Дмитриев Дмитрий Савватиевич - Два императора

е!

   - И убьют нас - некому будет поплакать, некому вспомянуть о нас!

   - Некому, ваше благородие! - печально вторил старик.

   - Живы мы - хорошо, а умрём - тужить по нас некому. Вот видишь, и одному быть тоже нехорошо. Правда, Щетина?

   - Истинная правда, ваше благородие!

   - Ты тоже одинок, Щетина?

   - Как перст, ваше благородие!

   - И никогда женатым не был?

   - Всё было, ваше благородие! Жена была, детки были, да все умерли, все на погосте спят и меня, старого, поджидают.

   - Ничего, Щетина, мы ещё с тобою поживём на белом свете, на ратном поле врагов царя и родной земли побьём. Так, что ли? - ударяя по плечу взгрустнувшего денщика, переменил тон ротмистр.

   - И правда, ваше благородие, - побьём супостатов!

   Оба - и молодой и старый - приободрились и быстрее зашагали по безлюдной дороге. Наконец они догнали задние ряды нашей армии. Теперь они были в безопасности.

   Пётр Петрович отправился прямо к командиру полка. Тот знал, как много храбрости выказал ротмистр в последнем сражении, принял его очень ласково и приказал выдать ему лошадь.

   - Вы, господин ротмистр, достойны награды... Я сам был свидетелем вашей храбрости и при первой возможности донесу о вас главнокомандующему, - проговорил генерал, пожимая руку Петра Петровича.

   - Я не найду слов, как мне вас благодарить, генерал.

   - Благодарность тут ни при чём, повторяю, вы вполне заслужили награду.

   - Смею спросить у вашего превосходительства, не можете ли вы сообщить мне что-либо о князе Гарине?

   - К сожалению, ротмистр, ничего; я только и знаю, что в списке убитых князь Гарин не значится; в числе раненых его тоже не видать. Не взят ли князь в плен?

   - О, избави его Бог от этого. По-моему, плен хуже смерти, - со вздохом проговорил ротмистр Зарницкий.

   Печальным вернулся он от генерала; неизвестность участи молодого князя Гарина заставила призадуматься Петра Петровича...

   Он любил и уважал своего товарища.

  

  

   Вернёмся в Каменки. Посмотрим, что здесь произошло в отсутствие князя Сергея.

   Князь Владимир Иванович несколько дней после отъезда сына ходил мрачным и задумчивым; княгиня Лидия Михайловна чаще стала запираться в образную и выходила оттуда с заплаканными глазами; княжна Софья тоже молилась за брата.

   Вскоре после отъезда брата княжна однажды, в сопровождении своей наперсницы Дуни и лакея, отправилась в лес за грибами. Они долго ходили по лесу, набрали грибов целую корзину и совершенно случайно подошли к мельнице старика Федота.

   На мельнице было тихо. Мельника не было дома, и княжну встретила Глаша, измученная тоской и печалью, с не высохшими ещё от слёз глазами. За последнее время Глаша очень переменилась. Она осунулась и похудела: разлука с милым, его грубое признание тяжело отозвались на Глаше. Княжна заметила эту перемену и ласково спросила:

   - Что с тобою, Глаша? Здорова ли ты?

   - Я здорова. Ничего.

   - Ты так переменилась! Тебя просто узнать нельзя - прежде была такая красавица.

   - А теперь я подурнела, княжна?

   - Не подурнела, а похудела. Скажи, Глаша, что с тобой? Ты знаешь, я так люблю тебя.

   - Покорно вас благодарю, княжна.

   - Уж не обидел ли тебя отец? - продолжала допрашивать княжна.

   - Обидел меня - только не отец, княжна!

   - Кто же? Кто обидел? - допытывалась Софья.

   - Зачем вам об этом знать, ваше сиятельство? Ведь для вас всё равно.

   - Как "всё равно"? Ты меня обижаешь, Глаша!

   - Княжна, голубушка, не сердитесь на меня, неразумную, глупую. Пожалейте меня, я стою жалости... - Глаша горько заплакала.

   - Успокойся, Глаша, не плачь, пойдём в горницу. Я, кстати, отдохну - я очень устала, - а вы подождите меня здесь, - сказала княжна Дуне и лакею.

   Софья села в избе у стола и рядом с собою посадила Глашу.

   - Ну, кто же тебя обидел, моя милая, скажи?

   - Ох, княжна, тяжело мне про это говорить-то. Ну, да всё равно - слушайте: обидел меня приёмыш...

   - Николай?! - с удивлением спросила Софья.

   - Да, он! Насмеялся надо мною, горемычною, надругался над любовью моею. А как я любила его, княжна, да и посейчас люблю! И рада бы не любить обидчика, рада бы вырвать любовь из сердца, да не могу, не могу разлюбить его! - плакала Глаша.

