Маркевич Болеслав Михайлович - Забытый вопрос

ывавш³йся у него изъ груди кашель, проговорилъ нетерпѣливо, почти злобно:

   - Не надо, не хочу, что тебѣ со мною дѣлать!

   И онъ быстрыми шагами направился въ комнату отца и заперъ за собою дверь.

   Я побѣжалъ въ корридоръ и горько заплакалъ.

   Два часа послѣ этого мы катили по дорогѣ въ К.... Я уѣзжалъ изъ Богдановскаго съ тяжелымъ и оскорбленнымъ чувствомъ и угрюмо молчалъ въ продолжен³е всего пути. Матушка, напротивъ, имѣла такой счастливый видъ, будто только-что отъ пожара насъ спасла. Керети, бодрый и веселый, въ свою очередь, смѣшилъ ее всякими разсказами и остротами. Его нескончаемая болтовня, возня и трещан³е Левы наводили на меня еще большее унын³е....

  

  

   Мы жили въ городѣ уже двѣ недѣли. Друг³я лица, другая рамка жизни, усиленное учен³е,- батюшка рѣшилъ помѣстить меня въ одно изъ привилегированныхъ петербургскихъ заведен³й,- начинали мало-по-малу заслонять собою печальныя воспоминан³я, вынесенныя мною изъ Богдановскаго, которыя въ первое время нашего пр³ѣзда въ К. неотступно преслѣдовали меня. Я начиналъ опять втягиваться въ нашу обычную городскую жизнь и уже не безъ удовольств³я представлялъ себѣ скоро предстоявш³й мнѣ отъѣздъ въ столицу, и мундиръ съ шитыми петлицами, и "честь воспитываться тамъ, гдѣ воспитывался самъ Пушкинъ"... Самолюб³я было у меня тогда не мало,- и я старательно зубрилъ свои уроки, постоянно тревожась мыслью "какъ бы не хуже быть другихъ тамъ". Въ моихъ понят³яхъ, тамъ, на тѣхъ скамьяхъ, должны были сидѣть все как³е-то необыкновенно мудрые, прилежные "jeune" gens lettrés", изъ которыхъ каждому вмѣнено въ обязанность сдѣлаться тотчасъ послѣ выхода какимъ-нибудь великимъ человѣкомъ.

   Однажды послѣ обѣда,- мы сидѣли съ maman въ кабинетѣ батюшки, у вѣчно теплившагося у него камина,- вошелъ слуга и доложилъ: докторъ Кашеваровъ.

   - Проси, проси! сказала живо матушка. - Онъ, вѣрно, привезъ извѣст³я отъ Галагаевъ, отвѣчала она на вопросительно поднявш³еся на нее глаза батюшки.

   - Я въ вамъ съ поклономъ отъ богдановскихъ обитателей,- было, дѣйствительно, первымъ словомъ доктора.

   - Ну, что тамъ, скажите, что бѣдный Лубянск³й? участливо спросила maman.

   - Вчера похоронили, отвѣчалъ онъ.

   - Царство ему небесное! Матушка перекрестилась.- Вы, кажется, надѣялись сначала, что онъ протянетъ еще? сказала она, помолчавъ.

   - Удивляюсь, напротивъ, слегка улыбнулся Кашеваровъ,- какъ это онъ протянулъ цѣлыя десять сутокъ...

   - Но вы, если не ошибаюсь, женѣ его говорили въ такомъ смыслѣ?....

   Онъ пожалъ плечами и улыбнулся еще разъ.

   - Ей, во что бы ни было, требовалось уѣхать,- такъ, по крайней мѣрѣ, я могъ заключить изъ ея словъ; удерживать ее я не видѣлъ никакой надобности, а ее только и удерживало, что неловко-молъ кинуть мужа, когда онъ при послѣднемъ издыхан³и....

   - Была она на похоронахъ?

   - Къ ней Ѳома Богданычъ эстафету послалъ: пр³ѣхала она къ самому отпѣван³ю, а тотчасъ послѣ похоронъ сѣла въ карету и уѣхала.

   - Вася ужасно убитъ, должно быть! воскликнулъ я.

   Докторъ значительно помолчалъ.

   - Наружно, пожалуй, и не замѣтишь, сказалъ онъ, наконецъ,- мальчикъ какъ будто давно успѣлъ освоиться съ этой мыслью... Посмотрѣли бы вы, съ какимъ спокойств³емъ подошелъ онъ къ умершему и закрылъ ему глаза.... Ни слезки, вѣдь, рука не дрожала! Но все это ушло у него въ глубь и засѣло. Я говорилъ Аннѣ Васильевнѣ: его не надо оставлять одного, примолвилъ Кашеваровъ съ такимъ оттѣнкомъ въ выражен³и, что maman и я мы оба вздрогнули.

   - A съ матерью они видѣлись? спросила она опять.

   - Нѣтъ, онъ видимо избѣгаетъ ея. Я стоялъ подлѣ него при отпѣван³и. Едва вошла она и пододвинулась ко гробу, онъ отошелъ на противоположный конецъ, а когда въ могилу опустили,- она было къ нему хотѣла подойти, а онъ, будто не видѣлъ, въ сторону,- и скрылся. Насилу отыскалъ его въ саду ма³оръ этотъ гусарск³й, что стоитъ въ Богдановскомъ... Такъ она и уѣхала, слова не перемолвивъ съ сыномъ.

   - О ней здѣсь совсѣмъ не слышно. Гдѣ она живетъ? обратился въ Кашеварову батюшка, равнодушно все время внимавш³й этому разговору.

   - Она никого не видитъ. Никого не принимаетъ, и докторъ примолвилъ:- она, полагаю, скоро и уѣдетъ отсюда....

   - Куда? спросилъ отецъ мой.

   - Да въ Петербургъ, должно-быть.... Кашеваровъ засмѣялся. - Кого-то на дняхъ въ гвард³ю вернули,- вы знаете? сказалъ онъ, глядя на матушку.

   - А! холодно отвѣчала она, принимая тотъ презрительный видъ, какой немедленно появлялся на ея лицѣ каждый разъ, когда шла рѣчь о Любови Петровнѣ.

