Что-же Ердановъ? - спросила Женя.
- Ердановъ умеръ отъ разрыва сердца. На трет³й день Рождества мы его хоронили.
- Эта истор³я напоминаетъ мнѣ, - сказалъ Гурдинъ - нѣчто подобное, что я слышалъ отъ моего покойнаго отца. Въ одномъ изъ военныхъ училищъ умеръ, не помню уже кто, не то инспекторъ классовъ, не то начальникъ училища, генералъ Ламновск³й, отличавш³йся строгостью и имѣвш³й длинный носъ. Юнкера ночью держали караулъ у гроба... Тамъ такъ же дерзкая шутка одного изъ часовыхъ весьма плачевно для него окончилась...
- Разскажите!
- Непремѣнно разскажите!
- Это было давно... Я плохо помню... Отецъ мнѣ разсказывалъ... да чуть-ли это гдѣ-то было напечатано. Это было еще когда! Въ восьмидесятыхъ годахъ...
- Въ наше время, - сказалъ Антонск³й.
- Разскажите!.. разскажите!.. разскажите!..
- Боюсь, сумѣю-ли? Вспомню-ли всѣ подробности?..
И не чинясь, просто и ясно Гурдинъ началъ разсказывать.
Володя вернулся домой въ необычайномъ волнен³и и возбужден³и. Особенный и страшный для него этотъ день былъ. Недѣли двѣ тому назадъ по поручен³ю парт³и Володя на большомъ и нелегальномъ собран³и рабочихъ громаднаго машиностроительнаго завода говорилъ о Kарлѣ Марксѣ, о борьбѣ съ капиталомъ и о необходимости для рабчихъ быть готовыми къ выступлен³ямъ и забастовкамъ. Собран³е это было разогнано полиц³ей. Какъ сейчасъ бывшую, вспоминалъ Володя во всѣхъ подробностяхъ эту напряженную зимнюю декабрьскую ночь. Когда онъ протискался черезъ ожидавшую его толпу и неловко взобрался на площадку паровоза, стоявшаго въ углу мастерской - море головъ было подъ нимъ.
Сквозь больш³е, круглые, стеклянные, матовые шары электрическихъ фонарей яркiй лился свѣтъ въ громадный кирпичный сарай со стеклянной крышей паровозной мастерской. Подъемные краны, маховыя колеса, вальки передачъ, широкiе ремни, громадными удавами висѣвш³е надъ головами, устья печей, кучи шлака, желѣзныхъ стружекъ, кусковъ чугуна, - все громоздкое, необычное своими формами, неуютное, какое то "апокалипсическое", прямолинейное, дерзновенное, машинное и потому не человѣческое, и подъ всѣми этими машинными гигантами люди, люди, люди, казавш³еся крошечными мурашами, ничтожною пылью. Толпа гомонила, придвигаясь къ паровозу, на которомъ стоялъ Володя. Надъ головою сипѣли фонари. Вся эта необычность обстановки взвинчивала Володю, и онъ чувствовалъ, что сумѣетъ сказать то, что нужно и скажетъ съ такою силою, что сами его товарищи удивятся.
Подъ Володей, у паровозныхъ колесъ и у тендера, на скамьяхъ усѣлись: предсѣдатель исполнительнаго комитета парт³и - Малининъ, члены - Гуммель, Балабонинъ и Крылатовъ, и у самыхъ ногъ Володи сѣлъ на подножкъ паровозной площадки - молодой Драчъ, рабоч³й, коммунистъ который ввелъ Володю въ парт³ю.
Въ толпѣ Володя сейчасъ же увидѣлъ старика Далекихъ, члена парт³и съ самаго основан³я ея, разумнаго и крѣпкаго человѣка, необычайно талантливаго рабочаго, мастера, который давно могъ бы стать инженеромъ, если-бы не пер³одическ³е запои, выбивавш³е его изъ колеи жизни. Далекихъ, одинъ изъ немногихъ парт³йцевъ носивш³й бороду, съ умилен³емъ и какою то покорностью смотрѣлъ на Володю. За нимъ сталъ его цехъ, - все молодые рабоч³е, въ примятыхъ, сбитыхъ на затылокъ картузахъ съ слюнявыми кручонками въ зубахъ, съ наглою усмѣшкою на бритыхъ губахъ.
Власть слова. Сила и могущество парт³йнаго учен³я - все это капля за каплею наливали сердце Володи гордостью. На мгновен³е задумался - и голова закружилась отъ сладкаго восторга. Кто онъ?.. Студентъ третьяго курса, на плохомъ счету, забросивш³й занят³я, не знающ³й жизни, ничего не умѣющ³й делать "интеллигентъ", не понимающ³й назначен³я этихъ самыхъ машинъ, въ сущности кромѣ своего Карла Маркса ничего не знающ³й - онъ становится учителемъ и вождемъ всей этой многотысячной толпы, создавшей и построившей и эту мастерскую и эти машины и тотъ паровозъ, на которомъ стоить Володя и на которомъ онъ чувствуетъ себя дѣйствительнымъ вождемъ. Парт³я!!! Теплымъ токомъ наполнялись жилы Володи, когда онъ думал о томъ, что ему дала партiя! Все это люди, которые по его слову пойдутъ на что угодно - на преступлен³е и смерть, на измѣну и низость, или на величайш³й подвигъ любви къ Родинѣ и къ ближнему... Смотря по тому, кто поведетъ.
Володя не замѣтилъ, какъ тишина стала въ мастерской. Толпа установилась, утряслась и ждала слова.
- Начинайте, товарищъ, - снизу негромко сказал Малининъ.
Володя охватилъ обѣими руками паровозные поручни, нагнулся впередъ и громко и съ задоромъ кинулъ въ толпу:
- Товарищи!..
Гулкое эхо прокатилось по дальнимъ угламъ мастерской и затихло. Толпа еще разъ колыхнулась и подалась ближе къ паровозу. Кое-кто впереди снялъ шапку.
