ава, преображенск³й сержантъ, въ новенькомъ мундирѣ съ иголочки, глядѣлъ на ровное и гладкое лоно водъ и думалъ: "Да, много воды утекло съ тѣхъ поръ." Дѣйствительно, со Святой недѣли, за этотъ апрѣль мѣсяцъ много воды утекло для всего города и много событ³й и перемѣнъ совершилось въ судьбѣ многихъ лицъ, а болѣе всѣхъ въ судьбѣ этого сержанта, который былъ не кто иной, какъ юноша Шепелевъ, получивш³й сразу, вдругъ, Богъ вѣсть какъ, полуофицерское зван³е, перескочивъ черезъ два чина.
Помимо перемѣны одежды простой на болѣе блестящую, которая удивительно шла въ его блѣдному и женственному лицу, въ немъ самомъ совершилась тоже перемѣна нравственная. Онъ былъ теперь менѣе наивенъ, менѣе ребенокъ. Три случая повл³яли на него и заставили его будто вырости душой.
Во-первыхъ, навѣки неизгладимая изъ сердца минута встрѣчи съ "ней" у гадалки и ея поцѣлуй, молчаливый, но краснорѣчивый и сказавш³й ему все. До сихъ поръ поцѣлуй этотъ будто дрожалъ и горѣлъ на его губахъ. Затѣмъ, вскорѣ послѣ этой встрѣчи, незнакомая рука, будто рука фортуны, высыпала на него свой рогъ изобил³я. Онъ получилъ прежде всего крупную сумму денегъ, оставленную на его имя въ пакетѣ, покуда онъ былъ по наряду на часахъ. Въ пакетѣ была записка отъ неизвѣстнаго покровителя, который, даря ему эти деньги, требовалъ, чтобы Шепелевъ немедленно съѣхалъ съ квартиры дяди и завелъ свою собственную.
Вслѣдств³е этого, сержантъ имѣлъ бурное и рѣзкое объяснен³е съ названнымъ дядей. Ихъ горяч³й споръ кончился полной ссорой. Юноша, отвоевывая свою независимость ради необходимости жить отдѣльно, неосторожно напомнилъ Квасову объ его происхожден³и и о томъ, что въ сущности, Акимъ Акимычъ ему не настоящ³й дядя. Какъ это сорвалось у него съ языка, онъ и самъ не понималъ. Помнится, что Квасовъ сказалъ ему, что онъ влюбленъ вѣрно въ какую-нибудь пр³ѣзжую "иноземку-каналью" и съѣзжаетъ, чтобы пьянствовать съ ней на свободѣ, покуда она его не обворуетъ. Теперь совѣсть его мучила и онъ надѣялся когда-нибудь, даже скоро, примириться съ Акимомъ Акимычемъ, котораго въ сущности очень любилъ. Но эта ссора будто воспитала юношу, укрѣпила волю.
Послѣ этой ссоры, Шепелевъ немедленно нашелъ себѣ небольшую, но очень красивую и веселенькую квартиру на Невскомъ и зажилъ въ ней своимъ собственнымъ хозяйствомъ. Не прошло и двухъ дней, какъ та же неизвѣстная рука прислала ему въ квартиру всевозможныя вещи, начиная отъ мебели и кончая бѣльемъ и платьемъ.
Разумѣется, часто приходило на умъ юношѣ, что все это идетъ отъ нея. Такъ какъ подобнаго рода вещи случались въ гвард³и ежедневно, стали обычаемъ въ средѣ офицеровъ, то, конечно, и Шепелевъ не считалъ предосудительнымъ получать всѣ эти подарки. Иногда, впрочемъ, онъ въ ужасѣ думалъ и даже говорилъ вслухъ:
- A что если это не она? Если это какая-нибудь старая дурно-рожая баба. И так³е случаи бываютъ часто. И вдругъ явится она предъявлять свои права! И придется все броситъ, бѣжать и снова переѣхать къ дядѣ!
Наконецъ, однажды, во время очистки казармы и перемѣны порядковъ на новый ладъ, т. е. изгнан³я бабъ, женъ и постояльцевъ, на ротномъ дворѣ оказалось открытое неповиновен³е и почти бунтъ. Среди общей сумятицы, смутившей даже офицеровъ, въ казарму совсѣмъ неожиданно появился принцъ Жоржъ. Принцъ явился, по приказан³ю государя, отсрочить очистку казармы. Это была особая милость къ преображенцамъ. Принцъ произвелъ смотръ, сдѣлалъ испытан³е въ экзерциц³и и затѣмъ хотя Шепелевъ велъ себя не лучше другихъ, его вызвали изъ рядовъ. Когда юноша подходилъ, то Жоржъ, глядя на него, въ изумлен³и воскликнулъ, обращаясь къ Фленсбургу:
- Aber es ist unser Herr Nicht-micht!
Шепелевъ замѣтилъ удивлен³е принца, невольно замѣтилъ и сверкающ³й взоръ, который бросилъ на него адьютантъ Фленсбургъ. Ему показалось во взглядѣ шлезвигца плохо скрываемыя ненависть и презрѣн³е къ нему.
Принцъ попросилъ адьютанта громко заявить всѣмъ предстоящимъ рядовымъ изъ дворянъ, что онъ желаетъ доказать имъ свое довольство ихъ успѣхами въ экзерциц³и и на первый разъ, какъ примѣръ прочимъ, поздравляетъ рядового Шепелева прямо сержантомъ.
Шепелевъ едва устоялъ на ногахъ.
Принцъ уѣхалъ, но цѣлый день не прекращались всяк³е толки на ротномъ дворѣ.
- Почему-жъ одинъ Шепелевъ, почему-жъ собственно онъ, а не друг³е? говорили всѣ.
- Вѣстимо его выбрали, а не другого! говорилъ только Квасовъ.
Ма³оръ Текутьевъ, вл³ятельное лицо на ротномъ дворѣ, особенно горячился, говоря, что у Жоржа и милость - несправедливость.
