Салиас Евгений Андреевич - Петербургское действо

что "l'enfer est pavé de bonnes intentions". Фридрихъ обѣщалъ помочь сдѣлать курляндскимъ герцогомъ принца Жоржа, если оно будетъ возможно; уговорить Дан³ю отдать русскому императору Шлезвигъ, но если Дан³я не согласится, то... aviser; помочь императору деньгами или войскомъ, если онъ начнетъ какую либо войну. Но таковой войны не предполагалось. И вся нѣмецкая парт³я въ Петербургѣ, т. е. именуемые "голштинцы", въ этомъ вопросѣ сходились и были единодушны съ парт³ей елизаветинцевъ. Избѣгнуть войны всячески было единственнымъ пунктомъ неспорнымъ. Никто во всей Росс³и, начиная отъ первыхъ министровъ и сановниковъ и кончая послѣднимъ рядовымъ гвард³и и арм³и, не желалъ войны. A вл³ятельный Гольцъ долженъ былъ еще всячески отговаривать русскаго государя по той простой причинѣ, чтобы избавить своего повелителя отъ необходимости помогать союзнику.

   Гольцъ за послѣдн³е дни былъ особенно въ духѣ, даже счастливъ.

   Онъ былъ, конечно, честолюбивъ, въ хорошемъ смыслѣ слова и зналъ, что въ скоромъ времени договоръ Прусс³и и Росс³и, его дорогое дѣтище, заставитъ ахнуть всю Европу, обозлить Франц³ю, удивитъ Англ³ю, поразитъ въ сердце Австр³ю, переполошитъ всю Европу. Онъ зналъ, что его имя, въ продолжен³и цѣлаго лѣта, будетъ повторяться повсюду, будетъ на устахъ всѣхъ королей, министровъ, посланниковъ и сановниковъ всей Европы. Онъ, какъ полководецъ, далъ и выигралъ блистательное сражен³е. Этимъ трактатомъ онъ пр³обрѣталъ себѣ сразу славу и имя на дипломатическомъ поприщѣ.

   Всяк³й человѣкъ, рѣшивш³й трудную задачу и отличивш³йся въ глазахъ всѣхъ и своихъ собственныхъ, конечно, счастливъ, но когда къ этому сознан³ю прибавляется еще сознан³е своей молодости, то юношеск³й пылъ беретъ верхъ и герой счастливъ, какъ ребенокъ. Если въ настоящемъ уже много... то сколько еще впереди!..

   Гольцъ сознавалъ свое превосходство передъ всѣми европейскими дипломатами, вспоминая, что ему еще только двадцать шесть лѣтъ! Онъ зналъ, что король Фридрихъ не такой человѣкъ, чтобы не понялъ и не оцѣнилъ его громадной заслуги передъ отечествомъ. Гольцъ ожидалъ съ часу на часъ всевозможныхъ наградъ: и повышен³е въ чинѣ, и звѣзду, и деньги, и графство, о которомъ мечталъ. Однимъ словомъ, красивый и элегантный баронъ былъ счастливъ, веселъ и доволенъ, какъ ребенокъ. Когда онъ вспоминалъ, какъ просто устроилъ онъ все дѣло, то ему становилось даже смѣшно.

   Съѣзди всѣ послы съ визитомъ къ Жоржу, то государь не отказывалъ бы имъ два мѣсяца въ ауд³енц³яхъ и они не прозѣвали бы трактата. Всѣ резиденты, и англ³йск³й Кейтъ, и французск³й Бретейль, и австр³йск³й Мерс³й, сидѣли по своимъ норамъ и переписывались съ кабинетами, а онъ въ это время курилъ вонюч³й кнастеръ, дружился со всѣми, ухаживалъ, давалъ взаймы и дарилъ...

   "А букетъ Воронцовой!" вспомнилъ Гольцъ и невольно усмѣхнулся. "Всего-то пять тысячъ червонцевъ, а изъ-за нихъ пр³обрѣтается Богъ-вѣсть что. Да вдобавокъ и деньги-то не его личныя и могли бы, какъ у многихъ резидентовъ иностранныхъ, уйти на ваемъ разныхъ шп³оновъ и тайныхъ агентовъ, которые эти деньги прокучиваютъ и не служатъ никакой помощью для ихъ наемщиковъ".

   Гольцъ призвалъ одного изъ своихъ секретарей и далъ ему словесное поручен³е, отправиться къ Гудовичу и спросить у него: получена ли вещь ему извѣстная, передана ли по принадлежности и довольны ли ею.

   Черезъ часъ секретарь вернулся назадъ и объяснилъ, что господинъ Гудовичъ очень чѣмъ-то встревоженъ, никакого отвѣта не далъ, а обѣщалъ тотчасъ-же пр³ѣхать самъ.

   И вслѣдъ за секретаремъ явился Гудовичъ встревоженный и объяснилъ Гольцу простую вещь: карточку съ рисункомъ онъ потерялъ, проискалъ ее цѣлый день повсюду, не нашелъ и послалъ довѣренное лицо, князя Тюфякина, который, конечно, не разболтаетъ ни слова, предупредить брилл³антщика, чтобы онъ не давалъ вещь никому, покуда лицо, заказывавшее будетъ, не явится лично за получен³емъ. Оказалось, что Позье наканунѣ вечеромъ отдалъ букетъ преображенскому офицеру, а карточку получилъ и въ доказательство передалъ ее обратно. Гудовичъ вынулъ разрисованую игральную карту, которая прошла столько рукъ и передалъ ее Гольцу.

   - Стало быть, вмѣсто брилл³антоваго букета, я получаю нарисованный! разсмѣялся Гольцъ немножко насмѣшливо.- Однимъ словомъ, украли. Не скажу, чтобы это мнѣ было очень пр³ятно.

   И баронъ съ досадой отошелъ отъ Гудовича къ окну и сталъ барабанить по стеклу, насвистывая какой-то маршъ.

   "Пять тысячъ червонцевъ, думалъ Гольцъ,- сумма не большая, но подарить ее какому-нибудь мошеннику крайне непр³ятно. Самъ виноватъ! Надо было попросить взять вещь графиню Скабронскую, а не этого тюленя. Потерялъ?!. Чортъ его знаетъ!.. Всѣ вы тутъ хороши!"

