Энгельгардт Николай Александрович - Граф Феникс

но вы говорили по-латыни. Я не понимаю этого языка, иначе предупредил бы столь печальное заключение вашей беседы. Я полагал, что вы спорили о тайнах своего искусства. Но сколь он ловок! Нашелся, как выйти из затруднительного положения!

   - Я обличал его шарлатанства, о которых узнал от доктора, приехавшего из Страсбурга, где Калиостро появился в прошлом году. На это он отвечал мне так гнусно, что я потерял всякое самообладание.

   - Надо думать, что Калиостро не станет распространяться о полученном гостинце, равно как и прекрасная его супруга, от которой вообще много не добьешься. Значит, единственный свидетель всего здесь происшедшего - я один. А я могу дать вам слово, что сохраню тайну.

   - Как! Дать восторжествовать этому шарлатану! Никогда! - вскричал доктор. - Я обо всем доложу светлейшему! Я изобличу проходимца!

   - Ах, я не советовал бы вам этого! - сказал Бауер.

   - Почему? Ужели терпеть, чтобы наглый обманщик...

   - Свет ныне весь построен на обманах. Но я должен вас предупредить, что супруга господина Калиостро весьма приглянулась светлейшему. Случайно через гобелен я в этом мог убедиться. И хотя она к пощечине отнеслась весьма спокойно, но, конечно, по общности интересов всегда вступится за своего графа. А вы знаете коварство и уловки итальянского ума и крайнюю слабость светлейшего к женским прелестям.

   - Не могу, полковник. Докторская присяга меня к этому вынуждает. Не могу допустить к больному младенцу наглого знахаря. Но весьма благодарен за сообщение. В таком случае я поговорю сначала с княгиней Варварой Васильевной.

   - Так было бы, конечно, благоразумнее. Хотя становиться между родственной ревностью княгини и расположением светлейшего к новой прихоти не бчень выгодно и безопасно. В случае чего можете сильно пострадать с обеих сторон. Кроме того, мне достоверно известно, что сам Калиостро имеет здесь сильнейшую опору в госпоже Ковалинской.

   - Расположение госпожи Ковалинской ко всякого рода духовызывателям мне хорошо известно.

   - Да, но тут нечто большее.

   - Большее? Что вы хотите сказать?

   - Госпожа Ковалинская посетила Калиостро в Итальянских.

   - Это мне известно.

   - Она провела с ним в уединенной беседе довольно много времени.

   - Что же из этого?

   - А то, что выездной лакей Порфирий мне доверительно сообщил: Калиостро с лестницы в карету госпожу Ковалинскую снес почти в своих объятиях.

   - Вот что!

   - Да, да! Вы знаете пламенную природу госпожи Ковалинской. Значит, вам может угрожать мщение с этой стороны. Мщение влюбленной женщины беспощадно, а по многим причинам госпожа Ковалинская при дворе князя Потемкина - большая сила.

   - Ах, я все это знаю, вижу, понимаю! Но дать восторжествовать низкому авантюристу...

   - Повремените. Предоставьте его собственной подлости. Как ни тонок этот искусник, но и с ним будет то, что и со всеми подобными - он на чем-либо попадется. Тогда нанесите ему удар.

   - Должен признать благоразумие ваших советов, - согласился домашний врач. - Притом все-таки презренный съел от меня сытную оплеуху и, следовательно...

   Он не договорил. В гостиную вошел в алхимическом наряде слуга Калиостро.

   Вежливо поклонившись, он осведомился, видит ли домашнего врача князя Потемкина.

   - Это я, любезный. Что вам надо? - сказал врач.

   - Передать вашему благородию письмо моего господина, графа де Калиостро.

   С этими словами Казимир подал треугольное письмо, затем поклонился и вышел.

   Доктор, сломав печать, прочел:

  

   "Силой троякого триединого. Нанесенное вами тяжкое оскорбление тому, чье высшее посланничество засвидетельствовано ухе многими силами пред целым светом, конечно, было бы от незримых его покровителей и служителей отомщено ужасно и мгновенно. Мы того не пожелали. Мы отвели от главы дерзновенного безумца карающую длань Великого Кофта. Движимые высоким человеколюбием и снисхождением, мы спасли тленное и растленное в уме, в сердце, в фибрах тела естество несчастного оскорбителя освященной нашей особы от растерзания слепыми стихийными духами. Но затем граф Калиостро уже как дворянин обязан требовать удовлетворения от оскорбителя. А так как оскорбитель по званию своему доктор, и оскорбленный тоже врачеватель, и так как само оскорбление последовало из-за состязания в общем искусстве и теперь уже дело идет о превосходстве противников по части медицины, какая совершеннее - профанская или герметическая, то я вместо оружия предлагаю яд. Каждый из нас даст друг другу по пилюле, и тот из нас, у которого окажется лучшее противоядие, будет считаться победителем и отомщенным.

  

   Прочитав послание, доктор передал его полковнику Бауеру. Когда тот ознакомился с содержанием письма, оба некоторое время молча смотрели друг на друга.

   - Да, - сказал наконец Бауер, - действительно невозможно предугадать уловки итальянского ума. Дуэль весьма необычная. Что же вы ему ответите?

   - Я, конечно, не настолько безумен, чтобы принять такие условия. Дуэль же на ином оружии не в нравах мирного ученого сословия.

   - Итак, вы не ответите на вызов господина Калиостро?

   - Безусловно.

   - Но в таком случае он останется в явной выгоде и станет распространяться о преимуществах своего искусства, которое позволяет безвредно употреблять яды.

   - Черт бы побрал этого шарлатана!

   - Именно. Но этот некромант весьма ловок. Итак, сходу брать его нельзя. А в таких случаях наше военное искусство рекомендует обходной маневр. Я бы посоветовал вам следующее: притвориться, будто побеждены его мудростью, признать его сверхъестественные силы и поступить к нему учеником.

   - Я! Учеником этого шарлатана! Я - имеющий ученую степень, диплом! - воскликнул доктор, возмущенный предложением Бауера.

   - Обходной маневр. Военная хитрость. Таким способом вы можете ловко разведать секреты Калиостро и как он чудеса свои устраивает. И, дождавшись удобного часа, уже наверняка нанести ему смертельный удар. Подумайте о моем предложении. Я же нечто такое придумал для испытания господина Калиостро, чего он не ожидает. Это вы увидите вечером.

  

  

   После отдыха оставшуюся часть дня Калиостро провел в приготовлениях. Так, он обошел парки и в различных местах начертил на песке аллей магические знаки, которые вызвали большой страх среди женской половины прислуги Озерков. Между прочим заходил и в отдаленный грот под башней, и в то время, как Казимир стоял на страже, что-то там делал длительное время. Вышел он оттуда с письмом в руках, написанным госпожой Ковалинской. Оно было полно горестного недоумения и упреков. Ковалинская никак не ожидала такого коварства от мужа, которого считала образцом добродетели. Неужели божественный Калиостро двоедушен? Неужели подобен содомскому яблоку, красивому снаружи, внутри же полному гнилого праха? Ковалинская назначала ему в парке свидание после захода луны, когда мрак скроет их от любопытствующих глаз. Письмо госпожи Ковалинской ничего определенного не содержало, и это особенно встревожило Калиостро. Очевидно, какие-то слухи достигли ушей супруги управителя дел князя Потемкина. Но если она назначала свидание, значит можно разрушить это недоверие и вернуть ее расположение.

   Магик особенно надеялся на вечернее представление своего искусства. Несколько озабочен был и тем, как скрыть след от пощечины. Ему пришлось приложить целительную примочку, а затем смазать щеку жирной помадой и напудрить ее. Тем временем явился лакей просить магика с супругой пожаловать к обеденному столу светлейшего. Но граф послал одну маркизу Тиферет, сказавшись погруженным в астрономические вычисления гороскопа младенца, день и час рождения которого по его просьбе были ему сообщены.

   За обедом светлейший не спускал свой единственный глаз с прекрасной итальянки, чем вызвал неудовольствие племянницы. Улыбочка удалилась раньше окончания обеда, ссылаясь на то, что ее заботит больной младенец. Потемкин не удерживал, а после обеда подал руку маркизе Тиферет и повел в соседний салон, устланный великолепным ковром, согреваемый огнем камина, где горели душистые чинаровые дрова. Остальные присутствовавшие за столом сюда не пошли. Он остался наедине с прекрасной маркизой, угощая ее сладостями. Между прочим между ними произошла борьба, так как Потемкин хотел надеть на ручку красавицы браслет, осыпанный крупнейшими брильянтами, смарагдами и сапфирами. После некоторых усилий браслет, однако, был надет. Но пришел вечер. Солнце зашло. Луна выплыла над вершинами парка, и скоро ее фосфорический свет проник в окна комнаты, где все уже было подготовлено магиком. К назначенному часу появился светлейший, ведя под руку маркизу Тиферет, не без удовольствия посматривавшую на браслет, от которого так долго отказывалась. За ними полковник Бауер вел госпожу Ковалинскую, взволнованную и чем-то расстроенную. Из другой двери вышли князь и княгиня Голицыны. Мамка с нянюшкой внесли на подушках худенького, бледного, истощенного младенца. Дитя спокойно спало, подложив ручку под щечку. Шествие заключал домашний доктор с видом совершенной скромности и приятной почтительности. Калиостро уже был в комнате, с окон которой по его приказу были убраны драпировки, чтобы луна наполняла ее таинственным светом.

   Лицо магика было набелено, а брови насурмлены. В руках он держал меч, рукоятка которого представляла кристальную призму. На особом столе стоял шаровидный кристальный сосуд, наполненный прозрачной жидкостью и по экватору обведенный черной широкой полосой. Эммануил с невинными голубыми глазами и льняными локонами стоял рядом. На нем была длинная до полу полотняная рубашка. Кроме лунного освещения, здесь не было другого, а потому царил таинственный сумрак.

   Магик попросил поднести спящего младенца к окну так, чтобы лучный свет прямо падал на него. Бормоча заклинания, он окурил младенца сухими травами. Остатки истлевшей травы он бросил через плечо.

   Потом так поднял над младенцем призму своего меча, что преломленные в ней лунные лучи озарили личико спящего дрожащей бледной радугой. Склоняя высокую тиару, магик, по-видимому, молился. Язык, на котором молился Калиостро, никому из присутствовавших не был знаком.

   Затем магик приказал унести младенца.

   - Ребенок выздоровеет, если лечить его буду я, - важно заявил Калиостро родителям ребенка. - Что недоступно профанской медицине, возможно медицине герметической. Это невинное дитя, - указывая на Эммануила, продолжал магик, - уже прочло при моем содействии будущее сына ваших сиятельств. Оно исполнено опасностей, превратностей, но тем большей чести и славы. Подробный гороскоп мною будет скоро составлен. Зашитый в кожаный треугольник, он должен быть всегда на груди ребенка, и вскрыть его можно будет лишь после достижения им первого критического возраста - семи лет. Теперь хочу кое-что сказать вашей светлости! - обращаясь к Потемкину, продолжал Калиостро. - На руке супруги моей я заметил драгоценный браслет. Конечно, это ваш подарок?

   Потемкин недовольно поморщился. Улыбочка встрепенулась и уставила на браслет негодующий взгляд. Маркиза Тиферет, улыбаясь, подняла руку с браслетом к лунному свету, любуясь игрой камней, и обычное восклицание слетело с ее алых уст:

   - А!.. Ха-а...

   - Я не могу воспрепятствовать моей супруге принять этот браслет от вашей светлости, - продолжал Калиостро. - Но если вы полагаете, что для нее в редкость игра земных суетных украшений, то вы ошибаетесь. Глубины морей и недра земные отверзаются по единому слову властителя небесной мудрости. Око его видит рождение перлов в раковинах и те сокровища, которые таятся среди обломков погибших кораблей и еще огромнейшие сокровища поглощенной водами древней Атлантиды. О, князь! Если бы вы могли очистить око свое и утончить зрение, и вы могли бы созерцать эти сокровища! Там, под водами океана, высятся колонны храмов и дворцы, стены которых покрыты листами чистого золота! Там дивные статуи, кубки несравненной чеканки, мозаики, ларцы, наполненные драгоценными камнями!

   - Вы складно рассказываете, господин Калиостро, - сказал Потемкин. - Но мы не достигли той степени совершенства, чтобы пренебрегать земными сокровищами. Напротив, мы их собираем, ими любуемся, хотим ими обладать. Но если сокровища морей и недр земных вы можете только видеть, а достать их сюда, на поверхность, не можете, то мы, преданные суете, этим не удовлетворимся: что толку, когда видит око, да зуб неймет?

   - Вы ошибаетесь, князь. Драгоценные клады охраняют великие и могучие духи. Кто сумеет подчинить себе этих духов, тому они принесут все, что он потребует. Но дело в том, что достигший такого совершенства, чтобы ими повелевать, в силу этого презирает злато и перлы, всякую роскошь и прелесть как смрадную грязь. Поэтому никогда не потревожит скрытые богатства.

   - Безвыходное положение! - насмешливо заметил князь. - А жаль. То-то камешки можно было бы надевать на ручки и шейки прелестных.

   - Если око господина Калиостро во все места, где лежит благородный металл, проникает, - сказал полковник Бауер, - то, не тревожа Атлантиды, духов, стерегущих сокровища океанов и пещерных старцев, не согласится ли он поискать где-либо поближе?

   - Многочисленные клады действительно зарыты в окрестностях здешней столицы, - спокойно отвечал Калиостро. - Извлечь их нетрудно, но у меня на это совсем нет времени. Должен исцелять души и тела страждущих, а не потворствовать жадности сбитых с толку простаков. Тем более, что эта жадность - ничем неутолимая и ненасытимая бездна. Но дабы слова мои не считались хвастовством без соответствующих дел, готов продемонстрировать опыт, чтобы доказать некоторую власть свою над благородными металлами.

   - Прекрасно, господин Калиостро! - торжествуя, что поймал магика на слове, сказал полковник Бауер. - Оставим и клады. Не будем извлекать сокровищ, нам не принадлежащих. Но вы говорите, что взор ваш во все те места проникает, где благородный металл хранится?

   - Говорю, - отвечал магик.

   - Так укажите нам, где находится серебряная посуда его светлости, похищенная недавно, и, несмотря на все старания даже искуснейших сыщиков, так до сего дня не найденная.

  

  

   - Отлично придумано! - сказал Потемкин, одобрительно кивая Бауеру и потирая руки от удовольствия. - Пусть отыщет мою посуду, и довольно для доказательства его искусства. Задача для того, кто в недра земли и в глубь морей взором проникает, казалось бы, и не хитрая. Однако сам господин Шешковский не мог пропажу найти. И в Москве у Архарова справлялись. А он все знает. Нет и нет! Искали у генерала Зорича в Шклове! Искали в Вильно! Точно сквозь землю провалилось. Отыщите нам эту пропажу, господин Калиостро, и мы большего от вас не потребуем.

   Казалось, Калиостро был в сильном смущении. Он не проронил ни слова. Полковник Бауер толкнул локтем домашнего доктора.

   - Что же, господин Калиостро? Мы ждем вашего ответа, - выражая нетерпение, сказал Потемкин.

   - Такое предложение иже моего достоинства, - ответил наконец Калиостро.

   - Почему? - возразил Потемкин.

   - Отыскивать краденое даже народные колдуны умеют. Неужели ваша светлость желают, чтобы потом сказали: с ними был тот, кому открыты высшие тайны мудрости, но они не захотели испить от чистейшего источника истины, они его краденое серебро искать заставляли!

   - Э, господин Калиостро, вы от испытания уклоняетесь! - сказал Потемкин. - Что потом будут говорить, то никак меня не волнует. Или найдите нам серебро, или спать пойдем.

   - Хорошо. Я согласен, - сказал Калиостро. - Как ни ничтожно то, что от меня требуют, я исполню. Но с таким условием, чтобы третья часть стоимости найденного была обращена на благотворительные дела.

   - Согласен и я, - подтвердил Потемкин. Калиостро важно подошел к Эммануилу и погладил ребенка по головке.

   - Дитя, - сказал он, - и ты будешь со временем великим человеком! Поди, любезный ребенок, ты увидишь нужные нам вещи.

   С этими словами Калиостро зажег на столике две свечи, где стояла кристальная сфера, и, поставив перед ней Эммануила, положил пред ним лист бумаги. Затем вокруг стола и ребенка установил ширмы.

   Окончив эти приготовления, магик начертил мечом круг и поставил в нем всех присутствовавших.

   - Покорнейше прошу вашу светлость и вас, княгиня, и вас, князь, и вас, и вас принять условие, чтобы во время магических действий никто из этого круга не выходил и защитной черты не переступал, - сказал магик. - В противном случае с нами могут приключиться великие несчастья. Ибо при всяком духопризвании по повелению доброго начала злые духи бывают в смятении и нарочито вьются вокруг заклинателя, желая ему и всем присутствующим навредить. Магический круг связывает их, и они лишаются возможности действовать. Так, прошу сохранять полнейшую тишину.

   - Ах, у меня ноги похолодели от страха! - прошептала Улыбочка и обессиленная оперлась на руку дяди.

   Но Ковалинская не выражала никакого волнениях и черные глаза ее следили за всеми действиями магика, сохраняя мрачное, оскорбленное выражение.

   Калиостро начал заклинание, произнося непонятные для присутствующих слова. При этом он делал выпады мечом, сильно притопывая, и чертил в воздухе знаки.

   Высокая тиара магика и колышущаяся мантия в сочетании с движениями рук и меча образовали странную рогатую тень на стене, метавшуюся вместе с ним. Лунный свет голубыми лучами наполнял покой. В окна были видны спящие парки, деревья, аллеи, куртины, лужайки с белевшими статуями, тихие воды прудов и каналов. Все настраивало воображение на чудеса.

   Между тем Калиостро зажег маленькую свечку и в ее пламя бросил щепотку порошка. Произошел легкий взрыв, и образовалось облако ароматического дыма. Магик взмахнул мечом и быстро обошел стоявших в кругу. Дым волнистыми струями тянулся за ним, расползаясь и принимая странные формы. В самом деле казалось, что это вьются покорные духи, не смея проникнуть за начертанный круг. В то же время, возможно, от прилива крови, вызванного волнением, зазвенела у всех в ушах странная мелодия, бесконечно тягучая и переливающаяся вокруг одной какой-то ноты. Сладкая боль и неизъяснимый восторг желания наполнили сердца присутствующих. Они были уже во власти магика.

   Калиостро стал перед ними и, поднимая крестообразную с кристальной призмой рукоятку меча, поклонился на четыре стороны света. Затем громко воззвал:

   - Именем моего мастера и учителя, Великого Кофта, повелеваю тебе, избранное в духовидцы дитя, открыть чистое сердце и невинные очи и посмотреть на то, что перед тобой, и сказать нам все, что является тебе! Скажи, смотришь ли?

   - Смотрю, - раздался тоненький дрожащий голосок за ширмами.

   - Видишь ли, дитя?

   - Вижу.

   - Что же ты видишь?

   - Человека.

   - В каком он платье?

   - В голубом, с серебряными галунами.

   - Что он делает?

   - Он прячет в узел блюда, тарелки, вазы, кубки, много-много, и все серебряные.

   - Что потом?

   - Он поднял узел на плечи и понес.

   - Куда?

   - В лес по узкой тропинке.

   - Что он там делает?

   - Я не вижу за деревьями.

   - Именем моего мастера и учителя, Великого Кофта, повелеваю тебе, избранное в духовидцы дитя, заставить служащих великому учителю светлых духов показать тебе лес и место, где скрыто похищенное.

   - Аи! Аи! - послышался испуганный крик Эммануила.

   - Что ты видишь, дитя?

   - Дух явился.

   - Какой он?

   - Я вижу кудрявого мальчика на голубом облачке.

   - Поцелуй его.

   За ширмами прозвучал поцелуй, и другой, как бы ответный.

   - Подай руку мальчику, и пусть он ведет тебя.

   - Я подал. Мальчик ведет меня.

   - Что ты видишь?

   - Деревья. Деревья. Озеро. На нем лебеди. Опять деревья. Широкая дорога. Высокая башня. Аи! Аи!

   - Что такое? Не бойся, дитя! Скажи, что ты видишь?

   - Я вижу, как с верхушки башни по наружной лестнице спускается белая крылатая фигура, она вся светится, длинные волосы, над головой звезда. Она берет. курчавого мальчика. Она целует его и меня.

   Опять за таинственной ширмой раздались поцелуи.

   - Аи! Аи! Она взяла меня за руку. Аи, как холодно! Она ведет меня! Она ведет меня!

   - Куда, дитя?

   - В пещеру.

   - В ней светло?

   - Аи, нет! Темно, как в самую темную ночь.

   - Где ты теперь?

   - Я стою у входа.

   - Что делает крылатая с мальчиком?

   - Она спускается по ступеням в пещеру. От нее в пещере стало светло-светло.

   - Что еще видишь?

   - Она стала на одной из плит пола.

   - Сочти, в котором ряду?

   - В пятом.

   - Скажи, с какой стороны?

   - С правой.

   - Скажи, на которой плите стоит в ряду от правой стороны?

   - Три, четыре, пять, шесть... Она стоит на седьмой.

   - Что видишь теперь?

   - Она пропала. Но в пещере светло.

   - Сойди в нее.

   - Я сошел.

   - Стань на то место, где она стояла.

   - Я стал.

   - Топни ногой.

   Звук, как будто ударили по звонкой, покрытой пустоте, - раздался за ширмами.

   - Что видишь?

   - Плита стала прозрачной, как стекло. Под ней серебряные кубки, тарелки, вазы...

   - Хорошо, дитя. Довольно. Дунь!

   - Я дунул. Все теперь. Нет больше ничего.

   - Это конец. Господа, теперь можете спокойно выйти из круга. Мы узнали все, что нам было нужно.

   Говоря так, магик отодвинул ширму. Дитя стояло у столика и казалось совершенно измученным и бледным. Крупные капли пота текли со лба Эммануила. Бормоча заклинания, Калиостро взял лист бумаги, лежавший на столике перед ребенком, сжег его на свечке и оставшимся пеплом натер вспотевшее лицо ребенка, так что он стал черным, как маленький трубочист.

   - Возьмите ребенка! - приказал магик. - Омойте его в теплой воде. Дайте выпить немного вина, скушать яйцо и белого хлеба и уложите в постель.

   Ковалинская поспешила распорядиться отправить мальчика с этим наставлением в девичью.

   - Ваша посуда, князь, находится недалеко, - обратился Калиостро к Потемкину. - Вор спрятал ее в гроте около той башни, которую мы отсюда видим. Я там не был и не знаю, есть ли такой грот?

   - Есть, действительно есть, - подтвердили в один голос все присутствовавшие, пораженные магическим сеансом.

   - Итак, вещи спрятаны там, под седьмой плитой в пятом ряду, считая справа. Вор был одет в голубое с серебряными галунами...

   - Да это ливрея моих слуг, - сказал Потемкин.

   - Если так, то вещи похитил кто-то из них. Итак, теперь стоит лишь пойти в грот, поднять плиту и взять вещи.

   - Разумеется. Идем немедленно. Это весьма занятно становится! - оживленно сказал Потемкин. - Полковник, - обратился светлейший к адъютанту, - прикажите дворецкому, чтобы подготовил достаточное число слуг с фонарями и расставил их по пути отсюда до грота. Сейчас пойдем проверить правдивость слов графа.

   - Повремените немного, князь! - остановил Калиостро. - Идти к местонахождению вещей могут лишь те лица, которые присутствовали во время магических опытов, соединившись в единую цепь. Посторонние не допускаются, так как не защищены магией. Их появление встревожит темных обитателей стихий, и мы безуспешно со всеми вашими слугами до зари сможем проблуждать в парках и не найти ни нужного места, ни друг друга. Притом опасность немалая, ежели призраки, изменяя внешность, увлекут вас и столкнут в озеро. К тому же, хотя луна сейчас зайдет за вершины, начерченные мною днем магические знаки будут нам путеводителями.

   И он указал на окна, выходившие в парк. Все с изумлением заметили, что в разных местах на перекрестках аллей тускло, дымящимся желтоватым светом обозначились таинственные значки. Это придало волшебный и какой-то потусторонний вид спящим паркам.

   - Ну, идемте без фонарей и слуг! - согласился светлейший. - Очень мне хочется проверить всю эту историю. А вы, душа сердца моего, дражайшая Улыбочка, кажется, очень испуганы?

   - Ах, я вся похолодела! Я едва держусь на ногах!..

   - Так не пойти ли вам поспать, - нежно произнес Потемкин, в то же время невольно остановив пылкий взгляд на улыбающемся, спокойном, прекрасном лице маркизы Тиферет.

   - Нет! Нет! Я пойду с вами! - перехватывая этот взгляд, вскричала Голицына и повисла на руке дяди. Ее голубые глаза позеленели, как морская глубина.

   - Еще одно мгновение, - остановил всех Калиостро. - Я должен предупредить вас, князь, что хотя вещи, похищенные у вас, несомненно, лежат там, где их увидел Эммануил, но взять их будет не так легко, как кажется.

   - Это еще что такое? Похоже, он увиливать начинает! - по-русски недовольно сказал Потемкин.

   - Действительно, - отозвался Бауер.

   - Я должен предупредить вас, князь, - невозмутимо продолжал магик, - что вещи находятся под покровительством крылатого духа с младенцем на руках, который и показал их Эммануилу. Но это тот самый мстительный призрак, от опаснейшего приникновения которого я вас сегодня избавил. Призрак сей, будучи астральным телом самоубийцы, пользуясь вашей беспечностью, чуть было кровь вашу не выпил, присосавшись, как пиявка, к тому кровоточащему месту, которое вы прикрываете мушкой.

   - Что он говорит? Что это такое? Уже уклоняется и поэтому выдумал такую нелепость! За кого он нас принимает? Что за шарлатан! - подняли шум и князь Голицын, и Бауер, и домашний доктор, возмущенные наглым враньем Калиостро.

   Все впечатление от сеанса было испорчено. Никто больше не верил Калиостро. Взявшая было его руку Ковалинская отстранилась от него.

   - В самом деле, плетет нечто нескладное! - сказал Потемкин. Однако он часто дышал, был бледен и взволнован. - Положим, на шее у меня есть кровоточащее место, но это от частых бритвенных порезов.

   - Мое дело только предупредить вас, князь. Дальнейшее покажет, правду ли я сейчас говорю, - невозмутимо продолжал Калиостро. - Я сказал и повторяю, что предстоит еще борьба с призраком, хранящим вещи. Борьба эта весьма опасна. И, кроме того, если только я моими заклинаниями не удержу клад, он может уйти на семьдесят семь сажен в глубь земли.

   Полковник Бауер, князь Голицын и домашний доктор покатились со смеху при последней бесстыдной выходке наглого шарлатана.

   Но Потемкин хранил величавое спокойствие.

   - Прошу вас, Калиостро, - сказал он по-французски, - я вам приказываю: ведите нас и достаньте похищенное, чего бы это ни стоило. Я хочу знать истину.

   Калиостро поклонился.

   - Прошу вас, господа, приготовиться к шествию, - молвил он, - прошу отложить смех и шуточки. Впрочем, это скоро само собой прекратится, - зловеще добавил магик. - Составьте цепь. Вот так!

   Калиостро подал холодную, как лед, руку Ковалинской, та подала свою Потемкину, тот - Улыбочке, княгиня - домашнему доктору, этот - князю Голицыну, Голицын - Бауеру, Бауер - маркизе Тиферет. Таким образом, супруги Калиостро были разлучены цепью из шести лиц и составляли начало и конец всего магического хоровода.

   Опираясь на меч, Калиостро двинулся вперед медленным шагом, в высокой тиаре и в мантии, являясь фантастической фигурой маскарада.

   - Прошу согласовывать свой шаг с моим и ни в коем случае не разъединять цепь. За тех, кто отделится и останется сзади, я не отвечаю.

  

  

   Убежденные в наглом шарлатанстве Калиостро, все последовали за ним с тем же настроением, с каким ведут забавный хоровод в танцах маскарада. Обмениваясь многозначительными взглядами и улыбками, они медленно шли по анфиладе комнат княжеской дачи и через террасу спустились в парки. Но тут, быть может, под влиянием ночной тишины и сумрака, настроение изменилось.

   Надо заметить, что парки Озерков, созданные на месте дремучих лесов, даже днем были способны навеять гнетущую тоску на самого беззаботного человека.

   Здесь царило молчание, лежали тени, густел сумрак, тишина и тайна окутывали их. Естественно, что настроение участников магической цепи, шаг за шагом двигавшихся в глубь парков за своим проводником, совершенно изменилось. Начерченные магиком на перекрестке аллей знаки дымились желтоватыми фосфорными испарениями и увеличивали жуткую таинственность. Эти светящиеся испарения казались духами, которые слетелись и вьются между молчаливыми недвижными хвойными колоссами.

   Между тем луна зашла за вершины парков. Калиостро углубился в лабиринт гадов. Деревья скрыли здания, и только кое-где просачивались огни окон длинного строения. И оттого еще глуше, еще мрачнее становилось вокруг. Спутники магика не узнавали местности, измененной мраком ночи. Им казалось, что они блуждают без толку и цели.

   Вдруг странная мелодия разлилась вокруг. В то же время между деревьями стали являться туманные образы. То на полянке вырастал вровень с лесом темный великан, то быстро проносился олень, на ветвистых рогах которого летали синие огоньки, то клубы змей извивались в кустах и зеленоватым светом теплились их глаза, то еще что-то чудилось, на что и смотреть было страшно... Магик сказал правду. Теперь шуточки замерли. Насмешливые потискивания друг другу рук и кивки на рогатую тиару Калиостро прекратились сами собой. Теперь они крепко, то горячими и дрожащими, то холодными и облитыми потом закрадывающегося в душу страха руками, держали руки соседей, и все, как слепцы за поводырем, шли за невозмутимым Калиостро.

   - Куда он нас ведет? Ведь он не знает расположения парков? Как он найдет башню и грот? - слышались переговоры.

   - Прошу соблюдать тишину! - сказал Калиостро. Все затихли. Вдруг что-то зафыркало, и затем адский хохот прокатился над самыми головами. В то же время тысячи разноцветных искр заплясали во мраке между деревьями.

   - Вперед! - закричал Калиостро. - Не оборачиваться, если не хотите погибнуть! Крепко держаться за руки! Стихийные духи взволнованы вашими переговорами! Страшная опасность! Вперед, именем Великого Кофта!

   И Калиостро почти побежал прямой аллеей, которую ветви превратили в темный туннель, где едва было видно друг друга. Все устремились за ним, толкаясь, спотыкаясь, объятые стихийным страхом.

   В этом состоянии они видели вокруг себя, над собой и под ногами тысячи фантомов, созданных их воображением.

   - Стойте! Стойте! - вдруг закричал князь Голицын. - Полковник Бауер оторвался!

   - Вперед! - крикнул свирепо Калиостро. - Не останавливаться! Не оглядываться! Не то мы все погибнем!

   Опять начался бег в молчании и ужасе. Только топот ног звучно отдавался в темноте.

   - А-ай! - вдруг крикнул кто-то сзади душераздирающим голосом.

   Но остальным было не до него. В слепом страхе они цеплялись друг за друга и неожиданно выбежали из-под лесного свода глухой аллеи. Пред ними высилась трехэтажная башня. Калиостро внезапно остановился. Бежавшие налетели друг на друга и едва не свалили самого магика. Но он уперся в землю мечом и принял в объятия трепещущую и запыхавшуюся Ковалинскую. Потемкин подхватил терявшую чувства Улыбочку.

   - Мы в безопасности! - сказал магик. - Успокойтесь!

   Тут наконец к ним возвратилось сознание. Они огляделись.

   - Ах, я умираю от страха и усталости! - простонала Улыбочка в объятиях Потемкина. - Но где же князь? Где муж?

   - И где Бауер с маркизой?

   - И доктор!?

   - Они отстали! - Они погибли! - Их растерзали духи!..

   Тут раздался топот, сопенье, и вдруг к башне из тьмы выскочил доктор. Он был растерзан, белый, как полотно, с вытаращенными глазами, без парика, а его собственные волосы седыми клочьями поднялись вокруг яйцевидной плеши. Щелкая зубами от страха, он подскочил к Калиостро, рухнул на колени, уцепился руками за ноги магика и так замер.

  

  

   - Успокойтесь, несчастный слепец! Вы в полной безопасности! - сказал благостно Калиостро и осенил своего коленопреклоненного врага благословляющими дланями. - Встаньте!

   - Божественный Калиостро! - возопил рыдающим голосом доктор. - Не встану, до тех пор не встану, пока не получу прощения!

   - Сын мой, я прощаю тебя! Но если раскаяние твое вызвано только страхом, то ты далек еще от прозрения, - промолвил Калиостро великодушно.

   - Я убедился в сверхъестественных силах ваших, граф. Я глубоко раскаиваюсь и прошу при всех прощения! - повторял доктор. - О, что я видел, что я видел!

   - Я ухе сказал, что вы прощены. Не помнить зла есть первое основание мудрости.

   Доктор поднялся.

   - А теперь поспешите, не то все они погибнут! - воскликнул он. - Великий провидец, спасите их!

   - Кого?

   - Тех, которые отстали! Князя, вашу супругу, несчастного полковника Бауера! Я слышал их ужасающие вопли!

   - Ах, я умираю от ужасов этой ночи! - простонала Улыбочка, прижимаясь к мощной груди вельможного дяди. - Бедный князь, бедный муж! Что с ними случилось? Боже мой! Боже мой!

   - Божественный! - припадая, в свою очередь, к Калиостро, молила Ковалинская. - Божественный, спасите их!

   - Указывать истинный путь блуждающим, выводить к свету погрузившихся во тьму - мое призвание, - отвечал Калиостро. - Но успокойтесь. Отставшие не погибли. С ними жрица Великого Кофта. Каждый шаг ее охраняют служащие мне благие духи. Полковник Бауер и князь Голицын не пострадают нисколько. Они наказаны только страхом за недоверие к очевидному.

   - В присутствии всех этих особ я должен заявить, что только полковник Бауер вселял в меня недоверие к сверхъестественным силам вашим, граф! - лепетал доктор в волнении. - Но я постиг свою слепоту и прощу принять меня в число учеников ваших! Ныне осознано мною ничтожество профанской медицины!

   - Порыв ваш к добру направлен. Но прежде чем я приму вас в число учеников, должны вы еще пройти некоторые испытания и совершить очистительные обряды. Твердость, искренность намерений ваших должна быть испытана. Но довольно об этом. Мы у цели, князь. Все благоприятствует предприятию. Тишина и спокойствие кругом. Тихое сияние звезд дает достаточный свет. Идемте.

   Калиостро подал руку Ковалинской, Потемкин поддерживал ослабевшую Улыбочку. Шествие замыкал растрепанный доктор, отрекшийся от "профанской медицины". Они обошли башню и направились по узкой дорожке к темневшему входу уединенного грота. Он был сложен пирамидой из огромных плит. Кругом росли большие мрачные деревья. Место было глухое, сырое. Плиты грота поросли мхами, и даже в щели, куда набилась земля, принялись семена различных трав и тонкие побеги кустарника.

   - Здесь находится искомое нами место! - сказал Калиостро, указывая на грот. - Прошу сохранять полное спокойствие. Я уже предупреждал, что грот охраняет призрак. Возможно, мы увидим его. Однако коснуться нас призрак не может.

   Калиостро очертил мечом круг и поставил туда трепещущих дам и щелкавшего зубами от страха доктора. Потемкин один сохранял угрюмое спокойствие. Помахав мечом, магик прочел заклинания и вдруг, вынув из-под мантии маленький фонарик, поднял его над головой. Яркий свет загорелся в нем, хотя никто не заметил там ни фитиля, ни свечи, да и свет не походил на обыкновенный - чистый, голубоватый. Калиостро направил свет фонаря во внутрь мрачного грота. Осветились ступени, каменный пол, сырые, заплесневелые стены и своды. Грот был совершенно пуст и ничего сверхъестественного в нем не замечалось. Магик вошел, поставил фонарь на пороге, а сам спустился по ступеням. Его рогатая тень падала на стену грота. Стоявшим вверху все было отлично видно. Начертив мечом на полу таинственные знаки, магик долго то воздевал руки, то склонял тиару, как бы молился. Затем, отсчитав в пятом ряду пола седьмую плиту, он топнул по ней ногой. Звучный отголосок обнаружил пустоту.

   - Здесь то, что мы ищем! - торжественно произнес магик. - Прошу вас, князь, сойти сюда и убедиться, и вы, сударыни! И вы, прозревающий слепец! Сойдите все сюда. Не опасайтесь. Призрак подчинился моим заклинаниям, и никаких сверхъестественных явлений не будет.

   Дамы, несмотря на страх, томимые любопытством и желанием лично удостовериться в чудесной прозорливости графа, сошли в грот, поддерживаемые Потемкиным и растерянным доктором.

   Тут Калиостро сунул широкое лезвие меча в щель между плитами и, действуя как рычагом, нажал. Плита поднялась и отошла, открыв глубокую яму, тщательно обложенную досками. Магик осветил тайник своей волшебной лампой, и все увидели груду серебряной посуды: вазы, кубки, тарелки, чаши.

   - Ваше ли это серебро, князь? - спросил Калиостро.

   - Мое, - отвечал пораженный Потемкин. Калиостро приподнял плиту и положил ее на прежнее место.

   - Я попрошу вас, князь, остаться здесь на некоторое время с княгиней и этим прозревающим, - сказал он, выходя из грота и пряча лампу, мгновенно потухшую в его руке. - Я же с госпожой Ковалинской пойду и позову людей для переноски найденных вещей.

   - Не лучше ли вам, граф, одному остаться сторожить, а мы бы домой пошли и вам в помощь прислали людей! - ответил Потемкин.

   - Это невозможно. Найденное серебро хотя и охраняется начертанным мной знаком, но еще может уйти на семьдесят семь сажен в земную глубь под воздействием моих врагов - злых магов, если вернется стерегущий эти места призрак. После этого вы под плитой ничего не найдете. Тогда все скажут, что либо серебро мною похищено, либо была показана его тень.

   - Ну, мы оставим доктора в свидете