Главная » Книги

Энгельгардт Николай Александрович - Граф Феникс, Страница 12

Энгельгардт Николай Александрович - Граф Феникс


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

ожил Ивану Перфильевичу раздеться и погрузиться в воду.
   Обойдя три раза чан со шпагой в руках, поражая ею невидимых врагов, произнося непонятные слова на неведомом языке, Калиостро отбросил шпагу, снял кафтан, камзол, засучил рукава и принялся растирать ногу и все тело Елагина. Вдруг, когда он провел ладонью по больной ноге, блестящие струи ртути вырвались из нее и раскатились по дну чана...
   - Меркурий извлечен, - с торжеством сказал магик. - Вы совершенно здоровы. Выйдите из воды и смело пройдитесь по комнате.
   Обрадованный, но еще сомневающийся, старик выбрался из чана, накинул на себя простыню и сначала неуверенно ступил на болевшую только недавно ногу, потом пошел бодрее и увереннее и вдруг принялся при-плясывать; оставляя мокрые следы на полу и повторяя:
   - Не больно! Не больно! Нисколько не больно! Я совершенно здоров! Хвала Великому Кофту и его посланнику!
   - Граф! - продолжал Елагин, успокоившись, и с помощью крестившегося и возносившего глаза к небу преданного камердинера принялся одеваться. - Граф! Я обязан вам за это чудесное исцеление застарелой болезни, усилиям профанской медицины не поддававшейся. Зная ваше бескорыстие, затрудняюсь предложить вам обычное вознаграждение. Но если хотите, выхлопочу вам у государыни приличный российский орден.
   - Ужели вы еще не знаете меня? - сказал магик. - Могу ли интересоваться изделиями людского тщеславия? Принятый всеми дворами Европы, мог бы я этими суетными побрякушками давно всю грудь увешать. Но не хочу.
   - Чем же тогда отблагодарю вас? - опять спросил Елагин.
   - Послужите не мне, а делу. Доставьте мне аудиенцию у российской императрицы, чтобы я мог преподать монархине великие истины и попытаться склонить ее к делу преображения мира и усовершенствования человечества.
   - Обещаю вам, граф, приложить все усилия для этого. А теперь не позавтракать ли нам? Я после извлечения из ноги Меркурия сильно проголодался, - говорил старик, одеваясь.
   Но магик решительно заявил, что не имеет ни минуты свободной и должен спешить к больному младенцу, порученному его попечениям.
   Елагин не стал его задерживать. Сказал лишь, что переезжает к себе на остров, на дачу, и напомнил о приближении праздника всех свободных каменщиков, Иванова дня, который обычно отмечается у него на острове, как у наместного мастера, и где граф, конечно, будет званым гостем.
   Когда Калиостро вышел из комнаты, князь Кориат настойчиво схватил его за руку и, волнуясь, увлек за собой:
   - Уделите мне минуту времени! - проговорил он. - Я должен с вами объясниться!
   Хотя бледное решительное лицо молодого тамплиера и горевшие глаза не обещали ничего приятного, граф не противился и последовал за секретарем в тихое уединение хранилища. Здесь, пристально посмотрев ему в лицо, задыхаясь, несколько мгновений юноша не мог выговорить роковые слова. И наконец произнес их.
   - Я должен сказать вам, что вы низкий плут и шарлатан!
   - Как вы осмеливаетесь... - бледнея, начал было Калиостро.
   - Молчите! Вы шарлатан! Я все видел!
   - Что видели?
   - Я видел, как вы ловко выпустили из рукава рубашки в воду ртуть! Осмелитесь это отрицать? Осмелитесь утверждать, что в самом деле извлекли ее из ноги больного старика?
   - Только-то? - равнодушно спросил итальянец.
   - Как! - совершенно теряя самообладание, закричал Кориат. - Как! Я вас уличаю в наглом обмане, а вы находите, что это ничего? Или вы так привыкли и к шарлатанству и к разоблачениям своих гнусных проделок, что разговор с глазу на глаз вас уже не волнует? Но я не постесняюсь обличить вас и при свидетелях.
   Калиостро спокойно смерил князя с ног до головы пронзительным взглядом.
   - Если вы и правы, если на самом деле видели, что ртуть не из ноги больного вышла, а из моей руки, - сказал он, - то как осмелились об этом говорить мне так нагло? Что вы можете понять в моих действиях? Не обязаны ли вы мне повиноваться? Или вы забыли, что эта самая рука обладает священным знаком? - И Калиостро рукой, пустившей ртуть в чан, совершил знамение высшего посвящения.
   Но Кориат яростно топнул ногой и закричал:
   - Совершайте какие угодно знаки! Произносите какие угодно слова! Показывайте какие угодно патенты! Я вам не поверю. Вы все это похитили, наглый обманщик! Могу ли поверить, что высшие особы ордена послали для великого предприятия в Россию такого шарлатана, который прибегает к наглым уловкам и обманывает больного старика!
   - Безумец! Куда ты стремишься? - тихо, как бы с сожалением, сказал Калиостро. - Что можешь ты понять в действиях высшего адепта? Бездна у ног твоих! Остановись!
   - Нет, ты не запугаешь меня, не запугаешь! - кричал тамплиер. - О, я знаю, что ты не только обманщик, но и преступник! Я знаю, что ты истязаешь свою несчастную жену!
   - А, вот настоящая причина!
   И, крепко взяв князя за руку и посмотрев ему пристально в глаза, граф приказал:
   - Довольно!.. Довольно, я говорю! - повторил он угрожающе при подытке Кориата вырвать руку. - Довольно! Вы ведете себя, как мальчишка. Успокойтесь. Перестаньте кричать. Объяснимся.
   - Хорошо... Объясняйтесь... - прошептал задыхающийся тамплиер и обессиленный опустился в кресло.
   Калиостро спокойно сел в другое.
  