Вихревая мысль пронеслась въ головѣ Володи: - "какое это чудное, магнетизирующее слово - "товарищи!"... Волна гордости пронеслась къ сердцу Володи и затопила его. Вся эта масса людей - его товарищи? Слово спаяло Володю съ ними. Онъ съ ними и они съ нимъ.
Слова пошли сами собою. Мысль работала четко и ясно.
- Вы... большинство изъ васъ, родились и воспитались въ православной религ³и. Васъ нарочно воспитывали, чтобы сдѣлать изъ васъ...
Тутъ была небольшая пауза. Пр³емъ показался самому Володѣ необычайно красивымъ.
- Рабовъ капиталистовъ!..
Звонкимъ эхомъ отдались съ силою сказанныя слова.
- Христосъ говорить: - "кто изъ васъ, имѣя раба пашущаго по возвращен³и его съ поля, скажетъ ему: - "пойди скорѣе, садись за столъ"... Напротивъ, не скажетъ-ли ему: - "приготовь мнѣ поужинать и подпоясавшись служи мнѣ, пока буду ѣсть и пить"... {Евангелие отъ Луки. Гл. 17., ст, 7-9.} Вотъ чему васъ учили... Служи господину своему... Священникъ съ церковнаго амвона, учителя въ школѣ учили васъ исполнять вашъ рабскiй долгъ и терпѣть, терпѣть, терпѣть... Смирен³ю учили васъ, низкопоклонничеству.
Володя перевелъ дыхание и оглядѣлъ толпу.
Далекихъ смѣло посмотрѣлъ прямо въ глаза Володѣ и сказалъ громко, со вздохомъ:
- Христосъ терпѣлъ и намъ терпѣть велѣлъ.
Володя продолжалъ. Онъ напомнилъ причту о минахъ, розданныхъ рабамъ и о жестокомъ господинѣ.
- Долгъ!.. долгъ!!. Вамъ только - долгъ!.. Кому-то другому радости жизни, а вамъ обѣщан³е награды на томъ свѣтѣ, котораго, это теперь точно научно извѣстно и обследовано, совсѣмъ даже и нѣтъ.
- Никто того не знаетъ, - хорошо слышнымъ шопотомъ прошепталъ Далекихъ.
Этотъ рабоч³й раздражалъ Володю. Онъ мѣшалъ ему сосредоточиться. Со злобою и ненавистью посмотрѣлъ Володя на него и продолжалъ:
- Кто пожалѣлъ рабочаго въ старомъ христ³анскомъ мiрѣ?.. Никто... Рабоч³й средство для капиталиста путемъ прибавочной цѣнности наживать себѣ деньги. Рабоч³й производитъ товаръ. Развѣ можетъ онъ обмѣнять товаръ на то, что ему самому нужно? Для этого нуженъ посредникъ, и посредникомъ между однимъ рабочимъ, дѣлающимъ одинъ товаръ и другимъ, производящимъ другой, являются деньги. Это былъ конекъ Володи - формула Маркса: - Д - Т - Д, деньги - товаръ - деньги съ прибавочной цѣнностью. Володѣ казалось, что тутъ все сказанное Марксомъ такъ ясно и неопровержимо, что стоитъ прямо говорить по книгѣ, которую онъ мѣстами зазубрилъ наизусть.
- Въ товарѣ - тайна..., - вдохновенно говорилъ Володя. - "Товаръ - это фетишъ... Карлъ Марксъ говоритъ: - "форма дерева при обработкѣ измѣняется. Изъ дерева сделали столъ. Столъ тѣмъ не менѣе остается деревомъ, обыкновенной чувственной вещью. Но, какъ только онъ выступаетъ въ качествѣ товара, онъ тотчасъ превращается въ чувственно-сверхчувственную вещь... Мозги рабочаго тутъ начинаютъ крутиться, какъ мороженое въ формѣ"... "Столъ не только стоитъ своими ногами на землѣ, но, въ виду всѣхъ товаровъ, становится на голову, и его деревянная башка проявляетъ причуды болѣе странныя, чемъ, если-бы по собственному почину вдругъ сталъ онъ танцовать"...
- Эва загнулъ - столъ танцовать!..
- Господская глупость!
- Ни черта не понять!..
- Ну къ чему это онъ?.. Ладно какъ говорилъ.
Володя вдругъ понялъ, что тяжелое "пивное" остроумiе Карла Маркса не дошло до Русскихъ рабочихъ, гораздо болѣе остроумныхъ и избалованныхъ смѣлыми сравнен³ями и острыми, крѣпкими словами, но уже не могъ свернуть съ книги.
- Столъ, - продолжалъ Володя можно продать. На эти деньги можно купить... библ³ю... или водку... Вотъ, что такое товаръ... Вотъ, что такое танцы стола. Столъ уже не столъ, а... библ³я... или водка... Но есть вещи, которыя сами по cебѣ не суть товары - а продать ихъ можно. Совѣсть... Честь... Они могутъ стать продажными для своихъ владѣльцевъ и, такимъ образомъ, черезъ свою цѣну пр³обрѣсти товарную форму.
- Да, - опять съ глубокимъ, тяжкимъ вздохомъ сказалъ Далекихъ, - нанялси - продалси...
- Кто и совѣсть продаетъ, - сказалъ молодой рабочѣй и ловко сплюнулъ замусоленную кручонку.
- Бываютъ такѣе ироды.
- Шкуры барабанныя... Солдаты... Городовые... Морду наѣстъ, плюетъ, знай, на трудящаго человѣка.
"Дошло", - подумалъ Володя и съ силой продолжалъ:
- Марксъ говоритъ: - "деньги не пахнутъ". Каково бы ни было ихъ происхожден³е - деньги - всегда - деньги.
- Народъ говоритъ, - громко перебилъ Далекихъ, - чужое добро въ прокъ нейдегь. Краденыя деньги - не деньги...
