Дан Феликс - Борьба за Рим

изантию и послал за мною. "Ты знаешь, - сказал он мне, - что заветным желанием моим всегда было - победить Велизария. Но победить в открытой, борьбе, на поле битвы, а не посредством лжи и клеветы. Идем, - ты, его первый друг, и я, его первый враг, - мы попытаемся вместе спасти этого несчастного". И он отправился к Юстиниану, ручался ему за верность Велизария, но тот ничего не хотел слушать. Тогда Нарзес положил перед ним свой жезл главнокомандующего и объявил ему: "Слушай, что я тебе скажу: если ты не уничтожишь приговора и не велишь заново расследовать это дело, то я бросаю службу, и ты таким образом в один день лишишься обоих своих полководцев. Посмотрим, кто будет тогда защищать твой трон от готов, персов и сарацины. Юстиниан испугался и попросил три дня на размышление, Нарзес же получил право просмотреть со мною все обвинительные акты и видеться с обвиненным. В течение всех этих трех дней Нарзесу удалось достать твое письмо к императрице Феодоре, в котором та излагает подробно план, как погубить Велизария. Невинность его была таким образом вне сомнений, и Юстиниан сам спустился к нему в темницу, со слезами на глазах обнял его и вывел оттуда. Но то же письмо ясно доказало также и твою давнюю связь с Феодорой. Она отравилась, боясь гнева императора. А тебя Юстиниан поклялся погубить: каким образом - не знаю. Но я знаю наверное, что Нарзес имеет тайные приказания на этот счет. Итак, беги, спасайся!"

  

   Цетег бросил письмо и несколько раз прошелся по палатке.

   - Как слаб сделался ты, Цетег! - сказал он наконец самому себе. - До такой степени взволноваться из-за потери дружбы одного человека! Разве ты не потерял Юлия задолго до его смерти? И однако же продолжаешь жить и бороться! А этот Нарзес, которого все боятся, - неужели он действительно так опасен? Этого не может быть! Ведь он слепо доверил Рим мне и моим людям. Во всяком случае теперь я знаю все, что мне нужно. Сегодня же еду в Рим, не обращая внимания на то, что Сифакс подслушает у купальни Нарзеса.

   Между тем в палатку вошел Иоганн.

   - Префект, - сказал он. - Твоя геройская храбрость известна всем, и я пришел к тебе с почетным предложением. Я и мои товарищи привыкли к быстрым действиям под начальством Велизария, и благоразумная медлительность Нарзеса надоела нам. Если бы нам удалось овладеть входом в это ущелье...

   - Да, если бы!.. - засмеялся Цетег. - Но Тейя недурно охраняет его.

   - Вот потому-то мы и решили, что он должен умереть, этот Тейя. С его смертью готы недолго продержатся. И вот мы - человек пятнадцать лучших стрелков - заключили клятвенный союз против него. Как только наступит его очередь охранять вход, мы все - один за другим по очереди, потому что тропинка, ведущая к ущелью так узка, что только один человек может идти - пойдем против него. Передний вступит в единоборство. Остальные будут держаться насколько возможно ближе к нему, чтобы заступить его место, как только он падет, или следовать за ними в проход, если ему удастся убить Тейю. Хочешь присоединиться к нашему союзу? Ведь ты также ненавидишь этого чернокудрого героя?

   - Охотно, пока я здесь, - ответил Цетег. - Но я скоро уезжаю в Рим.

   Странная насмешливая улыбка промелькнула на лице Иоганна. Цетег заметил ее, но объяснил неверно.

   - Ты же сам говоришь, - сказал он Иоганну, - что моя храбрость не подлежит сомнению. Но у меня есть дела более важные, требующие моего присутствия в Риме. Гибель же готов все равно неизбежна.

   - Хорошо. В таком случае исполни мою вторую просьбу: пойдем в мой лагерь. Оттуда с вершины холма сквозь расщелину в скале видно, хотя немного, что делается у готов. Сегодня нам показалось, что готы как - будто затевают что-то. Пойдем, посмотри, - не ошибаемся ли мы. Только не говори Нарзесу о нашем союзе.

   - Хорошо, идем, - ответил Цетег, и оба отправились. Придя туда, Цетег несколько времени смотрел на лагерь готов и заметив вскричал:

   - Они приготовляются к нападению! Нет сомнения!

   - А как ты думаешь, - быстро спросил Иоганн молодой, очевидно, недавно прибывший из Византии командир, которого Цетег не знал, - как ты думаешь, могли бы новые машины хватить отсюда до варваров? - те машины, знаешь, которые были последним изобретением Мартина, и которые мой брат повез к Риму?

