Маркевич Болеслав Михайлович - Забытый вопрос

у васъ тутъ въ порядкѣ?...

   - Браво, браво! раздался общ³й взрывъ восклицан³й. Оказывалось, что всѣ играющ³е вышли парами, кромѣ Опицкаго и Жабина. Одинъ изъ нихъ долженъ былъ остаться фофаномъ.

   Вся компан³я приняла тотчасъ же живѣйшее участ³е въ завязавшейся между ними игрѣ, повскакала съ мѣстъ, окружила ихъ. Звучный хохотъ, хлопанье въ ладоши подымались каждый разъ, какъ тотъ или другой вытаскивалъ не парную карту.

   Да и забавны же были они оба. Опицк³й такъ фиглярилъ, съ такими уморительными ужимками скашивалъ глаза въ носу, мѣшалъ карты за спиной и подсовывалъ ихъ подъ руки Жабина на выборъ, а Жабинъ глядѣлъ на нихъ такъ мрачно, такъ ожесточенно вздыхалъ, прежде чѣмъ рѣшиться вытащить ту или другую карту, и такъ судорожно прикрывалъ ихъ своими крючковатыми пальцами, когда приходила его очередь предлагать ихъ сопернику, что сама строгая миссъ Пинкъ не могла удержаться отъ смѣха.

   Наконецъ фофаномъ остался Жабинъ.

   - Уррра! чепчикъ ему, колпакъ ночной! закричали мальчики, между тѣмъ какъ Жабинъ поводилъ глазами во всѣ стороны, аки левъ рыкаяй, а Опицк³й скакалъ по стульямъ и пѣлъ во все горло:

  

   Виватъ ты, виватъ я,

   Компан³я цала?

  

   Миссъ Пинкъ бросилась было унимать его, но онъ вырвался у нея изъ рукъ, ринулся кубаремъ на диванъ и исчезъ подъ подушками, которыя съ невѣроятнымъ проворствомъ нагромоздилъ на себя въ одно мгновен³е.

   Не было никакого средства совладать съ "джентльменомъ". Англичанка только рукой махнула и принялась сооружать изъ большаго листа сахарной бумаги дурацк³й колпакъ, который тутъ же и воздѣла на главу Жабина.

   Дѣвица Angèle такъ и покатилась. Очень смѣшливая была дѣвица!

   - Въ Петербургѣ воспитывались, въ театрѣ бывали, а туда же смѣетесь, будто никогда сахарной бумаги не видали! накинулся на нее разсвирѣпѣвш³й Жабинъ.

   A тутъ еще, на его бѣду, широко растворились двери гостиной,- и въ нее ввалилась цѣлая толпа нашихъ сверстниковъ, съ Сашей Рындинымъ во главѣ.

   Съ новою, удвоенною силой раздался хохотъ. Жабинъ не выдержалъ - и съ досадой сорвалъ съ головы своей дурацк³й свой колпапъ.

   - Не смѣйте приглашать меня на танцы сегодня вечеромъ! тотчасъ же и сказнила его за это Галечка.

   Съ приходомъ Саши карты были кинуты. Онъ горячился, чуть не кричалъ, жалуясь, что война не могла у нихъ состояться за малымъ числомъ играющихъ, что мы ему измѣнили и что съ нашей стороны "неблагородно", тѣмъ болѣе, что онъ съ нами со всѣми видится сегодня въ послѣдн³й разъ, потому что черезъ недѣлю его повезутъ въ корпусъ. Галечкѣ и ея подругамъ онъ едва поклонился,- онъ не любилъ и конфузился "мамзелевъ",- не обращая никакого вниман³я на засверкавш³е взоры миссъ Пинкъ и на стиснувш³яся губы ея воспитанницы.

   - Ахъ, тетя, здравствуйте! сказалъ онъ, замѣтивъ наконецъ Любовь Петровну и идя на балконъ поцѣловать ея руку.- Прикажите, пожалуйста, Васѣ... онъ мнѣ двоюродный братъ, а хуже чужаго, право...

   - Что онъ тебѣ сдѣлалъ? спросила она съ улыбкой.

   - Да что онъ сюда забился, и Бориса держитъ, точно ихъ къ женскимъ юбкамъ пришили... Вѣдь это, просто, для мужчинъ стыдно, тетя!... A у насъ черезъ нихъ все тамъ разстроилось...

   - Я его не пришивала, ни Бориса тоже. Ихъ пригласила здѣшняя молодая хозяйка, и, если она позволитъ, примолвила мать Васи,- а они согласны,- уведи ихъ, куда хочешь!

   Саша позамялся: какъ же это, въ самомъ дѣлѣ, ему просить позволен³я "у дѣвчонки!" Настолько былъ онъ воспитанъ однако, что понялъ,- нельзя было далѣе простирать неучтивость.

   - Mamzelle Галечка, промолвилъ онъ, быстрымъ шагомъ подходя къ ней и не подымая на нее глазъ,- вы отпустите Борю и Васю играть съ нами въ садъ?

   Она смѣрила его сначала съ ногъ до головы и затѣмъ насмѣшливо улыбнулась:

   - Mamzelle Галечка, сказала она,- не можетъ и не желаетъ мѣшать этимъ господамъ поступать, какъ имъ будетъ угодно.

   - C'est èa! подтвердила, одобрительно кивнувъ головой, миссъ Пинкъ, на эти слова, которыя едва-ли поняла она, а тонъ, съ которымъ они были сказаны.

   - Такъ пойдемте! Борисъ, Вася! крикнулъ намъ Рындинъ.

   - Куда это? спросилъ разсѣянно Вася.

   - Въ садъ, другъ мой, отвѣтила ему съ балкона Любовь Петровна: - сегодня не жарко, вы бы, въ самомъ дѣлѣ съ Борисомъ отправились...

   Саша былъ уже у дверей,- и вся компан³я пр³ятелей, не исключая Жабина, двигалась за нимъ.