   Она рассказала княжне, как они слюбились, как она безотчётно отдалась Николаю; рассказала и о том, как Николай перед отъездом на войну приходил к ней и что он тогда говорил.

   - Разлюбил, погубил меня; другую полюбил, а меня забыл. Краше меня нашёл, пригоже! - по-прежнему плакала Глаша.

   Рассказ произвёл на княжну сильное впечатление. Ей было и больно, и стыдно за Николая.

   "Так вот он такой! Теперь я понимаю, за что он разлюбил Глашу: я понравилась ему - меня он посмел полюбить! А я ещё жалела его! Нет, он не стоит сожаления", - думала в это время Софья.

   - Успокойся, Глаша, - сказала она вслух, - если он вернётся с войны, то непременно на тебе женится.

   - Нет, нет, княжна! Николай мне прямо в глаза сказал, что разлюбил и больше любить меня не может.

   - Я скажу папе, он заставит его жениться.

   - Нет, зачем же, неволей не надо. Какой он будет мне муж? Без любви не жизнь у нас будет, а каторга. Пусть его по сердцу выберет себе жену.

   - Да, ты права, Глаша! Без любви не будет счастия. Но чем же тебе помочь, моя бедная?

   - Спасибо, княжна-голубушка, на ласковом слове! Ведь что вам скажу: напала на меня такая тоска, что руки хотела на себя наложить. Жизни не рада. Да, спасибо, отец отвёл. А то бы с собою порешила.

   - Глаша, Глаша, что ты? А про грех забыла?

   - В ту пору, как топиться шла, про всё забыла.

   - И думать, Глаша, об этом страшно!

   - Теперь, княжна, я и не думаю. Что делать, видно, терпеть надо! Такова моя судьбина горькая.

   - Ты, Глаша, заходи ко мне почаще. Как-нибудь и разгоним тоску.

   Княжна Софья вернулась домой очень опечаленной, всю дорогу думала она о бедной Глаше и об её горькой участи. Она решила во что бы то ни стало женить Николая, отцовского приёмыша, на дочери мельника.

  

  

   Прошло лето. Наступила ненастная осень. Потянулись длинные осенние вечера. Подул холодный северный ветер, посыпал снежок и покрыл поля и луга. А там застучал мороз. Наступила зима.

   В одно декабрьское морозное утро князь Владимир Иванович сидел в своём кабинете у пылавшего камина; на мягком турецком диване уютно устроились княгиня Лидия Михайловна с дочерью. Все трое вели оживлённый разговор. Они только что получили известие об Аустерлицком сражении и о заключённом после него перемирии. Старый князь горячился, выходил из себя, ругал на чём свет стоит Наполеона.

   - Нет! это невозможно, положительно невозможно, - негодовал князь. - Русская победоносная армия потерпела поражение - и от кого же? От этого корсиканца, лишь благодаря проискам выскочившего в короли.

   - Даже в императоры, папа! - заметила Софья.

   - Ну, это он сам себя так назвал, наш государь и другие государи Европы императором его не признают, и хорошо делают.

   - Всё-таки его успех растёт. Вот сообщают, папа, что многие владетельные особы стали вассалами Наполеона.

   - Хороши владетельные особы! У меня больше крепостных и земли, чем у любого германского владетельного герцога.

   - Ах, не говори, Софи, - вставила и княгиня своё слово.

   - Да, если бы на этого ужасного человека наслать покойного фельдмаршала Суворова, - задал бы он ему трезвону.

   - Пишут, что наши войска идут в Россию. Стало быть, скоро вернётся и Серж? - спросила Лидия Михайловна у мужа.

   - Да, если он жив, то вернётся скоро, - резко ответил князь.

   - Что ты говоришь! - упрекнула княгиня мужа.

   - Правду говорю. Аустерлицкое сражение было одним из самых жестоких. С обеих сторон убито более двадцати тысяч. Ничего удивительного не будет, если и наш сын убит.

   - О, это было бы ужасно! - Лидия Михайловна заплакала при одной мысли, что с Сергеем могло случиться несчастье.

   - По-моему, гораздо ужаснее смерти, если мой Сергей попался в плен к Бонапарту. Да нет! Многие из князей Гариных убиты в битвах, но ни один не был в постыдном плену. Они умирали геройски под неприятельскими пулями и саблями, но живыми не сдавались! - с гордостью сказал князь.

   Горячая речь князя была прервана быстро вошедшим в комнату лакеем.

   - Позвольте доложить, ваше сиятельство: приехал Николай Цыганов.

   - Один?! - почти крикнули в один голос побледневшие женщины.

