Энгельгардт Николай Александрович - Граф Феникс

лях, - сказал Потемкин.

   - Доктор, ставший ныне моим сторонником, может быть заподозрен в сообщничестве. Нет, князь. Вы собственник этого серебра. Поэтому я и прошу вас посторожить.

   - Но прилично ли мне, генерал-адъютанту российской самодержицы, на карауле у столового серебра, в тайнике вором спрятанного, находиться? - пожимал плечами Потемкин.

   - А прилично ли было мне, посланнику Великого Кофта, облеченному высочайшими силами, для вас, подобно простому деревенскому знахарю, краденое серебро разыскивать? Теперь же задета моя репутация. Остаться при серебре не могу. Вы его хозяин. Вас всепокорнейше прошу посторожить.

   - Ну, быть по сему. Только поживее оборачивайтесь.

   Становится сыро. Туман поднялся.

   Улыбочка села на ствол упавшего дерева. Потемкин стал прохаживаться у входа в грот. Калиостро под руку с госпожой Ковалинской удалился.

  

  

   Глубокая тишина, сияние звезд успокоили волнения, вызванные этим вечером. Вначале князь Потемкин прохаживался молча. Но время шло, а Калиостро не возвращался. Не привыкший ждать, избалованный вельможа начинал сердиться. К тому же Улыбочка жаловалась на усталость и головокружение.

   - Куда же он провалился? - с досадой заговорил наконец Потемкин. - Долго ли кликнуть слуг!

   Князь все ходил мимо грота.

   - Да что же он в самом деле? Доктор, посмотрите с башни, не видно ли?

   - Осмелюсь напомнить вашей светлости, - дрожащим голосом возразил доктор, - что эта башня... х-м... что на этой башне - х-м... х-м... что там этот призрак... х-м... х-м... х-м...

   Доктор совсем закашлялся.

   - Да что это с вами? Я не знал, что вы такой трус. Говорю вам, посмотрите с башни!

   Доктор нерешительно двинулся.

   - Впрочем, не надо. Воротитесь.

   Потемкин опять начал ходить взад и вперед. Никто не шел. Он не на шутку рассердился.

   - Однако, черт... что же он? Черт!.. Нет, он просто издевается надо мной! Да и я хорош! Все мы тоже хороши! Исполняем, что прикажет нам пройдоха и авантюрист. Позволяем заезжему шарлатану водить себя за нос!

   - Ах, дяденька, не выражайтесь так! - со страхом просила Улыбочка. - Я трепещу от этого ужасного человека. Он все видит, все слышит, все знает.

   - Мы сами своей трусостью дали ему власть над собой. А это шарлатан, настоящий шарлатан!

   - Муж, владеющий дивными силами, знаниями! - возразил доктор.

   - Давно ли вы сами называли его шарлатаном? Что с вами случилось в парке, что вы в него, как в святцы, уверовали? Он шарлатан! Шарлатан! Калиостро шарлатан! - крикнул Потемкин.

   "Шарлатан!" ответило звучное эхо. Тут князь совершенно вышел из себя.

   - Этот пройдоха всех нас нарядил в дурацкие колпаки. На что это похоже? Ночью тащимся за этим шутом в балахоне, бежим, пугаемся. Мало того. Я, князь Потемкин, ближайшее доверенное лицо императрицы, премилосердной матери моей, генерал-адъютант и кавалер, поставлен им около сырого погреба на часы стеречь какое-то столовое серебро! А он уходит и пропадает. Это черт знает что такое! В мальчишку вырядил, проходимец! Да я прикажу отодрать на конюшне этого графа! Я его в двадцать четыре часа зашью в кибитку и в Пелым отправлю! Смеяться надо мной! Я его живого в землю закопаю! Идемте, жизнь души моей! Я не намерен более здесь дожидаться проходимца!

   - Но как же посуда? - осмелился спросить доктор.

   - Посуда? Вы один оставайтесь сторожить ее! Вы в ученики его записались, так и сторожите! Чтобы цела была посуда у меня! Еще этот пройдоха ее украдет!

   - Бога ради, позвольте мне уйти с вами! - взмолился доктор.

   - Трус! Постыдный трус! Нет, оставайся здесь и сторожи!

   - Осмелюсь доложить вашей светлости...

   - Отстань, болван! - свирепо гаркнул Потемкин. - Делай, что приказывают! А не то тебя вслед за этим Калиостро в шею выгоню.

   И Потемкин, подхватив под руку племянницу, в гневе удалился. Скоро шаги умолкли. Одинокий доктор, дрожа и от ночной свежести, и от страха, прижался к нише грота, не решаясь ни войти в его темную глубину, ни покинуть избранный угол. Он трепеща оглядывался по сторонам припоминая ужасные видения, сопровождавшие его во время бегства по темной аллее. Но все покоилось в безмятежном сне.