   И баронъ сталъ разспрашивать Гудовича о подробностяхъ, но тотъ могъ только повторитъ снова то же самое,- карточка имъ была потеряна, найдена кѣмъ-нибудь, вещь законнымъ образомъ получена и слѣдовъ никакихъ.

   - Но позвольте! Нашедш³й карточку святымъ духомъ узналъ, что по ней можно получить брилл³антовый букетъ?!. И можно у Позье?! воскликнулъ вдругъ Гольцъ.- Стало-быть вы разсказали многимъ, что это за карточка?

   Гудовичъ сознался, что пилъ въ трактирѣ и болталъ объ карточкѣ. Какой-нибудь лакей могъ слышать.

   "А, можетъ быть, и офицеръ!" подумалъ Гольцъ, но разумѣется этого не сказалъ.

   Гудовичъ прибавилъ, что такъ какъ онъ въ этомъ дѣлѣ кругомъ виноватъ_> то будетъ просить государя выдать ему изъ собственныхъ денегъ необходимую сумму, которую онъ возвратитъ барону. Гольцъ на это, разумѣется, не могъ согласиться."

   - Нѣтъ, это невозможно. Но я буду только просить государя, приказать Корфу взяться усердно за это дѣло и искать вора.

   Гудевичъ уѣхалъ, а Гольцъ немедленно отправился къ графинѣ Скабронской спросить ея мнѣн³я, разсказать ей все и попросить купить поскорѣе что-нибудь другое.

   Маргарита, разумѣется, ничего не знала: ея дѣло было только передать барону полученную карточку. Посидѣвъ у графини, побесѣдовавъ съ ней, разспросивъ ее о томъ, что говорятъ въ Петербургѣ о мирномъ договорѣ и о немъ самомъ, Гольцъ развеселился и забылъ и думать объ украденной суммѣ.

   - Главная бѣда, сказалъ онъ,- не въ томъ, главная бѣда, что мнѣ теперь нечего ко дню маскарада поднести Воронцовой. У Позье навѣрное нѣтъ ничего готоваго свыше какихъ-нибудь трехсотъ червонцевъ.

   Маргарита согласилась съ этимъ, но затѣмъ покуда Гольцъ продолжалъ разсказывать ей о своихъ приготовлен³яхъ къ балу, Маргарита задумалась и соображала что-то. Наконецъ, какъ-бы пришла въ себя и вымолвила:

   - Хотите у меня купить брилл³антовую брошь, только-что передѣланную заново тѣмъ же Позье и которая мнѣ не нужна? Мы ее свеземъ къ нему, оцѣнимъ и вы возьмете.

   Гольцъ съ радостью согласился.

   Когда онъ уѣхалъ, Маргарита позвала свою любимицу и весело объявила ей:

   - Ну, Лотхенъ, опять деньги есть! Одну вещь изъ дѣдушкиныхъ продала.

   - Это все прекрасно, liebe Gräfin, но когда же вы заплатите дѣдушкѣ за эти всѣ брилл³анты? выговорила Лотхенъ, насмѣшливо и двусмысленно усмѣхаясь.

   - Не скоро, Лотхенъ. И по правдѣ сказать тебѣ... Я буду откладывать и тянуть дѣло до тѣхъ поръ, покуда не наступитъ часъ, въ который мнѣ можно будетъ совсѣмъ не платить!

   - A развѣ такой часъ наступитъ? Не вѣрю.

   - Вѣрь, Лотхенъ.

   Горничная помолчала и выговорила, смѣясь:

   - Ну, а сержантъ?

   - Ну, объ этомъ не смѣйся. Это не шутки! какъ-то странно произнесла Маргарита, задумчиво и грустно.

   Лотхенъ вытаращила глаза и чуть-чуть не пожала плечами.

  

  

   Перваго мая въ сумерки, въ домѣ прусскаго посланника волнен³е и движен³е усилились.

   Къ семи часамъ весь большой домъ горѣлъ огнями и свѣтлые, лучистые столпы выливались изъ оконъ, освѣщая, какъ днемъ, широкую улицу. Кромѣ того, около подъѣзда и вокругъ всего дома горѣли плошки и боченки съ смолой.

   Взводы гвардейскихъ солдатъ отъ разныхъ полковъ въ красивыхъ новыхъ мундирахъ стали появляться подъ командой капраловъ и сержантовъ, и ихъ разставляли часовыми на улицѣ, у подъѣзда, въ передней, на широкой лѣстницѣ и до дверей самой пр³емной. Это было сдѣлано по приказу государя, въ знавъ особаго почета въ любимцу и посланнику новаго союзника-короля.

   На большой лѣстницѣ, украшенной гирляндами и вѣнками и покрытой краснымъ сукномъ, преображенск³й сержантъ разставлялъ часовыхъ изъ своего взвода, и двухъ изъ нихъ поставилъ у самыхъ дверей, ведущихъ въ пр³емную. Сержантъ былъ Шепелевъ, а одинъ изъ рядовыхъ, котораго онъ умышленно поставилъ не въ передней, и не на лѣстницѣ, а на томъ мѣстѣ, гдѣ будетъ видно всѣхъ гостей, былъ Державинъ. Но оба друга, сержантъ и рядовой, были какъ-то грустны. Шепелевъ былъ немного блѣденъ и снова почти въ такомъ же состоян³и, какъ когда-то до своего свидан³я съ Маргаритой у гадалки.

   Державинъ былъ тоже грустенъ. Переводъ его въ голштинцы все не ладился съ великаго поста, а на дворѣ ужь май мѣсяцъ. Вдобавокъ, хотя онъ и любилъ своего ученика, но невольно сталъ теперь завидовать ему. Этотъ добрый малый ничѣмъ, конечно, не отличился, былъ такой же рядовой, какъ и онъ, а теперь, перескочивъ черезъ чины капрала и унтеръ-офицера, попалъ прямо въ сержанты, Богъ вѣсть какъ, Богъ вѣсть за что,- по какой-то странной, никому въ полку непонятной случайности,- по капризу принца Жоржа.

   "И вотъ вся жизнь такъ пройдетъ", думалось рядовому Державину, съ ружьемъ на плечѣ, когда онъ глядѣлъ на товарища-сержанта со шпагой. "Одному везетъ, а другому нѣтъ. Почему одному везетъ, и почему другому не везетъ - сама матушка фортуна не знаетъ".