- Вотъ у насъ рядовой Державинъ тоже изъ дворянъ. Я его терпѣть не могу, грѣшный человѣкъ, а все-таки скажу: онъ много искусснѣе въ экзерциц³и, чѣмъ Шепелевъ. Почему-жъ не его?
Разумѣется, Шепелевъ былъ въ такомъ восторгѣ, что первые дни, дни съ минуты перемѣны формы, онъ ходилъ, какъ въ туманѣ счаст³я.
Такимъ образомъ, въ самое короткое время Шепелевъ очутился въ своей собственной квартирѣ, переполненной всякимъ добромъ, жилъ самостоятельной жизн³ю и былъ уже сержантъ гвард³и, тогда какъ отъ рядового до сержанта приходилось часто служить отъ шести и до десяти лѣтъ.
Онъ тотчасъ же купилъ себѣ новую красивую лошадь и, счастливый, скакалъ по городу. По отношен³ю къ семьѣ Тюфякиныхъ Шепелевъ еще прежде ссоры съ дядей перемѣнился совсѣмъ: онъ объявилъ Квасову, что княжна ему просто противна и свадьбы этой никогда не будетъ. Квасовъ, видавш³й уже нѣсколько разъ Настю, поневолѣ мысленно согласился съ племянникомъ. Когда же Квасовъ упомянулъ о Василькѣ, какъ милой особѣ, пригодной въ жены хоть бы иному царю, Шепелевъ раскатисто хохоталъ цѣлый часъ и даже разсердилъ дядю. Затѣмъ лично князю Тюфякину, который вторично явился къ нему уже на его квартиру, Шепелевъ объявилъ, что и прежде не очень хотѣлъ соединиться бракомъ съ своей нареченной, а теперь положительно и наотрѣзъ отказывается. Юноша объявилъ это князю такъ спокойно, но твердо и князь Глѣбъ нашелъ такую перемѣну въ молодомъ человѣкѣ, что даже удивился и не сталъ настаивать. Сержантъ Шепелевъ въ своей красивой квартирѣ совершенно не походилъ на того юношу рядового, который, по мнѣн³ю князя, былъ и дурковатъ, и медвѣженокъ.
Между тѣмъ, время шло, а главная загадка оставалась неразрѣшенною; Шепелева начинало тяготить и заставляло снова мучиться то, что со стороны Маргариты не было, такъ сказать, ни слуху, ни духу.
Юноша нетерпѣливо ожидалъ влюбленнымъ сердцемъ, что она пришлетъ за нимъ, пригласитъ къ себѣ или, наконецъ, дастъ возможность встрѣтиться гдѣ-нибудь. Но Маргарита какъ будто не существовала. Онъ предполагалъ, былъ даже увѣренъ, что все явилось къ нему отъ нея и чрезъ нее, что все, деньги и подарки, даже чинъ,- дѣло ея рукъ! Но на это не было никакихъ доказательствъ. И съ ужасомъ иногда думалъ онъ, что вдругъ явится дѣйствительный благодѣтель въ образѣ какой-нибудь старухи или добросерднаго вельможи, а Маргарита, чуждая всему, останется въ сторонѣ.
Наконецъ, онъ не выдержалъ и сталъ искать упорно случая встрѣтиться гдѣ-либо съ своей гордой красавицей и прямо объясниться съ ней.
- Этимъ поцѣлуемъ, говорилъ онъ внѣ себя,- ты дала мнѣ право требовать встрѣчи и объяснен³я, дала даже право прямо явиться въ себѣ...
Однажды утромъ онъ поднялся послѣ безсонной ночи и даже болѣе... ночи, проведенной въ постыдныхъ для сержанта, но искреннихъ и горькихъ слезахъ.
- Поѣду прямо къ ней! съ отчаян³емъ рѣшилъ онъ.- Вѣдь я ея знакомый... Даже болѣе. Развѣ простыхъ знакомыхъ цѣлуютъ такъ?.. Вѣдь я не ребенокъ, не мальчикъ, котораго всякая женщина можетъ поцѣловать.
А, между тѣмъ, именно это и смущало его теперь... Давно ли онъ былъ мальчуганомъ и его цѣловали такъ пр³ятельницы матери, иногда и молодыя, красивыя?..
- Да... Но развѣ такъ цѣловали?! Развѣ такъ!! восклицалъ онъ, съ дрожью на сердцѣ вспоминая ея огненный и жадный поцѣлуй.
Чрезъ часъ Шепелевъ былъ верхомъ у подъѣзда дома Ванъ-Крукса и, отдавъ лошадь дворнику, вошелъ въ домъ и велѣлъ лакею доложить о себѣ.
- Сержантъ Шепелевъ.
Лакей пошелъ, а сержантъ стоялъ, озираясь въ прихожей и горѣлъ какъ на угольяхъ.
"Это дерзко, это глупо!.. зачѣмъ я лѣзу, какъ нахалъ?!" думалъ онъ, а сердце ныло въ немъ и будто оправдыввло его поступокъ.
Въ прихожей, вслѣдъ за лакеемъ, появилась знакомая еще по ночи въ оврагѣ женская фигурка и еще болѣе знакомый голосъ сказалъ ему:
- Графиня приказала спросить: что вамъ угодно?
- Быть принятымъ графиней.
- Зачѣмъ?
И Лотхенъ, оглядывая сержанта, какъ всегда, дерзко ухмылялась.
- Я желаю видѣть графиню!.. По дѣлу!.. сказалъ Шепелевъ по-нѣмецки.
- Ахъ, вы теперь выучились! заговорила Лотхенъ тоже по-нѣмецки.- A по какому же это дѣлу?
- Я только графинѣ одной могу сообщить это.
- Я знаю... разсмѣялась Лотхенъ звонко и дерзко.- Графиня приказала вамъ сказать, что она не здорова и не можетъ принять васъ. Если же вы являетесь по дѣлу о гадалкѣ, то... вы должны меня понять!.. прибавила Лотхенъ, косясь на понимавшаго по-нѣмецки лакея. - То, на счетъ гадалки... графини просила васъ оставить это дѣло... это все оставить безъ послѣдств³й... Понимаете?..