   - Tant mieux, ils sont trop bruyants! громко проговорила намъ вслѣдъ миссъ Пинкъ.

   Спустившись съ лѣстницы, всѣ побѣжали опрометью въ "крѣпость". Только мы съ Васей не поспѣшили за прочими. Онъ, попрежнему, былъ задумчивъ и разсѣянъ. Мы шли молча, рядомъ, не глядя другъ на друга.

   Вдругъ онъ остановился.

   - Борисъ, ты слышалъ... когда мы ѣхали въ церковь?

   - Что?

   - Вѣдь это про него говорили... Онъ будетъ опять сюда...

   - Да, слышалъ, печально отвѣтилъ я.

   Вася замолчалъ опять.

   - Галечка однако хорошо отдѣлала Сашу, началъ я.- Онъ ужасно неучтивый, Саша...

   - Какъ я ему завидую, еслибы ты зналъ! воскликнулъ вдругъ Вася.- Онъ такой живой, бодрый,- вотъ какъ и этотъ мальчикъ сейчасъ... Знаешь. что вѣдь онъ удивительный мальчикъ, этотъ Опицк³й! Онъ чуть не убился - и изъ-за чего!... A я... на что я похожъ! какимъ-то надрывавшимся, чуть слышнымъ голосомъ проговорилъ Вася:- я точно старый человѣкъ... ни молодости, ни радости... все лишь одно, да одно въ головѣ...

   - Вася, полно, что это съ тобой сдѣлалось! заговорилъ было я.

   - Нѣтъ, Борисъ, право. съ натянутою улыбкой сказалъ онъ,- знаешь,, что я часто думаю: еслибы не папа, лучшее, чего я могъ бы для себя желать,- это умереть...

   - Не смѣй. не смѣй и произносить этого слова! Как³е ужасы! закричалъ я, кидаясь къ нему, и притиснулъ голову его къ моей груди.

   - Ну, и не буду, высвобождаясь изъ моихъ объят³й, сказалъ онъ.

   - Зачѣмъ ты такой вздоръ говоришь, Вася?

   - Ну, а ты прости великодушно, коли это вздоръ... Да, а гдѣ ты будешь обѣдать, Борисъ? спросилъ онъ, спѣша перемѣнить разговоръ.

   - Съ вами, какъ всегда. Вѣдь ты не оставишь Герасима Иваныча обѣдать одного. A этихъ большихъ столовъ внизу я терпѣть не могу.

   - Ну, и прекрасно!

   Онъ опять остановился; онъ успѣлъ уже перемочь свое унын³е, и лицо его глядѣло почти весело.

   - Какъ бы намъ теперь такъ сдѣлать, молвилъ онъ каррикатурнымъ шепотомъ, озираясь во всѣ стороны,- чтобы взять, да и тягу дать подальше отъ Сашиной войны?

   - Очень просто: свернемъ влѣво, а тамъ въ сиреневую аллею - и алонъ маширъ цу гаузъ. какъ говоритъ вашъ Савел³й.

   - Алонъ маширъ! повторилъ Вася.

   Черезъ пять минутъ мы сидѣли, запершись, въ его комнатѣ и читали Die Pieccolomini. Отецъ его еще не просыпался. По всему дому, будто дальн³е раскаты грозы, шелъ нескончаемый гулъ голосовъ, смѣха, передвигавшихся стульевъ, спѣшныхъ и тяжелыхъ шаговъ. Изъ подвальнаго этажа несся въ окна запахъ кушанья; трет³й день не потухалъ огонь въ обширной кухнѣ гостепр³имнаго Богдановскаго. Гости недавно отзавтракали; немилосердно стучали ножами повара, готовясь къ предстоявшему обѣду...

  

  

   Мы такъ и не трогались со своей половины до самаго вечера, и никто не тревожилъ насъ: видно Саша нашелъ, что война и безъ насъ обойтись можетъ. Пообѣдали мы, какъ всегда, втроемъ съ Герасимомъ Ивановичемъ. Онъ билъ все въ томъ же добромъ духѣ и весело допрашивалъ меня:

   - Танцовать сегодня?

   - Да, Герасимъ Иванычъ, непремѣнно, отвѣчалъ я. - Ѳома Богданычъ вотъ уже двѣ недѣли пристаетъ въ намъ съ Васей, чтобы мы непремѣнно пришли на балъ. Только не знаю, какъ Вася вотъ,- ему все не хотѣлось...

   - Придетъ, улыбаясь отвѣчалъ мнѣ больной.

   - Я танцовать не люблю, началъ было Вася.

   - Надо... какъ всѣ...

   - A вы бы, Герасимъ Иванычъ, спустились бы внизъ посмотрѣть. Я ужь Васю растормошу!

   Вася съ неудовольств³емъ взглянулъ на меня. Отецъ его перехватилъ этотъ взглядъ:

   - Я спать буду, проговорилъ онъ совершенно твердо и съ улыбкой, отъ которой сынъ его вдругъ покраснѣлъ...

   Его повезли гулять послѣ обѣда. Но на этотъ разъ онъ самъ какъ будто боялся показаться въ люди и выбралъ крайнюю боковую аллею сада, по которой никто никогда не ходилъ. Мы вернулись домой очень скоро. Герасимъ Ивановичъ потребовалъ, чтобы весь туалетъ Васинъ и мой принесенъ былъ въ его комнату и чтобы мы при немъ одѣлись. Когда же все это было совершено, и мы, умытые, причесаные, даже слегка подвитые Савел³емъ, встали предъ нимъ въ новыхъ курточкахъ и глянцевыхъ башмакахъ, онъ долго поворачивалъ насъ во всѣ стороны, видимо любуясь сыномъ, и съ какимъ-то ребяческимъ удовольств³емъ похваливалъ насъ почему-то по-нѣмецки: ganz brav, ganz brav! Мы были готовы гораздо ранѣе, чѣмъ это было нужно, и долго прохаживались по комнатѣ подъ неотрывавшимися отъ насъ взглядами вдругъ оживившагося больнаго, то подходя, по его приказан³ю, къ зеркалу, заколоть булавкой свороченный на бокъ галстукъ, то изображая въ каррикатурѣ, какъ мы будемъ раскланиваться дамамъ и приглашать ихъ "pour une contredanse s'il vous plait". Онъ очень смѣялся нашимъ шалостямъ и все кивалъ на меня, повторяя: "какъ онъ, какъ онъ!" И Вася, въ угоду отцу, буфонилъ, подражая мнѣ, округлялъ локти и подымался на носкахъ, точно дѣло дѣлалъ...

