Купер Джеймс Фенимор - Вайандоте, или Хижина на холме

   Ф. Купер

  

   Купер Ф. Пионеры, или У истоков Сосквеганны: Роман / Пер. с англ. Н. Могучего; Вайандоте, или Хижина на холме: Роман / Пер. с англ. А. Михайлова.

   M., "ТЕРРА"; Литература, 1999. (Золотая библиотека приключений).

  

   Давно уже утвердилось и прочно держится странное заблуждение относительно пейзажей Америки: им всегда приписывают особенную грандиозность, чего на самом деле нет. Ни озера, ни реки, ни степи ее не поражают путешественника тем диким величием, которого обыкновенно ждут от них европейцы. Разве только одни нескончаемые леса Америки да ее глухие, непроходимые дебри оправдывали эту незаслуженную славу.

   В сравнении с величественными Альпами Европы или с нежными очертаниями ландшафтов Средиземного побережья Америка может показаться страной однообразной и неприветливой, разумеется, за исключением тех немногих уютных и поистине очаровательных уголков, на которых, точно по какому-то капризу, природа Нового Света изощрила свое искусство, не жалея для них своих щедрых даров.

   Один из таких счастливых уголков находился между Могауком и Гудзоном, к югу же он простирался далеко за границы Пенсильвании. Поверхность его занимала десять тысяч квадратных миль и на нем насчитывалось в то время по меньшей мере десять графств, с полумиллионным сельским населением и несколькими довольно многолюдными прибрежными городами.

   До американской революции, в 1775 году, вся эта гористая страна, где позднее образовались графства Шогари, Отсего, Ченанго, Брум, Делавар и прочие, была совершенно пустынна, хотя губернаторы колоний еще за двадцать лет до этого начали раздавать здесь земли в качестве "пожалований от правительства".

   Один подобный официальный "акт на право владения" явился завязкой настоящего рассказа. Он помечен 1766 г., а согласие индейцев на уступку своей земли имеет дату еще на два года более давнюю. Акт этот мог служить образчиком всех вообще актов этого рода.

   Первоначально раздача земли производилась с обязательством некоторой платы в королевский доход. Правом на приобретение крупных, никем не занятых участков в плодородной и богатой стране воспользовались прежде всего, конечно, офицеры колоний, пользовавшиеся весьма большими льготами.

   С индейцами же, исконными хозяевами этих земель, не церемонились так же и тогда, как не церемонятся и в наши дни. В акте, о котором мы говорим, указывалось, что туземцы уступили свои права за несколько ружей, одеял, котлов и ожерелий, между тем как территория, ими отданная, заключала в себе более ста тысяч акров земли.

   По мере того, как ценность земли возрастала, правительство английских колоний становилось менее щедрым в раздаче земель. Размеры участков были ограничены тысячью акров на каждого землевладельца. Однако у землевладельцев всегда оказывались под рукой средства сделать закон лишь мертвой буквой.

   Патент на владение, о котором мы говорим, указывает, что сто тысяч акров распределены поровну между сотней отдельных концессионеров. Но к нему присоединены три написанные на пергаменте акта, и каждый из них подписан тридцатью тремя лицами, отказывающимися от своих прав на владение в пользу сотого, имя которого было поставлено в заголовке патента. Дата же этих отречений указывает, что они были составлены всего через два дня после выдачи патента.

   Такова в большинстве случаев была история крупных землевладений в той области, где начинается наш рассказ.

   Впрочем, из общего правила делались открыто некоторые исключения, причем немало было всякого рода темных комбинаций, производившихся по распоряжению самого правительства, раз только дело шло о вознаграждении старых офицеров или о пожалованиях за какие-нибудь заслуги. Впрочем, "пожалования" эти, обыкновенно, не бывали особенно щедры. Исключение представляли те из них, которые давались высшим чинам колониальной армии. Три или четыре тысячи акров в таком случае должны были удовлетворить аппетиты и этих "заслуженных" шотландцев и англичан, привыкших на родине к поместьям, несравненно более скромным по размерам.

   Колониальные офицеры того времени, несшие службу на окраинах населенных областей, были люди, вполне освоившиеся с неудобствами жизни по лесным трущобам, привычные ко всякого рода лишениям и опасностям.

   Эти новые собственники земли перенесли обычаи своего первоначального отечества и на девственную почву Америки. Странно звучали названия "вилла" и "замок" среди пустынной страны, где не было никакого жилья, и то, что носило эти названия, являлось, обыкновенно, лишь грубым, кое-как сколоченным срубом из бревен, нередко даже не очищенных от коры. Страна, до тех пор совершенно необитаемая, стала понемногу заселяться, хотя одинокие фермы разбросаны были еще на значительном расстоянии друг от друга.

   Ко времени открытого разрыва между колониями и метрополией {Провозглашение независимости тридцати колоний от метрополии (Англии) произошло 4 июля 1776 г. (Примеч. ред.).} здесь появилось не только много отдельных хозяйств, но возникли и целые села, как напр., Черри-Валей и Вайоминг, сыгравшие впоследствии некоторую роль в истории Соединенных Штатов.

  

   На одной из таких ферм, в самом глухом уголке области, основался старый ветеран колониальной армии капитан Вилугби. Он женился на американской уроженке и имел сына и дочь. Затем семья его увеличилась еще одной приемной дочерью. Дела его пошли хуже, и старый капитан решил продать свой чин и выхлопотать у правительства участок незанятой земли.

   Человек дальновидный, капитан Вилугби добивался своей цели с умом, осторожностью и решительностью. Во время пограничной службы на сторожевых постах или попросту "на линиях", как тогда говорили, он познакомился с одним индейцем из племени тускароров, известным под прозвищем Соси-Ник {Соси - дерзкий. (Примеч. ред.).}. Этот человек, порвавший связь со своим народом, сумел заслужить доверие белых, выучился их языку и завоевал себе расположение нескольких гарнизонных командиров, в том числе и капитана. За ним-то и послал Вилугби, прежде чем приступить к выполнению задуманного плана.

   - Ник,- сказал капитан, проводя рукой по лбу, что он делал всегда в минуты раздумья,- я имею в виду одно важное дело, в котором ты можешь быть мне полезен.

   Тускарора поднял на капитана свои черные глаза, несколько секунд молча, пристально глядел на него и потом, указав пальцем на свою голову, ответил с улыбкой собственного достоинства:

   - Ник понимает. Надо достать волосы французов оттуда, из Канады. Ник это сделает. Сколько даете?

   - Нет, негодяй! Ничего подобного мне не надо. Мы теперь в мире с французами (этот разговор происходил в 1764 году), и ты знаешь, что я никогда не покупал скальпов даже во время войны.

   - Что же вам надо? - спросил удивленный Ник.

   - Я хочу земли, хорошей земли, хотя немного, но хорошей. Я получу скоро патент...

   - А! - прервал Ник.- Я знаю. Это бумага, чтобы отнять у индейцев их охотничьи земли.

   - Я не хочу их отнимать, я намерен заплатить краснокожим.

   - Тогда купите землю Ника! Она лучше всякой другой.

   - Твою землю, бездельник!.. Да ведь у тебя ее нет!.. Ты порвал связь со своими племенами и не имеешь права продавать никакой земли.

   - Зачем же тогда вы обращались за помощью к Нику?

   - Зачем? Потому что тебе хорошо все здесь известно. Вот почему.

   - Купите то, что знает Ник.

   - Этого именно я и хочу. Я заплачу тебе хорошо, Ник, если ты завтра отправишься к истоку Сосквеганны и Делавэра, где не бывает лихорадок. Постарайся там отыскать для меня три или четыре тысячи акров хорошей земли, и я подам просьбу о патенте. Что ты скажешь об этом, Ник, согласен ли ты туда отправиться?

   - В этом нет никакой нужды. Ник продаст капитану землю здесь, в крепости.

   - Бездельник! Я думаю, ты меня знаешь достаточно, чтобы не балагурить, когда я говорю серьезно.

   - Ник говорит также серьезно.

   Капитан Вилугби хорошо знал тускарору, и теперь, наблюдая выражение лица индейца, должен был убедиться, что тот не шутит.

   - Где же земля, которой ты владеешь? Где она расположена? На что похожа, велика ли и каким образом ты стал ее владельцем?

   - Повторите ваши вопросы,- сказал Ник, беря четыре прутика.

   Капитан повторил, и для каждого вопроса тускарора откладывал по прутику.

   - Где она? - отвечал он, поднимая первый прутик.- Там, где он сказал: в одном переходе от Сосквеганны.

   - Хорошо, продолжай!

   - На что она похожа? На землю, конечно! Не на воду же! Есть там и вода, есть деревья, сахарный тростник...

   - Продолжай!

   - Величина? - продолжал Ник, поднимая следующий прутик.- Столько, сколько вы пожелаете купить: захотите вы ее немного - будете иметь немного; захотите много - будете иметь много; не захотите ничего - не будет ничего; вы будете иметь столько, сколько захотите.

   - Дальше!

   - Слушаю! Каким образом я стал владельцем? А каким образом бледнолицые захватывают Америку? Они ее открыли, да? Прекрасно! Ник тоже открыл свою землю.

   - Что за чепуху ты несешь, Ник?

   - Совсем не чепуху. Я говорю о земле, о хорошей земле. Я ее открыл; я знаю, где она: я там доставал бобров, вот уже три... два года. На все то, что говорит Ник, можете положиться, как на честное слово, даже еще больше.

   - Может быть, это было старое жилище бобров, теперь уже разрушенное? - спросил заинтересованный капитан. Он долго жил среди лесов и знал цену подобному открытию.

   - Нет, не разрушенное, оно еще держится хорошо. Ник был там в прошлом году.

   - Тогда о чем же и говорить? Ведь бобры стоят дороже тех денег, которые ты мог бы получить за землю?

   - Я их почти всех уже переловил вот уже четыре, два года тому назад. Остальные убежали. Бобр не долго живет там, где его откроет индеец и расставит западни. Бобр хитрее бледнолицего. Он хитер, как медведь!

   - Я начинаю понимать, Ник. Как же велик этот пруд с бобрами?

   - Он не так велик, как озеро Онтарио. Он меньше. Но это не беда, он достаточно велик для фермы.

   - Будет ли в нем сто или двести акров? Столько ли земли, сколько в нашей просеке, или нет?

   - В два, в шесть, четыре раза больше. Я там добыл в один год сорок шкурок!

   - А земля вокруг, что она: гориста или плоска? Будет ли она пригодна для посевов хлеба?

   - Все сахарный тростник. Чего вам лучше? Если хотите хлеба - засевайте его. Захотите сахарного тростника - берите и его.

   Капитан Вилугби был поражен этим описанием и, наконец, добившись от Ника всех нужных сведений, окончил с ним торг.

   Приглашенный землемер-инспектор отправился на участок вместе с тускаророй. Осмотр доказал, что Ник не преувеличил. Глубокий пруд занимал до четырехсот акров. Вокруг простиралась долина приблизительно в три тысячи акров, покрытая буковым и кленовым лесом. Прилегающие к ней холмы были удобны для пахоты и обещали стать со временем плодородными. Ловко и быстро инспектор набросал план этого участка земли с его прудом, холмами, долинами, которые в общей сложности составляли площадь в шесть тысяч акров прекрасной почвы.

   После этого землемер собрал начальников соседнего племени, предложил им рому, табаку, одежд, украшений и пороху, на что в обмен от двенадцати индейцев получил кусочек оленьей кожи с приложенным к ней клеймом. Тотчас же инспектор поспешил назад к капитану с картой, планом и документом, в силу которого индейцы отказывались от своих прав на эту землю. Получив свое вознаграждение, неутомимый землемер-инспектор немедленно двинулся дальше вглубь дикой пустыни подобным же образом устраивать на место новых, всегда нуждающихся в его услугах поселенцев. Ник также не остался без награды и казался очень довольным сделкой, заявив:

   - Я продал бобров, которые все уже ушли.

   После этого новое поместье Вилугби появилось уже на всех картах колонии.

   Весной Вилугби оставил жену и детей у своих друзей в Альбани, а сам отправился в "свое имение", взяв с собою восемь дровосеков, плотника, каменщика и мельника. Их сопровождал Ник.

   С капитаном пошел также и сержант Джойс, служивший прежде вместе с ним в крепости.

   Большую часть дороги сделали по воде. Достигнув истоков Канедераги, которую они приняли за Отсего, капитан и его спутники нарубили деревьев, выдолбили челны, и быки, следовавшие вдоль берега, на веревках пробуксировали их до реки Сосквеганны, по которой пионеры спустились до Унадила, проплыли затем вниз по этой реке и наконец добрались до небольшого притока ее, пересекавшего землю капитана.

   Был уже конец апреля. В лесу лежал еще снег, но почки начали уже наливаться.

   Первой заботой новоприбывших было построить хижины. Посредине пруда возвышался скалистый остров площадью в пять или шесть акров. Несколько елей, пощаженных бобрами, скрашивали его неприветливый вид. По берегу же самого пруда остались только подгрызенные и повалившиеся в воду гниющие деревья. Это указывало, что пруд давно уже был запружен бобровыми плотинами и что эти ценные животные обитали здесь несколько столетий подряд.

   Вилугби распорядился перенести все припасы на островок и решил построить на нем хижину вопреки советам дровосеков, которые предпочитали поселиться на берегу. Но капитан, обсудив дело с сержантом, остался при своем мнении, считая остров безопасным от индейцев и от диких животных. Впрочем, решено было на берегу поставить другую хижину для тех, кому не нравилось жить на острове.

   Капитан решил осушить пруд, засеять по дну его хлеб и устроить ферму. Это оказалось нетрудным. В одном месте скалы суживались и оставляли между собой узкий проход. Перед этим проходом течение воды было еле заметно; здесь-то бобры и построили свои крепкие плотины. За ними лежал довольно глубокий ров, куда вода падала каскадами. Мельник советовал сохранить эту плотину для мельницы, но его не послушали. Утром приступили к работе, а к вечеру на месте озера была одна лишь грязь, покрытая обломками разрушенных бобровых жилищ.

   Зрелище было печальное, и капитан начал даже раскаиваться в своем решении. У всех был унылый вид, а сержант Джойс утверждал, что остров и вполовину не представляет теперь таких военных преимуществ, как раньше...

   Но в следующем месяце произошли большие перемены. Солнце высушило всю грязь. Были посеяны различные хлебные семена: овес, горох, посажен картофель, засеяны травы и даже разбиты палисадники; все быстро зазеленело и прежний пруд принял приветливый вид.

   В августе собрали прекрасный урожай, и заработала мельница. Капитан Вилугби сделался богатым. Кроме земли, он имел несколько тысяч фунтов стерлингов, да еще должен был получить порядочную сумму за проданный им чин.