- Товарищи, - повышая голосъ, говорилъ Володя, - въ тотъ угнетенный м³ръ, гдѣ надъ рабочими, ссылаясь на Христа, измывались капиталисты, гдѣ ихъ заставляли при помощи прибавочной цѣнности гнуть спину, гдѣ торговали людскою честью и совѣстью, гдѣ гноили ваши семьи въ невозможныхъ жилищныхъ услов³яхъ, где рабочiе преждевременно умирали въ тяжкомъ, ничѣмъ неприкрытомъ рабствѣ у капиталистовъ, въ этотъ мрачный м³ръ голодныхъ и рабовъ, въ миръ пролетар³ата явился нѣмецк³й ученый Карлъ Марксъ...
Опять Володя, подготовляя эффектъ, сдѣлалъ паузу и со страшною силою выкрикнулъ:
- Онъ пожалѣлъ рабочаго!
Глухой гулъ пошелъ по толпѣ и Володя понялъ, что онъ въ самомъ cебѣ, въ Русскихъ глубинахъ своей души нашелъ, наконецъ, нужное, доходчивое слово, что теперь онъ уже завладѣлъ толпою и можетъ перейти къ главной основной темѣ митинга - къ вопросу о борьбѣ съ капиталомъ, къ вопросу о забастовкахъ...
- Собственность - воровство!.. Война - грабежъ, - изступленно кричалъ Володя. - Торговля - надувательство!.. Вотъ заповѣдные лозунги Карла Маркса. Васъ зажали въ тиски, васъ загнали въ щели и вы изъ этихъ темныхъ, смрадныхъ щелей не видите прекраснаго мiра. Васъ гонятъ на убой! Васъ обманули, сказавъ, что любовь это главное, что въ прощен³и обидчику правда... Вамъ сказали, что, кто ударитъ тебя по правой щекѣ - подставь ему и лѣвую - небось сами не подставляютъ!.. Вамъ говорятъ - просящему у тебя взаймы - дай и просящему проводить на одну версту - проводи на двѣ... Васъ не жалѣютъ... Васъ эксплоатируютъ... Все это неправда... Вздоръ.. Ваше евангел³е - Карлъ Марксъ, у него учитесь, у него находите силу сопротивлен³я, у того, кто, повторяю одинъ пожалѣлъ васъ. Что-же говоритъ онъ? Если собственность - воровство, возстань противъ собственности, отнимай ее, грабь то, что до тебя награбили!.. Если война грабежъ - возстань противъ войны. Не позволяй воевать! Рабочiе - вы сила! Не позволяй лить пушки, приготовлять порохъ, дѣлать ружья. Если торговля надувательство - наступи торговцу на горло и не позволяй торговать... Все должно быть въ вашихъ рукахъ. Фабрики и инструменты... Власть и полиц³я. Распредѣлен³е товаровъ. Объявите войну войнѣ. Объявите войну собственности. Зорько слѣдите, чтобы никому ничего лишняго не попало. Вашъ контроль долженъ быть повсюду и безъ вашего разрѣшен³я никто ничего не можеть имѣть. Свергайте власть, не жалѣющую рабочихъ. Уничтожайте церковь, боритесь съ религ³ей. Стачки, забастовки, непрерывное повышен³е заработной платы - вотъ ваше оружiе, ваши пушки, пулеметы, ваши сабли и штыки. Пора...
- Уже вы намъ, будьте милостивы, укажите, когда и что начинать, - раздались голоса.
- Мы вамъ повѣримъ и мы съ вами, какъ вы съ нами!
- Вотъ сейчасъ... скоро Рождество... У людей будутъ елки, а у васъ?.. Тотъ же холодъ и голодъ, та же нищета. Такъ пусть у всѣхъ будетъ одинаково. Пусть, если Христосъ родился - для всѣхъ одинаково родился... А если не такъ - не надо и самого Христа...
Володя чувствовалъ, какъ накалялась атмосфера, какъ сильнѣе дышали груди и чаше раздавались выкрики съ мѣстъ.
- Веди насъ!
- Побьемъ, погасимъ и самыя елки! Къ чортовой матери буржуазныя елки.
- Коли пожалѣлъ трудящаго человѣка - мы тебѣ вѣримъ. Мы съ тобою.
- Хотя и на разстрѣлъ за желанную свободу!
Въ эти мгновен³я величайшаго подъема и разгара страстей вдругъ кто-то сзади, какимъ то жалобнымъ, заячьимъ голосомъ крикнулъ:
- Полиц³я!
Володя успѣлъ увидать, какъ широко распахнулись задн³я ворота мастерской, въ темномъ ихъ четыреугольникѣ показалось свѣтлое сѣрое офицерское пальто пристава, за нимъ толпа городовыхъ въ черныхъ шинеляхъ и сейчасъ же всѣ фонари въ мастерской разомъ погасли, и кромѣшный мракъ сталъ въ ней.
Рѣзк³й голосъ раздавался изъ воротъ.
- Эт-то что за собран³е?.. А?!. Кто разрѣшилъ?.. Сейчасъ зажечь фонари! Никто ни съ мѣста! Проверка документовъ будетъ!
Въ темнотѣ кто-то схватилъ Володю за руку и стащилъ его съ паровозной площадки.
Володя очутился среди своихъ, среди членовъ исполнительнаго комитета. Кто-то, въ темнотѣ не было видно кто, велъ ихъ между какихъ то станковъ, Володя спотыкался о рельсы, больно зашибъ себѣ ногу о желѣзный прутъ, узкая маленькая калиточка открылась передъ нимъ и онъ, а за нимъ и друг³е его товарищи вышли на свободу.
Послѣ мрака мастерской на дворѣ показалось свѣтло. Въ глубокомъ снѣгу, среди сугробовъ лежалъ ржавый желѣзный ломъ...
Ихъ вывелъ молодой рабоч³й. Онъ тяжело дышалъ отъ волнен³я и сказалъ прерывающимся голосомъ:
- Самую малость, товарищи, обождите. Я схожу посмотрю, нѣтъ-ли и за дворомъ полиц³и.