   Доктор мало-помалу успокоился и отрезвился. Вспоминая опять все приключившееся с ним, ясно увидел, что сыграл весьма смешную роль. А между тем в действительности был напуган собственным воображением. Утешением могло послужить лишь то, что и другие участники этого приключения не выказали себя храбрецами. Тут опять проснулся скептический дух медика. Вновь усомнился он в мудрости и силе Калиостро, в которого уверовал под влиянием панического страха. Что, собственно, показал им Калиостро? Ровно ничего. Но тот серебро нашел. Так ведь и о нем самом граф сумел разузнать, казалось бы, утаенное... Наверное, за три месяца пребывания в столице через своих шпионов собрал нужные сведения и теперь морочит голову предсказанием! О пропаже серебра у Потемкина он мог узнать случайно. Может быть, сам вор ему все открыл и вступил с ним в сговор. Конечно, что-то такое и было. Несомненно, Калиостро шарлатан. Хорошо, однако, вышло, что он искренне напросился ему в ученики. Плохо, что пожаловался на полковника Бауера... Но это можно объяснить как тонкую тактику. Теперь можно будет выведать секреты графа!

   Успокоив себя, доктор почувствовал прилив бодрости, выглянул из ниши, посмотрел во все стороны. Звездное небо тихо освещало пространство между гротом и башней. Где-то пропели петухи. Это совершенно уничтожило ночные страхи. Доктор отошел от грота и стал прохаживаться по дорожке, ожидая прибытия слуг. Случайно поднял голову, посмотрел на вершину башни. И окаменел от ужаса. Ноги его ослабели. Колени затряслись. Холодный пот выступил на спине.

   На верхнем балконе башни стоял белый призрак женщины с ребенком на руках... Земля закачалась под ногами доктора. Он сначала присел на корточки, словно заяц, набежавший на гончую, и так замер, не спуская глаз с призрака. Вдруг белая женщина издала скорбный стон и бросилась с вершины вниз. Совершенно потерявший рассудок от страха доктор сам закричал диким голосом и, прыгнув в сторону, кинулся бежать, прыгая через кочки, канавы, по мокрой от росы густой траве, по кустам, по ржавым болотинам. Чьи-то цепкие лапы, руки, хоботы хватали его, били по лицу, спине. Тысячи призраков, предводительствуемых Белой девой, с хохотом, ревом, визгом и скрежетом гнались за ним. Огни вспыхивали вокруг, и клубы удушливого чада поднимались из-под ног. Ничего не помня, не сознавая, где он, гонимый животным страхом, доктор бежал и бежал, пока перед ним не выросли ворота Обманчивых Снов. Со своими фантастическими барельефами они показались доктору настоящими вратами ада. Неожиданно мохнатый, колючий, огромный еж подкатился ему под ноги, он упал, сильно ударившись грудью о землю, и растянулся без чувств.

  

  

   Когда предводимая графом Калиостро магическая цепь вступила под лиственный свод темной аллеи, полковник Бауер почувствовал, что маркиза Тиферет многозначительно пожимает его руку. Затем над его ухом раздался шепот красавицы:

   - Оставьте их, полковник. Мне надо с вами поговорить.

   Полковник был немало удивлен тому, что маркиза оказалась способной к членораздельной французской речи, так как до сих пор, кроме смеха, от нее ничего не слышал.

   Бауер повиновался и выпустил потную руку князя Голицына, что уже само по себе доставило ему большое удовольствие. Остаться наедине с маркизой показалось ему гораздо интереснее, чем разыскивать столовое серебро князя Потемкина в каком-то уголке темного парка. Полковник предложил маркизе руку, между тем как остальные участники магической цепи с топотом проследовали дальше и пропали во тьме.

   Они повернули в более приветливую часть парка и сели на скамейке под развесистым дубом. Кругом царствовала тишина.

   Полковник был молод и очень хорош собой, являясь типичным представителем белокурой германской красоты. Близость прекрасной итальянки в этом уединенном месте в столь таинственный час ночного мрака и молчания волновала кровь молодого человека. Но опыт гвардейской и придворной службы вместе с присущими балтийцам хладнокровием, выдержкой и хитростью удержал адъютанта светлейшего от каких-либо вопросов. Он ждал, чтобы маркиза первая начала говорить. Но она молчала. Только в сумраке странно изменилось ее прелестное лицо. Искусственная улыбка исчезла, и на лице застыло строгое выражение. Огромные глаза, полные загадочной грусти, глядели на молодого гвардейца. Наконец она доверительно положила свою ручку на рукав его кафтана.

   - Полковник, - прозвучал ее мелодичный голос, - если вы знали когда-либо чувство нежной привязанности и дружбы, если в сердце вашем живы воспоминания ласк вашей матери, то этими священнейшими чувствами умоляю, заклинаю вас, не относитесь легко к моим словам, не думайте ничего дурного, но помогите несчастной, гонимой судьбой и злодеями!

   Она сложила в мольбе руки, и слеза скатилась по длинным ресницам ее темных огромных глаз.

   Такое обращение коснулось чувствительных струн души полковника. Но он был придворным, он был гвардеец, он был адъютант. Самое напоминание о ласках матери воскресило в памяти его наставления благоразумия, с которыми многочисленная бедная, но благородная семья отпускала его в Россию. Но, тем не менее, ответил с ласковой любезностью:

   - Поверьте, маркиза, что я не позволю себе с неблагопристойной легкостью отнестись к доверию, оказываемому мне вами. Чем могу служить?

   - Прежде всего не зовите меня этим выдуманным титулом. Зовите просто Лоренцой, - сказала итальянка.

   Полковник молча поклонился. Холодность его, видимо, начала волновать страстную южную натуру Лоренцы.