   Въ половинѣ девятаго, наконецъ, громко, точно изъ сосѣдней комнаты, долетѣли до насъ снизу звуки полонеза. Балъ начался.

   - Пора, пора вамъ! залепеталъ Герасимъ Ивановичъ и, откинувшись на спинку кресла:- музыка... какъ хорошо! проговорилъ онъ. Все лицо его прос³яло.

   - A спать какъ же ты подъ это будешь? заботливо спросилъ его Вася.

   - Лучше... сна, отвѣчалъ онъ, закрывая глаза,- хорошо... мнѣ... идите...

   Мы отправились внизъ.

   Все звончѣе гремѣлъ и заливался, и такъ и забиралъ за душу чудный полонезъ Огинскаго; тамъ было, въ особенности, одно мѣсто,- такое задумчивое и съ тѣмъ вмѣстѣ увлекающее, что каждый разъ, какъ повторялось оно, меня всего передергивало: не то заплакать хотѣлось, не то вскочить на самаго бѣшенаго изъ жеребцовъ Ѳомы Богдановича и понестись на немъ въ степь, и скакать до тѣхъ поръ, пока никакой силы уже не станетъ... Мнѣ былъ хорошо извѣстенъ этотъ полонезъ,- я его уже не разъ слышалъ въ Богдановскомъ, и старикъ Опицк³й даже разсказывалъ какъ-то при мнѣ Ѳомѣ Богдановичу, что композиторъ его, наскучивъ жизнью, велѣлъ себѣ сыграть эту вещь въ послѣдн³й разъ и, дождавшись того самаго любезнаго мнѣ мѣста, пустилъ себѣ пулю въ самое сердце, и что съ тѣхъ поръ, въ память его, мѣсто это при исполнен³и всегда сопровождается пистолетнымъ выстрѣломъ. Я передалъ это теперь Васѣ, пока мы пробирались съ нимъ по корридору въ залу, прибавивъ, что Ѳома Богдановичъ очень перепугался тогда и объявилъ, что ни за что не позволитъ стрѣлять у себя въ домѣ, въ чью бы то память ни было.

   - Онъ не изъ храбрыхъ, Ѳома Богдановичъ, говорилъ я Васѣ смѣясь.

   Но, къ удивлен³ю моему, Вася вдругъ поблѣднѣлъ при этомъ разсказѣ; онъ остановился и, вперивъ въ меня какой-то странный, смущенный взглядъ, спросилъ:

   - На этомъ самомъ мѣстѣ... прямо въ сердце? И когда отыграли,- его нашли уже, вѣрно, мертвымъ?...

   - Да, но я только этому не вѣрю. Старикъ Опицк³й очень хорош³й старикъ, но знаешь, когда онъ начнетъ про своихъ польскихъ героевъ, онъ много выдумываетъ... Папа называетъ его за это monsieur de Crac...

   - Какая смерть!... проговорилъ тихо мой пр³ятель уже въ дверяхъ залы...

   Она горѣла огнями,- съ перваго раза даже глазамъ было больно. На хорахъ помѣщался большой, извѣстный во всей губерн³и, оркестръ богатаго князя Пузины, выписанный къ этому дню въ Богдановское. Шурша накрахмаленными юбками и звеня шпорами, выступали по паркету одна за другою пары.

   Впереди всѣхъ шелъ генералъ Рындинъ. Онъ велъ подъ-руку хозяйку и весело улыбался ей изъ-подъ нафабренныхъ усовъ, потряхивая своими толстыми эполетами. Анна Васильевна, маленькая, худенькая, пресмѣшно какъ-то подпрыгивала, чтобы не отставать отъ своего дюжаго, далеко забиравшаго впередъ ногами кавалера. Ѳома Богдановичъ немедленно слѣдовалъ за нею съ Дарьей Павловной, которая, какъ жена сосѣдняго уѣзднаго предводителя, была самою почетною дамой бала; онъ былъ все въ тѣхъ же неизмѣнныхъ своихъ нанковыхъ панталончикахъ и синемъ фракѣ,- за то въ бѣломъ жилетѣ и такомъ же крѣпко-накрѣпко накрахмаленномъ и высочайшемъ галстукѣ, длинные концы котораго торчали кверху, въ видѣ заячихъ ушей;- онъ такъ сѣменилъ ножками и празднично выпиралъ брюшко свое впередъ, будто говорилъ своимъ зрителямъ: "а такъ, такъ, добрые люди, вотъ это самое брюшко принадлежитъ самому счастливому помѣщику во всей вселенной!" Дама его глядѣла не менѣе оживленною, не менѣе счастливою. Дарья Павловна была очень авантажна, въ палевомъ газовомъ платьѣ, убранномъ васильками и золотыми колосьями, такая румяная, быстроглазая. пухленькая... "Вѣдь въ нее можно было бы влюбиться сегодня", подумалъ я, "еслибы здѣсь не было божества"...

   О, Господи, какъ хороша была въ этотъ вечеръ Любовь Петровна, въ вѣнкѣ изъ живыхъ лил³й подъ свѣтлою косой, и сама бѣлая, стройная, воздушная - какъ эти лил³и! Точно по рѣчной глади скользила ея легкая поступь; длинные глаза с³яли такимъ страннымъ, точно сквозь туманъ прорывавшимся, блескомъ...