Онъ исчезъ за вагонами, стоявшими на занесенномъ снѣгомъ пути. Они остались среди какихъ то громадныхъ паровозныхъ колесъ нѣсколькими осями стоявшихъ на рельсахъ. Послѣ нагрѣтой толпой мастерской сразу показалось холодно. Володя поднялъ воротникъ пальто. Ноги его стыли въ снѣгу,
Въ мастерской загорѣлись фонари. Стеклянная крыша освѣтилась. Ни одного звука не доносилось оттуда.
- Я знаю, кто насъ выдалъ, - сказалъ Драчъ.
- Ну?.. - сказалъ Малининъ.
- А Далекихъ... Рабоч³й. Я давно до него добираюсь...
- Далекихъ?.. Сомнѣваюсь... Онъ-же старый парт³ецъ, - сказалъ съ видимымъ неудовольств³емъ Малининъ.
- А по моему - давно въ охранной, - злобно сказалъ Драчъ.
- Зачѣмъ такъ говорите, - сказалъ Гуммель.
- Зачѣмъ говорю?.. Такому человѣку просто голову надо совсѣмъ оторвать...
- Если надо будетъ и оторвемъ, - хмуро сказалъ Малининъ,
- Ты это докажи, - сказалъ Володя.
- Ты, какъ полагаешь, если который коммунистъ и говоритъ о Богѣ, правильный это коммунистъ, или нѣтъ? - сказалъ Драчъ.
- Ну, по этому судить еще преждевременно. Мног³е товарищи путаютъ соц³ализмъ съ христ³анствомъ, - сказалъ Малининъ.
- Онъ не путаетъ, онъ проповѣдь такую ведетъ.
- Ты мнѣ это докажи, Драчъ, - повторилъ Володя.
- Не сомнѣвайся такъ докажу, что своими ушами услышишь какой онъ есть коммунистъ.
Изъ за вагоновъ, и такъ неожиданно, что всѣ вздрогнули, появился тотъ рабоч³й, который вывелъ ихъ изъ мастерской.
- Что зазябли, поди, товарищи, - сказалъ онъ. - Идите, не сомнѣвайтесь. Весь нарядъ внутри остался. Провѣрка идетъ. Славно я васъ выведу.
По глубокому снѣгу двора гуськомъ молча пошли, часто шагая черезъ занесенные снѣгомъ рельсовые пути. Вагоны кончились. Показался пустынный берегъ и за нимъ въ сумракѣ морозной, хмурой ночи свѣтлымъ просторомъ лежала Нева. Чуть видны были желтыя точки рѣдкихъ фонарей на противоположномъ берегу. Черезъ глубок³й прочный настъ Невы наискось узкая шла тропинка пѣшехода. Маленьк³я елочки, косо воткнутыя въ снѣгъ указывали ея направление.
- Пожалуйте, - сказалъ, останавливаясь передъ переходомъ, рабоч³й - прямо по ней на Охту попадете. Съ праваго края держите осторожнѣе, тамъ ледъ брали - такъ проруби будутъ.
- Спасибо, товарищъ. Въ вѣкъ не забудемъ услуги.
- Не на чемъ... Радъ услужить, которые нашего брата на вѣрную дорогу выводятъ.
Всѣ поочереди пожали твердую мозолистую руку рабочаго и пошли черезъ Неву.
Когда дошли до проруби, остановились, Широкимъ прямоугольникомъ дымила паромъ передъ ними черная прорубь. Больш³е, ровные куски вынутаго льда красивыми хрустальными столбами стояли кругомъ. Было нѣчто влекущее въ черной глубинѣ, надъ которой воздушными видѣниями струился легк³й, едва заметный паръ.
Драчъ показалъ Малинину прорубь. Онъ продолжалъ повидимому разговоръ, который они вели, когда шли вдвоемъ впереди вcѣxъ черезъ Неву.
- Куда проще, товарищъ. И никому невѣдомо. Пойдемъ вчетверомъ - вернемся втроемъ. Это куда лучше, какъ священника Гапона вѣшали. Сколько шума и безпокойства людямъ.
- А всплыветъ?... Выкарабкается? - хмуро сказалъ Малининъ.
- Зачѣмъ?.. Да никогда никто не всплываетъ... Можно еще предварительно и фомкой оглушить. Ни пачкотни, ни мокраго дѣла. Ничего... Столкнули и айда дальше.
- Кто-же исполнитъ, если понадобится?..
- Исполнитъ-то кто?... Товарища Гуммеля попросимъ. Ну, я, никогда не отказываюсь парт³и послужить... - Драчъ кивнулъ на подошедшаго Володю, - вотъ его обязательно надо привлечь, чтобы настоящ³й припой сдѣлать къ партии. Такое дѣло - навѣки нерушимо. Не развяжешься.
Малининъ вопросительно посмотрѣлъ на Володю.
Въ томъ приподнятомъ, восторженномъ настроен³и, въ какомъ былъ Володя послѣ своей, такъ неожиданно прерванной рѣчи, на серединѣ Невы, гдѣ ледяной задувалъ вѣтеръ, подлѣ страшной тайны глубокой рѣки - онъ не отдавалъ себѣ отчета, что просходитъ, о чемъ идетъ рѣчь, онъ понялъ только одно, что вотъ ему надо показать свою преданность и вѣрность парт³и и, когда Драчъ назвалъ его, онъ такъ-же какъ это сдѣлалъ Гуммель, молча приподнялъ въ знакъ cоглас³я и повиновен³я свою смятую студенческую фуражку.
- Раньше все таки судить будемъ, - сердито сказалъ Малининъ и быстро пошелъ къ чуть намѣчавшемуся въ темнотѣ низкому Охтенскому берегу.
Больше до самаго разставан³я у трамвая никто не сказалъ ни слова.