ГЛАВА LV

Испытание

  
   - Вы видели, что ртуть не из ноги больного вышла, а выпущена мною из рукава?
   - Видел, - угрюмо прошептал Кориат.
   - И вы это называете шарлатанством?
   - Называю, - снова прошептал он.
   - Но разве не видели вы, что потом больной старик стал на ноги, ходил и даже прыгал?
   - Видел.
   - Итак, это шарлатанство исцелило бедного старика. Что же, вы хотите уничтожить в нем веру и опять повергнуть его в страдание?
   Князь Кориат молчал, пораженный необыкновенной логикой магика.
   - Ничтожный обман ради великого дела исцеления человека! И вы негодуете? Почему? Польза ясна. В чем вред? Так когда нарушена была заповедь о субботнем покое для того, чтобы исцелить человека, фарисеи негодовали. Но что сказал им Галилеянин? "Слепцы! Ужели сохранить субботу и оставить страдать человека! Не человек для субботы, а суббота для человека!" Но если ради исцеления страждущего человека можно нарушить одну заповедь, то можно нарушить и все. Ибо в законе Моисеевом сказано, кто повинен в нарушении хотя одной заповеди, повинен в нарушении всего закона. Весь закон нарушаю! И невинен я, ибо ради исцеления страждущего человечества закон нарушаю!
   - В этой стране морозов и льдов, - говорил Калиостро, - порабощения и тирании, в Скифии, Сарматии, в областях Гипербореев начнется великое преображение человечества. Ибо высшие зодчие в этом нашли удобство. Они постигли, что низвергнуть тиранию лучше всего руками самого тирана. Ибо когда вся власть безмерная над огромной страной и миллионами вручена одной особе с немногими ближними вельможами, то довольно ими овладеть, чтобы получить всю власть в свои руки. Архимед искал лишь точки приложения для рычага, чтобы перевернуть весь земной шар. Наши мудрые мастера постигли, что в каждой стране с самодержавным правлением эта точка есть монарх. Рычаг же - всемирный орден, к которому и ты принадлежишь, юноша!
   - Теперь выслушай план наших работ, - продолжал магик, - Великий князь Поль в наших руках и через достопочтенного Лафатера наставлен и подготовлен. Невозможно, однако, его одного во главе ордена поставить, ибо это возбудит подозрительность матери-императрицы. Для этого учреждаю я египетское масонство, в которое женщины принимаются наравне с мужчинами. Итак, во главе этого масонства станут и мать и сын. Вот пока все, что могу тебе открыть. К этому надо стремиться. Остальное после испытания верности и усердия будет тебе открыто. Знай лишь то, что Екатерина обманула в 1762 году ожидания всех друзей свободы и на трон незаконным захватом власти вступила. Итак, эта императрица - тиран после приобретения власти. Она окурила лестью философов, привлекла золотом общественное мнение Европы, но в стране своей оставила и распространила рабовладение, правит через любимцев, удовлетворяющих ее ненасытную страсть. Об этом довольно. Теперь поговорим о вас.
   Тут лицо Калиостро приняло мягкое отеческое выражение.
   - Милый юноша, я знаю, что ваше сердце увлечено женщиной, которую вы называете моей супругой. И она действительно прекрасна, хотя столь же коварна и зла, сколь пленительна. Вы и жалость к ней питаете, почитая меня этаким тираном. Вероятно, заметя ваше благородство и взоры, полные огня, лукавая уже нашла способ вооружить вас против меня. Но вы ей не верьте. Любите ее, если хотите, но не верьте ничему. Она уже едва не замыслила предательство, но оно было разрушено, так как человек, которому она доверилась, перешел на мою сторону. Я одно скажу. Между братьями святого ордена нашего все общее. Эта женщина и не мне, а ордену принадлежит. Итак, может она быть передана орденом тому, кому пожелают его высокие наставники. В данном же случае сопротивляться не будет. Ибо чрезмерно любит девственников. Храни верность святому делу, и нарушение обетов тамплиерства будет тебе разрешено и не воспрепятствует получению высших степеней! Хочешь, я прикажу Лоренце - ее зовут Лоренцой, ты знаешь, - и она придет к тебе? Скажи, хочешь ли?..
   Князь Кориат все время слушал Калиостро, опустив глаза и склонив бледное лицо, ни звуком, ни малейшим движением не выдавая впечатления, которое производили на него откровения некроманта.
   Но при последних словах он вдруг заскрежетал в ярости зубами, вскочил и неистово крикнул:
   - Проклятый Сабакон! - размахнулся и ударил Калиостро по жирной синеватой щеке.
   Получив оплеуху, граф остался сидеть, как сидел, в кресле. Яркий отпечаток ладони храмовника разгорался на его левой щеке. Некоторое время длилось молчание. Но князя изумило выражение лица Калиостро.
   Ни гнева, ни возмущения, ни даже простого смущения не появилось на нем, а лишь странное любопытство. Казалось, граф размышлял, почему это храмовник назвал его Сабаконом? И что это за Сабакон такой?
   Но вдруг лицо его озарило восторженное умиление, слезы брызнули из больших темных маслинообразных глаз итальянца, и он бросился на шею князю Кориату, восклицая:
   - Друг мой! Брат мой! Сын мой! Приди в мои объятия! Ты выдержал испытание до конца! Ты чист, как кристалл! Ты тверд, как алмаз! А теперь приступи и познай совершенное учение добродетели нашего святого ордена благотворения, смирения, послушания властям, поставленным от Бога, и законам гражданским! Познай, что совершенный треугольник есть не скотоподобное равенство, не адское исчадие вольности необузданной, не братство своеволия и бунта. А совершенный треугольник - это молитва, пост и милостыня.
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  