   - Один-с! - с грустью в голосе ответил лакей.

   - Боже! Боже мой! Что же с Сержем?! Его, верно, убили. - Бедная Лидия Михайловна чуть не упала в обморок.

   - Успокойся, Лида! Нельзя прежде времени предаваться отчаянию! Соня, уведи маму к себе. Я узнаю, расспрошу Николая - и всё расскажу вам потом.

   Софья с помощью лакея увела княгиню к себе в комнату.

   Спустя некоторое время в кабинет князя вошёл бравый гвардейский унтер-офицер с Георгиевским крестом на груди.

   - Здравствуй, братец. Вернулся георгиевским кавалером. Похвально! Подойди, я обойму тебя. Очень рад! - похвалил князь Николая. - А Сергей? Убит?! - дрогнувшим голосом спросил старик.

   - Не знаю, ваше сиятельство, - ответил Николай.

   - Как не знаешь? Не скрывай, говори правду!

   - В списке убитых князя Сергея Владимировича нет, я справлялся, сам искал его между убитыми.

   - Ну и что же? - нетерпеливо перебил его князь.

   - Одно из двух, ваше сиятельство: или князь Сергей Владимирович утонул в озере, или...

   Тут Николай смешался и замолчал.

   - Ну, что же? Договаривай!

   - Попался в плен.

   - Ну, это, братец, ты врёшь! Сергей предпочтёт смерть плену - я хорошо это знаю! - сердито сказал князь и быстро заходил по своему кабинету.

   - Если бы он был в плену, то ведь его бы выпустили из плена во время перемирия. Вероятно, отпустили русских пленных? - останавливаясь вдруг перед Николаем, спросил князь.

   - Отпущены, но не все. Многие офицеры бесследно пропали, ваше сиятельство! Когда я вернулся с войны, то в Петербурге встретил приятеля князя Сергея Владимировича, ротмистра Зарницкого, - он тоже наводил тщательные справки о князе, делал розыски, но ничего не добился.

   - Где ты расстался с моим сыном? Ведь на войне вы вместе были?

   - Как же! Почти рука об руку я сражался с князем. Дозвольте, я вам всё подробно расскажу.

   - Расскажи, пожалуйста. Да что же ты стоишь? Садись и рассказывай.

   - Не беспокойтесь, ваше сиятельство, я постою.

   - Садись, говорю. Да ты с дороги-то, вероятно, проголодался? Ступай в столовую, прикажи себе подать завтрак и чай. Я сейчас сам туда приду - там мне и расскажешь.

   Николай подробно рассказал князю про Аустерлицкое сражение вплоть до того момента, когда он чуть не погиб на льдине и только благодаря Наполеону спасся.

   Князь с большим вниманием слушал его бесхитростный рассказ и, когда Николай кончил, сказал ему:

   - Ну, ты, братец, устал, ступай отдохни, а к вечернему чаю приходи к нам: расскажешь княгине всё это. Она, бедная, очень страдает от неизвестности.

   Николай, взятый со льдины по приказу Наполеона, пролежал несколько дней в лазарете, и как только поправился, его в силу перемирия отпустили на все четыре стороны. Он с большим трудом добрался до русской армии, возвращавшейся в Россию. В армии встретился он с ротмистром Зарницким. Пётр Петрович очень обрадовался встрече и осыпал молодого человека расспросами о Гарине. Но Николай мало мог удовлетворить его любопытство.

   Делая разные предположения об участи князя Гарина, оба - Зарницкий и Николай - порешили, что, вероятнее всего, князь убит или утонул.

   По возвращении в Петербург раненые солдаты и офицеры получили награду и отпуск для поправления своего здоровья. Николай тоже получил отпуск и денежное вспомоществование. Он поспешил в Каменки.

   С каким нетерпением считал он вёрсты! Ему бы хотелось вихрем туда лететь... С того времени, как он полюбил княжну, Каменки стали дороги ему. Николай мечтал о счастии; он не переставал надеяться на взаимность. Когда ехал на войну, княжна сама согрела в нём эту надежду.

   Поехал он почти простым дворовым человеком, а вернулся героем: его грудь украшает крест святого Георгия!

   Но все мечты Николая разрушились сейчас же по приезде: княжна встретила его холодно, избегая с ним говорить. Молодой человек опешил от такого приёма.

   "Что это значит? За что сердится на меня княжна? Она не только говорить, даже смотреть на меня не хочет! А я ещё мечтал о взаимности! Зачем я сюда приехал? Лучше бы остался в полку. Да разве гордая княжна может полюбить меня - без имени, без положения, почти нищего?"