Еще помнитъ Володя, какъ передъ самымъ сочельникомъ вызвалъ его Драчъ и они пошли вечеромъ къ Сѣнной площади. Они подошли къ одному изъ тѣхъ старыхъ грязныхъ громадныхъ домовъ, которые стоятъ въ углу между Сѣнной площадью и Горсткиной улицей и которые населены столичной бѣднотою. Они вошли во дворъ, засыпанный рыхлымъ растоптаннымъ, никогда неубираемымъ снѣгомъ, едва освѣщенный тусклыми газовыми фонарями у мрачныхъ подъѣздовъ, прошли по нему въ уголъ и стали подниматься по грязной, пахнущей помоями и кошками лѣстницѣ. Тускло въ какомъ то туманѣ свѣтили небольшие газовые рожки. Желѣзныя перила были покрыты тонкимъ слоемъ льда. На каждой площадкѣ густо пахло отхожимъ мѣстомъ и желтая облупившаяся дверь вела въ общую для всего этажа уборную: они поднялись на пятый этажъ.
-Здѣсь живетъ Далекихъ, - тихо сказалъ Драчъ и осторожно открылъ, незапертую крюкомъ дверь. - Иди неслышно. Послушаешь хорошихъ проповѣдей. Узнаешь, как³е парт³йцы бываютъ. Малининъ за него стоитъ потому, что они вмѣстѣ въ Шлиссельбургской крѣпости сидѣли. Мало-ли кто, гдѣ и когда сидѣлъ, а потомъ и покаялся.
Осторожно ступая они вошли въ темную кухню и сейчасъ же услышали голосъ Далекихъ за дверью и первое слово, которое они услышали было: - "Богъ".
Драчъ дернулъ за рукавъ Володю и показалъ пальцемъ на дверь. Оба замерли и стали слушать. Говорилъ Далекихъ, кому-то что то объясняя.
- Бога никто, никогда не видѣлъ и Его даже и нельзя видѣть смертному человѣку.
И тема, на которую говорилъ Далекихъ и вся обстановка подслушиван³я казались страшными и таинственными Володѣ и онъ навсегда запомнилъ темную бѣдную холодную кухню, тускло освѣщенную отсветами снѣга со двора, и ровный убежденный голосъ стараго рабочаго.
- Если ангелы, которыхъ увидали м³роносицы дѣвы на гробѣ Христовомъ были свѣтлы, какъ молн³я и имѣли одежды бѣлѣе снѣга, то какъ же сверкающъ долженъ быть Богъ?... Если-бы смертный увидалъ Господа - онъ умеръ бы и какъ же тогда онъ могъ разсказать какого вида Богъ? Тебѣ непонятно?... Изволь, поясню. Какимъ долженъ казаться человѣкъ маленькой, крошечной пушинкѣ, какимъ передъ нимъ является муравей. Вотъ надвигается на такого муравья гора не гора, а нѣчто ужасно громадное и страшное. То-ли раздавить вовсе на смерть, то ли нагнется и подниметь и приметъ въ сторону... Не богъ ли это для муравья? Возьми еще собаку. Она живетъ съ человѣкомъ, она его знаетъ. Отъ него она видитъ свѣтъ, когда онъ зажигаетъ огонь, отъ него она имѣетъ тепло и кормъ. Когда зашибетъ она лапу, или заболитъ у нея что - она бѣжитъ къ человѣку на трехъ лапахъ и показываетъ ему больную, точно проситъ ее полѣчить. Не богъ-ли это для нея? И все таки и муравей и собака видятъ человѣка, потому что онъ передъ ними во всемъ своемъ тѣлесномъ естествѣ. А Богъ - есть Духъ. Понялъ теперь, что это такое? Какъ же не вѣрить и какъ не бояться прогнѣвать Того, Кто всѣ самые даже наши помыслы знаетъ?... Постой... Не стучали ли на кухнѣ?...
Драчъ тихонько взялъ Володю за рукавъ и они быстро и безшумно вышли на лестницу и стали спускаться.
Когда они были на дворѣ, Володя спросилъ Драча:
- Кто это былъ у товарища Далекихъ?
- А это Балабонинъ, знаешь, бѣлобрысый такой, славный товарищъ и убѣжденный большевикъ.
- Ты зналъ, что онъ у него будетъ?...
- Я же его къ Далекихъ и послалъ, чтобы доказать тебѣ, что такое товарищъ Далекихъ и что гадовъ жалеть не приходится.
- Но нельзя же уничтожать людей за одни только ихъ убѣжден³я?
- Тѣхъ, кто вѣруетъ именно надо уничтожать безо всякаго сожалѣн³я, потому что это и есть самые опасные для насъ люди. Да я другое на судъ представлю. Не безпокойся, сумею достать и прямыя доказательства. Да такѣе люди, какъ Далекихъ... вѣрующие то... они и запираться не станутъ.
Они вышли со двора и шли по узкой панели позади громадныхъ желѣзныхъ корпусовъ Сѣннаго рынка.
- А все таки, - сказалъ тихо Володя, - Драчъ, мнѣ не очень понравилось, что ты подстроилъ этотъ разговоръ о Богѣ и привелъ меня подслушивать. Мнѣ эти прiемы...
Драчъ не далъ договорить Володѣ. Онъ искренно и громко захохоталъ.
- Брось, Владимiръ Матвѣевичъ... Знаю, скажешь: - шпонажъ, подслушиван³е... еще скажешь - провокац³я!... Брось эти буржуазные предразсудки... Оставь это для нихъ. Помни: - намъ все... все позволено. И нѣтъ такой гнусности, на которую мы должны пойти если этого потребуетъ польза нашей парт³и. Такъ то, милый чистюлечка... ну да увидишь, поработаешь съ нами и поймешь, что намъ все, понимаешь, все позволено!
Володя не нашелся, что возразить, онъ торопливо попрощался и пошелъ по Горсткиной улицѣ, Драчъ пошелъ къ Садовой на трамвай.
Володя ждалъ теперь сочельника, когда былъ назначенъ парт³йный судъ надъ Далекихъ.
