Дмитриев Дмитрий Савватиевич - Два императора

никогда не соглашусь на его неравный брак.

   - Наше упрямство сделало Сергея больным.

   - Ну, этому я мало верю, мой друг, - холодно проговорила княгиня, вынимая из ридикюля работу. - Сергей не сентиментальная барышня, нервы его крепки. Если он и хворал, то, поверь, от простуды, а ты приписываешь это нашему несогласию на его свадьбу.

   - Да, да, он так был расстроен, немудрено и захворать, - возразил князь Владимир Иванович.

   - Я вижу, князь, ты, кажется, не прочь женить Сергея на какой-то немке, - хмуря брови, сказала Лидия Михайловна.

   - Я... я не говорю этого.

   - А я вот что скажу тебе, князь: пока я жива, этой свадьбе не бывать.

   - Вот как!

   - Я никогда немку не назову своею дочерью - это моё последнее слово!

   - Но ты забываешь: Сергей совершеннолетний, он обойдётся и без нашего согласия.

   - Может быть, но тогда я отрекусь от него, я забуду, что он мне сын. Поверь, князь, у меня достанет твёрдости вырвать из моего материнского сердца любовь к нему, - сухо проговорила княгиня.

   Владимир Иванович ничего не возразил своей жене. По доброте своего сердца он бы давно согласился на брак сына с Анной, но предрассудок, фамильная гордость останавливали князя. Породниться с каким-то немцем, бывшим гувернёром, ему, именитому князю!

   - Оставим про это говорить, князь. А лучше скажи мне, что ты думаешь о частых визитах к нам Леонида Николаевича Прозорова? - пытливо посмотрев на князя, спросила Лидия Михайловна.

   - Что? Ну, понравилось ему у нас бывать, вот он и ездит, - ответил князь.

   - И только?

   - Чего же ещё?

   - Ну, князь, недальновиден же ты! - упрекнула мужа Лидия Михайловна.

   - Ты думаешь? - хмурясь, спросил князь.

   - Да, думаю. Ты полагаешь, что красивому молодому человеку нужно наше общество?

   - Если он к нам ездит, то...

   - Постой, постой, князь, ты, кажется, совсем забыл, что у нас есть дочь, - об ней, друг мой, тоже надо подумать. В Москву приехала я не без цели. Здесь скорее найдёшь подходящего для Софи жениха. И я не ошиблась - жених нашёлся.

   - Вот как!

   - Да, я уверена. Леонид Николаевич получил хорошее воспитание, богат, имеет большие связи и притом столбовой дворянин.

   - Он мне нравится, но что скажет Софья: может, ей не по сердцу Прозоров? - проговорил князь.

   - Об этом не беспокойся: Софи умная девушка, и, как мне кажется, Прозоров заинтересовал её.

   - Что же, я рад. Род Прозоровых исстари известен.

   - Притом у Прозорова большие поместья. Итак, князь, если Леонид Николаевич сделает предложение Софи, то ты ничего не будешь иметь против этого? - спросила у Владимира Ивановича княгиня.

   - Повторяю, я рад.

   - И отлично! Предложение от Прозорова надо ожидать на этих днях: наша дочь вскружила ему голову.

   - Ты слишком самоуверенна, Лида! Может, Прозоров и не думает о предложении.

   - Вот увидишь.

   - Но, предупреждаю тебя, если Прозоров не понравится Софи, то...

   - Успокойся, князь, ей нравится Леонид Николаевич.

   - Ты и это знаешь, Лида? - спросил у жены князь.

   - Да, знаю...

   - Что же, Софи сама тебе сказала?

   - Нет, она ничего не говорила, но я догадываюсь.

   - Дай Бог, Прозоров завидная партия для нашей дочери.

   - Если Леонид Николаевич сделает предложение, свадьбу мы отложим до весны. К тому времени, может, вернётся и Сергей, - проговорила Лидия Михайловна.

   - Навряд, - возразил князь.

   - Почему?

   - Потому что война затянется надолго. Да если Сергей и вернётся с похода, то к нам, в Каменки, навряд ли приедет.

   - Полно, князь. Вероятно, Сергей теперь уже забыл свою немочку и сожалеет, что не женился на красавице Ирине.

   - Ты так думаешь? - сердито сказал князь.

   - Не только думаю - я уверена.

   - В чём ты уверена? В чём?

   - В женитьбе нашего сына на Ирен!

   - Посмотрим, посмотрим. А я вот что скажу тебе, Лида: если Сергей кого полюбит, то уж не скоро разлюбит.

   - Я не хочу с тобою спорить, князь, лучше оставим этот разговор, - с ноткой неудовольствия проговорила княгиня Лидия Михайловна.

   Княгиня не ошиблась в своём предположении: Леонид Николаевич Прозоров был страстно влюблён в красавицу княжну и чуть не каждый день ездил к Гариным.

   Прозоров, красивый молодой человек, владел огромным богатством; его большие усадьбы находились в нескольких губерниях. Прозоров жил в огромном своём доме на Арбате со старушкой матерью, которая любила сына безграничной материнской любовью. Леонид Николаевич, не отличаясь хорошим здоровьем, не пошёл по стопам своего отца, бывшего генерала, избрал себе не военную, а гражданскую службу в одном из учреждений; молодой человек, благодаря своим связям и усердному отношению к службе, быстро пошёл в гору; имея всего двадцать пять лет, он был уже в чине статского советника. Познакомился Прозоров с Софьей на одном из балов; в то время Москва славилась своими роскошными балами, которые устраивали родовитые бояре, не жалея денег на угощение. Балы эти обыкновенно чередовались, и съезжалась на них вся интеллигентная Москва.

   По приезде в Москву княгиня Лидия Михайловна стала вывозить свою дочь. У Гариных было большое знакомство; их наперерыв приглашали на балы и вечера; хотя Москва и славилась своими красавицами, но Софья своею редкою красотою затмила их всех. Костюмы её были дороги и изысканны. Князь не жалел на них денег. У княжны явился целый полк поклонников. Между ними первое место, бесспорно, занимал Прозоров; своим светским обращением и ухаживанием он заставил обратить на себя внимание красавицы. Леонид Николаевич умел хорошо говорить, в разговоре он избегал модных фраз - этим он ещё более нравился Софье. Она, в противоположность другим барышням, не любила пустых комплиментов. Лидия Михайловна пригласила Прозорова бывать у них: это приглашение было большой радостью для Леонида Николаевича. Он полюбил Софью.

   Наступили рождественские праздники, Софья почти всякий день выезжала с матерью на балы. Старый князь не любил выездов и сидел дома, предоставив княгине и дочери полную свободу. Владимир Иванович сделал только исключение для Прозорова. Как-то Леонид Николаевич пригласил Гариных к себе запросто к чаю; князю неловко было отказаться, он поехал с женою и дочерью.

   У Прозорова, кроме Гариных, никого не было; сам он и его старушка мать Анна Власьевна встретили "дорогих" гостей на верху лестницы. Дом Прозорова отделан был более чем роскошно; огромные залы были обставлены дорогою мебелью, стены обиты атласом и шёлковой материей, канделябры и люстры - из литой бронзы и серебра, бархатные персидские ковры, картины итальянской и фламандской школы в дорогих золочёных рамах, мраморные статуи. Леонид Николаевич любил художества и был хороший знаток в картинах; он сам хорошо рисовал, картины его заставляли удивляться Софью и Лидию Михайловну.

   - Да вы художник, Леонид Николаевич, ваши картины прелестны. Какая кисть! - рассматривая в золотую лорнетку картины, говорила княгиня. - Сколько жизни и правды, какие пейзажи! Это с натуры?..

   - Да, княгиня, это вид в моей саратовской усадьбе, я рисовал его с натуры.

   - Неужели ваша усадьба обладает такими прелестными уголками? - спросила у Прозорова Софья, любуясь летним видом картины.

   - Там, княжна, есть места ещё красивее и живописнее.

   - Ведь это Швейцария, просто Швейцария! Наши Каменки тоже живописны, но не так.

   - Хорошо вы устроились, Леонид Николаевич, очень хорошо! - пожимая руку Прозорова, промолвил князь Владимир Иванович.

   - Вы добры ко мне, князь!

   - У вас такой порядок, вы хороший хозяин.

   - Не угодно ли взглянуть вам портретную? - предложил Прозоров Гариным и повёл их в высокую, в два света залу, стены которой увешаны были фамильными портретами Прозорова.

   - Это ваш отец? - спросила Софья, останавливаясь перед изображением старика в генеральском мундире екатерининского времени; лицо старика напоминало Леонида Николаевича.

   - Да, княжна, портрет моего отца. Вы находите со мною сходство, не правда ли?

   - О да, большое.

   - Эта дверь ведёт в зимний сад. В нём есть очень редкие тропические растения. Не хотите ли, княжна, взглянуть? Сад освещён.

   Покуда князь и княгиня рассматривали портреты, Прозоров с Софьей направились в сад.

   Этот сад заставил мысленно княжну перенестись под знойное небо тропических стран. Высокие пальмы, огромные кактусы, бананы, целые аллеи лавровых деревьев, цветущие розы и другие редкие цветы... Посреди сада огромный фонтан с золотыми рыбками и морскими животными, несколько мраморных статуй, искусственные гроты, мостики и китайская беседка - всё это освещено было множеством разноцветных фонариков, давало саду какой-то фантастический вид.

   - Как здесь хорошо, как хорошо! - невольно восторгалась красавица. - Это рай!..

   - В раю, княжна, много лучше! - самодовольно улыбнулся счастливый Прозоров.

   - Прелесть как хорошо!

   - Хорошо у меня, княжна, правда. Только, знаете, одного недостаёт.

   - Чего же? - повернув свою красивую головку к Прозорову, быстро спросила Софья.

   - Хозяйки, - тихо ответил тот.

   - А ваша матушка?

   - Она слишком стара для хозяйства. Княжна, если бы... если бы я мог надеяться, - запинаясь и краснея, говорил Леонид Николаевич. - Я так полюбил вас, княжна!

   - Пойдёмте в портретную.

   - Вы, княжна, не хотите сказать мне?

   - Что? - срывая одну розу и ощипывая лепестки, спросила красавица.

   - Могу ли я надеяться на ваше расположение? Я не говорю - на любовь: я должен заслужить.

   - И заслужите.

   - О, княжна, для этого я не пожалею своей жизни! Клянусь вам! - с чувством проговорил влюблённый Прозоров.

   - Зачем клятва? Я... я верю вам. Верю в вашу любовь.

   Счастливый Леонид Николаевич осыпал жаркими поцелуями руки красавицы.

   - Вот вы где, - сказала вошедшая в сад Лидия Михайловна, пристально посматривая на дочь.

   - Здесь так хорошо, мама! - обнимая и целуя мать, ответила раскрасневшаяся княжна.

   - О да! Какие растения, какие цветы! Ну, Леонид Николаевич, вы образцовый хозяин.

   - Вы ко мне слишком добры, ваше сиятельство! - почтительно целуя руку у княгини, тихо промолвил Прозоров.

   Гарины сидели у Прозорова до полуночи; хлебосольный хозяин не отпустил "дорогих гостей без хлеба-соли". В большой столовой накрыт был роскошный ужин; серебряная и хрустальная сервировка украшена была живыми цветами и тропическими растениями; тонкие кушанья запивались дорогими винами. За ужином как хозяин, так и гости были необычно веселы и вели оживлённый разговор.

   По приезде домой княгиня проводила дочь до её комнаты. Княжна со слезами радости рассказала матери о признании в любви Прозорова.

   - Как, уже? Впрочем, надо было этого ожидать... Не волнуйся, Софи, скажи, чувствуешь ли ты симпатию к Леониду Николаевичу?

   - Да, мама, я... я люблю его.

   - Ну, благослови вас Господь! - Княгиня перекрестила дочь и вышла.

   На другой день Прозоров сделал официальное предложение Софи; оно было принято: княжна стала невестою. Свадьбу решили отпраздновать на Красную горку в княжеской усадьбе Каменки.

  

  

   Однажды князь Владимир Иванович, прогуливаясь по Тверской улице, неожиданно повстречался с Николаем Цыгановым. Во время Пултусского сражения Николай был ранен в бок и замертво отнесён в перевязочный пункт, где долго болел; но молодость и крепкое сложение спасли его от смерти - он выздоровел. К военной службе он был уже неспособен, вышел в "чистую" отставку с чином армейского прапорщика, ему дали денежное воспомоществование. Николай вернулся в Петербург, а оттуда поспешил в Москву. Его какая-то неведомая сила тянула в Каменки - он не забыл Софьи.

   - Кого я вижу! Николай! - с удивлением посматривая на своего приёмыша, радостным голосом проговорил князь.

   - Здравия желаю, ваше сиятельство! - немного растерявшись, ответил Цыганов; он не знал, что Гарины поселились в Москве, и не ожидал встречи со старым князем.

   - Откуда ты?

   - Прямо с войны я, ваше сиятельство, в чистой отставке: рана в бок сделала меня калекой.

   - Молодчина, герой! Дай обнять. Поздравляю, по мундиру вижу - ты произведён в офицеры. Рад, братец, очень рад. Ну, а что Сергей, как?

   - Князь Сергей Владимирович до дня моего отъезда из армии находился в вожделенном здравии и получил повышение.

   - Какое? - радостным голосом спросил князь.

   - Назначен в адъютанты к главнокомандующему, - ответил Цыганов.

   - Да кто теперь у вас главнокомандующий? И не поймёшь: одни говорят - Каменский, другие - Беннигсен.

   - Граф Каменский, согласно прошению, уволен, а назначен Беннигсен. Князь Сергей Владимирович состоит теперь главным адъютантом Беннигсена.

   - Ну, слава Богу, рад за него. Пойдём, братец, ко мне, мы живём недалеко - на Поварской. Я дом купил - хотим пожить в Москве. Пойдём, кстати расскажешь княгине и Софье про Сергея.

   - За счастье почту, ваше сиятельство!

   Старый князь и отставной прапорщик направились к Поварской улице.

   Через несколько минут они подошли к воротам дома. Князь провёл Николая прямо в гостиную.

   - Вот вам и гость, прошу любить да жаловать! - весело проговорил князь, обращаясь к жене и дочери.

   - Николай! - с удивлением проговорила княгиня Лидия Михайловна, осматривая с ног до головы молодого человека.

   - Раненый офицер - произведён! Поздравьте - герой, французов рубил! Молодец!

   - Давно ли вернулись? - спросила княжна, поднимая свои лучистые глаза на офицера.

   - В Москве, княжна, только второй день.

   - Что Серж? Расскажите, что вы про него знаете.

   - С удовольствием, княжна.

   Цыганов рассказал Гариным всё, что знал про молодого князя, про его боевые подвиги, и несколько преувеличил; он знал, что своим рассказом сделает удовольствие княгине и Софье.

   Цыганов выглядывал не тем робким и покорным молодым человеком, каким он поехал на войну. Получив чин, он стал другим; его нельзя было узнать - ни робости, ни застенчивости в нём не стало теперь; он самостоятелен, ни от кого не зависим. Цыганов добился того, к чему так давно стремился; у него есть имя и положение. Офицерский мундир и крест св. Георгия украшают грудь некогда безродного подкидыша.

   - Ты где же остановился? - спросил князь у Цыганова, когда он окончил свой рассказ о молодом Гарине.

   - На постоялом дворе, ваше сиятельство.

   - Ну, больше там ты не будешь: сегодня же, братец, приезжай ко мне в дом. Места хватит.

   - Вы так добры ко мне, князь! Мне совестно, я могу вас стеснить.

   - В таком большом доме! Полно, братец! Решено - ты будешь жить у нас.

   - Разумеется, живите у нас, - как-то неохотно и лениво промолвила Лидия Михайловна.

   - Я просто не найду слов, как благодарить ваше сиятельство!

   - Ну, что за благодарность! Ты расскажешь княгине про Наполеона и про войну: она страстная охотница слушать. Особенно про Наполеона. Этот корсиканец - её кумир.

   Владимир Иванович добродушно засмеялся.

   - Оставь, князь, говорить глупости! Я не настолько глупа, чтобы преклоняться пред этим бездушным, бессердечным истуканом! Что такое Наполеон? Раздутый гений - не больше...

   - Тут, княгиня, я с тобою согласен, но только не забывай и того, что этот раздутый, как ты говоришь, гений завладел почти всей Европой и протягивает свои долгие руки к нашей России, - проговорил Владимир Иванович.

   - Поверь, мой друг, русские отсекут ему долгие руки! - возразила мужу княгиня.

   - Дай Бог! Ты знаешь, я ненавижу и презираю Бонапарта, но, к моему сожалению, должен сознаться, что он умеет сражаться. Аустерлицкое и другие сражения...

   - Но позвольте, князь, Пултусское сражение доказало, что и русские умеют постоять за себя! - твёрдо сказал Цыганов.

   - О да! Пултусская битва не дала восторжествовать Наполеону. Этой победой русское войско праздновало воскресение своей славы, минутно поблёкшей под Аустерлицем. Этим сражением руководил Беннигсен? - спросил у Николая князь.

   - Так точно, ваше сиятельство, и, как говорят, Беннигсен сделал это вопреки распоряжениям главнокомандующего графа Каменского.

   - Хвала и честь Беннигсену. Ведь он подвергал себя большой ответственности, отступая от приказаний главнокомандующего, - сказал князь.

   - А ты забыл, мой друг, что сказала Великая Екатерина? - пытливо посматривая на мужа, спросила Лидия Михайловна.

   - "Победителей не судят", - ответил князь. - Наш добрый государь вполне оценил заслуги Беннигсена и в пример другим наградил его крестом св. Георгия второй степени и пятью тысячами червонцев.

   В продолжение всего разговора Софья молча сидела и старательно вышивала по канве.

   - Что же ты, Софья, молчишь и не принимаешь участия в нашей беседе? - обратилась княгиня к дочери.

   - Ты знаешь, мама, я так мало понимаю в военном деле, что не решаюсь и говорить про это, - ответила с улыбкой красавица.

   В гостиную вошёл Леонид Николаевич Прозоров; в руках у него был большой букет роз. При входе красивого молодого человека княжна радостно побежала к нему навстречу. Владимир Иванович и Лидия Михайловна встали и радушно приветствовали вошедшего.

   После обычных приветствий князь познакомил Цыганова с Леонидом Николаевичем.

   - Очень приятно, я уже кое-что слышал о вас от Софьи и от Лидии Михайловны, - пожимая руку у Цыганова, проговорил Прозоров. - Вы с войны? Наверное, расскажете нам о действии нашей армии...

   - Я совсем забыл, братец, - поздравь Софи: Леонид Николаевич её жених, - проговорил князь.

   - Как?! Что вы сказали, ваше сиятельство? - меняясь в лице, спросил Цыганов.

   - Поздравь, говорю, жениха и невесту, - повторил князь, показывая на Прозорова и Софью.

   - Вот как. Я... я не знал... Поздравляю, княжна Софья Владимировна, и вас, Леонид Николаевич! - Голос у Николая дрожал, он то краснел, то бледнел.

   - Что с тобою, братец? - всматриваясь в Цыганова, спросил князь.

   - Извините, ваше сиятельство, мне... мне нездоровится.

   - Понятно, ты ещё не совсем оправился от раны. Ступай, братец, отдохни. Пойдём, я скажу, чтобы для тебя приготовили комнату.

   - Вы так добры, ваше сиятельство!..

   Князь и Цыганов вышли из гостиной. Николаю отвели в нижнем этаже просторную, чистую комнату, хорошо обставленную, а для услуг к нему приставили одного из лакеев.

   Когда Цыганов остался один в своей комнате, он чуть не со стоном бросился на кровать.

   "Замуж выходит! А я было, дурак, надеялся, спешил сюда! Думал заслужить любовь княжны! И заслужил. Эх, судьба, судьба, когда ты перестанешь быть мачехой?! А как хороша, как хороша! Зачем я сюда приехал? Вдали от неё любовь во мне молчала! А как увидал... Да что я? Не завтра её свадьба, ещё времени много. Погоди, барин, без боя я не уступлю тебе красотку!"

   В продолжение всего дня Николай не выходил из комнаты; князь присылал узнать о его здоровье.

   - Скажи князю, что мне легче. Я никакой боли не чувствую, только слабость, но это скоро пройдёт.

   - Обедать сюда подать или пойдёте в столовую? - спросил лакей.

   - Я не хочу есть. Поблагодари их сиятельство.

   - Слушаю, - злобно улыбаясь, проговорил лакей.

   "Ишь, тоже персона! В баре вышел!" - подумал он про себя.

   Дворовые князя не привыкли смотреть на Цыганова как на барина, а смотрели как на равного себе и завидовали ему.

   Все давно спали в княжеском доме, только не спал один Цыганов, он быстро расхаживал по своей комнате, мрачные, чёрные думы отуманили его голову. Долго он что-то обдумывал. Сальная свеча отекла и горела тускло, но молодой человек не обращал на это внимания.

   "Так жить нельзя! Одна мука! Надо решиться! Я - или он, мой разлучник. А нам двоим не жить на белом свете".

   Часы пробили полночь; свеча обгорела и погасла, распространяя смрадный запах. Николай лёг, но благодетельный сон бежал от него; только к рассвету заснул он лихорадочным, тревожным сном.

  

  

   Наступил 1807 год. Русские и французские войска, утомлённые сражениями, отдыхали; боевые схватки на некоторое время прекратились.

   Новый год наши приятели - ротмистр Зарницкий и князь Сергей Гарин - встретили на окраине России, почти в виду неприятельских войск. С Зарницким неразлучно находился и молодой казак Александр Дуров. Пётр Петрович полюбил храброго и отважного юношу, да не он один, а все офицеры и солдаты эскадрона, к которому приписан был Дуров, привязались к этому неустрашимому казаку. Некоторые из солдат, смотря на белизну и нежность лица и рук Дурова, разделяли мнение старика Щетины и говорили, что молодой казак - непременно "переряженная девка".

   - Эк хватили! - возражали другие. - Будь казак девка, разве бы он так храбро сражался? У девки какая сила! Она горазда веретеном вертеть, а не саблей острой. Нет, братцы, казак - богатырь!

   - Только он не из простых.

   - Из дворян, говорят.

   - То-то очень он бел, руки такие махонькие, да и голосок больно тонок.

   - Заговорит - ровно девка, ей-богу!

   - Может, и вправду девка.

   - Ври!

   - Чего врать! Ведь наш унтер сказывал, что были примеры.

   - Какие?

   - А такие: девки и бабы рядились в солдатскую амуницию и шли на сражение.

   - Куда оне годны? Разве пушки ими затыкать!

   Так переговаривались солдаты насчёт молодого казака Дурова; эти слова доходили и до него самого, но молодой храбрец мало обращал на это внимания. Наконец слухи дошли и до главнокомандующего. Беннигсен потребовал к себе Дурова.

   - Мне много говорили о вашей храбрости, господин Дуров, и мне самому захотелось на вас взглянуть, познакомиться, - пристально оглядывая с ног до головы казака, встретил его главнокомандующий.

   - Рад стараться, ваше высокопревосходительство! - вытянувшись и опустив руки по швам, молодцевато сказал Дуров.

   - Я доволен вашей храбростью, молодой человек, и готов вам покровительствовать. Но должен предупредить, что если ваши родные узнают о вашем пребывании, то ведь они могут потребовать вас к себе. Я и то отступил от закона, разрешив вам быть в рядах армии.

   - Не хочу скрывать от вашего превосходительства, что я на войне против желания моего отца.

   - Знаю, слышал... И притом эти слухи. Многие уверяют, что вы девица переряженная, - тихо проговорил главнокомандующий, продолжая пристально смотреть на Дурова. - положим, этим слухам я мало верю и Жанной д'Арк вас не признаю. Вы знаете, молодой человек, кто была Орлеанская дева?

   - Как же, ваше превосходительство! Жанна д'Арк помогала французам победить англичан.

   - Представьте! Меня уверяют, что вы в некотором роде Жанна д'Арк.

   Генерал весело засмеялся; молодой казак растерялся и покраснел.

   - Что вы краснеете, уж не в самом ли деле вы девица?..

   - Ваше высокопревосходительство... я... смею вас уверить.

   - Вы герой, я одно только это знаю, и будьте всегда таким...

   Главнокомандующий отпустил Дурова и обещал ему своё покровительство.

  

  

   Главнокомандующий Беннигсен спешил оправдать доверие императора отважным подвигом. Левое крыло французской армии находилось под начальством маршала Бернадота и расположено было в окрестностях Эльбинга; этот отряд потерял связь с главною армией. Беннигсен решился истребить его и с своими корпусами двинулся на Бернадота. Наполеон, узнав об этом, принуждён был в жестокий мороз подняться с зимних квартир и устремить всю свою многочисленную армию в тыл русским, угрожая отрезать их от пределов России. Беннигсен, к счастью, узнал о намерении Наполеона, оставил Бернадота в покое и поспешно отступил к Прейсиш-Эйлау.

   Наполеон, приготовляясь к наступательным действиям, в то же время обеспечивал и тыл, и фланги; он приказал генералу Савари держаться между Броком, наблюдать за русским генералом Эссеном и не допускать его соединяться с Беннигсеном, а также, несмотря на зимнее время, продолжать укрепление в Пултуске; генералу Шасселу {Шассел (Шастель), Пьер-Луи-Эме (1774-1826) - французский генерал-лейтенант, участник похода в Египет. Собиратель древностей.} - усилить оборону Праги {Прага - предместье Варшавы.} и оставить временные укрепления около Варшавы; маршалу Лефевру - укрепиться в Торне. "Воздвигая против войск Александра твердыни на Висле, Буге и Нареве, в большом расстоянии от Парижа, мог ли Наполеон вообразить, что через семь лет потом будет он горько, но безвозвратно раскаиваться, зачем против Александра не укрепил он Парижа!" - говорит по этому поводу военный историк.

   Гвардия Наполеона тоже выступила из Варшавы с зимних квартир; в Варшаве жилось им хорошо и весело: поляки и красивые польки ухаживали за старыми гвардейцами, закалёнными в битвах.

   Двадцатого января 1807 года Наполеон прибыл к своей армии и хотел атаковать русскую и удалить от пределов России. Но, к счастью, операционный план Наполеона и его приказы попали в руки храброму генералу Багратиону; этот план Багратион отослал к главнокомандующему. Узнав замысел Наполеона, Беннигсен отдал приказ всем корпусам немедленно и быстро собираться у Янкова, а Барклаю де Толли по возможности замедлять наступление французов; храбрый Багратион и Барклай де Толли двое суток старались удерживать французский авангард. "Достойны похвалы, - писал Барклай де Толли в донесении, - как великая стойкость и послушание войск, так и хладнокровие и присутствие духа начальников. Атакуемые неприятелем, вчетверо сильнейшим, они везде встречали его храбро".

   Велико было удивление французского императора, когда дошло до него известие, что русская армия сосредоточена у Янкова и готова к бою. Наполеон принуждён был переменить план атаки.

   Ограничась перестрелками и простояв почти два дня друг против друга, русская армия ночью покинула янковскую позицию и направилась тремя колоннами на кенигсбергскую дорогу.

   "Глубокий снег, узкие дороги и леса затрудняли ночной марш: пехота и конница перемешались с обозами и артиллериею; орудия и повозки цеплялись за деревья; канонеры и обозные принуждены были рубить лес, увязая в снегу до пояса". Прикрытие движения нашей армии возложено было на князя Багратиона; он был назначен начальником арьергарда.

   Вот как характеризует Багратиона Михайловский-Данилевский: "Сон Багратиона был краткий: три - много четыре часа в сутки. Каждый присылаемый к нему с приказаниями или донесениями, а равно кто возвращался с разъездов - должен был будить его. На войне Багратион любил жить роскошно, но только для других, а не для себя, ведя жизнь самую умеренную. Он был одет днём и ночью. Одежда его состояла тогда из сюртука с Георгиевскою звездою, шпаги, подаренной ему Суворовым в Италии, на голове картуз из серой смушки, {Смушка, шкурка ягнёнка (в возрасте до 3 сут), имеющая завитки шерсти, разнообразные по размерам, блеску и рисунку. Наиболее ценны смушки от ягнят каракульской породы.} в руке нагайка. В зимнем походе не соблюдал формы, а надевал что более грело".

   Многочисленная армия Наполеона напирала на тыл Багратиона; неприятели посылали колонны в обход его, стараясь перехватить ему дорогу, - но герой Багратион везде разгонял французов. Русское войско, дойдя до Эйлау, тут остановилось и стало готовиться к битве.

   Грозная будущим ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое января застала Наполеона и Беннигсена в приготовлениях к сражению. Целью Беннигсена было соединение с Лестоком и защита Кенигсберга; предметом Наполеона - разгром русских, если они примут бой.

   Русская армия при Эйлау, в количестве шестидесяти восьми тысяч человек, расположена была по холмистой равнине, покрытой снегом; на этой равнине находилось несколько замёрзших озёр, представлявших собою плоскости, удобные для действия пехоты и конницы.

   У Наполеона под Эйлау было до восьмидесяти тысяч солдат. Едва стало рассветать, как русское войско стояло "в ружьё". Было морозное утро; костры ещё не потухли и курились.

   Наполеон выехал из города и с горы обозревал свою армию; бледное лицо его было мрачно; он хмурил брови и был чем-то недоволен; окружавшая его свита безмолвствовала, робко посматривая на своего властелина.

   - Вся выгода на стороне русских. Я не надеюсь на хороший исход сражения! - ни к кому не обращаясь, громко проговорил Наполеон.

   - Армия вашего величества привыкла побеждать, - льстивым голосом сказал кто-то из свиты.

   - Вы так думаете? Посмотрим!

   - Вы победите, государь, несомненно! - сказал Дюрок; этими словами он хотел развлечь императора.

   - Я сам бы не сомневался в победе, если бы корпус маршала Бернадота был здесь. Но, увы, его нет в такой решительный день! Содействие этого корпуса дало бы мне верную победу.

   - Не отчаивайтесь, ваше величество!

   - Что ты сказал, Дюрок? Я отчаиваюсь? Ты с ума сошёл! Повторяю, я верю в мою счастливую звезду. Скачите к Даву и к Нею и моим именем скажите, чтобы они спешили к назначенным местам, в тыл русским, - обратился Наполеон к своим адъютантам. Те понеслись с приказаниями.

   Потом Наполеон призвал маршалов Сульта, Ожеро и Мюрата и каждому из них распределил, где он должен занять позицию.

   Лично себе Наполеон оставил командование гвардией.

   Французские войска стали строиться. Наш главнокомандующий отдал приказ открыть огонь, и шестьдесят орудий грянули в неприятелей, выходивших из Эйлау; ответом на это был огонь восьмидесяти пушек со стороны французов. Земля дрогнула от этого адского грома. Пушечные выстрелы всё усиливались. Открылась страшная канонада.

   - Что, юноша, как тебе нравится этот пушечный концерт? - спросил ротмистр Зарницкий у Дурова, с улыбкой на него посматривая; ротмистр и молодой казак стояли вместе во главе эскадрона.

   - Ничего, господин ротмистр, - не моргнув глазом, ответил Дуров.

   - Голова не кружится? Уши не заложило?

   - Нисколько!

   - Молодчина, во всей форме молодчина! Трусости в тебе нет.

   - Зачем трусить? На войне об этом не думают.

   - Герой ты, Дуров! Право, герой!

   "Врёт старый дурак Щетина: на казака говорит - девица переряженная. От такого адского грома и шума на что у меня - и то голова кругом ходит, а он и глазом не моргнёт, ровно на парадном смотру стоит!" - думал Пётр Петрович, с удивлением и любовью поглядывая на отважного молодого человека.

   - Глянь-ка, ребята, на казака-то.

   - А что?

   - Ну и мальчонка! Ни робости в нём, ни страха.

   - А глаза-то так и горят, видно, и пушка ему нипочём.

   - Ещё улыбается. Право слово, смеётся!

   - Ну, чудо! Вот так казак! Мал, да удал.

   - И конь, братцы, под ним. Страсти!

   - Лихой конь! Каков наездник, таков и конь!

   - Видал я, братцы, храбрецов "ироев", а такого, как наш казак, не приходилось.

   - Где! Одно слово - воин-богатырь!

   - Ровно Бова-королевич.

   Так переговаривались солдаты, находившиеся вблизи Дурова. Они удивлялись его отваге, да и было чему: молоденький, безусый воин не страшится этого ада; перед его глазами сотнями падают люди, истерзанные, окровавленные. Белый снег пропитывается кровью и становится красным. Повсюду крики, стон, адская пальба; пороховой дым туманит воздух, застилает глаза. От этой поистине ужасной картины ни один мускул не дрогнет на нежном лице казака; он смело глядит в глаза смерти.

   Около трёх часов продолжался ужасный огонь из нескольких сот орудий. Но в ходе сражения ничего особенного не случилось.

   В десятом часу утра корпус Даву стал приближаться к русским. Только тронулись французы, закрутилась большая метель; снег валил хлопьями; пронзительный ветер бил им прямо в лицо. Воздух померк.

   Французы под командою маршала Ожеро сбились от снежной метели с пути, очутились перед нашими батареями и были встречены картечью. Французы оцепенели от неожиданности; маршал Ожеро и два дивизионных генерала пали, тяжело раненные, и отнесены были назад. В мгновение ока несколько тысяч русских полков кинулись на французов в штыки. Произошла страшная, дотоле не виданная схватка. Более двадцати тысяч человек с обеих сторон вонзали трёхгранное остриё друг в друга, резались без пощады. Частями французы рвались вперёд, хватались за наши орудия, мгновенно овладевали ими и испускали дух под штыками, прикладами и банниками. Груды тел падали, осыпаемые свежими грудами. Наконец корпус Ожеро был опрокинут и, преследуемый пехотою и конницею, потерял несколько знамён.

   Эскадрон Зарницкого опередил другие и, преследуя французов, явился в ста шагах от Наполеона.

   Старая гвардия императора французов ринулась на храбрых гусаров и рассеяла их с небольшим уроном.

   Пётр Петрович и Дуров спаслись от неприятельских пуль и сабель.

   - Что, юноша, видел Бонапарта? - спросил ротмистр у Дурова.

   - Видел, Пётр Петрович, хорошо видел...

   - Не испугался?

   - Помилуйте, чего бояться?..

   - А многие, юноша, его боятся - он повелевает миллионами.

   - Не таким, господин ротмистр, воображал я Наполеона.

   - А каким же?

   - Я думал, этот гениальный человек имеет гениальное лицо, величественную осанку, облачён в воинские доспехи. И что же?.. Вижу небольшого роста человечка с сухим несимпатичным лицом, сутуловатый, в каком-то поношенном мундире и в простой шляпе. И это гений?..

   - Да, мой милый, покоритель полмира. Величие не в наружности, - возразил Дурову ротмистр.

   Наполеон, видя незавидное положение своих дел, поспешил приказать Мюрату с резервною конницею выручать атакованный русскими корпус Ожеро. Мюрат кинулся на помощь и опрокинул русских.

   Но взятые во фланги нашею кавалерией французские драгуны были обращены назад с большим для них уроном. Успех наших был очевиден: от корпуса Ожеро остались одни только обломки. На некоторое время кровопролитие прекратилось. Обе враждующие армии устраивались. Наш главнокомандующий подкреплял боевые линии большею частью резерва генерала Дохтурова. {Дохтуров (Докторов) Дмитрий Сергеевич (1756-1816) - генерал от инфантерии. В кампанию 1812 г. герой сражений при Бородине и Малоярославце.} По всему протяжению армий, как русской, так и французской, гремела канонада.

   По прошествии некоторого времени война разгорелась с новою силой. Русские ни на шаг не отступали, несмотря на то, что французов было более. Теснимый нашим войском, Даву принуждён был отступить. Наше войско умножилось новыми резервами; Наполеон, видя это, обратился к начальнику главного штаба Бертье {Бертье Александр (1753-1815) - князь Невшательский и Ваграмский, начальник французского главного штаба.} с такими словами:

   - Знаете ли, Бертье, - повторяю, я начинаю сомневаться в успехе. Посмотрите, как храбро сражаются русские.

   - Но, ваше величество, французы не уступают им в храбрости.

   - Да, к русским пришли подкрепления, а у нас боевые снаряды почти истощились. Ней не является, а Бернадот далеко; я думаю, лучше идти им навстречу.

   Идти навстречу - значит идти назад, отступать; но слово "отступление" Наполеон не произносил, ожидая, что предпримет Беннигсен: двинется ли вперёд или остановится.

   Главнокомандующий отдал приказ графу Остерману готовиться к атаке. Русские солдаты охотно шли к атаке, колонны формировались, но по причине вечера Беннигсен должен был отменить свой приказ. Избавясь от преследований и натиска, Даву продолжал канонаду до позднего вечера. Все селения по окружности пылали, небо от сильного зарева сделалось багровым.

   Как русские, так и французы были страшно утомлены. Повсюду зажигались костры, несчастные раненые, полузамёрзшие, старались подползти к кострам; некоторые, истекая кровью, умирали.

   Главнокомандующий, удостоверившись, что наш правый фланг, находившийся под начальством Тучкова, {Тучков Николай Алексеевич (1765-1812) - генерал-лейтенант, участник войн с Польшей, Швецией и Францией. Скончался от ранений, полученных в Бородинском сражении.} пострадал несравненно меньше других войск, приказал ему идти вперёд.