не верти. Да и нашелъ кого подъ защиту брать! Телушка за волка распинается: не волкъ-де съѣлъ, сама-де съѣлась у волка въ утробѣ.

   Наступило молчан³е. Шепелевъ воспользовался имъ, чтобы взяться за шляпу и сталъ прощаться.

   - Вишь темнота. Обожди, ужо мѣсяцъ встанетъ, совѣтовала Гарина.- Напрасно ты, голубчикъ, пѣшкомъ къ намъ ходишь, да запаздываешь. Третево-сь въ оврашкѣ тутъ у прикащика моего ограбили оброкъ. Ночевать-то, обида, какъ жениха оставить тебя нельзя, пересуды будутъ. Ужь ты бы верхомъ, что-ли, ѣздилъ. Лошадь бы купилъ себѣ.

   - Не на что, Пелагея Михайловна, весело разсмѣялся Шепелевъ.- A то бы давно купилъ.

   - Ну вотъ, не на что! Отпиши матери, скажи - хуже убьютъ грабители. Тутъ у насъ не хорош³я мѣста по пути.

   - Да, сказываютъ. Вотъ еще недавно разсказывали, что голштинск³е солдаты здѣсь грабятъ по ночамъ.

   - Как³е тамъ Голштинск³е! голштинцы сидятъ въ своемъ Рамбовѣ. Все это враки. Свои, голубчикъ, занимаются,- свои православные. Вѣдь дубьемъ по маковкамъ щелкаютъ. A нешто нѣмцы съ дубовиной обращаться умѣютъ! Все враки.

   Шепелевъ простился съ Пелагеей Михайловной и вышелъ въ прихожую. Пока онъ надѣвалъ теплый тулупчикъ, въ прихожую вышла Василекъ.

   - Какъ вы опять, Дмитр³й Дмитричъ, поздно засидѣлись. Каждый разъ, что вы отъ насъ уходите, я всю ночь...

   Василекъ запнулась и прибавила:

   - Очень я боюсь, когда кто-нибудь ночью въ городъ идетъ отъ насъ.

   И слово "кто-нибудь" какъ-то особенно оттѣнилось въ рѣчи ея, будто умышленно.

   - Ничего, Богъ милостивъ, равнодушно отозвался юноша; спускаясь по лѣстницѣ.- Сколько разъ благополучно домой добирался. Прощайте.

   - Тфу, тфу, сухо дерево! Не сглазьте! - быстро оживясь, выговорила Василекъ ему въ догонку.

  

  

   Шепелевъ вышедъ на улицу совершенно пустынную и глухую. Сначала ему показалось темно на дворѣ, но затѣмъ черезъ минуту, благодаря мѣсяцу, выплывшему изъ-за тучи, на дворѣ стало свѣтло, какъ днемъ.

   Юноша быстрой походкой, скрыпя сапогами по морозному снѣгу, притоптанно у желтой лентой среди улицы, бодро зашагалъ вдоль сугробовъ, заборовъ и пустырей.

   "Авось ничего,- думалъ онъ - сколько разъ тутъ хаживалъ. Да притомъ не нѣмцы рамбовск³е, а свои православные грабятъ, говоритъ Пелагея Михайловна, оно все-таки не такъ страшно. Со своимъ-то братомъ грабителемъ и поговорить можно; ну тулупъ что ли отдамъ, да и побѣгу домой. A вотъ если бы нѣмецъ,- бѣда. Тутъ со страху не токмо нихт-михтъ скажешь, а хуже того, растеряешься, по пѣтушиному заговоришь".

   И молодой человѣкъ быстро шагалъ, раздумывая. Какъ часто случалось ему, о томъ - трусъ онъ или нѣтъ? За послѣднее время послѣ его поступлен³я въ преображенцы, этотъ вопросъ часто появлялся въ его головѣ, и онъ никакъ не могъ рѣшить его. Иногда ему казалось, что онъ "ничего", какъ и всяк³й другой офицеръ или солдатъ, за себя постоитъ; иногда-же случалось ему пугаться пустяковъ, чувствовать дрожь по спинѣ, и языкъ прилипалъ къ гортани. И затѣмъ малый долго укорялъ себя:

   - Трусишка, дѣвка красная, щенокъ. Всякой вороны пугаешься!