   - Une bien jolie femme! жалѣю, что давно не видалъ ея! сказалъ батюшка, насмѣшливо покосившись на maman.

   Она отвернулась.

   Черезъ нѣсколько дней. вернувшись съ прогулки, которую онъ методически совершалъ ежедневно предъ обѣдомъ, батюшка зашелъ въ садъ, гдѣ мы, обыкновенно, ждали его всѣмъ семействомъ въ обѣду.

   - Знаешь, кто меня сейчасъ до дому провелъ? сказалъ онъ весело maman.

   - A кто?

   - Тотъ музыкантъ. помнишь, что жилъ у Галагаевъ?

   - Булкенфрессъ! назвалъ я.

   - Une grande canaille! воскликнула матушка.

   - Можетъ-быть, отвѣчалъ отецъ мой съ своимъ вѣчно равнодушнымъ видомъ.- но очень золъ и остеръ.... Ему сильно хотѣлось, кажется, чтобъ я пригласилъ его войти. Я обманулъ его пламенное ожидан³е, конечно, но за то потѣшилъ онъ меня всю дорогу. Вообрази...

   Онъ, очевидно, собирался разсказать что-то смѣшное. но, взглянувъ на Настю и Леву, пр³остановился.

   - Докторъ былъ правъ, сказалъ онъ только,- la jolie femme уѣхала въ Петербургъ. Надѣюсь, примолвилъ онъ, подсмѣиваясь заразъ надъ матушкой и надо мною,- что когда Борисъ отправится туда, ты ему дашь къ ней рекомендательное письмо?... A то, можетъ-быть, вмѣсто ученья, ты бы юнкеромъ въ лейбъ-гусары хотѣлъ поступить? прищурился онъ на меня: - такъ и это можно. Попроси маменьку оказать тебѣ протекц³ю: баронъ Фельзенъ, съ тою-же рабскою угодливостью ей, приметъ тебя въ свой эскадронъ, съ какою важивалъ тебѣ отъ нея чулки....

   - Какой ты вѣчно вздоръ говоришь, Michel! полусердито упрекнула его за эту шутку матушка.

   Прошелъ еще мѣсяцъ; никакихъ извѣст³й не доходило въ намъ изъ Богдановскаго. Maman писала въ Аннѣ Васильевнѣ тотчасъ послѣ того, какъ узнала отъ Кашеварова о смерти Герасима Ивановича, но на это письмо не получила отвѣта,

   Октябрь былъ уже на половинѣ, но дни стояли еще великолѣпные. Медленно увядала природа въ этомъ году, и въ к-хъ садахъ цѣпко держалась еще на своихъ сучьяхъ вся багряная гамма осенней листвы.- Какъ хорошо теперь должно быть въ Тихихъ-Водахъ! вспоминала не разъ, вздыхая, maman. И не разъ при этомъ заводила со мною рѣчь о добрыхъ богдановскихъ друзьяхъ своихъ и о моемъ другѣ Васѣ, "къ которому ты давно могъ бы, кажется, написать", замѣчала она мнѣ.

   - Что ему до меня! отвѣчалъ я ей угрюмо, все еще подъ впечатлѣн³емъ моего прощальнаго свидан³я съ нимъ,- онъ обо мнѣ и думать пересталъ.

   Но бѣдный Вася не забылъ меня.

   - Пожалуйте къ маменькѣ, вызвалъ меня въ одно прекрасное утро изъ-за урока Максимычъ, входя въ мою комнату.- Тамъ гость одинъ ждетъ васъ.

   - Что за гость?

   - Сами увидите.

   Керети сложилъ книгу. Я побѣжалъ въ гостиную. Матушку я засталъ на обычномъ ея мѣстѣ, въ углу дивана,- а противъ нея, у стола, сидѣлъ длинный ма³оръ Гольдманъ и сообщалъ ей что-то, отъ чего maman казалась очень взволнованной. Я очень обрадовался командору, котораго никакъ не ждалъ видѣть въ К., но, по первому взгляду на мрачное лицо его, я догадался, что онъ пр³ѣхалъ не съ добрыми вѣстями.

   - Что Вася? съ невольной тревогой спросилъ я, подавая ему руку.

   - На, прочти, отвѣчала за него maman, протягивая мнѣ письмо, привезенное ей командоромъ отъ Анны Васильевны.

   Письмо это говорило слѣдующее:

  

   "Софья Михайловна,- я такъ думаю, что вы не откажете умирающему. Бѣдный нашъ Вася безъ надежды и проситъ Бориса увидать въ послѣдн³й разъ. Болѣе писать вамъ силы нѣтъ, потому такъ мы измучились надъ нимъ съ моимъ старымъ, что я только одного у Бога молю, чтобы не слегъ въ постель и Ѳома Богданычъ. Прочее все на словахъ скажетъ вамъ добрый человѣкъ, что взялъ отвести вамъ письмо, и Бориса можетъ привести до насъ, и обратно къ вамъ доставить".

  

   Я едва могъ дочесть - и съ ужасомъ поднялъ глаза на командора. Онъ морщился и навивалъ себѣ усы на палецъ, по обыкновен³ю, и глядѣлъ на меня изъ-подъ нахохлившихся бровей съ такимъ выражен³емъ, будто сбирался съѣсть меня живаго:- онъ былъ глубоко потрясенъ, какъ видно.

   - Maman! воскликнулъ я:- неужели вы меня не пустите?

   Она, видимо, была въ большомъ замѣшательствѣ: она не рѣшалась согласиться сразу, и потому, что, пожалуй, это батюшкѣ можетъ не понравиться, да и сына было жаль: не на радостныя впечатлѣн³я отпустила бы она меня въ Богдановское. A какъ "отказать умирающему" между тѣмъ?... Сомнѣн³я ея разрѣшены были съ той стороны, съ которой она, кажется, менѣе всего ожидала содѣйств³я.

   Въ комнату вошелъ отецъ мой; онъ радушно привѣтствовалъ командора, съ которымъ часто, въ Тихихъ-Водахъ, хаживалъ на охоту.

