Дмитриев Дмитрий Савватиевич - Два императора

  

  

  

   "Александр I": Армада; Москва; 1994

   Романовы. Династия в романах

  

  

  

  

  

   Европа, почти вся, за исключением России и Англии, была побеждена гением корсиканского выходца, который под громким именем императора Наполеона... властвовал не одной Францией, повелевал многими европейскими государствами и произвольно раздавал короны кому хотел, большею частию своим родичам... Европа изнывала, алчность Наполеона не знала предела: он уже покушался на спокойствие и свободу России... но на страже русского государства находился величайший из людей император Александр, благословенный всеми народами. Ему-то суждено было смирить ненасытную гордыню Наполеона и спасти Европу от его ига.

   Державный северный богатырь восстал... Наполеон пал... И "падение его было великое".

   "Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут". {Еванг. от Луки, 26, 52.} Война Наполеону объявлена, император Александр вступился за Пруссию, которую Наполеон со своими полчищами терзал на части...

  

   Шёл 1805 год.

   - Когда думаешь ехать в армию? - спросил князь Владимир Иванович Гарин своего сына Сергея, молодого, красивого кавалериста, расхаживая с ним по дорожкам своего огромного, по-английски разбитого парка.

   - Завтра, - ответил офицер; в его тоне звучала едва заметная грустная нотка.

   - Так скоро! Разве уже прошёл срок твоему отпуску?

   - Отпуск окончится ещё не скоро, но объявлена война, и я должен явиться ко времени выступления армии в поход.

   - Да, да. Разумеется. А не слыхал, когда выступит наша армия?

   - Вчера я получил письмо от Зарницкого: он пишет, что дней через десять.

   - А кто такой этот Зарницкий? - спросил у сына князь.

   - Мой товарищ по полку, бравый ротмистр, честный, хороший человек, с которым мы очень дружны.

   - Что же ты, Сергей, не привёз его с собою? Погостил бы.

   - Он какой-то дикарь: никуда не ездит и в продолжение десятилетней службы ни разу не брал отпуска; живёт совершенным отшельником, холостяком.

   - Он дворянин?

   - Да, старинного дворянского рода.

   - То-то! В дружбе всегда надо быть разборчивым, мой друг. Николая ты берёшь с собою?

   - Он так просится. Чудак! Ему непременно хочется увидать Наполеона.

   - Наполеон, Наполеон! Глупые люди уже начинают бредить этим корсиканским выскочкой, его уже возвели чуть ли не в гении, а по-моему, это просто баловень счастья, слепой фортуны.

   Князь не мог спокойно говорить о корсиканце и уже начинал кипятиться.

   - Но, отец, согласись, что он заслуживает своей славы: он покорил почти всю Европу, войска его считаются образцовыми, его маршалы хорошие тактики, а дипломаты славятся своим искусством.

   - Если бы ты знал, Сергей, откуда набрал он этих тактиков и дипломатов, ты бы так не рассуждал. Ведь это какой - то сброд, все его маршалы - выскочки чуть ли не из простых рядовых.

   - Но, отец...

   - Довольно, мне надоело говорить о Бонапарте. Одно скажу Наполеон, как и все ему подобные, рано ли, поздно ли, свернёт себе шею, когда звезда его счастья померкнет. Вспомнишь слова старого солдата, когда они сбудутся!

   - Дай Бог, отец! Ты знаешь, как я обожаю нашего несравненного императора и родину.

   - Да, Сергей! Род князей Гариных был искони верными слугами царя и родины. Я рад, что встречаю в тебе те же высокие и благородные чувства. Слушай же, сын мой! Ты скоро попадёшь на войну, понюхаешь впервые порохового дыма. Будь храбр и мужествен, поддерживай всеми силами славу нашего именитого рода. Помни, что ты несёшь великую службу. В битве не думай о смерти, у воина могут быть одни помыслы - о победе. Я, брат, старый солдат и не умею говорить по-модному. Сам знаешь, сколько раз бывал я в битвах с покойным великим полководцем Суворовым. Фельдмаршал терпеть не мог модников, во всём у него была простота. Вот и я говорю тебе попросту, по-солдатски: служи, сынок, и помни - за Богом молитва, а за царём служба не пропадает. А главное, служи, да не прислуживайся. Терпеть не могу льстецов и низкопоклонников.

   - Батюшка, в тебе я вижу для себя высокий пример.

   - Вот и пошли у тебя модные фразы.

   - Не фразы это, а прямое, честное слово.

   - Ну, верю, верю! Добрый ты сын, Сергей, - таким и будь всегда. Так ты решил взять Николая? - меняя разговор, спросил у сына старый генерал.

   - Если ты позволишь.