   Так думал Николай, идя в княжескую столовую, где приготовлен был вечерний чай. За столом сидела уже княгиня Лидия Михайловна. Она, очевидно, была встревожена. Еле сдерживая слёзы, княгиня попросила Николая рассказать ей всё, что он знал про молодого князя. Рассказ ещё более расстроил княгиню, так что скоро она ушла в свою комнату. Князь пошёл проводить жену. В столовой остались Николай и княжна.

   - У нас в саду устроены горы. Приходите завтра - будем кататься с гор... Кстати, мне нужно с вами поговорить, - сказала Софья, вставая из-за стола. - Придёте?

   - За счастье почту, княжна!

   - Приходите же, - повторила княжна и поспешно вышла из столовой.

   Николай чуть не прыгал от радости: он не верил и не ждал этого счастия.

   Ему княжна назначила свидание!

   "Что же это? Княжна сама назначила мне свидание... Поговорить со мной хочет... Вот, счастие же приплыло ко мне недуманно-негаданно".

   Цыганов с нетерпением стал ждать следующего дня.

  

  

   Катанье с гор в зимнюю пору, излюбленное удовольствие и забава наших прадедов, существует и до настоящего времени. Кататься на салазках с ледяных гор любили не одни ребятишки, а нередко и степенные пожилые бояре и боярыни вихрем летали на разрисованных санях с ледяных гор. Особенно эта забава была в большом ходу на масленице и на святках. В былое время почти всякий почитал за непременный долг устроить у себя в саду или на дворе ледяную гору; делалось это обыкновенно для подростков и малолеток, а также и для красных девиц, - но не отказывали себе в этом удовольствии и старшие.

   В Каменках в княжеском саду устроена была огромная ледяная гора. На самой вершине горы стояла большая беседка причудливой архитектуры, расписанная в разные колера. По обеим сторонам горы густой аллеею были воткнуты зелёные ёлки и сосны; между ёлками стояли длинные шесты с разноцветными флагами.

   Княжна Софья любила катанье; у неё были особые сани заграничной работы, обитые бархатом; на этих саночках-самокаточках каталась с гор княжна-красавица.

   День был праздничный, морозный, ясный; яркие солнечные лучи бриллиантами играли по льду и по снегу. Княжна, Дуня и Глаша, а также несколько дворовых девушек с весёлым криком и смехом катались с гор; все они раскраснелись с морозу и стали ещё пригожее, ещё милее.

   Особенно хороша была княжна, с разгоревшимся лицом, в бархатной, на собольем меху телогрее, в шапочке, опушённой соболем, и в высоких козловых сапогах с отворотами, с серебряными подковками. Нельзя было не заглядеться на эту чудную красавицу. Рядом с ней стояла Глаша, грустная, печальная. Княжна нарочно за ней посылала на мельницу.

   - Да полно, Глаша, не горюй. Какая ты бледная - и мороз тебя не берёт! - говорила Софья.

   - Сердце у меня, княжна, замирает.

   - С чего?

   - Боюсь я, княжна.

   - Да чего ж ты, моя бедная, боишься?

   - Его боюсь, княжна, встречи с ним боюсь.

   - Что ты, что ты, Глаша, - любишь и боишься!

   - Да, княжна, люблю его и боюсь.

   - Вот он идёт, идёт.

   Николай с сияющим лицом вошёл в княжеский сад. С каким нетерпением он ждал свидания с княжной, как бесконечно долго тянулась для него ночь! Настало утро. Княжна с отцом и матерью в большой парадной карете отправились в церковь к обедне. Каждый праздник князь Гарин со своим семейством бывал за обедней. После завтрака княжна пошла на горы. Князь Владимир Иванович в дорогой собольей шубе и в высокой меховой шапке, с тростью в руках, вышел посмотреть на "девичье катанье" с гор. Но недолго оставался князь в саду - он прозяб и ушёл в свой жарко натопленный кабинет писать в Петербург письмо к одному очень влиятельному человеку, которого князь просил разузнать об участи своего сына Сергея.

   При князе Николай не входил в сад, а выждал, когда он уйдёт. Князь ушёл. Молодой человек, с замиранием сердца и с надеждой на счастье, поспешил в княжеский сад и, удивлённый неожиданностью, остановился как вкопанный: он никак не ожидал здесь встретить Глашу.

   "Зачем она здесь? Что ей надо?" - подумал он.

   - Подойдите же ближе! Вы сегодня какой-то дикарь! - Софья засмеялась. - Надеюсь, знакомы с Глашей? - спросила она совсем растерявшегося молодого человека.

   - Как же, знакомы-с, - процедил он сквозь зубы.

   - Что же вы так холодно встречаетесь? Протяните же друг другу руки. Вот так! Глаша, поздравь своего жениха: он теперь Георгиевский кавалер.