   Уже около получаса, какъ шагалъ Шепелевъ по узкой протоптанной дорогѣ, гдѣ, очевидно, ѣздили только въ саняхъ, да и то больше въ крестьянскихъ дровняхъ. Онъ изрѣдка оглядывался и назадъ, на освѣщенную луной пустынную улицу и съ невольнымъ чувствомъ боязни вглядывался нѣтъ ли кого позади его. Наконецъ, при поворотѣ за уголъ въ другую улицу, гдѣ былъ оврагъ и мостъ, на счетъ котораго предупреждалъ его рядовой Державинъ, и гдѣ ограбили прикащика Гариной, онъ снова оглядѣлся. Поворачивая за уголъ, онъ увидѣлъ, что за нимъ вдали зачернѣлось что-то и быстро увеличивалось.

   "Это не грабители, подумалъ онъ. Кто-то ѣдетъ". Черезъ нѣсколько мгновен³й молодой человѣкъ ужь приближался къ мосту и невольно пристально оглядывалъ его со всѣхъ сторонъ. И вотъ, вдругъ сердце въ немъ екнуло.

   - Показалось! Помилуй Богъ! - чуть не вскрикнулъ онъ, ободряя себя.

   Но нѣтъ, не показалось. Изъ подъ моста появились двѣ фигуры и бородатый мужикъ съ дубиной, медленно обходя мостъ, чтобы преградить ему дорогу, крикнулъ весело, какъ показалось Шепелеву, не смотря на страхъ:

   - Не спѣши, баринъ! Аль не баринъ, солдатъ. Не спѣши! Тутотка по ночамъ не указано ходитъ.

   Шепелевъ хотѣлъ что-то произнести, но не могъ. Мужикъ поднялся на мостъ, молодой человѣкъ хотѣлъ броситься бѣжать назадъ, но сзади поднимался на тотъ же мостъ другой товарищъ. Невольно и почти безсознательно онъ взмахнулъ пустыми руками и крикнулъ, задыхаясь:

   - Не подходи, убью!

   Но оба мужика съ обѣихъ сторонъ, какой-то спокойной походкой, приближались къ нему.

   - Вишь какой страшный! A ну, убей! Погляжу!- выговорилъ, подходя, молодой парень съ дубиной.- Ну, не маши. A то вотъ я размахнусь, такъ взаправду ты у меня пополамъ перелетишь.

   Въ ту же минуту бородатый мужикъ взялъ юношу за плечо и выговорилъ спокойно:

   - Давакось тулупъ и сапоги, а достальное - Господь съ тобой. Намъ не треба въ вашей амуничкѣ; и продать-то нельзя не покупаютъ. A вотъ тулупчишко и сапожки - это можно.

   Оба мужика стали растегивать съ крючковъ тулупчикъ и едва успѣли снять его съ оробѣвшаго Шепелева,- какъ одинъ изъ нихъ, бородатый, ахнулъ и бросился бѣжать опрометью съ моста въ сторону. Молодой парень пустился за нимъ. Въ ту же минуту, изъ-за угла, шибкой рысью, появилась и приблизилась тройка лошадей и больш³я сани.

   Шепелевъ невольно бросился на встрѣчу санямъ, крича: ^:

   - Стой! Стой!

   Тройка остановилась, но кучеръ крикнулъ ему:

   - Пошелъ съ дороги! Раздавлю! Меня не ограбишь, а то вотъ господа изъ ружьевъ убьютъ! ,

   Но сидѣвш³е въ саняхъ поднялись на своихъ мѣстахъ и, приглядѣвшись, очевидно, поняли настоящее положен³е дѣла.

   - Нѣтъ, Степанъ, тѣ воры, а это преображенецъ. Они убѣжали съ платьемъ его. Вонъ они....

   Шепелевъ быстро приблизился къ санямъ и увидѣлъ въ нихъ двухъ молодыхъ офицеровъ въ полузнакомыхъ, ему мундирахъ, такъ какъ онъ еще не привыкъ распознавать гвардейск³е полки. Это были измайловцы или кирасиры.

   - Сдѣлайте милость, заговорилъ молодой человѣкъ, взволнованнымъ голосомъ, не оставляйте меня! Меня сейчасъ ограбили. Вы уѣдете, они опять меня догонятъ. Да и далеко идти, озябнешь въ одномъ сюртукѣ.

   Оба офицера, крайне моложавые на видъ, казалось, чуть не по семнадцати лѣтъ каждый, зашептались между собой и вдругъ начали громко хохотать. Смѣхъ этотъ былъ на столько неожиданный, веселый и дѣтски искренн³й... что Шепелевъ самъ чуть не улыбнулся.