   - Что же, возьми: здесь он не очень нужен, обойдёмся без него. Ты запишешь его в рядовые и возьмёшь под свою команду. Да вот он и сам, лёгок на помине.

   К говорившим подошёл высокого роста молодой человек, красивый и статный. На нём была красная кумачная рубаха с косым шитым воротом, широкие бархатные шаровары, запрятанные в щёгольские сапоги с отворотами. Загорелое мужественное лицо, чёрные как смоль, кудреватые волосы и жгучие чёрные глаза делали его похожим на цыгана или на сына дальнего юга.

   Николай был приёмыш князя Гарина; годовалым младенцем подкинули его однажды летом к воротам княжеской усадьбы, с запиской, в которой просили дать приют "крещёному младенцу Николаю".

   Владимир Иванович в то время проживал в своей усадьбе. Он взял на воспитание маленького Николая, отдал его на попечение одной дворовой бездетной бабы - Пелагеи и, когда подрос подкидыш, взял его в свой княжеский дом, в сверстники к своему сыну Сергею.

   Княжич Сергей и приёмыш Николай были одних лет, росли они вместе; только к молодому князю был приставлен целый штат гувернёров и воспитателей иностранного происхождения, у подкидыша же был единственный учитель - сельский дьячок Петрович, пьяница, каких редко свет создаёт. Подрос Сергей, старый князь свёз его в Петербург, в одно из военных училищ, откуда через пять лет он вышел корнетом. Николай Цыганов, как прозвала его дворня за смуглый цвет лица, прожил всё это время безвыездно в усадьбе на положении дворовых, почти ничем не отличаемый от прочих слуг.

   - Ваше сиятельство! Нарочный приехал из города от губернатора, - почтительно доложил Николай генералу.

   - Пусть подождёт... Чай, с пустяками какими - нибудь.

   - По важному, говорит, делу. Просил доложить.

   - Знаю я эти важные дела. А ты, братец, я слышал, на войну хочешь, кровь свою за отечество проливать?

   - Если позволите, ваше сиятельство, я с радостью, - ответил приёмыш.

   - Что же, поезжай. Из тебя выйдет бравый солдат. Только смотри трусом не будь! Ведь на войне не то что у меня в усадьбе: там, братец, жарко будет; от порохового дыма зачихаешь.

   - Помилуйте, ваше сиятельство!

   - То-то! Надо молодцом быть! За храбрость и отвагу награду получишь, может быть, и чин дадут, и вернёшься ты с войны дворянином. Бывали примеры.

   - Рад стараться, ваше сиятельство! - становясь во фронт, громко проговорил Николай.

   - Молодец! Ступай, собирайся: завтра в путь поедешь вместе с князем Сергеем.

   - Покорнейше благодарю, ваше сиятельство.

   Цыганов молодцевато повернулся и ушёл.

   Разговор старого князя с сыном происходил в его богатой костромской усадьбе Каменки. Широко раскинулась княжеская усадьба по обрывистому берегу Волги; каменный дом по своей величине и отделке, со своими башенками и бельведерами, походил на прекрасный дворец; лицевой фасад дома был украшен громадными колоннами; на воротах красовались львы; все службы, скотный и конюший двор были каменные, крытые черепицею и железом. Огромный парк, тянувшийся на несколько десятин, примыкал к дому, и через крытую террасу из внутренних комнат проходили прямо в парк. Прекрасно распланированный, со множеством статуй работы лучших итальянских мастеров, с красивыми мостиками, перекинутыми через ручейки и овраги, с чудной беседкой затейливой архитектуры, с резьбой и с цветными стёклами, парк этот был лучшим украшением усадьбы. Близ террасы устроен был большой фонтан, окружённый всевозможными цветами и тропическими растениями; дорожки и клумбы были разбиты по-английски. Во всей усадьбе был образцовый порядок. На всём видна была рука хорошего хозяина. Князь Владимир Иванович, как истый русский барин, любил всё родное, но княгиня, жена его Лидия Михайловна, бывшая фрейлина блестящего двора Екатерины II, как и все придворные дамы, сохранила любовь к иностранной роскоши и тратила громадные деньги на парижские безделушки, картины и статуи. Благодаря влиянию княгини Лидии Михайловны и уступчивости мужа дом был на европейскую ногу.

   Князь недаром гордился своей службой под командой фельдмаршала. Он сохранил в себе все характерные черты славного полководца; до бесконечности добрый, справедливый, это был человек откровенный и прямой, не боявшийся говорить правду всем в глаза. В военной службе он прослужил лет тридцать, участвовал в нескольких сражениях, не один раз был ранен и успел заслужить глубокое расположение фельдмаршала. Суворов уважал в князе Гарине беззаветную храбрость, ценил его верную службу и любил его как человека. До самой смерти Суворова князь служил в армии. С новым главнокомандующим он уже не сумел сжиться, вышел в отставку в чине генерала и безвыездно поселился в Каменках. Князь жил на широкую ногу, задавал весёлые пиры и праздники, на которые чуть не со всей губернии съезжались гости, живя по неделям и больше в княжеских хоромах.