   - Позвольте, княжна, Глаша мне не невеста, - весь красный, проговорил Николай.

   - Как не невеста? Ведь вы же хотели на ней жениться?

   - Я? Вы ошибаетесь, ваше сиятельство.

   - Нехорошо, Николай, вы дали ей слово и обязаны исполнить!

   - Даже обязан? - едко спросил молодой человек.

   - Да, да, обязаны, если вы честный человек!

   - Без любви, княжна, не женятся.

   - Ведь ты же любил меня? Говорил, что любишь больше жизни, - тихо сквозь слёзы промолвила Глаша. Она в продолжение всего разговора княжны с Николаем молчала.

   - Любил прежде, - грубо ответил Николай.

   - А теперь полюбил другую? - спросила Глаша.

   - Узнала. Ещё скажу тебе: женою мне ты никогда не будешь. Помни!

   - Вы дурной человек, - вспыхнув от гнева, промолвила княжна.

   - Княжна, видно, вы знаете?.. - Николай не договорил.

   - Да, я всё знаю и удивляюсь вашей дерзости!

   - Она успела вам очернить меня? - показывая на плакавшую Глашу, грубо спросил Николай у княжны.

   Гневом сверкнули глаза у красавицы.

   - Я не могу с вами говорить, вы забываете приличие. - Софья отвернулась от него и стала всходить на гору.

   - Зачем ты рассказала княжне? Зачем? Или, думаешь, силою заставят на тебе жениться? - злобно проговорил Николай плакавшей Глаше.

   - Зачем ты мне? Я сама теперь за тебя не пойду, а за мою обиду ты Господу ответишь, и мои горькие слёзы сторицею отольются.

   - Я не только не люблю тебя, а ненавижу! Ты ехидная разлучница моя! - Молодой парень быстро пошёл к выходу из сада.

   Дворовые девушки во всё время разговора княжны, Глаши и Николая заняты были катаньем с горы; они ничего не слыхали, а только удивлялись, про что это княжна с Цыгановым разговаривает.

   И долго из княжеского сада раздавался весёлый крик и смех. До позднего вечера княжна резвилась со своими сенными девушками на ледяных горах.

   Только одна Глаша не принимала участия в их девичьем веселии. Не до того было ей. Несколько раз принималась добрая княжна утешать дочку мельника. Но что значит утешение скорбной измученной душе? Бессильно подчас людское участие.

   "Делать здесь, в усадьбе, нечего, оставаться незачем. Надсмеялась надо мною княжна. А всему виною дочь мельника, она, змея, всё пересказала княжне. Женить меня на Глаше хочет! Нет, зачем? Не то думал я. Скорее уехать. Теперь мне в Каменках всё, всё противно. Завтра буду проситься у князя, чтобы в Питер отпустил".

   Так говорил сам с собою Николай, вернувшись из княжеского сада. Он быстро ходил по своей комнате.

   - Вас князь к себе требует, - входя в комнату, проговорил ему лакей.

   - Князь зовёт? - с удивлением спросил молодой человек.

   - Да, их сиятельство требуют вас к себе в кабинет, - важно проговорил лакей и вышел.

   "Что князю нужно? Зачем зовёт меня?" - думал Николай, поспешно проходя по длинному ряду роскошно отделанных комнат.

   Когда Николай вошёл в кабинет, князь сидел у стола и писал. Отвечая лёгким наклонением головы на низкий поклон молодого человека, князь сказал:

   - Подожди, братец, я сейчас. Садись.

   - Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.

   - Ну как хочешь.

   Князь вложил написанную бумагу в конверт, запечатал своею печатью с гербом и обратился к Николаю.

   - Вот видишь ли, братец, я хочу послать тебя опять в Петербург.

   - В Петербург! - не скрывая своей радости, сказал молодой человек.

   - Да, ты обрадовался, что я посылаю тебя?

   - Нет, ваше сиятельство, я так-с.

   - Ты можешь ещё погостить в усадьбе дня три, за это время отдохнёшь, а там и в путь.

   - Слушаю, ваше сиятельство.

   - Но это ещё не всё. Из Петербурга ты поедешь в Австрию: там постарайся узнать об участи князя Сергея, наведи справки... На все расходы ты получишь от меня крупную сумму денег. Твои хлопоты даром не пропадут, будь уверен! Я награжу тебя.

   - Ваше сиятельство, я обязан, не думая о награде, делать всё, что вы изволите мне приказать.

   - Спасибо! Ты добрый малый - постарайся! Я и княгиня будем тебе благодарны. В Австрии, может, что - нибудь узнаешь о Сергее, тогда поспеши нас о том известить.

   - Слушаю-с, ваше сиятельство! Ваши приказы и желания для меня закон.