   - К Риму? - вскричал Цетег, бросив быстрый вопросительный взгляд на Иоганна. По телу его пробежала дрожь. Ему показалось, точно чья-то рука сжала его сердце. Он заметил, как Иоганн сделал быстрый знак юноше, чтобы тот молчал.

   - К Риму? - беззвучно повторил Цетег, пронизывая взглядом Иоганна.

   - Ну да, к Риму! - с досадой ответил наконец тот. - Зенон, этот человек - Цетег, префект Рима.

   Молодой византиец поклонился и взглянул на Цетега с выражением, с каким смотрят на человека, о котором много слышали, но видят в первый раз.

   - Цетег, - продолжал Иоганн, - это Зенон, сражавшийся до сих пор с персами. Он вчера только прибыл сюда из Византии.

   - И его брат пошел к Риму? - спросил Цетег.

   - Мой брат Мегас имеет поручение установить новые машины на стенах Рима, - ответил византиец. - Вероятно, он уже там. Мне же очень приятно лично познакомиться с величайшим героем западной империи, славным защитником гробницы Адриана.

   Но Цетег уже не слышал его. Молча поклонившись, он повернулся и пошел в свою палатку.

   - Возвратился ли Сифакс? - спросил он исаврийца, стоявшего на страже у входа,

   - Да, начальник. Давно уже и с нетерпением ждет тебя. Он ранен.

   Цетег быстро вошел в палатку.

   - О мой господин! Мой великий лев! - в отчаянии вскричал Сифакс, бросаясь перед ним и обнимая его колени. - Ты обманут... погиб... ничто не сможет спасти тебя!

   - Успокойся, - ответил Цетег. - Приди в себя. Ты ранен?

   - Это пустяки: лангобарды не хотели пускать меня сюда и, как будто шутя, начали со мною спор. Но удары их ножей были очень нешуточные. Об этом, впрочем, не стоит и говорить. Но ты, мой лев, мой орел, моя пальма, мой источник, моя утренняя заря, - ты погибаешь!

   И нумидиец снова бросился к ногам своего господина, целуя и обливая их горячими слезами.

   - Говори по порядку, - сказал Цетег, прислонившись спиною к столбу и скрестив руки на груди. Голова его была гордо закинута, но он смотрел ни на Сифакса, а в пустую даль.

   - О господин, я не могу рассказать по порядку. В купальне с Нарзесом был Василиск, Альбоин, и еще три человека, одетых лангобардами, - но я узнал Альбоина, Сцеволу и Аниция, сына Боэция.

   - Не может быть! - вскричал Цетег. - Ты ошибся.

   - Нет, господин, я хорошо узнал их. Они вчера только прибыли из Византии и требовали твоей головы. Я не понимал некоторых слов, - они говорили по-гречески, а я не так хорошо знаю этот язык, как твой, - но смысл я хорошо понял: они требовали твоей головы. Однако Нарзес сказал: "Нет, не надо убийства. Он должен быть судим и умереть по приговору". - "Когда же", - спросил сын Боэция. - "Когда наступит его время". - "А Рим", - спросил Василиск. - "Рима он никогда не увидит более", - ответил Нарзес.

   Цетег быстро зашагал взад и вперед.

   - Господин, в Риме происходит что-то важное, только я не мог хорошо понять, что именно. Аниций что-то спросил и затем назвал твоих исаврийцев. "О, - ответил Нарзес, - братья Мацеры прекрасно завлекли их в ловушку".

   - Что? - вскричал Цетег. - Хорошо ли ты расслышал? Братья Мацеры? В ловушку?

   - Да, он так и сказал: в ловушку. Альбоин заметил: "хорошо, что молодой Лициний ушел, - иначе не обошлось бы без жаркого боя". А Нарзес ответил: "Всех исаврийцев надо было удалят. Неужели можно было допустить до кровавой битвы в своем лагере? Король Тейя, наверное, воспользовался бы этим". О, господин, я боюсь, что они с умыслом завлеки твоих верных воинов.

   - Да, я сам теперь почти уверен в этом, - мрачно ответил Цетег. - Но что говорили они о Риме?

   - Альбоин спросил о каком-то новом предводитель - Мегас, давно ли он в Риме? - "Поспел вовремя для Лициния и исаврийцев", - ответил Нарзес.

   Цетег застонал:

   - О Лициний! и ты последовал за Юлием! - воскликнул он.