   Охота была любимым развлечением князя. Его охотничья команда - все молодец к молодцу - состояла из пятидесяти человек. Владимир Иванович любил наезжать в свои непроходимые костромские леса и поохотиться на зверя. На дорогом скакуне, в бархатном казакине, обложенном соболем, с ружьём за плечами, окружённый многочисленными соседями и целым отрядом охотников из крепостных, одетых в одинаковые казакины, - князь был всегда центром этой блестящей группы. Охоте он отдавал преимущество пред всеми другими развлечениями.

   Князь не следовал примеру своих богатых соседей, не держал при себе ни актёров и актрис, ни танцовщиц и не имел доморощенных музыкантов. "Глупая затея. Это для тех, кому делать нечего, а у меня мужики и бабы должны работать да хлеб добывать, а не на сцене плясать да скоморошествовать", - так говорил обыкновенно князь, когда Лидия Михайловна советовала мужу построить театр и обучить крепостных девок и парней театральному искусству. Видя непреклонность мужа, княгиня не настаивала больше; зато каждую зиму она оставляла князя в усадьбе, а сама ездила в Петербург, где наслаждалась шумной столичной жизнью.

  

  

   Была светлая, лунная ночь, тихая и тёплая. Дворовый сторож громко выбил по железной доске двенадцать часов и ушёл спать в свою конуру.

   В Каменках давно уже все спали. Князь Гарин ложился спать по-суворовски - рано, и вставал с петухами. Этому порядку подчинялись и все в доме.

   Тихо отворилась калитка, выходившая со двора прямо в поле; вышел Николай Цыганов и быстро направился по едва заметной тропинке, которая вела в находившийся вблизи усадьбы лес; шёл он задумчиво, наклонив свою голову.

   В лунную тёплую ночь особенно хорошо бывает в лесу; воздух чистый, оживляющий, исполинские деревья стоят не шелохнутся, кругом тихо, как будто вся природа спит крепким сном; вдруг эта лесная тишина прерывается криком какой-нибудь ночной птицы, раскатистым эхом пронесётся крик и замрёт где-то далеко в беспредельном пространстве.

   Николай не обращал никакого внимания на окружающую природу. Он, видимо, спешил. Вот он вышел из лесу и пошёл по просёлочной дороге; направо и налево высокою золотистою стеною стояла колосистая рожь; пройдя несколько по дороге, он стал спускаться в овраг, поросший густым кустарником и мелким лесом; из оврага Цыганов выбрался на небольшую поляну, которую пересекала узкая извилистая речка, с ветхою деревянною плотиной и с полуразвалившейся мельницей. Почти рядом с ней стояла старая хибарка мельника в два окна, крытая соломою и достаточно покосившаяся уже набок.

   Клок земли, на котором стояла мельница, составлял полную собственность старика мельника Федота; прежде мельница эта, как и всё вокруг, принадлежала князю Гарину; Федот был его крепостным, но за какую-то особую услугу князь отпустил Федота на волю и подарил ему мельницу. И вот старик лет двадцать уже владеет ею. Но мужики избегали возить к нему хлеб на помол: суровый и нелюдимый Федот был не в славе; народ говорил, что старик знается с нечистою силою, и считал его колдуном.

   Федот жил на мельнице не один - с ним была ещё дочь Глаша, чудная красавица, статная, полная, румяная, с огневыми глазами, с соболиными бровями и с длинною-предлинною, до самых пят, косою.

   Она выросла у мельника совершенной дикаркой, почти никуда не показываясь с мельницы. Пробовала было Глаша в праздник ходить на село, но девки и бабы сторонились её и не принимали в хоровод, парни искоса посматривали и любовались редкой красотою дочки колдуна, но разговаривать с нею боялись. Так и коротала красавица свою невесёлую жизнь со стариком отцом. Глаша всё же не скучала.

   Федот мало обращал внимания на дочь и предоставлял ей право жить, как она хочет.

   Глаша, управившись ранним утром с небольшим хозяйством в доме, отправлялась на целый день в лес. Летом она проводила здесь всё время, собирая грибы и целебные травы. Не раз она встречалась здесь с чернокудрым Цыгановым; красивый парень прельстил девичье сердце. Глаша полюбила княжеского приёмыша глубоко и вся отдалася ему.