   - Перед отъездом мы ещё с тобой поговорим. Ступай.

   Николай стал готовиться к отъезду.

   Назначенные князем три дня прошли; за всё это время молодой человек ни разу не видал княжны: она избегала встречи с ним. Князь, отпуская его в Петербург и в Австрию, вручил ему на расходы порядочную сумму и просил, не жалея денег, ехать скорее. Неизвестная участь князя Сергея тяжело отзывалась на Владимире Ивановиче, а в особенности на самой княгине. Николай поехал на паре княжеских лошадей, запряжённых в маленькие сани с верхом вроде кибитки. На облучке саней сидел Игнат-кучер. Игнату приказано от князя доставить Николая до Москвы, а самому вернуться в Каменки. Из Москвы до Петербурга Николай должен был ехать на перекладных.

   В пяти верстах от княжеской усадьбы дорога пошла лесом. Николай, укутавшись в лисью шубу, которую велел ему дать князь в защиту от сильного мороза, ехал молча, а возница мурлыкал какую-то песню. Вот видит Игнат, что им навстречу идёт какая-то женщина и машет рукой.

   "Что ей надо? Что она рукой-то машет?" - подумал Игнат, приостанавливая лошадей.

   - Ты что остановился? - спросил Николай.

   - Да какая-то баба на дороге стоит.

   - Что ей надо?

   - А кто её знает! Тётка, тебе что?

   - Николай! куда ты едешь? - подходя к саням, спросила Глаша. Это была она, бледная, встревоженная.

   Николай невольно вздрогнул от неожиданности.

   - А тебе что за дело, куда бы я ни ехал! - грубо ответил он молодой девушке.

   - Возьми меня с собою.

   - Что ты, или очумела? Пошла!

   - Возьми, возьми, Николай, сжалься над горемычною, пожалей меня, ведь я исстрадалась, измучилась!

   - Прочь с дороги! Я смотреть на тебя не хочу! - крикнул на плакавшую девушку Николай.

   - Что я тебе сделала?

   - Зачем ты рассказала княжне про нашу любовь?

   - Кому же и сказать мне, с кем своим горем поделиться? Княжна добра ко мне...

   - Прочь, говорю, с дороги, задавлю!

   - Дави, злодей, дави, я не тронусь с места, - проговорила Глаша задыхающимся голосом.

   - Поезжай, Игнат! - с бешенством крикнул кучеру Николай.

   - Куда же я поеду? Давить, что ль, её, сердечную, - грубо промолвил Игнат: ему стало жаль бедную девушку.

   - А коли так... - крикнул Николай.

   Он быстро выскочил из саней, схватил Глашу и, отбросив её с дороги, вскочил опять в сани, хлестнул кнутом по лошадям, те рванулись и понеслись что есть духу, забрасывая снегом дорогу.

   - Ускакал, злодей! Будь ты проклят! Теперь в моём сердце не любовь к тебе, обидчику, а месть да злоба! Недаром называют меня дочерью колдуна - я сумею отомстить тебе, проклятому! Сумею за себя постоять! И за всю мою муку, за все мои слёзы ты заплатишь мне сторицею!.. - громко кричала девушка вслед уезжавшему Николаю и в бессильной злобе ломала свои руки.

   Беспредельно, безотчётно любила она Николая, а теперь эта любовь обратилась в страшную ненависть. Если бы она осилила, то, кажется, задушила бы его своими руками.

   Злоба и гнев бушевали в груди красавицы. Но бессильны были теперь её злоба и гнев.

   Николай уехал.

   Послав ему вслед ещё несколько проклятий, бедная девушка с истерзанным сердцем вернулась к своему отцу на мельницу.

  

  

   "Я сделал всё, - писал император Александр, - что зависело от сил человеческих. Если бы Макк не растерял армии под Ульмом, {Макк, Карл (1752-1828), барон фон Лейберих - австрийский фельдмаршал. Будучи начальником австрийского генштаба и исполняющим обязанности главнокомандующего, капитулировал перед французами под Ульмом в 1806 г. За это приговорён судом к смертной казни, но помилован.} если бы король прусский объявил войну немедленно после нарушения французами нейтралитета его, если бы король шведский не затруднял движения войск на севере, если бы англичане пришли вовремя на театр войны и вообще лондонский двор оказал бы более деятельности с той минуты, когда ему нечего было опасаться высадки французов, то мы удержали бы Бонапарта, не дозволили бы ему сосредоточить против нас все свои силы, и дела приняли бы другой оборот". {Высочайшее повеление графу Воронцову (Воронцов Семён Романович (1744-1832) - граф, посол в Англии до 1806 г.) из Галича, 24 ноября 1805 года.}

   Государь никак не хотел вступать с Наполеоном в перемирие и готов был, несмотря на наши потери под Аустерлицем, снова вступить с ним в бой.

