Кок Поль Де - Вишенка

nbsp;Поневоле придешь к вам сюда, потому что, с тех пор как мой племянник женился на вас, он нигде не показывается, живет, как медведь в берлоге. Может быть, это обет, но весьма прискорбный для его друзей и знакомых.

   - С тех пор как я женился, тетушка, я счастлив в обществе моей жены и не желаю другого. Нам так хорошо было здесь, в деревне, что мы не хотели никуда ехать. Не знаю, живут ли медведи в своих берлогах так, как мы, если да, значит, они умеют с толком пользоваться жизнью. Что же касается моих друзей и знакомых, то, говоря вам откровенно, я не Намерен стеснять себя из-за них. Они мне не будут за это благодарны. Вы знаете так же хорошо, как и я, что свет негодует, если мы счастливы вдали от него, и издевается над нами, если мы жертвуем ему своим счастьем.

   - Вот как вы стали поговаривать, племянник.

   - Я отвечаю вам как следует, милая тетушка.

   - Но тетушка ваша, верно, устала с дороги, - говорит Вишенка мужу. - Не прикажете ли проводить вас в приготовленные для вас комнаты? - прибавила она, обращаясь к госпоже де Фиервиль.

   - Сделайте одолжение, я хочу переодеться. К вам приезжают когда-нибудь соседи?

   - Нет, никогда.

   - Так вы живете, как в монастыре.

   - У нас, впрочем, гостит теперь мой старый профессор музыки, господин Гишарде. Он дает Агате уроки на фортепьяно.

   - Господин Гишарде? Отлично!.. Пойдемте, сударыня, я желаю пройти к себе.

   Вишенка, проводив госпожу де Фиервиль в приготовленные для нее комнаты, возвратилась к мужу.

   - Ну, как ты ее находишь? - спросил Леон.

   - Я вообразила себе, что она стара, а она еще молода, твоя тетушка.

   - Да, ей лет сорок, не больше.

   - Она, вероятно, была очень хороша?

   - Да, она была хороша, но никогда не имела в лице особой приятности.

   - Может быть, друг мой, если бы она не смотрела на всех так гордо и так насмешливо, уверяю тебя, она бы мне понравилась, если бы она была со мной хотя бы немного приветлива, не сердилась на меня за то, что я твоя жена! Право, я готова ее полюбить.

   - Потому что ты добра, душа моя, тебе не понятно удовольствие, которое испытывают некоторые люди, насмехаясь, порицая и оскорбляя других. Ты не подозреваешь, что есть личности, под видом самой изящной вежливости старающиеся наговорить как можно более неприятного, обидного, язвительного ради красного словца. Таким особам ничего не стоит поднять на смех своего лучшего друга, лишить доброго имени женщину.

   - Боже мой! Но это же ужасно!.. И подобное часто случается в большом свете?

   - Вообще, моя милая, свет только и живет злословием. И можно радоваться, когда он не доходит до клеветы. Женщины всегда ужасно злятся друг на друга, они в этом отношении гораздо неумолимее мужчин, это признано, если в обществе вы знаете двух женщин, находящихся между собою в неприязненных отношениях, вам стоит только прислушаться к их разговору, и вас поразит беглый огонь едких слов и насмешек. И я заметил, что самые глупые, по-видимому, женщины никогда не замедлят ответить на злобное замечание, всегда найдутся. Это доказательство, что ум и находчивость злобы не одно и то же. Часто мне приходилось слышать в обществе следующие отзывы о женщине, только что выставившей в смешном виде многие личности: "Как она умна! Как славно она их отделала". И потом, когда мне случалось познакомиться с подобной женщиной, я скоро открывал, что этот злоречивый, насмешливый ум не заключал в себе ничего хорошего, что у особы этой не было ни здравого смысла, ни доброго сердца, ни ясного понимания вещей.

   - Разве тетушка твоя такова?

   - Нет. Я не говорю. Но эта женщина никогда, должно быть, не знала любви. Она не любила, вероятно, и своего мужа.

   - Она вдова?

   - Да. Двадцати одного года она вышла замуж за господина де Фиервиля, дворянина знатной фамилии. Это, вероятно, льстило ее самолюбию.

   - Были у нее дети?

   - Нет, не было.

   - Ах, друг мой, вот причина, почему у нее такой своенравный и угрюмый характер. Если бы у нее были дети, она была бы добрее.

   За несколько минут до обеда госпожа де Фиервиль пришла в гостиную. Вишенка предложила ей пойти в сад с ней, на что она согласилась. Леон остался в доме, под предлогом подвести итоги некоторых счетов, но, в сущности, потому, что ему хотелось, чтобы жена его и тетка познакомились поближе. Он думал, что Вишенка может только выиграть во мнении госпожи де Фиервиль.