   Подойдя к мельнице, Николай пронзительно свистнул. Как бы в ответ на этот свист быстро отворилась дверь хибарки, и красавица Глаша поспешила навстречу молодому парню.

   - Здравствуй, милый! Пришёл-таки. Что так поздно? Ждала-ждала...

   - Некогда было - в путь готовился, - сухо ответил Николай.

   - Стало быть, едешь, Николай?

   - Завтра вместе с молодым князем поедем на войну.

   - Зачем тебе ехать?

   - А что же мне тут делать? Надоело мне тут всё.

   - И я надоела? - спросила девушка, не умея скрыть тревоги, давно охватившей её.

   - И ты надоела! - нисколько не смущаясь, ответил Николай.

   - Разлюбил, разлюбил!.. - Глаша горько заплакала.

   - Будет... Помиловались с тобой - и довольно! Слышишь, девка, я другую полюбил.

   - Бесстыжий ты человек, погубитель ты мой!

   - Не сердись на меня, Глаша, не кляни: сам я не рад своей любви. Ведь кого полюбил - и вымолвить страшно. На пагубу себе полюбил... От этой любви я и на войну напросился, авось там шальная пуля или острая сабля прикончат дни мои! - грустно говорил Цыганов.

   - Кого же ты полюбил? Кто разлучница моя, скажи?

   - Не спрашивай. Умру и никому об этом не скажу. Да тебе не всё ли равно? Где отец твой? Мне бы его повидать.

   - Дома, спит. Зайди в избу, я разбужу его.

   - Не пойду - душно в избе. Лучше сюда пошли отца.

   - Проститься-то зайдёшь? - с глазами, полными слёз, спросила Глаша.

   - Приду, жди! Поговорим с отцом, и приду.

   Глаша ушла в избу, и через несколько времени к ожидавшему Николаю вышел старый мельник. Сердито посмотрел он на парня и хриплым голосом спросил:

   - Зачем пришёл на ночь глядя?

   - Без дела не пришёл бы.

   - Что ж дня-то для тебя не хватило? Зачем я понадобился?

   - Слушай, старик! Говорят, ты знаешься с нечистой силой?

   - Ну, а тебе какое дело? - крикнул мельник.

   - Приворожи ко мне одну красотку, корня приворотного мне дай.

   - Вот чего захотел!

   - За такую услугу - жизнь свою отдам!

   - Зачем мне твоя жизнь? Велика в ней корысть!

   - Есть у меня два заветных червонца - возьми их, а мало - украду, так больше дам.

   - Тороват ты, паренёк, нечего сказать! А Глаша стала уж не нужна? Разлюбил её? Другую полюбил? - допрашивал мельник.

   - Не волен я в своём сердце.

   - Забыл ты, видно, паренёк, что отцом я Глашке прихожусь и тебе в обиду её не дам!

   С этими словами Федот быстро опустил руку за голенище, вынул широкий нож и замахнулся им на Николая.

   - Не стращай ножом: у меня припасён для тебя гостинец получше.

   Николай быстро вынул из кармана своего кафтана небольшой пистолет, подаренный ему молодым князем, и прицелился в старика.

   - Запаслив, дьявол! - злобно проворчал мельник.

   - Что ж, испугался? Позови-ка своих чертей да ведьм на подмогу, - издевался Николай. - Что же, дашь приворотного зелья или нет?

   - Погоди, пёс, попадёшься мне, узнаешь тогда мою месть! Заманю к себе да в омут, к водяному, к русалкам длинноволосым. Не минуешь моих рук! - хрипел в бессильной злобе мельник, уходя в своё логовище.

   Николай, проклиная старого колдуна, зашагал домой, так и не простившись с Глашей.

   Бедняжка долго ждала своего милого, но он был уже далеко.

   Федот, вернувшись в избу, ни слова не сказал дочери и молча полез на печку.

   Глаша вышла из избы, надеясь, что Николай ждёт её у мельницы. Напрасная надежда! Кругом была полная тишина. Вблизи не было ни одного живого существа.

   - Ушёл, ушёл и даже проститься не зашёл! Разлюбил меня, над моею любовью чистой, девичьей надругался! Бог тебе судья! Моя слеза сиротская горючим камнем падёт тебе на сердце! - плакала Глаша. - Что же делать, куда с тоской деваться? Лучше в воду, в омут головой. Чего жить - мучиться, терзаться! В воду, скорее в воду...

   Глаша побежала к речке.

   - Господи, прости мне грех мой!

   Глаша готова была броситься в быструю и глубокую реку. Старик мельник, следивший всё время за дочерью, подоспел как раз вовремя.

   - Ты это что задумала? - схватив её крепко за руку, спросил мельник.