   Довольный результатами своего выгодного предприятия, капитан отправился к своему семейству в Альбани. Он оставил с сержантом Ника, одного плотника, каменщика, мельника и троих дровосеков. Им было поручено заготовить лес, сделать мосты, проложить дороги, нарезать дров, выстроить сараи и амбары, словом, заботиться о всех нуждах новой колонии. Они должны были также заложить фундамент для нового дома.

   Дети капитана были отданы в пансион, и он не хотел их сейчас же брать оттуда, чтобы везти в "хижину на холме". Такое название дал новому поместью сержант Джойс. С наступлением весны капитан начал собираться обратно в свое поместье. С ним решила ехать и его жена.

  

   - Я принес хорошие вести, Вильгельмина,- весело вскричал капитан, входя в комнату, где его жена, обыкновенно, проводила большую часть дня за шитьем или вязаньем.- Вот письмо от моего старого товарища. Роберта принимают на службу в полк, так что на следующей же неделе он оставляет пансион.

   Улыбка удовольствия показалась на губах госпожи Вилугби, но она быстро исчезла. Хотя ей и было приятно, что сын уже вышел на дорогу, но, с другой стороны, ее тревожил страх за его будущее.

   - Я рада, Вилугби, что заветное желание твое исполняется; знаю, что и Роберт будет в восторге; но если начнется война...

   - Войны ждать неоткуда. Он успеет отрастить себе бороду, прежде чем ему удастся понюхать пороха.

   В эту минуту в комнату вошли Белла и Мод Вилугби. Младшая, приемная дочь, Мод, носила также фамилию Вилугби. Сестры пришли из пансиона навестить своих родителей. Одиннадцатилетняя Белла была старше своей сестры только на полтора года.

   - Вот, Мод,- сказал капитан, целуя свою любимицу,- я могу сказать тебе и Белле приятную новость.

   - Вы не поедете с мамой летом на этот противный бобровый пруд? - радуясь заранее, воскликнула Мод.

   - Мне приятно, что тебе так не хочется разлучаться с нами. Но это было бы неблагоразумно. Нет, ты не угадала.

   - А ты, Белла,- прервала мать, очень любившая Мод, но отдававшая предпочтение старшей дочери за ее благоразумие и серьезность.- Что ты скажешь?

   - Это что-нибудь относительно брата, я вижу это по вашим глазам, мама,- сказала Белла, все время внимательно следившая за матерью.

   - Ну, да, да,- закричала Мод, прыгая по комнате и бросаясь на шею отцу.- Роберт получил назначение. Милый Роберт, как он будет рад!

   - Это правда, мама? - серьезно, с беспокойством спросила Белла.

   - Да, правда! Но тебя это, кажется, печалит, моя милая?

   - Я не хотела бы, чтобы Роберт был военным. Он не будет жить с нами, мы редко будем видеть его...

   Белла сказала именно то, что так тревожило и ее мать.

  

   Через неделю весь снег сошел, и капитан с женой уехали из Альбани в "хижину на холме".

   Первая половина дороги, сделанная на санях, не очень утомила путешественников. Они остановились в голландской хижине, на берегу Могаука, где капитан всегда останавливался при своих поездках. Здесь уже была приготовлена лошадь для мистрис Вилугби, на которой она и поехала. Капитан вел лошадь под уздцы. Так добрались они до озера Отсего. Хотя этот переход занимал всего восемнадцать километров, но на него потребовалось целых два дня. Ночь путешественники провели в пустой хижине.

   К 1765 году по берегам озера Отсего не было ни одного заселенного уголка; несмотря на то, что это место было известно и часто посещалось охотниками, здесь не было заметно следов их пребывания. Все было пусто и глухо. Мистрис Вилугби очень понравились эти места и, прогуливаясь по берегу с мужем, она заявила, что нигде не видела такой красивой и пустынной местности, как эта.

   - Есть что-то кроткое и ободряющее,- начала она,- в этом южном ветре, и мне кажется, что там, куда мы едем, должен быть здоровый климат.

   - Это верно, и если ветер не прекратится, то озеро очистится от льда сегодня же. В апреле здесь все озера вскрываются.

   Капитан не знал, что на три километра южнее озеро уже вскрылось и ветер стал еще теплее.

   Ирландец О'Гирн, которого капитан взял к себе на службу, подошел к нему с вопросом:

   - Капитан едет на юг, на ту сторону озера, то есть льда? Здесь всем хватит места, да вдобавок, здесь чертовски много птиц; особенно по вечерам их налетает несчетное количество.

   - Ты говоришь про голубей, Мик? Это верный признак, что зима кончается.

   - Такая масса голубей! Да ими можно заменить и картофель, и мясо. Неужели и возле "хижины" их столько же?

   Капитан с улыбкой слушал ирландца, но разговор должен был кончиться, так как нужно было сделать кое-какие приготовления для дальнейшего путешествия. Охотник, подымавшийся на гору, принес известие, что река километров на пять или шесть уже свободна от льда. Ветер свежел, и к закату солнца чистое озеро уже блестело, как зеркало.

   На следующий день, рано утром, путешественники отчалили. Ветра совсем не было, и рабочие гребли веслами. Перед отъездом путешественники тщательно позаботились о покидаемой хижине, забили двери и ставни. Подобные стоянки в таких путешествиях играли незаменимую роль.

   Переезд по Отсего был самой приятной и спокойной частью пути. Погода стояла прекрасная, гребцы работали отлично. Впрочем, дело не обошлось без маленького приключения. В партии рабочих был некто Джоэль Стрид, американец из Коннектикута. Желая снискать расположение хозяина, он встретил сильного соперника в лице ирландца, к которому капитан, по-видимому, был расположен. Джоэль Стрид решил унизить своего конкурента в глазах Вилугби.

   Он отобрал себе лучшие весла и сел грести в лодку, в которой ехали капитан с женой, а Мику О'Гирну поручил везти вещи, дав в его распоряжение небольшую шлюпку и два разрозненных весла. Ирландец не умел грести, но, желая доказать свое усердие и не подозревая проделки товарища, обещал сейчас же отправиться вслед за ними.

   Он должен был ехать последним, так как все остальные лодки уехали за полчаса вперед до отъезда Вилугби, а его Джоэль оставил как бы в помощь себе для заколачивания хижины. Наконец все было готово, и, садясь на свое место, он крикнул ирландцу:

   - Поезжай за нами, да, смотри, не отставай! - и быстро пустил свою шлюпку.

   Несколько минут простоял Мик, пораженный искусством товарища, так скоро и ловко гнавшего лодку. Он был один, остальные лодки были уже километра на три или на четыре впереди, да и расстояние между ним и Джоэлем быстро росло и мешало ему видеть насмешливую улыбку на лице товарища.

   С добрым намерением не отставать от хозяина Мик взял весла и начал грести, но в правой руке у него оказалось весло длиннее, чем в левой. Это обстоятельство да в придачу еще непривычка работать веслами сделали то, что лодка от ударов весел только завертелась, оставаясь все на том же месте.

   - И кто только тебя придумал! - ворчал выведенный из себя ирландец.

   Семь раз он пробовал поехать, но лодка, сделав оборот, причаливала опять к берегу. Таким образом, его все дальше относило на запад, пока выдающийся мыс не остановил совсем лодку. Бедняга Мик совсем выбился из сил, он весь был покрыт потом. Ему не оставалось ничего другого, как, выбравшись на берег, потащить лодку за собой. Он это и сделал. Джоэль прекрасно видел все неудачи Мика, но ничем не выдал своей радости.

   Передние лодки в это время беспрепятственно проехали все озеро и причалили в том месте, где Сосквеганна вытекала из озера, осененная наклонившимися ветками деревьев, стоявших в то время еще без листвы.

   Наконец капитан, не видя лодки Мика, стал беспокоиться. За ним послали в лодке двух негров, отца и сына - Плиния старшего и Плиния младшего. Остальные занялись устройством стоянки. Теперь на этом месте возвышается хорошенький городок Куперстаун, основанный двадцать лет спустя {Об основании Куперстауна говорится в романе "У истоков Сосквеганны" (примеч. ред.).}.

   Ночь наступила прежде, чем два Плиния притащили на буксире лодку Мика. Ирландец добрый конец протащил свою лодку, прежде чем встретил негров.

   - Отчего тащишь свою лодку как бык, а не едешь в ней, как все другие? - закричал Плиний младший.

   - А ну-ка заставь ее двинуться туда, куда следует! - отвечал сердито ирландец.

   На следующее утро капитан отправил Мика с неграми вперед по Сосквеганне, чтобы расчистить проезд, так как, по словам охотника, одно место загромождено было плавающими деревьями. Через два часа за ними поехали и остальные. Скоро путники подъехали к месту работы и увидели, что дела еще много, так как рабочие вместо того, чтобы начать разбирать образовавшуюся плотину снизу, таскали деревья на берег и нагромождали их одно на другое.

   Причалив к берегу, путешественники вышли из лодок.

   - А ведь не так они взялись за дело! - сказал капитан.

   - Даже очень не так,- подхватил Джоэль, довольный тем, что и здесь ирландец сплоховал.- Всякому понятно, я думаю, что работу надо начать снизу.

   - Джоэль, распоряжайся ты работами! - ответил капитан.

   Этого только и ждал Джоэль Стрид. Он любил быть первым. Презрительно побранив негров, что относилось также и к Мику, он ловко и умело повел дело. Вытаскивая, а потом спуская по течению по одному или по два дерева снизу плотины, он довольно быстро освободил путь. Через два дня путешественники увидели вдали свою "хижину на холме".

  

   С большим интересом осматривала мистрис Вилугби новую местность. Узкая река и густой лес, окаймлявший ее, закрывали перспективу, но можно было видеть, как холмы, сближаясь, суживали долину, как отражались в реке скалы, а молодые побеги деревьев указывали на плодородие тучной земли. Озимые хлеба и засеянные кормовые травы уже зеленели. Все кругом пруда было расчищено, просеки прорублены, поля огорожены.

   Уезжая, капитан много и подробно говорил о постройке дома и, вернувшись, увидел, что все было сделано так, как он распорядился.

   Холм, находившийся посредине пруда, имел вид скалистого острова. С северной стороны он заканчивался отвесной стеной, с востока и запада - довольно крутым спуском; только с юга спуск был пологий. Новый дом, построенный на этом холме, производил скорее впечатление казармы, так мало напоминал он обыкновенные дома; без окон наружу, обнесенный со всех сторон, кроме северной, высокой каменной стеной, он вполне отвечал стратегическим планам капитана на случай нападения индейцев. Ворота были сделаны в южной стене, и двери к ним хотя были уже совсем готовы, но еще стояли прислоненными к стене: все забывали надеть их на петли.

   Молча, в раздумье рассматривала мистрис Вилугби свое новое жилище, когда услыхала рядом голос Ника.

   - Как нравится вам дом? - спрашивал он, сидя на камне на берегу ручья.- Здесь очень хорошо. Капитан ведь еще заплатит Нику за это?

   - Как, Ник? Ты уже получил все, что тебе следовало!

   - Открытие стоит многого. Бледнолицего оно сделало большим человеком.

   - Да, но только не твое открытие.

   - Как, вам не нравится? Так отдайте назад мне бобров, теперь они дороги.

   - Вот тебе доллар и больше ты не получишь ничего целый год.

   - Ник скоро уйдет. Ник настоящий морской ворон. Ни у кого из племени онеидцев нет такого зоркого глаза, как у него.

   Тускарора приблизился к мистрис Вилугби и взял ее руку.

   - Как хорошо это жилище бобров,- сказал он, показывая рукой вокруг себя.- Здесь есть все, что нужно женщине: рожь, картофель, сидр. Капитан имеет здесь хорошую крепость. Старый солдат любит крепость, любит жить в ней.

   - Может быть, настанет день, когда эта крепость очень поможет нам.

   Индеец посмотрел на дом, и его обыкновенно тусклые глаза заблестели. Что-то дикое и угрожающее вспыхнуло в них. Двадцать лет назад Ник был одним из лучших воинов и играл видную роль в военном совете. Он был одним из вождей, и его изгнали из племени не за какой-нибудь низкий поступок, а за неукротимый, гордый нрав.

   - Капитан,- спросил он, приближаясь к Вилугби,- зачем поставили вы этот дом посреди старых бобровых костей?

   - Зачем? Затем, что здесь безопаснее будет моему семейству. Ведь индейцы не так уж далеко от нас... Как тебе нравится "хижина на холме"?

   - В ней много можно поместить бобров, если их наловить. Зачем вы сделали дом сначала из камня, потом из дерева? Много скал, много деревьев.

   - Камень не разрубишь, не сожжешь, Ник! За ним лучше можно защищаться.

   - Хорошо. Ник с вами согласен. Но где вы будете брать воду, если придут индейцы?

   - Ты сам видел, Ник: подле холма течет река, вблизи стены есть ключ.

   - С которой стороны? - с большим любопытством спросил индеец.

   - Налево от стены и вправо от того большого камня.

   - Нет, нет,- перебил Ник.- Я не о том спрашиваю: влево или вправо. Я хочу знать: за стеной или внутри?

   - А! Ключ, конечно, за стеной, но к нему есть потайная дорожка. Да потом ведь река течет сейчас у скалы за домом, так что веревками можно всегда достать воды. А ружья наши, Ник, разве они ничего не стоят?

   - О, у ружья длинные руки! Когда оно говорит, индеец внимательно слушает. Теперь, когда крепость уже выстроена, как думаете, когда придут краснокожие?

   - Я надеюсь, не скоро, Ник! С французами мы в мире, и никакой ссоры не предвидится. А пока французы и англичане не воюют между собой, и краснокожие не трогают ни тех, ни других.

   - Вы говорите истину. Но если мир продолжится долго, что будет делать солдат? Солдат любит свой томагавк.

   - Мой томагавк, Ник, надеюсь, зарыт навсегда.

   - Ник надеется, что капитан найдет свой томагавк, если будет в том нужда. Томагавк не следует никогда класть далеко. Часто ссора начинается тогда, когда ее и не ждешь.

   - Это правда. Мне и самому думается, что метрополия и колония могут поссориться.

   - Это странно. Почему белолицая мать и белолицая дочь не любят друг друга?

   - Ты очень любопытен сегодня, Ник! Жена, вероятно, уже хочет осмотреть дом внутри, а если тебе хочется поговорить, ступай к тому славному малому. Его зовут Михаилом. Я уверен, что вы с ним подружитесь.

   Капитан отправился с женой к дому, а Ник, по его совету, подошел к ирландцу и протянул ему руку.

   - Как поживаешь, Михаил? Саго, саго {Саго, саго - род приветствия у индейцев.}, очень рад тебя видеть! Ты будешь пить вино с Ником?

   - Как поживаешь, Михаил? - повторил ирландец, с удивлением глядя на тускарору. это был первый индеец, которого он видел.- Как поживаешь, Михаил? Да ты не старый ли Ник {Старый Hик - в простонародьи: черт (примеч. ред.).}? Да? Ну, я тебя таким себе и представлял. Но скажи на милость, откуда ты знаешь мое имя?

   - Ник все знает. Очень рад, что вижу тебя, Михаил! Надеюсь, будем друзьями. Здесь, там, везде.

   - Как же, как же, очень ты мне нужен! Так тебя зовут старым Ником?

   - Старый Ник, молодой Ник, это все равно. Позовешь меня, и я сейчас же приду.

   - Я думаю, тебя и звать не придется: сам придешь. Ты недалеко живешь отсюда?

   - Я живу здесь, там, в "хижине", в лесу, повсюду. Нику безразлично, где жить.

   Мик отступил назад, пристально смотря на индейца. Наконец он сказал:

   - Если тебе безразлично, где быть, то уходи и не мешай.

   - Ник поможет тебе носить вещи. Ему часто приходилось это делать для госпожи.

   - Как? Для госпожи Вилугби?..

   - Да, я часто носил корзины и разные вещи жене капитана.

   - Вот так лгун! Да госпожа Вилугби не позволит тебе близко подойти к ее вещам! Ты не смеешь даже идти по той тропинке, по которой прошла она, не то, что она позволит тебе нести ее вещи. Ах ты лгун, старый Ник! - грубо проговорил ирландец.

   - Ник - большой лгун,- ответил, улыбаясь, индеец.- Что же, лгать иногда очень полезно.

   - Час от часу не легче! Сейчас же убирайся прочь отсюда! Здесь место только добрым и честным людям. Смотри ты, познакомишься с моим кулаком!

   Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы капитан знаком не подозвал к себе Ника, а к Мику не подошел Джоэль, слышавший весь разговор между индейцем и ирландцем.

   - Ты видел эту персону? - спросил Мик.

   - Конечно, он почти половину своего времени проводит в "хижине".

   - Прекрасное общество! Зачем пускают сюда этого бродягу?

   - О! Он хороший товарищ! Когда узнаешь его лучше, то полюбишь. Однако, пора нести вещи: капитан ждет.

   - Полюбить эту образину!

   Лицо индейца было раскрашено, глаза обведены белыми кругами, и сейчас все эти краски перемешались и придавали ему действительно странный вид. Костюм был в том же духе: желтое с красным одеяло, разного цвета мокассины и такие же гамаши.

   Идя со своим товарищем, Мик недружелюбно следил глазами за индейцем, разговаривавшим с капитаном, который вскоре отослал Ника к амбарам.

   Часть дома была совсем выстроена. Она занимала весь фасад на восток от входных ворот и большую часть прилегающего крыла. Все окна и двери выходили во двор, наружу не было ни одного отверстия. Капитан предполагал в свободное время заняться устройством бойницы на чердаке.

   Осмотр закончился помещением для прислуги. Здесь капитан с женой нашли двух Плиниев, Марию, сестру Плиния старшего, Бесси, жену Плиния младшего, и Мони или Дездемону, дальнюю их родственницу. Все женщины были уже за делом. Бесси громко пела, Мария водворяла везде порядок и бранила двух негров.

   - Я вижу, Мария, что ты себя чувствуешь здесь как дома,- сказал, входя, капитан.

   - Ах, мистер, кто это на дворе? - вскрикнула Мария.

   - О, это наш охотник, индеец; он всегда будет приносить нам дичь. Его зовут Ник.

   - Старый Ник, мистер?

   - Нет, Соси-Ник. Вот он несет уже нам куропаток и зайца.

   Увидев индейца, все негры подняли такой хохот и шум, что, несмотря на всю свою строгость, капитан не мог остановить их и поспешил уйти с женой. Ник очень обиделся, так как хохот продолжался до тех пор, пока он не ушел.

   Так началась жизнь в "хижине на холме".

  

   Каждый год Вилугби отправлял в Альбани откормленный скот, а на вырученные деньги покупал разные необходимые вещи. Проценты же с капитала шли на покупку чинов для Роберта.

   Понемногу в этом краю стали появляться новые фермы, новые поместья, но все они лежали вдали от "хижины на холме".

  

   Прошло десять лет.

   Много изменилось за это время. На месте прежнего бобрового пруда раскинулись обработанные поля, кое-где пересеченные дорогами. Самая же "хижина" мало изменилась. Верхняя часть ее, сделанная из дерева, потемнела от дождей; на чердаке проделали слуховые окна. Новое крыло к дому было поставлено вдоль отвесной скалы, и так как это место считалось безопасным от выстрелов, то окна были сделаны здесь наружу, и из них открывался чудный вид на окрестности.

   В доме теперь жило одно только семейство Вилугби с прислугой, все же остальные рабочие поселились в небольших хижинах, построенных у опушки леса, там же находились конюшни, скотный двор и все вообще хозяйственные постройки. Рабочие большей частью поженились, и колония насчитывала до ста человек, считая в том числе и детей. Двадцать три человека из этого населения могли быть надежными защитниками крепости. Ворота по-прежнему стояли прислоненными к стене; петли успели уже заржаветь; сами они покрылись плесенью и мхом, а колонисты все еще не успели выбрать свободной минуты и поставить их на место. От дома весь склон холма был разбит на клумбы, между которыми прихотливо вились во все стороны тропинки.

   В один теплый весенний вечер вся семья Вилугби собралась в этом цветнике. Капитан, теперь уже шестидесятилетний, но еще бодрый и крепкий старик, сидел на скамеечке и любовался закатом солнца. Рядом стояла его жена, разговаривавшая с капелланом Вудсом, одетым в длинное платье англиканского священника. Он служил капелланом в одном гарнизоне с Вилугби, и уже восемь лет, как вышел в отставку и поселился в колонии своего друга.

   Белла в широкополой соломенной шляпе наблюдала за работами Джеми Аллена. Каменные постройки все были кончены, и он остался в колонии в качестве садовника. Мод играла в волан с молодой негритянкой, заставляя ту поминутно бегать.

   Вдруг негритянка дико вскрикнула.

   - Что с тобой, Дездемона? - спросил капитан, недовольный, что прервали его размышления.- Сколько раз я говорил тебе, что не люблю этих диких вскрикиваний!

   - Но, мистер, это так неожиданно... посмотрите, вон старый Ник!

   Действительно, вдали показался Ник. Целых два года он уже не заглядывал в "хижину на холме".

   - Вероятно, есть что-нибудь важное, он так быстро бежит,- сказал капитан.- Два года мы не видели его. Он рассердился на меня за то, что я не купил у него другого бобрового пруда, за который он просил бочонок пороху.

   - Может быть, Гуг, он серьезно рассердился на нас за это? Не лучше ли будет дать ему этот порох? - спросила встревоженная госпожа Вилугби.

   - Нисколько, моя дорогая! Я его знаю уже больше двадцати лет. За это время я принужден был побить его три раза, но это было раньше, в последние же десять лет я пальцем не тронул его.

   - Но ведь туземцы никогда не прощают побоев! - сказал с некоторым страхом капеллан.

   - Их бьют так же, как наших солдат в колониальной армии.

   - Сколько лет ему, капитан?

   - Ему за пятьдесят. Это был храбрый и искусный воин...

   В это время Ник подходил к ним, и разговор прекратился.

   Несмотря на то, что индеец только что быстро поднялся на холм, он стоял бодрый и спокойный, точно он не бежал перед тем, а тихо прогуливался.

   - Саго, саго! - начал капитан.- Очень рад видеть тебя, Ник, таким бодрым!

   - Саго! - ответил индеец, склоняя голову.

   - Не хочешь ли освежиться с дороги сидром?

   - Ром лучше,- ответил тускарора.

   - Ром крепче, оттого он и нравится тебе больше. Хорошо, ты получишь стакан рому. Какие вести ты принес мне?

   - Стакан мало за те вести, что я принес. Госпожа даст мне за них два графина.

   - Я? Но что же ты можешь сказать мне? Мои две дочери со мною, они здоровы.

   - Разве у вас только дочери? А сын офицер, большой начальник? Он там - он здесь.

   - Роберт? Что ты знаешь о нем?

   - Я все скажу за графин. Ром - в доме, новость - у Ника. Одно стоит другого.

   - Хорошо, ты все получишь. Скажи же скорее, что знаешь о моем сыне!

   - Вы его сейчас увидите, через десять, пять минут. Он послал Ника вперед, чтобы предупредить мать.

   Мод вскрикнула и побежала навстречу Роберту, уже показавшемуся из леса. Через десять минут Роберт был уже среди своих.

   После приветствий и расспросов о родных и знакомых капитан спросил:

   - Где ты встретил Ника?

   - Я встретил его возле Каньюгари. Ник мне сказал, что он идет по тропинке войны. Индейцы время от времени дерутся между собою, а он пристает то к тем, то к другим, смотря по тому, что выгоднее. Я взял его проводником, но он говорил, что и без того собрался идти к нам.

   - Я уверен, что он сказал об этом, получив прежде с тебя деньги!

   - Совершенно верно!

   - Ник не рассказывал, сколько скальпов он взял у неприятелей?

   - Кажется, три, хотя я не видел у него ни одного.

   - Раньше я знал Ника отличным воином. Он дрался против нас в первые годы моей службы, и наше знакомство началось тем, что я спас его от штыка одного моего гренадера. В продолжение нескольких лет он питал ко мне чувство благодарности, но, кажется, после побоев, полученных от меня, он забыл о ней, и теперь все его помыслы направлены н