Шепелевъ стоялъ, какъ истуканъ; сердце будто оторвалось и упало... Ничего не видя и не понимая, онъ двинулся изъ передней на подъѣздъ, какъ оглушенный ударомъ. Юноша сѣлъ на лошадь и шагомъ двинулся по улицамъ... Когда однако послѣ часу прогулки онъ вернулся домой, то на лицѣ его была написана твердая рѣшимость на что-то. Лицо его было угрюмо, но слегка и озлобленно...
- Сама пусть посмѣетъ сказать это мнѣ въ лицо! рѣшилъ онъ.- Безъ послѣдств³й!.. Нѣтъ! Я играть съ собой не дамъ!
Но тутъ другая мысль испугала Шепелева. Мысль о деньгахъ, о квартирѣ, подаркахъ... Неужели кто не отъ нея? Ну, а чинъ! Вѣдь принцъ ахнулъ, что Шепелевъ, т. е. онъ,- тотъ же его господинъ Нихтмихтъ. Стало-быть, онъ не замѣтилъ его въ строю и не видалъ въ лицо и поэтому не за экзерциц³ю награждалъ, а вызвалъ по заранѣе данному обѣщан³ю рядового, по имени Шепелева, поздравить сержантомъ! A кто же могъ просить за него принца, если не она?.. A злое лицо Фленсбурга?..
- Боже мой! Съ ума можно сойти! восклицалъ юноша.- Да и лучше бы!..
Шепелевъ рѣшился опять взяться за старое... Верхомъ слѣдовать за графиней всяк³й день и уже не скакать въ отдален³и и ждать за угломъ, а быть ею замѣченнымъ.
На другой же день съ утра онъ былъ, какъ на часахъ, у дома Маргариты. Въ два часа ей подали карету. Она вышла и поѣхала на Большую Морскую. Шепелевъ двинулся за ней и, обогнавъ карету, поклонился ей низко и холодно... Новая лошадь, какъ нарочно, шла великолѣпно и онъ чувствовалъ самъ, что ловко сидитъ въ сѣдлѣ.
Графиня остановилась за угломъ среди улицы, вышла, пѣшкомъ дошла одна до дома Позье и вошла. Шепелевъ, обождавъ минуту, рѣшился. Онъ привязалъ лошадь къ забору, а самъ смѣло вошелъ въ прихожую брилл³антщика.
"Она нарочно людей бросила далеко... Она сама снова хочетъ видѣться", восторженно думалъ юноша.
Услыхавъ ея голосъ въ сосѣдней комнатѣ, Шепелевъ отворилъ дверь и вошелъ. Графиня обернулась и видимо смутилась...
- Что прикажете? спросилъ сержанта пожилой человѣкъ, очевидно хозяинъ дома.
- Я не къ вамъ... Я увидѣлъ графиню и являюсь засвидѣтельствовать ей свое почтен³е! любезно вымолвилъ Шепелевъ, кланяясь ей. Но въ ту же минуту онъ оробѣлъ.
Графиня смотрѣла на него изумленнымъ взоромъ, какъ если бы онъ сдѣлалъ что-нибудь невѣроятное.
- Вы ошибаетесь... гордо, холодно, почти презрительно выговорила она, выпрямляясь.- Я не имѣю чести васъ знать и даже не понимаю... Вы ошиблись... Я даже не графиня...
- Вы не... пробормоталъ и запнулся юноша.
A хозяинъ дома лукаво усмѣхался.
- Я васъ прошу оставить меня... Это, наконецъ, дерзко! уже гнѣвно выговорила графиня, мѣряя его съ головы до пятъ такимъ ледянымъ взглядомъ, что у юноши вся кровь хлынула къ сердцу...
- Однако... вымолвилъ Шепелевъ, теряясь.
- Я не графиня и васъ не знаю! Господинъ Позье, это ваше дѣло, иначе я сейчасъ уйду...
Это было сказано спокойно. Но какое презрѣн³е къ нему звучало въ каждомъ словѣ и будто свѣтилось даже въ чудныхъ глазахъ ея.
Шепелевъ повернулся и, слегка шатаясь, вышелъ на улицу.
- Все кончено! шепталъ онъ, садясь на лошадь.
Съ самаго пр³ѣзда барона Гольца въ Петербургъ, еще въ февралѣ мѣсяцѣ, ходили слухи, что съ Фридрихомъ будетъ заключенъ мирный договоръ, почти невѣроятный. Когда Гольцъ ловкимъ маневромъ поставилъ всѣхъ резидентовъ иностранныхъ, за исключен³емъ англ³йскаго, въ невозможность видаться съ государемъ, то самъ, по выражен³ю шутниковъ, ежедневно выкуривалъ цѣлый пудъ кнастера въ его кабинетѣ. И весь Петербургъ ожидалъ нетерпѣливо, чѣмъ разрѣшатся ловк³е происки Фридриховскаго посланца.
Тайный секретарь государя, Волковъ былъ осаждаемъ со всѣхъ сторонъ вопросами, въ какомъ видѣ находится мирный трактатъ. Волковъ увѣрялъ всѣхъ, что старается всячески избавить росс³йскую импер³ю отъ угрожающаго ей позора.
На Ѳоминой недѣлѣ прошелъ слухъ въ Петербургѣ, что мирный договоръ уже готовъ, что есть два проекта: одинъ - русск³й, Волкова, другой - прусск³й, Гольца.
Черезъ недѣлю новый слухъ городской перепугалъ всѣхъ.
Глухо, тайно и боязливо, всѣ сановники передавали другъ другу, что государь отвергъ проектъ Волкова и уже подписалъ проектъ Гольца. Съ ужасомъ разсказывалось, что въ проектѣ этомъ, писанномъ будто бы самимъ Фридрихомъ, есть будто три секретные пункта, по которымъ прусскому королю возвращены всѣ земли, у него завоеванныя Росс³ей, и возвращены даромъ, безъ всякаго вознагражден³я. Фридрихъ, съ своей стороны, будто бы обязывался помогать русскому императору въ предполагаемой имъ новой войнѣ съ Дан³ей. Наконецъ, будто бы предполагалось уже не дипломатическими средствами, а просто вооруженной рукой противъ Саксон³и и Польши, сдѣлать герцогомъ Курляндскимъ принца Жоржа.
