Маркевич Болеслав Михайлович - Забытый вопрос

1123; чтось такое негарное (нехорошее) зробилось, что хозяину того и сказать въ глаза не смѣютъ!...

   Любовь Петровна немедленно подняла голову.

   - Спросите вашу дочь, злобно и презрительно кивнула она ему,- она вамъ объяснитъ вѣроятно...

   Ея рука вынырнула изъ-подъ моей руки, и она быстрыми шагами пошла по направлен³ю своего павильона.

   Ѳома Богдановичъ растерянно поглядѣлъ ей вслѣдъ к обернулся на меня,- губы его дрожали...

   - A что ей до моей дочки? спросилъ онъ меня.

   Я ему откровенно передалъ, что Галечка сейчасъ очень оскорбила свою "кузину" своимъ колкимъ тономъ и даже руки ей не хотѣла дать.

   Бѣдный Галагай схватилъ себя за голову.

   - A щобъ тимъ всѣмъ бабамъ!... И чего тамъ Галечка сдурила?... A ты, Борисъ...

   И онъ снова, видимо, готовился допрашивать меня, и снова не докончилъ фразы, сообразивъ можетъ-быть, что неприлично ему требовать объяснен³й по такому щекотливому обстоятельству у мальчика, у ребенка, какимъ неизмѣнно пребывалъ я въ его глазахъ съ тѣхъ временъ, когда въ красной рубашкѣ бѣгалъ, переваливаясь, по тѣнистымъ аллеямъ Богдановскаго. Или, просто, добрѣйшему "старому Галагаю" не хотѣлось, претило узнать ближе то что-то негарное, сотворившееся въ его "честномъ" домѣ, о чемъ онъ теперь лишь только смутно догадывался и что, предчувствовалъ онъ, должно было глубоко оскорбить и опечалить его...

   Онъ съ обычнымъ ему въ такихъ трудныхъ случаяхъ движен³емъ, означавшимъ какъ-бы: "а пропадай же все!" - махнулъ рукой и побѣжалъ въ домъ.

   Я остался одинъ на террасѣ. Воздухъ посвѣжѣлъ, сквозь старыя липы пробивались солнечные лучи, рисуя странные узоры на желтомъ пескѣ аллей... Чѣмъ-то прощальнымъ вѣяло отъ этого осенняго дня, а на сердцѣ у меня было такъ тяжело...

   Мнѣ вспомнился тотъ день, когда, лежа на травѣ съ бѣднымъ Васей, я глядѣлъ на пробѣгавш³я тучки и удивлялся, что мой новый товарищъ могъ думать о темной могилѣ среди лучезарнаго дня, когда все въ природѣ кругомъ было блескъ и очарован³е, и вся она будто дышала проникающимъ и нѣжнымъ запахомъ каприфол³я и бѣлой акац³и... Какъ далекъ я былъ теперь отъ той минуты!...

   Знакомая читателямъ горничная Любови Петровны вышла тѣмъ временемъ изъ-за угла дома, и, увидѣвъ меня, подошла быстрыми шагами:

   - Докторъ не пр³ѣхалъ? торопливо спросила она.

   - A что? воскликнулъ я:- Любови Петровнѣ дурно?

   - Очень разстроились, хотятъ...

   - Людвигъ Антоновичъ тутъ, перебилъ я ее,- онъ сидитъ должно-быть у больнаго; я сейчасъ...

   - Нѣтъ, ихъ не нужно, остановила меня Прасковья Ильинишна. Какой они докторъ! промолвила она, засмѣявшись, и даже почему-то покраснѣла слегка.- Барыня желаютъ знать, не пр³ѣхалъ-ли тотъ, за кѣмъ въ К. послали,- Кашеваровъ, что-ли, прозывается?...

   - До К. семьдесятъ пять верстъ, объяснилъ я ей,- когда же бы успѣлъ онъ пр³ѣхать!... Да нѣтъ же, вспомнилъ я вдругъ,- сегодня вторникъ... На прошлой недѣлѣ Вася писалъ ему пр³ѣхать ранѣе и именно сегодня... Онъ навѣрно будетъ!... Любовь Петровна хочетъ съ нимъ посовѣтоваться насчетъ себя?...

   - Нѣтъ, съ запинкой отвѣчала горничная,- онѣ бы желали знать... потому въ случаѣ...

   - Въ случаѣ смерти бѣднаго Герасима Ивановича? договорилъ я за нее.

   - Нѣтъ, напротивъ того... Я впрочемъ ничего не знаю, поспѣшила поправиться Прасковья Ильинишна.- Только ужь будьте такъ добры, миленьк³й баринъ, со столичнымъ своимъ жеманствомъ промолвила она,- не откажите прислать его къ намъ въ павильонъ, когда онъ тамъ обревизуетъ Герасима Ивановича... Барыня теперь ужь ни за что не пойдутъ туда!...

   - Да вотъ не онъ-ли ѣдетъ? сказалъ я, не обративъ въ этотъ мигъ особеннаго вниман³я на ея слова и прислушиваясь къ еще слабо, но уже несомнѣнно доносившемуся до насъ звуку колокольчика.- Слышите, звенитъ?

   - Ну, и тѣмъ лучше, значитъ!

   Прасковья Ильинишна припрыгнула безъ всякой надобности и побѣжала восвояси.

  

  

   Обогнувъ террасу, я вышелъ чрезъ калитку на красный дворъ. По пряной лин³и добѣгавшей до него дороги, межъ параллельно обрамлявшими ее съ обѣихъ сторонъ пирамидальными тополями, мчалась парой легкая таратайка, въ которой, высоко умостившись, сидѣлъ, дѣйствительно, докторъ Кашеваровъ: я его издалека узналъ по бѣлой пуховой шляпѣ, которую онъ носилъ постоянно, даже въ городѣ.