   - Ну, садитесь, нечего дѣлать. Довеземъ и будемъ вашими спасителями. Вѣдь вы, кажется, не простой солдатъ, вы рядовой изъ дворянъ?

   - Да-съ.

   - Ну вотъ я и права! вымолвилъ офицеръ и вдругъ будто смутился, но тотчасъ же засмѣялся звучнымъ, почти дѣтскимъ смѣхомъ.

   Шепелевъ не замѣтилъ ничего, влѣзъ на облучекъ около кучера и себя не помнилъ отъ радости. Мысленно онъ клялся никогда болѣе пѣшкомъ не ходить къ Тюфякинымъ. Тройка двигалась небольшою рысью, такъ какъ узкая дорога не позволяла ѣхать шибче, ибо пристяжныя то и дѣло проваливались въ мягкомъ снѣгу.

   - И какъ это тутъ однимъ ходить по ночамъ? заговорилъ кучеръ.- Я вотъ сказывалъ, моя правда и вышла, обернулся онъ въ сани.- Вотъ видите, барыня... охъ, тьфу!.. баринъ. Видите, баринъ, говорилъ я: скверное тутъ мѣсто, воровское. Первый разъ поѣхали и вотъ одного уже упасли. A въ другой разъ поди, и насъ кто ограбитъ и коней отобьетъ. И прощай, лошадушки.

   - Ну, перестань, не болтай! - выговорилъ другой офицеръ, молчавш³й до тѣхъ поръ.

   Голосъ его показался Шелелеву еще мягче, звучнѣе, еще болѣе юношеск³й, нежели голосъ перваго, и вдобавокъ со страннымъ акцентомъ, выдававшимъ будто не русское происхожден³е.

   Шепелевъ, окончательно пр³йдя теперь въ себя, обернулся съ своимъ новымъ знакомымъ и сталъ всматриваться въ нихъ. Оба офицера были дѣйствительно крайне моложавы, а второй, сейчасъ заговоривш³й, былъ замѣчательно красивъ собой. Не смотря на то, что мѣсяцъ скрылся снова за тучи, Шепелевъ могъ разглядѣть обоихъ, и лицо второго офицера показалось ему необыкновенно оригинальнымъ. Въ особенности больш³е глаза и тонк³я, черныя, какъ смоль, брови поразили его. Эти брови и глаза напомнили молодому человѣку портретъ пр³ятельницы его матери, который всегда висѣлъ у нея въ спальнѣ. А пр³ятельница эта была родомъ не русская, а грузинская княжна.

   "Совсѣмъ та матушкина пр³ятельница,- подумалъ Шепелёвъ.- Красавецъ офицеръ! Вотъ кабы мнѣ быть такимъ!"*

   Офицеры зашептались снова между собой и вдругъ опятъ начали смѣяться. Въ эту минуту мѣсяцъ скользнулъ изъ-за облака, и на улицѣ стало снова свѣтло, какъ днемъ.

   - Ну, однако, послушайте, сударь солдатъ, выговорилъ первый офицеръ.- Садитесь, какъ слѣдуетъ, лицомъ къ конямъ. Нечего насъ такъ разглядывать. Сглазите, пожалуй, вмѣсто благодарности, что мы васъ захватили.

   Шепелевъ отвернулся, какъ ему приказывали, и вдругъ странная мысль пришла ему въ голову. Ему показались эти офицеры подозрительными.

   "И совсѣмъ будто по пятнадцати или четырнадцати лѣтъ каждому", подумалъ онъ.

   Между тѣмъ, начались улицы Петербурга, дорога сдѣлалась сразу вдвое шире. Кучеръ припустилъ тройку во всю рысь, и воскликнулъ:

   - Эхъ! не любо безъ бубенчиковъ. Точно вотъ воры ѣдемъ, ворованное веземъ; либо конокрады, чужую тройку угнали.

   - Я тебѣ ужь сказала, не болтай,- раздался строг³й голосъ второго офицера.

   И затѣмъ тотчасъ-же Шепелевъ услыхалъ за спиной своей новый звонк³й залпъ хохота.

   - Я тебѣ сказалъ, не болтай,- повторилъ-тотъ же красавецъ офицеръ.- Еслибъ я былъ гнѣвный баринъ, я бы тебя за болтовню прогналъ,- продолжалъ офицеръ, какъ бы умышленно громко и съ разстановкой, будто желая обратить вниман³е на свои слова.

   Шепелевъ, сидѣвш³й рядомъ съ кучеромъ, замѣтилъ. какъ тотъ ухмыльнулся и потрясъ головой, какъ бы говоря:

   - Охъ ужь вы, затѣйники!

   Они ѣхали шибко и вскорѣ были ужь около Итальянскаго дворца. Затѣмъ повернули на Невск³й проспектъ и быстро доскакали до площади, гдѣ налѣво показалась небольшая церковь - казанск³й Соборъ. Здѣсь, тотъ-же красивый офицеръ, очевидно, владѣлецъ саней, остановилъ кучера и обратился къ Шепелеву.

   - Ну, господинъ солдатъ, слѣзайте и бѣгите домой. Шибко бѣгите, вамъ надо согрѣться. A то застудитесъ и заболѣете, и умрете! И тогда не стоило мнѣ васъ спасать.

   - Слушаю-съ.

   - Вамъ непремѣнно надо жить, я вамъ это приказываю! полушутя вымолвилъ офицеръ, когда Шепелевъ слѣзъ съ облучка и сталъ предъ санями.

   - Спасибо вамъ, господа; отъ всей души благодарю, съ чувствомъ вымолвилъ Шепелевъ, кланяясь.- Если бы не вы. Богъ вѣсть, что бы было. Убили бы, пожалуй, меня.

   Красивый офицеръ наклонился изъ саней и протянулъ Шепелеву руку. Юноша, привыкш³й, по обычаю, цѣловаться, здороваясь и прощаясь, или просто кланяться, не зналъ, что значитъ эта протянутая рука.

   - Дайте руку, сказалъ офицеръ.

   Шепелевъ, недоумѣвая, протянулъ руку и маленькая ручка сжала ее. И не выпуская ея, офицеръ проговорилъ съ своимъ страннымъ акцентомъ:

   - Послушайте, если мы съ вами гдѣ-нибудь встрѣтимся, то вы не дивитесь и не ахайте! Потомъ, объ этомъ случаѣ не только не говорите при мнѣ, но даже не кланяйтесь мнѣ и не узнавайте меня, будто я вамъ незнакомъ и будто никогда мы съ вами не видались. Поняли вы меня?

   - Понялъ, недоумѣвая и нерѣшительно произнесъ Шепелевъ.

   - И не кланяйтесь и ничего не говорите со мной.

   - Слушаю-съ.

   Офицеръ принялъ руку и погрозился пальчикомъ со словами:

   - Если вы не исполните этого, меня узнаете, разболтаете все, то вамъ будетъ очень дурно! Я извѣстенъ лично государю, тотчасъ же ему пожалуюсь, и васъ вышлютъ вонъ изъ столицы. Клянусь вамъ Святой Мар³ей, что я не шучу. Такъ вѣрно, все исполните?

   - Будьте покойны. Да мы нигдѣ, никогда и не встрѣтимся. Я нигдѣ не бываю и никого не знаю. Ни единой души не знаю во всемъ Петербургѣ.

   - Вотъ какъ? Почему-жъ, господинъ-нелюдимъ?

   - Я только очень недавно пр³ѣхалъ въ столицу поступить на службу. A родни у меня здѣсь нѣтъ. Прежде у меня была родственница въ Петербургѣ, Мавра Егоровна Шувалова, пр³ятельница покойной государыни. Она была рожденная Шепелева, и мое имя тоже Шепелевъ. A теперь я ни души не знаю и мы, вѣрно вамъ сказываю, нигдѣ повстрѣчаться пѵ можемъ.

   Шепелевъ замолчалъ, а офицеръ пристально смотрѣлъ на него своими красивыми глазами и будто раздумывалъ о чемъ-то. Этотъ юноша рядовой, совершенная противоположность его самого, т. е. бѣлокурый и голубоглазый красавецъ, очевидно, теперь привлекъ вниман³е черноброваго офицера.

   - Неужели вы во всей столицѣ совершенно никого не знаете?

   - Ни единаго человѣка изъ чужихъ. Только дядя Квасовъ, у котораго я живу, да одинъ рядовой нашего полка, съ которымъ познакомился на дняхъ, а больше ни души не знаю.

   - Вы и живете у этого дяди? Какъ вы сказали имя?

   - Квасовъ. У него и живу.

   - Гдѣ?

   - На квартирѣ около ротнаго двора... Ахъ еще есть! ахнулъ вдругъ Шепелевъ.- Невѣста моя.... ея семейство.

   - Вотъ какъ! вымолвилъ, звонко разсмѣявшись, офицеръ. Про невѣсту и забыли. И, не спуская глазъ съ лица Шепелева, онъ снова будто задумался вдругъ объ чемъ-то внезапно пришедшемъ на умъ.

   Но тотчасъ пр³йдя въ себя, онъ выговорилъ:

   - Ну, Степанъ, ступай домой! Прощайте, господинъ женихъ. Помните вашу спасительницу отъ грабителей.

   Сани тронулись, Шепелевъ стоялъ и смотрѣлъ, недоумѣвая. Вдругъ ряженая красавица обернулась изъ саней къ нему и крикнула, когда лошади уже подхватили:

   - A можетъ быть и до свиданья!

   Затѣмъ Шепелевъ услыхалъ тотъ-же смѣхъ веселый и громк³й. Сани скрылись, а молодой рядовой все стоялъ неподвижно на томъ-же мѣстѣ, не смотря на пробиравш³й его морозъ, и, наконецъ, выговорилъ:

   - Вотъ удивительное происшеств³е! Вѣдь это еще удивительнѣе, чѣмъ миска на Голштинцѣ! Еще занимательнѣе самого даже моего нихтмихта. Разскажу дядѣ. Ахъ нѣтъ, ужъ лучше не разскажу, обожду, а то вѣдь какъ грозился! Чудные офицеры, точно будто барыни ряженныя... A что если и впрямь барыни, а не офицеры? Вѣдь онъ и сказалъ: спасительницу помнить, стало быть, кого же... его самого. Стало быть, онъ выходитъ: она. Вотъ ужь это подлинно, настоящ³я чудеса!!...

   Однако, не смотря на мечтан³я молодого малаго, морозъ окончательно пробралъ его, и онъ съ мѣста бросился бѣжать, во весь духъ къ квартирѣ дяди. И только пробѣжавъ около версты, онъ почувствовалъ, какъ члены его полузамерзлые снова отошли, и снова ему стало немного теплѣе.

   Разумѣется. когда Акимъ Акимычъ встрѣтилъ племянника на крыльцѣ, полуодѣтаго. красноносаго, посинѣлаго, то ахнулъ и вскрикнулъ:

   - A тулупъ?!...

   - Сграбили, дядюшка! почти весело воскликнулъ Шепелевъ, врываясь, мимо Квасова, въ теплый корридоръ.

   - Какъ сграбили?

   - Да такъ, дядюшка, сняли; спасибо, самъ цѣлъ ушелъ, да не замерзъ на дорогѣ.

   - Въ Чухонскомъ Яму?

   - Да, дядюшка.

   - Ну, и чудесно! Вотъ теперь безъ теплаго платья и маршируй, озлобился Акимъ Акимычъ.

   - Другое сошьемъ. Что жъ дѣлать...

   - Другое! Нѣтъ, шалишь... не дамъ. Въ поставщики Чухонскому Яму идти хочешь! Вѣдь опять снимутъ, коли по ночамъ будешь болтаться къ невѣстѣ. Скажи на милость,- обида какая! воскликнулъ снова Акимъ Акимычъ.

   Не смотря на распросы дяди, Шепелевъ ни слова не проронилъ о своей удивительной встрѣчѣ и спасен³и.

  

  

   Шепелевъ даже во снѣ увидѣлъ ряженаго офицера, даже какъ видѣлъ! Офицеръ этотъ поцѣловалъ его.... Шепелевъ ахнулъ и проснулся отъ волнен³я. Съ этого дня и часа юноша не переставая сталъ думать о незнакомкѣ, поразившей его своей красотой. И разумъ, и сердце были сразу порабощены ею...

   Утромъ, послѣ ротнаго ученья и послѣ перваго урока нѣмецкаго языка у Державина, Шенелевъ, проходя дворъ, былъ вдругъ остановленъ капитаномъ своего полка Пассекомъ. Этого офицера онъ только видалъ, но никогда не случалось ему съ нимъ разговаривать.

   Шепелевъ зналъ, что это одинъ изъ лучшихъ и уважаемыхъ въ полку офицеровъ. Пассекъ же зналъ, что новый рядовой тоже изъ дворянъ и живетъ у вновь переведеннаго къ нимъ лейбъ-компанца Квасова, котораго онъ не взлюбилъ и съ которымъ онъ былъ въ холодныхъ отношен³яхъ. Случилось это вслѣдств³е чрезмѣрной строгости Квасова къ солдатамъ, которыхъ вообще офицеры держали крайне свободно и даже чрезъ мѣру баловали всегда.

   Первый офицеръ полка, недавно произведенный государемъ въ подполковники, генералъ-пр