   - Бекасовъ что должно-быть теперь на Толокѣ? засмѣялся онъ ему съ перваго слова, вспоминая о болотѣ, хорошо знакомомъ имъ обоимъ.- Не туда-ли звать меня пр³ѣхали, достопочтенный воинъ?

   - Не тебя,- Бориса, отвѣчала на это матушка. Она, безъ словъ, передала ему письмо Анны Васильевны.

   Оно его тронуло, очевидно; его всегда холодное лицо приняло, какъ бы противъ его воли, выражен³е печали и сожалѣн³я...

   - Мальчикъ такъ плохъ? коротко спросилъ онъ у командора.

   - Не вынесъ! еще короче отрѣзалъ тотъ.

   - Вы когда пр³ѣхали? спросилъ опять батюшка.

   - Сейчасъ.

   - И ѣхать думаете?

   - Какъ отъ васъ отвѣть получу.

   - Съ человѣкомъ вы, или безъ человѣка?

   - Одинъ.

   - Въ чемъ?

   - Въ двумѣстной бричкѣ; на козлахъ мѣсто.

   - Ступай, Борисъ, къ Максимычу, собирайтесь скорѣе - и съ Богомъ, рѣшилъ отецъ мой.

   Я прыгнулъ ему на шею и побѣжалъ къ своему старику...

   Черезъ часъ мы скакали втроемъ, въ бричкѣ командора, по проселочному пути, на которомъ ждали насъ подставы черезъ каждыя двадцать верстъ. Ма³оръ хотѣлъ непремѣнно привезти меня въ Богдановское еще засвѣтло. Все это совершилось такъ скоро, что я не успѣлъ ни о чемъ разспросить его, ничего узнать о томъ, какъ вдругъ, такъ скоро, очутился Вася "безъ надежды", на порогѣ смерти... Все это было такъ поразительно, что въ первую минуту никак³е вопросы не шли мнѣ на умъ: - "онъ умираетъ, онъ хочетъ проститься со мною", стояло у меня только, точно гвоздемъ забитое въ головѣ.... Лишь теперь, сидя рядомъ въ экипажѣ съ этимъ человѣкомъ, "который везъ меня въ нему, котораго онъ послалъ за мною", и то лишь проѣхавъ съ нимъ безмолвно добрыхъ часа два,- командоръ какъ сѣлъ, такъ рта не разжималъ,- подумалъ я обратиться въ нему за объяснен³ями, за подробностями...

   Изъ его короткихъ, нескладныхъ, часто недосказанныхъ отвѣтовъ я могъ себѣ составить о случившемся слѣдующее приблизительно представлен³е:

   Въ самый день смерти Герасдма Ивановича Вася захаркалъ кровью. Онъ старался это сначала тщательно скрыть отъ окружающихъ, прятался отъ доктора, не отвѣчалъ на его вопросы. Кашеваровъ, какъ говорилъ онъ и намъ въ К., сталъ подозрѣвать его въ какомъ-то дурномъ замыслѣ. Испуганные Галагаи учредили надъ нимъ бдительный надзоръ, при помощи командора, который даже переселился, по просьбѣ ихъ, въ домъ, въ бывшую нашу съ Васей комнату, послѣ того какъ самъ Вася захотѣлъ непремѣнно перейти въ спальню покойнаго и спать на той кровати, на которой тотъ скончался... Но это только раздражало Васю:онъ забивался въ какой-нибудь уголъ дома или старался уйти въ дальнюю аллею сада, поближе въ озеру, туда, гдѣ, надѣялся онъ, не встрѣтится ему ни единое человѣческое лицо, не дойдетъ до него звука человѣческаго голоса. Но повсюду натыкался онъ на кого-нибудь, приставленнаго "беречь" его. Доеный Ѳома Богдановичъ, въ особенности, докучалъ ему своими допытыван³ями, суетливою заботливост³ю о немъ и неумѣстнымъ выражен³емъ своихъ опасен³й.- "Дядя, за что вы меня у себя какъ въ тюрьмѣ держите?" сказалъ ему, не выдержавъ, однажды Вася. Смущенный Ѳома Богдановичъ ничего лучшаго не могъ сказать въ свое оправдан³е, какъ то, что "а ты, можетъ, съ большаго горя своего, Василю, да въ думку возьмешь чтось такое надъ собою сдѣлать!" Вася въ эту минуту сильно закашлялся: онъ отнялъ ото рта платокъ, полный крови и, показывая его дядѣ: - "Стоитъ-ли?" отвѣчалъ онъ только. Бѣдный Галагай такъ перепугался, что съ нимъ дурно сдѣлалось. Послали опять за Кашеваровымъ; онъ призналъ въ Васѣ всѣ признаки скоротечной чахотки. Много было переполоха въ домѣ, и совѣщан³й, и уговоровъ между докторомъ и бѣдными Галагаями. Единственнымъ средствомъ къ спасен³ю считалъ докторъ - увезти немедленно Васю въ Одессу, а оттуда на первомъ пароходѣ въ Константинополь и Каиръ, чтобы въ этомъ послѣднемъ городѣ провести зиму; онъ соглашался самъ,- Ѳома Богдановичъ обѣщалъ ему за это пять тысячъ рублей ceребромъ въ годъ,- сопутствовать больному и оставаться при немъ. Но едва заикнулись Васѣ объ этомъ предположен³и, онъ впалъ въ такое нервное раздражен³е, что дальнѣйшая рѣчь объ его отъѣздѣ стала въ общемъ сознан³и уже невозможною.- "Вы не оторвете меня отъ его могилы, не смѣете, я не дамся!" рыдая безумно въ истерическомъ припадкѣ, повторялъ несчастный мальчикъ. Насилу мольбами своими, слезами и клятвами успѣла успокоить его Анна Васильевна. Но въ ту же ночь, осторожно провравшись мимо заснувшаго на минуту, въ передней Савелья,- командоръ, не спавш³й въ кто время, даже ничего не слышалъ изъ своей комнаты,- Вася о босу ногу выскользнулъ изъ дому... На зарѣ слѣдующаго дня его нашли распростертаго, безъ чувствъ, на мокромъ дернѣ, покрывавшемъ свѣжую могилу его отца... На выздоровлен³е нечего былъ разсчитывать. Въ одинъ прекрасный день онъ прямо, съ какимъ-то с³яющимъ лицомъ, сказалъ доктору: "Я вѣдь очень скоро умру, Ѳедоръ Ѳедоровичъ, не правда-ли?" Тотъ смутился съ перваго раза и уже совсѣмъ растерялся, когда мальчикъ, до этихъ поръ недовѣрчиво, почти враждебно относивш³йся къ нему, бросился въ нему вдругъ на шею, восклицая: "не скрывайте, не скрывайте, голубчикъ Ѳедоръ Ѳедоровичъ,- я вѣдь знаю, папа мнѣ сегодня ночью во снѣ сказалъ!" Докторъ однако не счелъ нужнымъ далеко таить отъ него безнадежность его положен³я... "И не видывалъ я еще его никогда такимъ счастливымъ", говорилъ мнѣ ма³оръ,- "какъ ребенокъ малый, руками даже заплескалъ, Слава Богу, слава Богу! повторялъ только - и смѣется,- а старики наши глядятъ на него и обливаются слезами"...