   Это былъ человѣкъ еще не старый, весьма симпатичный и пользовавш³йся вездѣ вокругъ большой извѣстност³ю. Его всѣ знали и всѣ любили...

   - А, здорово, молодой человѣкъ, привѣтствовалъ онъ меня на крыльцѣ, живо и весело выбираясь изъ своего экипажа, и тутъ же внимательно взглянулъ мнѣ въ лицо.- A что вы это, никакъ похудѣли? спросилъ онъ.

   - Мы тутъ всѣ такъ измучились, Ѳедоръ Ѳедоровичъ,- Герасимъ Ивановичъ совсѣмъ умираетъ. Съ нимъ сегодня опять былъ ударъ...

   - Что вы?!

   Онъ былъ видимо пораженъ этимъ извѣст³емъ.

   - Развѣ вы ничего не знали? Къ вамъ же посланъ былъ верховой отсюда рано утромъ сегодня. Не встрѣчался онъ вамъ на пути?...

   - Нѣтъ, вѣрно какъ-нибудь разъѣхались.... Надо къ нему бѣжать. A поглядите-ка, кто за мною ѣдетъ? съ улыбкой примолвилъ онъ, указывая на дорогу, до которой все ближе и ближе катился въ намъ большой клубъ пыли, вздымаемой на нимъ-то новымъ экипажемъ, котораго разглядѣть нельзя еще было.

   Сердце екнуло у меня отъ предчувств³я.

   Докторъ поспѣшилъ къ больному. Я побѣжалъ, какъ былъ, безъ фуражки, на встрѣчу ѣхавшимъ...

   Это коляска,- это наша старая четверомѣстная коляска. Человѣкъ нашъ Степанъ сидитъ на козлахъ, а тамъ...

   Я вскрикнулъ, остановилъ ямщика и, вскочивъ на подножку, бросился обнимать maman... Она была одна съ горничной...

   Она и бранила меня за неосторожность, и цѣловала, и плакала отъ радости.

   - Легко сказать, говорила она,- почти три мѣсяца не видала я васъ... Здоровъ-ли Лева? Отчего ты такой блѣдный?...

   Я сѣлъ къ ней въ ноги и доѣхалъ съ нею до крыльца, Кашеваровъ успѣлъ уже предупредить Анну Васильевну: она выбѣжала на встрѣчу пр³ятельницѣ.

   - Софья Михайловна, самъ Богъ васъ принесъ, восклицала она, обнимая ее со слезами.

   Я не успѣлъ еще ничего разсказать матушкѣ, ни о чемъ разспросить ее; я понялъ пока лишь то, что она оставила Настю въ Б. съ батюшкой и пр³ѣхала пряно сюда, не заѣзжая въ Тих³я Воды, куда поѣхала за день предъ ней тетушка Фелисата Борисовна браниться съ нашимъ управляющимъ за какое-то упущен³е по имѣн³ю, которымъ она занималась гораздо болѣе, чѣмъ отецъ мой.

   Анна Васильевна повела ее въ комнаты нижняго этажа, которыя всегда занимаемы были нами въ обычные пр³ѣзды въ Богдановское. На пути она сообщила ей о "несчаст³и съ Герасимомъ Ивановичемъ".

   Матушку это еще болѣе поразило, чѣмъ доктора.

   - Ты мнѣ въ каждомъ письмѣ писалъ, что ему все лучше и лучше? обратилась она ко мнѣ.

   - A и лучше-жь все было, повторила Анна Васильевна,- а прошлою ночью, о, при немъ... вырвалось какъ бы у нея.

   - При тебѣ? воскликнула матушка.

   "Сейчасъ пытка начнется!" тоскливо подумалъ я, предчувствуя за этимъ вопросомъ цѣлый рядъ мучительныхъ для меня допросовъ и объяснен³й.

   Радостный визгъ Левы, раздавш³йся изъ сада подъ окнами покоя, въ которые только-что ввела матушку Анна Васильевна, отвлекъ отъ меня, въ счаст³ю, вниман³е maman. Она подбѣжала къ окну.

   - Онъ сейчасъ сюда прибѣжитъ, сказала улыбаясь Анна Васильевна,- я послала за нимъ.

   - Хорошо онъ себя велъ? съ такой же улыбкой спросила maman.

   - A чѣмъ нехорошо! Якъ голубочекъ сызеньк³й отвѣчала ея пр³ятельница своимъ задушевнымъ, ласкающимъ говоромъ.

   - Ахъ, вы добрая моя!...

   - Мамаша, мамаша! вбѣжалъ еле дыша въ комнату Лева и повисъ на ея шеѣ.

   Керети вошелъ вслѣдъ за нимъ.

   Когда поунялись немножко первые восторги Левы, превративш³е окончательно и такъ уже смятый отъ дороги туалетъ чопорной матушки въ какое-то ни на что непохожее тряпье, она успѣла только подать руку гувернеру, спросить его: доволенъ-ли онъ былъ нами? я получивъ въ отвѣтъ весьма утѣшительное: "je n'ai guère eu а m'en plaindre, madame," - тотчасъ же попросила дозволен³я пойти "совершить омовен³е" и переодѣться.

   - A вотъ тутъ все готово.

   Анна Васильевна прошла съ матушкой и ея горничной въ сосѣднюю комнату, служившую спальней. Лева побѣжалъ было вслѣдъ за ними, но его не пустила матушка:

   - Пойди себѣ пока въ садъ, сказала она ему.