   - Я ищу дружеской руки, которая бы меня поддержала. Я совершенно одинока. Я одна на чужбине, и страшная пропасть зияет у моих ног.

   - Я не отказываю вам в сочувствии, Лоренца, - сказал полковник Бауер. - Я воспитан в правилах рыцарства. Могу ли оставаться равнодушным к призыву женщины, притом прелестной и называющей себя несчастной?..

   При этом полковник быстрыми движениями стряхнул несколько сухих листьев, приставших к шитью его кафтана.

   - Но мне трудно согласиться, - продолжал он, - что вы совершенно одиноки. Ваш муж...

   - Муж? Калиостро? Он никогда не был моим мужем! - быстро ответила итальянка.

   - Возможно ли? Граф Калиостро не муж вам?

   - Он и не граф, и не Калиостро. Он темный проходимец и шарлатан, - со страстью бросила женщина.

   - Я сам склонялся к этому мнению, - осторожн заметил Бауер.

   - О, ради Бога, бойтесь, остерегайтесь этого ужасного человека! Вы его не знаете. Он все слышит и видит, во все проникает. Мы должны сохранять величайшую осторожность. Но я знаю, что в эту минуту и он, и его помощники заняты. Вот почему я воспользовалась случаем доверить вам мою тайну. Я прочла в ваших глазах участие ко мне. Но будьте скромны. Сохраните вверяемое вам под нерушимой печатью молчания. Иначе вы погубите и себя, и меня.

   - Полагаю, прелестная Лоренца, что едва ли выбор ваш мог быть удачнее. Тайну я умею хранить. Одна только могила скромнее меня. Особенно, если это тайна прекрасной женщины, - улыбаясь, произнес белокурый балтиец. Казалось, Лоренца не заметила насмешки. Она снова заговорила:

   - Я незаконная дочь герцога Трапезундского. Как сонное видение, являются мне дни далекого детства. Я только помню мраморные балюстрады и колоннады над изумрудным морем. Помню сады, полные благоуханных роз, журчание фонтанов, золотистые апельсины и лимоны на деревьях... Мой отец передал меня семилетней девочкой на руки известного графа Сен-Жермена, с которым вместе занимался алхимией, магией, астрологией и кабалистикой. Сен-Жермен отвез меня в Париж, где три года я провела в монастыре. Но в 1765 году Сен-Жермен отправился со мной в Россию, и я несколько месяцев провела в Петербурге. Тогда мне было уже десять лет.

   - Неужели? Вы уже были в Петербурге? - удивился полковник Бауер.

   - Да, была. Я служила при вызывании духов у Сен-Жермена так же, как у Калиостро теперь служит маленький Эммануил. Сен-Жермен одевал меня мальчиком.

   - Я не знал, что и Сен-Жермен посещал Петербург в 1765 году, - сказал Бауер.

   - Не только в 1765, но и в 1762. Сен-Жермен - великий человек. Калиостро перед ним ничтожество. Сен-Жермен участвовал в перевороте 1762 года. Императрица Екатерина не увидела бы российского трона без его помощи.

   - Возможно ли это? - сказал полковник Бауер, чрезвычайно заинтересованный сообщением итальянки.

   - Сен-Жермен являлся в разных столицах под различными именами. В 1762 году в Петербурге он действовал под именем пьемонтца Одара.

   Я сказала вам, - продолжала Лоренца, - что пьемонтец Одар был главным действующим лицом революции 1762 года, и об этом знают французские министры - герцог Шуазель и барон де Бретейль, бывший тогда посланником в Петербурге. Одар действовал в союзе с графом Паниным и его любовницей, княгиней Дашковой. Но они хотели ограничить деспотизм, уничтожить рабство русских крестьян и на трон возвести ребенка - великого князя Павла, а принцессу Екатерину назначить лишь регентшей. Они сами хотели править при помощи парламента. Сначала они хотели... они хотели...

   Лоренца оглянулась и, припав к уху бледного от волнения адъютанта, прошептала:

   - Они хотели... заколоть императора. Это обычный способ их ужасного сообщества. Кинжалы их отравлены и никогда не минуют цели. Поручили дело капитану Пассигу. Он должен был с неким Башмаковым спрятаться в необитаемом домике, куда по вечерам во время уединенных прогулок со своей любовницей иногда заезжал император. Но вдруг Пассига арестовывают. Все казалось потерянным. Тогда Одар предпринял особые меры. Тайна известна лишь Сен-Жермену, императрице Екатерине, княжне Дашковой и, случайно, мне. Я не открою вам этой ужасной тайны. Но я знаю, что Пассиг - ваш родственник.

   Посиневшие губы бледного адъютанта зашевелились, но не издали ни звука.

   - Революция совершилась. Несчастный император погиб. Но Екатерина обманула Панина, Дашкову и Одара. Вопреки желаниям того тайного сообщества, которое правит Европой и в чьих руках судьба самих венценосцев, Екатерина стала не регентшей, а самодержавной императрицей. Одар уехал, получив много золота. Он был скоро убит молнией в Ницце. Это их правило. Они умирают, как Феникс, и являются под новым именем в другом месте. Таков и Калиостро. Сен-Жермен - могучий орел. А Калиостро пока только хищный ворон.

