Салиас Евгений Андреевич - Петербургское действо

;зъ еще яростнѣе и Котцау уже, ради удобства фехтован³я, приходилось отступать. Послѣ нѣсколькихъ вольтовъ и насъ государь что-то такое крикнулъ по-нѣмецки. Котцау, не принимая эспадрона, обернулся на голосъ государя, но въ ту же секунду неискуссный, но довольно сильный ударъ Акима Акимыча, хотя и плашмя, оглушилъ нѣмца по головѣ. Лейбъ-компанецъ не честно воспользовался минутой разсѣянности!!..

   Котцау не ахнулъ отъ боли, но видимо взбѣсился страшно и рѣшился примѣрно поквитаться съ матерымъ лейбъ-компанцемъ, чтобы проучить его. Но, вѣроятно, пруссакъ или слишкомъ разсвирѣпѣлъ, или слишкомъ на себя понадѣялся, и черезъ минуту, желая непремѣнно и поскорѣе снова хлопнуть лейбъ-компанца въ трет³й разъ по тѣмъ же мѣстамъ, но только гораздо сильнѣе... онъ вдругъ совершенно раскрылся... Ударъ его дѣйствительно попалъ по мѣсту назначен³я, но въ то же мгновен³е Квасовъ, собравъ свои послѣдн³я силы, со всего маху такъ треснулъ фехтмейстера по головѣ, что Котцау вскрикнулъ и, отступивъ, схватилъ себя за голову.

   Государь быстро всталъ съ мѣста, вся свита послѣдовала за нимъ и всѣ приблизились въ поединщикамъ.

   - Это не по правиламъ! воскликнулъ государь, обращаясь къ лейбъ-компанцу.- Такъ не фехтуютъ, такъ мужики дубинами дерутся!

   - Ваше величество! воскликнулъ Квасовъ громко и съ сверкающими по-прежнему глазами.- Виноватъ! Но, стало быть, на войнѣ, если я нѣмца убью этимъ способомъ, то меня не похвалятъ и не наградятъ мой командиры, а накажутъ за то, что я побѣдилъ, а не поддался врагу.

   - Во-первыхъ, съ нѣмцами за все мое царствован³е русскому офицеру воевать не придется,- многозначительно произнесъ государь,- а второе, на войнѣ совсѣмъ другое дѣло! A здѣсь это только наука, искусство, а у искусства есть правила.

   - Зачѣмъ же правила с³и нужны, ваше величество, если офицеру на войнѣ они не пригодны?

   - Котцау сейчасъ могъ тебя убить сто разъ, однако только посѣкъ! воскликнулъ государь и хотѣлъ что-то еще сказать, но запнулся.

   Жоржъ что-то такое бормоталъ около него по-нѣмецки, какъ будто успокоивая...

   Гольцъ былъ уже около Котцау и спрашивалъ, какъ онъ себя чувствуетъ. Фехтмейстеръ, улыбаясь, старался казаться спокойнымъ и вымолвилъ по-нѣмецки, презрительно мотнувъ головой на лейбъ-компанца, происхожден³е котораго давно зналъ онъ:

   - Онъ вѣрно смолоду привыкъ дубиной драться, а не шпагой. Впрочемъ, я самъ виноватъ.

   Вѣроятно, подъ вл³ян³емъ тѣхъ словъ, которыя прошепталъ принцъ Жоржъ, государь повернулся ко всѣмъ спиной, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, потомъ снова обернулся къ офицерамъ и произнесъ:

   - Ну, учитесь. Надѣюсь, что черезъ нѣсколько времени всѣ будутъ умѣть.

   Государь со свитой направился къ дверямъ манежа. Вкругъ Квасова и Котцау оставались только одни офицеры. Квасовъ, все еще слегка взволнованный, но довольный, обратился къ Пассеку, говорившему по-нѣмецки, и вымолвилъ:

   - Скажите ему, Петръ Богдановичъ, что я у него прощен³я прошу, что ударилъ его по больному мѣсту. Виноватъ, совсѣмъ объ этомъ забылъ!

   - Какое больное мѣсто? отозвался Пассекъ.

   Видя на лицахъ ближайшихъ офицеровъ, что они тоже не понимаютъ его словъ, Квасовъ прибавилъ:

   - A по тому мѣсту, гдѣ голубушка Орловская кострюлька сидѣла.

   Разумѣется, смѣхъ пошелъ въ толпѣ офицеровъ, и перевести словъ, конечно, никто не взялся, тѣмъ болѣе, что Котцау уже двинулся одѣваться и уѣзжать.

   На этотъ разъ съ десятокъ гвардейцевъ разныхъ чиновъ, отъ бригадира до сержанта, вернувшись домой, или отправившись въ гости, волновались до ночи.

   На другой же день по странной случайности, если только это была случайность, братья Орловы побывали въ гостяхъ и у Бибикова, и у Талызина, и у Пушкина, и у всѣхъ тѣхъ, которымъ не повезло наканунѣ. И черезъ нѣсколько дней эти офицеры уже особенно подружились съ Орловыми, стали часто бывать у нихъ, очевидно примкнувъ къ ихъ кружку.

   Алексѣй Орловъ явился въ вечеру и у героя дня, матераго Акима Акимыча, у котораго прежде никогда не бывалъ, хотя былъ въ одномъ полку.

   - Молодца, Акимъ Акимычъ! воскликнулъ онъ, входя въ маленькую квартиру Квасова.- Нарочно пришелъ поздравить и поблагодарить, какъ ловко отпотчивали вы бранденбуржца. Сказываетъ государь: не по правиламъ. Можетъ быть, не по-нѣмецки, а по-росс³йски. Можетъ быть, не искуссно, не умно, да здорово.

   И Алексѣй Орловъ, хотя не любилъ Квасова, но ласково и любезно старался польстить лейбъ-компанцу. Но Акимъ Акимычъ мрачно бурчалъ на всѣ его любезности, косо взглядывалъ на него и только объяснилъ:

   - Какъ съумѣлъ. A тамъ коли не по правиламъ, такъ вѣдь я въ фехтѣмастеры и не лѣзу! Я просто офицеръ росс³йск³й, да еще изъ мужиковъ. Чѣмъ богаты, тѣмъ и рады... по-нѣмцевымъ башкамъ щолкать.