   Съ этой минуты наступила для Вася какая-то, по выражен³ю командора, для всѣхъ очевидная оттяжка физическаго и нравственнаго страдан³я. Кашель его значительно ослабъ, а съ этимъ и количество извергаемой крови сдѣлалось уже почти ничтожнымъ. Мучительная лихорадка, возобновлявшаяся съ больнымъ каждый вечеръ, перешла въ ничтожный "жарокъ", какъ будто уже и не замѣчаемый имъ и при которомъ нисколько не измѣнились спокойств³е и ясность его духа. Вася вдругъ сдѣлался необыкновенно тихъ, мягокъ и свѣтелъ; улыбка не покидала его устъ; по утрамъ онъ прилежно читалъ Евангел³е съ Анной Васильевной, которую не хотѣлъ уже болѣе отпускать отъ себя; вечеромъ любилъ, чтобы въ нему собирались всѣ живущ³е въ домѣ и болтали вокругъ него о всякомъ вздорѣ. "На-послѣдяхъ общество полюбилъ", съ печально-сердитою улыбкой говорилъ командоръ, - но я понималъ, что бѣдный мальчикъ "на-послѣдяхъ" старался оставить по себѣ добрую память въ тѣхъ, съ которыми онъ долженъ былъ скоро разстаться на вѣки, что хотѣлъ онъ заставить ихъ забыть, простить ему тѣ поводы въ недовольству имъ, въ которыхъ онъ, быть-можетъ, признавалъ себя относительно ихъ виновнымъ... "Я не умру спокойно, не повидавши еще разъ Бориса", говорилъ онъ прямо Аннѣ Васильевнѣ: "мы нехорошо съ нимъ разстались"...

  

  

   Ранн³я осенн³я сумерки облегали окрестность, когда мы доскавали до Богдановскаго. Кое-гдѣ въ окнахъ большаго дома уже свѣтился огонь. Богунъ сидѣлъ на крыльцѣ,- онъ выжидалъ насъ. . .

   - Пани просили, какъ пр³ѣдете, молвилъ онъ, высаживая насъ изъ экипажа,- чтобы на верхъ вы заразъ не шли, а чтобъ ее позвать до васъ: онѣ къ вамъ сойдутъ.

   Онъ насъ провелъ въ кабинетъ Ѳомы Богдановича и побѣжалъ на верхъ. Анна Васильевна не замедлила явиться.

   Увидѣвъ меня, она не могла удержаться отъ слезъ, хотя видимо силилась не давать имъ воли.

   - Спасибо, спасибо Софьѣ Михайловнѣ, что отпустила тебя, говорила она, цѣлуя меня,- спасибо и вамъ, Степанъ Парѳенычъ, что привезли его! Ахъ, Борисъ! воскликнула она: - коли-бъ въ нашемъ горѣ да не сей человѣкъ золотой...

   - Погодите хвалить, пока уйду! чуть не крикнулъ на нее командоръ и сердитымъ шагомъ вышелъ изъ комнаты.

   - Анна Васильевна, милая! воскликнулъ я,- меня вдругъ точно какимъ-то вихремъ охватило чувство глубокаго отчаян³я.- Вася совсѣмъ умираетъ?...

   Она развела руками.

   - Самъ увидишь его сейчасъ, Борисъ, какой онъ,- и не повѣришь, можетъ,- ясный онъ, свѣтлый, какъ звѣзда въ небѣ... Какъ звѣзда, съ тоской договорила она,- что въ утру и слѣда не будетъ ея... Часомъ мы даже съ Ѳомой Богданычемъ другъ на дружку глядимъ и думаемъ себѣ: нк можетъ того быть, чтобы помереть ему скоро...

   - Онъ хотѣлъ непремѣнно меня видѣть, Анна Васильевна?

   - A какъ еще! Сегодня съ утра, какъ узналъ что ма³оръ за тобой вчера въ ночь уѣхалъ, все безпокоился, что тебя, можетъ, Софья Михайловна не отпуститъ, хотѣлъ даже самъ писать до нея...

   - Онъ одинъ теперь? спросилъ я.

   - Сидятъ у него Ѳома Богданычъ, да студентъ тотъ; Кашеваровъ въ уѣздъ уѣхалъ вчера рано; только промежъ насъ ужь сказано, чтобы когда ты будешь, оставить васъ вдвоемъ съ Васей... Они уйдутъ заразъ...

   - Такъ можно идти въ нему, Анна Васильевна?

   Она смущенно зашевелилась на мѣстѣ и замедлила отвѣтомъ.

   - A напередъ хотѣла я тебя чегось спросить, Боренька, начала она...- Насчетъ его матери... чтобы ты ему сказалъ, домолвила Анна Васильевна...

   Я вопросительно взглянулъ на нее.

   - Она, говорятъ, въ Петербургъ уѣхала?...