   - "Но граждане Рима? - спросил Сцевола. - Они боготворят его!" - продолжал Сифакс. - "То было прежде. Теперь же никого они так не боятся и ненавидят, как этого человека, который силою хотел заставить их сделаться римлянами, героями", сказал Нарзес. - "А если они все же согласятся принять его? - спросил Альбин. - Ведь имя его действует обаятельно". - "О, двадцать пять тысяч армян в Капитолии свяжут лучше, чем их договор и клятва". - "Какой договори клятва?" - спросил Сцевола. - "Они поклялись открыть свой город только префекту Рима. Но они знали уже тогда, что префектом Рима назначен я. Мне, а не ему клялись они в верности", ответил Нарзес.

   Цетег молча бросился на постель, закрыв лицо руками. Ни одного стона, ни одной жалобы не вырвалось из его груди.

   - О господин, это убьет тебя! Но ты должен знать все, отчаяние придает силу.

   - Кончай, - спокойно ответил Цетег, поднимаясь. - Я выслушаю спокойно, что бы там ни было. Все прочее может касаться уже только меня, а не Рима.

   - Но оно ужасно! О господин, несколько времени они говорили так, что я ничего не понял. А потом Нарзес сказал:

   - Император пишет: за то, что он был в связи с Феодорой и вместе с нею обманывал императора, пусть его постигнет участь, которую он готовил Велизарию: ослепление...

   - Да? - улыбнулся Цетег и схватился за кинжал.

   - И распятие!.. - Продолжал раб и снова с рыданием бросился к ногам своего господина.

   - Успокойся, я еще не распят, твердо стою на ногах, кончай!..

   - Но я полководец, а не палач, - продолжал Нарзес. - Юстиниан должен удовольствоваться тем, что я пришлю ему голову этого храбреца". Но... О господин... только не это! Что хочешь, только не это! Уж если мы должны умереть...

   - Мы? - улыбнулся Цетег. - Но ведь ты же не обманывал великого императора и не был в связи с Феодорой. Тебе не грозит никакая опасность.

   Но Сифакс, не слушая его, продолжал:

   - Да разве же тебе неизвестно? Вся Африка хорошо знает, что если отрубить голову человека, то душа его должна будет целые века жить в теле самых отвратительных безголовых червей. О, только бы они не отрубили твоей головы!.. - рыдал Сифакс.

   - Успокойся, она еще крепко держится на плечах. Но тише, кто-то идет.

   Вошел посланный от Нарзеса с письмом. Цетег быстро распечатал его.

   "Неприятную новость должен я сообщить тебе, - писал Нарзес. - Вчера вечером я получил известие, что Лициний и большая часть исаврийцев..." - О! - простонал Цетег. - Они убиты!.. - "...хотели силою овладеть Римом и умерщвлены. Остальные исаврийцы взяты в плен".

   - Итак, мой второй Юлий последовал за первым. Но теперь мне и не нужен наследник, потому что Рим не будет моим наследством. Все потеряно! Великая борьба за Рим кончена. Глупое превосходство силы победило и геройство готов, и силу духа Цетега. Теперь идем Си-факс, я - на смерть, а ты, свободный, в свою свободную пустыню.

   - О господин, - громко рыдая и бросаясь на колени, вскричал Сифакс, - не прогоняй меня от себя. Позволь умереть с тобою!

   - Хорошо, - просто ответил Цетег, положив руку на голову мавра. - Я сам любил тебя, умрем же вместе. Подай шлем, щит, меч и копье.

   - Куда, господин?

   - Сначала к Нарзесу, а потом на Везувий.

  

   Было чудное сентябрьское утро: земля и море были залиты ярким светом солнца. По самому берегу залива, так, что катящиеся волны иногда касались его ног, спокойно шел одинокий воин. Лучи солнца ярко блестели на его круглом щите и великолепном панцире. Это был Цетег, и он шел на смерть. Издали за ним почтительно следовал Сифакс. Вот Цетег подошел к высокой узкой скале, которая глубоко вдавалась в море. Он взошел на самую вершину ее, обернулся и устремил взгляд на северо-восток. Там лежал Рим.

   - Прощайте! - глубоко растроганным голосом сказал он: - прощайте, семь холмов бессмертия! Прощай и ты, река Тибр. Два раза лежал я окровавленный на твоем берегу, и оба раза твои воды возвращали мне жизнь. Но теперь и ты не спасешь меня! Я боролся, сражался из-за тебя, мой Рим, как никто. Теперь борьба кончена, полководец без войска разбит. Да, я сознаю теперь, что хотел невозможного. Сего может достичь могучий дух отдельного человека, только не может он создать несуществующий народ. Будь же благословенно, священное море! - и, наклонившись, он зачерпнул рукою немного морской воды и смочил ею свой лоб. - Будь благословенна и ты, священная почва Италии! - и он опять захватил рукою немного песку с берега. - С благодарностью покидает тебя твой верный сын, глубоко пораженный не страхом близкой смерти, а твоею прелестью. Я предвижу для тебя долгие столетия чужеземного владычества, - я не смог отвратить их. Но кровь своего сердца приношу я в жертву, чтобы исполнилось мое желание: чтобы наступил наконец день, когда никакие иноземцы не будут владеть ни пядью твоей священной земли, когда ты будешь свободна вся, от священных Альп до самого моря.