  

  

   припомнились мнѣ, едва увидѣлъ я ее, стихи Лермонтова, на-дняхъ прочитанные и выученные нами съ Васей наизусть;- русалкой, именно русалкой глядѣла она въ этотъ вечеръ. Она улыбалась. очевидно не слушая его, своему бравому кавалеру, старому наполеоновскому улану, Опицкому, безъ котораго не обходился ни одинъ балъ Ѳомы Богдановича. Онъ былъ, видимо, очарованъ прелестью своей дамы и съ красивою старческою молодцеватостью наклонялся къ ней и приподнималъ въ то же время свой длинный сѣдой усъ, сгибая, по-польски, колѣни подъ тактъ полонеза и слегка притопывая ногой, обутою въ гусарск³й съ золотою кистью сапогъ. Толстый артиллер³йск³й полковникъ велъ Галечку и уже пыхтѣлъ отъ усталости, не догадываясь, что Трухачевъ, шедш³й за нимъ съ Angèle, повторялъ въ каррикатурѣ каждое его движен³е, его грузную походку, его сонную улыбку. Angèle хихикала на всю залу, а за нею звонкимъ смѣхомъ хохотала вся вереница слѣдовавшей за ними молодежи. Я подхватилъ Васю, за недостаткомъ дамы, и потащилъ его догонять другихъ.

   Въ это время на другомъ концѣ залы отворились двери нараспашку. Кто-то вошелъ и остановился, склонивъ учтиво голову предъ проходившею хозяйкой и генераломъ. Блеснулъ красный ментикъ, расшитый серебряными шнурами,- и Ѳома Богдановичъ, вырвавшись изъ ряда и таща за собою свою даму, кинулся въ нему съ громкимъ голосомъ:

   - Сюрпризъ! A говорилъ же я, будетъ сегодня у меня сюрпризъ!

   Неожидавш³й, видно, никакого сюрприза, генералъ круто осадилъ на ходу Анну Васильевну и потянулъ назадъ голову изъ высокаго воротника своего мундира. За нимъ остановились всѣ, пары смѣшались. На хорахъ послышался сухой ударъ капельмейстерокой палочки,- музыка смолкла... Ѳома Богдановичъ повисъ на шеѣ барона Фельзена...

   Я почувствовалъ, какъ рука Васи внезапно похолодѣла въ моей рукѣ. Онъ отдернулъ ее и отошелъ въ сторону.

   - A рады, рады, признайтесь,- заслужилъ я отъ васъ спасибо? говорилъ хозяинъ, ухватывая опять руку Дарьи Павловны и, самъ весь колеблясь отъ смѣха, подводя ее въ новоприбывшему.

   - Я, въ самомъ дѣлѣ, очень рада вамъ, баронъ, отвѣчала румяная дама, подавая ему руку и глядя на него своими черными, веселыми глазами.

   - A вы тамъ что, наверху, заснули себѣ! загоготалъ снова Ѳома Богдановичъ, закинувъ голову и махая рукой музыкантамъ. Вальса швитче, греми музыка вальса! Баронъ, отличайтеся!

   Фельзенъ тотчасъ же охватилъ тал³ю Дарьи Павловны и стремительно понесся съ нею по залѣ.

   Трухачевъ подлетѣлъ въ Любови Петровнѣ.

   Я успѣлъ уже помѣститься поближе въ ней и глядѣлъ на нее во всѣ глаза.

   - Вы меня не уроните? засмѣявшись спросила она Трухачева. И ничего не сказали для меня эти шутливыя слова, эта ея спокойная равнодушная улыбка; только еще блѣднѣе показалось мнѣ ея лицо, еще сосредоточеннѣе выражен³е ея потемнѣвшихъ глазъ.

   Лихой поручивъ помчалъ ее и, въ доказательство своей ловкости, сдѣлалъ съ ней цѣлыхъ три тура.

   - N'abusons pas! засмѣялась она опять, вырываясь отъ него и возвращаясь на прежнее мѣсто.

   Фельзенъ и его дама стояли тутъ же.

   - Baron, mon oncle а raison - c'est une vraie surprise! молвила Любовь Петровна на его глубок³й поклонъ, оправляя обѣими руками свою прическу.- Quel coup de vent vous ramène ici? продолжала она, медленно протягивая ему руку.

   - Qn coup d'état manqué, madame! отпарировалъ онъ, пожимая эту руку съ глубокимъ поклономъ.

   - Какъ онъ любезенъ, однако! со смѣхомъ обратилась она въ Дарьѣ Павловнѣ.- Еслибъ его coup d'état удался ему, мы бы никогда, значитъ, его болѣе здѣсь не увидали?

   - Совершенно справедливо, тѣмъ же тономъ и также обращаясь къ Дарьѣ Павловнѣ, отвѣчалъ гусаръ,- и съ этою единственною цѣлью онъ былъ даже предпринятъ.

   - Ecoutez, воскликнула румяная дама,- да вы просто грубите!

   - Нисколько, отвѣчалъ онъ,- я спасалъ себя отъ гибели, какъ всякая уважающая себя власть.

   - Это значитъ?...

   - Это значитъ то, повторилъ почти серьезно Фельзенъ,- что прекрасная здѣшняя сторона devenait trop île de Calypso pour moi...

   - Et la nymphe Eucharis? едва давъ ему кончить, вопросительно подняла на него глаза Любовь Петровна.

   Что-то неуловимое, мгновенное, какъ блескъ зарницы, промелькнуло въ обмѣненномъ ими взглядѣ,- но отъ этого чего-ото меня точно ножомъ рѣзнуло по сердцу. За это что-то, почувствовалъ я въ это мгновен³е, люди не задумываются отдавать жизнь...