   - Въ Москвѣ она, перебила меня Анна Васильевна,- письмо прислала мнѣ оттуда. Чи тамъ, чи туда ѣдучи, только узнала она, что боленъ Вася,- пишетъ, чтобъ я ей отписала скорѣе, что если нужно, то вернется она заразъ.... только чтобъ знала она, проситъ, что сынъ хотитъ ее видѣть...

   - Развѣ въ К. ей не было еще извѣстно о положен³и Васи?

   - A не знаю я того, отвѣчала Анна Васильевна.- Тади Васѣ такъ не было еще худо, какъ теперь... Кашеваровъ былъ у нея тамъ, какъ вернулась она съ похоронъ отселѣ, только не приняла она его въ тотъ часъ...

   - Онъ говорилъ намъ съ maman, сказалъ я,- что Вася не хотѣлъ говорить съ ней на похоронахъ...

   - A отъ же о томъ и хочу я тебѣ сказать, молвила Анна Васильевна съ новою скорб³ю въ голосѣ:- не хотѣлъ онъ тамъ ее видѣть и до настоящаго часу не хотитъ!... A ты самъ помысли, Борисъ, можетъ-ли же то быть, чтобы сынъ матери да предъ смертью не простилъ!...

   - Вы говорили ему объ этомъ?

   - A говорила-жь, и отца Матвѣя до него посылала...

   - Что жк онъ?

   - A онъ что! повторила Анна Васильевна.- Отвѣта отъ него нѣтъ, и вижу я только, что мучаю я его тѣми словами моими... Можетъ, въ разговорѣ найдешь ты случай, Борисъ, скажешь ему.... спросишь, отчего онъ всѣхъ проситъ ему простить, а самъ простить не хочетъ, и кому-жь - матери родной!... Вчера захотѣлъ онъ самъ исповѣдаться и святое причаст³е принять,- и еще свѣтлѣй сдѣлался онъ послѣ того, и сегодня такой хорош³й былъ онъ день весь... Можетъ, Борисъ, и поможетъ тебѣ Богъ, дойдетъ слово твое до его сердца... Я сейчасъ тади Любочку до него выпишу!...

   - Я непремѣнно буду съ нимъ говорить объ этомъ, Анна Васильевна, клянусь вамъ!

   - И наградитъ тебя Богъ за это! воскликнула она, снова обнимая меня.- Тольки ты гляди, Борисъ, не труди его слишкомъ разговоромъ, а самъ ему говори больше.... дыханья у него на половину уже нѣту...

   Мы отправились на верхъ.

   Командоръ вышелъ къ намъ на встрѣчу въ корридоръ.

   - Онъ ждетъ васъ нетерпѣливо, сказалъ онъ, пропуская меня въ дверь и задерживая Анну Васильевну какимъ-то вопросомъ...

   У меня подгибались ноги... Я пересилилъ себя и вошелъ.

   Ничего не перемѣнилось въ этой бывшей комнатѣ Герасима Ивановича. Та же лампа подъ зеленымъ абажуромъ горѣла на кругломъ столѣ, за которымъ Людвигъ Антоновичъ съ Ѳомой Богдановичемъ молча пили чай; та же кровать, задвинутая ширмами, виднѣлась въ дальнемъ углу покоя, а посреди его стояло такъ хорошо знакомое мнѣ большое вольтеровское кресло покойнаго,- и въ немъ, ухватившись руками за ручки, сидѣлъ Вася.... сидѣлъ призракъ прежняго Васи, съ устремленными глазами на дверь.

   - Борисъ, милый! проговорилъ онъ довольно слышнымъ голосомъ.

   Я кинулся къ нему. Онъ упалъ, ослабѣвъ, на спинку кресла и, закашлявшись короткимъ, деревяннымъ кашлемъ чахотныхъ, промолвилъ опять:

   - Я такъ боялся, что ты не пр³ѣдешь!

   Ѳома Богдановичъ не далъ мнѣ отвѣчать,- онъ повисъ мнѣ на шеѣ, и горяч³я слезы его закапали мнѣ на лицо.

   - Ну и будетъ, Ѳома, будетъ! заговорила вошедшая за мною Анна Васильевна,- оставь его, оставь съ Васей, нехай себѣ пр³ятели переговорятъ промежъ себя тихимъ разговоромъ. A мы пойдемъ чай кончать къ Степану Парѳенычу... Смотри, Борисъ, не давай Васѣ кашлять слишкомъ! поручала она мнѣ, улыбаясь черезъ силу и уводя подъ руку послушнаго и едва сдерживавшаго свои всхлипыванья мужа.

   Студентъ, захвативъ съ собою стаканъ свой съ чаемъ, ушелъ вслѣдъ за ними.

   Я остался одинъ съ Васей.

   Онъ глядѣлъ на меня огромными, словно ввалившимися къ какую-то пропасть и оттуда высматривавшими глазами, и протянулъ мнѣ руку. Я схватилъ ее и тотчасъ же выпустилъ: Вася застоналъ слегка. Я выпустилъ эту бѣдную руку, не переносившую уже болѣе прикосновен³я другой руки, и испуганно уставился на него.

   Онъ улыбался свѣтлою, умиленною улыбкой.

   - Перемѣнился я? спросилъ онъ, и не ожидая моего отвѣта,

  

   Des Lebens Mai blüht einmal und nicht wieder;

         Mir hat er abgeblüht... *).

   *) Май жизни цвѣтетъ лишь однажды, и для меня онъ уже отцвѣлъ.

  

   проговорилъ онъ тутъ же съ насмѣшливымъ оттѣнкомъ, какъ бы для того, чтобъ я никакъ не вздумалъ расчувствоваться. Но слезы уже подступали мнѣ въ горлу.

   - Вася, неужели это правда? вырвалось у меня помимо воли.

   - Правда, Борисъ, правда! и въ голосѣ его мгновенно зазвучало выражен³е какой-то безмѣрной, всего его охватившей радости,- теперь близко, очень близко. Онъ закрылъ глаза - и снова открылъ ихъ, и опять съ тою же блаженною улыбкой взглянулъ на меня.