   Онъ не преминулъ немедленно же воспользоваться дозволен³емъ, вскочилъ на стулъ, затѣмъ на столъ, со стола на подоконникъ и прыгнулъ въ садъ въ открытое окно.

   Матушка было ахнула, но пронзительный голосъ незримаго уже Левы распѣвалъ на весь садъ выученную имъ отъ Опицкаго жидовскую пѣсню:

  

  

   Maman разсмѣялась и заперла двери спальни. Мы остались вдвоемъ съ Керети.

   - Madame votre mère est venue sans doute pour noue ramener à Tikvode? началъ было онъ. - Я не успѣлъ отвѣтить: вошелъ докторъ Кашеваровъ.

   - Здѣсь хозяйка?

   - Здѣсь, у матушки, рядомъ, отвѣчалъ я. - Позвать ее?

   - Нѣтъ; матушка ваша съ дороги, вѣроятно, въ порядокъ себя приводитъ; я погожу.

   Онъ вошелъ и сѣлъ.

   - Видѣли Герасима Ивановича?

   - Видѣлъ.

   - Ну, что, Ѳедоръ Ѳедорычъ?

   - Что! повторилъ онъ, поконченный человѣкъ!

   - Васъ Любовь Петровна Лубянская велѣла просить къ себѣ, когда вы повидаете ея мужа, сказалъ я ему, послѣ общаго непродолжительнаго молчан³я...

   Изъ спальни вышли дамы. Оказывалось, что матушка нагнала доктора на послѣдней станц³и и что они тамъ разговаривали о Герасимѣ Ивановичѣ, нисколько не подозрѣвая того, что случилось. Докторъ былъ даже того мнѣн³я, что при правильномъ ходѣ жизни организмъ больнаго, вообще человѣка "крѣпкаго", могъ бы и совсѣмъ поправиться.

   - A теперь нѣтъ надежды? печально спросила матушка.

   - Никакой! отвѣчалъ онъ.- Его... докторъ, очевидно, какъ будто искалъ точнѣйшаго выражен³я,- его подрубило какое-то внезапное, внѣшнее впечатлѣн³е, настолько сильное, чтобы произвести моментальный разрывъ сосудовъ въ области мозга... Это весьма желательно было бы уяснить ближайшимъ образомъ... Не было-ли у него предъ этимъ какой-нибудь непр³ятности? спросилъ Кашеваровъ, обращаясь въ Аннѣ Васильевнѣ.

   Она мучительно задвигалась въ своемъ креслѣ - и ничего не отвѣчала.

   Докторъ повелъ на нее внимательнымъ взглядомъ и замолчалъ. На его умномъ лицѣ можно было прочесть, что онъ уже не нуждался въ объяснен³яхъ: смущен³е Анны Васильевны сказало ему достаточно.

   Ѳома Богдановичъ ворвался въ эту минуту въ комнату и съ восторженными привѣтств³ями кинулся цѣловать руку матушки. "Онъ былъ у дочки и не зналъ... И глупые слуги не прибѣгли извѣстить его о пр³ѣздѣ дорогой; дорогой гостьи... И онъ поэтому лишенъ былъ возможности встрѣтить ее у крыльца, какъ подобаетъ, и только теперь узналъ... И да, проститъ ему это великодушно Софья Михайловна... И какъ здоровье почтеннѣйшаго Михаила Борисыча... И что вотъ какое горе обрушилось надъ ними"...

   - Да, мы объ этомъ сейчасъ говорили, молвила матушка.

   Онъ между тѣмъ увидѣлъ доктора и кинулся въ нему съ тѣмъ же гамомъ, вопросами, всхлипываньями... Узнавъ, что докторъ видѣлъ уже больнаго, онъ тотчасъ же вспомнилъ о Кикинѣ, который муси буть, вже проспався и съ которымъ, ему, то-есть Кашеварову, не мѣшало бы потолковать...

   - Ходымъ, ходымъ до него! приглашалъ онъ его.

   - A что этотъ бѣдный мальчикъ? вспомнила матушка о Васѣ, обращаясь въ доктору. Онъ сморщилъ брови.

   - На него надо будетъ обратить серьезное вниман³е, сказалъ онъ, обращаясь въ хозяйкѣ,- у него на лицѣ нехорош³я пятна... Не нравится мнѣ это... Натура вообще жидкая, и, кажется, случай этотъ съ отцомъ имѣлъ на него потрясающее вл³ян³е...

   Анна Васильевна всплеснула руками и съ ужасомъ на лицѣ поднялась съ своего мѣста.

   - Я до него вернусь, извините меня, Софья Михайловна едва могла проговорить она и вышла спѣшно изъ комнаты.

   - Стряслась, стряслась бѣда надъ нами! горестно воскликнулъ Ѳона Богдановичъ, хватаясь опять за голову.

   - Ну, авось Богъ и поможетъ! утѣшалъ его докторъ и, вставая, объявилъ, что отправляется въ Любови Петровнѣ.

   - Я васъ провожу до нея, тотчасъ же вызвался Ѳома Богдановичъ,- только не войду самъ, примолвилъ онъ,- ужь вы тамъ себѣ якъ знаете съ ней...

   - Я и одинъ пойду. Я хорошенькихъ женщинъ не боюсь, отвѣчалъ, смѣясь, Кашеваровъ.

   Лицо Ѳомы Богдановича приняло опять то серьезное выражен³е, которое такъ мало привыкли всѣ знавш³е его замѣчать на немъ.