Эти слухи ходили по Петербургу и прежде, но теперь о нихъ говорили, какъ о совершившемся фактѣ. Фактъ этотъ не столько волновалъ все общество, сколько гвард³ю, которой предстоялъ будто бы походъ, въ случаѣ войны.
У императрицы болѣе, чѣмъ когда либо, боялись бывать и самые смѣлые перестали было посѣщать ее. Но теперь даже и въ ней все чаще заѣзжали разные осторожные сановники, ради любопытства, узнать что-нибудь. Но императрица знала менѣе, чѣмъ кто-либо, что совершается въ кабинетѣ государя.
Государыня жила, съ переѣзда въ новый дворецъ, въ нѣсколькихъ горницахъ на противоположномъ концѣ отъ государя и вела жизнь самую тихую, мирную и скромную. Она почти никуда не выѣзжала и только иногда бывалъ у нея Никита Ивановичъ Панинъ, воспитатель Павла Петровича, графы Разумовск³е, канцлеръ Воронцовъ, чаще же другихъ княгиня Дашкова. Сама императрица иногда вечеромъ отправлялась въ гости къ княгинѣ Дашковой и тамъ видалась съ нѣкоторыми офицерами гвард³и. Однихъ она знала давно, а другихъ ей представили недавно.
Послѣ Ѳоминой недѣли, государыню стали просто осаждать разные сановники, сенаторы и члены синода и всяк³е нечиновные люди убѣдительными просьбами, узнать содержан³е новаго мирнаго трактата. Екатерина Алексѣевна отлично понимала все громадное значен³е этого договора для общественнаго мнѣн³я. Чѣмъ ужаснѣе, невозможнѣе и позорнѣе для Росс³и окажется этотъ договоръ, тѣмъ болѣе выиграетъ та парт³я, которая теперь называетъ себя елизаветинцами и которой, по выражен³ю Алексѣя Орлова, слѣдовало безъ страха и искренно давно назваться "екатерининцами".
Однажды утромъ, государыня вызвала къ себѣ своего юнаго друга Екатерину Романовну Дашкову и встрѣтила ее со словами:
- Ну, княгиня, пришла пора доказывать слова дѣломъ. Если вы меня любите, вы должны непремѣнно исполнить мою просьбу.
- Все на свѣтѣ! воскликнула Дашкова, зас³явъ лицомъ.
- Да, вы всегда такъ: все на свѣтѣ! Готовы будете сейчасъ, какъ птичка взмахнуть крылами и взлетѣть въ самое небо. A потомъ тотчасъ струсите и пригорюнитесь и, вмѣсто того, чтобы парить въ облакахъ, начнете ползать, какъ букашка по землѣ.
- Merci за сравнен³е, обидѣлась княгиня.- Оно и злое, и несправедливое. Я сейчасъ же докажу вамъ, что умѣю летать. Что прикажете?
- Ѣхать сейчасъ же въ Елизаветѣ Романовнѣ...
Дашкова двинулась всѣмъ тѣломъ и вытаращила глаза на государыню.
- Ну, вотъ, видите! вымолвила, улыбаясь, Екатерина.
- Но, ваше величество, вы знаете, что я съ ней прекратила всяк³я отношен³я, что я, не роняя чувства собственнаго достоинства, не могу съ ней знаться. Она безстыдно приняла теперь свою роль... Она на дняхъ переѣзжаетъ въ особое помѣщен³е, въ этотъ же самый дворецъ...
- Все это я давно знаю лучше васъ, но дѣло важное.
- Но зачѣмъ же я поѣду?
- Во всемъ Петербургѣ, княгиня, только баронъ Гольцъ и, конечно, ваша сестра знаютъ содержан³е новаго мирнаго договора.
- Я васъ уже просила не называть ее моей сестрой.
- Виновата, не спорьте о мелочахъ. И такъ, Елизавета Романовна, помимо Гольца, знаетъ навѣрное подробное содержан³е договора. Такъ какъ и государь, и она тоже, ils sont tous les deux discrets, comme deux coupe de canon, то въ вашихъ рукахъ, княгиня, дѣло огромной важности. Если вы поѣдете къ ней, обойдетесь съ ней ласково, то она разскажетъ вамъ все. Мы всѣ будемъ обязаны вамъ, будемъ знать, какую кухню состряпалъ Фридрихъ! И будемъ знать à quoi nous en tenir!
Дашкова стояла сумрачная, опустивъ голову. Она была умна и смѣла, въ то же время крайне пылка и мечтательна. Постоянно грезились ей велик³е подвиги и громк³я дѣла, но всѣ эти подвиги и дѣла всегда являлись въ ея воображен³и въ какихъ-то с³яющихъ формахъ. Всяк³й подвигъ былъ прежде всего поэтиченъ и прелестенъ. Если она мечтала о женской дѣятельности, то ея воображен³ю являлась непремѣнно Орлеанская дѣва. Но эта ²оанна Д'Аркъ не являлась ей замарашкой, крестьянкой, пасущей стадо, и въ холодъ, и въ дождь, а являлась прелестной, раздушенной пастушкой, окруженной барашками, увитыми розовыми ленточками. Эта ²оанна не являлась ей измученной, голодной, не слѣзавшей съ лошади нѣсколько дней, ѣздящей на простой лошади и воодушевляющей своимъ присутств³емъ тоже изморенныхъ воиновъ. Она представлялась ей въ золотой бронѣ, скачущей на дивномъ конѣ, въ дивномъ убранствѣ. И по ман³ю ея меча истребляются какъ бы сами собой всѣ враги ея отечества. Она беретъ города, какъ ветхозавѣтный герой: однимъ звукомъ трубнымъ!