   Но, прохаживаясь по прелестным дорожкам сада, госпожа де Фиервиль обращается с Вишенкой с холодностью, которая не допускает никакого сближения. Когда молодая женщина обращает ее внимание на какой-нибудь прекрасный вид или рассказывает, что находится в таком-то строении, она выслушивает ее с величайшим вниманием, но с таким видом, как будто осуждает каждое ее слово, каждое выражение. Когда же молодая женщина заканчивала говорить, гостья или не отвечала ей совсем, или же произносила междометие, которое можно было истолковать различным образом.

   Вишенка очень обрадовалась, услышав обеденный звонок. Для нее была неприятна прогулка с госпожою де Фиервиль.

   Присутствие за обедом господина Гишарде оживляет общество. Профессор музыки - природный меломан, он не понимает, как можно жить без музыки, и приходит в величайшее удивление, слыша, что госпожа де Фиервиль не музыкантша.

   - Как, сударыня, вы не играете на фортепьяно?

   - Я ни на чем не играю, милостивый государь.

   - Не играете и на арфе, ни даже на гитаре?

   - Повторяю вам, что не играю ни на каком инструменте.

   - Но вы, вероятно, поете?

   - Нет, милостивый государь, и никогда не желала.

   - Честное слово, это удивительно! Вы редкость, сударыня.

   - Что вы этим хотите сказать, милостивый государь?

   - То, что вы составляете исключение, сударыня.

   - Потому что вы преподаете музыку, значит, считаете, что все должны ее любить?

   - Так вы не любите музыки?

   - Ах, боже мой, я ее не люблю и не ненавижу. Я слушаю ее равнодушно, как и все, что приходится слушать в наших гостиных.

   - Что же касается вас, мой милый Гишарде, то я уверен, что вы с детства любили музыку?

   - Да, государь мой, уже с шести лет я сочинял на детской свистульке вариации на тему песни "При свете луны", и, конечно, впоследствии я бы не оставил сцены театра, если бы не желал посвятить себя всецело музыке.

   - Вы были актером, мой милый профессор?

   - Да. Всего лишь год, но каждый вечер у меня появлялась хрипота, и я решил покинуть сцену.

   - Как, милостивый государь, вы принадлежали к театральной труппе? - презрительно замечает госпожа де Фиервиль. - Право, мне кажется, что если делаешь подобные вещи, то следует их скрывать.

   - Почему же это, сударыня? - отвечал профессор, поднимая голову. - Что постыдного быть актером? Разве не на театральной сцене блещут величайшие таланты, которых желают видеть у себя все государства Европы? Предрассудков против актеров более не существует, сударыня, разве вы желаете их воскресить?

   - Я нахожу, милостивый государь, что следует уважать все предрассудки, но, конечно, здесь не будут со мной согласны.

   Произнося эти слова, она смотрела на Вишенку, которая в продолжение всего разговора едва могла скрыть свое волнение. Чтобы прервать этот разговор, Леон спешит встать из-за стола и, подводя к фортепьяно Вишенку, говорит:

   - Сыграй нам что-нибудь, моя милая.

   - Тетка твоя не любит музыки, - тихонько отвечает ему Вишенка.

   - Тем лучше! Я буду несказанно рад, если жизнь у нас ей не понравится.

   Госпожа де Фиервиль берет свое вышивание и слушает музыку, не говоря ни слова. Леон ей предлагает сыграть партию в вист, но она сухо отвечает:

   - Благодарю, я не люблю играть в карты.

   - Что же любит эта женщина? - тихо спрашивает профессор.

   - Ничего.

   - Она хорошо делает, потому что ей никто бы не стал платить взаимностью.

   Следующий день проводят как и первый, только Вишенка говорит мужу:

   - Прошу тебя, друг мой, если тетушка твоя захочет пойти гулять, не отпускай меня с ней одну, потому что, когда я с ней говорю, она мне не отвечает ни слова... она довольствуется тем, что вместо ответа смотрит на меня, но смотрит так, как будто хочет прочитать все мои мысли. Боже мой! Она ничего не найдет в моем сердце, кроме любви к тебе, уважения к ней и сожаления, что я не могу заслужить ее расположения.

   - Ты имеешь все мое расположение, всю мою любовь, разве это не лучше?..

   - О, да, друг мой!.. Ради любви твоей ко мне я готова переносить презрение, которое показывает твоя тетка... потому что я вижу, с каким пренебрежением она смотрит на меня.

   - Не сказала ли она тебе чего-нибудь оскорбительного?

   - Нет, друг мой... ведь она со мной не говорит...

   - Потерпим немного, не может быть, чтобы она долго у нас прожила. Мы ведем жизнь такую тихую, а она привыкла к шуму светских удовольствий и, вероятно, скоро здесь соскучится.

   - Жаль, что она не хочет полюбить меня хотя немножко!

   Но молодые супруги обманулись в своих надеждах, госпожа де Фиервиль не думала уезжать из поместья "Большие дубы", хотя проводила целые дни, скучая, не говоря почти ни слова с Вишенкой, не принимая участия ни в каких развлечениях. Но есть люди, способные проскучать сколько угодно, лишь бы сделать неприятность тем, в доме которых они живут.

  

   Прошел месяц с тех пор, как госпожа де Фиервиль поселилась у своего племянника, как вдруг, в одно прекрасное утро, перед завтраком, молодые супруги услышали, как со двора донесся голос Сабреташа.

   - Ах, боже мой! Сабреташ приехал! - вскрикнула с испугом Вишенка, смотря на своего мужа.

   - Да, это действительно он. Я очень ему рад, он не мог приехать более кстати, по крайней мере он оживит своим присутствием наш дом.

   - Но, Леон... а твоя тетка?.. Как найдет она манеры, выражения, иногда слишком энергичные, моего старого друга?

   - А что она хочет? Сабреташ считается твоим дядей, и он всегда будет принят как уважаемый родственник. И потом, нет ничего удивительного, если старый воин не отвык выражаться по-военному. Если это придется не по вкусу госпоже де Фиервиль, пусть уезжает от нас, о ней плакать никто не будет.

   - Это я, дети мои, - говорит старый солдат, - вы меня не ожидали, это сюрприз для вас.

   - Если не ожидают вас, то всегда желают вас видеть, - отвечал Леон, пожимая ему руку.

   - Благодарю вас, мой добрый господин Леон, но милая девочка!.. Разве она не обнимет меня!

   Вишенка бросается на шею к Сабреташу, который с радостью во взгляде говорит, целуя ее:

   - Милое дитя мое! Когда я ее долго не вижу, меня так и тянет сюда!.. Я так там соскучился, что, уложив поскорее свой дорожный мешок, и явился к вам, взглянуть на ваше счастье, погреться на вашем солнышке.

   - Наше солнце теперь немного померкло, - отвечал Леон, улыбаясь, - но облачко, его затмившее, скоро рассеется.

   - Как... что такое?.. Разве вы поссорились?..

   - О, нет, нет! Мы никогда не ссоримся, - отвечает Вишенка, положив голову на плечо мужа.

   - Так откуда же взялось ваше облачко?

   - У нас поселилась одна особа, и нам весьма неприятно ее присутствие.

   - И вы не решаетесь выбросить ее за дверь? Поручите это мне, я найду средство и скоро ее отсюда выпровожу.

   - Нельзя, мой любезный, - смеясь, отвечает Леон, - это моя тетка.

   - А! Это дело другое! Родных надо уважать. А она не добра, эта тетушка? Я действительно припоминаю, вы мне что-то рассказывали о ней.

   - Она очень горда, очень церемонна, - говорит, вздыхая, Вишенка.

   - Послушайте, дети мои, если мое присутствие во время пребывания вашей тетки здесь вас стесняет, скажите это прямо. Я уйду от вас и возвращусь, когда она уедет.

   - Что это вы говорите! - вскрикивает Леон, хватая за руку старого солдата, сделавшего было шаг к двери. - Вы бежите от моей тетки! Вы забываете, что вы дядя Агаты! Честный человек везде на своем месте. Пожалуйста, не покидайте нас. Снесите свои вещи в вашу комнату и приходите завтракать, мы вас будем ожидать.

   - Согласен... по мне, пожалуй, будь у вас хоть пятнадцать теток, я их не испугаюсь.

   И Сабреташ отправляется в комнату, которую он всегда занимает, стряхивает там пыль со своих сапог, поправляет воротничок, приводит в порядок свое платье и приходит в столовую, где находит господина Гишарде, с которым возобновляет знакомство.

   Госпожа де Фиервиль очень редко приходила к завтраку, она вставала поздно и обыкновенно пила чай у себя в комнате, но в это утро, узнав от своей горничной, что в "Большие дубы" приехал дядя госпожи Дальбон, пришла завтракать со всеми вместе. Ей хотелось посмотреть на приезжего.

   - Вот и тетушка! - сказал Леон, идя к ней навстречу и подводя ее к столу, на котором стоял завтрак. - Как это любезно, что вы сошли сегодня к нам. Позвольте представить вам дядю моей жены.

   Сабреташ подходит к госпоже де Фиервиль, кланяясь ей по-военному. Она, по своему обыкновению, окидывает его дерзким взглядом, но старый служака так смело и спокойно выдерживает осмотр своей особы, чем неприятно удивляет знатную даму.

   Садятся за стол. Мужчины разговаривают. Присутствие тетки Леона не мешает Сабреташу есть с аппетитом. Госпожа де Фиервиль часто посматривает на старого солдата и наконец спрашивает у него:

   - Вы были на военной службе?

   - Да, сударыня, служил двадцать пять лет.

   - Какой у вас чин?

   - Чин? Я был солдатом, сударыня.

   - Солдатом? Но это не чин.

   - И солдат может приносить пользу своему Отечеству. К тому же, не будь солдат, зачем нужны офицеры?

   Госпожа де Фиервиль, насмешливо улыбаясь, пожимает плечами. Леон же спешит сказать:

   - Вы правы, милый дядюшка, и простые солдаты имеют свою долю славы, только им приходится переносить больше трудов и лишений.

   - Так-так, - восклицает Сабреташ, краснея от удовольствия, слыша, что Леон называет его дядей. - Но должен признаться, что если я не получил повышения, то это моя вина. В молодости я был ужасно вспыльчив! Я дрался на дуэли за каждое неприятное для меня слово и за то часто сидел на гауптвахте. Это мне повредило, я был страшно горячий, черт возьми!..

   - Ради бога, милостивый государь, избавьте нас от подобных выражений, - говорит госпожа де Фиервиль, - вы, вероятно, думаете, что находитесь в своих казармах.

   - Как... что же такое я сказал? - бормочет с удивлением Сабреташ.

   - Друг мой, - отвечает ему с замешательством Вишенка, - госпожа де Фиервиль не привыкла к таким энергичным выражениям... и...

   - Ах, боже мой, - подхватил Леон, - что за беда, душа моя, если твой дядя иногда побожится при разговоре. Поверь, что на него не стали бы за это негодовать, если бы он был генералом, напротив, нашли бы даже, что это придает более оригинальности его беседе.

   - Так вы предполагаете, племянник, что, если бы этот господин имел генеральский чин, разговор его был бы для меня приятен? Благодарю вас за подобное мнение обо мне.

   - Я думаю, тетушка, что снисходительность не в числе ваших добродетелей и что вы, вероятно, не желаете приняться за воспитание господина Сабреташа... в его годы не бросают своих привычек.

   - Сабреташ! Ваше имя Сабреташ, милостивый государь?

   - Да, сударыня.

   - Я всегда думала, что это название ташки, которую носят гусары.

   - Это действительно так, но и я тоже называюсь Сабреташем. Есть много людей, носящих фамилии, связанные с животными, и они, право, не глупее от этого. Не понимаю, почему нельзя называться Сабреташем, оттого только, что не привязан к гусарской портупее.

   Госпожа де Фиервиль не отвечает ни слова. Все встают из-за стола, и Сабреташ говорит господину Гишарде, уводя его к бильярду:

   - Вот женщина, которая мне совсем не нравится, черт возьми! Как бы ее вышколили у нас в полку.

   - Милейший мой господин Сабреташ, чего можно ожидать хорошего от женщины, которая не любит музыки? У нее здесь нет ничего, видите ли, ничего, - говорит старый профессор, кладя руку на сердце.

   - Но так как она тетка господина Леона, - возражает Сабреташ, - то я ей буду оказывать уважение и даже постараюсь не божиться при ней. Это будет для меня немного стеснительно, но я вознагражу себя в ее отсутствие.

   Приезд старого воина оживил "Большие дубы", где с прибытием госпожи де Фиервиль поселилась скука.

   Мужчины занимались охотой, рыбной ловлей, игрой в бильярд, а вечером Сабреташ всегда был готов составить партию в вист или сыграть в шашки, домино.

   Госпожа де Фиервиль обращалась со старым солдатом точно так же, как с Вишенкой: она или не говорила с ним ни слова, или же удостаивала его своим разговором только для того, чтобы сказать ему что-нибудь злое и неприятное. Сабреташ тогда начинал крутить усы, и видно было, что резкий ответ готов сорваться с его губ, но взгляд Вишенки останавливал его и он молчал, хмуря брови.

   Что касается Леона, то он не мог слушать спокойно колких слов, с которыми всегда обращалась госпожа де Фиервиль к Сабреташу, он сейчас же вступался за него и, как будто шутя, отвечал своей тетушке как следует.

   Главнейшим занятием госпожи де Фиервиль было наблюдать за Вишенкой и Сабреташем. И однажды после обеда она сказала господину Гишарде:

   - Не находите ли вы, милостивый государь, что этот старый воин... без орденов... этот господин Сабреташ не обращается со своей племянницей, как близкий ей человек? Он не говорит ей ты... это меня удивляет. Обычно в простонародье дядя обходится с племянницей запросто.

   - Но, сударыня, племянница господина Сабреташа не маленькая девочка, она теперь госпожа Дальбон.

   - Я это знаю, милостивый государь... знаю, что мой племянник имел глупость жениться на племяннице простого солдата... Я заметила, что и Леон не называет его также дядей. Не кажется ли вам это странным?

   - Я не обратил на это внимания.

   - Очень бы желала знать, чем занимались родители госпожи Агаты... о них никогда не упоминают ни слова! Вероятно, мать была торговка, а отец болгарин.

   - Бывали примеры, сударыня, что из болгар выходили отличные музыканты, а у госпожи Дальбон превосходные музыкальные способности. В самое короткое время она добилась удивительных успехов на фортепьяно.

   Видя, что господин Гишарде не отзывается на ее злобные выходки, госпожа де Фиервиль замолчала.

   Несколько раз Сабреташ, которому надоели колкости этой барыни, хотел уехать в Париж, но каждый раз, как он заговаривал об отъезде, Леон отвечал:

   - Вы меня огорчите, если покинете нас. Во-первых, ваше присутствие изгоняет отсюда скуку, которую принесла с собою госпожа де Фиервиль, а во-вторых, я не хочу, чтобы моя тетушка вообразила, что если она будет нелюбезно обращаться с родственниками моей жены, то отучит их показываться в моем доме, не нужно доставлять ей этого удовольствия.

   Сабреташ перестает говорить об отъезде. Вишенка старается предупредительностью и всевозможными угождениями расположить к себе госпожу де Фиервиль. Но временами ей кажется, что она достигла цели. Когда ей случается сидеть за работой в гостиной и тетка мужа находится тут же, то, стараясь завести с нею разговор и украдкой посматривая на нее, молодая женщина часто ловит ее взгляд, устремленный на нее с каким-то неопределенным выражением, в нем более не блещут насмешка и презрение, но если Вишенка, приметив это, решается посмотреть на нее, улыбаясь, лицо госпожи де Фиервиль тотчас же принимает снова холодное, гордое выражение.

   Однажды вечером госпожа де Фиервиль была более насмешлива, нежели когда-нибудь, она, кажется, решилась вывести из терпения Сабреташа, который прохаживался по гостиной, кусая усы (что он всегда делал, когда сердился). Наконец он остановился перед Вишенкой, говоря:

   - Милая Агата, с тех пор как я здесь, я еще ничего не рассказывал вам о господине Дюмарсель, который поручил мне передать вам тысячу приветствий.

   - Ах, друг мой! Как я виновата, что до сих пор не спросила у вас о нем. Но простите меня, здесь я думаю только об одном.

   И, произнося эти слова, Вишенка с нежностью смотрит на своего мужа.

   Услышав имя господина Дюмарселя, госпожа де Фиервиль едва может скрыть движение ужаса и, медленно подняв голову, говорит Сабреташу с невольным волнением:

   - Вы, кажется, назвали господина Дюмарселя?

   - Да, сударыня.

   - Не тот ли этот господин Дюмарсель, который служил в гусарах?

   - Тот самый, сударыня, и вы, вероятно, его знаете, потому что он мне говорил, что знаком с вами.

   - А, господин Дюмарсель говорил вам обо мне... По какому же это случаю? - спрашивает, краснея, госпожа де Фиервиль.

   - Очень просто. Я был у него, чтобы известить его о свадьбе Агаты с господином Леоном Дальбоном, и он мне сказал тогда, что знает господина Леона, что он встречался с ним у тетки его, госпожи де Фиервиль.

   - Это правда, - говорит Леон, - я помню этого господина, он чрезвычайно любезен и очень мне нравится. Мне кажется, тетушка, что за последнее время он редко бывал у вас.

   - Да... может быть... у меня так много знакомых, что я не веду счет их посещениям.

   - А я всегда бы помнил те, которые мне приятны, тем более, когда они редки.

   - Но как и где вы познакомились с господином Дюмарселем? - говорит с живейшим любопытством госпожа де Фиервиль.

   Крутя усы, старый служивый отвечал, ударяя на каждом слове:

   - Это, - сударыня, моя тайна. А тайны свои я доверяю только тем, кто доказал мне свою дружбу и привязанность... потому, не удивляйтесь, я не скажу вам, где я познакомился с господином Дюмарселем.

   Слыша этот сухой ответ, Вишенка и ее муж ожидают, что госпожа де Фиервиль ответит их старому другу какою-нибудь дерзостью, на которые она никогда не скупится, и видят с удивлением, что она, опустив глаза, молчит.

   За весь конец вечера тетка Леона не проронила ни одного слова и рано ушла к себе.

   С этих пор в обращении ее произошли большие перемены: она стала менее надменна и брезглива. Вишенке всегда отвечала почти любезно, если та к ней обращалась, и с Сабреташем обходилась вежливо. Колкие слова и насмешки исчезли, она больше не оскорблялась, если в пылу разговора у Сабреташа вырывались солдатские выражения.

   Молодые люди дивятся этой перемене, а Сабреташ восклицает в восторге:

   - Это имя господина Дюмарсель произвело такое чудо. С тех пор как она узнала, что мы знакомы с ним, она смягчилась, стало гораздо приветливее с нами, это меня не удивляет. Человек этот всегда приносил нам счастье, но все же это очень странно...

   Вишенка радуется, что госпожа де Фиервиль не обращается с ней более холодно и неприязненно, и надеется со временем приобрести даже и дружбу тетки своего мужа.

   В одно утро Леон прибежал к ней весь радостный, держа в руках распечатанное письмо.

   - Душа моя, - говорит он, - объявляю тебе о скором приезде нового гостя.

   - Как, еще?

   - О, успокойся! Это посещение не будет нам неприятно... напротив, он доставит нам только одно удовольствие. Помнишь, я говорил тебе об одном моем искреннем друге... товарище моей юности... Когда я еще не был женат?

   - Да, помню, тот человек, которого ты так любишь... который и тебя тоже любит искренно, говорил ты?

   - О! В этом я уверен... Он ветреник, но сердце у него доброе, великодушное.

   - И твой друг едет к нам.

   - Да. Вот уж три года как он уехал из Франции, секретарем при посольстве в Константинополь. Но послушай, что он ко мне пишет, его слог также забавен, как и его разговор:

   "Милый Леон!

   После трех лет, проведенных в Турции, я наконец вернулся в нашу дорогую Францию, в наш милый Париж... Ах, любезный друг, скажу вместе с Танкредом: "Всем благородным сердцам Отчизна дорога". Пословица права, говоря: друзья не турки. Я теперь совершенно излечился от своей страсти к гаремам, сералям, невольницам и обычаям Востока, которые вас очаровывают при чтении "Тысяча и одна ночь". Как посмотришь на это поближе, все это кажется так грустно и так однообразно. Эти бедные женщины, закупоренные, как улитки, имеют дар сами скучать и других не веселить. Вечная неволя и привычка жить в повиновении сделали то, что ни у одной из них нет того милого, своенравного, плутовского вида, который придает столько прелести женщинам. Да, мой милый Леон, находясь в самом серале, сожалеешь о лоретках квартала Бреда, куря наргиле моего хозяина, я вздыхал по итальянскому бульвару, где так приятно курить сигары, хотя бы они и не были гаванские. Но вот я опять вернулся к тебе, и, надеюсь, надолго.

   Но я ошибаюсь, говоря, к тебе, потому что мне рассказывали, что ты женился и около двух лет уже живешь с женой в своем поместье, в Бретани. Меня эта новость не удивила. Ты создан для супружества, ты, который так благоразумен и постоянен, я пари держу, что ты обожаешь свою жену и что она платит тебе тем же. Картина твоего семейного счастья, может быть, прельстит меня, и я последую твоему примеру. Очень желаю поскорее познакомиться с твоей женой, она, верно, добра и любезна, иначе бы она тебе не понравилась. Горю желанием тебя расцеловать. Отсылаю мое письмо на почту и, окончив некоторые необходимые дела, отправляюсь в "Большие дубы". До свиданья. Я располагаю пробыть у тебя подольше, если только ты меня не прогонишь.

   Леон, дочитав письмо, не заметил, что бледность покрыла лицо его жены, когда она услышала имя его друга.

   - Итак, этот милый Гастон едет к нам, он будет здесь через два, три дня, может быть, и завтра, во всяком случае, я уверен, что он не замедлит своим приездом и что он так желает поскорее меня обнять, как и я его. Ты увидишь, какой он умный, веселый, безо всяких претензий, совсем не педант. Одним словом, это точный, ясный ум, что в наше время редкость, потому что столько людей стараются извратить тот, который у них есть. Ты полюбишь Гастона, моя дорогая, не правда ли? Сначала ради меня, впоследствии рада его самого. Но, боже мой... что такое... как ты бледна... тебе дурно?

   - Да, мой друг, я нехорошо себя чувствую... у меня как будто лихорадка...

   - Ты это только сейчас почувствовала?.. Потому что ничего не говорила, когда я вошел?..

   - Да, сейчас... мне вдруг сделалось нехорошо... но это пройдет.

   - Ты дрожишь, руки твои холодны, как лед. Я сейчас пошлю в город за доктором...

   - Нет. Пожалуйста, не посылай за доктором, это и так пройдет. Я пойду, лягу. Не беспокойся. Мой друг, повторяю тебе, это пройдет.

   - Хорошо, я подожду, но, если тебе не будет лучше, я сам пойду за доктором. Пойди отдохни, а я пойду отдать приказания, чтобы приготовили комнату для Гастона. Я не помещу его на другом конце дома, как мою тетушку, я хочу, чтобы он был поближе к нам. Отдохни, моя милая.

   И Леон уходит от своей жены. Вишенка остается с поникшей головою, уничтоженная. "Гастон Брумиер, - говорит она себе, - это он. Это должен быть он! И он друг моего мужа и приедет сюда!"

   Появление Сабреташа отрывает молодую женщину от ее мыслей. Он входит в ее комнату, говоря:

   - Что такое? Я сейчас встретил Леона, который мне сказал, что его-Агата больна. "Ах, черт возьми, - подумал я, - надо пойти разузнать, в чем дело". Но, боже мой! Это расстроенное лицо... Что с вами, дитя мое?

   Вишенка, бросившись на шею старому солдату, лепечет рыдая:

   - Друг мой, я погибла!..

   - Погибла! Как?.. Что такое? Придите в себя, дитя мое, чего вы так испугались?

   - Мой муж ожидает с часу на час, возможно сегодня, одного из своих друзей. Он его любит как брата.

   - Он мне это рассказывал. Ну, что ж?

   - Ну... этот друг... это... тот... молодой человек, с которым я однажды встретилась в парке Сен-Клу, который привез меня в Париж...

   - Почему вы думаете, что это он?

   - Его зовут Гастоном.

   - Многих так зовут... Имя это, конечно, не так обыкновенно, но все же много есть и Гастонов.

   - Гастон Брумиер... эти именем подписано письмо друга, которое мне прочитал Леон. И мне помнится, что это же самое имя стояло на карточке, которую мне подал тогда тот молодой человек.

   - Вы, может быть, ошибаетесь. Наконец, столько имен, похожих одно на другое.

   - Нет, нет, я не ошибаюсь, это он... он самый... он возвращается из Константинополя, я поминаю, что и тот мне говорил, что он едет в Турцию.

   - Положим, что это он, дитя мое. Прошло четыре года с тех пор, как он вас видел... вы теперь совсем уже не та, что прежде. Тогда вы были совсем молоденькой девушкой, худой, тонкой. Теперь же вы пополнели, у вас другая осанка, иные манеры. Этот молодой человек вас не узнает!

   - О, нет! Нет... он меня узнает!

   - Нет, говорю я вам. Если он честный человек, он не может, не должен вас узнать.

   - Но он искренний друг моего мужа.

   - Тем более! Но если, наконец, он будет так глуп и так подл, что начнет рассказывать. Что скажет он вашему мужу такого, чего бы мы ему уже сами не рассказали?

   - Да. Я знаю, но горе, но краска стыда, которая покроет чело Леона. О! Вот когда он раскается, что женился на мне... Из великодушия он, может быть, будет скрывать от меня свои мучения, свои сожаления... но разве, вы думаете, я их не угадаю?.. Ах, вы теперь видите, что я составлю его несчастье, и это приводит меня в отчаяние.

   - Никогда не следует отчаиваться, потому что этим горю не поможешь. Ободритесь!.. Не падайте духом. Быть может, молодой человек, которого вы ожидаете, совсем не тот, который вы думаете... а если это он... то я здесь... и не буду дремать.

  

   Поддерживаемая увещаниями Сабреташа, Вишенка старается возвратить себе спокойствие и твердость духа. Когда муж приходит осведомиться о ее здоровье, она уверяет его, что ей гораздо лучше, и сходит с ним в гостиную, но бледность лица и томный взгляд изобличают ее тайные страдания.

   Сама госпожа де Фиервиль заметила болезненное состояние Вишенки и удостоила спросить, что с нею. Молодая женщина отвечала так, как делают многие, когда не желают или не знают причины своей болезни. Она приписала все действия дурной погоде. Бедная погода! Сколько раз ты была в ответе за промахи докторов! Так легко обвинять тех, кто не может защищаться.

   - Как это досадно, что ты заболела именно в ту минуту, когда мы ожидаем приезда Гастона... мне так хочется тебя с ним познакомить, - говорит Леон. - Я надеялся устроить вместе с ним какую-нибудь прогулку...

   - Вы пойдете гулять без меня, - отвечает Вишенка, силясь улыбнуться.

   - Без тебя? Ни за что! Как ты можешь думать, что я пойду бегать по полям, когда ты нездорова. Мы будем сидеть с тобою.

   - Это не покажется веселым твоему другу.

   - Почему же? Он будет рассказывать о своем путешествии, своих приключениях. С ним, вероятно, случилось множество презанимательных историй, потому что он, и живя в Париже, всегда любил разные похождения. Я помню, за некоторое время до его отъезда в Константинополь он мне рассказывал, что страстно влюбился в одну женщину, которую он увлек и которую потом никак не мог отыскать.

   Слушая слова Леона, Вишенка чувствует, что готова упасть в обморок, она смотрит на Сабреташа, который спешит заговорить:

   - С молодыми людьми всегда бывают различные приключения. Сколько, бывало, у нас их рассказывалось в полках... А в Африке, так там их было еще больше... Черт возьми... извините, сударыня... они оканчивались иногда весьма трагически... Бедуины не любят шутить.

   - В обществе я встречалась раза два с господином Гастоном Брумиером, - говорит Леону госпожа де Фиервиль, - он мне показался большим ветреником, чрезвычайно легкомысленным в своих суждениях.

   - Вы слишком строго к нему относитесь, тетушка. Гастон очень откровенен и никогда не скрывает своих недостатков. По-моему, это достоинство. Но в свете, конечно, многие предпочтут этому притворство и фальшивое благоразумие. У каждого свой вкус. Что касается меня, то я ненавижу притворство.

   В ответ на эти слова госпожа де Фиервиль сжала губы и за весь вечер не сказала больше ни слова.

   Следующий день проходит, а Гастона все еще нет, и Вишенка думает: "Если бы он переменил намерение, Если бы что-нибудь могло его задержать, но это была бы отсрочка, рано или поздно, пришлось бы с ним познакомиться. Господи! Если бы я могла измениться... постареть на десять лет... но тогда Леон больше бы не любил меня, и я слишком дорогою ценой купила бы свое спокойствие".

   На другой день, когда все сидели за обедом, вдруг послышался во дворе топот лошадиных ног и щелканье бича, к крыльцу подъехала почтовая карета. Леон вскакивает из-за стола и бежит к окну, говоря:

   - Я уверен, что это Гастон... да... да, это он... вот он выходит из кареты! Бегу к нему и сейчас приведу его к вам... прикажите поставить еще один прибор.

   Леон уходит из столовой, Вишенка дрожит и едва имеет силу сидеть на своем месте; она смотрит на Сабреташа, который старается своими взглядами ободрить ее.

   Слышны поспешные шаги на лестнице. В столовую входят Леон и его друг.

   - Вот он, вот он, наконец, этот господин, которого мы ожидали с таким нетерпением, - говорит Леон.

   Глаза Вишенки опущены, она не смеет взглянуть на приезжего.

   - Прошу извинения, что я являюсь к вам в дорожном платье... это вина Леона... он не хотел позволить мне пойти переодеться, и я не мог не уступить желанию друга, которого я так давно не видел. Он положительно уверял меня, что вы не будете на меня за это сердиться...

   - Да-да, тебя извиняют, в деревне не соблюдают всех этих тонкостей... позволь представить тебя моей жене... она теперь немного нездорова... но, несмотря на это, будет очень рада с тобой познакомиться.

   Вишенка узнала голос Гастона; ей не нужно более смотреть на него, чтобы удостовериться, что это он.

   - Милая Агата, вот мой лучший друг, Гастон Брумиер, - говорит Леон, подводя своего друга к жене.

   Волей-неволей приходилось Вишенке взглянуть на того, кого ей представляли; поступить иначе значило бы выдать себя. Вишенка делает над собою усилие и поднимает глаза на Гастона; она встречается с его взглядом, устремленным на нее; она произносит несколько вежливых слов, старается сказать еще что-нибудь, но... глаза ее закрываются, и она падает без чувств на стул.

   Внезапный обморок Вишенки помешал Леону заметить смущение и волнение, выразившееся на лице Гастона при виде особы, которой его представляли. Леон занят только своей женой, он подбежал к ней вне себя, восклицая:

   - Агата! Милая Агата! Боже мой! Она нас не слышит, помогите мне, тетушка, что надо делать?

   - Я полагаю, что, прежде всего ее следует перенести в ближайшую гостиную и положить там на диване.

   - Успокойтесь, - говорит Леону Сабреташ, - успокойтесь, это скоро пройдет. Вы знаете, она уже несколько дней нездорова.

   - Да, да, бедная моя Агата. Милый Гастон, ты извинишь меня, не правда ли?

   И, не дожидаясь ответа своего друга, Леон берет на руки жену и несет ее в ближнюю гостиную, где кладет ее на диван.

   Госпожа де Фиервиль тоже следует за больной. Являются горничная с различными спиртами, а профессор Гишарде приносит два полных графина с водою, взятые им с обеденного стола. Скоро легкая краска показывается на щеках молодой женщины, и, открыв глаза, она говорит мужу:

   - Прости меня, я тебе доставляю столько хлопот.

   - Вот что значит, что ты два дня тому назад не захотела призвать доктора, если бы ты тогда за ним послала, ты не была бы теперь больна. Но я вас не буду более слушаться, сударыня. Ты должна теперь отправиться в свою комнату и лечь в постель.

   - Хорошо, если только это не будет тебе неприятно.

   - Неприятно... почему? Потому, ты думаешь, что к нам теперь приехал Гастон? Неужели ты думаешь, что с друзьями церемонятся. Для меня важнее всего ты. Я сейчас же отнесу тебя в твою комнату.

   - Но я могу и сама дойти, друг мой.

   - Я тебя более не слушаюсь.

   И Леон, взяв Вишенку на руки, уходит, сопровождаемый двумя горничными и господином Гишарде с графинами воды в руках.

   Госпожа де Фиервиль возвратилась в столовую, где находился Сабреташ, наблюдавший за Гастоном, невольной причиной всей этой суматохи.

   Гастон все стоял на том же месте, задумчивый, неподвижный. Счастливое, веселое лицо его сделалось мрачно, даже сурово. Его, по-видимому, преследовала какая-то неотвязная мысль. "Ужасно, если он узнал ее", - подумал Сабреташ.

   - Милостивый государь, - сказала госпожа де Фиервиль, входя в столовую, - племянник мой просит вас извинить его. Он понес жену свою в ее комнату. Он сейчас придет.

   - Я надеюсь, что Леон не будет стесняться меня. Как теперь себя чувствует госпожа Дальбон?

   - Лучше, она очнулась... но ей нужно спокойствие...

   - Да, - сказал Сабреташ, подчеркивая каждое слово. - Племянница моя уже несколько дней больна... она хотела себя пересилить... но,