   Хитрый Наполеон, при свидании с австрийским императором Францем, уверял его, что предложит Австрии самые выгодные условия мира; но едва только русские войска выступили из австрийских пределов, как Наполеон уже заговорил по-другому и предложил Австрии самые тяжкие условия: в число требуемых от неё областей включил Венецию. Беззащитная Австрия, занятая победоносною армией, не имея ни арсеналов, ни запасов, принуждена была согласиться на мир; он был заключён с Наполеоном в Пресбурге. Австрия признавала все присвоения Наполеона в Италии, уступила ему Тироль, Венецию и несколько владений в Германии, которые переходили к Франции, и, кроме того, двести миллионов франков контрибуции.

   "Я поступил с Австриею, как с завоёванною крепостью, которую для дальнейшей безопасности надлежало если не срыть совсем, то, по крайней мере, обезоружить" - так говорил про Австрию Наполеон.

   Император Франц, уведомляя нашего государя о заключённом мире, между прочим, писал следующее:

   "Пресбургский договор - капитуляция с неприятелем, который воспользовался всеми выгодами своего положения. Я был принуждён отказаться от некоторых областей, чтобы удержать остальные, я должен покориться силе обстоятельств. Но я ещё не всего лишился, если мне останется дружба вашего величества и вы сохраните соединяющие нас связи".

   Наполеон возвёл курфюрстов баварского и вюртембергского в короли {Это произошло по условиям Пресбургского мира, в январе 1806 г.} - "в награду за их ко мне дружбу и преданность", - писал он в бюллетене; а короля неаполитанского лишил престола {В феврале 1806 г. Жозеф Бонапарт занял Неаполь и провозгласил себя королём, отстранив от власти Фердинанда I и его супругу Каролину.} и всячески поносил его супругу-королеву, родную сестру австрийского императора Франца... Наполеон называл её "женщиною преступною", он мстил королю и королеве неаполитанским за ненависть, которую они питали к гордому завоевателю. Не было примеров подобному дерзновенному посягательству на святость сана монаршего: приказом по армии он осыпал ругательствами королеву, отнимал престол, в награду раздавал венцы царские. И сколько ещё позора предстояло монархам, если бы Александр не спас их, не сломил Наполеона. Наполеон с торжеством возвращался с своей победоносной армией во Францию; на пути он вошёл в родственные сношения с баварским и баденским дворами, составил рейнский союз и положил основание своему владычеству в Германии, сделав эту страну данницею Франции. Направо и налево рассыпал он награды по армии, в приказе он говорил; что "нет у него довольно чинов, орденов и денег для достойного возмездия храбрым". По возвращении в Париж ему устроена была блестящая встреча с овациями. Наполеон почтил память павших на войне воинов, признал их осиротевших детей "своими детьми" и, чтобы увековечить Аустерлицкую битву, приказал построить на Сене грандиозный мост и назвал его Аустерлицким. Наполеон мечтал уже о покорении Константинополя и об изгнании англичан из Индии.

   Замечательно: когда храброе русское воинство в 1814 году взяло Париж, тогда императору Александру, покорителю непобедимого Наполеона, предложили взорвать Аустерлицкий мост.

   Наш государь ответил такими словами на это предложение:

   "Не надо трогать его - для нас довольно, если в истории напишут, что русские войска проходили по Аустерлицкому мосту".

   Ответ достойный великого и великодушнейшего из людей, императора Александра.

  

  

   Вернёмся к молодому князю Гарину, которого мы оставили на ферме Гофмана. Припомним, что внезапное нашествие французов на ферму заставило его укрыться в подполье. Но лишь только французы ушли, старик Гофман помог князю выбраться из невольной засады. Несколько часов, проведённых в душном, холодном подвале, а также и волнение, испытанное раненым, не прошли для него даром: снова вернулась слабость и лихорадочное состояние. К вечеру он впал в беспамятство.

   Бедная Анна переживала страшные минуты; исход болезни тревожил её, и она всё время проплакала, моля Бога об исцелении Гарина. В таком состоянии она провела всю долгую зимнюю ночь, ни на минуту не отходя от постели больного.

   Утром отец пришёл сменить её.

   - Ты не спала, Анна? - заботливо спросил он.

   - Нет, отец! До сна ли! Князь так плох. О Господи! Неужели он умрёт!

   Слёзы снова показались на чудных глазах девушки и старик поспешил её утешить.

   - Не плачь, Анна! Я всё-таки надеюсь на благоприятный исход, молодость возьмёт своё. Князь немного простудился в подвале, но это пройдёт. Сегодня же я пойду в город и позову доктора.