   - Якъ не была-бъ она такая хорошенькая, съ ударен³емъ проговорилъ онъ,- ничего бы того, може, и не случилось!...

   Онъ опять подбѣжалъ "къ ручкѣ" моей матери и ушелъ вмѣстѣ съ докторомъ.

   Мы остались втроемъ.

   Матушка задумчиво сидѣла на диванѣ. Керети ходилъ по комнатѣ, закинувъ руки за спину. Я стоялъ у окна въ безпокойномъ ожидан³и...

   - Я пр³ѣхала за дѣтьми, начала maman по-французски, обращаясь въ моему наставнику,- и вижу, что должна была бы это сдѣлать гораздо ранѣе: здѣсь происходятъ как³я-то невообразимыя вещи... То, что мнѣ разсказывала madame Galagai!...

   - Madame, быстро подходя въ ней, заговорилъ Керети,- у меня на столѣ лежитъ начатое письмо въ вамъ; я могу его сейчасъ принести, и вы изъ него увидите, что и я почиталъ необходимымъ намъ скорѣе уѣхать. Ваше материнское предчувств³е, vos pressentiments de mère, предупредили меня...

   Онъ наклонился въ ея уху и сталъ шептать что-то оживленно и долго, но голосъ его становился все громче, по мѣрѣ того, какъ оживлялся его разсказъ, и уже совершенно явственно проговорилъ онъ со своею театральною интонац³ей:

   - Et l'on vit alors, madame, au fond de la chambre apparaître deux visages pâles et haletants: c'étaient monsieur de Fehlsen et madame...

   - Quelle horreur! воскликнула матушка. - И Борисъ видѣлъ все это?...- Мы сегодня же ѣдемъ! рѣшительнымъ тономъ провозгласила она.

   - Сегодня?

   Мнѣ это представлялось невозможнымъ. - Какъ, сегодня, черезъ нѣсколько часовъ, меня разлучатъ съ Васей, оторвутъ отъ всего этого, съ чѣмъ я такъ уже успѣлъ сжиться!... На дняхъ садовникъ, разсаживая при мнѣ розаны въ одной изъ аллей Богдановскаго, вырывалъ какое-то не у мѣста посаженное въ прошломъ году деревцо. И мнѣ вспомнилось въ этотъ мигъ, какъ онъ тогда дернулъ вдругъ, сразу, и тонк³е длинные молодые корни очутились подъ его рукой на воздухѣ, еще всѣ облѣпленные комочками черной земли и дрожавш³е словно отъ боли... "И со мною такъ поступятъ!" представлялось мнѣ...

   - Сегодня же? не безъ нѣкотораго удивлен³я повторилъ и Керети.

   Maman отвѣчала, что батюшка очень желаетъ скорѣе увидать дѣтей, что у него дѣла въ городѣ, и что онъ рѣшилъ остаться въ К., куда и мы поѣдемъ уже на всю зиму...

   Керети, осторожно и учтиво прибирая выражен³я, далъ ей издали: понять, что такой поспѣшный отъѣздъ ея съ дѣтьми не вполнѣ бы, можетъ-быть, соотвѣтствовалъ тому чувству признательности, которымъ мы обязаны, такъ-сказать, нашимъ добрымъ хозяевамъ, à nos bons botes. Ils ont été vraiment charmants pour nous, madame, горячо говорилъ онъ, и дѣти ваши поистинѣ...

   - Имъ въ родительскомъ домѣ не могло бы быть лучше,- я знаю! тотчасъ же воскликнула тронутая матушка:- mari et femme, ils sont bons, comme le bon Dieu! съ умилен³емъ вспомнила она о Галагаяхъ.

   Она, это сейчасъ можно было замѣтить, согласилась внутренно съ доводами Керети и искала теперь въ головѣ средства, какъ устроить дѣло такъ, чтобы не огорчить богдановскихъ друзей нашихъ.

  

  

   Входная дверь полуотворилась въ это время, и кто-то, еще не видный, спросилъ не громкимъ скромнымъ голосомъ по-французски:

   - Можно войти?

   - Конечно можно, отвѣчала матушка.

   Вошла Галечка.

   - Совсѣмъ взрослая дѣвица! засмѣялась maman, глядя на ея длинное платье и прическу à la Clotilde, замѣнившую дѣтск³я косы, еще такъ недавно висѣвш³я у нея за спиной, между тѣмъ какъ Галечка обнимала ее съ видомъ необычайной радости и нѣжности.

   Она такъ и забросала матушку любезными вопросами, разсказами о "жантильесахъ" Левы, съ которымъ она будто бы не разставалась все время, и такъ далѣе...

   - Что ей нужно отъ maman? думалъ я; она была мнѣ рѣшительно противна!

   То, что ей нужно было, не заставило себя долго ждать.

   - A у насъ, вы слышали, какое несчаст³е... Mon pauvre cousin (весь разговоръ шелъ, разумѣется, по-французски,), заговорила она, усаживаясь подлѣ матушки и заглядывая ей въ глаза.

   - Да, это ужасно, сказала матушка.

   - Это у насъ въ домѣ все вверхъ дномъ поставило, молвила опять Галечка, давъ лицу своему достаточно времени на изображен³е соболѣзнован³я о несчаст³и ея pauvre cousin.- Папа такъ взволнованъ, что его узнать нельзя. И вы знаете, что у меня нѣтъ болѣе учителя музыки?

   - Вотъ какъ! равнодушнѣйшимъ образомъ проговорила maman.

   Но та не унывала.