   - Отец! - испуганно проговорила Глаша.

   - Да, отец. А ты, безумная, что с собою хочешь делать? На что решилась?

   - Невмоготу мне, батюшка, стало жить на белом свете.

   - Жизнь прискучила, так ты к чёрту в лапы захотела! Одумайся! Кого ты удивишь своею смертью?

   - Тошно жить на свете, батюшка! - плакала молодая девушка.

   - Полно, глупая, а ты живи, живи для отместки своему врагу.

   - Люблю я его, крепко люблю.

   - А ты любовь-то да в ненависть обрати! Пойдём-ка в избу, там и подумаем, что делать, как беду избыть.

   Глаша молча пошла за отцом в избу.

  

  

   У князя Гарина была ещё дочь Софья, восемнадцатилетняя красавица, недавно окончившая своё образование в Петербурге. Это была очень умная и начитанная девушка, обладавшая отцовским характером. Такая же добрая и ласковая, Софья считалась любимицей старого князя.

   Княжна, вернувшись из Петербурга в "родное гнёздышко" - в живописные Каменки, с утра до вечера безвыходно жила в саду, а иногда уходила и в лес; несмотря на предостережение отца - не ходить в лес без сопровождения лакеев, княжна отправлялась только вдвоём со своей горничной, наперсницей Дуней. Дуня была очень молоденькая, хорошенькая девушка из дворовых; она жила в Петербурге с княжной во время её занятий в институте. Софья не разлучалась со своей любимицей и посвящала её в свои девичьи тайны.

   Когда Софья уехала в Петербург, Николаю Цыганову было не более пятнадцати лет. Вернувшись после шестилетнего пребывания в институте домой, княжна с первого раза не узнала Николая - так возмужал и похорошел он за это время. Софья встретилась с Николаем в саду, гуляя по тенистым аллеям. Дуни на этот раз с ней не было. Николай учтиво поклонился княжне; та с удивлением и любопытством посмотрела на молодого человека.

   - Не узнаёте, княжна? - смутившись от пристального взгляда красавицы, робко спросил Николай.

   - Неужели Николай?

   - Он самый, ваше сиятельство.

   - Оставьте "сиятельство" и называйте меня просто княжной.

   - Слушаю - с!

   - Как вы, Николай, переменились. Я едва могла вас узнать.

   - Шесть лет - время немалое.

   - Да, да, шесть лет я не видала вас. Ну, как вы живёте, Николай? Довольны ли?

   - Чем-с? - быстро спросил молодой человек.

   - Ну, жизнью у нас в усадьбе?

   - Ах, да-с. Очень, очень доволен. Их сиятельством князем, вашим родителем, и княгиней, вашей матушкой, премного доволен-с! Да и то сказать, разве я могу заявлять о своём неудовольствии?

   - Почему же нет?

   - Потому-с, человек я маленький.

   - Вы маленький? Что вы! Вы очень рослый и видный мужчина, - засмеялась княжна.

   - Смеяться изволите, ваше сиятельство.

   - Опять "сиятельство"!

   - Виноват-с, не буду-с.

   - Какой вы странный, Николай!

   - Чем-с?

   - Вы так чудно говорите.

   - Не от кого мне научиться хорошо говорить-с; с мужиками живу, в глуши-с.

   - А разве вы у нас в доме не бываете? - с удивлением спросила молодая девушка.

   - Как же-с, очень часто бываю, - больше для услуг их сиятельству.

   - Разве только для услуг?

   - А то для чего же? Ведь я на лакейском положении состою-с... Всё отличие моё от прочих лакеев то, что те крепостные, а я человек вольный. Не помня и не зная ни отца, ни матери, не понимая, что такое родительская ласка, я, как щенок, у ворот подобран; пригрели меня их сиятельство, ваш родитель, дали кусок хлеба - и я должен это помнить и век благодарить.

   - Вас обучили? Дали образование?

   - Как же-с, у дьячка курс кончил-с, у Петровича. Не изволите знать нашего дьячка? - иронизировал молодой человек.

   - Нет, не знаю.

   - Как же-с, особа учёная!.. Бывало, не столько учит, сколько колотушками угощает, - продолжал Николай в том же духе.

   Княжна Софья заинтересовалась молодым, красивым парнем; они стали часто видеться в саду; разговаривали подолгу, она давала ему читать книги, доступные его пониманию. Николай чувствовал, что им заинтересованы. Ласковое обращение с ним княжны вскружило ему голову: он страстно, безумно полюбил княжну. Но мог ли он, подкидыш, нищий, без рода без племени, думать о взаимности! Княжне жаль было бедного малого - и только; ради его сиротства она и ласкала его. Но самолюбивому парню этого было мало - он хотел, чтобы Софья его полюбила так же, как он её любил; он старался всеми силами достичь этого.