   - Et la nymphe Eucharis? спросила опять Любовь Петровна, переводя глаза на Дарью Павловну и улыбаясь ей такъ, что не могло оставаться сомнѣн³я, кого именно она разумѣла подъ нимфой, противъ очарован³й которой счелъ баронъ Фельзенъ нужнымъ прибѣгнуть къ coup d'état... Румяная дама зардѣлась по самыя уши.

   - Que ditesvous, ради Бога, душечка! воскликнула она, испуганно простирая руки къ Любови Петровнѣ.

   - Rien d'impossible, отвѣчала та,- quand on est jolie comme vous...

   И, приподнявъ свой круглый съ ямочкой локоть, причемъ тонкая ея тал³я качнулась, точно стебель цвѣтка, русалка опустила руку на плечо подошедшаго къ ней въ это время офицера и полетѣла съ нимъ по залѣ. Дарья Павловна робко, какъ бы не смѣя уже болѣе глядѣть прямо въ лицо Фельзена, взглянула на него сбоку.

   - Отсутствующ³е всегда неправы, проговорилъ онъ, усмѣхаясь своею, давно знакомою мнѣ, двусмысленною улыбкой.

   - Пойдемте лучше вальсировать, безъ улыбки отвѣчала она на это.

   "Зачѣмъ Она хочетъ увѣрить эту бѣдную Дарью Павловну, что Фельзенъ влюбленъ въ нее?" подумалъ я. "Вѣдь она лучше всѣхъ знаетъ, что это неправда... И неужели она не знала, что Фельзенъ непремѣнно пр³ѣдетъ сегодня,- не выжидала-ли она его утромъ у Галечки? Къ чему же это притворство, въ чему обманъ?" Недоброе чувство шевелилось во мнѣ: мнѣ словно стыдно было за нее, и въ то же время я чувствовалъ, что самъ я готовъ бы былъ на всяк³й обманъ, на самую постыдную ложь, за то только, чтобы, какъ этотъ гусарск³й офицеръ, вальсировавш³й теперь съ нею, имѣть счаст³е обнять ее моею рукой и крѣпко-крѣпко держать ее, такъ, чтобъ ея бѣлое, обнаженное плечо прижалось къ моей груди, чтобъ ея дыхан³е чувствовалъ я на лицѣ моемъ... Но я не умѣю вальсировать, да еще въ два темпа... A еслибы даже умѣлъ,- я не могъ бы, я бы упалъ въ обморокъ, кажется... Какъ это они всѣ могутъ вальсировать съ нею, и такъ близко держать ее къ себѣ, и съ ума не сходятъ отъ счаст³я!...

   - Кадриль французскую! раздалась новая команда Ѳомы Богдановича. Я опять отправился въ сосѣдство красавицы.

   Она стояла поддѣ Анны Васильевны и Галечки и разговаривала съ Дарьей Павловной.

   - M'accorderez vous la première contredanse, mademoiselle? спросилъ Фельзенъ, подходя въ молодой хозяйкѣ.

   - Avec plaisir, поспѣшила отвѣтить Галечка,- она, кажется, только этого и ожидала,- заморгавъ даже отъ удовольств³я.

   - Борисъ, громко сказала, обернувшись ко мнѣ, Любовь Петровна:- я, кажется, вамъ обѣщала эту кадриль?

   Она мнѣ никогда не обѣщала ничего подобнаго, и это неожиданное предложен³е наполнило меня такимъ восхищен³емъ, что я даже слова не могъ промолвить, а только взглянулъ на нее такъ, что она разсмѣялась и ударила меня слегка вѣеромъ по щекѣ.

   - Я сейчасъ найду vis-à-vis, пробормоталъ я, видаясь его отыскивать.

   - Вамъ нуженъ vis-à-vis? остановилъ меня баронъ Фельзенъ:- позвольте вамъ себя предложить, у меня нѣтъ...

   Музыка заиграла кадриль изъ Бронзоваго коня. Дрожащею рукой прикоснулся я въ рукѣ русалки и сталъ съ нею въ рядъ, противъ Галечки и Фельзена.

   Онъ былъ, казалось, весь занятъ своею юною дамой и разсказывалъ ей что-то очень веселое, заставлявшее Галечку то-и-дѣло прятать въ букетъ смѣявшееся лицо свое. Любовь Петровна, въ свою очередь, разсѣянно глядѣла по сторонамъ и только повременамъ обращалась во мнѣ съ короткимъ напоминан³емъ: à vous! Я отъ удовольств³я и непривычки постоянно путался.

   Въ третьей фигурѣ, пока я усердно балансировалъ въ chaine anglaise, до меня донеслось слово "мазурка", проговоренное Фельзеномъ.

   - Non, non, vous avez Eucharis, спѣшно отвѣчала ему, проходя на мѣсто, Любовь Петровна.

   - Неужто она ревнуетъ его въ Дарьѣ Павловнѣ? засѣло у меня въ головѣ, и я почему-то никакъ не могъ отвязаться отъ этой мысли.

   - Prenez moi la taille, jeune homme, неожиданно послышался мнѣ ея голосъ.

   Послѣднюю фигуру кадрили танцовали галопомъ. Я обнялъ тал³ю моей дамы, обнялъ стремительно и безотчетно...

   Огоньки запрыгали у меня въ глазахъ: безумное желан³е прикоснуться губами съ бѣлому плечу ея неодолимо охватило меня... Я еще крѣпче прижалъ ее въ себѣ...

   - Mais lachez-moi donc, maladroit! крикнула она на меня: она приписывала это моей неловкости!...

   Я ее выпустилъ, нечаянно, вдругъ, какъ выпускаютъ пойманную птичку изъ руки, въ которой она отчаянно трепещетъ....

   Ее подхватилъ мой vis-à-vis; подъ моею рукой очутилась длинная, темнокожая и сухая Галечка...

   Не знаю, какъ передалъ я ее опять Фельзену, какъ снова перешла во мнѣ отъ него Любовь Петровна, какъ кончилась эта кадриль,- я уже ничего не видѣлъ, не понималъ:- точно туманомъ задернулось для меня все окружающее и нестерпимо била кровь въ виски...

  

  

   Я очнулся на террасѣ, подъ безоблачнымъ и безлуннымъ небомъ, съ котораго, чудилось мнѣ, глядѣли на меня, точно зорк³я и строг³я зѣницы, больш³я мигающ³я звѣзды. Отъ померанцевыхъ деревъ проносился въ прозрачномъ и тепломъ воздухѣ какой-то невыразимо тонк³й, почти неуловимый запахъ. Свѣтъ изъ оконъ падалъ на нихъ длинными правильными полосами, и зрѣющ³й плодъ индѣ желтѣлъ подъ ихъ сочными отливисто-темными листами.

   Въ одной изъ этихъ полосъ свѣта отчетливо рисовалась смѣлая фигура Саши Рындина. Онъ сидѣлъ на кадкѣ и разговаривалъ съ кѣмъ-то, незримымъ за деревомъ раздѣлявшимъ ихъ, но котораго можно было узнать по длиннымъ ногамъ, вылѣзавшимъ впередъ изъ мрака, словно на показъ. Это былъ командоръ, вѣчный Сашинъ собесѣдникъ. Еще кто-то трет³й пр³ютился на другой кадкѣ, подалѣе отъ нихъ. но о его присутств³и здѣсь можно было догадаться лишь по блеску свѣта, падавшему на его бѣлый жилетъ: лица не было видно за тѣнью низко опускавшейся надъ нимъ шапки апельсиннаго дерева.

   Саша меня не замѣтилъ.- Тѣмъ лучше, подумалъ я,- онъ бы непремѣнно сталъ приставать за нашу съ Васей "измѣну" утромъ... И я усѣлся на диванѣ у стѣны, въ самой теми. Я еще не успѣлъ совладать съ собою, я весь еще горѣлъ соблазномъ пережитой мною минуты...

   - Когда, подъ Денневицемъ, горячо говорилъ между тѣмъ Саша,- папа отбилъ эти двѣ пушки подъ самымъ носомъ французовъ, развѣ это не было геройство?

   - Ловкое дѣло, промычалъ на это изъ-за дерева командоръ.

   - Или, подъ Кулевчей, когда отъ его выстрѣловъ взорвало всѣ зарядные ящики въ арм³и визиря, и онъ съ кавалер³ей ринулся съ горы...

   - Нашъ полкъ ходилъ, проговорилъ опять ма³оръ,- я взводомъ командовалъ...

   - Счастливецъ вы! воскликнулъ Саша.- И вы еще можете говорить, что геройства нѣтъ!...

   - Удача!

   - Удача! повторилъ недовольнымъ тономъ Рындинъ: - Суворовъ говорилъ: сегодня счастье, завтра счастье, надо когда-нибудь и умѣнье...

   - Кому мать, кому мачиха, договорилъ, не отвѣчая на его возражен³е, командоръ.

   Рындинъ въ свою очередь не слушалъ его.

   - A я хочу быть такимъ же героемъ, какъ папа, котораго вся русская арм³я, вся Росс³я знаетъ, который въ истор³ю попалъ,- въ истор³ю Двѣнадцатаго года, Степанъ Парѳенычъ! восторженно примолвилъ онъ.- Меня убьютъ, или, повѣрьте, и я заслужу, какъ онъ, Георг³евск³й крестъ, спасая отечество!...

   - Можно, только-бъ случай вышелъ, подтвердилъ одобрительно ма³оръ,- и въ этихъ словахъ его слышалось, что онъ дѣйствительно вѣрилъ въ то, что такой человѣкъ, какъ Саша Рындинъ, заслужитъ Георг³евск³й крестъ или будетъ убитъ.

   - Какъ не быть случаю! самоувѣренно сказалъ тотъ.

   - Н-ну! сомнительно промурлыкнулъ ма³оръ.

   - Что ну?

   - Кто къ намъ теперь къ чорту полѣзетъ! объяснилъ онъ.

   - Послѣ Парижа! горделивымъ голосомъ воскликнулъ Рындинъ.- Еще бы!... Только неужели вы думаете, что по выходѣ въ офицеры я останусь киснуть въ гвард³и, тянуть тамъ носокъ на парадѣ? Шалишь! У меня давно въ головѣ планъ сдѣланъ, и, я знаю, папа будетъ не прочь,- какъ произведутъ, я тотчасъ же перейду поручикомъ на Кавказъ....

   - Лихо! отозвался командоръ.

   Саша Рындинъ всталъ, поднялъ голову.

   - Ночь какая славная!... Вообразите себѣ, Степанъ Парѳенычъ, въ такую ночь экспедиц³ю на Кавказѣ,- я все теперь знаю, баронъ Фельзенъ мнѣ подробно все разсказывалъ.... Вообразите,- дикое, узкое ущелье, и лѣпятся по немъ солдатики наши, одинъ за другимъ, никто не смѣетъ слова промолвить, строг³й приказъ,- штыки припрятаны, чтобъ не блестѣли при мѣсяцѣ, кругомъ все горы, только небо да звѣзды сверху видно.... И вотъ до хребта добрались благополучно, перевалили,- а тамъ въ долинѣ аулъ, черкесы, завалы... Урра! наши видаются на завалъ, черкесы оттуда отвѣчаютъ уб³йственнымъ огнемъ.... Но вдругъ во флангѣ ихъ появляется другая наша колонна, врагъ бѣжитъ, мы врываемся въ аулъ,- и все гибнетъ подъ нашими ударами.

   - За что? прервалъ его вдругъ тих³й голосъ, голосъ Васи,- это онъ сидѣлъ тамъ, подъ деревомъ, въ бѣломъ жилетѣ.

   - Какъ за что? гнѣвно крикнулъ Рындинъ, прерванный на самомъ торжественномъ мѣстѣ своей фантаз³и.

   - За то, что они спасаютъ свое отечество, какъ ты свое хочешь спасать? такъ же тихо отвѣтилъ Вася.

   - Н-ну! неодобрительно пробурчалъ опять ма³оръ.

   - Какъ же ты можешь такъ глупо разсуждать? И Саша кинулся, размахивая руками, къ Васѣ.- Вѣдь они хищники, разбойники, которые живутъ грабежемъ нашихъ, русскихъ областей! Развѣ мы можемъ допускать это?

   - Не допускайте ихъ грабить у насъ, а если вы отправляетесь въ нимъ - губить ихъ, вы так³е же злые хищники, какъ они...

   - Знаешь, Вася, сказалъ рѣзко Рындинъ,- еслибы ты не былъ мой двоюродный братъ, я подумалъ бы, что ты жидъ какой-нибудь, у котораго нѣтъ отечества, и потому ему всѣ народы равны. Въ тебѣ русской жилки нѣтъ совсѣмъ.... И это потому, что тебя по Нѣмечинѣ слишкомъ долго таскали,- вотъ что! докончилъ онъ, и быстрыми шагами отошелъ отъ него.

   Я былъ ужасно оскорбленъ за моего друга и соскочилъ съ мѣста, съ намѣрен³емъ вызвать Сашу на споръ уже со мною, въ защиту Васи. Но я не успѣлъ: съ звонкимъ говоромъ и смѣхомъ высыпала въ эту минуту изъ гостиной на террасу длинная вереница танцующихъ, подъ предводительствомъ Трухачева,- онъ придумалъ закончить шестую фигуру кадрили прогулкой по саду....

   - Погодите, погодите! слышенъ былъ за ними покатистый хохотъ Ѳомы Богдановича.- Жидовск³й шлюбъ (свадьбу) заразъ устроимъ!

   Пары остановились на мгновен³е. Дарья Павловна, стоявшая впереди съ Трухачевымъ, обвела глаза кругомъ и увидѣла Сашу.

   - Александръ Иванычъ, крикнула она,- вы не танцуете, какой срамъ! Я папашѣ вашему пожалуюсь...

   - У меня дамы нѣтъ, отвѣчалъ онъ.

   - Такой душка, какъ вы, и чтобъ у васъ дамы, не было! Хотите со мной, я васъ приглашаю?...

   - A меня ужь не нужно? встревоженно и плачевно вскрикнулъ Трухачевъ.

   - И васъ нужно, и Александра Иваныча нужно, заливалась она смѣхомъ, какъ ребенокъ.- У меня будутъ два кавалера. Я не храбрая, а вы, Богъ васъ знаетъ, въ какую темноту заведете насъ,- такъ мнѣ двухъ нужно, чтобы волки меня не съѣли.

   - Веду, веду! послышался снова крикъ Ѳомы Богдановича. Онъ выскочилъ на террасу: за нимъ бѣжали четыре музыканта со скрипками.

   - Скрипицы впередъ ступай, скомандовалъ онъ,- да вaй-вaй вальса пили!

   Музыканты стали во главѣ танцующихъ и заиграли весьма извѣстный въ нашемъ околодкѣ вальсъ на еврейск³й мотивъ, "вай-вай вальсъ", какъ называлъ его Ѳома Богдановичъ. Двадцать лѣтъ спустя, слушая въ первый разъ Гугенотовъ Мейербера, мнѣ вспомнился этотъ мотивъ, несомнѣнный первообразъ начала знаменитаго дуэта Рауля и Валентины въ 4-мъ дѣйств³и...

   Дарья Павловна. не покидая руки Трухачева, подхватила другою Сашу Рындина. Подпрыгивая и спѣша, исчезали одна за другою пары во мракѣ большой аллеи. Въ самомъ хвостѣ ихъ шли Фельзенъ и Любовь Петровна, укутанная въ свой бѣлый бурнусъ. Они казались непричастны общему веселому расположен³ю и двигались безъ улыбки и безъ словъ, не подымая глазъ другъ на друга...

   Терраса опустѣла. Вася исчезъ; даже командоръ убралъ куда-то свои длинныя ноги.

   - Вася! крикнулъ я.

   Отвѣта не послѣдовало. Куда онъ ушелъ? Я отправился въ садъ, въ надеждѣ встрѣтиться съ нимъ.

   Едва слышенъ-былъ звукъ скриповъ. Бѣлыя женск³я платья, при слабомъ мерцан³и звѣздъ, походили издали на легк³е клубы тумана, волновавш³еся надъ землей. И тѣхъ уже не видно стало. Ночь ушла снова въ свое торжественное безмолв³е. И такъ примирительно вѣяло отъ этой тишины ея!... Мнѣ захотѣлось вдругъ заплакать, тихими, долгими слезами заплакать, и не оттого, что я такъ "грѣшенъ" былъ сейчасъ, когда обнималъ въ кадрили Васину мать,- я какъ бы уже совсѣмъ успѣлъ позабыть объ этомъ,- а потому, что я теперь здѣсь одинъ, какъ въ пустынѣ, и такъ чудно тиха и тепла ночь, и свѣж³й воздухъ такъ сладко льется въ грудь, и сквозь недвижные листья съ недосягаемаго неба глядятъ на меня эти зорк³я и непостижимыя Божьи очи...

   - Вася! позвалъ я снова.

   Отвѣта опять нѣтъ,- но мнѣ показалось, что гдѣ-то невдалекѣ кто-то перебѣжалъ по травѣ въ кленовую аллею.

   - Зачѣмъ ты отъ меня прячешься, Вася? И я направился ощупью,- подъ деревьями было темно, какъ въ погребѣ,- по тому же направлен³ю.

   Но и тутъ не было никого.

   - Ну, и Богъ съ тобою! сказалъ я громко, не безъ досады,- и пошелъ прямо.