   - Вѣдь вы знаете monsieur Богенфриша,- какой онъ отличный музыкантъ, и я съ нимъ такъ успѣла... И вдругъ папа его прогоняетъ! И, и такъ непонятно: приходитъ въ нему Богунъ и объявляетъ, что онъ долженъ уѣхать сейчасъ же. И никакихъ объяснен³й!... Онъ, бѣдный, прибѣгаетъ ко мнѣ весь въ слезахъ,- je n'ai pas pu y tenir moi-même, madame, j'ai fondu en larmes - и побѣжала къ папа. А онъ даже ногами затопалъ. - "Такъ треба", повторила она иронически слова отца и пр³остановилась... Не могли-ли бы вы сказать папа? обратилась Галечка уже прямо съ просьбой своею къ maman,- онъ такъ глубоко уважаетъ васъ, chère Софья Михайловна, я знаю напередъ: вамъ стоитъ только слово сказать...

   - Можетъ-быть, но я этого слова не скажу, прервала ее maman - съ серьезною улыбкой.

   - Отчего же это?

   Галечка вся вспыхнула даже.

   - Оттого, что отецъ вашъ не ребенокъ и знаетъ, что дѣлаетъ, я полагаю. Если онъ удаляетъ вашего учителя музыки изъ своего дома, то у него, вѣроятно, есть на это свои соображен³я...

   "Точно отецъ мой способенъ на как³я либо соображен³я!" такъ и сказалось въ мелькнувшей на губахъ Галечки насмѣшливой улыбкѣ...

   - A слава-жь Богу, согласился Вася прилечь,- хоть и спать не будетъ, а все-жь отдохнетъ себѣ трошечки! молвила, входя, Анна Васильевна, не замѣчая нѣсколько взволнованнаго вида дочери и даже не глядя на нее.

   Галечка, въ свою очередь, живо отвернулась и принялась спокойно улыбаться, какъ ни въ чемъ не бывало.

   Но я не могъ не замѣтить, что Анна Васильевна продолжала ея не замѣчать - и что это происходило не случайно. Чувствовалось, что опричь ея тревоги за Васю, за отца его, ныло на душѣ милой женщины что-то еще болѣе близкое ей и болѣе глубоко захватывавшее ее за сердечныя струны,- и что именно Галечка вызывала это мучительное что-то въ ея дѣтски-нѣжной, голубиной душѣ...

   Она передавала между тѣмъ матушкѣ о томъ, что Герасима Ивановича она застала въ томъ же не то снѣ, не то безчувств³и, что Ѳедоръ Ѳедоровичъ Кашеваровъ прописалъ ему moschus, за чѣмъ и послано въ городъ, но отъ чего и самъ докторъ не ожидаетъ особенной пользы, что она лишь съ величайшимъ трудомъ убѣдила Васю отдохнуть, и то лишь при помощи Ѳедора Ѳедоровича, который вернулся отъ Любови Петровны и обѣщалъ ему, что будетъ самъ сидѣть у постели его отца до самаго обѣда...

   - A Любовь Петровна - не говорилъ докторъ,- гдѣ будетъ обѣдать сегодня?... Съ нами? прервала ее Галечка,- и въ этихъ двухъ словахъ звучалъ какъ бы вызовъ матери на дальнѣйшее объяснен³е.

   - Не говорилъ, кажется, все такъ же не глядя на нее, отвѣчала Анна Васильевна,- и поторопилась обратиться къ матушкѣ съ какимъ-то вопросомъ.

   Галечка дала maman отвѣтить и снова обратилась къ своей матери:

   - A если она будетъ внизу обѣдать, то какъ прикажете: и мнѣ придти?

   Болѣзненно, глазами полными упрека и глубокаго душевнаго страдан³я, взглянула на дочь Анна Васильевна. Я понялъ, что она только-что - и вѣроятно отъ Ѳомы Богдановича - узнала, какъ успѣла уже Галечка обойтись съ Любовью Петровной.

   - A для чего тебѣ на это моего приказа просить? промолвила она съ явнымъ усил³емъ.

   Галечка потупилась съ такимъ видомъ, что: конечно - молъ не мнѣ вамъ объяснять это!

   - Если вамъ угодно, maman, я приду, проговорила она тихимъ, покорнымъ, будто приниженнымъ голосомъ,- за который въ ту минуту я бы ей, кажется, съ радостью косу оторвалъ...

   Бѣдная мать ея растерянно задвигалась на своемъ мѣстѣ: не подъ силу ей было совладать съ этимъ самоувѣреннымъ, безсердечнымъ пятнадцатилѣтнимъ существомъ.

   - Можешь у себя обѣдать... коли со всѣми не нравится, проговорила милая женщина, пряча глаза свои отъ невозмутимыхъ глазъ дочери... И какъ еще хватило у ней духа это сказать!...

   Галечка, добившись своего, встала, почтительнѣйшимъ образомъ присѣла предъ матушкой, поцѣловала на лету руку Анны Васильевны и вышла изъ комнаты.

   Не успѣла еще затвориться за нею дверь, какъ матъ ея, ухвативъ мою мать за обѣ руки и наклоняясь въ ней, прошептала сквозь слезы:

   - Въ кого она, скаяжите на милость. Софья Михайловна!...

   Мы поспѣшили съ Керети оставить ихъ однѣхъ и отправились гулять въ садъ до обѣда.