ГЛАВА LVI

Елагин остров

  
   Иванов день - праздник всех свободных каменщиков - отмечался в провинциальном капитуле ордена, на отдаленном острове, принадлежавшем Ивану Перфильевичу Елагину. Сюда водою и сушей прыбыьали к летней даче великого наместного мастера многие из вельмож, державших лижи и увлеченных таинственными обрядами и учениями масонства. Граф Калиостро обещал именно в этот торжественный день сообщить некие важные тайны и объяснить причины своего прибытия в Россию и столицу северной Семирамиды. Если не любопытство, неприличное для посвященных, то любознательность напряжена была у всех до высочайшей степени.
   Не одни каменщики пожаловали к Ивану Перфильевичу, но и многие прекрасные каменщицы, которым братья вручили дамские перчатки, выдаваемые между прочим с этой целью при обряде посвящения в орден. Представительницы двора и света главным образом тоже заняты были Калиостро и его супругой. Во-первых, было известно, что граф именно в этот высокоторжественный день откроет первую "ложу усыновления" по ритуалам египетского масонства, в которую примет как братьев, так и сестер, а во-вторых, распространился слух, что маркиза Тиферет, графиня Серафима ди Санта-Кроче, супруга великого адепта, обладает чудесными мазями, возвращающими первый блеск юности и молодости даже увядающим старухам. Правда, старух среди прибывших на праздник не было, но мушки и притиранья скрывали зрелость многих из этих красавиц. Поэтому совершенно ясно, что слухи о чудесной омолаживающей мази их волновали.
   С вельможами прибыли и менее значительные лица, большей частью их секретари и делопроизводители. Понятно, что сановники, принадлежавшие к ордену, заводили в ложи и посвящали в таинства свободных каменщиков наиболее выдающихся из своих чиновников. Наконец, ввиду предстоящих увеселений и представления Калиостро были приглашены и некоторые прелестные женщины, не имевшие отношения к ордену. Между ними придворные певицы Габриэлли и Давия.
   Всем приглашенным было известно, что праздник Иванова дня откроется, когда спадет летняя жара, и что начнется оно так называемым пикником. Предстояло приятное гулянье, а затем легкий полдник для первого утоления голода.
   Иван Перфильевич в сопровождении своего молодого секретаря любезно встречал прибывающих гостей.
   Однако Калиостро с супругой еще не было. Паром доставил к пристани последних из ожидаемых особ - князя Александра Ивановича Мещерского, близкого к цесаревичу Павлу Петровичу, Степана Васильевича Перфильева и поэта Гавриила Романовича Державина. Елагин встретил их с особой любезностью.
   - Несказанно радуюсь, видя ваше превосходительство к Иванову дню в полном здравии, - говорил Перфильев, - видимо, ваша нога совсем излечилась?
   - Совсем, - отвечал Елагин. - И кто этому причиной? Граф Калиостро.
   - Да, и Сергей Федорович Голицын говорил мне, что граф настолько восстановил здоровье его больному младенцу, что скоро покажет его княгине Варваре Васильевне.
   - Князь же сам здесь! - сказал Мещерский. - Он может все это подтвердить.
   - Граф уверяет нас, что всякая опасность миновала, - отвечал Голицын. - Скоро мы увидим бедного маленького, но пока никто, кроме самого целителя, к нему не приближается.
   Тут Калиостро стал предметом общего разговора собравшихся на пристани гостей, которые все, как и хозяин, поджидали запоздавшего магика, столь занимавшего в последний месяц воображение двора и петербургского света.
   Во время этой беседы к пристани подплыла черная, похожая на гробницу крытая лодка. Траурный вид ее усиливался черными шелковыми занавесками, на которых были вышиты черепа, скрещенные кости и слезы. Гребцы и кормчие тоже были в черном и являли собой седых старцев, так что все это напоминало челн Харона. Когда лодка причалила, занавески отодвинулись, и из нее вышел граф Калиостро. Внешностью он напоминал венецианского патриция - на плечах пурпурная мантия, в красном платье при шляпе аметистового цвета. Золотая цепь на груди и перстни с играющими камнями на пальцах дополняли его странный крикливый наряд. В левой руке он держал длинный свежесрезанный ореховый прут с оставленными почками, а правую подал выходящей за ним из мрачного челна маркизе Тиферет.
   Как ни легки и открыты были летние платья дам, прибывших на празднество, но прекрасная итальянка превзошла, кажется, моду. Переливающиеся, нежные ткани облекали ее классическое, совершенное тело, выдавая дивное совершенство линий, то скрывая, то обольстительно очерчивая формы красавицы. Солнце пронизывало ее всю. Завитки черных кудрей казались синеватыми. Но головка, увенчанная серебряной короной в виде зубчатой башенки, была покрыта широким газовым покрывалом, и лицо красавицы таинственно скрывалось в его млечной пене. Лишь сверкали огромные глаза, и нежные щеки и полный подбородок розовели, как зрелый плод в сумраке листвы.
   При виде этой прелестной женщины на лицах мужчин выразился восторг, а на лицах дам застыло выражение зависти к сопернице, которая, как они почувствовали, их всех затмевает. Прежде чем Иван Перфильевич дал знак князю Кориату, тот сам в корзине садовника выбрал большую чудную белую розу и поднес маркизе Тиферет, улыбнувшейся ему, сверкнувшей перлами зубов и поблагодарившей тамплиера чуть заметным кивком.
   Граф Калиостро между тем раскланивался с хозяином и всеми гостями, величественно влача свою пурпурную мантию, и все должны были согласиться, что столь поразивший их костюм итальянец умел носить с уверенностью кардинала.
   Прибытие магика и его супруги как бы открыло празднество. Все двинулись в сады счастливого елагинского Парадиза.
  