   - Иногда такъ и кажется, заговорилъ онъ снова,- что вотъ, вотъ все уже кончилось, и я... Ахъ, Борисъ, еслибы ты зналъ, какъ сладко умирать!

   Я тупо глядѣлъ на изсохш³я, син³я губы, лепетавш³я эти страшныя слова... "Сладко умирать!" безсознательно повторялъ я внутренно. Языкъ мой не шевелился.

   - Я такъ благодарю Бога, продолжалъ Вася послѣ долгаго молчан³я, въ продолжен³е котораго усиленно вздымавшаяся его грудь набиралась воздуху,- благодарю, что это пришло такъ вовремя; послѣ того... ты знаешь,- я такой злой, жесток³й сдѣлался... Я всѣхъ ненавидѣлъ. Когда ты уѣзжалъ, я признаюсь тебѣ, я даже радъ былъ... Прости меня, Борисъ!

   Я опустился на колѣни предъ нимъ и зарыдалъ, прижимаясь къ нему головой. Его тонк³е, холодные пальцы коснулись моихъ волосъ,- я содрогнулся съ головы до ногъ... Что-то уже неживое чувствовалось въ этомъ прикосновен³и.

   - Не плачь, милый! говорилъ онъ.- Пойми.... это величайшее счаст³е... Я бы не хорош³й человѣкъ вышелъ, еслибы мнѣ суждено было жить. Но онъ, онъ выпросилъ, видно, съ какимъ-то упоен³емъ промолвилъ Вася,- мы съ нимъ опять...

   Изъ сосѣдней комнаты послышался мнѣ голосъ Анны Васильевны; она какъ будто подошла въ полураскрытой двери. Я тотчасъ же вспомнилъ...

   - Вася, не подымаяся съ колѣнъ и глядя ему прямо въ глаза, началъ я,- ты у меня просишь прощен³я... и у всѣхъ... A самъ ты - простилъ?

   Онъ тотчасъ же понялъ, о комъ я заговорилъ. Вѣки его широко закрылись, и онъ, какъ въ прежн³е дни, провелъ рукой по безжизненному лицу.

   - Я о ней каждый день думаю.... промолвилъ онъ - и примолкъ.

   - И хорошо думаешь, Вася?

   Онъ заговорилъ точно во снѣ:

   - Я вспоминаю.... когда я былъ ребенкомъ.... ночью она приходила къ моей кроваткѣ. Я всегда просыпался въ это время.... такъ чудесно запахнетъ вдругъ и зашуршитъ что-то. Я зналъ,- вотъ она сейчасъ наклонится надо мною, красивая такая, съ брилл³антовою звѣздой въ волосахъ, и поцѣлуетъ... A свѣтъ отъ моей лампадки упадаетъ на ея звѣзду,- и такъ сверкнетъ она, что глазамъ больно... Я зажмурюсь... и опять засыпаю... И только чувствую теплый поцѣлуй на моей щекѣ... Грезится мнѣ: пришла за мной добрая волшебница.... и мы съ нею сейчасъ... въ золотой колесницѣ...

   Кашель, грохотавш³й гдѣ-то въ самой глубинѣ его груди, раздирающ³й ухо кашель не далъ ему кончить.

   - Вася, началъ я опять, когда онъ успокоился,- развѣ бы ты не хотѣлъ, чтобъ и теперь, предъ сномъ, мать твоя, мать, Вася, пришла къ тебѣ и поцѣловала, какъ тогда?...

   - Скоро другая красавица меня поцѣлуетъ, отвѣчалъ онъ на это съ улыбкой, отъ которой всѣ волосы у меня приподнялись.

   - Но неужели же, настаивалъ я, перемогая себя,- еслибъ она теперь пр³ѣхала, была здѣсь, ты бы не захотѣлъ увидѣть ее, помириться съ матерью?

   - Она здѣсь? испуганно, съ запламенѣвшимъ взглядомъ, воскликнулъ Вася, ухватывая меня за плечи.

   - Нѣтъ, нѣтъ, клянусь тебѣ,- это я только, какъ предположен³е.... перепугавшись, въ свою очередь, его волнен³я, успокоивалъ я его.

   Онъ откинулся снова въ подушки и долго оставался безмолвенъ и недвиженъ.

   - Она не будетъ, тихо, съ какимъ-то страннымъ, смѣшаннымъ выражен³емъ и удовлетворен³я, и упрека промолвилъ онъ наконецъ,- она искала счаст³я.... она земнаго счаст³я хотѣла; ей ничего болѣе не нужно... Прежняя.... которая приходила во мнѣ по ночамъ.... ея нѣтъ давно...

   - Вася, милый, прости ей! молилъ я его.

   - Пусть придетъ она, какъ тогда,- онъ начиналъ бредить,- возьметъ меня изъ кровати... и унесетъ въ свой чертогъ... Прощать матери!... Развѣ мать можетъ быть виновата?... Ахъ, какъ тепло цѣловала она меня!... Ея нѣтъ... Другая - я не могу эту видѣть. Я не смѣю! Онъ запретилъ,... онъ не хочетъ... Вотъ онъ!... Онъ за мной... спасти меня!... Папа...

   Руки Вася простерлись впередъ - на встрѣчу чудившемуся ему призраку, глаза закатывались въ какомъ-то безумномъ восторгѣ.

   - Анна Васильевна! позвалъ я, кидаясь въ дверямъ командора,

   Она выбѣжала оттуда, успѣвъ только сказать мнѣ, чтобъ я сталъ у двери и не впускалъ никого, и, подойдя къ Васѣ, наложила ему обѣ руки свои на глаза.

   Онъ затихъ мгновенно.

   A за дверями слышались мнѣ неудержимыя рыдан³я Ѳомы Богдановича и голосъ командора, уговаривавшаго его "не терять духа заранѣе"!

   Вася не шевелился; Анна Васильевна осторожно, медленно отняла руки. Глаза его были сомкнуты, голова откинулась въ уголъ подушки.

   - Заснулъ? прошепталъ я издали.

   Она утвердительно кивнула и отошла отъ него во мнѣ. Я передалъ ей нашъ разговоръ съ Васей. Она глубоко задумалась.