   Но Сен-Жермен дряхл и свое дело поручил ему. Великое преображение Европы начнется здесь, в Петербурге. Екатерина лишится трона, если вовремя не узнает всего и не примет мер. Но я ненавижу Калиостро. Не хочу больше служить ему, быть его рабой. Я сама отрастила когти и клюв. Хочешь помогать мне? Хочешь быть со мной в союзе? Хочешь... любить меня?

   И вдруг руки красавицы обвили шею молодого человека. Она прижала его голову к пышной, бурно дышащей, ароматной и жаркой груди и пролепетала:

   - Ты мне понравился. Ты - белокурый, чистый. Ты - рыба, холодная рыба северных вод. Мы, итальянки, любим таких. Живи со мной. Я буду обо всем сообщать тебе. И когда заговор созреет, ты все откроешь императрице. Она наградит тебя так, как только лишь русские императрицы умеют награждать. Тогда ты женишься на мне. Я буду честной, верной женой.

   Неожиданность важного сообщения итальянки, тигровый порыв и приступ ее южной страсти стали причиной того, что полковник Бауер временно растерялся. Но вдруг, обнимая его, Лоренца больно надавила подаренным ей в этот день Потемкиным драгоценным брильянтовым браслетом. Боль и холод металла вернули сознание полковнику. Он вырвался из объятий красавицы.

   - Бога ради! Нас могут увидеть! - проговорил он, дрожа всем телом. - Дайте мне прийти в себя, обдумать слова ваши... Все сказанное умерло в груди моей... Я умею хранить тайну... Я не отказываюсь от союза с вами... Но дело слишком важно, и я не могу...

   Вдруг в сумраке аллей раздался топот и тяжелое дыхание бегущего. Потом отчаянный вопль: "Спасите! Спасите! Помогите!". И на площадку выскочил князь Голицын.

  

  

   - Помогите! - повторил князь Голицын, увидев поднявшегося ему навстречу полковника Бауера. - Спасите! Они гонятся за мной!

   - Что с вами, князь? - спросил участливо полковник, уже успевший подавить волнение, вызванное бурным натиском итальянки, и полностью овладеть собой. - Кто за вами гонится?

   - Призраки... призраки... скелеты... - дико озираясь, едва проговорил князь Голицын.

   - Успокойтесь, князь. Вы введены в заблуждение ночным мраком и взволнованным воображением, - говорил полковник.

   - Нет! Я видел своими глазами... О, что я видел! Боже! Боже! Какая ужасная ночь! - повторял совершенно расстроенный Голицын.

   - Здесь вы, наверное, в безопасности, так как будете под покровительством жрицы Великого Кофта! - убеждал полковник.

   - А!.. Ха-а... - произнесла улыбающаяся маркиза Тиферет и указала магическим жезлом на скамейку.

   Князь наконец пришел в себя. Он опустился на сиденье возле маркизы и, отдуваясь, стал вытирать платком испарину.

   - Ах, я только теперь успокаиваюсь! Я провел ужасные минуты среди этих заколдованных мест говорил князь. Затем стал бессвязно рассказывать, что случилось с ним в темных аллеях после того, как с доктором оторвался от магической цепи. Он уверял, что доктора, наверное, растерзали стихийные духи, ибо тот кричал от ужаса и боли.

   Какой-то мохнатый великан наносил ему удары, причем несколько полновесных тумаков в спину досталось и на долю князя, так что он теперь не может согнуть шею. Князь и доктор бросились бежать в разные стороны, причем князь клятвенно уверял, что у него из-под ног вырывались языки адского пламени и клубы серного чада. Из-за кустов и деревьев тянулись костлявые руки с крючковатыми пальцами. А по пятам за ним гнались ведьмы и стегали по спине железными прутьями.

   - Я весь изранен, избит, исцарапан, - жаловался бедный Голицын. В самом деле, от левого виска к носу на его лице виднелись царапины. Однако других следов нападения на князе не оказалось.

   - Ваш супруг, любезная маркиза, поступает слишком жестоко, подвергая таким испытаниям почтенных людей, - заметил он.

   - А!.. Ха-а... - отвечала маркиза.

   - Полагаю, что будет лучше вам теперь под охраной нашей прелестной жрицы вернуться под теплый кров, - сказал полковник Бауер.

   - Готов последовать вашему совету, ибо нахожусь в совершенном изнеможении, - отвечал Голицын. - Ночная сырость и все треволнения, конечно, закончатся недугом. Надо согреться и принять снадобье. Но я опасаюсь за бедную княгиню! Это приключение добром для нее не кончится. Что, если она тоже оторвалась и блуждает теперь в царстве призраков?

   - Не беспокойтесь, князь. Я возьмусь отыскать княгиню и помочь ей, - сказал полковник Бауер. - На меня магия оказывает весьма слабое действие.

   - Ах, вы очень счастливы, полковник. Меня магия, кажется, с ног свалит. А ведь это еще белая магия. Какова же должна быть черная! Позвольте предложить вам руку, любезная маркиза. Хотя я в таком плачевном состоянии, что не знаю, кто из нас кого поведет.

   - А!.. Ха-а... - ответила маркиза Тиферет, охотно встала, взяла князя под руку, и они пошли к даче.