   Къ обѣду не явились ни Любовь Петровна, ни Галечка, я никогда еще такъ скучно не совершалась въ Богдановскомъ трапеза, какъ въ этотъ день. Довольно сказать, что самъ Ѳома Богдановичъ ни разу не улыбнулся въ продолжен³е всего обѣда, никого не тормошилъ и почти рта не разѣвалъ: взглянетъ на незанятые стулья и приборы съ неразвернутыми на нихъ салфетками дочери и племянницы и - вздохнетъ только... Бесѣду за столомъ вели почти исключительно доктора Кашеваровъ и Кикинъ, успѣвш³й проспаться и видимо заискивавш³й теперь "въ человѣкѣ науки", какъ называлъ К-го врача Людвигъ Антоновичъ. Студентъ былъ тутъ же, ѣлъ за четверыхъ, молчалъ, какъ булыжникъ, и отдувался послѣ каждаго блюда. О больномъ и его сынѣ не произнесено было ни одного слова: всѣ словно боялись коснуться этого предмета. Матушка переговаривалась вполголоса съ хозяйкой, подлѣ которой она сидѣла, и по печальному взгляду, которымъ милая Анна Васильевна отъ времени до времени поглядывала на насъ съ Левой, не трудно было отгадать, о чемъ шла между ними рѣчь: Анна Васильевна убѣждалась доводами матушки; о необходимости намъ скорѣе ѣхать въ К...

   Подъ этимъ впечатлѣн³емъ побѣжалъ я на верхъ, въ покой Лубянскихъ, едва успѣли встать изъ-за стола.

   Савел³й, котораго я встрѣтилъ въ корридорѣ, передалъ мнѣ, что Герасиму Ивановичу данъ Васей уже второй пр³емъ лѣкарства, которое какъ будто нѣсколько оживило его, но что въ настоящую минуту они, должно быть, опять заснули,- потому Васил³й Герасимовичъ прошли, кажется, сейчасъ въ свою комнату.

   Я отворилъ двери - и вошелъ.

   Вася былъ тутъ, дѣйствительно; онъ стоялъ у конторки, облокотившись головой на руку,- и оборотился, слегка поморщившись, на легк³й скрипъ двери.

   - Это я, Вася, осторожно пробираясь въ нему, сказалъ я,- по ковру не слышно...

   - Ничего, теперь все равно, проговорилъ онъ.

   - Его, говорятъ, нѣсколько оживило лѣкарство?

   Вася только плечомъ повелъ.

   Какъ онъ страшно осунулся за эти нѣсколько часовъ! Глаза ввалились, и вокругъ нихъ образовались черные больш³е круги, а на щекахъ алѣли тѣ зловѣщ³я пятна, которыя такъ не нравились Ѳедору Ѳедоровичу.

   - Спалъ ты предъ обѣдомъ, Вася?...

   - Нѣтъ, отрѣзалъ онъ.

   - Не могъ?

   - Да...

   - A къ намъ maman пр³ѣхала, опять началъ я послѣ долгаго, тяжелаго молчан³я.

   - А! сказалъ онъ только, и губы его слегка дрогнули.

   - Она пр³ѣхала за нами... увезти насъ въ К... робко заговорилъ я, снова слѣдя тревожно за выражен³емъ его лица.

   Онъ повелъ на меня равнодушнымъ взглядомъ...

   - Скоро? спросилъ онъ.

   - Она сегодня даже хотѣла... Но я надѣюсь,- хоть еще одинъ день...

   - Конечно! промолвилъ онъ, разсѣянно переводя глаза въ окно, въ которое горячо и трепетно вливался въ эту минуту золотой лучъ склонявшагося въ западу солнца.

   - Мнѣ будетъ очень... Не знаю даже, какъ сказать тебѣ,- такъ будетъ больно разстаться съ тобою, Вася, сказалъ я.

   Мнѣ жадно хотѣлось обнять его, прижать въ груди... Но я не смѣлъ.

   - Какъ кукушка закуковала, слышишь! проговорилъ онъ вдругъ вмѣсто отвѣта.

   - Онъ и не слышалъ, подумалъ я тоскливо.- Вася!

   Онъ снова поморщился и глянулъ на меня во всѣ глаза.

   - Я сегодня ужь буду у m-r Керети ночевать... Лучше, не правда-ли?

   Онъ кивнулъ въ знакъ соглас³я.

   - Если насъ завтра увезутъ отсюда, Вася, я приду въ тебѣ проститься, жалобно молвилъ я, все надѣясь, что онъ вспомнитъ о нашей дружбѣ, о томъ, какъ я любилъ его...

   - Да, да, сказалъ онъ; слова мои очевидно докучали ему, и онъ отошелъ въ окну.

  

  

   На другой день утромъ,- мы только-что съ Керетя успѣли одѣться,- пришли насъ звать чай пить въ maman внизъ, Она поднялась очень рано и была давно готова, когда мы явились въ ней.

   Оказывалось, что, оставшись вчера вечеромъ одна съ Анной Васильевной и ея мужемъ, она окончательно убѣдила ихъ отпустить насъ сегодня же. Матушка была очень довольна: Анна Васильевна сана призналась ей, что на ея мѣстѣ она бы точно также поступила.

   - Въ домѣ нашемъ дѣти ваши ничему доброму не научатся, рѣшилась она даже сказать своей пр³ятельницѣ.

   - Сбѣгай же ты сейчасъ въ Максимычу, приказывала мнѣ матушка,- чтобы скорѣе онъ собиралъ ваши вещи.

   У меня въ первую минуту опять защемило на сердцѣ. Но я вспомнилъ разговоръ мой вчера съ Васей. "Я ему ни на что не нуженъ, онъ тяготится мною", съ горечью подумалъ я.

   Я отправился въ Максимычу. Онъ даже перекрестился, узнавъ о рѣшен³и матушки.