   - Видно такъ Богу угодно, чтобы за грѣхъ свой несла она наказан³е до могилы! промолвила едва слышно добрая женщина.- И, можетъ, не добрѣ сдѣлала я,- тутъ же упрекнула она себя,- что просила тебя говорить съ нимъ о ней. Мы понапрасну только его мучили... Противъ Бога никто...

   - Онъ часто такъ бредитъ, Анна Васильевна? спросилъ я.

   - Случается... И все отца своего видитъ... A какъ закрыть глаза ему, такъ и найдетъ на него сонъ тих³й...

   Мы перешли въ командору. Изъ передней вышелъ тотчасъ же намъ на смѣну Савел³й. Бѣдный старикъ, онъ едва волочилъ ноги... Съ Васей исчезала послѣдняя привязанность его преданной жизни.

   Прошло часа полтора времени. Не веселы были рѣчи въ комнатѣ командора. Самъ онъ сурово безмолвствовалъ и злобно поглядывалъ на распустившагося, словно развареннаго Ѳому Богдановича. Бѣдный "старый Галагай" былъ рѣшительно неспособенъ переносить горе: онъ ни единаго слова не могъ произнести безъ слезъ и каждымъ своимъ словомъ растравлялъ больнѣе то скорбное чувство, которое и безъ того ныло на душѣ каждаго изъ насъ. Напрасно старался Людвигъ Антоновичъ перенести разговоръ на другой предметъ: Ѳома Богдановичъ упорно заговаривалъ снова о "недужномъ" и принимался опять всхлипывать и плакать. Анна Васильевна, измученная и тревожная, уговорила его наконецъ "успокоиться" и для того лечь поранѣе въ постель. Онъ согласился и отправился на половину Галечки, "прощаться съ дочкой".

   Его шаги раздавались еще по корридору, какъ полуприпертая дверь въ Васину комнату распахнулась вдругъ, и на ея порогѣ показался Савел³й.

   - Матушка-сударыня, прошепталъ онъ,- пожалуйте сюда!...

   На немъ лица не было.

   - Христе Господи! воскликнула Анна Васильевна, поспѣшно вставая и падая въ изнеможен³и снова на свое мѣсто,- Вася?...

   - Никакъ отходятъ... проговорилъ Савел³й, шатаясь самъ.

   Я бросился стремглавъ мимо его, въ ту комнату.

   Вася лежалъ въ креслѣ въ томъ же положен³и, въ какомъ мы его оставили съ Анной Васильевной. Только широко открыты были теперь его глаза,- и смерть, безобразная смерть уже задергивала свѣтлую лазурь ихъ своею мутною пеленой... Блескъ свѣчи, поднесенной въ нимъ Людвигомъ Антоновичемъ, не отражался въ потухшихъ зрачкахъ; руки холодѣли.

   - Вася, Вася! отчаянно крикнулъ я и близко наклонился лицомъ къ его лицу.

   Губы его зашевелились.

   - Папа! вылетѣло изъ нихъ съ послѣднимъ дыхан³емъ...

  

  

   Баронессѣ Любови Петровнѣ фонъ-Фельзенъ недолго суждено было судьбой (Провидѣн³емъ, чуть-чуть не осмѣлился сказать я,) то "земное счаст³е", на которое, казалось ей - и не ей одной,- никто болѣе ея не имѣлъ права и котораго она наконецъ достигла. Черезъ полтора года послѣ вступлен³я ея во второй бравъ, она скончалась отъ несчастныхъ родовъ, лѣтомъ, въ Царскомъ Селѣ, гдѣ мужъ ея,- какъ вѣрно предсказывалъ отецъ мой,- командовалъ лейбъ-гусарскимъ и даже первымъ эскадрономъ. Въ одномъ письмѣ, полученномъ матушкой въ ту пору изъ Петербурга, говорилось, между прочимъ, что нѣсколько дней сряду вокругъ Царскосельскаго озера, "autour du lас", ни о чемъ другомъ не говорили, какъ о рановременной кончинѣ этой прелестной женщины, "de cette femme aussi spirituelle que charmante", o ея успѣхахъ при дворѣ, откуда въ продолжен³е ея недолгой болѣзни по два раза на день посылалось узнавать о ея здоровьѣ и о ея неутѣшномъ супругѣ, который тотчасъ же вслѣдъ за достигшимъ его несчаст³емъ пожалованъ былъ на маневрахъ флигелъ-адъютантомъ. Сожалѣн³е было всеобщее. Одна короткая пр³ятельница покойной, прибавлялъ матушкинъ корреспондентъ, попробовала было влить каплю яда въ этотъ чистый сосудъ общественной горести. Она разсказывала, будто бы за день до смерти баронесса Фельзенъ, услыхавъ изъ спальни крикъ своего ребенка, горько вдругъ заплакала и произнесла слѣдующ³я загадочныя слова: "j'ai tué le premier, le second m'а tué..." Но такъ какъ, съ одной стороны, дама эта не умѣла представить никакого объяснен³я такой поистинѣ фантастической фразы, то и самая фраза отнесена была посмертными защитниками "прелестной женщины" въ области фантаз³и, тѣмъ болѣе, что мужъ разскащицы, однополчанинъ барона Фельзена и даже старш³й его въ чинѣ, на тѣхъ же маневрахъ во флигель-адъютанты пожалованъ не быль. Поэтическ³й ореолъ, "l'auréole poétique" осѣнявш³й Любовь Петровну до самой могилы, остался такимъ образомъ неоскверненнымъ въ памяти ея поклонниковъ.