   Голицын прихрамывал и выбирал аллеи посветлее. Маркиза обернулась, и ее черные глаза послали выразительный взгляд молодому адъютанту. А тот очень хотел на время остаться наедине с самим собой, чтобы собраться с мыслями и взвесить неожиданные откровения Лоренцы.

   Легкомысленный сын безнравственного века, полковник ничего не имел против приятной связи с молодой прекрасной женщиной, которая с первого взгляда чрезвычайно ему понравилась. Но проявление южного темперамента, предложение участвовать в раскрытии преступного замысла таинственного сообщества, агентом которого будто бы являлся Калиостро, и, наконец, женитьба на итальянке - все это не устояло перед балтийской расчетливостью, хитростью и дальновидностью. Положим, Лоренца, по ее словам, - незаконная дочь Трапезундского герцога. Но полковник смутно представлял себе местонахождение этого герцогства на карте Европы. Пусть даже итальянка была не голубых кровей. Он знал достаточно примеров тому, что полковые командиры женились на иностранках - актрисах, певицах самого темного происхождения, предварительно истратив на них все наследие отцов и все остатки полковых сумм. Но, во-первых, полковник в последней крайности не пребывал, а, во-вторых, в Эстляндии, в башнях наследственного замка, у него была невеста, златокудрая баронесса Констанция - Беата-Элеонора-Бригита-Доротея. И семейство полковника пришло бы в полное отчаяние, если бы он пренебрег рукой нареченной баронессы и сочетался с незаконной дочерью герцога Трапезундского, служившей сперва графу Сен-Жермену, а затем жрицей при графе Калиостро.

   Конечно, союз с итальянкой, в случае существования заговора против императрицы и своевременного раскрытия его полковником, сулит чрезвычайные выгоды. Но и опасность велика. Калиостро хитрый, пронырливый, бесстрашный мошенник. И можно ли доверять его супруге? Что если все это проделано с согласия мужа, которого она не признает таковым, а пред светом слывет за его жену? Кто может проникнуть в змеиную итальянскую душу? Не лучше ли будет немедля доложить обо всем светлейшему? Казалось бы, это выгоднее! Но на руке прелестницы браслет, стоящий не менее трех тысяч рублей. Что будет дальше? Какую степень власти может приобрести в Озерках маркиза Тиферет, принимая во внимание чрезвычайную мягкость сердца Потемкина, когда дело идет о прекрасной женщине. Свидетелей беседы полковника с маркизой не было. Ее сведения при здравом суждении становятся похожими на магический бред, который, вероятно, испытали на себе участники ночных приключений. Итак, надо выждать.

   Предаваясь этим размышлениям, полковник шел к башне, избрав ближайшую дорогу через кусты. Вдруг он услышал, что кто-то целуется. Взглянув из-за угла, полковник увидел посреди садика, у мраморной высокой вазы, графа Калиостро и госпожу Ковалинскую. Магик отечески покоил супругу управителя дел светлейшего на своей мощной груди, Ковалинская схватила шею магика, запрокинула головку, и Калиостро целовал ее полураскрытые уста сильно, сочно, звучно и часто.

   Полковник спрятался, переждал и, кашлем возвестив о своем приближении, вошел в убежище любви.

  

  

   Едва Калиостро и госпожа Ковалинская отошли от грота на такое расстояние, что их не могли ни видеть, ни слышать, как месмерианка отняла свою руку и почти оттолкнула магика, стала громко вздыхать и дрожать всем телом. Калиостро молчал и спокойно шел по темным аллеям. Вдруг Ковалинская с силой схватила его за руку и потащила в сторону. Они почти бежали, и магик еле поспевал за ней, спотыкаясь. Спутники достигли высокой зеленой стены из подстриженных ветвей кустов и деревьев, непроницаемых для посторонних взоров. Посередине стояла стройная античная ваза. Звездное небо озаряло это укромное убежище. Здесь-то Ковалинская остановилась. Подняв черные полные слез глаза к сиявшим созвездиям, она прижимала руки к сердцу, громко вздыхала и содрогалась всем телом.

   Магик молча стоял перед ней. Но лицо его ничего не выражало, а глаза блуждали в заоблачных пространствах. Он закутался в свою хламиду. Золоченый змей высокой тиары сверкал над его широким лбом.

   - Я задыхаюсь! Умираю! Сердце мое разрывается от боли! - вдруг вскричала Ковалинская. - Я все утратила. Все мои прекрасные сны исчезли, улетели. Священнейшие чувства мои поруганы, осквернены... Я вся, вся осквернена! О, Крылья Духа! Дайте мне Крылья Духа, - протягивая руки к звездам, восклицала Ковалинская, - и я улечу, унесусь от сей юдоли плача, от грязи земной, где ползают чудовища лжи и коварства, в царство чистых, светлых духов!

   - Дайте мне руку, дочь моя, и полетим вместе! - вдруг сказал магик и протянул было руку. Но едва его пальцы коснулись Ковалинской, как она вся затряслась и отскочила от него.

   - Прочь! Не прикасайтесь! Снимите эту тиару! Сбросьте эту мантию! Довольно притворства. Я знаю все! О, бесчувственный! О, коварный! О, жалкий фокусник! Вами, вами я осквернена, вся осквернена! О, Крылья Духа! О, я несчастная, несчастная, несчастная!