И въ душѣ юной женщины, недавно вышедшей замужъ, являлся постоянно какой-то разладъ. Она готова на подвигъ самый трудный, самый страшный, но съ тѣмъ услов³емъ, чтобы подвигъ этотъ, съ одной стороны, отозвался сразу во всей Европѣ, а съ другой стороны, былъ бы тоже увитъ розовыми ленточками.
Когда государыня заговорила о просьбѣ, княгиня уже мечтала, что вотъ сейчасъ придется ей сдѣлать что-нибудь высокое, знаменательное. A ей предлагаютъ ѣхать къ дурѣ сестрѣ и выпытывать у нея то, что она можетъ знать. Она къ ней давнымъ давно не ѣздила, прервавъ всяк³я сношен³я, а теперь ее заставляютъ унизиться, даютъ ей поручен³е мелкое, непр³ятное, почти глупое. A главное, даютъ ей поручен³е бабье: поѣхать, посплетничать и выманить у сестры тоже какую-нибудь сплетню.
- И такъ, что жъ, княгиня? вымолвила, наконецъ, государыня.
- Подумайте, ваше величество. Я не отказываюсь, но что жъ я узнаю? Она глупа, но не до такой степени. Вѣроятно, она мнѣ ничего не скажетъ, или просто совретъ, чтобы похвастать.
Екатерина вздохнула.
- Согласна. Но покуда вы не поѣхали, не побывали у нея, вы этого не можете и знать. По моему мнѣн³ю, если вы захотите, то съумѣете выпытать всю истину. A она не можетъ не знать всего договора. Я увѣрена, что государь за послѣдн³е дни все выболталъ ей.
Послѣ небольшой паузы, Дашкова недовольнымъ голосомъ выговорила:
- Извольте. Что жъ? Мы бабы только на это и годимся.
- Нѣтъ, княгиня, бабы и на другое годятся. Я тоже баба! Но мужчины понимаютъ, что изъ малыхъ дѣлъ составляется большое дѣло, изъ большихъ великое дѣло. Женщины не всегда понимаютъ это. Вы вотъ умная женщина, а не хотите понятъ, какъ важно было бы для насъ всѣхъ знать сегодня же вечеромъ, въ чемъ заключается договоръ и дѣйствительно ли подписанъ онъ.
Дашкова будто теперь только поняла значен³е того, что отъ нея требуютъ.
"Конечно, цѣль эта важная, думала она, но средство достижен³я этой цѣли - бабье. Это все слишкомъ просто, глупо!" Вотъ если бы ей поручили составить "une trame", собрать кучку людей, замаскировать ихъ и ночью, окруживъ домъ Гольца, похитить у него всѣ бумаги!... О, тогда бы!... Она еще вчера читала, что такъ поступили недавно съ тосканскимъ резидентомъ въ Мадридѣ. Вотъ на такой романическ³й подвигъ княгиня полетѣла бы съ наслажден³емъ!
- Хорошо, я поѣду, выговорила она, наконецъ сквозь зубы.- И даже сдѣлаю такъ, какъ всегда поступаю съ лекарствомъ. Ужъ если нужно avaler une tisane, то поскорѣе, сразу. Зажмуриться и проглотить!
- Пожалуй, сразу, хорошо,- улыбнулась государыня,- но когда что дѣлаешь, не надо жмуриться: этимъ только себя обманываешь и какъ разъ прозѣваешь что-нибудь, хоть бы, напримѣръ, муху съ лекарствомъ проглотишь.
И Екатерина Алексѣевна разсмѣялась, но не веселымъ смѣхомъ. За послѣднее время ей рѣдко случалось смѣяться отъ души.
- Ну, съ такой замѣчательно умной женщиной, какъ Елизавета Романовна, трудно прозѣвать что либо! презрительно сказала Дашкова, пожиная плечами и прибавила: En volia une qui n'inventerait pas la poudre.
- De la ppudre aux yeux... Que si... Поэтому совѣтую вамъ все-таки дорогой приготовиться, княгиня, сказала государыня.- Будьте мудрѣе зм³я, хитрѣе лисы и ласковѣе овечки, когда будете бесѣдовать съ графиней Воронцовой. Вечеромъ мы будемъ васъ ждать.
Княгиня Дашкова заѣхала домой переодѣться, чтобы быть у сестры въ болѣе простомъ платьѣ, и затѣмъ отправилась въ домъ отца.
Положен³е Дашковой при дворѣ было исключительное. Она прервала всяк³я сношен³я съ сестрой, безъ боязни высказывала, рисовалась и почти хвастала своей дружбой съ гонимой, почти опальной императрицей и могла это безъ боязни дѣлать, именно благодаря только тому, что была сестрою фаворитки. Съ ней государь обращался милостиво и только шутилъ на счетъ ея дружбы къ женѣ или искренно уговаривалъ:
- Напрасно вы промѣняли Романовну на Алексѣевну. Сестра ваша добрая душа... И вамъ очень, очень пригодится... И скоро! A ваша Алексѣевна хитрая и злая... Она съ человѣкомъ поступаетъ, какъ съ апельсиномъ, высосетъ весь сокъ, а кожу броситъ....
- A вы совсѣмъ съ кожей скушаете! отшучивалась Дашкова.
Княгиня дѣйствительно ненавидѣла сестру или скорѣе презирала ее. Между ними ничего не было общаго. Но въ глубинѣ души, Дашкова все-таки должна была сознаться, что главной причиной ея чувства нелюбви къ сестрѣ и любви къ государынѣ было возвышен³е этой сестры.
Это неожиданное и необъяснимое возвышен³е крайне некрасивой, глупой и дурно воспитанной сестры раздражало княгиню. Не только на нее, но и на всю свою родню, на двухъ сестеръ и двухъ братьевъ, княгиня смотрѣла немного свысока. Положен³е ея въ семьѣ было тоже исключительное.