Часа въ четыре, когда стало смеркаться, Володя подошелъ опять къ тому же дому подлѣ Сѣнной и смѣло поднялся къ квартире Далекихъ. Онъ позвонилъ. Онъ зналъ, что Далекихъ предупредили и что тотъ долженъ ждать его.
Далекихъ самъ открылъ двери Володѣ. Онъ былъ по праздничному прифранченъ, въ новомъ пиджакѣ, съ яркимъ цвѣтнымъ галстухомъ и, какъ показалось Володѣ, навеселѣ.
Онъ поздоровался съ Володей и, не приглашая Володю во внутренн³я комнаты, оставилъ его на кухнѣ и прошелъ чтобы одѣться. Володя слышалъ, какъ Далекихъ говорилъ кому-то: -
- Такъ елочку то, мамаша, погодите зажигать до меня.
Володя ощутилъ на кухнѣ слабый запахъ елочной хвои, такъ много ему напомнивш³й.
Далекихъ сейчасъ же и вышелъ. Онъ былъ въ хорошей шубѣ и меховой шапкѣ.
- Простите, товарищъ, задержался маленько. Дѣтей, жену предупредить надо было... Я всегда готовъ, если парт³йная нужда, засѣдан³е парт³йнаго комитета, я самъ понимаю, безъ меня никогда не обойдутся, Товарищъ Малининъ мнѣ - полное довѣр³е... Тутъ, конечно, елка, семейныя слабости ну, полагаю, очень то не задержимся. Я съ открытою душою иду на такое дѣло.
Они вышли. Извозчикъ дожидался Володю.
- Я полагалъ на трамваѣ, - сказалъ Далекихъ. - Развѣ далеко куда?
- Да очень далеко, - сказалъ Володя и затѣмъ всю дорогу до Мурзинки они молчали.
Они подъѣхали уже въ полномъ мракѣ къ пустой дачѣ стоявшей совсѣмъ на окраинѣ. Далекихъ засуетился и спросилъ теперь ломающимся неровнымъ голосомъ: -
- Не знаете, Владимiръ Матвѣевичъ, о чемъ собственно рѣчь будетъ?
Володя не отвѣтилъ и пропустилъ Далекихъ впередъ. Тотъ пошелъ неохотно, оглянулся на отъѣзжавшаго извозчика и точно хотѣлъ повернуть назадъ, но потомъ махнулъ рукою и рѣшительно вошелъ въ двери.
Онъ увидалъ комнату, гдѣ посрединѣ стоялъ столъ и кругомъ нѣсколько простыхъ стульевъ и скамейка. На столѣ горѣло двѣ свѣчи поставленныхъ въ пустыя пивныя бутылки. Въ ихъ неяркомъ и печальномъ свѣтѣ Далекихъ увидалъ сердитое лицо Малинина и весь комитетъ въ сборѣ. Рядомъ съ Малининымъ сидѣлъ Драчъ и передъ нимъ лежала кипа какихъ то бумажекъ. Еще замѣтилъ Далекихъ, что окна комнаты были не только заложены ставнями, но и занавѣшены суконными одеялами. Сквозь румянецъ мороза - стало видно - какъ вдругъ поблѣднѣлъ и осунулся Далекихъ... Но онъ сейчасъ же справился съ собою и спокойно сказалъ: -
- Здравствуйте, товарищи, коли чѣмъ могу услужить вамъ, я въ полной готовности.
Малининъ, мявш³й свою неровную черную короткую бороду поднялъ глаза на Далекихъ и сказалъ ровнымъ, негромкимъ и преувеличенно спокойнымъ голосомъ.
- Скажите мнѣ, Далекихъ, съ какихъ поръ вы находитесь секретнымъ агентомъ полиц³и?..
- Я?... Да... То-ись?... Какъ это?... Не ослышался-ли я?.. Я васъ, товарищъ, просто не понимаю...
- Хорошо... Я вамъ разъясню. Вы вѣроятно знаете, кто такое Домкратъ?..
Лицо стараго рабочаго стало совершенно бѣлымъ. Глаза потухли.
- То-ись?.. Домкратъ?.. Это я, конечно, обязанъ даже знать... Это знаете, машина, чтобы, значить, поднимать.
- Вы отлично знаете, Далекихъ, что тутъ рѣчь идетъ вовсе не о машинѣ, а о человѣкѣ... О васъ Далекихъ ... Это ваша кличка, подъ которой вы записаны въ охранномъ отдѣлен³и.
Далекихъ развелъ руками.
- Какъ передъ Истиннымъ!.. Hелѣпо какъ то и странно!.. Такое заблуждение, можно сказать... Я васъ, товарищъ, неясно понимаю.
- Такъ я вамъ это разъясню, яcнѣе бѣлаго дня станетъ вамъ, - сказалъ Драчъ и изъ кипы бумагъ досталъ небольшой картонъ, съ наклеенной на немъ фотограф³ей и, не выпуская его изъ рукъ, протянулъ къ самому лицу Далекихъ.
- Это вамъ знакомо?..
Далекихъ тяжело вздохнулъ и низко опустилъ голову.
- Ну, вотъ что, Далекихъ, - сказалъ Малининъ, - вы, когда вступали въ парт³ю, знали чѣмъ вы рискуете въ случаѣ измѣны?.. Вы человѣкъ не молодой, притомъ-же въ свое время пострадавш³й за убѣжденiя и старый партийный работникъ. Намъ хотѣлось-бы знать, какая корысть заставила васъ пойти на предательство?..
Далекихъ поднялъ голову и долгимъ, острымъ взглядомъ смотрѣлъ прямо въ глаза Малинину. Тотъ опустилъ глаза. Далекихъ тяжко вздохнулъ.
- Что-жъ, - тихо сказалъ онъ. - Знаю, что кончено.