   Госпожа Ковалинская бессильно опустила тонкие ручки и, подняв огромные глаза к звездам, красиво источала сверкающие, как перлы, крупные слезы, катившиеся по бледным щекам.

   Магик пристально смотрел на Ковалинскую.

   - Ганнахиил - покровительствующий дух, которого я к вам приставил, - сказал он торжественно. - Он следит за вами со дня нашего союза. Он ежечасно отчитывается о ваших мыслях и делах. Поэтому мне все известно о вашем состоянии, о сомнениях, которые вас терзают, о темном действии врагов моих, кои хотят исторгнуть вас из моих рук, зная, сколь великое поприще вас ожидает.

   Но борись борись, любезнейшая дочь моя! Исповедуйся мне! Выбрось из сердца черную мглу!

   - Нет, я не поддамся хитрым речам вашим, Калиостро, - решительно сказала Ковалинская, переходя от экзальтации к обычному состоянию разгневанной женщины. Ах, как я волновалась за вас, когда вы искали это пропавшее серебро светлейшего! Достойно ли вас такое упражнение? Простой ясновидящий легко проделал бы то же самое! И все это путешествие к башне и гроту! И этот ваш костюм... снимите! Я хочу видеть вас просто графом.

   - Я готов исполнить ваше желание, - отвечал Калиостро, снимая тиару и мантию, кладя их на пьедестал вазы. - В эти внешние знаки облачаемся мы только для профанов. Но ваши упреки несправедливы. Не я ли говорил князю Потемкину, что поиски ворованого столового серебра - задача, недостойная меня.

   - Ах, не только это! - возразила, поднося руку к виску, госпожа Ковалинская. - Не только это, а все, весь ваш тон и все магические действия, все это такого странного, дурного тона, как в ярмарочном балагане, что я не узнаю божественного Калиостро, каким созерцала его впервые среди страждущих бедняков, исцеляющего, благотворящего безвозмездно... Ах, мои мечты, мои золотые сны, куда вы улетели!

   - Они возвратятся, крылатые вестники вашего возрождения! Отгоните темных искусителей от сердца вашего. Балаган, сказали вы, ярмарочный балаган! И это верно. Мы на ярмарке тщеславия, на базаре суеты, в балагане роскоши, сладострастия, мудрствования тленной славы! Мы в балагане наездников мира сего: сынов похоти, рабов князя тьмы! Мы в балагане раззолоченном и размалеванном. Так прочь же отсюда, дочь моя! Дай мне руку, и я поведу тебя в храм братства и свободы!

   Калиостро широким жестом подал раскрытую руку Ковалинской. Но она не приняла.

   - Я не могу верить вам, - сказала она холодно.

   - Так ли глубоко темное начало сделало каменным сердце твое, дочь моя? Ты еще не веришь мне? - переспросил магик прочувствованным тоном.

   - Не верю! Не верю! И не верю! - слегка притопывая ножкой, капризно повторила Ковалинская.

   Магик помолчал, как бы прислушиваясь.

   - Да! Да! Слышу!.. Понимаю!.. Да, Ганнахиил, да! - прошептал он. - Сейчас получил я извещение от покорного мне духа, - сказал он затем. - Выяснилось, чьи магические темные флюиды поработили ваше неопытное и неискушенное сердце. Так, узнал я в этом моего старого злодея. Я истреблю его. Со скорбью в сердце, но истреблю! Ибо то мой ученик, полученные от меня знания в силы против меня и великого дела моего направляющий.

   - Ваши речи темны, Калиостро! Кто этот неприятель и предатель ваш? Кажется, я узнала, - сказала Ковалинская. - Но вы избранной женщиной меня назвали. К чему я избрана?

   - Я уже говорил, что вы вступите сперва в число савских жен, светильники которых пламенеют непрестанно день и ночь. Учреждается "Союз усыновления". В этом "Союзе" Великая матерь усыновляет и удочеряет возрожденных и преображенных. Эта Великая матерь есть царица Савская, которая достигла в магии высочайшей степени, коей не могла достигнуть еще ни одна женская душа. Царица Савская - Великая матерь многих миров. Вы же из числа жен, встречающих со светильниками жениха Феникса, первой станете. Затем будете возведены неизвестными начальниками в защитницы земного шара и тысячи тысяч блаженными сделать можете. Эти-то возможности вашего возвышения внушили зависть врагам света и добра. Они наполнили сердце ваше темными сомнениями.

   - Я выслушала ваши обильные речи, Калиостро, - грустно сказала Ковалинская. - Скажите, вы больше никому из женщин не обещали столь же высокого положения в "Союзе усыновления" и в степени защитницы земного шара?

   - Вам одной. Только вы избраны из всех женщин!

   - Вы это говорили. Но если я стану защитницей и благотворительницей многих, то смогу ли судить их и карать за преступления, измену и коварство?

   - Нежное созданье! Сможете и это!

   - Но что же должна я сделать и как покаран обманувшего мое к нему доверие? Уверявшего в одном а на самом деле имевшего в себе иное?

   - Когда будете стараться в достижении совершенства, тогда получите силу поразить смертью того, кого вы заподозрите.