   На встрѣчу мнѣ понеслись опять музыка и смѣхъ: кадриль, предшествуемая скрипачами, возвращалась въ домъ по кленовой аллеѣ. Я свернулъ за дерево, чтобы дать ей мѣсто. Словно легк³е, веселые призраки замелькали предо мною,- слышны были звуки, шаги и голоса, и никого въ лицо узнать нельзя...

   - Вотъ ужасы! Темь какая! Куда это вы насъ завели? звонко восклицала Дарья Павловна.

   - Во адъ кромѣшный! д³аконскимъ басомъ, отвѣчалъ ей кто-то сзади,- и смѣхъ перекатывался эхомъ по всему длинному ряду паръ.

   - Нѣтъ, вотъ у насъ въ Смольномъ, пищала Angèle,- пойти ночью въ берлогу - вотъ страхъ!..

   - Въ берлогу? повторилъ за ней насмѣшливый мужской голосъ:- развѣ у васъ въ Смольномъ медвѣди водятся?

   - Ахъ, пожалуйста! обидчиво крикнула Angèle,- у насъ тамъ одинъ корридоръ такъ называется.

   - Ахъ, ахъ, спасите! завопила дама въ послѣднихъ рядахъ.

   Произошло какое-то смятен³е, остановка.

   - Что съ вами? Что случилось? сыпались встревоженно вопросы.

   - Лягушка мнѣ на ногу вскочила... я сквозь чулокъ почувствовала...

   - И соскочила? сострилъ кто-то.

   - Д-да, кажется, трепетнымъ голосомъ отвѣчала трусиха.

   - Молодецъ лягушка, видно, въ свѣтѣ жила, отпустилъ тотъ же острякъ.

   Новый взрывъ смѣха,- отставш³я пары побѣжали догонять переднихъ.

   Одна, послѣдняя, не поспѣшила за другими. Она подвигалась не торопясь и вела тих³й разговоръ; нѣсколько словъ долетѣли до меня:

   - Что я выстрадалъ! говорилъ Фельзенъ.

   - A я!.. точно вырвалось изъ устъ Любови Петровны.

   Онъ что-то неслышно прошепталъ во мракѣ... Я могъ почти дотронуться до нихъ рукой... Я едва дышалъ... Шаги замедлились, стали,- на мигъ все замерло,- въ нѣмомъ воздухѣ пронесся какой-то мягк³й звукъ, словно взмахъ птичьяго крыла,- и тотчасъ вслѣдъ затѣмъ послышался перепуганный шепотъ.

   - Au nom du ciel, laissez moi... Rejoignons les autres...

   И песокъ снова заскрипѣлъ подъ ногами быстро удалявшихся счастливцевъ.

   Я упалъ въ траву и разрыдался какъ сумасшедш³й...

   Строг³е, проницательные глаза maman точно блеснули въ темнотѣ предо мною. О, что сказала бы она, увидѣвъ меня въ этомъ положен³и! И чего я хочу, чего плачу? Какое мнѣ дѣло до того, кого она любитъ, кому дозволяетъ цѣловать себя... Я бы долженъ былъ горѣть отъ стыда за нее, за, Васину мать... а я я, несчастный,- я завидую тому, кто...

   Я вскочилъ, словно какая-то пружина заставила меня вскочить, словно какая-то сила извнѣ осушила мнѣ вѣки и внушила внезапное рѣшен³е.- Она же увидитъ, что это мнѣ все равно! громко вскрикнулъ я.

   Въ это самое время явственно послышались шаги кого-то шедшаго по аллеѣ въ мою сторону.

   - Кто тамъ? крикнулъ я въ перепугѣ.- Что, если подслушали мои слова! подумалъ я съ ужасомъ.

   - Я, отвѣчалъ слишкомъ знакомый голосъ...

   - Это ты, Вася? едва былъ я въ силахъ проговорить засохшимъ языкомъ.

   - Я, я... Или ты испугался?

   Онъ подошелъ ближе.

   - Нѣтъ... но откуда ты?

   - Изъ сада,- я гулялъ въ сиреневой аллеѣ, примолвилъ онъ съ какою-то, показалось мнѣ. не совсѣмъ естественною поспѣшностью.

   - Боже мой, неужели онъ былъ здѣсь и слышалъ, какъ я!...

   - Отчего ты мнѣ не откликнулся, когда я звалъ тебя? спросилъ я его.

   - Когда это? какъ бы съ удивлен³емъ спросилъ онъ въ свою очередь.

   - Да вотъ, сейчасъ... недавно... предъ тѣмъ, какъ прошла кадриль. Вѣдь ты встрѣтился съ нею?

   - Да, они сейчасъ прошли, сказалъ онъ, не отвѣчая прямо на мой вопросъ,- я видѣлъ... оттуда, неопредѣленно примолвилъ онъ.- я только сейчасъ повернулъ...

   - Хочешь погулять, Вася?

   - Нѣтъ, съ меня будетъ, сухо отвѣчалъ онъ,- я въ себѣ пойду.

   - Такъ и я съ тобой.

   - Нѣтъ, пожалуйста, какимъ-то раздраженнымъ тономъ отказалъ онъ. Дядя обо мнѣ не подумаетъ, онъ знаетъ, что я бука,- а замѣтитъ, что тебя нѣтъ на его балѣ, непремѣнно присвочитъ въ намъ наверхъ, нашумитъ, накричитъ - и отца моего разбудитъ.

   Вася никогда не звалъ Герасима Ивановича иначе, какъ "папа". Мнѣ показалось страннымъ употребленное имъ теперь выражен³е; говоря "моего отца", онъ какъ бы невольно усиливалъ изъявлен³е своей нѣжности въ нему, будто болѣе, чѣмъ когда-нибудь, въ эту минуту ощущалъ эту нѣжность въ немощному гдѣ-то въ углу этого ликующаго дома, отцу своему...

   Мы пошли молча, рядомъ.

   - Я былъ на террасѣ, когда ты съ Сашей о черкесахъ спорилъ, сказалъ я ему,- то