   Спокойно, с достоинством пошел Цетег к среднему лагерю, к палатке Нарзеса.

   - А, Цетег! - вскричал Нарзес, увидя его. - Как, кстати, ты пришел. Скажи, неужели правда, что ты присоединился к этому безумному союзу, который составили мои лучшие полководцы? Я только что случайно узнал о нем и назвал их безумцами, а они ответили мне в оправдание, что это - не безумие, потому что даже умнейший человек, Цетег, примкнул к союзу. Правда ли это?

   - Да, правда. И прямо отсюда, - ты Иоганн, позволь мне начать первому, - я иду к Везувию. Приближается время дежурства Тейи.

   - Я рад этому, - сказал Нарзес.

   - Да, это избавит тебя от значительных хлопот, префект Рима, - ответил Цетег.

   Все смотрели на него пораженные. Только Нарзес спокойно сказал:

   - Ты знаешь все? Отлично. Не моя вина, Цетег, что я не сказал тебе этого сам. Но император строго запретил. Я хвалю твое решение. Не изменяй его, оно избавит тебя от тяжелого процесса. Прощай! Мы все также двинемся тотчас к проходу. Нельзя допустить готов напасть на нас. Не понимаю только, почему мой ионийский флот не приходит так долго. Два скороходных корабля послал я к нему с приказанием немедленно идти сюда, а о нем ни слуху ни духу. Он нужен мне для перевозки пленных готов в Византию. Но теперь невозможно дольше ждать. Сейчас мы двинемся к ущелью.

   - Нарзес, - сказал Цетег. - Окажите мне последнюю милость. В твоем войске есть римляне и итальянцы. Позволь мне собрать их и повести в этот последний бой.

   Нарзес с минуту подумал.

   - Хорошо, - сказал он, - собери их веди... на смерть, - тихо прибавил он, обращаясь к Василиску. - Их тысячи полторы, и я доставлю ему счастье умереть во главе своих соотечественников... Прощай, Цетег!

   Молча поклонившись, с поднятым мечом, Цетег вышел.

   - Альбоин, - задумчиво сказал Нарзес после ухода римлянина. - Посмотри хорошенько на него. Понимаешь ты, кто это вышел?

   - Великий враг своих врагов, - серьезно ответил лангобард.

   - Да, волчонок, взгляни на него еще раз: это идет умирать последний римлянин!

   И все полководцы, бывшие в палатке, поспешили к выходу, чтобы еще раз взглянуть на великого человека.

   - Как? - вскричал в эту минуту Сцевола, все еще переодетый лангобардом. - Ты позволяешь ему ускользнуть от суда?

   - И от руки палача? - прибавил Альбин. - А обвинителей лишаешь его имущества?

   Альбоин быстро обернулся и с негодованием вскричал:

   - Полководец, вели этим двум крикунам снять одежду моего народа. Они позорят ее.

   - Ты прав, волчонок, - ответил Нарзес и затем обратился к римлянам: - Теперь уж незачем переодеваться. И вы не нужны мне, как обвинители. Цетег приговорен, и приговор над ним исполнит король Тейя. А вы, вороны, не должны каркать над мертвым героем.

   - А приказ Юстиниана? - Упрямо спросил Сцевола.

   - Даже Юстиниан не может ни ослеплять, ни распинать мертвых. Раз Цетег умрет, я не смогу оживить его для удовлетворения жестокости Юстиниана. Но ты, Альбин, не получишь ни гроша из его денег, и ты, Сцевола, ни капли его крови. Его золото принадлежит императору, кровь - готам, а его имя - потомству.

   - Ты представляешь злодею возможность умереть, как герою, - с неудовольствием сказал Аниций.

   - Да, сын Боэция, потому что он заслужил это. Но ты действительно имеешь право отомстить ему: когда он будет убит, ты отрубишь ему голову и отвезешь ее Юстиниану. Но вот звучит римская труба: началась битва. Цетег верно объяснил движение в лагере готов. Они действительно приготовлялись, чтобы ночью напасть на противников. Утром Тейя собрал всех готов и объявил им, что запасы истощились, и потому дольше ждать нечего. Кто желает, может идти в лагерь Нарзеса, нежелающие же должны умереть. Способные носить оружие ночью выйдут из ущелья, нападут и найдут смерть в борьбе с ними. Все же неспособные сражаться - женщины, дети - могут найти смерть в кратере Везувия. К большой радости короля, не нашлось ни одного человека, - ни из мужчин, ни из женщин, - который пожелал бы сохранить жизнь ценою рабства. Все мужчины, даже старики и мальчики, начиная с десяти лет, решили вооружаться и идти за Тейей. Женщины же и дети моложе десяти лет решили броситься в Везувий.

   Но Нарзес предупредил готов. Заметив их приготовления, он велел своим войскам подойти к ущелью на расстоянии выстрела.

   - Хорошо, - сказал Тейя, заметил движение врага, - это ни в чем не изменить нашего решения. Вся разница в том, что вместо звезд на последнюю битву готов будет взирать полуденное солнце. Готовьтесь, мои готы!

   И он быстро начал отдавать приказания. Небольшой отряд воинов он поставил у входа в пещеру, где хранился труп Теодориха и королевские сокровища, и велел, чтобы они, как только Адальгот подаст условленный знак, тотчас взяли все сокровища и труп короля и бросили в Везувий. Женщин и детей он поставил у катера вулкана, Адальготу поручил знамя Теодориха и поставил его с Вахисом и несколькими воинами у входа в ущелье, всех же воинов разделил на сотни.

   Когда все распоряжения были исполнены, Тейя стал у входа, подле Адальгота. Перед самым ущельем стояли густые ряды византийцев и тянулись далеко-далеко до самого берега моря. Их вооружение ярко блестело и вместе с тем ужасно. Несколько минут король смотрел вперед, затем обратился к Адальготу:

   - Взгляни, - сказал он, - где могли бы мы найти более прекрасное место для своих могил? Умереть же, мой Адальгот, будем достойны нашего народа и этой чудной могилы. Ну, прощай, Адальгот! Как бы мне хотелось спасти остатки своего народа, доставить ему свободное отступление на север! Но это невозможно. Нарзес едва ли дозволит это, о просить последним готам не подобает! Итак, на смерть!

   Высоко подняв свой ужасный боевой топор, он вышел из ущелья во главе своего войска. Вслед за ним шел его двоюродный брат Алигерн и старый Гильдебранд, за ними герцог Гунтарис, граф Визанд и густыми рядами остальные готы.

   Вахис, стоя подле Адальгота у входа в ущелье, звуком рога дал знак к началу битвы. И вот она началась, эта ужасная неровная борьба нескольких сотен с сотней тысяч!

   На ближайшей к ущелью ровной площадке стоял Иоганн со своими союзниками, поклявшимися убить Тейю. Не было еще только Альбоина, Гильзульфа и Цетега. За этими предводителями стояли густые ряды лангобардов и герулов. Они встретили выступивших готов целым градом стреле и копий.

   Прежде всех на Тейю бросился армянин Альтий и тотчас упал с раздробленной головой. За ним выступил герул Рудольф. Топор Тейи глубоко проник в его тело. Прежде чем король успел вытащить свой топор, на него набросились сразу трое: герул Свартуя, перс Кабадес и бойовар Гарицо. Этого последнего, ближайшего и самого смелого, Тейя ударил рукояткой щита в грудь с такой силой, что великан упал и покатился с горы.

   - Теперь помоги, святая дева Неаполя, которая хранила меня во все времена этой ужасной войны! - прошептал почитатель Мирьям и, скатившись вниз, встал невредимый, только оглушенный падением. В то же время Свартуя занес меч над головою Тейи, но Алигерн одним ударом отрубил ему руку. Перса Кабадеса убил Гильдебранд. Между тем Тейя снова овладел своим топором и убил еще двоих. Так один за другим пали десять человек из числа поклявшихся убить его. Но вот щит Тейи разлетелся в куски. Враги со всех сторон наступали, он отбивался только топором и мечем.

   Вдруг раздался звук рога со стороны ущелья. На секунду Тейя оглянулся: большая часть его воинов лежали убитые, а лангобарды, персы и армяне наступили на уцелевших громадной массой. В то же время франки, македоняне и фракийцы двигались слева ко входу в ущелье, между тем как третья часть войска - гепиды, аллеманы, исаврийцы и иллирийцы - бросилась к Тейе, чтобы заградить ему и небольшой кучке героев, бывших подле него, отступление к ущелью. Зорко взглянув Тейя на вход в ущелье. Вдруг знамя Теодориха исчезло, точно упало. Это заставило его решиться.

   - Назад, к выходу! Спасать знамя Теодориха! - вскричал он и бросился назад.

   Но ему тотчас преградили путь исаврийцы под начальством Иоганна.

   - На короля! - вскричал он. - Не пропускайте его назад! Бросайте копья!

   И целый град их полетел в Тейю. Но Алигерн вовремя успел подать ему свой щит.

   - Назад, к ущелью! - еще раз вскричал Тейя и, раздробив голову первому подскочившему к нему исаврийцу, с такой силой боролся на Иоганна, что тот упал. Пользуясь минутой, Тейя, Алигерн, Гунтарис, Гильдебранд, Гриппа и Визанд поспешили к ущелью. Но здесь уже кипела битва: Альбоин и Гизульф со своими лангобардами старались проходом. Вот Альбоин бросил огромный камень в Адальгота, защищавшего вход, и попал ему в плечо. Юноша упал. Вахис, стоявший за ним, подхватил знамя Теодориха. Но через минуту Алдальгот поднялся и с такой силой бросился на короля лангобардов, что заставил его отступить. В то же время к проходу успели подбежать Тейя со своими героями и бросились на лангобардов сзади. Целыми кучами падали не ожидавшие этого нападения лангобарды и с громким криком бросились бежать, увлекая за собою своих предводителей.

   Но вскоре беглецы были остановлены сильным отрядом Иоганна. Скрежеща зубами, поднялся этот храбрец после падения и тотчас повел своих гепидов, аллеманов, исаврийцев и иллирийцев к ущелью, куда Тейя успел уже добежать.

   - Вперед! - крикнул он бегущим лангобардам. - Альбоин, Гизульф, Зенон, идем со мною! Посмотрим, неужели же этот Тейя действительно неуязвим?

   И они бросились к ущелью. Тейя стоял у входа с топором.

   - Ну, король варваров, покончим! - крикнул Иоганн. - Что ты спрятался в свою нору? Выходи, если ты мужчина!

   - Дайте мне три копья! - крикнул Тейя, отдавая свой щит и топор стоящему подле него Адальготу.

   И без щита он выбежал из ущелья. Иоганн бросил копье. Тейя наклонил голову, и оно пронеслось мимо. В свою очередь бросил копье Тейя. Иоганн быстро наклонился вперед: копье не задело его, но попало в стоявшего за ним Зенона. Тот упал мертвый. Тейя быстро одно за другим бросил два другие, и одно из них пронзило Иоганна насквозь. Когда тот упал, исаврийцев и иллирийцев объял ужас. Иоганн считался первым героем в Византии после Велизария. С громким криком бросились они бежать. Лангобарды еще держались.

   - Идем, Гизульф, - с отчаянием вскричал Альбоин. - Идем, мы должны покончить с этим королем.

   Но Тейя был уж подле них. В воздухе сверкнул ужасный топор его, и Альбоин упал, глубоко раненный в плечо. Тотчас же за ним свалился и Гизульф. Тут уж началось неудержимое бегство: лангобарды, гепиды, аллеманы, герулы, исаврийцы - все бежали в ужасе. С громкими торжествующими криками преследовали их товарищи Тейи. Сам же он снова стал у входа в ущелье и, не переставая, бросал в бегущих копья, которые подавал ему Вахис. Ни одно из них не пролетело даром.

   Нарзес видел это ужасное, беспорядочное бегство своих лучших войск. Сильно озабоченный, поднялся он в носилках.

   - Иоганн убит! - кричали иллирийцы, пробегая мимо него.

   - Альбоин и Гизульф тяжело ранены! - кричали лангобарды.

   - Беги! скорее спасайся в лагерь!

   - Надо начинать снова, - сказал Нарзес. - А, вот наконец идет Цетег. Как он вовремя!

   Действительно, Цетег собрал всех римлян и итальянцев, которые были рассеяны в войсках Нарзеса. Это были большею частью старые легионеры из Рима и Равенны, глубоко преданные ему Спокойно, в строгом порядке шли они к ущелью. Сифакс, с двумя копьями в руках, шел за своим господином.

   Готы, преследовавшие бежавшие войска Иоганна и Альбоина, завидя этот свежий отряд, отступили к ущелью.

   Молча, без боевых возгласов, без звука трубы шли римляне за своим предводителем. Вот они прошли покрытое кровью и трупами место, где Тейя в начале битвы поразил двенадцать союзников, выступивших против него. Тем же мерным, спокойным шагом, с мечом в правой, с копьем и щитом в левой руке, провел их Цетег мимо убитого Иоганна.

   Готские герои не захотели прятаться в ущелье. Они ждали врага перед входом. Вот наконец римляне с Цетегом во главе приблизились. Герцог Гунтарис Вельзунг первый бросился на Цетега. Его копье воткнулось глубоко в щит римлянина, но в ту же минуту он сам упал мертвый.

   Граф Гриппа из Равенны хотел отомстить за Вельзунга высоко взмахнул он своим длинным копьем. Но широкий меч Цетега на смерть поразил старого соратника великого Теодориха.

   Гневно нахмурившись, выступил Визанд, - клинки их мечей скрестились с такой силой, что искры засверкали. Но Цетег ловко отразил страшный удар и вонзил свой меч в правое плечо гота. Высоко брызнула струя его крови, два товарища быстро унесли его. Брат его Рагнарис пустил свое копье. Цетег не заметил его, но верный Сифакс ловким ударом отбросил его в сторону. В ту же минуту Цетег разрубил голову гота.

   Испуганные готы отступили перед ужасным римлянином и протеснились мимо Тейи в ущелье. Только Алигерн, брат Тейи, не захотел отступить. Он с такой силой бросил свое копье, что насквозь пробил щит Цетега. Но меч римлянина вонзился ему в грудь, и он упал на руки старого Гильдебранда, который, бросив свой топор, с трудом пронес раненного мимо Тейи в ущелье.

   Но и удар Алигерна не пропал даром: широкой струёй лилась кровь из левого плеча Цетега. Однако он не обращал на это внимания и бросился вперед, чтобы убить обоих готов: Гильдебранда и Алигерна. В эту минуту Адальгот узнал ненавистного человека, погубившего его отца.

   - Аларих! Аларих! - громко вскричал он и, бросившись вперед, схватил кинутый Гильдебрандом топор: - Аларих! - вскричал он еще раз.

   При звуке этого имени Цетег поднял голову. Через минуту тяжелый топор просвистел в воздух и ударил в шлем Цетега. Тот упал, оглушенный ударом. Сифакс тотчас подскочил, схватил его на руки и отнес в сторону от места битвы.

   Но легионеры не отступали, да и не могли бы отступить, если бы и хотели, потому что следом за ними Нарзес выслал две тысячи персов и фракийцев.

   - Не приближайтесь к ущелью! - кричал их предводитель. - Бросайте копья издали! Так велел Нарзес.

   Войско охотно повиновалось этому приказу, и целый град копий полетел в узкий вход в ущелье. Ни один гот не мог показаться. Тейя, закрывая своим телом и щитом узкий вход, долго один защищал свой народ. Византийский историк Прокопий так описывает со слов очевидца эту невиданную борьбу Тейи:

   "Теперь я должен изобразить в высшей степени замечательное геройство человека, который не уступает никому из тех, которых называют героями, - геройство Тейи. Всем видимый, стоял он, прикрываясь щитом, у входа впереди своих воинов. Все храбрейшие римляне, - а их было много, - бросились на него, потому что с его смертью, думали они, битва кончится. Все они бросали в него копья. Он же перехватывал их своим щитом, а сам убил, одного за другим, бесчисленное множество. Когда же щит его становился слишком тяжел от вонзившихся в него копий, он требовал себе другой. Так стоял он, не оборачиваясь, крепко, точно вросший в землю, правой рукой нанося смерть врагам, а левой защищая себя от смерти, постоянно требуя себе новых щитов".

   Вахис и Адальгот, стоявшие за ним, непрерывно подавали ему новые щиты и копья, огромная куча которых была навалена у входа.

   Ну вот римляне, персы и фракийцы, видя, что все усилия их разбивались об этот живой щит готов, а самые храбрые из них, бросавшиеся вперед, один за другим падали мертвые, - стали терять бодрость, поколебались и наконец с криком бросились бежать.

   В эту минуту Цетег очнулся.

   - Сифакс, новое копье! - вскричал он и быстро вскочил. - Стойте! - закричал он бегущим. - Остановитесь, римляне! За вечный Рим!

   И, гордо выпрямившись, он выступил против Тейи. Римляне узнали его голос. "За вечный Рим!" повторили они и остановились.

   Но и Тейя узнал этот голос. В щит его вонзилось уже двенадцать копий, - он не мог больше держать его, но, узнав приближавшегося, не думал более о перемене щита.

   - Не надо щита! Боевую секиру! Скорее! - вскричал он.