Онъ глазами обвелъ всѣхъ бывшихъ въ комнатѣ, долго сосредоточенно смотрѣлъ на Гуммеля, Драча и на трехъ мало знакомыхъ ему молодыхъ людей, въ крестьянской одеждѣ и прошепталъ: -
- Пощады не будетъ.
- Вы это, однако, знали, - сухо сказалъ Малининъ.
- За сколько же вы насъ предали?..
- Ни за сколько.
- То-есть?..
- Сдѣлалъ я это по убѣжден³ю... По чистой совѣсти... Какъ убедился въ томъ, гдѣ правда, гдѣ кривда.
- Вы нарочно вступили въ парт³ю, чтобы предать насъ?..
- Ничего подобнаго. Вы-же сами знаете. Я пошелъ въ парт³ю, потому что повѣрилъ, что она даетъ подлинное равенство и что любовь даетъ она намъ. Я повѣрилъ, что евангел³е Господа Нашего Иисуса Христа и соц³ализмъ - это одно и тоже. Я пошелъ въ парт³ю, потому что мнѣ сказали, что она борется за бѣдныхъ людей, чтобы освободить ихъ и дать имъ лучшую жизню.
Онъ вздохнулъ и замолчалъ.
- Такъ... такъ... поглаживая бороду, проговорилъ Малининъ
- Хорошо начата пѣсня, однако, чѣмъ то она кончится, - сказалъ злобно Драчъ.
- Извѣстно чѣмъ, - съ мрачнымъ отчаян³емъ сказалъ Далекихъ. - Я давно понялъ, что соц³ализмъ - это не любовь, прощен³е, смирен³е, не поравнен³е бѣдныхъ съ богатыми и свобода, а - лютая ненависть къ высшимъ, злоба и желан³е уничтожить все, что выше тебя. Гдѣ этому предѣлъ? Я стану мастеромъ - такъ меня за это уничтожить?! Босиканта, пьяницу, дурака стоеросоваго, лѣнтяя, клопа сосущаго - возвеличить - иди, властвуй надъ нами, владѣй, а чуть окрѣпъ и его - вали!.. Я все понялъ. Вы разрушаете... Они созидаютъ. И правда у нихъ.
- Въ охранной полиц³и, - сказалъ Драчъ.
- Да, и въ охранной полицiи. Они охраняютъ порядокъ, а вы?.. Тамъ, если я виноватъ - меня судить будутъ не такъ, какъ вы судите. Тамъ судъ праведный и милосердный. Тамъ все, до самыхъ глубинъ разсмотрятъ. Тамъ и о семьѣ моей подумаютъ... Какъ молъ ей будетъ безъ кормильца? Каково ей?.. Тамъ за такое... Не по-вѣ-сятъ... Я много повидалъ на своемъ долгомъ вѣку. Меня товарищъ Малининъ до дна знаетъ. Я съ самимъ Владим³ромъ Ильичемъ, когда онъ здѣсь былъ, бесѣдовалъ неоднократно. Я Хрусталева-Носаря зналъ... И попа Гапона слушалъ... Всѣ одно обманъ. Всѣ равно подлецы, какъ и вы!... Имъ - па-а-рт³я!.. - А мнѣ Россiя!.. Вамъ Роcciя ничто - плюнуть и растереть, а мнѣ она - ма-а-ть!.. Поняли меня... Вотъ, какъ понялъ я все это, тогда и сказалъ: - нѣтъ, братъ, тяжко ты виноватъ передъ Родиной, что вошелъ въ парт³ю, такъ и не выходи изъ нея за наказан³е, а вреди ей. До самой смерти вреди ей! Разрушай д³авольск³е ея планы... Теперь поняли, сколько я получилъ?... Крестъ деревянный, да мученическую кончину вотъ, за что я старался.
- Если правда... И за то спасибо... Но идейный человѣкъ для насъ опаснѣе, чѣмъ человѣкъ продажный. И ему казни не избѣжать.
- Это мнѣ все одно... Вашъ приговоръ мнѣ извѣстенъ... Податься мнѣ некуда. Кричать - никто не услышитъ. Заманули меня - значитъ и пропала моя головушка... Просить о милосерд³и - дѣло напрасное. Вы соц³алисты, у васъ этого нѣтъ, чтобы виноватаго помиловать.
- Изъ-за васъ сколько народа пострадало, - рѣзко и жестко выкрикнулъ Драчъ, - а вы...
- Изъ-за меня?.. Нѣтъ, это - ахъ, оставьте!.. Изъ за меня самое большее, что въ участкѣ кто посидѣль, или высланъ былъ изъ Питербурха. А вы, знаю, не одного человѣка прикончили.
- Вы, Далекихъ, не заговаривайтесь. И нашему терпѣн³ю конецъ можетъ притти.
- Возьмите того-же Гапона... Пристава Медвѣдева, кто за Нарвской заставой пристрѣлилъ?... А министра Плеве? Столыпина?.. Не вы, чай, убили?.. Не ваша шайка?. Па-а-арт³я!.. Какъ понялъ я, что съ вами смерть, ну и пошелъ я противъ смерти.
- А пришелъ къ ней, - сказалъ Драчъ. Онъ весъ трясся отъ злости, ненависти и негодован³я. - Благодари своего Бога, что мы еще разговариваемъ съ тобою. Судимъ...
- Какой это судъ!.. Тьфу!.. а не судъ!
- Товарищи, удалите подсудимаго, - сказалъ Малининъ, - приступимъ къ постановление приговора...
Далекихъ какъ то вдругъ опустился и сказалъ слышнымъ голосомъ: -
- Кончайте только скорѣе.