ГЛАВА LVII

Полдник

  
   Гости разбились на отдельные группы и занялись обозрением голландского, французского и английского садов и достопримечательностей летней резиденции капитула восьмой провинции ордена свободных каменщиков и его достопочтенного великого мастера. Воодушевлению общества способствовали дамы и девицы, из которых каждая прилагала все усилия, чтобы в лучшем, пленительнейшем свете выказать свою красоту, наряды, любезность, ум и чарующий характер. Однако мужчин наиболее притягивала жрица египетского масонства маркиза Тиферет. Дамы же преимущественно стремились в те места, где мелькала пурпурная мантия графа Калиостро. Красавицы сопровождали его в каком-то упоительном восторге и подходили к адепту священной магии, молитвенно сложив ручки, наперебой восклицая: "Божественный Калиостро, скажите, объясните, научите! Божественный, откройте нам будущее! Божественный граф, откройте нам тайны!"
   Все эти приступы прекрасных каменщиц граф Калиостро встречал с величавым спокойствием, воздевая к небу свои большие темные итальянские глаза, однако охотно отвечал на все вопросы, но до того загадочным, символическим языком, что дамам оставалось только благоговеть, не понимая решительно ни единого слова. Госпожа Ковалинская, конечно, в этих восторгах превзошла всех.
   Вдруг в разных частях острова послышался мелодичный звон серебряных колокольчиков. То скороходы Елагина призывали гостей к полднику.
   Полдник был сервирован на поляне между двумя живописными холмиками, в широкой луговине, окруженной развесистыми березами. Тут были разостланы великолепные ковры и на них поставлены корзины с бутылками, грудами хлеба, плодов, паштетов, жареной, холодной дичи, сыров. Гости сами должны были распоряжаться всеми запасами, равно как и поставленной стопками посудой. С веселой толкотней они приступили к этому под хозяйственным руководством дам. Когда голод и жажда были несколько удовлетворены, по знаку хозяина все спели застольную песню, сочиненную Гавриилом Романовичем Державиным.
   Небесные голоса Габриэлли и Давии выделялись из общего стройного хора, но маркиза Тиферет не пожелала принять участия в пении. Она сидела, окруженная более молодыми людьми, из секретарей и делопроизводителей вельмож, присутствовавших на празднике, несколько поодаль от остальной компании, под кустом, усыпанным пурпурными розами. Молодые люди наперебой старались услужить прелестной жрице египетского масонства. Серафима и теперь не подняла воздушно-млечного покрывала, как морская пена облегавшего плечи и стан красавицы, причем совершенно обнаженная левая часть ее груди розовела вершиной своей гармонической округлости. Маркиза ела и пила маленькими глотками за здоровье своих паладинов, сверкая очами в сумраке магического покрывала. Молодые люди, объятые какой-то общей дружеской влюбленностью, сидели у ног Серафимы, ловили каждое ее движение и приходили в совершенный восторг, когда она произносила свое короткое смешливое восклицание:
   - А!.. Ха-а!..
   С самого прибытия на остров они ничего другого от нее не слышали. Но Серафима умела придавать этому единственному восклицанию столько самых разнообразных оттенков, что оно казалось им богаче и красноречивее самого совершенного языка.
   Граф Калиостро тоже не принимал участия в пении застольного гимна и сидел в стороне, только не под розовым, а под можжевеловым кустом, как будто нарочно растущим в этой долине мира, спокойствия, братолюбия и равенства.
   Он ел весьма исправно и пил кубок за кубком, подносимые ему прелестными дамами. Прочая компания разделилась на четыре кружка по углам огромного ковра.
   Сам хозяин пользовался услугами певиц Габриэлли и Давии, которые старались утешить бедного старика за перенесенные им страдания. Другие вельможи тоже находились в кругу очаровательных хозяек полдника и, расточая утонченные комплименты, порой обменивались с ними братскими поцелуями, что допускалось идиллической обстановкой пикника и царствовавшим в елагинском рае блаженным равенством. Пропели еще несколько застольных песен на французском, голландском, английском и немецком языках как в честь тех наций и "Востоков", к которым принадлежали иностранцы и иностранки, присутствовавшие на празднестве, так и в подтверждение того, что орден свободных каменщиков - братский союз всех народов, союз человечества.
   Когда полдник окончился, все опять разбрелись по садам, преимущественно отыскивая киоски, беседки и павильоны, чтобы там отдохнуть и собраться с силами перед предстоящим вечерним заседанием. Тут остров огласила сладостная неземная музыка. Пение скрытых в роще артистов повергало слушателей в сладостное мечтание, особенно приятное после кубка доброго вина. Плывя над островом, будя отголоски, музыка эта казалась неотделимой от шепота листвы, журчания каскадов, ручьев и была как бы естественным произведением природы.
  