   - Пусть же придет ко мне сейчас эта сила! Пусть слово мое поразит смертью низкого обманщика! - сказала Ковалинская с мертвенно-бледным лицом и горящими ненавистью глазами. И, протянув руку к груди магика, она вскричала:

   - Ты лжешь. Калиостро!

   Казалось, из пальцев экзальтированной месмерианки в самом деле вышла и толкнула в грудь магика некая нервная разящая сила. Он пошатнулся, и на мгновение лицо его приняло растерянное выражение. Но вслед за этим нахмурился, уперся и скрестил на груди руки.

   - Ты лжешь, Калиостро! Ты нагло лжешь! - продолжала Ковалинская свистящим ревнивым шепотом. - Посмеешь ли ты отрицать, что точно такие же обещания давал ты этой курляндской дуре Шарлотте фон дер Рекке?

   - А, вот что! - сказал магик спокойно и улыбнулся.

   Эта улыбка вывела Ковалинскую из себя.

   - Ты смеешься! - проскрежетала она. - Будешь ли ты отрицать, что пишешь, хотя и безграмотные, но нежнейшие итальянские письма, называешь ее дорогой сестрицей и всюду показываешь, какая между вами интимная близость? И в то же время обольщаешь меня красивыми словами и обещаниями! Называешь единой избранницей! Вот письмо твое! - вынимая исписанный листок и протягивая его магику, продолжала Ковалинская. - Посмей утверждать, что не ты его писал.

   Магик посмотрел на письмо.

   - Да, не я писал эти строки, - сказал он.

   - Силы небесные! Он продолжает лгать! Да ведь это письмо было вложено в один пакет с письмом самой Шарлотты фон дер Рекке к Катерине Ивановне Нелидовой.

   - И все-таки не я писал его, - повторил магик. - Положите его на мою ладонь.

   Ковалинская положила.

   Жирные круглые буквы письма четко чернели при свете звезд. Магак дунул на письмо и, хлопнув по нему ладонью другой руки, подал Ковалинской. Пред ней была совершенно белая бумага. Она с изумлением рассматривала листок. Буквы исчезли.

   - Начертания эти были произведены черной магией моего врага, лжеца и клеветника. Силой, мне присущей, я их разрушил и смыл.

   - Но огромное письмо самой Шарлотты. Оно лежит в моей шкатулке... - пролепетала растерянно Ковалинская, и веря и не веря.

   - Не открывайте шкатулку без меня. Письмо пропитано ядовитыми парами. При внезапном открытии эти пары бросятся вам в лицо и покроют его неуничтожаемыми черными пятнами. О, нежное, неискушенное создание! Ты не знаешь, какими опасностями изобилует путь магика. Подойди ко мне. Я осеню тебя высшим покровом моей отеческой любви. Забудь свои сомнения. Ты, только ты избранница моя и Великого Кофта! Поприще блистательное тебя ожидает! Приди!

   И Калиостро широко открыл свои объятия. Ковалинская мгновенье колебалась и вдруг бросилась ему на грудь.

   - О, кто бы ты ни был, - замирая и содрогаясь, лепетала она, - ангел ли света или демон тьмы, я отдаюсь в твою власть! Только не избирай другой женщины! Но возьми меня, развей свои могучие крылья, черные или белые они, мне все равно, и неси в надзвездную высь или адскую бездну, я всюду последую за тобой и буду рабой твоей, волшебник!

  

  

   Кашлем известив о своем присутствии и выждав, полковник Бауер появился в садике. Он нашел там госпожу Ковалинскую и графа Калиостро мирно беседующими на приличном расстоянии друг от друга.

   - Любезный полковник, - сказал Калиостро, - пропавшее столовое серебро найдено.

   - Меньшего и не ожидал от вашего искусства, любезный граф, - отвечал полковник Бауер с видом чистосердечного восхищения.

   - Едва ли эта находка может быть мерилом моих сил, полковник. Только снизойдя к требованиям князя Потемкина, я принял к исполнению такую задачу. Но серебро найдено. Я оставил князя около грота, сам же по его поручению пошел просить дворецкого отрядить слуг для переноски клада. Но дамы были весьма обеспокоены вашей судьбой, - продолжал Калиостро. - Я же уверил их, что вам не грозит опасность, если вы прибегли к защите жрицы Великого Кофта.

   - Действительно, я не видел ничего особенного и весьма приятно беседовал с вашей супругой, граф, - отвечал полковник - Нельзя того же сказать, к сожалению, о князе Голицыне.

   - Что же с ним? Я предупреждал! Я говорил - крепче держаться за руки!

   - Ах полковник, скажите, что с бедным князем? - спросила взволнованно госпожа Ковалинская. - Жив ли он?

   - Он жив, но сильно пострадал от невидимых агентов.

   - Что с ним приключилось?

   - Невидимые агенты, по его уверению, сперва нанесли ему несколько ударов по спине.

   - Ах, какое несчастье! Бедный князь, - сочувственно промолвила госпожа Ковалинская.

   - Да. Он утверждает, что удары были столь полновесны, как будто наносила их рука дюжего мужика, а не бесплотного духа.

   - Удары бесплотных тяжелее! - глубокомысленно заметил Калиостро.

   - Ну, если так, то князя постигли удары бесплотных. Он говорит, что, вероятно, вся спина его в синяках. Кто-то гнался за ним в темноте и хлестал очень больно. Последствия этих преследований скрыты под одеждой князя, но я сам имел случай удостовериться в огромной царапине от виска до носа.

   - Бедный князь! Где вы его оставили?

   - Я предоставил его попечению маркизы. Она повела удрученного князя на дачу. Сам же я, несмотря на опасность, намеревался отыскать князя и вот, случайно войдя в этот садик, встретил вас.

   - Вы можете совершенно спокойно следовать дальше, - сказал Калиостро, - я же распоряжусь относительно слуг.

   Затем магик взял свою хламиду и тиару и под руку с госпожой Ковалинской удалился.

   Полковник углубился в парк. Не успел он пройти часть широкой аллеи, как показалась фигура князя Потемкина. Он вел племянницу, и разговаривали они весьма оживленно, так что, приближаясь, полковник услышал конец фразы:

   - Я сам того же мнения, что этот Калиостро - шарлатан и авантюрист! - говорил Потемкин.

   - Так же, как и жена его, милый дяденька! Так же, как и жена его!

   - Ну, эта итальяночка столь же глупа, как хороша собой!

   - Что она хороша собой или, вернее, вам, дядюшка, такой кажется, об этом всякий по новому ее браслету может узнать!

   - Милая Улыбочка, душа моя, неужели вы за мною следить начинаете? Это, душенька, гадко! Я не бычок, чтобы меня держать на веревочке.

   - А если вы от темной итальянской проходимки уже растрепаны, как петух заморский, дядюшка? Смешно! Мне все равно, любитесь с какой хотите. Но зачем она здесь, на вашей даче?

   - Не вы ли требовали пригласить Калиостро для лечения ребенка?

   - Ах, я боюсь Калиостро. Это ужасный, ужасный человек!

   - Чего же вы желаете от меня, милая Улыбочка?

   - Я не желаю, чтобы вы, кот заморский, дядюшка бегали за Калиостершей здесь, на даче! Я не желаю! Не желаю! Не желаю!

   Тут они заметили шедшего навстречу полковника.

   - А Калиостро серебро отыскал! - сказал Потемкин, делая знак адъютанту подойти.

   - Он мне сам об этом сейчас поведал, ваша светлость! - отвечал Бауер.

   - Почему же он столько времени меня ждать заставил? Чего он копался? Вздумал меня, такой-сякой, в сторожа к серебру определить! Не вытерпел, пошел, лекаря приставил к серебру.

   - Не могу понять, почему граф замешкался, - сказал Бауер. - Я нашел его в садике в приятной беседе с госпожой Ковалинской.

   - А, я и позабыл, что они вместе пошли! - сказал Потемкин. - Теперь понимаю, почему замешкался Калиостро. Нежное сердце госпожи Ковалинской от магического пламени этого некроманта, кажется, совершенно растаяло.

   Разговаривая, они подошли к широкой скамейке, над которой было изваяние козлоногого сатира, обнимающего стан убегающей нимфы. Улыбочка, жалуясь на усталость. опустилась на скамью. Между тем в парке замелькали огни, и скоро на аллее показался дворецкий с толпол лакеев, держащих в руках фонари, ломы, топоры, лопаты, двое гайдуков тащили даже небольшой домкрат.

   И людей и запаса орудий хватило бы не только на то, чтобы поднять плиту пола в гроте, но и вести подкоп под кпепостную башню. При этом люди не выказывали собой отваги Дворецкий был бледен. Лакеи по-разному выражали крайнюю степень тревоги и опасения. Магические действия Калиостро внушили суеверный ужас всей русской дворне Озерков.

   Заметив белевшее платье княгини, огромную темную фигуру стоявшего возле нее Потемкина, а за ними Бауера, люди пришли в смятение. Дворецкий, несший тупую шпажонку, которую наскоро раздобыл в сарае с декорациями и реквизитом домашнего театра Озерков, начал размахивать своим оружием, отступая и крича тонким голосом:

   - Кто тут? Что за люди?

   Часть лакеев при этом угрожающе начала трясти ломами и лопатами, поднимая повыше фонари, а некоторые развернулись и попытались бежать.

   - Трус! Чего орешь? Это я, - сказал Потемкин.

   - Ах, ваша светлость, простите ради Бога! - опуская шпажонку и подобострастно кланяясь, сказал дворецкий. - Все люди так господином Калиостро напуганы, что совершенно вас не узнали.

   - Трусы! Чего вы боитесь? Идите прямо к башне и гроту, там на часах у найденного серебра лекарь остался. Он вам покажет, где тайник и какую плиту поднять.

   - Слушаем, ваша светлость! Так что, ребята, бодритесь и ничего не бойтесь, - обратился доблестный предводитель к лакейской армии, стоявшей навытяжку с остолбенелыми лицами.

   - Да, да! Не трусьте! Идите и несите серебро прямо сюда, - приказал Потемкин.

   Дворецкий отвесил князю поклон и, махнув шпагой людям, более отважно двинулся вперед. Все последовали за ним.

   - Экие трусы! Экие трусы! - смеялся Потемкин, садясь возле княгини.

   Не прошло, однако, и пяти минут, как вдали раздались громкие крики, потом замелькали в разных точках огни, послышался топот бег