   В первый праздничный день Николай принарядился: на нём была голубая атласная рубашка, на плечах - бархатное полукафтанье, на голове была надета низенькая поярковая шляпа с павлиньим пером. Этот наряд подарила ему княгиня Лидия Михайловна в день его именин. Николай в нём был очень красив. Княжна невольно залюбовалась красавцем.

   - Ты что это так нарядился? - спросила Софья.

   - Нонче праздник. Вот-с ваша книга Покорно благодарю, я прочитал всю, - сказал Николай, подавая книгу.

   - Что же, тебе понравилась?

   - Очень-с! В ней описывается, как некая царская дочь полюбила простого прислужника-с, произошло это в иностранном царстве-с, - краснея и не глядя на княжну, говорил молодой парень, - и прислужник сам крепко полюбил красавицу царевну.

   - Ну и что же?

   - А то-с, странно и чудно для меня, как это царевна могла полюбить простого человека-с?

   - Любовь не разбирает.

   - Это верно, верно изволили сказать - любовь не разбирает; для любви отличья нет-с.

   - Однако оставим, Николай, про это говорить, - перебила княжна. Она заметила странный огонёк, блестевший в глазах Николая, да и горячность его ей не понравилась. Кроме того, они отошли далеко от дома и очутились в самой глуши сада.

   - Нет-с, зачем же! Уж ежели начали говорить, так докончим-с, - настаивал Николай.

   - Я не хочу говорить!

   - Разговор наш не будет продолжительным, извольте выслушать, княжна.

   В голосе влюблённого парня послышались даже повелительные ноты.

   Софья широко раскрыла глаза и испуганно смотрела на него.

   - Послушайте, княжна, я открою вам свою душу... Я полюбил, только не царскую дочь, а княжескую, да так полюбил, что ради своей любви на смерть готов идти, как на званый пир! - страстным голосом говорил Николай. - Что же молчишь, моя царевна, ответь, подари словцом ласковым покорного раба! Скажи: жить ему или умирать?

   Княжна молчала; её душили и гнев, и слёзы; она никак не ожидала признания от Николая - признания, которое жестоко оскорбило её и уязвило её самолюбие. Она быстро пошла по дороге к дому и ничего ему не сказала в ответ.

   Николай загородил ей дорогу; глаза у него блестели, как уголья; он дрожал, пожираемый страстью.

   - Я не пущу тебя, пока не дашь ответа!

   - Прочь с дороги, дерзкий! - крикнула княжна, отстраняя рукой Николая.

   В это время в саду послышался громкий оклик.

   - Ay, ay, княжна! Где вы? - звала Дуня.

   - Я здесь, иди сюда, Дуняша! А ты прочь с глаз моих. Чтобы завтра же тебя не было в усадьбе! Ты с ума сошёл, жалкий приёмыш! Помни, если ты не уберёшься, я скажу о твоём дерзком поступке отцу и брату, - тогда отсюда нагайками выгонят!

   Княжна бросила презрительный взгляд на Николая и поспешила к Дуне.

   - Обруган, оплёван за мою любовь! Погоди, княжна, я полюбить тебя заставлю! Полюбишь, только надо выждать время! Поеду с молодым князем на войну - умру или вернусь героем. Тогда посмотрим, как ты оттолкнёшь меня, - проговорил вслед удалявшейся княжне Николай.

  

  

   Настал день отъезда молодого князя Сергея в Петербург, а оттуда в действующую армию.

   В княжеском доме, в огромном зале с колоннами, сельский священник в богатой парчовой ризе совершил напутственный молебен с водосвятием. Дьячок Петрович голосисто пел вместе с пономарём. По окончании молебна священник обратился к молодому князю с кротким, тёплым словом.

   Княгиня Лидия Михайловна, всегда невозмутимо-спокойная, на этот раз не выдержала и, заключая в свои объятия сына, расплакалась.

   - Серж, Серж, как тяжело, невыносимо тяжело мне с тобою расставаться! - сквозь слёзы говорила она.

   - Прощай, Серёжа, укрепи тебя Господь! Будь храбр и мужествен, поддержи род Гариных! Святый архистратиг небесных воинств Михаил да укрепит тебя! - говорил старый князь, благословляя сына небольшой иконой святого Михаила Архангела. - Не расставайся с иконой, носи её на груди. Во многих битвах бывал я, и эта святая икона всегда была со мною; меня так же, когда я в первый раз отправлялся на войну, благословил мой отец покойный.

   - До свидания, Серёжа! - прощалась с ним княжна Софья. - Возвращайся к нам полковником. Милый, милый, я буду молиться за тебя!