   Балъ-маскарадъ у прусскаго посланника, объявленный за три дня передъ тѣмъ въ городѣ, т.-е. вскорѣ послѣ тайнаго подписан³я мирнаго договора, надѣлалъ много шума въ столицѣ.

   Голштинцы, и русск³е, и нѣмецк³е, конечно, ликовали. Этотъ маскарадъ былъ видимый признакъ, что на ихъ улицѣ праздникъ.

   Парт³я елизаветивцевъ, конечно, негодовала, всяк³й со своей точки зрѣн³я. Одни говорили, что со смерти покойной императрицы прошло только четыре мѣсяца, что это своего рода скандалъ. Друг³е прибавляли, что Гольцъ могъ бы сдѣлать простой балъ, но на смѣхъ дѣлаетъ маскарадъ прежде, чѣмъ кончился трауръ по государынѣ, бывшей всю жизнь врагомъ Фридриха.

   Мног³е являлись къ государынѣ спрашивать, поѣдетъ ли она. Екатерина Алексѣевна не отвѣчала ни да, ни нѣтъ, но въ умѣ давно рѣшила въ этотъ день заболѣть и остаться дома.

   Мног³е, какъ Разумовск³е и вообще близк³е люди покойной императрицы, чувствовали себя оскорбленными и тоже обѣщались захворать и не быть въ маскарадѣ.

   Но за день до перваго мая, прошелъ по лагерю елизаветивцевъ какъ бы пароль: всѣмъ быть въ маскарадѣ.

   Одинъ изъ самыхъ молчаливыхъ на видъ и лѣнивыхъ офицеровъ кружка Орловыхъ, Пассекъ - былъ въ то же время самымъ благоразумнымъ, осторожнымъ и тонкимъ.

   Пассекъ былъ особенно близокъ и друженъ съ княгиней Дашковой и чаще другахъ бывалъ у нея. И она, и онъ разсудили, что не быть въ маскарадѣ прусскаго посланника, значитъ дать возможность врагамъ пересчитать и, такъ сказать, помѣтить всѣхъ главныхъ лицъ непр³язненнаго лагеря. Дашкова, конечно, передала это государынѣ. Въ тотъ же вечеръ неизвѣстными никому но, конечно, извѣстными государынѣ путями, весь лагерь елизаветинцевъ, явныхъ и смѣлыхъ, осторожныхъ и боязливыхъ получилъ какъ бы приказъ готовить костюмы и мундиры и ѣхать къ Гольцу.

   И теперь не только тѣ, которые хотѣли умышленно захворать, стали собираться на балъ, но даже и тѣ, которые дѣйствительно хворали.

   Въ восемь часовъ уже начался шумъ на улицѣ, крики кучеровъ и форрейторовъ, солдатъ и полицейскихъ, громъ копытъ и колесъ по мостовой; гости начали съѣзжаться.

   Гольцъ встрѣчалъ всѣхъ въ дверяхъ, отдѣлявшихъ большую украшенную зеленью и вѣнками лѣстницу отъ прихожей, гдѣ на двухъ стѣнахъ, одинъ противъ другого, висѣли два щита съ двумя государственными гербами - прусскимъ и росс³йскимъ.

   И здѣсь сержантъ Шепелевъ, приглашенный любезно Гольцемъ находиться въ самой пр³емной, въ качествѣ дежурнаго, могъ видѣть весь высш³й столичный кругъ.

   Здѣсь въ часъ времени прошли всѣ министры, послы, фельдмаршалы, сенаторы, всѣ красавицы и львицы. Всѣ пожилые люди были, конечно, въ своихъ мундирахъ, но молодыя женщины и мног³е офицеры гвард³и были въ костюмахъ.

   И подъ звуки огромнаго оркестра на хорахъ, весь щегольской домъ Гольца переполнился блестящей, с³яющей, даже сверкающей, какъ радуга, всевозможными цвѣтами, шумной и гульливой толпой. Мног³е были просто костюмированы, друг³е въ маскахъ. Большая часть проходившихъ съ замаскированными лицами тайкомъ и быстро показывали лицо свое хозяину дома изъ вѣжливости, какъ бывало принято, или же просто знакомъ, двумя словами знакомаго голоса, какъ бы называли себя. Часто Гольцъ не могъ разслышать голоса встрѣчаемыхъ, но дѣлалъ видъ, что узнаетъ.... Отчасти, въ глазахъ его начинало уже рябить отъ этой вереницы пестрыхъ костюмовъ и мундировъ, отчасти и музыка мѣшала, и гулъ голосовъ бесѣдующихъ гостей, который смѣшивался съ музыкой и иногда даже заглушалъ звуки литавръ и трубъ. Шепелевъ стоялъ у стѣны невдалекѣ отъ входныхъ дверей и глазъ не спускалъ съ порога, гдѣ красивый посланникъ принималъ гостей. Ему казалась странной та случайность, что именно его было приказано послать по наряду дежурнымъ на балъ къ этому единственному человѣку во всемъ Петербургѣ, котораго онъ всѣмъ сердцемъ, всѣмъ юношескимъ пыломъ ненавидѣлъ и проклиналъ.

   Онъ былъ убѣжденъ, что это его счастливый соперникъ; не будь его на свѣтѣ, быть можетъ, она не обошлась бы съ нимъ такъ, какъ обошлась въ послѣдн³й разъ въ квартирѣ Позье. И что за капризъ сказать, что она даже не графиня? Шепелевъ уже послѣ сообразилъ, что она могла скрывать свое имя отъ Позье, что онъ сдѣлалъ нескромность. Но почему же она не пустила его къ себѣ? Почему обошлась такъ гордо и глядѣла на него такъ презрительно, такимъ оскорбительнымъ взглядомъ? Навѣрное онъ, этотъ Гольцъ - его счастливый соперникъ! Онъ чувствовалъ, что глубоко ненавидитъ этого человѣка, а, между тѣмъ, эта ревность, эта ненависть казалась для него самого глупою и смѣшною. Что общаго между нимъ, юношей сержантомъ, и этимъ молодымъ красавцемъ, который ужь теперь первая личность двухъ странъ, важное государственное лицо въ Прусс³и и, по общему отзыву, теперь самое вл³ятельное лицо и въ русскомъ государствѣ?!..

   - Онъ любимецъ Фридриха II и Петра III, а я любимецъ.... Квасова! грустно шутилъ юноша.

   И въ Шепелевѣ совершалась томительная борьба, сказывавшаяся какою-то острой болью на сердцѣ, какою-то страшной тягостью въ головѣ, во всемъ существѣ. Пускай бы она не любила его! Онъ не стоитъ любви такой женщины! Что онъ такое? Мальчишка! Не она любитъ, вотъ, этого! За что? За то лишь, что онъ посланникъ.

   И юноша, постоянно, то и дѣло, какъ бы забывался, стоя близъ стѣны прихожей. Вереницы яркихъ костюмовъ и масокъ вились передъ его глазами, но онъ почти не глядѣлъ на нихъ. Изрѣдка рука его, державшая обнаженную шпагу, судорожно стискивала эфесъ и глаза впивались въ фигуру элегантнаго и красиваго хозяина дома, въ блестящемъ мундирѣ.

   Если бы Гольцъ имѣлъ время обернуться на юношу дежурнаго, съ обнаженной шпагой въ рукѣ, и примѣтить его взглядъ, то, конечно, не смотря на свои заботы, онъ бы все-таки призадумался....

   А, между тѣмъ, сержантъ не могъ оторвать взора отъ дверей еще по другой причинѣ. Онъ каждую минуту ожидалъ появлен³я именно той, отъ которой такъ мучился и страдалъ. Онъ зналъ навѣрное, что графиня Скабронская будетъ въ числѣ приглашенныхъ дамъ, какъ близк³й другъ хозяина.

   Наконецъ, на нѣсколько минутъ вереницы гостей, входившихъ по лѣстницѣ, громъ и гулъ подъѣзжавшихъ экипажей, вдругъ превратились.... Всѣ съѣхались.

   "А ея нѣтъ!" думалъ Шепелевъ. Но онъ утѣшался мысл³ю, что и государь еще не пр³ѣхалъ. Разумовскихъ еще нѣтъ, Воронцевой еще нѣтъ.

   Гольцъ замѣтилъ перерывъ въ съѣздѣ гостей и обрадовался возможности отойти отъ дверей и отдохнуть. Такъ какъ каждое слово его въ этотъ вечеръ могло быть замѣчено, разсказано, перетолковано, то онъ рѣшилъ заранѣе почти не говорить ни съ кѣмъ изъ высшихъ сановниковъ, въ отдѣльности, т. е. безъ свидѣтелей, и, вообще, мало говорить, подъ предлогомъ хлопотъ хозяина.

   Теперь, въ свободную минуту, онъ замѣтилъ въ той же прихожей будто стерегущихъ его: фельдмаршала Трубецкаго, Теплова и новаго врага своего, на дняхъ побѣжденнаго имъ, тайнаго секретаря государя, Волкова. Онъ догадался, что они хотятъ съ нимъ заговорить, но увернулся очень ловко и парировалъ свѣтское нападен³е врага.

   Гольцъ, увидѣвъ фигуру юноши, отошелъ къ нему и сталъ говорить съ нимъ, будто бы о дѣлѣ. Въ дѣйствительности, онъ спрашивалъ, дѣлаетъ ли преображенск³й полкъ успѣхи въ экзерциц³и, мног³е ли офицеры говорятъ по-нѣмецки, какъ солдаты приняли новую форму.

   При этомъ юный посланникъ глядѣлъ на юношу-сержанта такъ, какъ сталъ бы смотрѣть на кресло, столъ или канделябръ.

   Конечно, Шепелевъ, не привыкш³й къ свѣтскимъ пр³емамъ, все-таки понялъ, что посланникъ говоритъ не съ нимъ лично, а что ему нуженъ какой-нибудь предметъ. Онъ отвѣчалъ кратко, слегка смущаясь, не не столько отъ неловкости, сколько отъ горькаго чувства на сердцѣ.

   Не успѣлъ онъ отвѣтить двѣ или три фразы посланнику, какъ въ дверяхъ показалась некая маска. Ее нельзя было бы не замѣтить въ цѣлой толпѣ ряженыхъ: костюмъ ея бросался въ глаза.

   Послѣ вереницы костюмовъ и мундировъ, которые отчасти ослѣпили глаза Гольцу и сержанту, новая гостья-маска являлась отдыхомъ для глазъ.

   Гольцъ, замѣтя, что юноша зорко смотритъ въ дверь, обернулся и тоже удивился.

   Къ нему шла тихо монашенка-кармелитка. Весь костюмъ ея состоялъ изъ длинной и простой рясы до полу, изъ бѣлаго кашемира. Больш³е, широк³е рукава спадали до пальцевъ, закрывая даже на половину ея бѣлыя перчатки. Большой капюшонъ былъ собранъ складками на головѣ и спускался прямо на лобъ и на бѣлую атласную маску съ золотымъ кружевомъ, слегка закрывавшимъ ротъ и подбородокъ. Въ тал³и эта ряса была схвачена сѣрымъ шелковымъ шнуромъ, очень искуссно изображавшимъ простую веревку. На этомъ отшельническомъ кушакѣ были перекинуты бѣлыя перламутровыя четки съ медалькой на концѣ.

   Костюмъ этотъ былъ даже не костюмъ; толстыя складки бѣлаго матоваго кашемира такъ закрывали эту женщину, что не было никакой возможности догадаться, молода ли она, стара ли. Во всякомъ случаѣ, не было ни малѣйшей возможности узнать, кто она.

   Но странное дѣло. Случилось то, что случалось въ подлунномъ м³рѣ во всѣ вѣка и будетъ случаться во вѣки впредь. Юноша-сержантъ или, лучше сказать, его влюбленное, томящееся сердце узнало, кто эта маска. Едва появилась эта кармелитка и переступила порогъ, и двинулась къ нему вся тщательно укутанная съ головы и до носковъ бѣлыхъ башмаковъ, Шепелевъ уже зналъ навѣрное, чувствовалъ, что это Маргарита.

   Посланникъ, вѣроятно, не былъ влюбленъ въ Маргариту, потому что подошелъ въ гостьѣ, протянулъ ей, вѣжливо кланяясь, руку, но глаза его говорили:

   - Я васъ не знаю, скажитесь.

   - Что? Вы меня не узнаете?

   И, благодаря замолкшей музыкѣ, благодаря чуткому настроен³ю Шепелева, онъ ясно разслышалъ голосъ Маргариты.

   Гольцъ узналъ тоже голосъ, ахнулъ и выговорилъ по-нѣмецки:

   - Но вѣдь вы хотѣли быть не въ этомъ костюмѣ?

   - Это мой капризъ, а отчасти необходимость. Вы получили мою записку? Комната приготовлена? Спасибо. И я полная тамъ хозяйка, хотя бы до утра?..

   И на утвердительный отвѣтъ, графиня прибавила:

   - Ну, покажите ее мнѣ, чтобы я знала заранѣе, гдѣ она.

   Гольцъ тотчасъ же подалъ графинѣ руку и повелъ ее во внутренн³я комнаты, но при этомъ взялъ не на лѣво, гдѣ была большая гостиная, потомъ бальная зала, переполненная гостями, а на право, гдѣ были двѣ маленьк³я гостиныя, а за ними его собственные апартаменты.

   Сердце дрогнуло въ юношѣ, онъ снова стиснулъ свою шпагу и почувствовалъ, что слезы готовы выступить у него на глазахъ.

   "Комнату до утра?! Отдѣльную комнату?! На балѣ, въ маскарадѣ! Зачѣмъ?! Это низость! Вѣдь на это способны тѣ женщины, про которыхъ разсказывалъ ему Квасовъ. И это красавица высшаго общества!"

   И юноша до такой степени былъ пораженъ, что у него руки и ноги стали дрожать. Онъ невольно вышелъ на лѣстницу и опустился на стулъ около часового Державина, закрывая глаза рукой, чтобы отереть" позорныя слезы и придти въ себя.

   - Что ты? шепнулъ ему пр³ятель рядовой.

   - Ничего! глухо отозвался Шепелевъ. - Ничего, ничего? повторилъ онъ.- Вернусь домой - я это кончу.

   - Что? недоумѣвая, отозвался тотъ.

   - Все, все это кончу. Надо кончить: такъ жить нельзя!

   Пр³ятель что-то спросилъ, но онъ не имѣлъ даже силы отвѣчать.

   - Встань, голубчикъ, выговорилъ вдругъ Державинъ шепотомъ,- гетманъ идетъ.

   Шепелевъ черезъ силу поднялся и увидалъ, что по лѣстницѣ поднимается графъ Кирилла Разумовск³й въ красивомъ гетманскомъ мундирѣ; съ нимъ вмѣстѣ шелъ его другъ и бывш³й воспитатель Тепловъ. Сержантъ быстро двинулся снова въ прихожую и сталъ на прежнее мѣсто.

   - Отчего же ему не праздновать и не разкошелиться, шепталъ гетманъ Теплову,- когда цѣлое государство подарили, да милл³онъ въ придачу? Балъ дешевле стоитъ!

   Гетманъ прошелъ, за нимъ прошли еще два сенатора, затѣмъ прошелъ Панинъ. Всѣ они искали глазами Гольца.

   "Да ищи его! злобно усмѣхнулся Шепелевъ,- ищи!" И онъ чуть-чуть встряхнулъ своей шпагой. Невольно ему почудилось, что онъ бы могъ, съ наслажден³емъ, особенно благодаря послѣднимъ урокамъ фехтован³я, въ одно мгновен³е пронзить Гольца двадцатью ударами.

   Въ то же самое мгновен³е хозяинъ дома появился одинъ, быстро оглядѣлся, увидѣлъ нѣсколько новыхъ гостей, которыхъ опоздалъ встрѣтить, и пошелъ здороваться и извиняться.

   Тотчасъ же образовался около него кружокъ и здѣсь, при нѣсколькихъ свидѣтеляхъ заразъ, Гольцъ менѣе боялся говорить. Но и тутъ счастье помогло ему. Не прошло пяти минутъ, какъ въ пр³емную вошла новая костюмированная гостья безъ маски. Мног³е двинулись, прерывая бесѣду. Гольцъ бросился на встрѣчу къ дамѣ и кланяясь благодарилъ за честь и любезный сюрпризъ. Это была Воронцова и слова Гольца относились къ ея костюму. Елизавета Романовна отплачивала за брошь, полученную по утру, и явилась въ костюмѣ, который былъ скопированъ съ портрета Фридриха. Это былъ въ сущности просто мундиръ съ прибавлен³емъ бѣлой атласной юпки. Золотисто-желтый атласный камзолъ, вышитый серебромъ, красный кафтанъ изъ бархата, черный галстукъ на шеѣ, а на головѣ фридриховская трехуголка съ бѣлымъ атласнымъ бантомъ, на которомъ и красовалась полученная брошь.

  

  

   Около получаса простоялъ Шепелевъ, въ подробностяхъ обдумывая, какъ онъ, вернувшись въ казармы, попробуетъ убитъ себя.

   "Не хватитъ храбрости, думалось ему,- но попробую, все-таки попробую. Можетъ быть, какъ-нибудь нечаянно самъ себя обману. Буду говорить, что только ради пробы, ради шутки и какъ-нибудь вдругъ застрѣлюсь или зарѣжусь".

   - Господинъ сержантъ! раздался около него голосъ, отъ котораго вся кровь хлынула къ сердцу и къ лицу, и юноша затрепеталъ всѣмъ тѣломъ.

   - У меня до васъ большая просьба... говорила стоящая передъ нимъ кармелитка, но уже безъ маски, которую она держала въ рукѣ.

   Шепелевъ едва двинулъ губами, всѣ чувства его онѣмѣли, а сердце стучало на столько, что, казалось, даже она замѣтила это по галуну и пуговицамъ, которые равномѣрно вздрагивали на его груди.

   И кармелитка сдѣлала. движен³е рукой, совершенно закрытой длиннымъ рукавомъ, какъ бы приглашая юношу отойти въ сторону вмѣстѣ. Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, она стала ближе къ нему и выговорила:

   - Вы здѣсь должны быть весь вечеръ на часахъ?

   - Да-съ, черезъ силу вымолвилъ наконецъ Шепелевъ.