   - Отъ грѣха и соблазна, значитъ, подальше васъ, крикнулъ онъ и вдругъ началъ выпѣвать мнѣ:- Вчера-то съ барыней этой... подъ ручку. Точно сами онѣ идти не могутъ, такъ и навалились на васъ...

   - Ну, довольно, однако, Максимычъ, воскликнулъ я, вспыхнувъ.

   Но онъ не унимался.

   - Мало имъ одного, должно быть, такъ еще васъ нужно... Тьфу! Вотъ только барина этого молодаго жаль, а то бы, кажется, на стѣны на эти самыя плюнулъ. Чтобъ имъ...

   Я убѣжалъ скорѣе отъ его причитан³й. Въ корридорѣ повстрѣчалась мнѣ Анна Васильевна: она шла къ Лубянскимъ и казалась очень взволнованной.

   - Видѣлъ ты Васю? спросила она на ходу.

   - Нѣтъ еще, я хотѣлъ сейчасъ идти.

   Она остановилась.

   - A ты бы погодя приходилъ лучше... Мнѣ съ нимъ поговорить надо...

   - Хорошо, Анна Васильевна, я пойду въ maman.

   - И я до ней скоро, такъ ты туда ходи...

   У maman я засталъ Ѳому Богдановича; онъ стоялъ предъ ней, переминаясь съ ноги на ногу и держа въ рукѣ какое-то письмо.

   - A знаетъ Вася? такъ и огорошилъ онъ меня непонятнымъ вопросомъ, едва я вошелъ.

   - Что знаетъ, Ѳома Богданычъ? недоумѣвая спросилъ я.

   - A что мать его уѣхала?

   - Любовь Петровна?... Я ничего не понималъ.- Я Васю еще не видалъ сегодня, объяснялъ я.

   - Какъ же все это произошло? съ любопытствомъ спросила матушка.

   - A кажу-жь вамъ, Софья Михайловна, съ совершенно растеряннымъ видомъ отвѣчалъ онъ,- съ вечера послала она своего лядащаго Петрушку на село, жида съ конями нанять, а и пришелъ ночью съ конями тотъ жидъ, въ карету ея коней тѣхъ впрягъ, и поѣхала она на томъ жидѣ...

   - Куда?

   - A въ К. кажутъ.

   - И прислала вамъ письмо.

   - A и тотъ же Петрушка ея лядащ³й, какъ уѣзжали они, такой приказъ Марку кучеру далъ, чтобъ какъ я встану утромъ,- будить меня ни за-что не казалъ, шельма!- какъ встану, казалъ, чтобъ мнѣ письмо то и дали...

   - Что же она вамъ пишетъ?

   - A хоть убейте не скажу (не знаю), Софья Михайловна. Не понялъ я и не дочиталъ, потому тонко такъ, по-аглицкому пишетъ.... да и читать не хотѣлось, о!... Борисъ, обратился онъ ко мнѣ, протягивая письмо, которое все время мялъ въ комокъ своими вѣчно безпокойными руками,- глаза у тебя молодые, прочти, о!...

   Я кое-какъ расправилъ листовъ и началъ читать: "Любезный дядюшка, писала Любовь Петровна,- я ненавижу объяснен³я и уѣзжаю отъ васъ ночью, таясь и избѣгая свѣта, какъ какой-нибудь злой преступникъ, единственно для того, чтобъ избѣгнуть ихъ. Но вы сами понимаете, вѣроятно, что я не могу долѣе оставаться въ вашемъ домѣ..." .

   - Бо сама не хотитъ, такъ и не можетъ, прервалъ меня Ѳома Богдановичъ, съ какою-то ребяческою тревогой, заглядывая въ лицо матушкѣ: не подумайте-молъ, что я въ состоян³и выгнать ее изъ моего дома.

   - И добре она сдѣлала, воскликнулъ Ѳома Богдановичъ,- похвалю я ее теперь за то,- что отъ сына отказалась она я мнѣ съ Ганною за сына его отдала. Не нужно ему такой матери,- правду она сказала!...

   Старый Галагай откинулъ назадъ свою лысую голову, маленьк³е глазки его запрыгали, и невзрачное, почти комическое лицо его освѣтилось внезапно невыразимымъ обаян³емъ сердечности и умилен³я... Онъ протянулъ руку впередъ, какъ бы совершая обрядъ присяги.

   - Клянусь же я предъ Христомъ Спасителемъ нашимъ, съ какою-то тихою торжественностью возгласилъ онъ,- клянусь за себя и за жену мою, что пр³ймаемъ мы Васю Лубянскаго за сына нашего роднаго и будемъ мы любить и хранить того сына...

   - A и надолго-ли будетъ у насъ тотъ сынъ! прервала его Анна Васильевна горестнымъ восклицан³емъ и закрыла себѣ глаза рукой.

   Ѳома Богдановичъ глянулъ на жену, дрогнулъ и, подбѣжавъ въ ней, охватилъ ее за шею:

   - A не надолго, горячо цѣлуя ее, воскликнулъ онъ,- такъ будемъ мы плакать по немъ, какъ по томъ Павликѣ нашемъ покойномъ плакали мы!...

   И онъ стремглавъ выбѣжалъ изъ комнаты.

  

  

   Рѣшено было, что мы уѣдемъ тотчасъ же послѣ завтрака,- и время уже подходило въ нему,- но я напередъ объявилъ, что завтракать не приду. Я желалъ проститься съ Васей: я все надѣялся улучить минуту поговорить съ нимъ "по душѣ", въ послѣдн³й разъ; мнѣ жадно хотѣлось взглянуть ему въ лицо, убѣдить самого себя, что докторъ ошибается, что ничего нѣтъ страшнаго въ этихъ пятнахъ, которыя ему такъ не нравятся, что Анна Васильевна напрасно тревожится. "Богъ дастъ, все пройдетъ", представлялъ я себѣ,- "и мы опять будемъ съ нимъ; Ѳома Богдановичъ пришлетъ его учиться въ К.; онъ у насъ жить будетъ, а лѣтомъ въ Богдановскомъ, къ Тихихъ-Водахъ"...

   Но онъ, не отрываясь, все сидѣлъ за ширмами у постели отца, а я боялся зайти туда: можетъ-быть, это будетъ не пр³ятно Васѣ. Я вспоминалъ сухость его пр³ема вчера и его недовольные глаза,- мнѣ такъ больно было бы, еслибъ это должно было повториться теперь. Я нѣсколько разъ на цыпочкахъ входилъ въ спальню Герасима Ивановича и выходилъ оттуда опять въ комнату Васи, незамѣченный имъ.

   Тамъ у окна сидѣлъ командоръ и лѣниво слушалъ Кикина, что-то вполголоса повѣствовавшаго ему. Длинный ма³оръ внушалъ мнѣ теперь какую-то зависть: онъ точно вытѣснилъ меня изъ этого покоя, который я такъ долго почиталъ своимъ, и какъ будто хотѣлъ, думалось мнѣ, замѣнить меня въ сердцѣ Васи. A между тѣмъ добрый человѣкъ, не переставая прислушиваться въ разсказамъ полупьянаго врача, слѣдилъ, какъ оказалось, внимательно за моими входами и выходами и угадывалъ ихъ поводъ.

   - Вы не видались сегодня съ Васил³емъ Герасимычемъ? спросилъ онъ меня вдругъ.

   - Нѣтъ еще... Я хотѣлъ съ нимъ проститься,- мы сегодня ѣдемъ, печально объяснилъ я.

   Онъ взглянулъ на меня - и нахмурился, какъ всегда это бывало съ нимъ, когда чувствовалъ онъ себя тронутымъ.

   - Сегодня? переспросилъ онъ.

   - Скоро, послѣ завтрака...

   - A не поглядите вы на больнаго? обратился онъ къ Кикину.- Ѳедоръ Ѳедоровичъ на село ушелъ...

   Тотъ только взъерошенною головой своею дернулъ: что-молъ глядѣть-то на него теперь...

   - Ну, а все-жь для порядка пойдемте,- на то вѣдь пр³ѣхали вы, безцеремонно отрѣзалъ командоръ, приглашая движен³емъ руки Кикина пройти въ комнату Герасима Ивановича, и санъ пошелъ за нимъ.

   Черезъ нѣсколько времени вышелъ во мнѣ Вася.

   - Борисъ, ты ѣдешь! воскликнулъ онъ, протягивая мнѣ обѣ руки.

   Я схватился за нихъ, наклонился въ нему и крѣпко поцѣловалъ его въ щеку... Зловѣщ³я пятна куда-то скрылись: желтоватая, восковаго оттѣнка блѣдность покрывала все его лицо. Глаза его опять поразили меня: Лихорадочный блескъ, которымъ они такъ страшно горѣли вчера, потухъ совсѣмъ. Они точно вылиняли и глядѣли тускло и упорно, какъ у слѣпыхъ.

   - Какъ ты себя чувствуешь, Вася?

   - Ничего, отвѣчалъ онъ совершенно покойно и даже улыбнулся.

   - Спалъ ты, по крайней мѣрѣ, хоть сколько-нибудь?

   - Да, кажется, дремалъ... Не всели равно?

   - Какъ все равно! Вѣдь ты заболѣешь, серьезно заболѣешь, если не будешь спать!...

   Онъ опять коротко улыбнулся.

   - Послушай, Борисъ, сказалъ онъ, подходя въ своему письменному столу,- ты ѣдешь... Прими это отъ меня на память.

   На столѣ лежалъ такъ хорошо знакомый мнѣ толстый томъ, переплетенный въ темную вожу,- компактное издан³е "нашего друга".

   - Твой Шиллеръ, Вася? Вѣдь онъ у тебя одинъ!...

   - Мнѣ не нужно, сказалъ онъ, а тусклые, неподвижные глаза его добавляли: мнѣ ничего не нужно теперь!...

   Я взялъ книгу, и цѣлые ряды блаженныхъ часовъ, проведенныхъ съ нимъ за чтен³емъ ея, мгновенно воскресли въ моей памяти.

   - О Вася! сквозь слезы проговорилъ я,- вернутся-ли когда наши вечера?

   Онъ поднялъ на меня свои странные глаза и еще болѣе страннымъ голосомъ, утвердительно кивнувъ нѣсколько разъ головой:

   - Не здѣсь только! отвѣчалъ онъ.

   - Господи! кинулся я въ нему въ перепугѣ:- неужели мы съ тобой уже никогда не увидимся?...

   Онъ будто не слышалъ, продолжалъ глядѣть на меня своимъ упорнымъ, мучительнымъ взглядомъ.

   - A вѣдь ты любилъ меня, Борисъ, неожиданно вымолвилъ онъ, какъ бы отвѣчая какой-то своей, для меня непонятной мысли.

   - И люблю и буду любить, пока живъ! воскликнулъ я, съ новымъ порывомъ нѣжности и обнимая его.- Скажи только одно слово, Вася, и я упрошу, на колѣняхъ умолю maman, чтобъ она оставила меня еще въ Богдановскомъ, съ тобою...

   Онъ отвернулся отъ меня вдругъ и, подавляя выр