Эти полчаса, что шло совѣщан³е, Далекихъ провелъ в темной комнатѣ съ двумя молодыми парнями рабочими, которые сидѣли по сторонамъ его на скамейкѣ и ни слова съ нимъ не говорили. Далекихъ иногда тяжело вздыхалъ и озирался, какъ затравленный волкъ. Потомъ его ввели снова въ комнату, гдѣ былъ революционный трибуналъ. Онъ стал противъ Малинина и молча выслушалъ приговоръ. Онъ не противился, когда Драчъ съ рабочими скрутили ему руки назадъ и завязали темнымъ шерстянымъ платкомъ голову и ротъ такъ, чтобы онъ не могъ кричать. Потомъ его вывели изъ избы и повалили въ низк³я крестьянск³я розвальни, запряженныя одною лошадью съ колокольчикомъ и бубенцами на дугѣ. На него набросили рогожу, Гуммель и Драчъ сѣли поверхъ. Володя брезгливо примостился сбоку и сани, звеня бубенцами, во весь скокъ маленькой шустрой лошаденки помчались къ Невѣ.
Все было сдѣлано быстро, рѣшительно и все было такъ слажено, что Володя и самъ не понималъ, какъ все это случилось. Когда они спускались на ледъ, Драчъ сунулъ Володѣ какой-то тяжелый предметъ и свирѣпо сказалъ: - "держи"!..
На Невѣ слезли съ саней и пошли пѣшкомъ. Гуммель и Драчъ крѣпко вцепились въ рукава шубы Далекихъ и почти волокли его по снѣгу. Далекихъ мычалъ сквозь платокъ и пытался вырваться.
Долго помнилъ потомъ Володя: - синее холодное небо и звѣзды. Влѣво, въ сторонѣ Шлиссельбурга, далекая, большая с³яла, горѣла и сверкала одинокая звѣзда. Точно манила къ себѣ. Володя посмотреть на нее разъ и другой и вдругъ подумалъ: - "Рождественская звезда". Ноги у него точно обмякли. Холодъ пробѣжалъ по спинѣ и Володя прiотсталъ.
- Товарищъ Жильцовъ, гдѣ ты?.. - крикнулъ Драчъ. - Иди, братокъ, иди!..
- Иду... иду, - какимъ-то виноватымъ голосомъ отозвался Володя и догналъ тащившихъ Далекихъ Гуммеля и Драча.
Bcе казалось Bолодѣ какимъ-то кошмарнымъ сномъ. Надъ заводомъ яркое горѣло зарево доменныхъ печей. Вправо, въ полъ-неба разлилось голубоватое с³ян³е уличныхъ петербургскихъ фонарей. На снѣгу было совсѣмъ светло.
- Ну, встрѣтимъ кого, что скажемъ? - вдругъ испуганно сказалъ Гуммель.
- Пьянаго ряженаго ведемъ, - наигранно бодро отвѣтилъ Драчъ. - Да кого чорта встрѣтимъ теперь? Въ Рождественскую ночь?.. Елки-палки!.. Ну, - увидятъ: - люди... А сколько этихъ людей?.. Кто узнаетъ? Пошло четыре - пришло три.
Прорубь не дымила паромъ, какъ въ ту ночь. Она была подернута тонкимъ въ бѣлыхъ пузырькахъ ледкомъ.
- А не удержитъ? - спросилъ Гуммель.
- Володя, ткни ногой, попробуй, - сказалъ Драчъ. Володя послушно подбѣжалъ къ проруби и, держась за елку, толкнулъ ледъ каблукомъ. Ледъ со звоном разлетѣлся. Черная булькнула вода.
- Тонк³й, - сказалъ Володя.
Голосъ его дрожалъ. Ознобъ ходилъ по тѣлу.
- Володя, вдарь его по темячку. Дай разà...
Володя сжалъ въ кулакъ то тяжелое, что даль ему Драчъ и замахнулся на Далекихъ. Гуммель сбилъ шапку собачьяго мѣха съ сѣдыхъ волосъ. Володя ударилъ Далекихъ по головѣ. Онъ почувствовалъ непр³ятную, жесткую твердость черепа и больно зашибъ пальцы. Въ это мгновен³е Далекихъ, освободился отъ платка и закричалъ звонкимъ, отчаяннымъ голосомъ: -
- Спаси-ите!..
- Не такъ бьешь, - свирѣпо крикнулъ Драчъ. - И этого не умѣютъ!
Онъ оставилъ Далекихъ и выхватилъ изъ рукъ Володи фомку, съ силой ударилъ ею по виску стараго рабочаго. Володя услышалъ глухой стукъ и трескъ. Далекихъ покачнулся и какъ то сразу осѣлъ на колени.
- Тащи его!.. тащи!.. подталкивай, - возился надъ нимъ Драчъ. - За руки беритесь!.. Дальше пихай!.. На самую на середину.
Длинное тѣло Далекихъ скользнуло по льду и, ломая его, съ трескомъ и шумомъ погрузилось въ вскипѣвш³я волны Невы. На мгновен³е сѣдая голова показалась надъ черной водой и страшный, приглушенный крикъ начался и сейчасъ же и замеръ у края проруби.
- Спаси-ии!..
- Какое сильное течен³е, - отдуваясь, сказалъ Драчъ. - Въ разъ подлеца подхватило. Теперь онъ уже подо льдомъ... До весны не всплыветъ, а и всплыветъ никому ничего не скажетъ.
Онъ обошелъ прорубь и заглянулъ съ низовой стороны.
- Утопъ... Да шуба-же тяжелая... Намокла и потянула книзу... Жалко что не сняли? Хорошая у него была шуба.
- Шапку куда дѣвать? - спросилъ Гуммель, поднимая со снѣга шапку Далекихъ.
- Возьми на память... Чисто сработали... Идемте, товарищи. Пошли четверо, а пришли трое, ну-ка угадай загадку... - оживленно, точно пьянымъ голосомъ говорилъ вдругъ развеселивш³йся Драчъ и быстро зашагалъ отъ проруби.
Володя и Гуммелъ пошли за нимъ.
Когда, уже въ городѣ, прощались, Драчъ съ ласковой фамильярностью сказалъ: -
- Да, куда ты, Володя?..
- Я домой... спать.
- Ну, что - домой ... Елки-палки! Поезжай, братику, съ нами къ дѣвочкамъ. Послѣ такого дѣла всегда погулять хоро