ГЛАВА LVIII

На гробнице Гомера

  
   Князь Кориат уклонился от полдника, но его отсутствия никто не заметил. Так как последней дамой, прибывшей на остров, была Серафима, то, поднеся ей розу, секретарь Елагина освободился от своих обязанностей. Хотя появление графини потрясло молодого храмовника, он не входил в число окруживших ее поклонников. Целомудрие глубокого чувства помешало ему следовать за ней. Волнение лишило его всякой отваги, и слова замерли на устах. Но роза, подаренная им, была сейчас приколота на груди красавицы, и он замечал, что Серафима порою с особым чувством глядела на цветок...
   Юноша лишь издали следил за струящимся покрывалом графини. Но когда колокольчики стали призывать к полднику, он углубился в наиболее глухую и девственную часть острова и английского парка. Ему хотелось остаться наедине со своим сердцем, чтобы понять самого себя. Волнение не утихало, кровь кипела, чувства все больше приходили в смятение. Он не знал, что делать с собой. Наконец вышел на край острова, выдававшийся далеко в залив.
   Здесь была одна из достопримечательностей острова, особая гордость его хозяина - античный мраморный саркофаг, украшенный барельефами, вывезенный с Ионических островов. Иван Перфильевич считал, что это гробница бессмертного певца Гомера. Над ней стояла статуя, которую наместный мастер именовал Мемноном.
   Мощная липа и многовековой дуб осеняли памятники могучими ветвями. Место это было окружено зарослями шиповника, в которых заливались соловьи. А когда солнце торжественно опускалось в залив, гробница и статуя, озаренные его косыми лучами, казались пурпурными, барельефы оживали, мрамор просвечивался, и все фигуры одухотворялись, как будто кровь текла в прожилках древнего камня.
   Князь сел на гробнице Гомера и стал смотреть, как туманный сизоватый сумрак окутывает лесистые берега соседнего острова, как меняются краски. Рой мыслей и мечтаний смущенной толпой проходил в сознании тамплиера, действительность мешалась с фантазией. Но образ Серафимы ни на мгновение не отступал и реял перед ним.
   Невыразимо сладостная боль наполняла его сердце. Истома и нега молодых нерастраченных сил соединялись с восторгом от созерцания дивной гармонии и красоты летнего заката. Ему казалось, что он реет в пространстве, полном звуков, песен, красок, и в то же время будто вся гладь морская от горизонта поднимается и сухими прозрачными кристаллами поглощает и берега, и все предметы, и его самого.
   Вдруг послышались легкие шаги и донеслось сладкое благоухание, не похожее на запахи цветов шиповника и моря, и листьев. "Это она!" - как будто чей-то голос прокричал над ухом влюбленного. Но он не осмелился даже повернуть голову. Легкие шаги приблизились... Это была Серафима! Не поворачивая головы, устремив взор на пурпурный закат, почувствовал, что она остановилась в нескольких шагах от него и, улыбаясь, смотрит... Затем стала осторожно подкрадываться к уединенно сидящему молодому человеку. И с каждым ее шагом безумное желание соединялось в нем с леденящим страхом. Вот она приблизилась... Желание пересилило страх. Он повернулся. Женщина стояла перед ним, залитая светом закатного солнца, закутанная покрывалом, но вся осязаемая его жадному взору.
   Она искрилась безмолвным смехом, сотрясавшим ее стан и грудь, над левым возвышением которой трепетала роза, его роза. И в этом порыве она казалась вакханкой, призывающей к наслаждению.
   - Мрамор Эллады, мрамор Эллады! - сказала графиня и положила руку на подножие таинственного изваяния. - Я искала вас, чтобы поблагодарить за чудную розу! - продолжала она и, склонив головку, прикоснулась губами к пышному цветку и долго впивала его аромат.