   - Въ такомъ случаѣ, вы исполните мою просьбу. Очень важную просьбу! Гораздо болѣе важную, нежели она вамъ покажется, нежели вы думаете. Сегодня здѣсь будетъ на балѣ, должна быть каждую минуту, одна замаскированная, недавно пр³ѣхавшая прямо изъ Вѣны и не знающая никого въ Петербургѣ, незнакомая даже лично съ господиномъ посланникомъ, хотя и приглашенная имъ сегодня. Если я или баронъ будемъ въ эту минуту здѣсь въ дверяхъ, то моя просьба въ вамъ окажется излишней, но если ни меня, ни барона не будетъ, то я прошу васъ провести эту даму. Она предупреждена и двинется прямо за вами. Вы, идя предъ ней, незамѣтно проведите ее къ посланнику, и, найдя его среди гостей, знакомъ укажите ее. Поняли вы меня?

   - Понялъ. Это я понимаю! Но за то, кромѣ этого, я ничего не понимаю, выговорилъ Шепелевъ, немного придя въ себя. - то, что для меня вопросъ жизни и смерти, того я не понимаю. Неужели вы, графиня...

   - Ну, объ этомъ послѣ, рѣзко выговорила она.- Теперь не время и я... Вы поняли мою просьбу?

   - Да-съ.

   - A какъ вы узнаете ту даму, про которую я говорю? разсмѣялась кармелитка.

   Шепелевъ подумалъ и вымолвилъ неохотно и даже съ оттѣнкомъ грусти въ голосѣ:

   - Да, правда. Какъ же мнѣ узнать ее?

   - Я вамъ скажу ея костюмъ. Ее замѣтить будетъ не мудрено. Она явится на этотъ ярк³й и пестрый балъ, какъ пятно.

   - Признаюсь, не понимаю.

   - Да. Ея костюмъ будетъ... среди другихъ, какъ черное чернильное пятно среди бѣлой бумаги.

   Юноша не понялъ. Маргарита повторила:

   - Она явится въ черномъ съ головы до ногъ. Понимаете?

   - Понимаю-съ.

   - Ошибиться мудрено, я надѣюсь...

   - Мужчины, графиня, вообще не ошибаются, какъ можетъ ошибиться женщина, грустно выговорилъ Шепелевъ.- Женщина, въ особенности красавица и кокетка, можетъ ошибкой дать даже поцѣлуй.

   - По ошибкѣ поцѣлуя не даютъ, а даютъ иногда... изъ жалости! разсмѣялась Маргарита.

   - За это, право... вдругъ глухо выговорилъ Шепелевъ.- Право, можно зарѣзать...

   - Тутъ, на балѣ... Полноте... Вотъ и видно: ребенокъ. Да неужели вамъ не жалко было бы убить женщину, которую вы любите?.. И какъ любите! Вѣдь вы говорите, что умираете отъ любви.

   И Маргарита звонко расхохоталась, но немного искусственнымъ смѣхомъ.

   - Пощадите, графиня... упавшимъ голосомъ вымолвилъ Шепелевъ.

   - Ну, такъ помните, не спутайте. Окажите эту милость для меня. Исполните, какъ слѣдуетъ, мою просьбу объ маскѣ.

   И Маргарита, весело и безпечно смѣясь, отошла отъ Шепелева и прошла въ бальную залу. Онъ былъ возмущенъ до глубины души ея словами и голосомъ, и смѣхомъ.

   "Понадобился на то, на что годился бы всяк³й лакей въ домѣ, озлобленно подумалъ онъ. Господи! Неужели ужь нельзя перестать любить ее? Бросить, забыть... Ну, влюбиться въ другую! Она жестокосердая, злая... Ей все только смѣхъ... Можетъ быть, здѣсь, на балѣ, человѣкъ сто, которыхъ она такъ же цѣловала, какъ и меня?

   И долго размышлялъ юноша. Ему, конечно, доставило наслажден³е возможность поговорить съ ней хотя минуту, но ѣдкое, горькое чувство какъ будто еще прибавилось. Она насмѣхалась надъ нимъ. Понятно, она даже явилась изъ такой комнаты, гдѣ можетъ остаться до утра, которую почему-то заготовилъ ей: заранѣе хозяинъ дома. И Шепелевъ вдругъ злобно разсмѣялся.

   Въ эту же самую минуту въ залѣ и прихожей началось маленькое волнен³е.

   Гольцъ двинулся снова къ дверямъ лѣстницы, но спустился по ней до низу, а вслѣдъ за нимъ хлынула и пестрая, блестящая кучка сановниковъ. И черезъ нѣсколько минутъ прихожая и вся лѣстница были полны вышедшими на встрѣчу гостями. Только узкое свободное пространство оставалось по лѣстницѣ. Пр³ѣхалъ государь.

   Шепелевъ на минуту забылъ свое горе. Онъ рѣдко и издали видалъ государя и ему хотѣлось теперь не упустить этого единственнаго случая видѣть русскаго монарха не на конѣ, не на плацу, а простымъ гостемъ на балѣ.

   Черезъ нѣсколько минутъ государь, взявъ подъ руку Гольца, поднялся по лѣстницѣ, весело кивая головой на право и на лѣво, изрѣдка подавая руку, преимущественно старикамъ и иностраннымъ посламъ. За нимъ вслѣдъ поднимался по лѣстницѣ принцъ Жоржъ, а за Жоржемъ непремѣнный хвостъ его, всей гвард³и ненавистный Фленсбургъ. Всѣ прошли въ залъ. Грянула музыка и начался менуэтъ.

   Тотчасъ же стало извѣстно на балѣ, что государыня хвораетъ и быть не можетъ.

   Шепелевъ, занятый своей заботой, все-таки невольно замѣтилъ послѣ этой вѣсти много с³яющихъ и торжествующихъ лицъ. Вскорѣ мимо него прошли и стали невдалекѣ два сановника. Шепелевъ зналъ, что одинъ - воспитатель наслѣдника, а другой - наперсникъ и другъ братьевъ Разумовскихъ. Эти два человѣка считались во всемъ Петербургѣ самыми умными и самыми образованными, учившимися заграницей. Юноша слыхалъ даже, что Панинъ, не любимый императоромъ, считался въ лагерѣ елизаветинцевъ и былъ въ числѣ явныхъ друзей императрицы. Онъ слыхалъ тоже, что Тепловъ голштинецъ, горяч³й и искренн³й приверженецъ императора, другъ всѣмъ нѣмцамъ, ибо говоритъ великолѣпно по-нѣмецки и воспитывался въ германскомъ университетѣ. Шепелеву было даже интересно поближе разсмотрѣть Теплова, такъ какъ говорили, что оба графа Разумовск³е у него въ рукахъ и дѣлаютъ, что онъ прикажетъ. Если бы не этотъ Тегповъ, то Разумовск³е, по словамъ Квасова, были бы еще болѣе любимы въ столицѣ, но теперь ихъ стали любить меньше, потому что Тепловъ заставилъ ихъ тоже сдѣлаться чуть не голштинцами.

   Идя мимо и не обращая вниман³я на сержанта, Панинъ горячо воскликнулъ:

   - Однако же, позвольте, Григор³й Николаевичъ. Положимъ даже, что она и не захворала, положимъ, что ей не захотѣлось бытъ на этомъ торжищѣ, гдѣ празднуется позоръ росс³йской импер³и. Наконецъ, вспомните, что сегодня только четыре мѣсяца и одна недѣля, что скончалась государыня. Можно было бы пообождать скоморошествовать и всяк³е дурацк³е костюмы напяливать на себя.

   - Не согласенъ, Никита Ивановичъ, спокойно отозвался Тепловъ.- Вы знаете мой образъ мыслей на счетъ всего этого. Договоръ этотъ я не считаю позорнымъ: у насъ будетъ надежный союзникъ. Земли мы ему отдали назадъ так³я, которыми владѣть бы не могли, которыя никогда росс³йскими бы не сдѣлались. Что касается до болѣзни ея величества, то скажу даже съ вашей и ея точки зрѣн³я: не хорошо мелочами раздражать государя и общественное мнѣн³е. Что стоило сюда пр³ѣхать, когда здѣсь вся столица, и здѣсь, наконецъ, самъ Разумовск³й, Алексѣй Григорьевичъ, которому, какъ вы знаете, покойная государыня тоже была не чужой человѣкъ, многозначительно и налегая на послѣдн³я слова выговорилъ Тепловъ.- Ему еще тяжелѣе въ его трудномъ положен³и черезъ четыре мѣсяца на этомъ плясѣ быть, однако пр³ѣхалъ.

   Шепелевъ заслушался было бесѣды двухъ сановниковъ, говорившихъ так³я слова, которыя рѣдко удавалось слышать простому сержанту. Если бы они знали, что сержантъ ихъ слушаетъ и понимаетъ, то, конечно, понизили бы голосъ. Тайная канцеляр³я и "слово и дѣло", еще недавно уничтоженныя, были еще всѣмъ памятны. A въ канцеляр³и не разбирали кто простой человѣкъ, хотя бы даже разнощикъ, и кто сановникъ, хотя бы даже фельдмаршалъ.

   И Шепелевъ напрягалъ свой слухъ, чтобы слышать окончан³е бесѣды двухъ остановившихся невдалекѣ сановниковъ.

   Но въ эту минуту онъ вдругъ ахнулъ. Поручен³е той, которая могла все приказать, могла приказать даже умереть.... это поручен³е приходилось теперь исполнить.

   Въ дверяхъ пр³емной появилась маска. Шепелевъ двинулся, да и не онъ одинъ! Всѣ бывш³е недалеко отъ него и даже спорящ³е Панинъ и Тепловъ, всѣ до единаго, обернулись и двинулись впередъ.... и смутный гулъ одобрен³я, если не восторга, сорвался у всѣхъ съ языка. Всѣ ахнули, любуясь....

  

  

   На порогѣ стояла стройная и грац³озная женщина, вся въ черномъ. Она казалась не маской, а привидѣн³емъ. Вся она съ головы до ногъ была окутана въ легк³й и прозрачный черный газъ. На черныхъ, какъ смоль, волосахъ лежала брилл³антовая д³адема съ большой яркой звѣздой, изъ-подъ которой падалъ длинный газовый вуаль. Охвативъ ее всю, какъ легкое черное облако, онъ лежалъ прозрачными волнами на обнаженныхъ плечахъ, вился по изящному бюсту, сбѣгалъ, ниспадая по платью до полу и, отлетая назадъ; развѣвался за нею надъ шлейфомъ, змѣей лежащимъ на паркетѣ. И вся она была осыпана звѣздами, отъ буклей прически до башмаковъ. По юбкѣ тоже разсыпались семь звѣздъ Большой Медвѣдицы. На вырѣзанномъ воротѣ корсажа, окаймляющемъ грудь, горитъ самая яркая звѣзда, а у пояса, подъ сердцемъ, на черномъ атласномъ корсажѣ, плотно обхватившемъ ея пышный бюстъ, лежитъ, покачнувшись и грац³озно прильнувъ къ груди, большой с³яющ³й полумѣсяцъ. Лунный серпъ вспыхиваетъ и сверкаетъ.... и бьющая волна его свѣта, пронизывая облако газа, обдаетъ алмазнымъ с³ян³емъ и всю ея черную фигуру и все окружающее. И подъ легкими черными волнами газа снѣжно бѣлѣются, какъ изваян³е, изящныя обнаженныя плечи и руки, не раздѣленныя рукавомъ. Только двѣ черныя ленты съ двумя алмазными звѣздочками на бантахъ отдѣляютъ руки отъ плечъ.

   Черная маска съ плотнымъ кружевомъ черезчуръ тщательно скрывала все лицо ея отъ д³адемы на букляхъ до горла. Лицо не существовало, и вмѣсто него была нѣмая мертвая личина, ничего не говорящая, но за то лучистый огонекъ будто вспыхивалъ въ отверст³яхъ маски, гдѣ сверкали два глаза, так³е же черные и так³е же блестящ³е, какъ и вся эта костюмированная "Ночь". Но тотъ, кто видѣлъ теперь эти плечи и руки, какъ изваянныя изъ бѣлаго мрамора, тотъ ни мгновен³я не поколебался бы рѣшить, красавица ли эта явившаяся незнакомка или нѣтъ.

   Шепелевъ, подобно всѣмъ, и даже болѣе всѣхъ, стоялъ, какъ бы подъ обаян³емъ изящнаго костюма, эффектно идущаго въ разрѣзъ со всѣми остальными.

   "Она явится, какъ чернильное пятно на бѣлой бумагѣ", вспомнилъ онъ слова Маргариты.. Нѣтъ это не пятно. Она явилась сюда, какъ таинственная, но с³яющая звѣздами южная ночь, которая больше говоритъ сердцу, болѣе чаруетъ его, чѣмъ самый свѣтлый и сверкающ³й солнцемъ день.

   Но незнакомка знала, что дѣлала. Она знала, что когда пройдетъ, всѣ сотни глазъ будутъ слѣдить за ея змѣино-вьющимся шлейфомъ! Она знала, что ей не опасно закрыть лицо, что ея бюстъ, ея плечи и руки скажутъ о лицѣ! И скажутъ больше, чѣмъ, быть можетъ, сказало бы оно само за себя! Невѣдомое всегда чаруетъ человѣка и всегда очаровательнѣе того, что онъ знаетъ и видитъ...

   Шепелевъ, смущаясь, двинулся къ вошедшей, наклонился, хотѣлъ что-то сказать. Но, вспомнивъ, что говорить ничего не нужно, онъ пошелъ снова впередъ и только косо оглянулся, чтобы видѣть, идетъ ли она за нимъ.

   Она идетъ. Всѣ взоры выстроившихся рядомъ сановниковъ, какъ если бы снова государь проходилъ, пристально, невольно слѣдятъ за нею и, конечно, не чувство почтен³я приковало теперь ихъ глаза.

   Да и впрямь, если это былъ не монархъ, не государыня, то это была тоже царица, но иная... Царица бала! Царица, всегда, за всѣ вѣка, всюду и всѣми провозглашаемая молчаливымъ, но единодушнымъ общественнымъ мнѣн³емъ. И если это царствован³е кратко, продолжается одну ночь, но всякая бывавшая хоть разъ царицей большого блестящаго бала, до старыхъ лѣтъ помнитъ это, передаетъ и дѣтямъ, и внучатамъ, какъ событ³е въ жизни, какъ собранную дань съ побѣжденнаго, какъ дорогую и свѣтлую минуту. И это воспоминан³е самое отрадное! Всегда сладко и тепло сказывается оно на сердцѣ какой-нибудь сѣдой, уже морщинистой бабушки!..

   Шепелевъ прошелъ нѣсколько шаговъ по залѣ, увидѣлъ Гольца, приблизился къ нему, ни слова не говоря и только оглядываясь на "Ночь", какимъ-то фантастическимъ видѣн³емъ скользящую за нимъ по паркету.

   Гольцъ обернулся, сдѣлалъ движен³е, выдавшее его удивлен³е, и затѣмъ - какъ показалось Шепелеву - съ страннымъ двусмысленнымъ выражен³емъ лица быстро подошелъ къ незнакомкѣ и сказалъ ей громко по-нѣмецки:

   - Прошу считать, меня вашимъ давнишнимъ знакомымъ, даже другомъ. Прошу васъ здѣсь быть, какъ дома, какъ хозяйка. Я съ нетерпѣн³емъ ожидалъ васъ... Прежде всего я позволю себѣ испросить сейчасъ позволен³я у государя представить ему "Ночь", а затѣмъ и познакомить съ "Ночью" нѣкоторыхъ гостей.

   - Благодарю васъ за честь быть представленною его величеству, вымолвила "Ночь" голосомъ, который показался проходившему мимо нея Шепелеву страннымъ, будто искусственнымъ.

   Ему показалось, что костюмированная незнакомка нарочно измѣняетъ свой голосъ. Онъ пр³остановился невольно, хотя не имѣлъ на это права и разслышалъ еще фразу:

   - Помимо государя, баронъ, я могу, въ качествѣ маски, говорить съ кѣмъ хочу, не будучи знакома? И мнѣ широкое поле интриговать, такъ какъ я пр³ѣзжая, не могу быть узнана.

   - Конечно, разсмѣялся Гольцъ какъ-то странно.

   Шепелевъ, нехотя, вернулся на свое мѣсто и думалъ: "Как³я плечи и руки! Какая, должно быть, красавица! И опять таки ея пр³ятельница! Должно быть и пр³ятельницы ея всѣ так³я же красавицы, какъ она. Эта, пожалуй, даже еще красивѣе графини".

   Въ ту минуту, когда Гольцъ, покинувъ "Ночь", подошелъ къ государю, Петръ Ѳедоровичъ стоялъ у канделябра и читалъ бумагу, вытащивъ ее изъ обшлага кафтана. Лицо его было сумрачно.

   Гольцъ подождалъ; государь прочелъ бумагу до конца, поднялъ глаза и выговорилъ по-нѣмецки:

   - А, это вы, баронъ, отлично.... Подойдите сюда. Посмотрите. Вы можете мнѣ совѣтъ дать, потому что и прочитать это можете. Я получилъ это, выходя изъ кареты, на вашемъ подъѣздѣ.... пр³ятное очень развлечен³е для бала!... И государь передалъ Гольцу письмо на французскомъ языкѣ.

   Гольцъ быстро пробѣжалъ его. Оно было подписано французскимъ именемъ и даже громкимъ: Валуа. Содержан³е письма былъ доносъ. Писавш³й его доводилъ до свѣдѣн³я государя, что одинъ изъ важныхъ сановниковъ, г. Григор³й Тепловъ, позволилъ себѣ въ присутств³и нѣсколькихъ свидѣтелей отозваться о его величествѣ въ самыхъ ужасныхъ выражен³яхъ, прибавляя и грозясь, что скоро всему будетъ конецъ: государь будетъ свергнутъ съ престола, а замѣненъ истиннымъ и законнымъ императоромъ, ²оанномъ Антоновичемъ, томящимся въ заключен³и.

   - Ну, что же скажете? вымолвилъ Петръ Ѳедоровичъ, когда Гольцъ прочелъ.

   - Но кто же этотъ Валуа? произнесъ Гольцъ.- Французъ?

   - Я только знаю, баронъ,- разсмѣялся государь, хотя лицо его было угрюмо,- что это не случайный