   - Во истину такъ! весело и искренно расхохотался шуткѣ Орловъ.- Чѣмъ можемъ, тѣмъ и рады... только бы по нимъ!..

   Не смотря на недовольный, почти невѣжливый и мрачный пр³емъ Квасова, Орловъ рѣшился закончить бесѣду тѣми словами, ради которыхъ пришелъ:

   - A вы, любезнѣйш³й Акимъ Акимычъ, загляните къ намъ когда-нибудь, къ брату. Милости просимъ. Мы народъ простой веселый, вамъ у насъ полюбится.

   - Нѣту, Алексѣй Григорьичъ, вдругъ мотнулъ головой Квасовъ и съ присвистомъ нюхнулъ изъ тавлинки.- Нѣту, не пойду, извини.

   И Квасовъ, держа въ рукѣ тавлинку, прихлопнулъ крышку другой рукой.

   - Я, государь мой, вамъ вѣдомо, что за человѣкъ. Мы, лейбъ-компан³я, вамъ господамъ Орловымъ, Всеволожскимъ, Чертковымъ да Барятинскимъ не компан³я! Хоть мног³е изъ нашихъ нынѣ помѣщики, по милости Лизаветъ Петровны,- упокой ее Господи въ селен³яхъ праведныхъ,- мног³е возмечтали о себѣ, что они и впрямь дворяне. Ежедневно, воли не еженочно, доказываютъ они теперь свое дворянское происхожден³е на разныхъ мѣстахъ своихъ новыхъ подаренныхъ рабовъ. То и дѣло, какъ вамъ вѣдомо,въ палатахъ производятся разбирательства о томъ, какъ лейбъ-компанецъ задралъ, да заколотилъ, да замучилъ то рабу, то раба крѣпостнаго. Что дѣлать? Внови. И хочется мужику надъ своимъ братомъ мужикомъ потѣшиться; иной свои старыя колотушки на другомъ отколачивдетъ... Ну, вотъ вы, столбовые, отъ нашего брата и сторонитесь, и хорошо дѣлаете. Я какъ вамъ вѣдомо, получилъ тоже двѣсти душъ, но продалъ ихъ и счелъ, что не къ лицу. Такъ вотъ-съ, очень вамъ благодаренъ за приглашен³е, но не пойду. Я, вамъ не камрадъ и не компан³я. A вотъ дѣтки наши да внучки, ну тѣ будутъ не хуже васъ столбовыхъ, воли не лучше. Такъ-то-съ!

   Алексѣй Орловъ, выслушавъ длинную рѣчь или, какъ называли въ гвард³и, "отповѣдь" лейбъ-компанца, поднялся и, внутренно посылая въ чорту Квасова, подумалъ:

   "И безъ тебя найдутся!"

   Однако, въ сущности Орловъ сожалѣлъ о неудачѣ.

   За послѣднее время всѣ три брата старались побольше сходиться именно съ лучшими и главными участниками переворота въ пользу покойной государыни, которыхъ въ Петербургѣ на лицо уже оставалось очень мало. Большая часть жила въ новыхъ своихъ пожалованныхъ помѣстьяхъ, друг³е умерли, третьи вели себя отчаянно и были подъ судомъ за всякаго рода дик³е проступки и преступлен³я.

  

  

   Государь, между тѣмъ, выѣхалъ изъ манежа нѣсколько не въ духѣ, но дорогой, вспоминая съ Гольцемъ и Жоржемъ нѣкоторые случаи фехтован³я, снова развеселился.

   Когда всѣ остановились передъ маленькой церковью Сампсон³я, духовенство съ первенствующимъ членомъ синода, Сѣченовымъ, встрѣтило государя на паперти. Уже часовъ шесть дожидалось оно его пр³ѣзда.

   Государь со свитой вошелъ въ старинную церковь, довольно простенькую и очень бѣдную на видъ. Сѣченовъ съ этой цѣлью именно и просилъ государя пр³ѣхать, чтобы взглянуть и своими глазами убѣдиться, въ чемъ нуждается знаменитая церковь, построенная великимъ Петромъ Алексѣевичемъ въ память боя подъ Полтавой.

   Сѣченовъ тотчасъ же спросилъ что-то тихо у Корфа, полицмейстеръ обернулся къ государю съ вопросомъ, не прикажетъ ли онъ молебенъ.

   - Что? Нѣтъ. Когда же теперь! И государь, обернувшись къ Сѣченову, прибавилъ:

   - Нѣтъ, спасибо. Не время. Да и потомъ, вы знаете, я вѣдь этого всего не люблю. Вѣдь это все притворство и комед³анство одно... Вотъ императрица - другое дѣло: если бы моя "Алексѣевна" сюда пр³ѣхала, то, чтобы васъ всѣхъ размаслить, она бы вамъ три молебна заказала.

   И Петръ Ѳедоровичъ началъ добродушно смѣяться.

   Въ церкви, гдѣ давно ожидали пр³ѣзда государя, было нѣсколько семействъ изъ общества, былъ и простой народъ, хотя очень мало.

   Въ ту минуту, когда государь хотѣлъ пройти въ алтарь, нѣсколько десятковъ человѣкъ, стоявшихъ вдоль стѣны, потѣснились. Вдругъ раздался легк³й трескъ и что-то такое странно застучало по полу, трелью огласивъ церковь, точно будто градомъ или горохомъ посыпало по полу.

   - Что такое? воскликнулъ Петръ Ѳедоровичъ и въ сопровожден³и всѣхъ онъ вернулся къ мѣсту происшеств³я.