   Затем Серафима взглянула на море, на пламенеющий закат, и выражение подвижного, впечатлительного лица итальянки изменилось. Вакхический смех сменило какое-то задумчивое удивление. Казалось, Серафиме было ново это гармоничное таинственное угасание северного солнца, эта смена красок, переливы теней. В том же удивленном созерцании она опиралась о мрамор, и взор ее южных очей, очарованных задумчивой грустью северной природы и северного человека, скользил бесцельно, беспредметно.
   - Я искала вас! - опять повторила Серафима, и теперь ее низкий грудной голос был полон робкого, но глубокого чувства. - Я заметила ваш взгляд. Он говорил, что вы друг. А я так одинока, так несчастна, так нуждаюсь в друге!
   Последние слова женщина произнесла с такой трогательной и кроткой мольбой, так чарующи были дивные звуки итальянской речи в устах красавицы, что все существо молодого тамплиера отозвалось на этот призыв к участию.
   - Вы не ошиблись, графиня, - почти шепотом, не меняя позы, отвечал князь Кориат.
   - О, не зовите меня графиней! Зовите Серафимой. Но повторите, что я не ошиблась, когда прочла дружбу в ваших глазах.
   - Нет, вы не ошиблись. Если вы несчастны, если называющий себя графом Калиостро притесняет вас, то скажите мне, и я - ваша защита, - в благородном порыве юношеской жалости сказал Юрий.
   - Ах, как я благодарна вам! Какой вы добрый и ласковый! - срывающимся от полноты чувств голосом произнесла Серафима и порывисто села на саркофаг рядом с юношей.
   Волна восточных ароматов нахлынула и ударила в голову князю, зной страстного тела южанки заставил его задрожать. Но хранимая им верность обетам и непорочность сковали непреодолимым смущением. Казалось, Серафима, желавшая было дать юноше больше, чем награду за дружбу, почувствовала незримую преграду. Из сумрака покрывала она даже с какой-то робостью смотрела на молодого человека.
   - Какой вы чистый! - почти с молитвенным благоговением прошептала она. - А я... - графиня глубоко вздохнула, - а я такая грешная!
   Он не отвечал. Не смотрел на нее. Внешне он был холоден, как мрамор, на котором они сидели. Но тайное жгучее желание, благодаря признанию Серафимы, сделало ее еще вожделеннее.
   - Если бы я нашла друга, который протянул бы мне руку и вывел из лабиринта, где блуждаю, завлеченная негодяем, я отдала бы ему всю жизнь! Как была бы ему преданна и верна! Ведь я прекрасна! - наивно говорила Серафима. - Посмотрите на меня! Ведь я прекрасна?
   Тамплиер медленно повернул голову и робко взглянул на женщину. Алое пламя заката озаряло ее лицо сквозь прозрачный налет кисейного покрывала. Ее глаза встретились с его глазами. И манящая нега перелилась из них в неосторожно раскрывшуюся душу юноши. Он был мгновенно охвачен страстью, поработай и весь задрожал, как в лихорадке.
   Гордое торжество улыбкой озарило лицо красавицы. Ей уже не нужен был его ответ. Она видела, что в этот миг для него нет прекраснее и желаннее женщины во Вселенной.
   Но и юноша, и женщина медлили, точно скованные, перейти роковую грань. Руки красавицы не поднимались, чтобы тесным кольцом обвить шею, привлечь его голову на взволнованную грудь и к жаждущим устам. Сколько продолжалось это взаимное блаженное томление, ни юноша, ни женщина не могли бы сказать.
   Странные изменения произошли вокруг. Мраморное изваяние ожило и благосклонно смотрело на их любовь. Сатиры, вакханки, сам увенчанный виноградными гроздьями Дионис на античном барельефе отделились от мраморной глыбы и веселым хороводом окружили таинство их любви. Вдруг вздрогнула, затряслась, загудела земля так, что, казалось, заколебалась мраморная глыба саркофага.
   Прервался сон наяву. Они оглянулись.
   В глубине аллеи появилась пурпурная мантия Калиостро. С ним было много разных людей. Все они держали друг друга за руки, составляя магическую цепь, и с топотом, запыхавшиеся, толкаясь, устремлялись за бежавшим магиком.
   Мгновение - и весь хоровод выбежал на оконечность острова к могиле Гомера, мраморному Богу и все еще неподвижно сидевшей молчаливой чете.
   В руке Калиостро была шпага и громадный кованый железный гвоздь с широкой шляпкой.
  