При рожден³и своемъ, дѣвочка, младшая въ семьѣ, неизвѣстно почему сдѣлалась крестницей императрицы, только-что вернувшейся изъ Москвы послѣ коронац³и, и молодого великаго князя, только-что привезеннаго изъ Голштин³и и объявленнаго наслѣдникомъ. Преемникъ дѣвочки отъ купели самъ только-что былъ пр³общенъ къ православ³ю и покумился съ теткой.
Чрезъ года три умерла матъ; овдовѣвш³й отецъ любилъ пожить весело и беззаботно и на пятерыхъ дѣтей не обращалъ никакого вниман³я. И вотъ братъ его, канцлеръ Воронцовъ, у котораго была только одна дочь, сталъ просить отдать ему на воспитан³е одного изъ дѣтей и выбралъ крестницу императрицы и наслѣдника.
Воспитан³е съ перваго дня дается маленькой племянницѣ Екатеринѣ то же, что и родной дочери, но воспитанница сказывается счастливо выбрана, она далеко не красива, но прилежна, умна и даровита. Въ двѣнадцать лѣтъ она уже тихонько запирается у себя на ночъ по ночамъ и читаетъ всѣ тѣ книги, которыя только попадаются ей въ библ³отекѣ дяди-канцлера. Скоро дѣвочка развита не по лѣтамъ, а образована на столько, что удивляетъ познан³ями окружающую полуграмотную среду. Но природный умъ развивается односторонне и она прежде всего дѣлается пылкой мечтательницей. Воображен³е работало, не находя себѣ пищи въ окружающей обстановкѣ, и стало врываться съ требован³ями въ личную обыденную жизнь.... Явилась насущная потребность, жажда увидѣть и въ дѣйствительности, въ своей собственной жизни, то, что было съ восторгомъ узнано въ разныхъ книжкахъ. Въ пятнадцать лѣтъ юная графиня Воронцова встрѣчаетъ въ тихую ночь, на улицѣ, при лунномъ свѣтѣ, красиваго незнакомца офицера, который вдругъ съ ней заговариваетъ, не имѣя на то права. Поэтому она тотчасъ чувствуетъ, что это... все странно!.. Судьба! Она тотчасъ влюбляется и выходитъ дѣйствительно за него замужъ. Отношен³я къ мужу, затѣмъ отношен³я къ двумъ дѣтямъ, наконецъ, отношен³я къ великой княгинѣ, теперь императрицѣ,- не любовь и не дружба, а обожан³е.... смѣсь аффектац³и и сентиментализма. Потребность драмы и трагед³и, романа и поэмы въ пустой, обыденной жизни сдѣлала княгиню пр³ятной собесѣдницей, но невыносимой сожительницей и утомительнымъ другомъ. Ежечасное преувеличен³е все уродовало!..
Положен³е ея друга, императрицы, сдѣлалось вдругъ дѣйствительно трагическимъ. Какая пища, какая манна небесная для женщины-фантазерки, мечтающей о геройскихъ подвигахъ! И княгиня отдалась всей душой дѣлу Екатерины. И отъ зари до зари усердно, неутомимо, почти не имѣя покоя и сна, работала и работала для нея.... воображен³емъ!
И поэтому самая кипучая дѣятельность выпадала на ея долю по ночамъ, въ постели. Тутъ, среди добровольной безсонницы, брала она города, завоевывала скипетры и короны, спасала Росс³ю, умирала на эшафотѣ!.. A Европа гремѣла въ рукоплесканьяхъ героинѣ Сѣвера!...
Но государыня и изъ этой двадцати-лѣтней мечтательницы съумѣла извлечь пользу. Крестница императора и родная сестра фаворитки, конечно, могла пригодиться всячески. Такимъ образомъ, и на этотъ разъ княгиня была вызвана ею и послана съ поручен³емъ, которое, помимо ея, совершенно некому было дать.
Княгиня вошла въ гостиную сестры и не нашла въ ней никого. Она постучала въ слѣдующую дверь и услыхала голосъ:
- Здѣсь! Гудочекъ что-ль? Иди!
Переступивъ порогъ, княгиня не сразу нашла сестру. Елизавета Романовна оказалась въ углу комнаты, на маленькой скамейкѣ, передъ раскрытой заслонкой сильно разожженной печи.
Внѣшность графини Воронцовой, въ эту минуту, была особенно неприглядна. Елизавета Романовна была низенькая, крайне толстая женщина, съ жирнымъ, какъ бы опухшимъ, лицомъ, съ большимъ ртомъ, съ маленькимъ, вострымъ носокъ, но какъ бы заплывшимъ жиромъ и съ крайне узенькими глазами, которые зовутся обыкновенно "глядѣлками".
Эта внѣшность удивляла многихъ иностранцевъ и французск³й посланникъ Бретейль писалъ про нее своему двору, что фаворитка напоминаетъ: "une servante de cabaret".
Не смотря на позднее время, она была еще не причесана; волосы, спутанные на головѣ, торчали лохмами во всѣ стороны; разбившаяся, не чесанная коса, прядями разсыпалась по плечу и по спинѣ. Гребень кое-какъ держался въ этой косѣ, будто забытый еще вчера и ночевавш³й съ ней и, повиснувъ теперь бокомъ, собирался ежеминутно упасть на полъ. Кромѣ того, она, очевидно, еще не умывалась и лицо ея было маслянисто. Она еще не одѣвалась и на ней было только два предмета: измятая сорочка, а сверхъ нея накинутый на плечи старый, лис³й салопъ, который, отслуживъ свое, въ качествѣ теплой верхней одежды, исправлялъ теперь должность утренняго капота.
Всяк³й день, за всѣ три времени года, исключая лѣта, Елизавета Романовна именно такъ, прямо съ постели, не умывшись и не причесавшись, накидывала на себя этотъ салопъ и босикомъ подходила къ печкѣ, заранѣе сильно растопленной; она садилась всегда на скамеечкѣ и, съ наслажден³емъ грѣя передъ огнемъ голыя ноги, всегда при этомъ съѣдала около фунта коломенской пастилы и калужскаго тѣста. Прежде она дѣлала это до сумерекъ и до вечера, теперь же могла дѣлать это только часа по два, по три, а затѣмъ одѣвалась... Трудно было бы рѣшить, о чемъ она думаетъ, молчаливо пережевывая пастилу, какъ корова жвачку, и упорно не спуская ни на минутку свои глядѣлки съ раскаленныхъ угольевъ печи.