   Княжна осыпала поцелуями лицо брата.

   Тут же, прижавшись к колонне, одиноким стоял Николай, одетый по-дорожному; с какою-то мучительной тоской смотрел он на эту семейную сцену; ему было не по себе. "Плачут, целуются, а я стою как оплёванный, ни от кого не слышу ласкового слова, доброго пожелания... Если бы и у меня были отец с матерью, они точно так же меня провожали бы на войну. Батюшка с матушкой, где вы, живы ли вы?" - думал молодой человек, смахивая слезу, выкатившуюся из его глаз.

   - Подойди сюда, Николай! - вдруг раздался голос старого князя.

   Николай поспешил исполнить приказание князя.

   - Николай! У тебя нет ни отца, ни матери, некому тебя благословить, - сказал князь.

   - Некому, ваше сиятельство! - печально ответил приёмыш.

   - Я благословляю тебя вместо отца.

   Князь взял со стола небольшую икону Богоматери в золотом окладе и благословил Николая.

   - Ваше сиятельство, благодетель мой, отец! - Николай плакал навзрыд, целуя руки у князя.

   - Владычица небесная да сохранит тебя! - благословил его старый князь, обнял и поцеловал приёмыша.

   - Подойди и ко мне, Николай, я перекрещу тебя. - Лидия Михайловна истово перекрестила Николая. - С князем Сергеем не разлучайся и на войне будь всегда с ним; если что случится, пиши. Я на тебя надеюсь, ты нам не чужой.

   - Князь, ваше сиятельство; и вы, княгиня - благодетельница, клянусь вам перед святой иконой, что я жизнь свою отдам для вас! Вот вы сейчас, как отец с матерью, меня благословили, ласкою одарили, не как безродного подкидыша, а как родного. Да за это я по гроб ваш верный слуга! - горячо проговорил молодой человек.

   - Будьте всегда таким, Николай, какой вы теперь, - тихо промолвила княжна. - Таким хорошим, - добавила она.

   - Простите меня, княжна! Может, мы никогда с вами не увидимся, - не смея смотреть в глаза княжне, чуть слышно сказал Николай.

   - Простила, всё забыла.

   Софья крепко пожала руку Николаю, обезумевшему от неожиданного счастия.

   Тройка добрых коней, запряжённая в дорожный тарантас, давно уже ждала у крыльца. Все дворовые собрались проводить молодого князя и толпились около тарантаса. Сергей ещё раз крепко обнял отца, мать и сестру и быстро вышел на крыльцо. Он был сильно взволнован, слёзы виднелись на его красивых глазах. Сопровождаемый громкими пожеланиями, молодой князь сел в тарантас. Рядом с ним поместился Николай. На козлах с кучером сел денщик Михеев. Михеев уже лет пять состоял денщиком при молодом князе; Сергей успел привязаться к старому преданному денщику и не расставался с ним. Куда бы он ни поехал, Михеев повсюду его сопровождал.

   Старый князь, княгиня и Софья до ворот проводили Сергея.

   Владимир Иванович был молчалив и сосредоточен, Лидия Михайловна беспрестанно крестила уезжавшего сына, а Софья, с глазами, полными слёз, посылала брату воздушные поцелуи.

   Вот выехали из усадьбы; кучер тряхнул вожжами, и добрые кони вихрем понеслись по утрамбованной дороге. Скоро тарантас скрылся из глаз княжеской семьи, и жизнь в усадьбе Каменки пошла обычным чередом.

  

  

   Путь молодого князя Гарина из Каменок до Петербурга был неблизкий - пришлось ехать не переставая несколько дней. Приехал Сергей в Петербург за три дня до выступления наших войск в поход.

   Первым делом князя было навестить своего приятеля и сослуживца Петра Петровича Зарницкого.

   Ротмистр Зарницкий жил холостяком в своей небольшой квартирке на Невском, ему было лет тридцать пять, высокого роста, сутуловатый, с добрым, всегда смеющимся лицом, весёлый шутник, он был любим всеми в полку; солдаты называли Зарницкого отцом, он со всеми был добр и предупредителен. Зарницкий любил кутнуть, выпить, угостить на славу товарищей-сослуживцев, на это нужны были деньги; у Петра Петровича была только одна подмосковная вотчина, которая давала ему тысячи три в год, и на эти деньги должен был жить Зарницкий; подчас любил он широко пожить, и для этого пришлось закладывать подмосковную. Деньги, полученные от залога, недолго находились в руках ротмистра: по своей доброте Пётр Петрович готов был последним поделиться с товарищами. Происходя от знатного боярского рода, он нисколько этим не гордился, любил простоту, несмотря на хорошее образование, которое получил, всегда говорил "попросту" и терпеть не мог французских и немецких фраз и салонной болтовни.

   - Если ты хочешь, брат, со мною вести знакомство или дружбу, ты все эти модные финтифлюшки брось, говори со мной попросту, без затей; "бонжуров" не подпускай - терпеть не могу иноземщины! - предупреждал Пётр Петрович тех офицеров, которые желали с ним сблизиться, сойтись.

   Молодой князь Гарин сошёлся с Петром Петровичем, они жили искренними друзьями, а случай, происшедший с Сергеем, ещё более скрепил эту дружбу.

   Однажды молодой князь и Зарницкий находились в товарищеском кругу, некоторые из офицеров играли в карты, другие курили и вели оживлённую беседу.

   Сергей играл в карты редко, но когда садился за стол, то уж играл, как говорится, "вовсю", задорно по целым часам не выходя из-за стола. Однажды он, играя в карты, проиграл все деньги, но продолжал играть и проиграл ещё больше; при расчёте у него не хватило денег.

   - Мы играли на наличные, а не в кредит, - резко заметил один из партнёров князю Сергею.

   Тот побледнел и растерялся.

   - Ты братец, считать не умеешь у тебя денег более, чем следует заплатить. Дай-ка я перечту, - сердито проговорил Пётр Петрович, стал считать и ловко и незаметно вложил свои деньги к деньгам князя.

   - Как?! - удивился князь.

   - Да так, ты проиграл тысячу а, у тебя их полторы. Не веришь? Пересчитай сам, - с торжествующей улыбкой проговорил ротмистр.

   - Ты истинно благородный друг! - сказал с чувством Сергей, крепко пожимая руку товарища.

   - Хорошо, что вчера староста деньги выслал, вот и пригодились.

   Молодой князь вполне оценил благородный поступок Петра Петровича.

  

   - Здорово, дружище! - радушно проговорил Пётр Петрович, вставая с дивана и обнимая приятеля. - Давно прибыл?

   - Сегодня утром. Отдохнул немного, переоделся и прямо к тебе поспешил; ведь давно не видались.

   - А ты, братец, пополнел на хороших харчах, - повёртывая молодого князя, говорил Зарницкий. - Ишь, какой бутуз стал.

   - Скоро поход? - спросил у Зарницкого князь.

   - Да, брат, скоро на Дунай гулять пойдём, с Бонапартом хороводы водить станем.

  

   Ах Дунай, ты мой Дунай,

   Сын Иванович Дунай! -

  

   громко запел Пётр Петрович.

   - Главнокомандующим назначен Кутузов.

   - Ему и след быть нашим вождём: он хоть и сед, да хитёр. А знаешь, Сергей, я рад походу: живучи в гнилом Питере, заплесневел, обленился, лежебоком стал; видишь - рожа-то у меня даже обрюзгла от безделья; на Дунае проветримся... Слава государю нашему: не убоялся он гения, как теперь величают Бонапартами хочет проучить его по-русски.

   - Дерзость Бонапарта не знает предела. Наш добрый государь вынужден на войну: несчастная участь герцога Ангиенского вопиет о возмездии.

   - За что это герцога расстрелял Бонапарт? - спросил Пётр Петрович у князя.

   - Ни за что, без всякой вины. Принц спокойно жил в своих баденских владениях. Наполеон приказал его схватить и расстрелять. Вся Европа возмущена поступком Наполеона.

   - Да, не надо давать воли этому корсиканскому орлу! Надо обрезать ему крылья! Уж больно высоко он залетел: из прапорщиков - да в императоры! Легко сказать!

   - А что ни говори, Зарницкий, нельзя от Бонапарта и отнять гениальности: он искусный, гениальный полководец!

   - Эх, если бы был жив наш старик Суворов! Задал бы он феферу этому гению! Всё, братец, счастие, удача, судьба счастливая - вот тебе и гений! Кому судьба - злая мачеха, а кому - любящая мать! Удалось Бонапарту усмирить французов, кой-кого поколотить на войне - и прокричали "гений". Придёт время - и Наполеон попадётся; его побьют - в ту пору и "гений" его отлетит. На земле, брат, ничего нет вечного. Эй, Щетина, подай-ка нам чайку, да рому не забудь! - крикнул Пётр Петрович.

   - Зараз, ваше благородие! - откликнулся денщик из передней.

   В комнату вошёл Щетина - так прозвали старика денщика Зарницкого за его усы, которые у него торчали щетиною. Денщик поставил на стол поднос с двумя стаканами чаю и маленький графинчик с ромом.

   - Щетина, на войну хочешь? - спросил у денщика Зарницкий.

   - Желаю, ваше благородие!