ГЛАВА LIX

Великий клад

  
   После полдника и концерта все непосвященные должны были откланяться хозяину и оставить его гостеприимный остров.
   Однако кружок красавиц хотя и поредел, но число их соответствовало числу братьев-каменщиков. Теперь граф Калиостро пригласил всех в избранный им для магических действий павильон, где расторопный Казимир уже приготовил все необходимое: Эммануила в золотом стихарчике, ширмы, стол с кристальной сферой, свечи, шпаги, курильницы и прочее.
   - Теперь, достолюбезные братья и сестры, - сказал магик, когда все вошли за ним в павильон, - наступило время объявить вам очень важную тайну и объяснить, для чего высокие начальники послали меня в северные области. Они обозначили условными знаками то место, где зарыты важнейшие магические рукописи, с помощью которых можно отыскать утраченное слово и прочесть шесть сторон кубического камня Соломона, Тота, Пифагора, Зороастра и Орфея. На острове, где мы с вами сейчас находимся, шестьсот лет тому назад обитал великий магик. Он-то и зарыл здесь важные магические орудия, рукописи и бесценные сокровища. Да-да! Все это именно здесь, на острове, в лесу зарыто, и для поиска этого клада я к вам и прибыл.
   - Клад?! Как, на этом острове зарыт клад? - послышались удивленные голоса. - Ваше превосходительство Иван Перфильевич, поздравляем! На вашем острове клад!
   - Если и есть клад, - возразил Елагин, - то нужно еще точно обозначить место его нахождения, а также суметь его оттуда достать. Мы слышали, что и пропавшую серебряную посуду светлейшего все, кто был там, видели своим глазами, однако клад-то скрылся неизвестно куда.
   - Совершенно верно, ваше превосходительство, - подтвердил Калиостро. - Но это значит лишь то, что я не ради этого прибыл в Россию. И то, что она вновь исчезла из-за неподчинения моим распоряжениям со стороны домашних князя, никому особого убытка не нанесло. Серебряной и золотой посуды в домах вельмож осталось достаточно. Иное дело - сокровище на вашем острове. Можно сказать, что от него зависит счастье всего человеческого рода.
   Послышались возгласы удивления, недоверия.
   - Да-да! Не сомневайтесь! Сокровища здесь! - энергично топая ногой, с жаром продолжал Калиостро. - Но опасность состоит в том, что их теперь ищут чернокнижники.
   Тут Калиостро понизил голос, начал озираться исподлобья и вдруг стал тыкать во все стороны указательными пальцами обеих рук, на которых сверкали брильянтовые перстни, приговаривая:
   - Ксилка! Ксилка! Беша! Беша! Айе-Серайе! Айе-Серайе! Мелион! Гелион! Геннахеилион!
   Трепет прошел по собранию. Некоторые дамы тихонько перекрестились.
   - Один из этих чернокнижников, - мрачно и торжественно продолжал граф, - с некоторого времени уже находится здесь с нами. В видимом или невидимом обличье, мужчина это или женщина, или не мужчина и не женщина - этого я вам не скажу. Но он здесь! Он здесь! - пылающим взглядом обводя собрание, закричал магик, и все стали озираться друг на друга, но увидели лишь знакомые, побледневшие от волнения лица.
   Калиостро помолчал, поправляя пурпурную мантию и золотую цепь на груди.
   - Этот агент злого начала, - продолжал он затем, - и служащие ему духи не могут найти точного места, где спрятан клад. Я надеюсь опередить их и данной мне властью обезвредить. Надеюсь, что Великий Архитектор мироздания благословит мои труды и поможет добыть спасительные для человечества сокровища.
   - Надо признаться, - продолжал Калиостро голосом, полным таинственного опасения, - что это опаснейшее предприятие, ибо все злые духи взбунтуются и пристанут к нам, не только желая ужасами отвратить от поисков клада, но и изощренными искушениями пытаясь вырвать уже обретенное сокровище из моих рук. И если это случится, надо ожидать самых плачевных последствий для человечества. Итак, достолюбезные братья и сестры! - провозгласил граф. - Ныне мы должны соединить наши молитвы и просить у Вечного Творца и Строителя всех благ укрепить мои силы, дабы я мог устоять перед искушением и обрести сокровище на благо всего человечества! На колени, любезные братья и сестры! - вскричал магик и, преклонив одно колено, накрыл голову полой пурпурной мантии. Все послушно опустились на колени и несколько минут так простояли. Калиостро поднялся, а с ним и все остальные. Мужчины похлопывали себя по коленям, отряхивая приставшую пыль.
   - Сейчас я приступлю к дознанию через этого невинного ребенка, - указывая на Эммануила, сказал Калиостро, - точного местонахождения клада на острове. Но предварительно нужно заключить условие с его владельцем. Господин наместный мастер восьмой провинции Елагин! - с особой торжественностью обратился он к Ивану Перфильевичу. - В сокровище, находящемся на вашем острове, есть золотые изделия, осыпанные перламутром, изумрудами, сапфирами, алмазами, не имеющими цены; сундуки и глиняные кувшины, полные золотой монетой. Одним словом, несметное богатство. Оно похищено еще древними скандинавскими викингами в Константинополе из сокровищницы византийских императоров. Все будет принадлежать вам, как владельцу острова, или государству. Мне не известны российские законы, которые имеются на сей случай. Сокровища огромны! Ни один из ныне властвующих венценосцев столько не имеет. Но для меня все это богатство не более ценно, чем простая глина или булыжники мостовой. Я возьму лишь наследие древнего магика, его труды и реликвии. Они должны принадлежать мне и моим высшим начальникам, а через нас - всему человечеству. Только на этих условиях я приму на себя все труды, сопряженные с поиском клада. Согласны ли вы с этим, господин Елагин?
   Наместный мастер развел руками в недоумении.
   - Что же можно тут решить? - сказал он. - Во всяком случае, прежде, чем делить клад, надо еще отыскать его и овладеть им.
   - Такого уклончивого ответа мне недостаточно, - возразил магик. - Мною составлен акт соответствующего содержания, который должен быть нами подписан и засвидетельствован всеми присутствующими при поиске и овладении кладом. Но я понимаю, что вопрос слишком важен, и прошу вас обсудить его вместе с остальными членами капитула.
   Предложение Калиостро произвело волнение. Члены капитула окружили наместного мастера и стали совещаться. Обмен мнениями затянулся.
   Вскоре Калиостро попросил их поторопиться с решением, так как время идет, а между тем дорога каждая минута. Если не успеть до полуночи овладеть кладом, то придется ждать целый год, до следующего Иванова дня. К тому же и силы зла не дремлют.
   - Один из нас - дьявол! - зловеще добавил магик.
   Члены капитула решили собрать голоса и большинством постановили согласиться на условие графа, о чем и заявил Иван Перфильевич.
   Магик выслушал, кивнул и сейчас же приступил к колдовству.
  