Эта привычка не была однако изобрѣтен³емъ графини Воронцовой. То же самое дѣлала еще недавно покойная императрица; то же самое стали дѣлать и мног³я столичныя пожилыя дамы, подражая государынѣ. Просидѣть нѣсколько часовъ, не умывшись и не одѣвшись, въ одномъ ночномъ бѣльѣ, прикрытомъ старымъ и, конечно, загрязненнымъ мѣхомъ, было своего рода наслажден³емъ этого склада жизни.
- А-а.... протянула Воронцова, увидя вошедшую.- A я думала, это Гудовичъ....
- Здравствуй, сестра! произнесла княгиня, стараясь придать лицу болѣе веселое и ласковое выражен³е.
Воронцова, давно не видавшая сестру, была удивлена, но, какъ всегда, ничѣмъ не выразила этого. Она особенно безстрастно относилась ко всему и только ящики съ пастилой, въ особенности съ финиками заставляли ее оживляться.
- Здравствуй, садись, давно не видались. Что ты подѣлываешь? Все съ своей Алексѣвной шепчетесь.
Дашкова вспыхнула. Это прозвище, данное государемъ своей супругѣ, казалось, разумѣется, оскорбительнымъ Дашковой въ устахъ этой глупой сестры. Прежде она не посмѣла бы такъ назвать государыню. Давно ли эта перемѣна и почему?! Княгиня хотѣла было замѣтить сестрѣ все неприлич³е ея выходки, но раздумала и, взявъ кресло, сѣла и стала ее разглядывать.
- Что это, сестрица? выговорила княгиня невольно.- Посмотри на ноги свои. Подумаешь, ты по дождю бѣгала, да по грязи.
- Да, вымолвила Воронцова, вытягивая одну ногу и оглядывая ее:- вотъ хочу все вымыть, да все не время... мѣшаютъ...
Дашкова дорогой приготовила планъ, какъ вывѣдать все у сестры относительно мирнаго договора.
Воронцова была на столько глупа, что съ ней было не мудрено хитрить, но, однако, все-таки, въ данномъ случаѣ, и она понимала важное значен³е того, что могла знать лично отъ государя.
Покуда княгиня собиралась съ мыслями, какъ начать бесѣду и съ своего высокаго кресла безсознательно разглядывала неказистую фигуру сестры на полу, Воронцова кончила цѣлую картонку съ пастилой, бросила ее въ огонь и, взявъ подолъ сорочки въ руку, вытерла себѣ засахаренныя губы.
- Ну, а вы съ ней что? заговорила она лѣниво, подразумѣвая государыню.- Все вмѣстѣ! Читаете французск³я книжки? Своего господина Дерадота что-ль, наизустъ учите?
- Такого нѣтъ, отчасти презрительно отозвалась княгиня.- Дидеротъ есть на свѣтѣ, хорош³я книжки пишетъ, а Дерадота ужь ты сама выдумала.
- Я, сестрица, не могу себѣ голову и языкъ ломать всякою пустяковиной да французск³я прозвища наизусть учить! добродушно отозвалась Воронцова.- A вотъ государь говорилъ, что этотъ вашъ.... Дедаротъ сынъ слесаря....
- Правда.... Его отецъ, кажется, дѣлалъ ножи и продавалъ... Но что-жъ изъ этого?...
- И въ острогѣ онъ сидѣлъ за эти книжки, которыя вы все читаете....
- Да.... Но ты скажи государю отъ меня, что его Лютеръ тоже въ острогѣ сидѣлъ, то-есть, былъ въ заключен³и!... усмѣхнулась Дашкова и прибавила: впрочемъ, что объ этомъ толковать. Это не по твоей части....
Княгиня просидѣла у сестры около двухъ часовъ, стараясь быть какъ можно ласковѣе и, Кромѣ того, обѣщала ей вечеромъ прислать полпуда венец³анскаго тѣста, въ родѣ пастилы.
И ея дѣло увѣнчалось полнымъ успѣхомъ. Дашкова, уѣззая отъ глупой сестры, которая была, по выражен³ю государыни, "discrète comme un coup de canon", увозила самыя подробныя свѣдѣн³я обо всемъ мирномъ договорѣ съ Фридрихомъ II.
Она узнала, что договоръ подписывается на другой день окончательно, узнала даже цифру того войска, которое оба государя обязуются доставить другъ другу, въ случаѣ войны съ кѣмъ либо изъ враговъ; кромѣ того, узнала она и цифру суммы денегъ, которую государь обѣщался препроводить другу Фридриху, въ случаѣ нужды его въ деньгахъ. Сумма эта была огромная и заключала въ себѣ все то, что могло найтись въ эту минуту во всемъ росс³йскомъ казначействѣ.
Ѣдучи домой, Дашкова была въ духѣ и думала, весело усмѣхаясь:
"И не дорого! За государственную тайну - двадцать фунтовъ пастилы. Le héros de la Bible а vendu ses droits d'aînesse pour un plat de lentilles!... Понятно, когда онъ бѣдный умиралъ съ голоду! A вѣдь эта, наѣвшись пастилы, за пастилу и продала...
Едва только княгиня уѣхала отъ сестры, какъ къ Воронцовой явился ея первый пр³ятель, а равно и любимецъ государя; Гудовичъ.
Онъ носилъ зван³е генералъ-адьютанта, но въ сущности адьютантомъ не былъ. Какъ истый хохолъ, Гудовичъ былъ лѣнивъ до невѣроятности и любилъ только поѣсть, поспать и выпить. Ни на какое дѣло онъ не билъ способенъ. Лѣность его доходила до того, что онъ почти никогда не ходилъ пѣшкомъ и не могъ простоять болѣе получаса на ногахъ. Когда онъ сидѣлъ, то всегда садился полулежа; даже у государя, когда не было постороннихъ свидѣтелей, Гудовичъ имѣлъ право быть въ его присутств³и въ этомъ полулежачемъ положен³и на какомъ нибудь диванѣ.
Другимъ адьютантамъ своимъ государь, конечно, этого не позволялъ, но Гудовичъ былъ его любимецъ, и за что любилъ онъ его - трудно было бы сказать, такъ какъ Гудовичъ терпѣть не могъ военщину, смотры, экзерциц³и и все подобное. Но за то Гудовичъ былъ постояннымъ кавалеромъ Воронцовой и, въ сущности, скорѣе ея адьютантомъ. Онъ сопутствовалъ ей въ ея поѣздкахъ, во всякое время дня и ночи заѣзжалъ за ней, увозилъ и доставлялъ обратно въ домъ отца ея. Кромѣ того, обладая талантомъ смѣшно разсказывать разный вздоръ, онъ ежедневно передавалъ ей всѣ городск³я сплетни. Для Елизаветы Романовны онъ былъ незамѣнимый и неоцѣненный человѣкъ, такъ какъ въ нему обращалась она откровенно за совѣтомъ и за разъяснен³емъ всего того, чего не понимала. A таковаго было много на свѣтѣ!
Гудовичъ входилъ поэтому къ Воронцовой безъ доклада и всегда заставалъ ее въ любимомъ костюмѣ, за любимымъ занят³емъ, т. е. за пастилой передъ печкой, въ салопѣ. Ихъ отношен³я были на столько коротки, что Елизавета Романовна не стѣснялась принимать пр³ятеля въ этомъ костюмѣ, который былъ ни ночнымъ, ни дневнымъ.
На этотъ разъ Воронцова, сбросивъ салопъ, начинала уже одѣваться, когда въ сосѣдней комнатѣ раздались тяжелые шаги Гудовича.
- Ты что-ль, Гудочекъ? крикнула она въ полурастворенную дверь.
- Нѣтъ, не я, шутливо отвѣчалъ Гудовичь.- A что, нельзя развѣ? Одѣваешься?
- Сейчасъ, обожди минуту..
- Ладно, только поскорѣй, мнѣ не время.
- A не время, такъ входи.
Воронцова, успѣвшая только обуться, не накинула на себя салопа, а какъ была... приняла пр³ятеля и продолжала одѣваться при немъ.
- Я на минутку,- сказалъ Гудевичъ, входя,- передать тебѣ хорошую вѣсточку. такую, Романовна, вѣсть, что ахнешь. Баронъ послалъ меня къ вамъ челомъ бить, просить покорнѣйше въ знакъ его дружбы и почтен³я принять отъ него бездѣлушку на память. A бездѣлушка с³я, родимая, въ нѣсколько тысячъ червонныхъ. Ну, что скажешь, толстѣя моя?
- Что-жъ, добрый человѣкъ. Очень бы и рада, да вѣдь самъ знаешь, Гудочекъ, себѣ дороже будетъ. Разнесутъ меня въ Питерѣ, заѣдятъ разные псы A ужь "ея"-то пр³ятели, такъ и совсѣмъ загрызутъ.
- Ну, на это намъ наплевать, ее, не нынѣ - завтра, мы съ рукъ сбудемъ. Я на этотъ счетъ, Романовна, такой секретецъ знаю, что ахнешь тоже. Ей Богу! Шлиссельбургскую-то крѣпость,- тише выговорилъ Гудовичъ,- очищаютъ, Ивана Антоновича въ другое мѣсто переводятъ, а тамъ разныя свѣженьк³я рѣшеточки устраиваютъ. A для кого? Какъ бы ты думала? Для насъ что ли?!
- Неужто? поняла Воронцова и лицо ея расплылось въ радостной улыбкѣ.
- Вѣрно.
- Какъ же онъ мнѣ вчера ничего про это не сказалъ?
- Онъ вамъ une suprise, какъ говорятъ французы, готовитъ. Ну какъ же, Гольцево-то жертвоприношен³е?
- Да боюсь, Гудочекъ, загрызутъ. Будутъ говорить, что это за мои как³я хлопоты для короля. A ты самъ знаешь, я въ эти дѣла не вмѣшиваюсь. Кабы я была завистливая да падкая на всяк³е подарки да почести, такъ нешто бы теперь я была по старому графиней? Давно бы ужь императрицей была.
- Да и будешь, Романовна, будешь, шутилъ Гудовичъ. - Толста вотъ ты малость, да пухла лицомъ, а то бы совсѣмъ Марья Терезья. Ну такъ какъ же? Какой Гольцу отвѣтъ?
- Не знаю. Скажи ты, Гудочекъ. Если бы то было варенье какое или хоть какое дешевое колечко... A то поди, вѣрно какая-нибудь богатая ривьера.
- Да ривьера не ривьера, а букетъ алмазный. Но грызть никому тебя не придется, потому что дѣло все онъ по-нѣмецки устроилъ. Букетъ вы получите, а отъ кого онъ - знать никто не будетъ и всѣ будутъ думать, что государь поднесъ.
- Какъ же такъ?
- Ужь такъ все подведено. Только Гольцъ, я, да ты - трое и будемъ знать, какой такой букетъ. Заказанъ онъ у Позье.
- У Позье? ухмыльнулась Воронцова.
- A то гдѣ жъ? Такъ будетъ сработанъ, что так³я вещицы развѣ только у покойной царицы бывали. Заказывалъ не самъ баронъ, а черезъ какое-то тайное лицо, такъ что самъ Позье не знаетъ, кто заказывалъ. A получать я пошлю вѣрнаго человѣка съ особеннымъ билетикомъ.
- Вотъ что, выговорила Воронцова.
- Говорю тебѣ, по-нѣмецки подведено.
- Ну, это другое дѣло. A государю можно будетъ сказать отъ кого получила?
- Государю-то, извѣстно, бы можно. Да вѣдь онъ, знаешь, Романовна, на языкъ-то