Кок Поль Де - Вишенка

bsp;   - Ты бросишь ей букет, мой дружок?

   Я об этом уже подумал. Останетесь довольны... до свидания.

   Коммивояжер поспешно встал из-за стола и направился к выходу, сопровождаемый криком госпожи Гратанбуль:

   - Брось ей, голубчик, еще стихи... Гранжерал их прочтет... он хорошо читает, выучился у нотариуса.

   - Сударыня, вас требуют наверх.

   - Ах! Как ты мне надоел, мальчишка, налей-ка мне еще рюмочку, за счет этого красавца... у него будет, чем заплатить... я за него поручусь, скорее нежели за себя.

   Гратанбуль выпила рюмочку, потом другую и третью и, наконец, заснула за столом.

  

   Час спектакля настал. Актрисы, раздраженные тем, что госпожа Гратанбуль не пришла их одевать, отправляются кратчайшим путем в театр, но суфлерши там не оказалась.

   Публика собирается, театр почти полон, но еще очень мало освещен. В провинции, из экономии, освещение делается только тогда, когда почти вся публика собралась. Господин, щегольски одетый, в перчатках канареечного цвета, с розаном в петлице и с пенсне на носу садится в ложу, ближайшую к сцене. Рисуется, ломается, небрежно лорнирует публику и слегка ударяет тросточкою по перилам ложи. Это господин Фромон.

   Директор оркестра Пуссемар становится на свое место, музыканты являются, но, увы, двое из них до того пьяны, что сейчас же засыпают и начинают храпеть на весь театр.

   Мужской персонал уже готов и только удивляются, что дамы до сих пор не показываются, но они все еще ждут Гратанбуль и ищут ее во всех углах театра. Вдруг Альбертина восклицает:

   - А! Боже мой! Ведь она была в зале гостиницы, где обедал какой-то смешной франт... она готова на это... что если... а я ее жду, чтобы переделать мои гусарские панталоны, они так тесны, что не влезают.

   Посылают в гостиницу и находят госпожу Гратанбуль в таком же положении, спящую за столом. С большим трудом ее разбудив, двое слуг под руки уводят ее в театр. Парик ее перевернулся так, что локоны падают на лицо.

   - Ах, mesdames, мамаша уже готова, - с ужасом кричит Альбертина. - Теперь нам делать нечего, надо самим одеваться!.. Но если она в состоянии суфлировать, вот будет удивление!

   - Кто сказал, что я готова, неправда, неправда, - насилу говорит госпожа Гратанбуль и падает на стул, на котором лежит чепчик, приготовленный для Элодии.

   - Ах, мой чепчик!.. Смят, испорчен, его надеть невозможно, это ужасно! Невыносимо! Я не буду играть.

   На крик жены вбегает Кюшо, с помощью благородного отца уводят госпожу Гратанбуль, предварительно дав ей кофе с солью, чтобы вытрезвить.

   Вишенка не играет в первой пьесе и предлагает свои услуги дамам, чтобы одеть их, которые с удовольствием на то соглашаются. Но, присутствуя при тайнах их туалетах, видя, как они румянятся, белятся, чернят брови, ссорятся, кричат, проклинают ту, которая их одевает, как повторяют с нетерпением и злостью свои роли, видя их другими, нежели на сцене, Вишенка убедилась, что тут мерзость, пустота и беспокойство идут рука об руку с удовольствием и смехом.

   Однако публика, долго ожидавшая, начинает выказывать нетерпение.

   - Мадам, готовы ли, наконец? - кричит Пуссемар, оставивший оркестр для роли режиссера.

   - У меня нет чепчика, - говорит Элодия.

   - Играй без него, будешь казаться моложе.

   - А где наша суфлерша?

   - Ее снесли в ее будку. Она начинает приходить в сознание. Представление начинается, я сейчас позвоню, чтобы подняли занавес...

   - Мне не лезут эти панталоны.

   - Успеешь еще их напялить, ты выходишь только в конце пьесы.

   Позвонив, Пуссемар бежит в оркестр, хватает скрипку и говорит барабанщикам:

   - Внимание, господа.

   Увертюра из "Дезертира" сыграна. Публика удивляется, слыша постоянно барабанный бой. В партере сидит господин маленького роста, с огромной головою, вид его напоминает питомца зоологического сада. Этот маленький господин постоянно вертится, нагибается, то вперед, то назад, то направо, то налево, забыв, как видно, что он не один здесь сидит. Громко выражает свое мнение, а окружающие его слушают, как оракула. Он неоднократно восклицает:

   - Сейчас видно, что это военная пьеса, не надо и афишки, и без нее можно угадать. Теперь сочинители вводят в музыку страшный шум и треск. В Париже употребляют пушки в оркестр, и тут будет пальба.

   - А, господин Серполе, вы шутите, - говорит с изумлением одна дама с диадемой и множеством цветов на голове.

   - Нет, госпожа Лятандри, я не шучу. С тех пор как Россини в свои сочинения для оркестра имел много медных инструментов, другие щеголяют один перед другим изобретением новых сильных звуков. Но тсс... начинается. Мне любопытно видеть "Расстрелянного любовника". Должно быть, новая опера, я ее еще не знаю... В Марселе, где я долго жил... я бывал два раза в неделю в театре...

   Фромон высовывается из ложи и кричит:

   - Молчите же! Какой-то болтун в партере нсем мешает.

   Господин Серполе не принимает этого на свой счет, он поворачивается к сидящим позади, повторяя:

   - Молчите, болтуны, слушайте пьесу.

   Первое действие проходит довольно успешно.

   Актеры знают свои роли недурно. Барабанщики, впрочем, еще спят, и третий только что последовал их примеру, но зато четвертый барабанщик заглушает пение Зинзинеты. Слов не слышно, но зато видны ее грациозные прыжки, которыми она сопровождает пение.

   - Ей! Вы, барабаны, не бейте так громко! - кричит господин, занимающий одно из последних мест театра.

   - Выгнать раек из театра! - восклицает Фромон, сделавшийся защитником актеров.

   - Тут понятия не имеют о военной музыке, - говорит госпожа Лятандри, поправляя себе диадему на голове.

   Маленький господин начинает припоминать и замечает что-то знакомое в этой пьесе. Восклицания свои он продолжает делать вслух.

   - О! да я видал это... да положительно... да, да только название не то было, позвольте сейчас вспомню его.

   - Показать двери этому болтуну! - кричит Фромон.

   - Молчите, господа, а то вас выведут, - повторяет господин Серполе, смотря на раек.

   Но вот появляется Монтезума, с необыкновенною легкостью взбегает на гору, изображенную вдали сцены, а оттуда направляется к публике, выкидывая на воздух разные па из балета.

   Господин Серполе, ударяя себе по коленам, кричит:

   - Это "Дезертир"... это "Дезертир"!..

   - Да, замолчите ж, господин Серполе! - говорят многие.

   - О, я теперь уверен, что это "Дезертир".

   - Позвольте ж нам слушать пьесу, мы сами содержание ее узнаем и увидим, кто будет дезертировать.

   - Вы мне напоминаете, это старая опера, известная под названием "Дезертира", а не "Расстрелянный любовник", ее непременно приостановят!

   - Вас самих надо приостановить, если не замолчите, - кричит Фромон, вставая с места и угрожая рукой господину Серполе.

   Монтезума, несмотря на шум в театре и беспорядок, продолжает играть свою роль. Делает множество пируэтов и прыжков и нечаянно толкает жандармов, явившихся для задержания дезертира, которые под сильным ударом падают и вместе с Монтезумом катятся по сцене.

   Занавес опускается, публика аплодирует весьма сильно этому оригинальному зрелищу.

   В антракте господин Серполе не перестает кри-чнть:

   - Это нам играют "Дезертира!"

   - Ну и что ж из этого, - говорит ему Фромон, - если это и "Дезертир". Все равно, лишь бы занимательная пьеса.

   - Зачем они изменяют название? Мне это не правится, я не хочу, чтобы меня надували.

   - Очень часто в провинции изменяют название пьес.

   - Не следует позволять, я не желаю смотреть и слушать устарелые пьесы.

   - Потому-то актеры и изменяют названия.

   Во время этих прений в публике, за кулисами происходят еще более оживленные сцены: Монтезума бросается бить жандармов, бывших причиною его падения на сцене; Альбертина прогуливается в гусарских панталонах, разорвавшихся сзади, чего не может закрыть коротенькая гусарская курточка, зашить же эту дыру некому, - все заняты.

   - Какой сбор? - спрашивает Кюшо, подбегая к Дюрозо, одетому для роли следующей пьесы.

   - Я еще не знаю... Но публики много, верно сбор порядочный.

   - Кто мне зашьет панталоны? Не могу ж я перед публикой так показаться.

   - Не поворачивайся к ней задом.

   - Это очень мило быть так связанною. О, если бы мамаша в состоянии была зашить, но об этом, кажется, нечего и думать.

   - Как хорошо нам суфлирует госпожа Гратанбуль... все то повторяет, что мы уже произнесли... это ужасная вещь!

   - Барабанщики храпят невыносимо... нечего сказать, хороший эффект.

   - Зато один сильно действует за всех. Говорят, что пения совсем не слышно.

   - Милочки мои, если панталоны не зашьете, то я не выйду на сцену; ведь невозможно ж показывать публике, так бесцеремонно, эту часть нашего тела.

   - Ну! Публика очень бы этим зрелищем не огорчилась.

   - Надо бы о нем тоже упомянуть в афишке...

   - Вот публика уже топает и хлопает, чтобы поднимали занавес...

   - А-а! Вот Гранжерал, ну что, благородный отец, каков сбор?

   - Ах! Дети мои, нас ужасно надули.

   - Каким это образом?

   - А вот каким, что публики много, а денег мило. Зачем вы позволили барабанщикам вводить даром свои семейства? Оказывается, что один из них привел шестерых, другой одиннадцать, а третий пятерых детей, семь женщин и восемь мужчин. Наконец, четвертый занял своим семейством почти весь портьер и галерею. Вот вам отчего публики много, а сбор весь только тридцать девять франков и пятьдесят сантимов!

   - Боже мой! Как мало, мы не покроем своих расходов!

   - Все же надо продолжать играть, чтобы выказать весь свой талант. Слава разойдется по городу, и следующее представление даст, наверное, больше. Итак, на сцену!

   - Я не покажусь, если не зашью панталон.

   Вишенка, сжалившись над положением Альбертины, хочет помочь горю. Они отправляются в угол фойе, и Альбертина, нагнувшись, отдает в полное распоряжение Вишенке свой прекрасный глобус; девушка, вооруженная иголкой, всматривается в него, как будто бы изучает географию.

   "Дезертир" прошел бы удовлетворительно, но вдруг просыпаются барабанщики и, растерявшись, начинают бить в барабаны со всей мочи, за все время продолжительной паузы. Один бьет отступление, другой ускорение шага, а третий общий сбор, и все это случилось во время самой трогательной сцены между Луизою и Алексисом, и прекрасные их монологи совершенно заглушены.

   Пуссемар в отчаянии, - дает знаки барабанщикам, чтоб замолчали, а те не понимают и бьют еще сильнее. Публика ожесточенная... в партер кричат, на галерке свистят, а в райке поют каскадные песни. Наконец, Пуссемар с помощью Кюшо и Дюрозо выводит вон барабанщиков, оставляя только одного.

   Представление продолжается. Альбертина выходит на сцену в гусарской форме и поет свою арию. Публика аплодирует переделанному романсу. Прекрасные формы, оживленные манеры, выразительное пение и гусарский мундир Альбертины восхищают публику Немура. Когда она закончила петь свою арию, Серполе восклицает:

   - Я ошибался, это не "Дезертир", там нет этого романса, но вся пьеса очень похожа на него.

   В то время, когда Альбертина пела, отрезвевшаяся Гратанбуль прошептала ей:

   - Смотри в ложу налево... красавец с розаном... если бросит стихи, надо прочесть их... он хороший господин... было бы не дурно... старайся... бросит букет...

   Но проходит первая пьеса, а букета Альбертине никто не бросает. Гратанбуль принимается за свою должность: одевает актрис, а дочь свою уверяет, что в последней пьесе, наверное, уже будет ей поднесен букет.

   - Откуда вам известно, моя заботливая маменька, что мне, а не другой эта честь предстоит?

   - Какая ты глупенькая... он мне объяснялся, должно быть, в своих чувствах для тебя... чему тут удивляться...

   - Он очень дурен собою... похож на негра, ваш красавец...

   - О! Какая ты требовательная. Он отличный милый... умеет жить... пьет самые лучшие вина.

   - Ты с ним ликеру угостилась?

   - Неправда... не он на меня сильно подействовал.

   - Будьте, мамаша, внимательны к Вишенке, она мне зашивала панталоны.

   - Чем же выказать это внимание к ней? Ей ничего не нужно: она тонка, стройна и одевается сама без помощи других. Ты была великолепна в гусарском мундире!

   - В самом деле? А знаете ли, какой ничтожный сбор?

   - Я тебе давно говорила, что мы неудачно избрали себе труппу. Твой талант ведь не оценили. Я на твоем месте воспользовалась бы первым случаем и...

   - Госпожа Гратанбуль, ступайте в свою будку! - кричит Пуссемар.

   - Хорошо, идем. Отправляйся и ты, да усмири своих барабанщиков.

   - Я уже троих прогнал, а вы тоже старайтесь получше суфлировать.

   - Охота была мне подсказывать, когда только и слышно, трах... тарарах, не хочешь ли, чтобы я суфлировала отступление, тогда не лучше ли поступить уже мне в полк и маршировать с твоими барабанщиками.

   Вишенка совсем не одета. На ней ситцевое платье и на голове ничего, кроме своих прекрасных волос. Волнение и страх перед выступлением на сцену увеличивают ее красоту. Она не хотела румяниться, и стоило много труда возлюбленному, чтобы уверить, что без этого актеры много теряют на сцене.

   - Не робей, Вишенка... ты так очаровательна, так хороша собой, что этого одного достаточно, чтобы сделать хороший эффект, да и роль свою ты не позабудешь, потому что в ней только два слова нужно сказать.

   - Боже мой! Как много странного и непривлекательного в жизни актеров! Знаешь ли что, отпусти меня... я ни малейшего призвания не имею к этому поприщу.

   - Ты хочешь уйти... что же нам теперь делать?.. Ведь в афишах напечатано, что будет дебютировать молодая особа в первый раз, в роли Розы.

   - Зачем это напечатали?

   - Затем, чтобы публика была снисходительна к тебе.

   - Что же делать, когда так судьба решила.

   Занавес поднимается... В театре водворилась тишина, и слышен только голос Серполе, который говорит:

   - Хотел бы я знать, что они хотят изобразить в немой, которая говорит... мне приходит одна мысль в голову... мне кажется, что эта немая будет, по всему вероятно, чревовещательница.

   - А-а! Неужели!

   - Конечно... вы понимаете, она нема языком, и будет говорить желудком... интересно видеть.

   - Молчите там, в партере!

   Пьеса начинается. Барабанщику внушено менее энергично играть на своем инструменте. Слышны речи и пения актеров, публика остается довольна; наконец является Вишенка. Она идет по сцене нерешительно, боязливо, но это даже идет к ее роли. Публика восхищается Вишенкой, хорошим личиком. Неловкость и неразвязность в манерах признаются за натуральное, соответствующее ее роли. Фромон радостно восклицает при появлении молодой девушки и усердно аплодирует. Весь театр подражает ему: Вишенка не знает, принять ли ей на свой счет эти аплодисменты.

   - Прекрасно, восхитительно, божественно! - кричал Фромон, не сводя лорнета с Вишенки.

   Эти восклицания не нравятся Гратанбуль, и она ворчит и выказывает удивление, почему публика так восхищается. Затем высовывает голову из будки и кричит Фромону:

   - Она играет в последней пьесе... скоро увидишь... имей терпение... тягаться с ней красотою никто не может.

   Фромон не хочет и слышать изречений суфлерши и глаз не сводит с Вишенки, в середине же пьесы бросает к ее ногам букет...

   Вишенка остолбенела, она поражена этим оказанным для нее благоволением и не решается поднять букет.

   Публика продолжает восторгаться, как вдруг из будки суфлера показывается голова в парике времен Людовика XIV и слышатся слова, обращенные к Фромону:

   - Что ты делаешь... это не моя дочь... ты сделал большой промах... не видишь сквозь пенсне.

   Потом, поворачиваясь к публике, госпожа Гратанбуль важно заявляет:

   - Милостивый государь, господин Фромон ошибся; букет был предназначен для моей дочери, играющей роль гусара в первой пьесе, и вы ее сейчас опять увидите!

   Взрыв хохота, шум, насмешки раздаются со всех сторон и заглушают голос Гратанбуль. Фромон кричит Вишенке:

   - Не слушайте это чучело в парике, я вам букет бросил, вы достойны его.

   Анжело, бывший в то время на сцене, поднимает букет и торжественно подносит Вишенке, она принимает его. Аплодисменты удваиваются, а госпожа Гратанбуль, взбешенная, ругает публику и, сняв парик с головы, бросает в лицо Фромону за оскорбление, нанесенное ее дочери. Затем исчезает из театра, не заботясь о том, как пойдет пьеса без суфлера. К счастью, это происходит уже к концу пьесы, причем Пуссемар, чтоб заглушить ошибки актеров, приказывает бить без умолку в барабан, актеры же врут всякую галиматью. Пьеса оканчивается среди рукоплескания. Вишенку вызывают, Анжело ее на сцену сопровождает. Фромон бросает еще розу, украшавшую его грудь, а госпожа Лятандри, поддаваясь общему увлечению, вынимает цветок из волос и кидает его на сцену, но попадает прямо в нос Пуссемару. Мужской персонал актеров осыпает Вишенку поздравлениями. Пуссемар, озабоченный, бегает взад и вперед, ищет во всех углах театра, но вскоре возвращается к актерам и восклицает жалобно;

   - Невозможно их найти!.. Они уехали...

   - Кто?

   - Альбертина с матерью.

   - Полно, не может быть!

   - Не беда, если и не явится Гратанбуль, но Альбертина нам нужна, она играет в последней пьесе.

   - Она, верно, в гостинице.

   - Они были в гостинице, но, собрав все свои вещи, наняли с офицерами карету и уехали.

   - Это ужасно! Покинуть нас во время самого спектакля. Такой поступок достоин Альбертины и ее милой матушки.

   - Довольно, дети! Надо скрыть перед публикой наше затруднительное положение, - говорит Дюрозо.

   - Да, да, - прибавляет Гранжерал, - сору из избы не выносить. Наша Вишенка заменит Альбертину в роли Юлии.

   - Она не имеет понятия об этой пьесе.

   - Ничего не значит, Рамбур постоянно импровизировал на сцене; публике Вишенка нравится, этого достаточно. Она роль свою исполнит мимикой. Барабанщик горю поможет.

   - А где же взять суфлера?

   - Госпожа Рамбур не играет и возьмется за это.

   - Будьте покойны, я играю роль Жисмена и обещаю вам сократить сцены с Юлией.

   Вишенка очень удивлена новому назначению и отказывается от него, но благородный отец бросается перед нею на колени и умоляет принять роль Юлии.

   - Ты наша спасительница, не отказывайся ради бога! - восклицает Анжело.

   Вишенка соглашается. В то время когда ей надевают чепчик и фартук для роли субретки, Анжело старается дать краткое понятие о роли, но это все лишнее: как только Вишенка показалась на сцене - барабан не умолкает, Пуссемар пилит на скрипке что в голову придет, и публика, видя мимику и только мимику, уверена, что это продолжение пьесы "Два слова, или Ночь в лесу". Актеры не стараются вывести из заблуждения публику.

   К счастью, Серполе не видел этой пьесы в Марселе, а Фромон, зная, не обращает внимания на игру и только всматривается в Вишенку. Занавес опускается, - публика расходится.

   Серполе замечает, что конец не стоит всей пьесы.

  

   На другой день после этого памятного спектакля актеры решили, что надо дать еще одно представление в Немуре. Отъезд Альбертины поставил их в затруднительное положение относительно выбора пьес. Однако что, если дать "Ричарда Львиное Сердце" или "Игру любви и случая"? Вишенке придется подготовить роль Антонио из "Ричарда Львиное Сердце".

   На место госпожи Гратанбуль Пуссемар нанял отставного учителя чистописания, который за небольшое вознаграждение согласился выступить в качестве суфлера. Оркестр на этот раз будет состоять из трезвого барабанщика и гитариста. Решено бесплатных билетов не давать, потому что невыгодно, и публика, их получающая, слишком часто смеется.

   В три часа пополудни Анжело, подготовив Вишенку, оставил ее в общем зале, а сам с товарищами отправился в кафе. Девушка решила подготовиться к спектаклю в саду, примыкающем к гостинице.

   Для Фромона наконец настала желанная минута. В то время, когда Вишенка сидела около кустарника сирени и со школьническим прилежанием изучала роль, Фромон, раздушенный, припомаженный, подбоченясь одной рукой, а другую приложив к сердцу и закинув голову назад, остановился перед нею и умилительно прошептал:

   - Божество!.. Восхитительная!.. Очаровательная!.. Честное слово!.. Еще красивее, нежели на сцене!

   - Вы, месье, со мною говорите? - Вишенка подняла голову.

   - А то с кем же! Кто же кроме вас, мог бы услышать такие пламенные признанья!..

   - Извините, мне надо приготовить роль на завтра, если буду разговаривать, то не выучу ее.

   - О! Бесценная! Кто имеет такие глаза, как вы, тому не нужно учить роль. Вы мимикой ее исполните, так, как вчера в "Мещанском свидании". Я ведь пьесу-то узнал, не то что наивные жители Немура - они не смекнули, в чем дело.

   - Я уверяю вас, что мне надо учить.

   - Полно, что за вздор...

   Фромон сел на скамейку к Вишенке так близко, что она отодвинулась.

   - Я вас испугал?

   - Вам нет никакой надобности так близко садиться.

   - Мне никогда не будет довольно близко, прелестная Вишенка!.. Вас так, кажется, зовут? Какое оригинальное имя... держу пари, что будете знаменитыми... обещаю вам славить и провозглашать его... Но я не люблю тратить слов напрасно, моя цель - выразить вам мои чувства! Я вас обожаю и люблю! Вчера это вы уже заметили. Не правда ли, как хорош был мой букет?

   - Это вы его бросили?

   - Конечно, я. Как она мило удивляется.

   - Я вам очень благодарна за букет. Но не заслужила получить его.

   - Завтра я вам брошу три.

   - Они мне не нужны - бросьте другим актрисам.

   - Других не желаю и знать, вас только обожаю. О! Что за талия! О! Прекрасная крошка.

   Фромон обхватил ее талию, намереваясь поцеловать, но девушка ловко оттолкнула его.

   - Ну-ну как вы ломаетесь, к чему это жеманство? Неужели вы такая жестокая?

   - Я вас не понимаю...

   - Хорошо, хорошо... разве так в роли написано?

   - Вы мне мешаете ее учить.

   - Полно, оставьте эти глупости, будьте благоразумны, пообедаем вместе, не так ли?.. Обед будет отличный, сами закажете... а сегодня ночью я вас буду ожидать... ключ оставлю... что, согласны?.. Решено?

   Вишенка теперь уже понимала такого рода предложение, но нахальное и резкое обращение этого франта возмутило ее, и она ему сказала смело в лицо:

   - Вы, сударь, как видно, привыкли иметь дело с женщинами, которые не оказывают сопротивления...

   - Да, это правда, я одерживал всегда победы, и список моих жертв был бы длиннее, нежели ваша роль, милая моя.

   - А я, сударь, не имею никакого желания увеличить этот список.

   - Как, что вы говорите?

   - Если не оставите меня в покое, то я уйду в свою комнату.

   - Так вот как... нас не понимают! Полно, злючка, я не вполне еще объяснился, Ошибку свою сейчас исправлю. У меня не только образчики вин... есть несколько кусков шелковой материи, можно сделать хорошенькие платья. Я получил эту материю в обмен на бордосское вино... все лучшего качества... не помирится ли нам теперь?

   Не отвечая, Вишенка встала и хотела удалиться, Фромон попытался удержать ее за руку:

   - Как, моя красавица! Вы уходите, ничего мне не сказав?

   - Мне нечего отвечать на все, что вы говорили.

   - Кажется, мои предложения не такие, чтобы можно было от них отказываться. Ведь я дарю один, а может быть, два куска материи, если хотите...

   - Я не нуждаюсь ни в вашем обожании, ни в вашей материи.

   Фромон поправил свой галстук и важно произнес:

   - Вы, должно быть, барышня, считаете меня за бедного приказчика, торгующего вином, но вы ошибаетесь. Меня зовут Александр Фромон, я племянник и единственный наследник Иосифа Фромона, у которого лучший винный погреб в Берси и сорок тысяч годового дохода. Дядя мой - больной человек, скоро умрет, и я все это получу. Занимаюсь же делами только для удовольствия дяди. А что скажете теперь, можно ли мною пренебрегать.

   - Боже мой! Что мне до всего этого? Зачем мне знать вашу биографию, не трудитесь ее рассказывать.

   Фромон, сконфуженный ответом молодой девушки, однако не растерялся, а самым сентиментальным тоном продолжил:

   - Полно, мой милый ангел! Скажи мне, чего ты хочешь, я в состоянии сделать глупость. Когда мне женщина нравится, то я готов употребить все, лишь бы достигнуть цели.

   - Вы мне не нравитесь! Не нравитесь! Очень не нравитесь, и потому все предложения ваши, и куски материи, и букеты для меня не нужны. Предложите их вместе с любовью другим. Прощайте, не тратьте попусту времени.

   И Вишенка убежала.

   Изумленный отказом, Фромон задумался: "О! Не может быть, это кокетство... кто мог бы ожидать и подозревать в простодушной Вишенке столько кокетства и хитрости... но ее вся уловка напрасна... она будет моя... она должна быть моя... она желает только добиться больше знаков внимания".

   В этот же день вечером Фромон написал Вишенке пламенное письмо, в котором предложил кроме двух кусков материи еще кашемировую шаль. Письмо это он отдал гарсону для передачи тайком Вишенке. Она, прочитав, порвала его на клочки, из которых сделала себе папильотки. Через час, когда гарсон пришел за ответом, она развернула одну папильотку и протянула ее с серьезным видом:

   - Вот и все...

   Гарсон поспешил к Фромону с папильоткой.

   - Изволили развить локон и сказать: "Вот и все".

   Фромон, узнав в клочке бумаги обрывок своего письма, взбешенный, поклялся отомстить.

   На следующий день предстоял второй спектакль. Драматическая труппа выпускает огромную афишку с измененными названиями: "Ричард Львиное Сердце" назван "Узник и Минстрель", "Игра любви и случая" - "Препровождение времени Купидона", "Говорящая картина" - "Живая картина". Ниже публику извещали о том, что знаменитая Вишенка будет играть в пьесе "Узник и Минстрель" роль юноши, который служит подпорой минстрелю. Анжело, недовольный таким выражением, замазал слово "подпорой", так что читающему афишку самому предстоит решить, какого рода эта служба.

   Несмотря на блестящую афишку, публика собирается в театр что-то медленно.

   - Пора уже начинать, и всего только двое явились: господин Серполе и госпожа Лятандри.

   - Ужасное положение актера, когда театр пустой! - воскликнула Элодия. - Следовало раздать даровые билеты, а теперь лучше спектакль отменить, двоим же этим сидящим в партере возвратить деньги.

   - Полно, милая! Как малочисленна ни была бы публика, всегда надо ее уважать, и, может быть еще соберутся, - заметил Кюшо.

   Затем подбежал к занавесу, немного поднял его и сообщил:

   - Вот еще двое вошли в галерею!

   - Верно, соберутся к "Игре случая", - Гранжерал радостно потер руки.

   - Еще трое пришли на балкон.

   - Теперь, конечно, можно начать.

   Первая пьеса была сыграна при семи зрителях, на второй, в которой играла Вишенка, число публики немного увеличилось. Появился Фромон и занял прежнее свое место, в то же самое время партер наполнился уличными мальчишками, лизавшими несколько дней тому назад госпожу Гратанбуль.

   Вишенка позабыла о господине, накануне объяснявшемся ей в любви, занятая своей ролью и крестьянским костюмом, который ей был очень к лицу, только панталоны слишком жали в шагу. Она первый раз надевала мужское платье и была в нем как-то связанна и неловка. Роль почти совсем не знала, но Анжело ее утешал, уверяя, что любимцам публики все сойдет, да при том же барабан поможет.

   Пуссемар сыграл увертюру: гитарист жалобно пробренчал, а барабанщик из усердия так колотил в барабан, что лопнула кожа. Представление, однако, продолжается.

   На сцене появились Вишенка и Анжело. Ее походка какая-то ненатуральная, да притом девушка не знает роли и теряется постоянно. Мальчишки в партере начинают шуметь:

   - Что у нее там в панталонах! Она роли не знает! Вон, вон со сцены!

   - Молчите! Прочь из театра! - восклицает Серполе, оборачиваясь к мальчишкам.

   Но внушение проигнорировано, крик, брань, шум и свистки продолжаются.

   Вишенка в ужасном смущении, не может произнести слова, ноги у нее подкашиваются, она чувствует, что упадет. Концерт свистков, вызванный Фромоном, обескураживает ее окончательно. Анжело успокаивает, но, собрав последние силы, она убегает со сцены и со страшным рыданием бросается в объятия Анжело.

   - Кончено! Кончено! Я не буду больше на сцене...

   - Это интрига... подлая интрига! - восклицает Анжело, усаживая свою возлюбленную. - Презренный наглец, сидящий в ложе, подал знак для свистков!

   - Всего удивительнее, что это тот же господин, который накануне бросил букет Вишенке, - замечает Гранжерал.

   - Что тут удивительного? - говорит Анжело. - Он ее постоянно преследует своими любовными предложениями, которые она отвергла, и за то мстит ей. Я отыщу его в гостинице и разделаюсь с ним как следует.

   - Интрига, интрига, - шепчет Элодия Зинзинете, - когда кто освистан, всегда говорят, что интрига, а дело в том, что она, явившись на сцену, не сумела ни говорить, ни ходить, ни пошевельнуться.

   - Ах! Как она была жалка! Какие неловкие манеры, какое глупое выражение лица, а публика сегодня заплатила за билеты и может быть требовательною, не то что прошлый раз.

  

   Смятение в театре продолжается: мальчишки шумят, требуют, чтобы деньги были возвращены или чтобы продолжалось представление.

   - Отдать деньги? - спрашивает Пуссемар у Дюрозо.

   - Ни за что на свете, - отвечает Дюрозо.

   - Что же делать?

   - Надо играть без роли Антонио.

   Спектакль окончен, драматическая труппа возвращается в гостиницу, и начинается разлад между актерами. Анжело в негодовании придумывает способ отомстить и, чтобы привести свой замысел в исполнение, удаляется из общего зала. Мужчины очень недовольны сбором. Актрисы сначала перешептываются, а потом громко острят над случившимся. Вишенка, покинутая всеми, в углу зала раздумывает: "А я думала, что большое счастье выходить на театральные подмостки... изображать и представлять всевозможные лица... ах! Как я ошиблась! Какое заблуждение!.. Солдат был прав, не советуя мне оставлять гостиницу Шатулье... но не моя вина, что так случилось".

   Анжело в бешенстве возвращается в зал.

   - Подлый, низкий, бесчестный! Уехал из гостиницы! - восклицает он.

   - Кто такой? - спрашивает Кюшо.

   - А тот, черт его возьми, что сидел в ложе и устроил этот скандал, - ведь это Фромон, приказчик... из мести к Вишенке, что не приняла его любовных предложений!

   - Ну, что же нам за дело, что он уехал? - спрашивает с насмешкой Зинзинета.

   Мне есть до этого дело, потому что Вишенка пала жертвой интриги этого негодяя, а я ему хотел отмстить.

   - Жертвой интриги?! Полно, Анжело! Ты должен признать, что публика имеет право свистать за насмешки над нею...

   - За насмешки над публикой?! Что ты хочешь этим сказать?

   - Я хочу сказать, что Вишенка ни слова не знала своей роли.

   - Нечего обвинять в этом ее, она не актриса, понятия не имеет о сцене... она потеряла голову при первом свистке.

   - О! Конечно, она не привыкла к ним, как ты, Монтезума.

   - Я должен заметить, что не буду больше играть с такими, которые не умеют мне отвечать.

   - И я.

   - И я.

   - Вот как! Как вижу, тут эхо раздается!.. Довольно, мои милые друзья, я вас понимаю... вам хочется избавиться от Вишенки... мы все свободны, не заключали между собою контракта, а потому завтра же я уезжаю от вас искать другой дороги счастья и славы!..

   - Как хочешь, - ты свободен, - желаем тебе успеха.

   - А я пока желаю нам спокойной ночи.

   Анжело берет лампу и выходит из зала под руку с Вишенкой.

   - Напрасно, мой милый, оставляешь их из-за меня, я тебе повторяю, что актрисой не буду - у меня нет таланта.

   - Оставь меня в покое, я очень рад, что нашелся случай избавиться от них. С ними ничего хорошего не наживешь. Они погрязли в старой тине. Я могу по желанию избирать место, роли и людей по своему усмотрению, наконец, перемена - это счастье! Это жизнь!

   Размышления для Вишенки не очень утешительные.

  

   Около десяти часов утра в Немуре остановился дилижанс для перемены лошадей. Анжело осведомился, есть ли в нем два свободных места, и, получив утвердительный ответ, отправился за Вишенкой. Багаж молодой девушки очень легкий, зато у ее спутника большой чемодан с театральными костюмами, а в кармане... всего сто франков. Этого очень мало для непредсказуемых путешествий вдвоем, но хотя кошелек у них мал, зато надежды большие. Анжело богат был ими, как вообще все молодые люди с артистической душой.

   Молодая парочка уселась в дилижанс вместе с двумя спящими фермерами, и к ним еще присоединились какой-то военный с табаком во рту и старуха, постоянно нюхающая табак.

   Анжело уселся поближе к Вишенке, а она прошептала:

   - Куда мы едем?

   Анжело расхохотался.

   - Ты меня заставила задуматься! Поверишь ли, что я и сам не знаю, куда мы едем!

   - Как, ты не знаешь, куда мы едем?!..

   - Совершенно не знаю, - увидев карету, узнав, что есть два свободных места, пошел за тобой, уселись, да вот и едем, а куда? Даже не спросил. Впрочем, мне все равно, куда бы ни ехать, а разве ты предпочитаешь какое-либо место? Есть у тебя какой-нибудь план?

   - Никакого, но приятнее было бы поехать в Баньоле.

   - А-а! В Баньоле, где это?

   - Не знаю, в какой стороне, но, кажется, около Парижа.

   - А ты там кого-нибудь знаешь?

   - Нет, никого, то есть там живет знакомый солдат, он раз останавливался в гостинице Шатулье и тогда принимал во мне участье.

   - О! о! Что слышу! Может быть, жертва ваша?

   - Нехорошо так говорить! Это бедный солдат, раненый, он давал мне хорошие советы, стоило ими воспользоваться.

   - Я не верю в дружбу между мужчиной и такой, как ты, девушкой.

   - Напрасно...

   - Может быть, но уже таков я. Если хочешь мне доставить удовольствие, то не говори никогда про этого солдата в Баньоле. А теперь я расспрошу, куда мы едем.

   И Анжело обратился к старушке:

   - Можно у вас узнать, куда мы едем?

   - Как куда? Вам должно быть так же известно, как и мне.

   - Уверяю вас, что не знаю.

   - Не делает вам чести, что вы насмехаетесь над людьми моих лет! - закрывая табакерку, сердито проворчала старушка.

   - Вы мне не поверили, и я не буду вас больше беспокоить.

   - Да, я вас всех хорошо знаю, вы сейчас мне скажете, что мы опрокинемся, что нам встретятся различные несчастья в дороге, и мало ли чего не наговорите.

   - Я у вас, сударыня, кажется, ничего более не спрашиваю.

   - Да, да, знаю я вас, не первый раз путешествую!

   Молодой человек наклонился к Вишенке:

&n