ГЛАВА LX

Магический гвоздь

  
   Поставив Эммануила за ширмы, магик очертил шпагой круг и ввел в него всех присутствовавших. Дамы были в величайшем волнении, но Калиостро успокаивал их, говоря, что надо лишь не покидать круг, и опасности не будет, да и ужасных явлений пока не предвидится. Затем он сильно накурил ароматическим дымом и зажег вокруг кристальной сферы десять свечей. Солнце уже клонилось к заливу, и косые лучи, проникая в полукруглые окна павильона, наполняли его алым светом. Мантия и камзол магика казались кровавыми. Он громко читал заклинания, по своему обычаю притопывая ногой и размахивая шпагой. Наконец закончив, напомнил присутствовавшим о необходимости соблюдать молчание, важность, благоговение и тишину.
   Затем воззвал:
   - Именем моего мастера и учителя, повелеваю тебе, избранное в духовицы дитя, заставить служащих нашему великому учителю духов показать тебе лес и то место острова, где хранится сокровище!
   - Лес показался. Место открылось, - послышался тоненький голосок Эммануила.
   - Что же ты видишь?
   - Вижу землю и воду. Земля уходит в воду.
   - Что еще видишь?
   - Вижу каменного человека и каменный гроб. Над ними растут большая липа и старый дуб.
   - Что видишь теперь, дитя?
   - Вижу прекрасную даму и прекрасного господина. Они сидят на каменном гробе.
   - Как они одеты?
   - В белые длинные платья.
   - Что у них на груди?
   - У господина - красный крест. У дамы - красное сердце.
   - Что они делают?
   - Не знаю, - послышался смущенный ответ.
   - Смотри хорошенько. Видишь теперь?
   - Вижу. Они... они целуются.
   - Ты, верно, плохо смотришь! Хорошенько смотри!
   Видишь теперь?
   - Они... тут размазано... они обнимаются...
   - Ну, дитя, духи закрывают тебе глаза. Разве ты не видишь, что дама держит щит, а господин - копье? Видишь, как они сражаются с темными духами, которые силятся согнать их с гробницы и овладеть кладом?
   - Нет... Тут размазано...
   - Ты хочешь сказать, что черное облако закрывает тебе зрение? Именем моего мастера и учителя! Да разверзнется земля перед тобой, дитя мое!
   - Земля разверзлась.
   - Что видишь?
   - Здесь лежит множество золотых полос, золотых и серебряных денег, разные вещи, исписанная бумага и еще красный порошок...
   - Довольно, дитя, довольно! Мы теперь знаем все, что нам нужно знать? Достолюбезнейшие братья и сестры, можете спокойно выйти из круга! Слава Великому Строителю и Создателю Вселенной! - возбужденно говорил Калиостро.
   Все окружили его.
   Казалось, он был в полном восторге, почти плясал на месте, и мантия его развевалась. Схватив Елагина за руку, показывал ему в окно на лес и с необычайным жаром восклицал:
   - Там! Там лежат зарытые магические рукописи! - Там священные письмена и откровения! О, какой торжественный долгожданный миг наступает! О, ты, Великий Создатель! Помоги мне совершить мое намерение!
   Потом, помолчав, продолжал:
   - Эти магические рукописи и сокровища лежат под печатью величайших заклятий и под стражей могущественнейших духов. И, кроме духов, никто их оттуда достать не может. Но я наложу на них такое заклятие, чтобы тот, кто пойдет по моим следам, ничего не мог успеть без моего ведома и без моей помощи, хотя бы я был от него и за триста тысяч верст. Вперед! Составьте цепь! Крепче держите друг друга за руки!
   Тут в руках у Калиостро оказался преогромный гвоздь. Держаться за него он предложил госпоже Ковалинской. Сам замахал шпагой и кинулся вон из павильона, увлекая за собой весь хоровод.
   Едва они вышли под своды деревьев, опять послышалась нежная музыка. В эти часы летнего заката, в мистическом настроении, вызванном и действиями, и курением, и, может быть, выпитым за полдником вином, все приняло какой-то фантастический облик. Идущим вслед за пурпурной мантией Калиостро и его сверкающей шпагой, концом которой он чертил в воздухе магические знаки, казалось, что они в очарованном царстве. Сладостные звуки неслись по острову. И казалось, что с ними

Другие авторы
  • Гиероглифов Александр Степанович
  • Тетмайер Казимеж
  • Дашков Дмитрий Васильевич
  • Гейнце Николай Эдуардович
  • Жукова Мария Семеновна
  • Каратыгин Петр Петрович
  • Габбе Петр Андреевич
  • Волошин Максимилиан Александрович
  • Гурштейн Арон Шефтелевич
  • Ниркомский Г.
  • Другие произведения
  • Пяст Владимир Алексеевич - Встречи с Есениным
  • Энгельгардт Михаил Александрович - Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность
  • Корш Федор Евгеньевич - Из Катулла
  • Зелинский Фаддей Францевич - Фридрих Ницше и античность
  • Семенов Сергей Александрович - Голод
  • Анненков Павел Васильевич - Материалы для биографии А. С. Пушкина
  • Мар Анна Яковлевна - М. Михайлова. Голоса, не звучащие в унисон: Анна Мар
  • Меньшиков, П. Н. - Меньшиков П. Н.: биографическая справка
  • Гиляровский Владимир Алексеевич - Гиляровский В. А.: Биобиблиографическая справка
  • Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Касандра
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 379 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа