Кок Поль Де - Вишенка

   И он, и она оставались некоторое время безмолвны, держа друг друга за руки; они были так счастливы, что боялись нарушить молчание.

   Появление нескольких гуляющих вернуло их к действительности.

   - Я не хочу предлагать вам войти со мной в одно из этих кафе или ресторанов, это будет неприлично, но не желаете ли сесть вот на ту скамью, под деревом; там мы можем поговорить на свободе, не обращая на себя ничьего внимания.

   - Да, конечно.

   И Вишенка направилась к скамье, села, а Леон поместился возле нее. Сердца их радостно бились, в глазах блистало счастье. Девушка медленно отвела взор, встретившись с взглядом Леона.

   - Нужно ли говорить, как я люблю вас, - проговорил наконец Леон. - Я предлагал вам себя и все, что я имею, если нашлось бы у меня что-нибудь более этого, я не замедлил бы и то повергнуть к вашим ногам... Мне кажется, любовь моя вам не противна... и вы сами, во время последнего нашего свидания, дали мне понять, что тоже любите меня.

   - Да, это правда, и я слишком откровенна, чтобы скрывать от вас мои мысли... я радовалась, гордилась, узнав о ваших чувствах ко мне.

   - Стало быть, вы меня не ненавидите?

   - Разве я когда-нибудь говорила, что ненавижу вас?.. О!.. Напротив... Пришла бы я сюда, если бы не любила вас?..

   - Агата, милая Агата!.. Вы любите меня! - вскричал Леон, схватив руку молодой девушки. - В таком случае, зачем же отказываться составить моё счастье?.. Зачем не хотите вы быть моей женой, носить мое имя? Может быть, дядя ваш не желает этого союза? Может быть, он. обещал уже вашу руку другому?.. Но ведь эти препятствия могут быть устранены.

   - Нет, Леон, мой... дядя... был бы так рад видеть меня счастливой... он так меня любит!.. Обещал мою руку другому?.. Но вы помните мой ответ... потому что ведь это я диктовала к вам то письмо. Я сказала вам, что не могу быть вашей, не буду ничьей.

   - В таком случае, я ничего не понимаю... вы меня любите и вместе с тем отказываетесь быть моей женой.

   - Этот союз невозможен... жениться на такой бедной девушке, как я!.. Вы богаты!.. Вы привыкли жить в свете... я же...

   - О, какая разница!

   - Впоследствии вы стали бы сожалеть, что оказали мне эту честь... стали бы раскаиваться в своем выборе!

   - Если только это причина вашего отказа, то ее легко устранить. Выслушайте меня. Я сын судьи, но отец мой всегда был поддержкой бедного, опорой слабого, враг всех предрассудков. Сто раз говорил он мне, что добродетель выше знатности, что ничто так не достойно уважения, как честность и незапятнанное доброе имя. Он презирал разбогатевшего глупца, клеймил порок, даже когда он скрывался под гербами и титулами. Ничего лучше не могу я сделать, следуя его советам, как жениться на девушке бедной, но честной, племяннице храброго воина!.. Сабреташ - честный человек, я это знаю, следовательно... вы видите, что союз наш возможен... Но что с вами?.. Вы бледнеете!..

   - Это ничего.

   - Но вы страдаете, я это вижу.

   - О, да!.. Я очень страдаю и буду страдать вечно.

   - Надеюсь, вас не оскорбило то, что я сказал вам. Вы сами теперь видите, что нет действительного препятствия к нашему браку. Вы говорите, что не привыкли к большому свету? Но могу вас заверить, что не много потребуется времени, чтобы вы сделались его лучшим украшением. Ваша красота, ваша грация будут всем нравиться. Ах, позвольте мне надеяться, что ваш отказ неокончателен, вы не захотите осудить меня на вечное несчастье.

   - Конечно, нет, и поэтому-то я никогда не буду вашей женою.

   - Я не понимаю ваших слов, в них кроется какая-то тайна. Но, умоляю вас, доверьте мне ее, скажете, что заставляет вас отвергать мою любовь?

   - Я не могу, не в силах, хотя и чувствую, что следовало бы так поступить. При первых моих словах ваша любовь ко мне исчезнет.

   - Я перестану любить вас? Никогда, говорите, что хотите, мои чувства к вам останутся неизменны.

   - Умоляю вас, не спрашивайте больше... конечно, если вы будете настаивать, я скажу, но тогда, тогда не будет человека несчастнее меня.

   Проговорив это, Вишенка закрыла лицо руками; Леон, испуганный ее горем, молчал, не смея возобновлять своих вопросов. Вдруг послышался громкий говор.

   Недалеко от того места, где сидели молодые люди, пролегала дорога для экипажей. На этой дороге остановилась прелестная коляска, запряженная двумя резвыми лошадьми в блестящей сбруе. В коляске сидела старуха в розовом шелковом платье с кружевными оборками: на плечах у нее был накинут креповый платок, два или три фуляра обвязывали шею. На голове была соломенная шляпа, украшенная перьями, розетками и бантами из лент, бесчисленное множество цветов перемешивалось с черными тирбушонами [Тонкие, длинные, круто завитые локоны, похожие на штопор и модные в эпоху ампир (прим. верстальщика).] и длинными буклями. Смехотворное зрелище! Напротив старухи находился толстый человек в оранжевой ливрее с широкими серебряными галунами, которого, по его напудренному парику в треугольной шляпе, можно было принять за кучера этого красивого экипажа. Старая дама и кучер, сидя в коляске, играли в карты; вероятно, между ними завязался спор, потому что голоса их становились все громче, и, наконец, послышались следующие слова:

   - Говорю тебе, Сен-Томас, что я выиграла; слушай: четырнадцать дам, три валета, это составляет семнадцать, терц-мажор - двадцать, хожу я двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре - вот тебе весь счет, и выходит, что ты проиграл.

   - Совсем не весь счет, у вас не было семидесяти двух.

   - Какой несносный человек! Но ведь счет записан, вот он. Ну, теперь что ты мне на это скажешь, Сен-Томас?.. Этот дуралей так недоверчив, как и его святой патрон.

   - Я скажу: вы так умеете записывать, что у вас вечно оказывается выигрыш.

   - Еще чего! Уж не осмеливаешься ли ты говорить мне, что я плутую! Вот это было бы хорошо! Ты мне должен тридцать су.

   - Это как так?

   - Мы сыграли три короля, каждый по десять су, кажется, не мудрено сосчитать, боже! До чего ты глуп сегодня! Но, послушай, мне все равно, хочешь, я поставлю эти тридцать су на одного короля, сыграем еще разок, у нас есть еще время. Кажется, любезная дочка моя, госпожа де Тюберез заболталась со своим молодым шотландцем, как бишь его Мак... Мак.... Микмак.... ах, у этих шотландцев такие мудреные имена, что я никогда не могу их запомнить. Очень жаль, что он не явился сюда, к моей дочери, в своем национальном костюме. Я обожаю национальный шотландский наряд. Ну что же, сыграем мы еще одного короля?

   - Пожалуй, но с условием, чтобы маленький жокей дописывал наш счет.

   - Ах, боже мой, как хочешь, я и на это согласна. Но где же этот жокей? Пари держу, что он ушел играть в бабки с уличными мальчишками. И что это вздумалось моей дочке взять себе жокея, который ростом мне только по колена? То ли дело огромные лакеи, те видны издалека. Эй! Жозеф!..

   В это время изящно одетая дама, напоминавшая своей походкой некоторые па из качучи, вышла из ближайшего ресторана и, простившись с сопровождавшим ее щеголем, направилась к коляске. Видя ее, кучер проворно вылез из экипажа.

   - Черт возьми! Вот госпожа идет... - пробормотал он, - до другого раза наша игра... Дай бог, чтобы она не видела, что я сидел в коляске!

   - А, это уж дочь моя! Что так скоро?.. Не имеешь, право, времени поболтать на свободе.

   - Боже мой, матушка, с кем это вы так громогласно разговариваете? - Изящная дама подошла к экипажу. - Это в высшей степени неприлично и чрезвычайно мне не нравится. Как!.. Вы опять играли в пикет в моей коляске. Это ни на что не похоже! Как смеют не исполнять моих приказаний! Сент-Томас, ведь я, кажется, запретила вам садиться в мою коляску?

   - Сударыня, госпожа Гратанбуль так меня просила сыграть хоть одну партию, что я не мог отказаться; она говорила, что мы здесь часа два простоим.

   - Право, матушка, вы неисправимы, вы никак не хотите понять, что если бы принц это увидел, то он бы ужасно рассердился.

   - Я думаю, принц-то твой еще не так бы разбесился, если бы увидел, как ты прогуливаешься с этим Микмак.

   - Тс! Молчите. Он прелесть как мил, этот шотландец; знатной фамилии, и глава клана.

   - Глава клана?

   - Посмотрите, какой он мне подарил хорошенький флакончик.

   - Пробочка-то на нем золотая, что ли?

   - Должно быть... но я хочу ехать, где же Жозеф, отчего его нет, чтобы подсадить меня в коляску?

   - Неизвестно куда он пропал, это я его кричала, когда ты подходила.

   - Надо его отыскать, не могу же я ехать без моего жокея? Сент-Томас, найдите этого дрянного мальчишку. Боже, какое наказание иметь такую дурную прислугу.

   Пока кучер отыскивает мальчика, госпожа его, вместо тога чтобы сесть к матери в коляску, отправляется погулять по аллее и находит там Вишенку и Леона, сидящих на скамье.

   Увидев девушку, она вскрикивает и, хватая ее за руку, говорит:

   - Я не ошибаюсь, это она, это ты, моя миленькая Вишенка! О, какая ты хорошенькая, моя милочка, честное слово, ты еще больше похорошела! Ты молчишь? Не узнаешь свою бывшую подругу по театру, Альбертину, которая носит теперь имя госпожи Сант-Тюберез. Я имею, душа моя, свою карету, своих лошадей, лакеев и в восторге, что развязалась тогда с актерами. Помнишь, какой я произвела фурор в Немуре? А ты? Надеюсь, что ты оставила этого негодяя Анжело. От него ты ничего и никогда не увидела бы хорошего. Но ты продолжаешь молчать, не потому ли, что знаешь, как я теперь богата? Я, душа моя, не сделалась от этого горделивее.