   Оказалось простое дѣло. Во всѣхъ петербургскихъ церквахъ, какъ и по всей Росс³и, было всегда вдоль стѣнъ устроено нѣчто на подоб³е полочекъ. Эти длинныя полки въ нѣсколько рядовъ явились вслѣдств³е необходимости; на нимъ помѣщались рядами постоянно и щедро жертвуемыя въ церкви иконы всѣхъ сортовъ и величинъ, отъ самаго плохого и маленькаго образа и до аршиннаго. И всегда церковь по стѣнамъ была переполнена подобнаго рода полочками съ образами. Толпа, вдругъ двинувшаяся, затѣснила добролицаго мужика Сеню, а онъ пришелъ именно затѣмъ, что хотѣлъ поближе да получше разглядѣть батюшку-государя Петра Ѳедоровича. Сеня догадался, какъ горю пособить, ухватился за верхнюю полку и хотѣлъ подтянуться на рукахъ, чтобы черезъ толпу глянуть на царя. Но мужикъ былъ дородный, безъ малаго пяти пудовъ вѣсу. Полка не выдержала... Все грянулось объ полъ и иконы угодниковъ Бож³ихъ попадали, будто горохомъ посыпая по полу.

   Государь приблизился и ласково спросилъ, въ чемъ дѣло.

   Сеня, на котораго уже обернулась толпа, очутился чуть не впереди и, самъ не зная какъ, среди всеобщаго молчан³я, подалъ голосъ и упалъ въ ноги:

   - Прости, ваше императорское величество! Я виноватъ. Хотѣлъ, батюшка, разглядѣть тебя хорошенько, уцѣпился, влѣзъ, да и согрѣшилъ вотъ.

   - Встань, ты не виноватъ ни въ чемъ, встань. Коли хотѣлъ поглядѣть, такъ гляди...

   Сеня всталъ на ноги и, сладко ухмыляясь, даже облизываясь, сталъ во всѣ глаза глядѣть на подошедшаго къ нему на подачу руки царя-батюшку. Наконецъ, быть можетъ, отъ избытка чувства, онъ положилъ щеку на ладонь руки, склонилъ голову набокъ, и будто слезы показались у него на лицѣ.

   - Батюшка ты нашъ, прошамкалъ Сеня.- Отецъ родной, кормилецъ! Теперь всю жизнь не забуду...

   И Сеня снова повалился въ ноги.

   Государь отошелъ, улыбнулся, но обернувшись къ Сѣченову, вымолвилъ:

   - Я не знаю, право, зачѣмъ это? Что это такое, всѣ эти полочки? Во всѣхъ церквахъ выставки разныхъ иконъ, точно на ярмаркѣ товаръ. И одна другой хуже; на иной такъ нарисовано, что даже человѣческаго подоб³я нѣтъ, а подписываются имена самыхъ высокоуважаемыхъ и почтенныхъ святыхъ.

   Сѣченовъ поднялъ глаза на Петра Ѳедоровича и молчалъ, но видимо было, что послѣдн³я слова удивили его.

   - Это надо прекратить, вдругъ быстрѣе заговорилъ Петръ Ѳедоровичъ, какъ бы одушевляясь.- Да, да, я объ этомъ давно думалъ. Да, многое надо перемѣнить. Что это такое? Посмотрите!

   И государь обернулся ко всей свитѣ.

   - Посмотрите. Сотни всякихъ досокъ, глупо размазанныхъ и расписанныхъ. Это идолопоклонство! Ну, пускай большой образъ ²исуса, большой образъ святой Мар³и, т. е. матери Бога или какъ вы говорите... Какъ вы говорите? поднялъ голову Петръ Ѳедоровичъ.- Да, Богородица. Ну, пускай. A это все... Это идолопоклонство!..

   Государь ждалъ отвѣта, но всѣ молчали.

   - Я васъ прошу, повернулся онъ снова лицемъ къ Сѣченову,- быть у меня завтра и переговорить о многихъ важныхъ вопросахъ, которые синодъ долженъ разрѣшить. Надо многое перемѣнить. A иконы я теперь прошу васъ приказать вынести изъ всѣхъ церквей. По всѣмъ церквамъ собрать все и дѣвать куда-нибудь. Ну, раздать жителямъ столицы. Вотъ какъ съ площади все раздавали. Въ подарокъ отъ меня. И въ церквахъ будетъ просторнѣе и приличнѣе... Слышите! A завтра будьте у меня...

   Сѣченовъ низко поклонился.

   - Я давно собирался, продолжалъ государь, на половину обращаясь къ свитѣ,- предложить многое на обсужден³е. Пускай синодъ рѣшитъ... Мнѣ кажется, что это платье, всѣ эти длинныя рясы и разное все это... въ одеждѣ ужасно некрасиво. Посмотрите на протестантскихъ пасторовъ, или на католическихъ аббатовъ, вотъ ихъ платье приличное и даже красивое. A это? Это вѣдь бабье платье, юбки как³я-то. И рукава-то дамск³я. A ужь шапки ваши, обратился государь къ нѣкоторымъ духовнымъ.- Ваши зимн³я шапки! Съ какимъ-то куполомъ, да съ мохнатымъ мѣхомъ кругомъ, да съ этими длинными языками на ушахъ... Я ихъ видѣть безъ смѣха не могу.

   И государь разсмѣялся.

   - Когда я пр³ѣхалъ въ Росс³ю и увидалъ въ первый разъ русскаго попа - я испугался! Положимъ, я былъ почти ребенокъ... Но право и теперь вѣдь иной иностранецъ, еслибъ нечаянно встрѣтилъ нашего батюшку гдѣ-нибудь въ лѣсу, такъ тоже убѣжалъ бы безъ оглядки, принявъ за медвѣдя или за лѣшаго. Да это еще не все, говорилъ государь при мертвомъ молчан³и всѣхъ окружающихъ.- Я удивляюсь, какъ дѣдъ мой, Велик³й Петръ, не тронулъ васъ, когда приказалъ дворянамъ брить бороды. Онъ просто забылъ! Я въ этомъ увѣренъ! Ну, да я теперь поставлю себѣ особой честью исправить ошибку моего великаго дѣда.

   И вдругъ государь ласково пододвинулся къ Сѣченову, и глядя въ его лицо съ великолѣпной расчесанной бородой, вымолвилъ добродушно:

   - Посмотрите. И вы, если вамъ вотъ это сбрить,- взялъ онъ двумя пальцами одинъ волосъ сѣдой бороды архипастыря,- вы вдвое красивѣе и моложавѣе будете, просто юноша, красавецъ... Борода вѣдь ужасно старитъ всякое лицо...

   И государь двинулся вдругъ къ выходу, забывъ проститься.

   Проходя по тому же мѣсту, гдѣ разсыпалось по полу до сотни разныхъ иконъ, Петръ Ѳедоровичъ слегка споткнулся на большую икону, которая лежала на полу. Онъ пр³остановился, поднялъ ее съ пола и сталъ разглядывать. Это былъ образъ равноапостольнаго князя Владим³ра, сдѣланный крайне плохо.

   Государь сталъ показывать его всѣмъ, между прочимъ Гольцу.

   - Посмотрите, на что это похоже! Видано ли подобное въ церквахъ у насъ, т. е. въ Герман³и?

   Гольцъ, какъ хитрый дипломатъ, глядѣлъ на образъ, безобразно и уродливо нарисованный, но не говорилъ ничего, не соглашался и не противорѣчилъ.

   Государь поглядывалъ на всѣхъ самодовольно и вопросительно; глаза его нечаянно упали на фигуру Сени.

   - Ты, поди сюда. Ну, или, не бойся. Подойди.

   Сеня охотно и довольно смѣло приблизился.

   - Смотри! Какъ тебя зовутъ?

   - Сеня, ваше величество.

   - Сѣно?.. Что за вздоръ!..

   - Сеня... Семенъ что-ль...

   - Такъ Семенъ, а не сѣно... Ну ты... Гляди вотъ. Что это такое?

   Сеня не понялъ вопроса, хотя глядѣлъ на икону.

   - Что я въ рукѣ держу? Вотъ это, какъ это зовется?

   - Образъ-то что-ль? смущаясь, спросилъ Сеня.

   - Хорошо... Что-жъ это святая вещь?

   - A то какъ-же? ухмыльнулся Сеня.- Это, стало быть, святой угодникъ Бож³й...

   - Намалеванъ? Ну хорошо. Это угодникъ. Святой и равноапостольный князь Владим³ръ. Такъ у головы его написано. Хотя бы слѣдовало надпись тоже внизу дѣлать! улыбался Петръ Ѳедоровичъ.- Ну хорошо. Ну, а это что такое?

   И государь повернулъ икону оборотной стороной вверхъ. Сеня глядѣлъ во всѣ глаза и ничего не понималъ.

   - Ну, что это? желѣзо, что-ль?

   - Какъ можно... усмѣхнулся Сеня во весь ротъ.

   - Что же это?

   - Сосна, аль липа... Липа должно...

   - Доска, стало-быть? допрашивалъ государь.

   - Гдѣ-же! разсмѣялся ужь Сеня, предполагая шутку. - Какъ можно! Доски нешто таки бываютъ. Въ доскѣ, стало быть, тапери мало-мало аршинъ, а то доска хотя бы вершковка въ девять аршинъ бываетъ, заговорилъ въ Сенѣ мастеръ-плотникъ.- Бываютъ, вѣстимо, доски трехъ-вершковки или къ примѣру дерева, для строительства... что по три рубля берутъ, ей-Богу... Вотъ тутъ же на Выборгской въ лѣсномъ дворѣ есть...

   Но государь прервалъ краснорѣч³е плотника.

   - Если это дерево и доска, такъ нешто можно на колѣнки становиться передъ ней и молиться, какъ Богу? Понялъ?

   Сеня смотрѣлъ во всѣ глаза и не понималъ. Его мысль шла правильно на лѣсной дворъ и на цѣны досокъ, а государева мысль вернула совсѣмъ куда-то не туда...

   - Молиться надо Господу Богу и святой Мар³и и Христу ²исусу. A доскамъ нельзя молиться! Понялъ?

   Сеня все смотрѣлъ во всѣ глаза и все ничего не понималъ.

   - Если это дерево, то и доска. И как³я краски ни намалюй на ней, чего ни напиши, все-таки будетъ доска. Понялъ?

   Сеня смотрѣлъ, не сморгнувъ, а не понималъ ни слова.

   Государь двинулся и хотѣлъ снова положить икону, которую держалъ, въ кучу разсыпавшихся по полу, но принцъ, слѣдивш³й за нимъ уже давно, взялъ, почти подхватилъ икону и передалъ ее ближайшему, адьютанту Перфильеву. Сѣченовъ тотчасъ двинулся къ адьютанту, принялъ икону въ лѣвую руку, потомъ, перекрестясь три раза, приложился къ ней и поднялъ глаза на государя. Петръ Ѳедоровичъ стоялъ, не двигаясь и слегка раскрывъ ротъ. Еще мгновен³е и всѣ ожидали взрыва гнѣва, при которомъ государь, обыкновенно, не стѣснялся въ выражен³яхъ.

   - Буду отнынѣ беречь ликъ просвѣтителя земли росс³йской, какъ воспоминан³е объ нынѣшнемъ посѣщен³и вашего величества, проговорилъ Сѣченовъ.- Передамъ ее сыну и внуку, и заповѣдую имъ беречь, какъ святое и чтимое наслѣд³е изъ рода въ родъ.

   Государь ничего не отвѣчалъ, только кивнулъ головой, повернулся, и всѣ двинулись за нимъ на паперть.

   Только одинъ Фленсбургь, все слышавш³й, видѣвш³й и все понимавш³й, взглянулъ прямо упорнымъ взглядомъ въ лице первенствующаго члена синода.

   Сѣченовъ такимъ же упорнымъ взглядомъ встрѣтилъ глаза принцева любимца.

   "Хитеръ ты, кутейникъ, да и дерзокъ", думалъ Фленсбургъ, говорили глаза его и улыбка.

   Глаза и улыбка Сѣченова говорили тоже... о его полномъ равнодуш³и, если не презрѣн³и и къ этому адьютантику изъ иноземцевъ, и ко всѣмъ остальнымъ, ему подобнымъ.

   Черезъ дня три во многихъ домахъ и ротныхъ дворахъ толковалось о томъ, какъ государь оттаскалъ за бороду преосвященнаго въ церкви Сампсон³я и велѣлъ всѣ образа при себѣ на полъ скинуть. Слухъ этотъ распространился по городу изъ квартиры братьевъ Орловыхъ.

  

  

   Въ тотъ же вечеръ Сѣченовъ, не боявш³йся бывать у императрицы, какъ мног³е друг³е, и надѣявш³йся, что его духовный санъ упасетъ его отъ всякой бѣды, пр³ѣхалъ къ ней съ новостью и засталъ у нея цалмейстера Орлова.

   Государыня сидѣла съ нимъ у камина и была видимо взволнована. Замѣтя, что архипастырь хочетъ что-то разсказать ей и стѣсняется присутств³емъ незнакомаго офицера, государыня вымолвила, улыбаясь:

   - Можете говорить все при г. Орловѣ.

   Передавъ съ волнен³емъ все, случившееся въ церкви и все, слышанное отъ государя по поводу новыхъ перемѣнъ, Сѣченовъ спросилъ мнѣн³я государыни. Она почти не повѣрила новости и стала успокоивать архипастыря.

   - Это невозможно и онъ никогда не рѣшится. Поговоритъ и броситъ...

   Сѣченовъ, передавъ подробности посѣщен³я государя и нѣсколько успокоенный государыней, внимательно приглядѣлся и замѣтилъ, что онъ какъ будто прервалъ горячую бесѣду и отчасти стѣсняетъ своимъ присутств³емъ. Онъ тотчасъ же поднялся и уѣхалъ.

   Дѣйствительно, государыня была взволнована бесѣдой въ Орловымъ, котораго видала теперь чаще. На этотъ разъ онъ пр³ѣхалъ прямо спросить, позволяетъ ли она его кружку положить за нее головы, сдѣлать попытку...

   - И такъ, что же? вымолвилъ Орловъ, когда Сѣченовъ уѣхалъ.

   - Не хочу ничего! Не хочу, чтобъ изъ-за меня даромъ люди гибли. Пусть будетъ со мной - чему судьба велитъ. A что?! Одному Богу извѣстно, выговорила она.- Слава Богу, если келья въ Дѣвичьемъ монастырѣ. Но за то напрасныхъ жертвъ не будетъ!

   - Нѣтъ, государыня... Этому мы не дадимъ совершиться... Это и будетъ намъ сигналомъ. Мы тотчасъ...

   - Вы!.. Кто вы?! Дюжина молодцовъ, преданныхъ мнѣ, конечно, всѣмъ сердцемъ... Я знаю это! Но что-жъ вы можете?

   - Цѣлая половина перваго полка гвард³и, государыня, да почти цѣлый другой полкъ... Это не дюжина офицеровъ. Братъ Алексѣй отвѣчаетъ за три роты преображенцевъ, а Ѳеодоръ за всѣхъ измайловцевъ.

   - Положимъ. Но что два полка предъ цѣлой гвард³ей предъ цѣлой импер³ей? Что вы можете сдѣлать?

   - Лейбъ-компан³я, горячо произнесъ Орловъ,- была малочисленнѣе насъ... Только одна рота гренадеръ!

   - Ахъ полно, Григор³й Григорьевичъ! грустно воскликнула Екатерина.- Малодушество это. Обманывать себя, утѣшая примѣрами, кой не къ мѣсту и не къ дѣлу... Тамъ низвергалось чужеземное правительство младенца и ненавистныхъ временщиковъ, которыхъ за десять лѣтъ правлен³я всяк³й научился ненавидѣть или презирать. За нихъ въ защиту ни единая рука не поднялась. И за кого, для кого, совершила дѣйство лейбъ-компан³я? - для дочери Петра Великаго? A вы? Съ кѣмъ вамъ въ борьбу вступать? Съ законнымъ русскимъ императоромъ? Съ внукомъ того же Великаго, всѣми обожаемаго Петра? И для кого же? Для германской принцессы, иноземки, сироты, всѣми отвергнутой, даже всѣми оскорбляемой по примѣру, даваемому теперь самимъ императоромъ... Прямая ей дорога въ монастырь!.. Или просто въ изгнан³е...

   - Къ вамъ любовь общая, народная,- заговорилъ Орловъ,- но малодуш³е заставляетъ многихъ опасаться... A когда тѣ же люди увидятъ, что друг³е идутъ за васъ, они тоже пойдутъ. Всегда бывало такъ. Нужно одному только начать...

   - Нѣтъ, нечего себя обманно утѣшать... Со смертью императрицы все кончилось для меня, выговорила государыня послѣ минуты молчан³я.- Каждое утро я встаю съ мысл³ю: дай Богъ не кончить дня въ кибиткѣ, которая увезетъ меня на край свѣта. Спасибо еще, если не далеко, не въ Пелымъ.

   Екатерина Алексѣевна смолкла снова. Орловъ глубоко задумался и глядѣлъ, какъ на красивой рукѣ ея, которой она оперлась на щитокъ камина, мерцалъ браслетъ въ лучахъ колеблющагося огонька. Она замѣтила его взглядъ, перевела глаза на руку и выговорила тихо.

   - Вотъ, тотъ, кто подарилъ мнѣ этотъ браслетъ, сказалъ: когда вы будете императрицей самодержцей, сдѣлайте меня королемъ польскимъ! Долго придется бѣдному ждать...

   - Да. Но онъ былъ все-таки... онъ былъ счастливѣе другихъ... тихо и грустно прошепталъ Орловъ. Она не отвѣтила.

   Нѣсколько прогорѣвшихъ углей провалились сквозь чугунную рѣшетку камина и какъ-то странно хрустнули среди полной тишины во всѣхъ горницахъ государыни.

   A она задумалась глубоко отъ его послѣднихъ словъ и смотрѣла на огонь. Свѣтлые, красивые глаза ея подернулись будто какой-то дымкой, грудь ровно, но высоко волновалась подъ складками черныхъ лентъ и кружевъ.

   - Зачѣмъ теперь гибнуть даромъ?.. произнесла она, наконецъ.- Лучше... когда я буду въ Пелымѣ, въ Рогервикѣ или въ Шлюссельбургѣ на мѣстѣ Ивана Антоновича... Тогда меня спасти и за море увезти... и взять за себя!..

   И государыня грустно разсмѣялась.

   - Нѣтъ, это ужь никакъ невозможно. Когда вы будете въ заключен³и - я уже до той минуты голову сложу.

   - И! полно, Григор³й Григорьевичъ. Питерск³я красавицы васъ утѣшатъ... Вотъ, хоть бы спасительница ваша, графиня Скабронская.

   Орловъ быстро поднялся, какъ отъ удара...

   - Нѣтъ, прощайте. Я такъ бесѣдовать не могу. Больно.

   - Ну, виновата... ласково произнесла государыня.- Но обѣщайте мнѣ болѣе не говорить объ этомъ.

   - Совсѣмъ не говорить? странно спросилъ Орловъ.

   - Да... не говорить... до поры до времени...

   - До какой же поры?

   - Покуда я не заговорю сама. Обѣщаете?

   Орловъ, вздохнувъ, прошепталъ: да. Она протянула ему руку. Онъ нагнулся, поцѣловалъ руку и вышелъ грустный и задумчивый. Тихо, пѣшкомъ, направился онъ домой чрезъ площадь, въ концѣ которой былъ видѣнъ домикъ, занимаемый имъ.

   Истор³я освобожден³я Орловыхъ надѣлала шуму въ столицѣ и разсказывалась на разные лады. Мног³е изъ елизаветинцевъ утверждали даже, что освободительница Орловыхъ, Скабронская, стала всесильна, потому что находится, прикрываясь Фленсбургомъ, въ близкихъ отношен³яхъ съ самимъ принцемъ.

   - Ай да Жоржъ! шутили мног³е.- Какого вѣдь бобра убилъ. Красавица вѣдь писаная!

   Впослѣдств³и Алексѣй Орловъ безъ труда добился истины и узналъ, что ихъ злѣйш³й врагъ, Фленсбургь, имѣя большое вл³ян³е на принца, съ своей стороны, страстно влюбленъ въ графиню Скабронскую.

   Кромѣ того, оказалось, что самъ Котцау, одновременно съ упрашиван³емъ Фленсбурга Маргаритою, пр³ѣзжалъ къ принцу тоже просить его помиловать буяновъ, которымъ онъ, якобы въ виду разныхъ политическихъ соображен³й, считаетъ нужнымъ простить. Онъ убѣдилъ принца въ своихъ опасен³яхъ, что изъ-за ссылки Орловыхъ возненавидятъ его всѣ гвардейск³е офицеры и будутъ всячески мстить. A это, конечно, привело бы къ цѣлому ряду оскорблен³й, послѣ которыхъ ему поневолѣ пришлось бы выѣхать изъ Росс³и. Во всемъ этомъ была доля правды и принцъ согласился, но въ душѣ рѣшилъ придраться къ другому случаю, чтобы все-таки выслать Орловыхъ.

   По освобожден³и своемъ, Орловы занялись вопросомъ, какъ заставить князя Глѣба заплатить свой долгъ и вообще какъ достать денегъ, чтобы прежде всего передать обѣщанную сумму фехтмейстеру. Не достать денегъ нельзя было, а достать было мудрено.

   За послѣднее время Григор³й очень много проигралъ въ карты и много истратилъ на новый цалмейстерск³й мундиръ. A главное, Алексѣй истратилъ большую сумму денегъ, угощая и щедро одѣляя преображенскихъ солдатъ, а Ѳеодоръ, съ своей стороны, истратилъ еще болѣе въ своемъ измайловскомъ полку, гдѣ угощен³е рядовыхъ не прерывалось, и гдѣ всяк³й послѣдн³й рядовой шелъ къ нему и бралъ, что хотѣлъ. Ближайш³е друзья Орловыхъ, конечно, знали, зачѣмъ это дѣлается, но остальные офицеры качали головами и изумлялись.

   - Охота тратиться на этихъ чертей.

   Агаѳонъ не зналъ причины этой траты и эти постоянныя подачки солдатамъ полковъ, гдѣ служили господа, выводили его изъ себя. Иногда онъ по цѣлимъ днямъ ругался съ своими господами:

   - На кой прахъ! восклицалъ онъ.- Ну тратились бы на себя по трактирамъ. A то дармоѣдовъ угощать! Они, дьяволы, готовы послѣднюю рубашку стащить.

   Однажды Григор³й Орловъ, чтобы отвязаться отъ старика, объяснилъ ему причину, заставляющую ихъ давать всякому солдату, измайловцу или преображенцу.

   Агаѳонъ не согласился съ любимымъ бариномъ, продолжалъ качать головой, но молчалъ.

   - Они васъ и такъ любятъ, рѣшилъ онъ однажды,- и нѣмцевъ тоже смерть не любятъ; стало быть, тутъ и безъ денегъ все какъ слѣдоваетъ быть.

   Пр³ятели Орловыхъ были люди по большей части небогатые, нѣкоторые же безъ всякихъ средствъ. Они было предложили сдѣлать складчину, чтобы собрать сумму денегъ, необходимую для Котцау, но Орловы не могли согласиться на это. Подобнаго рода затрата со стороны пр³ятелей могла стѣснить ихъ на цѣлые полгода.

   Наконецъ, однажды, уже на Страстной, Григор³й Орловъ, написавш³й брату Ивану Григорьевичу въ Москву, получилъ отказъ и такимъ образомъ послѣдняя надежда на получен³е необходимой суммы рушилась.

   - Какъ ни вертись, а остается одинъ проклятый Тюфякинъ, сказалъ онъ Алексѣю.- Надо его теперь ловить и гдѣ ни попадется - бить, покуда не выколотимъ изъ него либо деньги, либо его подлую душеньку. Авось, онъ не фехтмейстеръ и за него насъ подъ арестъ не посадятъ.

   Алексѣй Орловъ согласился, что другого средства нѣтъ.

   - Тѣмъ паче надо его пощипать, что онъ, бест³я, балуется. Онъ захочетъ, такъ можетъ и у Воронцовой достать денегъ. Не даромъ фаворитъ фаворита фаворитки. У нихъ денегъ куры не клюютъ, а тратить имъ не куда: никому не платятъ. Вѣдь дома нѣтъ въ Питерѣ, гдѣ бы они должны не были хоть пять червонцевъ. Въ лавкахъ и лабазахъ должны...

   И братья рѣшились стараться гдѣ-нибудь поймать князя Тюфякина, чтобы "выколотить" изъ него долгъ.

   Но Глѣбъ Тюфякинъ - себѣ на умѣ, отлично понималъ теперь, что выпущенные Орловы его не оставятъ въ покоѣ. Между тѣмъ, онъ съ своей стороны тоже нигдѣ не могъ достать денегъ. Его попытка попросить, да вдобавокъ еще такую крупную сумму, у тетки-опекунши не повела ни въ чему. Опасаясь именно того, что собирались сдѣлать Орловы, такъ какъ подобнаго рода выколачиван³е долга кредиторомъ изъ должника было дѣло обыкновенное, Тюфякинъ дома не сказывался никому, проводилъ день у Гудовича или въ своемъ голштинскомъ войскѣ, въ Оран³енбаумѣ. Когда онъ появлялся въ публичныхъ мѣстахъ и, между прочимъ, въ одномъ изъ лучшихъ трактировъ на Адмиралтейской площади, съ нимъ бывали всегда товарищи, голштинск³е офицеры.

   Наконецъ, Тюфякинъ подружился и закупилъ постоянными угощен³ями одного офицера, хорошо извѣстнаго въ Петербургѣ. Это былъ нѣкто Васил³й Игнатьичъ Шванвичъ, извѣстный всей Росс³и и попавш³й въ число безсмертныхъ ни чѣмъ инымъ, какъ своею истинно-богатырской, невѣроятной силой. Это былъ петербургск³й Самсонъ XVIII вѣка. Сильны были богатыри Орловы, но Шванвичъ и ихъ за-поясъ заткнулъ. Орловы свивали пальцами червонцы въ трубочки, а Шванвичъ безъ всякаго инструмента и тоже пальцами изъ нѣсколькихъ пятаковъ дѣлалъ нѣчто въ родѣ пѣтушка на ножкахъ и съ хвостикомъ. Орловы кочергу связывали въ узелъ и бантъ, а Васил³й Игнатьичъ бралъ заразъ три штуки, свивалъ ихъ вмѣстѣ, какъ красная дѣвка косу заплетаетъ, а затѣмъ уже дѣлалъ такой же бантъ. За годъ передъ тѣмъ на Шванвича, возвращавшагося изъ гостей, напали грабители въ деревнѣ Метеловкѣ, находившейся на дальнемъ концѣ Фонтанки и считавшейся разбойничьимъ гнѣздомъ, не хуже Чухонскаго Яма. Напавшихъ было человѣкъ съ десятокъ и они, какъ мухи, облѣпили офицера.

   Какъ совершилъ свой подвигъ силачъ, онъ самъ хорошенько не помнилъ, потому что, по его собственному сознан³ю, струхнулъ. Но дѣло въ томъ, что на утро нашли на мѣстѣ пять человѣкъ. Двое изъ нихъ были уже мертвы, а трое на столько искалѣчены, что не могли сами убраться съ мѣста побоища. Помнилъ только Шванвичъ, что, не имѣя никакого оруж³я, онъ хваталъ по два человѣка за шиворотъ заразъ, по одному въ руку и, треснувъ ихъ лбами другъ о дружку раза два, бросалъ. И эти уже лежали тихонько. A за тѣмъ ухвативъ одного изъ нимъ, самаго рослаго, поперегъ туловища, началъ его же ногами бить остальныхъ. И непр³ятель обратился въ бѣгство съ крестомъ и молитвою, принявъ прохожаго за самого дьявола во образѣ офицера.

   Васил³й Игнатьевичъ Шванвичъ былъ средняго роста, не множко сутуловатъ, но съ уродливо-широкими плечами и съ толстыми, какъ бревна, ногами и руками. У Орловыхъ мощь и сила сочетались съ красотой и стройностью тѣла; Шванвичъ же былъ совершенный медвѣдь. Также какъ медвѣдь ходилъ онъ маленькими шагами на короткихъ ногахъ, также нелѣпо, какъ и "Михайло Иванычъ", размахивалъ руками и медленно поворачивалъ голову, какъ еслибъ шея его была деревянная.

   Этотъ богатырь, но не богатырь-витязь, а страшилище, не красавецъ Бова-королевичъ, а скорѣе какой-нибудь Черноморъ, жилъ въ столицѣ скромной и тихой жизнью. Средства его были крошечныя, знакомства, въ тѣсномъ смыслѣ слова, очень мало, за исключен³емъ извѣстности въ городѣ. Всяк³й зналъ Васил³я Игнатьевича и показывалъ на него пальцемъ на улицѣ, но самъ Шванвичъ почти никогда не зналъ, кто на него тычетъ пальцемъ.

   Силой своей хвастать онъ не любилъ, иногда даже обижался, когда его просили показать какую нибудь штуку. Часто задумывался онъ и тайно, на глубинѣ души, промѣнялся бы сейчасъ съ какимъ-нибудь красивымъ, хотя бы даже и совсѣмъ тщедушнымъ, гвардейскимъ офицеромъ.

   Разъ только въ жизни похвасталъ онъ своею силой при большомъ стечен³и народа, но и то было сдѣлано по строжайшему приказу начальства. Зрѣлище это было дано въ Гостилицѣ, на дворѣ палатъ графа Разумовскаго и на потѣху гостившей у него покойной императрицы.

   У Шванвича были двѣ отличительныя черты въ характерѣ. Онъ не только былъ богомоленъ и ходилъ ко всѣмъ службамъ, но былъ знакомъ со всѣмъ петербургскимъ духовенствомъ и зналъ дѣла всѣхъ петербургскихъ причтовъ и церквей, какъ свои собственныя, зналъ, въ какомъ храмѣ хорошо идутъ дѣла причта и въ какомъ совсѣмъ бѣдность непокрытая, и онъ ходилъ преимущественно въ эти храмы и здѣсь отдавалъ на тарелочку и въ кружку свою послѣднюю копѣйку.

   Онъ самъ любилъ справлять должность старосты церковнаго и любилъ въ особенности пройти по храму съ тарелочкой за вечерней или всенощной, когда въ церкви нѣтъ никого изъ военныхъ, или, тѣмъ паче, кого либо изъ начальства. Впрочемъ, однажды онъ попался, и за прогулку съ тарелочкой въ одномъ храмѣ просидѣлъ подъ арестомъ, такъ какъ онъ, по мнѣн³ю нѣмца-генерала, его накрывшаго за этимъ занят³емъ, "недостойное зван³ю офицера совершилъ".

   Другое странное свойство характера силача была боязнь, непреодолимая, непостижимая и врожденная, отчасти все усиливавшаяся,- боязнь женскаго пола. На этотъ счетъ Шванвичъ лгалъ, когда увѣрялъ, что у него отвращен³е къ "бабѣ". Онъ не прочь бы былъ побесѣдовать съ красавицей, не прочь бы былъ влюбиться до зарѣзу въ иную, но боязнь все превозмогала. Даже съ простой бабой на улицѣ Шванвичъ разговаривалъ скосивъ глаза въ сторону; что же касается до свѣтской женщины, хотя бы даже и очень пожилой, то онъ отъ всякой дамы бѣгалъ, какъ собака отъ палки и чортъ отъ ладона.

   Всѣмъ былъ извѣстенъ случай, бывш³й съ нимъ въ домѣ братьевъ Шуваловыхъ. Старш³й Шуваловъ зазвалъ въ себѣ силача, чтобы тайномъ и ненарокомъ показать его одной пр³ѣзжей въ столицу родственницѣ, уже пожилой женщинѣ.

   Шванвичъ сидѣлъ въ кабинетѣ Шувалова у открытаго окна въ садъ. Хозяинъ вышелъ на минуту, затѣмъ черезъ нѣсколько времени Шванвичъ услыхалъ за дверями женск³е голоса, и одинъ тоненьк³й голосокъ благодарилъ хозяина за тотъ случай, который представляется поглядѣть на богатыря. Дамское общество приближалось къ дверямъ!!.. Но когда оно вошло въ горницу, то никого уже не было въ ней.

   Васил³й Игнатьевичъ, увидя себя въ западнѣ, не долго думалъ, махнулъ въ окошко съ четырехъаршинной вышины, и при скачкѣ свихнулъ себѣ ногу. Какъ ни толста была эта нога, но все-таки не выдержала такую тушу. Съ тѣхъ поръ Шванвичъ сталъ злѣйшимъ врагомъ всей семьи Шуваловыхъ, а когда кто-либо изъ вельможъ зазывалъ его въ гости, онъ отказывался на отрѣзъ и говорилъ:

   - Нѣтъ, государь мой, я ужь ученый! Вы меня подъ какую бабу подведете.

   А все-таки не минулъ этотъ Черноморъ заплатить дань прекрасному полу.

   Лѣтъ за восемь передъ тѣмъ, Васил³й Игнатьевичъ, живя въ отдаленномъ кварталѣ, близь церкви, часто видѣлъ восемнадцатилѣтнюю дочку дьякона. И побѣдила она его сердце своимъ румянымъ личикомъ и добрыми глазками.

   Разумѣется, Шванвичъ боялся красавицы своей пуще чѣмъ кого либо, но однако собирался ежедневно познакомиться съ отцемъ дьякономъ поближе и, не смотря на свое офицерское зван³е и дворянское происхожден³е, уже мысленно рѣшился жениться на дьяконицѣ. Но какъ это сдѣлать, какъ подойти къ ней, какъ заговорить? Къ дьякону въ гости можно пойти хотъ сейчасъ, ну, а потомъ что? Какъ онъ скажетъ ей первое слово? Что онъ сдѣлаетъ, когда она заговоритъ? И силача дрожь пронимала отъ страха. Унылый, сумрачный, даже грустный ходилъ Васил³й Игнатьевичъ, изо дня въ день собираясь завтра пойти въ гости къ отцу дьякону.

   Такъ изо дня въ денъ, изъ мѣсяца въ мѣсяцъ, прошелъ почти годъ и однажды совершилось велѣн³е судьбы. Замѣтивъ въ церкви как³я-то приготовлен³я, новый Черноморъ спросилъ о причинѣ. Оказалось, что послѣ обѣдни будетъ вѣнчан³е одного соборнаго пѣвчаго. A съ кѣмъ? Съ ней,- съ дьяконицей!

   Шванвичъ выбѣжалъ изъ церкви на своихъ короткихъ ногахъ, прибѣжалъ на квартиру, но черезъ часъ уже собралъ свои небольш³е пожитки и переѣхалъ на другой конецъ города. Но и здѣсь не усидѣлъ онъ, поѣхалъ къ пр³ятелю въ Кронштадтъ, помыкался тамъ съ недѣлю, вернулся, взялъ отпускъ и уѣхалъ къ родственнику въ Тульскую губерн³ю. И тамъ долго преслѣдовалъ его образъ дьяконицы.

   Вотъ съ этимъ-то человѣкомъ и подружился князь Тюфякинъ. Шванвичъ былъ слишкомъ простодушный человѣкъ, чтобы знать дурную репутац³ю князя и чтобы догадаться, зачѣмъ его угощаетъ князь, зачѣмъ зоветъ къ себѣ и постоянно таскаетъ съ собой по всѣмъ публичнымъ мѣстамъ. Только впослѣдств³и, мимоходомъ, Тюфякинъ передалъ другу, что боится Орловыхъ.

   - Эвося, князинька! усмѣхнулся Шванвичъ.- Нашелъ кого бояться! Покуда ты при мнѣ, дюжина Орловыхъ тебя не тронетъ.

   Но Шванвичъ хвасталъ. Всему городу было извѣстно, что онъ могъ справиться только съ однимъ изъ братьевъ, а двое вмѣстѣ всегда заставляли его обращаться въ бѣгство.

  

  

   Съ перваго дня Святой недѣли всѣ "герберги" или трактиры петербургск³е были особенно переполнены веселящимися офицерами.

   Въ одномъ изъ нихъ, по имени "Нишлотъ", на Адмиралтейской площади, русск³е офицеры бывать не любили и Орловы никогда не бывали. Это былъ трактиръ, преимущественно посѣщаемый голштинцами и вообще иностранцами. Русск³е звали его другимъ прозвищемъ. Извѣстенъ онъ былъ на всю столицу страшнымъ побоищемъ, происшедш