   Шесть лѣтъ послѣ потери жены, баронъ Фельзенъ командовалъ въ нашихъ странахъ тѣмъ самымъ полкомъ, въ который онъ въ минувш³е дни переведенъ былъ съ Кавказа. За годъ предъ его назначен³емъ тихо угасла весеннимъ днемъ въ Богдановскомъ Анна Васильевна; она только нѣсколькими мѣсяцами пережила мужа. Бѣднаго Ѳому Богдановича поразила мгновенная смерть, на пиру, который давалъ онъ корпусному командиру Рындину, въ честь сына его, Саши, получившаго Владим³ра съ бантомъ за отличный подвигъ храбрости въ горахъ Кавказа. "За здоровье нашего дорогаго, неустрашимаго Александра Ивановича", провозгласилъ "старый Галагай", высоко держа надъ головой пѣнивш³йся бокалъ,- и вдругъ зашатался и повалился навзничь, обливая виномъ свои нанковые панталоны... Лишившись его, Анна Васильевна почувствовала себя никому ненужною,- она и угасла. Что слезъ пролито было на селѣ о ней, что рыдавшаго народу сопровождало ея останки въ фамильный склепъ, въ которомъ ожидало ее мѣсто рядомъ съ Ѳомой Богдановичемъ, въ головахъ Васи и его отца...

   Оставшись сиротой, Галечка, то-есть Анна Ѳоминишна Галагай,- выписала себѣ тотчасъ же изъ Москвы одну дальнюю, очень бѣдную и очень глупую, но приличную грузинскую княжну-тетку и подъ этимъ флагомъ направила паруса за границу - "кончать свое образован³е". По минован³и траура она вернулась въ Богдановское, гдѣ вступила въ управлен³е своими большими имѣн³ями (она была единственная наслѣдница и отца своего, и Герасима Ивановича, за смертью Васи,) полною и притомъ необыкновенно смышленою, дѣльною и уже опытною хозяйкой.

   Черезъ мѣсяцъ по ея пр³ѣздѣ, командиръ *** гусарскаго полка, чрезъ посредство все такъ же румяной, но успѣвшей раздобрѣть до размѣровъ пивнаго котла, Дарьи Павловны Дорошенковой, счелъ своимъ долгомъ просить молодую наслѣдницу о дозволен³и представиться ей "en qualité d'ancienne connaissance". Анна Ѳоминишна отвѣчала Дарьѣ Павловнѣ любезною запиской на изящнѣйшемъ французскомъ языкѣ, которою просила ее пр³ѣхать обѣдать въ Богдановское и передать приглашен³е о томъ-же "а monsieur de Fehlee", o которомъ она издавна хранитъ самое пр³ятное воспоминан³е, какъ объ одномъ изъ любимцевъ ея покойнаго отца, un desgrands favoris de mon pauvre feu père"...

   Дѣло происходило въ концѣ мая. Въ началѣ августа старыя стѣны Богдановскаго домa огласились въ послѣдн³й разъ столь обычнымъ имъ когда-то грохотомъ музыки и шумнымъ говоромъ пирующаго люда. Все сосѣдство созвано было на бракосочетан³е Анны Ѳоминишны съ барономъ Эдуардомъ Карловичемъ. Шаферами у невѣсты были два бывш³е обожателя ея: поэтъ и губернск³й чиновникъ Жабинъ и я, только что кончивш³й тогда курсъ въ университетѣ (въ одно изъ тѣхъ привилегированныхъ заведен³й, куда желалъ помѣстить меня отецъ мой, я не попалъ - и, вслѣдств³е этой печальной случайности, лишенъ былъ высокаго самоуслажден³я почитать себя съ юныхъ лѣтъ призваннымъ законодательствовать и править въ любезномъ отечествѣ). На другой день послѣ свадьбы молодые, по англ³йскому обычаю, отправились путешествовать...

   Стараго Богдановскаго дома не существуетъ болѣе: новый владѣлецъ (баронесса фонъ-Фельзенъ продала всѣ свои украинск³я имѣн³я одному "желѣзнодорожному дѣятелю" изъ евреевъ,) передѣлалъ его на сахарную фабрику. Фамильный склепъ, съ могилами старыхъ Галагаевъ, Васи, его отца, исчезъ подъ бугромъ наваленной на него земли, на которомъ высится столбъ съ колоколомъ, призывающимъ рабочихъ на смѣны. Старыя липы террасы, "что за Гетмановъ сажены были", пошли на топливо... Новая жизнь словно съ какимъ-то злорадствомъ постаралась смести всѣ слѣды, оставленные здѣсь минувшимъ...

   Минувшее это кануло въ вѣчность и не вернется никогда,- но далек³й уже призракъ его вызываетъ и посейчасъ горьк³я слова упрека и глумлен³я въ злобныхъ устахъ... A между тѣмъ все-ли въ немъ, по истинѣ, заслуживало порицан³я и ненависти? Не было-ли и тамъ, и можетъ-быть болѣе, чѣмъ нынѣ, простыхъ и чистыхъ сердецъ, умѣвшихъ горячо откликаться на чужое горе, и жажды блага и добра, и безпредѣльнаго самоотвержен³я, и любви,- той любви "къ человѣку", о которой такъ много хлопочутъ строители "новаго здан³я" и которой, увы, такъ мало въ нихъ самихъ? Не изъ этого-ли, наконецъ, черною грязью закидываемаго теперь минувшаго вышли люди, умиравш³е на Севастопольскихъ баст³онахъ, и тѣ, что сослужили своему народу великую службу его освобожден³я?...

   Въ числѣ безчисленныхъ новыхъ вопросовъ, поднятыхъ новымъ временемъ, право женщины свободно располагать собою, по влечен³ю сердца, занимаетъ весьма важное мѣсто и находитъ себѣ не мало остроумныхъ и горячихъ, если не всегда талантливыхъ защитниковъ. Но, увлекаясь великодушнымъ желан³емъ вызволить "живую душу" изъ-подъ гнета "узкой морали" и "условнаго долга", поборники женской свободы тщательно забываютъ другую душу живую, другое существо. взывающее о защитѣ,- забываютъ ребенка этой женщины, которой предоставляютъ они свободно мѣнять одну привязанность на другую, безжалостно попирая все, что представляется ей при этомъ "неразумнымъ препятств³емъ".- "Умереть для меня величайшее счаст³е", говорилъ мнѣ Вася предъ кончиной,- "изъ меня-бы нехорош³й человѣкъ вышелъ"... Не свѣтлый м³ръ любви и благоволен³я къ людямъ соорудитъ въ себѣ душа ребенка, видѣвшаго слезы отца о покинувшей ихъ ма