   Увидев подошедшую к ней Альбертину, Вишенка почувствовала, какие будут последствия этой встречи; но она не искала спасения в бегстве, не сделала вида, что не узнает бывшую актрису, но, стараясь по возможности скрыть свое волнение, отвечала ей:

   - Извините, сударыня, но в первую минуту... я так далека была мыслью от вас... как здоровье вашей матушки?

   - О, так же здорова и крепка, как колонны собора Нотр-Дам. Она вон там сидит в коляске. Я ей сейчас задала головомойку за то, что она играла в карты с моим кучером. Я нахожу это отвратительным. Бедная моя Вишенка, как я довольна, что встретилась с тобою! Ты все еще играешь в театре?

   - Нет, сударыня.

   - Между нами будет сказано, я рада, что ты больше не актриса, это не твое призвание, Но вот и мой жокей, иду садиться в коляску. Прощай, Вишенка, приходи когда-нибудь ко мне; я живу на Антенской улице, 19; я тебе покажу серебряный сервиз, который подарил мне мой принц, когда случается, что нам подают обед на этом сервизе, то матушка по шесть часов сидит за столом. Прощай, душенька, надеюсь, что ты меня навестишь.

   И Альбертина де Сант-Тюберез жмет руку Вишенке, кланяется Леону Дальбону, идет к коляске и исчезает, уносимая своими быстрыми конями.

   Молодой человек сначала слушал с удивлением разговор Альбертины с Вишенкой, потом удивление его превратилось в положительное недоумение, и Альбертины давно уже не было с ними, а он все стоял безмолвный, ошеломленный тем, что слышал.

   Наконец девушка, собравшись с силами, обратилась к нему со следующими словами:

   - Теперь вы знаете тайну, которую я от вас скрывала, знаете, почему я отказалась от чести быть вашей женою. Да, я была актрисой. Но это не преступление... Можно принадлежать к самому низшему слою общества и оставаться честной, благоразумной, но я... я не была такою. Та, которую избрало ваше сердце, недостойна вас. Мое настоящее имя Вишенка... Я не племянница Сабреташа, я бедная девушка, не знающая своих родителей. Собрегаш сжалился надо мной, я была так несчастна. Он пригрел меня, назвал своей племянницей, и с тех пор, как я живу у него, я стараюсь всегда вести себя так, чтобы быть достойною его покровительства... Но это не может искупить мои прежние ошибки! Теперь вы видите, что я была права, отказываясь от чести быть вашей женою, и давала вам хороший совет, прося вас забыть меня. Знаю, что я давно должна была вам все это рассказать, но у меня недоставало решимости... Тяжело переносить презрение того, кого мы любим... Прощайте, господин Леон, прощайте, я всегда буду молиться о вашем счастье... А теперь нужно ли еще говорить вам: забудьте меня!

   Вишенка встала и, бросив последний взгляд на Леона Дальбона, слушавшего ее в молчании, быстро удалилась.

   Молодой человек, уничтоженный всем, что слышал, не шевельнулся, чтобы остановить Вишенку.

   Вечером того же дня Сабреташ, возвратившись с работы, нашел свою приемную дочь бледною, в слезах, в ужасном отчаянии. Он подошел к ней, взял ее за руки и заговорил голосом, проникавшим прямо в сердце:

   - Что с вами случилось, дитя мое? Расскажите мне все. Вы знаете, ваше горе должно быть также и моим горем.

   И Вишенка сообщила своему старому другу все, что было с нею в этот день.

   - Стало быть, теперь господину Леону Дальбону все об вас известно, - проговорил Сабреташ.

   - Да, друг мой, все... исключая, впрочем... О! Есть нечто, что я бы никогда не решилась ему рассказать, я бы умерла от стыда. Но он и так достаточно знает и видит, что я не стою быть его женою... Ах, он доказал мне это, прощаясь со мною; он даже не взглянул на меня, когда я уходила.

   - Бедная моя девочка, я понимаю, как вы должны были страдать, но мне кажется, лучше, что все так кончилось. Есть очень горькие, очень неприятные на вкус лекарства, но они-то и излечивают болезнь. Этот молодой человек, не зная причины вашего отказа, преследовал бы вас своей любовью, а к чему бы это привело?.. Теперь же, узнав, в чем дело, он вас оставит в покое и не будет искать с вами встречи... Понимаю, как это больно и грустно, потому что вам было приятно часто видеться с ним... Но если вы действительно его любите, то не лучше ли, чтобы он больше не убаюкивал себя несбыточными надеждами, не страдал, любя вас!

   - Вы правы, друг мой... да... так лучше, пусть я одна страдаю.

   - А теперь, так как ничего не нужно делать, мы переменим квартиру. Елисейские поля для вас более не годятся, они слишком живо и часто будут напоминать о ваших свиданиях с господином Леоном. Вам все будет казаться, что он едет мимо вас верхом или мелькает между деревьями. Надо непременно нам поселиться в другом квартале.

   - Хорошо, друг мой, но, может быть, вы потеряете из-за этого свою работу?

   - О, не бойтесь, у меня набрано работы на шесть месяцев, и я рад, что представляется случай взять квартиру просторнее и красивее. Завтра же отправляюсь отыскивать новое помещение.

   Через три дня после этого разговора Сабреташ поселился с Вишенкой в Батиньоле, в хорошенькой, уютной квартирке.

   На этот раз он не забыл дать свой адрес Петарду.

  

   Год прошел с тех пор, как Сабреташ поселился с Вишенкой в Батиньоле, в хорошеньком домике на улице Дам. К этому домику примыкал сад, делившийся на маленькие участки. Каждый постоялец домика имел право на один из этих участков.

   В продолжение всего этого года у старого служаки было довольно работы, дела его шли успешно. Самый верный путь к богатству - это труд и распорядительность средствами.

   Вишенка, желая быть полезной своему благодетелю, тоже не проводила время праздно: она усердно работала, надеясь посредством труда возвратить мир и спокойствие своему истерзанному сердцу. Но частые вздохи, грустное, задумчивое выражение ее прелестных глаз доказывало, что она страдала, что любовь к Леону жила в ее душе. С тех пор как она поселилась в Батиньоле, девушка каждый день давала себе слово забыть его, никогда даже не произносить его имени, и что же?.. Все думала о нем.

   Большая перемена произошла в Вишенке за этот год. Из молоденькой девочки она превратилась в высокую прелестную девушку, всегда одетую скромно, но изящно. Это уже не была служанка гостиницы, гризетка, поступившая на сцену, но хорошо воспитанная барышня, за которой меньше ухаживают, но больше уважают. Читая много, она приобрела навык выражаться более правильно, потому что даже из самых пустых сочинений можно извлечь для себя какую-нибудь пользу. Верный, светлый ум всегда имеет возможность усвоить все хорошее и отбросить дурное.

   Со времени своего переселения в Батиньолу Сабреташ и молодая девушка никогда более не заглядывали на Елисейские поля; не ходили они также и на гулянья в Нейли. Сабреташ сознавал, что если он поведет туда Вишенку, то вид этих мест причинит ей сильнейшее страдание, пробудив в душе ее воспоминание недавнего прошлого, потому что в Нейли она встретилась в первый раз с Леоном Дальбоном. И потому, когда Петард как-то раз предложил пойти погулять в ту сторону, посмотреть, много ли еще осталось цветов в хорошеньком загородном домике господина Дюмарселя, Сабреташ поспешно отвечал ему:

   - Мы не хотим более ходить туда. Гебе это должно быть понятно, потому что там могут тоже оказаться крысы, а ты их не очень жалуешь.

   С начала зимы Сабреташ ходил навестить господина Дюмарселя, которого он нашел еще более грустным, нежели чем до своего путешествия.

   - Вы мало пользовались моим загородным домом, который я отдавал в ваше полное распоряжение, - сказал ему господин Дюмарсель, - садовник мой говорит, что он вас видел там всего два или три раза.

   - Это правда, обстоятельства так сложились, что, я не мог часто там бывать, не все так делается, как предполагаешь... Потом, переменив квартиру... я не живу более в окрестностях Нейли. Мы снимаем квартиру в Батиньоле, на улице Дам.

   - Вам эта местность нравится более, нежели Париж?

   - О, в Батиньоле у меня квартира гораздо лучше... с тех пор, как я знаком с вами, дела мои пошли отлично, вы принесли мне счастье.

   - Тем лучше!.. А племянница ваша все с вами?

   - Со мной ли?.. О, да, конечно... мы никогда с нею не расстанемся!

   - Она, должно быть, не хочет выходить замуж?

   - Для нее это невозможно.

   - Невозможно? Такая молоденькая, хорошенькая, быть не может, чтобы у нее не было женихов.

   - Конечно, есть... но она им все отказывает.

   - Стало быть, тут замешалась какая-нибудь исключительная привязанность?

   - Извините... я ничего не могу вам сказать.

   - О, я не выспрашиваю ваши тайны, любезный друг. Они есть у каждого из нас, есть и такие, которые всегда должны оставаться в глубине нашей души. Не сердитесь, что я так расспрашивал вас о вашей племяннице, к которой я сразу почувствовал какое-то влечение... даже привязанность, как ни покажется вам это странно, потому что я так мало ее видел.

   - Это нисколько меня не удивляет, милостивый государь, в Агате действительно есть что-то такое, что с первого взгляда привлекает к ней все сердца... я сам, как только встретился с ней, тотчас же полюбил ее.

   - Но она выросла на ваших глазах?

   Сабреташ чувствует, что сказал глупость, стараясь поправить свою ошибку, начинает рассказывать, что молодая девушка воспитывалась вдали от него, что он долго ее не видел. Потом он откланивается. Господин Дюмарсель обещает достать ему еще новую практику.

   Вишенка была очень тронута, узнав, какое продемонстрировал к ней участие господин Дюмарсель, и сказал:

   - Я и сама искренне желаю видеть его счастливым.

   - Дай-то бог, - отвечал Сабреташ, - но сомневаюсь, чтобы это когда-нибудь случилось. Я нахожу, что этот добрый и великодушный человек сделался еще более грустным, нежели он был до своего последнего путешествия, вероятно, оно не было удовлетворительно, впрочем, он мне сказал, что опять уедет на некоторое время.

   - Желала бы я знать, кто причиняет ему такое горе?

   - Это его тайна, моя дорогая милочка... и... на этом свете у многих из нас есть своя.

   В один жаркий летний вечер, проведенный Петардом у своих друзей в Батиньоле, когда он уже собрался уходить домой, доиграв свою партию в пикет с Сабреташем, приятель был удивлен его странным вопросом:

   - Скажите, пожалуйста, что, у вас в доме есть больные или очень зябкие постояльцы?

   - Почему ты это спрашиваешь?

   - Потому что, вот уже два раза, уходя от вас, я встречал господина, который поднимался по лестнице... вроде тех, которые работают... ну, что бы там ни было... одежда его очень скромная... но чистая... у этого господина воротник его пальто вечно поднят до ушей... козырек его фуражки совершенно закрывает его глаза. Судите же, где тут проходить воздуху! Вот почему я себе и сказал: "Верно, этот господин болен или ему холодно".

   Если он зябнет, это очень удивительно, у нас теперь август, и всякий день в школе для плаванья толпа купающихся.

   - Я не знаю о ком ты говоришь, - сказал Сабреташ, - из живущих в этом доме я никого не видел, кто бы так кутался. Не видела ли ты, Агата?

   - Нет, мой друг.

   - Что, это молодой человек или старик?

   - Если мне удастся увидеть хотя один хвост у льва, то я сейчас же могу сказать, который год животному, но как определить, стар человек или молод, когда я заметил только кончик его носа, а на носу редко бывают морщины.

   - Впрочем, все равно, стар или молод наш сосед. Он, вероятно, живет над нами и никогда нас ничем не беспокоит, не правда ли, малютка?

   - Я никогда ничего не слышу, - отвечала Вишенка, - можно подумать, что наверху никто не живет.

   Петард уходит, и разговор о странной личности прекращается. Но назавтра Сабреташ говорит молодой девушке за обедом:

   - Я осведомлялся у привратника... так, не показывая ему и вида... потому что ведь желательно знать, кто живет в одном с вами доме, и к тому же люди, скрывающие свое лицо, подозрительны... я спросил у привратника:

   - Много ли жильцов на пятом этаже, над нами? Так как в доме всего пять этажей, я и подумал: "Вот теперь я узнаю, что это за господин, которому все холодно". Привратник мне отвечал: "На пятом этаже, над вашей квартирой, находятся два помещения для холостяков, их занял недель шесть тому назад один молодой человек".

   - Он, вероятно, человек семейный? - поинтересовался я.

   - Нет, он живет один... полагаю, он приказчик из магазина галантерейных товаров, по крайней мере выдает себя за такого. Он прекрасно меблировал свои комнатки, но никого не принимает, и никто его не спрашивает. Господин Жюльен ходит работать в свой магазин, ведет себя хорошо, иногда не ночует дома, но это случается редко.

   - Но он, верно, очень зябок, ваш приказчик, - спросил я еще, - потому что, говорят, всегда закрывается до самых ушей.

   - О, совсем нет, но у него часто болят зубы, и вот почему господин Жюльен, приходя и уходя, всегда закрывает лицо платком.

   - Вот, дитя мое, что я узнал о нашем соседе, личность которого так поразила Петарда.

   - Признаться вам, друг мой, я об этом соседе вовсе не думала. Вы знаете, Петард всегда делает из мухи слона. У этого приказчика болели зубы, а он придумал, что тут что-то кроется. Если бы он увидел, что я надела на голову вуаль, он бы сказал, что у меня оспа.

   Сабреташ засмеялся над словами девушки, и после этого между ними не было уже более разговора о молодом жильце с пятого этажа.

   Нисколько дней спустя Вишенка, гуляя в своем маленьком садике, увидела, что кто-то стоит у окна пятого этажа. Это должен быть их сосед, у которого так часто болят зубы, потому что он один занимает весь верхний этаж. Она старается рассмотреть его лицо, но на голове его фуражка с большим козырьком, закрывающим весь лоб, кроме того, у рта он держит платок. Как только он увидел, что глаза девушки обращены в его сторону, сразу отошел от окна.

   "Петард прав, - подумала Вишенка, - этот человек не хочет, чтобы его видели, потому что если болят зубы, то нет особой надобности так надвигать на лоб фуражку".

   В этот раз появление таинственного господина занимает и смущает Вишенку. В ее прошлом так много того, чего она может страшиться, что достаточно малейшей случайности, чтобы возобновились все ее опасения. Молодая девушка содрогается при мысли, что рядом, возможно, живет личность, знавшая ее в дни унижений. Эта мысль - мученье для нее, потому что напоминает эпоху ее жизни, которую она хочет забыть. Она спешит удалиться из садика, желая скрыться от взглядов мужчины, который быстро отошел от окна, увидев ее.

   Вишенка не передает, однако же, своих опасений своему покровителю; она знает, что при малейшем ее беспокойстве Сабреташ переедет на другую квартиру, однако здесь у них очень хорошее и удобное помещение, поэтому она и не хочет, чтобы Сабреташ оставил его, да к тому же оно чрезвычайно нравилось старому солдату.

   Проходит неделя, а сосед не дает о себе знать. Однажды Петард говорит:

   - Я больше не встречаю господина, у которого торчит только один нос.

   - Должно быть, уехал в деревню, - отвечает Сабреташ, - потому что вот уж восемь дней как он не приходит домой.

   - Вы разве справлялись об этом господине, мой друг? - спросила Вишенка.

   - Нет, но сегодня утром привратник мне сам об этом рассказывал.

   Вишенка вздохнула свободно, узнав, что постоялец пятого этажа за нею более не подсматривает.

   На другой день Петард приносит письмо, которое подает своему старому товарищу, говоря:

   - Вот что поручил передать тебе привратник. Какой огромный пакет... напоминает приказы, которые я когда-то относил.

   Сабреташ берет письмо. Живейшее волнение овладевает им при виде знакомого почерка. Вишенка, которая смотрит на него, в свою очередь, трепещет и спрашивает со смущением:

   - От кого это письмо, друг мой?

   Сабреташ, не отвечая ей ни слова, ломает печать. В конверте он находит два письма: одно к нему, другое к Вишенке. Оба написаны рукою Леона Дальбона. Одно из этих писем он подает молодой девушке, которая радостно вскрикивает:

   - От него? Да, это от него! Он меня не забыл.

   Петард, поняв, что его присутствие тут неуместно, удалился в другую комнату и уселся там курить возле окна.

   - Прочтем сначала, что он пишет ко мне, - сказал Сабреташ:

   "Милостивый государь!

   Я знаю, что вы не дядя Агаты, но вы ее покровитель, вы заменяете ей родителей, следовательно, вы желаете только ее счастья. Во имя вашей к ней привязанности, умоляю вас, милостивый государь, будьте перед ней моим ходатаем, упросите ее не отказать мне вторично принять мое предложение - быть моей женою. Я знаю теперь, почему тогда она мне отказала. Она призналась мне в своих ошибках, но это не охладило моей любви, год испытания доказал мне, что я не могу жить без нее, и потом, как не простить некоторые ошибки той, которая своим раскаянием и своим хорошим поведением доказала, что сердце ее не испорчено. Осмеливаюсь Написать ей несколько строк... Прошу вас передать ей мое письмо и не отказать мне в вашем перед ней заступничестве; можете быть уверены, что я думаю только о ее счастье".

   - Славный молодой человек, - сказал Сабреташ. - Черт возьми, он вас действительно любит... Теперь, малютка, посмотрим, что он пишет вам.

   Вишенка вытирает слезы, текущие из ее глаз, и, едва сдерживая рыдания, читает свое письмо:

   "Прошел год со времени нашего последнего свидания, год с тех пор, как я узнал, почему вы отказываетесь от союза со мною. Я никогда не думал, что сумею когда-нибудь вас забыть, а теперь вижу, что не могу жить без вас. Милая Агата, я не хочу называть вас другим именем, не откажите мне составить мое счастье. Нужно ли вам говорить, что ваше прошлое никогда не будет для меня помехой. Ах! Вы можете быть уверены, что, став моею женою, вы всегда будете окружены любовью и почтением. Одно слово от вас - и я спешу броситься к вашим ногам.

   Леон Дальбон".

   - Ах! Столько любви... столько любви! А я не могу быть его! - воскликнула Вишенка. - Это испытание выше моих сил... я изнемогаю!..

   Голова молодой девушки закинулась назад, губы побледнели, и глаза закрылись.

   - Боже, ей дурно! - кричит Сабреташ. - Эй, помогите... Петард, иди сюда... помоги мне!

   Петард прибегает на зов своего товарища, видя бесчувственную Вишенку, он бледнеет и, прислоняясь к стене, бормочет:

   - Ах, царь мой небесный!.. Что это такое с ней сделалось, с твоей барышней?.. У меня голова кружится... видеть ее в таком положении... мне кажется, я сам умираю...

   - Экой безумный, смотри, не упади в самом деле в обморок... давай скорее воды... уксусу!..

   - Вот, вот. Для меня лучше очутиться между двух львов, нежели видеть бесчувственную женщину.

   Но обморок Вишенки, происшедший от сильного душевного волнения, не был продолжителен; она уже пришла в себя, когда Петард прибежал с бутылкой масла, которое он хотел дать ей понюхать.

   - Убирайся с твоим маслом, ты более не нужен... ступай курить к окну, - говорит ему Сабреташ.

   - Разве барышня теперь здорова?

   - Да! Все прошло... оставь нас в покое.

   И Сабреташ заталкивает своего старого товарища в другую комнату и затворяет за ним дверь. Потом возвращается к плачущей Вишенке и говорит:

   - Как же вы решаетесь, поступить, дитя мое?

   - О, друг мой... если бы я могла уступить его просьбам... если бы я могла быть его... это было бы такое счастье. Но вы знаете так же хорошо, как и я, что этот союз невозможен, что я не могу быть его женою.

   - Но, если он знает... ваше прошлое... если, несмотря на это, он хочет на вас жениться?

   - Нет, я не все ему рассказала... есть нечто, в чем я не имела сил ему признаться, я бы умерла от стыда и горя, если бы он узнал.

   - Но... он никогда не будет знать... ни вы, ни я ему не расскажем, следовательно, для него как будто ничего и не было.

   - О, друг мой, не говорите мне этого, не старайтесь поколебать мою решимость. А если из-за какого-нибудь непредвиденного случая ему придется узнать об этом позоре... не будет ли он вправе тогда проклясть, прогнать меня?

   - Конечно, и я говорю вам только, что он может никогда ничего не узнать; я не советую вам поступать так, чтобы вы могли после раскаиваться... Но все равно... бедный молодой человек... отвечайте ему сами... это будет лучше, нежели, чтобы написал я.

   Вишенка садится к письменному столику, но решительно не знает, что написать Леону. Она начинает десять писем, но ни одно ей не нравится, в каждом из них слишком много любви к Леону. Наконец, она написала следующее:

   "Вы все еще меня любите... меня, которая так мало достойна вашей любви. Если бы вы знали, как трогает меня ваша любовь, вы бы пожалели, что я должна оттолкнуть от себя счастье, которое превышает собою все, что когда-либо грезилось мне в моих мечтах. Но чем больше вы мне говорите о любви, тем более я сознаю, что недостойна вас, и потому еще раз повторяю вам: нет, я не могу быть вашей женою, я не могу носить ваше имя!.. Мое прошлое мне не дозволяет... не хочу, чтобы вы краснели за меня... Прощайте, пожалейте меня".

   Вишенка подписывает свое имя и передает письмо Сабреташу, который, прочитав его, одобрительно кивает. Потом Вишенка запечатывает его, и старый воин, взяв свое кепи, отправляется на почту.

   Сабреташ возвратился поздно. Он долго ходил по бульвару, чтобы развеять свои мысли. Он нашел Вишенку печальною, но покорившейся своей участи. Она теперь знала, что Леон ее любит, и это служило ей утешением.

   Пожав руку Вишенке, Сабреташ удалился в свою комнату, отворяя дверь, он увидел Петарда, стоявшего у окна с бутылкой масла в руках. Уходя из дома, он совершенно забыл, что оставил его здесь.

   - Как, ты до сих пор не ушел?

   - Конечно. Ты мне сказал: "Стой у окна!" и я стою... я не имею привычки оставлять свой пост, а ты не приходил отпустить меня....

   - Бедный Петард! Но поставь же на место бутылку с маслом.

   - Масло больше не нужно Агате?

   - Нет, нет, все прошло... можешь идти спать, приятель.

   - Что такое было в том письме, что оно вас обоих так взволновало?.. Если тебе нужны деньги... ты знаешь, у меня есть сто пятьдесят франков... они целы... я их не истратил...

   - Благодарю, мой добрый Петард... благодарю... ах, в деньгах у нас теперь нет недостатка.

   - Может быть, тебе нужно достать что-нибудь, чего здесь нет, то я готов идти хоть за тысячу лье за этим.

   - О, я уверен в твоей преданности, но тут, к несчастию, ни ты, ни я ничем помочь не можем. Иди спать, Петард.

  

   Посланье Леона Дальбона снова изгнало мир из жилища Сабреташа. Вишенка, несмотря на то, что все силы употребляла, желая казаться спокойной, только и думала, что о любви к ней Леона Дальбона, любви, такой чистой, истинной, которую ока вынуждена была отвергнуть.

   Сабреташ никогда не упоминал имени Леона, но грустил, видя, как Вишенка страдает.

   Петард, не смея ни о чем спрашивать, ограничился одними своими наблюдениями за девушкой. Если он видел, что Вишенка менялась в лице или подносила руку ко лбу, тотчас бежал за бутылкой с маслом, воображая, что она сейчас упадет в обморок.

   Однажды вечером с пятого этажа донесся довольно сильный стук.

   - Кажется, сосед возвратился, - сказал Сабреташ.

   - Какой сосед? - спросил Петард.

   - Тот самый, который встречался с тобой на лестнице и у которого ты видел только кончик его носа.

   - А, тот, что все время зяб? Я его больше не встречаю.

   - Он надолго отсюда отлучался, но шум, который мы слышим, доказывает, что он возвратился, впрочем, может быть, квартиру сдали другому. Надо осведомиться об этом у привратника.

   Вишенка давно забыла таинственного соседа; письмо Леона Дальбона изгладило в ее душе все прочие воспоминания, и она равнодушно слушала, что говорилось о человеке, не так давно возбудившем ее опасения. Что могло страшить ее теперь, когда она уже отказалась от своего счастья?

   На другой день Сабреташ сказал Вишенке:

   - А ведь жилец пятого этажа действительно возвратился.

   - Так он уезжал?

   - Да, он уезжал недель на шесть в деревню, но, должно быть, деревенский воздух не пошел ему на пользу. Привратник говорит, что господин Жульен возвратился оттуда бледный, больной и теперь совсем не выходит из своей квартиры.

   - Бедный молодой человек! Есть при нем кто-нибудь?

   - Нет, вероятно, он этого не желает. По словам привратника, он, кажется, человек состоятельный и, если бы захотел, мог бы нанять прислугу.

   - Действительно, почему не нанять кого-нибудь, чтобы за ним ухаживали?

   - Значит, не хочет. Но, вероятно, привратник многое прибавляет. У соседа нашего, может быть, всего лишь насморк.

   Прошла неделя, и Сабреташ опять говорит Вишенке:

   - А ведь сосед-то наш действительно болен. Я сейчас встретил привратника, который нес ему теплое питье, и он сказал мне, что молодой человек уже не встает с постели.

   - Ах, боже мой! - вскрикивает Вишенка. - И при нем все нет никого?

   - Он даже запретил, чтобы к нему позвали доктора.

   - Очень странно. Если бы я знала, что могу хоть чем-нибудь помочь, я бы пошла к нему. Это не было бы неприлично, друг мой?

   - Конечно, нет, соседи должны всегда помогать друг другу, но если этот человек не желает никого видеть, даже пригласить доктора, то что же мы тут можем сделать?

   - Это правда, и тем более, что мы незнакомы с этим молодым человеком, но, друг мой, не можете ли вы справляться каждый день о его здоровье у привратника?

   - Я так и хотел сделать. Мне, так же как и нам, дитя мое, грустно знать, что возле нас живет страждущий человек, а я не могу пойти и сказать ему: "Располагайте мною".

   Прошло еще четыре дня, Вишенка уже сама ходит к привратнику утром и вечером спрашивать о здоровье соседа. На пятый день она находит привратника заметно обеспокоенным.

   - Сударыня, - говорит он ей, - я очень тревожусь... господину Жульену гораздо хуже. Он едва говорит и ничего не ест, не захотел даже пить теплое питье, которое я ему приносил. Если этот молодой человек умрет, то меня будут осуждать, почему я не позвал к нему доктора. Прошу вас, сударыня, пойдите к нему вместе со мною. Вы мне скажете, как вы находите его состояние, и потом, может быть, он вас будет слушаться больше, чем меня. Женщины умеют обращаться с больными.

   Вишенка охотно поднимается с привратником на пятый этаж.

   Привратник входит первый в квартиру молодого человека, а Вишенка, чувствуя, что она дрожит и смущается, говорит ему:

   - Я подожду здесь, в прихожей, пока вы сходите навестить больного и спросите у него, позволит ли он мне войти.

   Привратник идет в другую комнату и возвращается оттуда на цыпочках, говоря:

   - Он, мне кажется, спит... я не посмел его разбудить.

   - О! Вы очень хорошо сделали.

   - Если бы вы могли немного подождать здесь... я должен идти, потому что внизу нет никого.

   - Идите, идите, не стесняйтесь, я могу здесь остаться, когда я услышу, что он шевелится, я войду к нему.

   - И вы тогда увидите, должен ли я сходить за доктором.

   - Да... да, я вам тогда скажу, ступайте же.

   Привратник удалился, и Вишенка осталась одна в квартире молодого больного. Она с любопытством осматривается и видит, что в комнате, где она находится, мало мебели, но обстановка слишком красива для квартиры приказчика, и Вишенка говорит себе: "Это комната светского молодого человека, а не приказчика... очень странно!.. Все здесь показывает достаток. Зачем он нанял комнаты на пятом этаже... и не желает иметь при себе сиделку... Верно, он несчастлив и не хочет выздороветь. Может быть любовь, причина его болезни... о, тогда он прав... ему не нужен доктор".

   Девушка погружается в свои мечты, и тихая грусть овладевает ее сердцем. Она думает о Леоне Дальбоне, о том, что он страдает от любви к ней, и при этой мысли лицо ее орошается слезами... она забывает о больном, но легкий шорох в соседней комнате возвращает Вишенку к действительности. Она поспешно встает и идет к больному.

   В комнате, в которую она тихо вошла, очень темно. Осторожно ступая, подходит Вишенка к кровати... больной лежит, тяжело дыша, лице его повернуто в ее сторону.

   Вишенка видит это бледное худое лицо... дрожит... приближается... и с горестным криком падает на колени перед кроватью.