   - В таком случае не откладывай и поезжай сейчас.

   - Я пришёл сменить тебя. Пойди усни немного, а я посижу у больного и потом пойду в город.

   - Нет, отец! Обо мне не думай. Ради Бога, поезжай сию минуту за доктором!

   Старик пристально посмотрел на свою дочь. Он понял её настойчивость.

   - Анна, ты любишь князя? - прямо задал он ей вопрос.

   - Да, отец! - вся вспыхнув, ответила Анна.

   - А князь? Он тебя любит?

   - Не знаю

   - Но можешь ли ты рассчитывать на взаимность? Он князь и богат, а мы с тобой, Анна, бедные люди, и кроме этого домишка, у нас ничего нет.

   - Зачем нам богатство?

   - Мне оно не нужно, но тебе не худо бы иметь приданое.

   - Зачем мне? Я не пойду замуж.

   - А князь?

   - Князь мне не пара, отец! Я люблю его, но всеми силами постараюсь скрыть от него свои чувства. Ступай же, отец, за доктором. Посмотри, как он страдает.

   - И ты, я вижу, Анна, страдаешь!

   - Если он умрёт, я не переживу этого. Помни, что его смерть - моя смерть.

   Старик не возражал дочери; он только печально опустил голову и украдкой утёр слезу, скатившуюся из глаз.

   - Прости, прости, дорогой мой, мои слова тебя оскорбили. Но что же мне делать? Ведь я так люблю его! - горько плакала Анна, обнимая отца.

   Гофман отправился в город и вернулся с доктором. Тот тщательно осмотрел больного, всё время сохраняя самое серьёзное выражение лица и по временам сомнительно покачивая головой.

   - Доктор, что вы находите? - с замиранием сердца спросила Анна.

   - Утешительного мало, - серьёзно ответил доктор.

   - Как? Неужели? - Анна побледнела как смерть.

   - Чего вы испугались? Болезнь не безусловно смертельна. Он может выздороветь - требуется только уход за больным, и уход самый тщательный.

   - О, в этом, доктор, положитесь на меня!

   - Кроме раны, у него ещё сильная нервная горячка. Болезнь продолжительная и серьёзная...

   - Боже, Боже мой! - с отчаянием ломала руки молодая девушка.

   - Этот русский офицер ваш жених? - спросил у неё доктор.

   Она не ожидала этого вопроса и растерялась.

   - Я постараюсь спасти вам жениха, - продолжал доктор, к которому вернулась уверенность.

   - Спасите его, доктор, и я буду вам обязана всей своей жизнью!

   Доктор уехал, дав обещание сейчас же прислать лекарство.

   Почти две недели князь Гарин находился между жизнью и смертью. Молодость всё-таки взяла своё: он стал поправляться. Хороший уход и заботы опытного врача сделали своё дело. Во всё время болезни князя Анна не отходила от его постели, просиживая у его изголовья дни и ночи, молясь и веруя, что Бог совершит чудо. И чудо совершилось. Угасавшая жизнь снова зажглась в больном теле. После долгого беспамятства Сергей открыл наконец глаза; память к нему вернулась, он вспомнил все обстоятельства, предшествовавшие его болезни.

   Первыми его словами была глубокая благодарность молодой девушке.

   - Вы снова спасли меня! - слабым голосом проговорил он, поднося к своим пересохшим губам руку Анны. - О, как я вам благодарен! Я так много причинил вам хлопот! Но почему вы плачете, о чём?

   - От радости: вы спасены.

   - И спасли меня вы?

   - Вас Бог спас, князь! Его благодарите!

   - Но что с вами, Анна? Вы так похудели и побледнели.

   В самом деле, её едва можно было узнать: пережитые волнения, бессонные ночи, проведённые около больного, страшно её изменили.

   - Вы всё обо мне, князь! Берегите себя и не волнуйтесь, не говорите: вам и то, и другое вредно.

   Гарин спросил есть. С какою радостью Анна подала ему чашку крепкого бульона.

   После еды Сергей скоро заснул.

   Приехал доктор. Молодая девушка сияла от радости. Она рассказала ему, как князь наконец пришёл в себя и попросил поесть.

   - Теперь я могу вас поздравить: ваш жених спасён, - громко сказал доктор, очень обрадованный исходом болезни.

   Анна только теперь вспомнила, что не разуверила тогда доктора.

   - С чего вы, доктор, взяли, что князь мой жених?

   - Как, разве этот русский не жених ваш?

   - Нет, доктор! Только ради Бога, говорите тише: он только что уснул.

   - Сон его крепок, мы его не разбудим. Так вы не невеста? Тогда скажу вам, что вы его любите. Вы удивлены, как я узнал эту тайну вашего сердца? Хотите, скажу?