   Вахис быстро подал ему его любимое оружие. Тейя бросил щит и, размахивая топором, с криком: "Умри, римлянин!" бросился из ущелья навстречу Цетегу.

   Через минуту в воздухе одновременно просвистели топор и копье. Ни один из врагов не думал о защите, оба упали. Топор Тейи пронзил грудь Цетега.

   - Рим! Вечный Рим! - вскричал он еще раз и умер.

   Копье римлянина в то же время вонзилось в грудь Тейи. Адальгот и Вахис подхватили его, смертельно раненного, и унесли в ущелье.

   Восемь часов продержался Тейя, непрерывно сражаясь, и день стал уже клониться к вечеру. Как только неприятели увидели, что Тейя упал, они тотчас бросились к ущелью. Место Тейи во входе занял Адальгот. Гильдебранд и Вахис стали за ним.

   Сифакс между тем вынес труп Цетега с места битвы. Громко рыдая, сидел он в стороне, держа на коленях благородную голову. Вдали шумела битва, но он не замечал ее. Вдруг он увидел, что к нему приближается Аниций с толпой византийцев, среди которых он узнал Альбина и Сцеволу

   - Что вам нужно? - вскричал он, вскочив на ноги и берясь за копье.

   - Голову префекта. Мы должны отвезти ее императору в Византию, - ответил Аниций.

   Но мавр, пронзительно крикнув, бросил копье. Аниций упал, и, пока остальные возились с умирающим, Сифакс схватил труп своего господина и стрелою понесся с ним на гору, к тому месту, где над нею взвивался столб дыму, - это был один из боковых кратеров.

   Он бежал по крутой, почти отвесной тропинке, которую и византийцы, и готы считали недоступной. И чем дальше, тем быстрее бежал он, боясь, чтобы его не понимали. Вот он наконец у самого кратера. На минуту он остановился на высокой черной скале, обеими руками поднял дорогой ему труп высоко над головою, показывая прекрасное, гордое лицо его заходящему солнцу, - и вдруг исчез вместе с ним в бездне: величественная гора схоронила в своей пылающей груди верного, хотя и преступного сына своего, с его величием и освободила его от мелкой ненависти его врагов.

   Альбин и Сцевола обратились к Нарзесу, чтобы он велел вытащить труп из кратера. Но тот ответил:

   - Нет, я воюю с живыми, а не с мертвыми. Оставьте великану его величественную могилу.

   Между тем у входа в ущелье кипела битва. Место Тейи занял Адальгот и оказался достойным преемником героя. Вдруг, в самый разгар борьбы, раздались торжественные, радостные звуки римской трубы, призывающей к прекращению битвы, к перемирию, и в то же время Гильдебранд и Вахис, стоявшие за Адальготом, вскричали:

   - Взгляни на море! Гаральд! Гаральд! Его корабли!..

   Утомленные византийцы с радостью прекратили борьбу. Король Тейя лежал на своем широком щите со стрелою в груди, Гильдебранд не позволил вынимать ее из раны, потому что "вместе с кровью уйдет и его жизнь", - сказал он.

   - Что это за крик? - тихо спросил умирающий. - Северные люди? Гаральд здесь?

   - Да, дорогой, несравненный герой, - радостно ответил ему Адальгот, опускаясь перед ним на колени: - Гаральд - это спасение для остатка нашего народа, для нас - и для женщин, детей! Не напрасно отстаивал ты нас с таким беспримерным геройством целый день. Только что явился сюда посол Нарзеса, Василиск, Гаральд разбил его ионийский флот и явился сюда. Он грозит высадиться и начать борьбу, если Нарзес не даст свободного пропуска всем оставшимся в живых готам с их имуществом и оружием. Он хочет отвезти нас в страну Фулу. Нарзес охотно согласился. Он говорят, что глубоко уважает высокое геройство короля Тейи и остатка его народа. Можем ли мы воспользоваться этим разрешением, о король?

   - Конечно, - ответил умирающий, и потухающие глаза его вспыхнули еще раз. - Можете и должны. Слава Богу, спасены и свободны остатки нашего народа! Да, да, поезжайте в Фулу все живые и возьмите с собою обоих покойников: короля Теодориха и...

   - И короля Тейю, - окончил Адальгот, целуя уста умирающего.

  

   Действительно, в то время, пока у входа в ущелье кипела последняя битва, к берегу явился сильный флот Гаральда, за которым шли взятые им в плен византийские корабли. Гаральд, разбойничая среди островов Средиземного моря, узнал, что борьба за Рим возгорелась снова, и что готам приходится очень трудно. Тотчас повел он свои корабли им на помощь. У Брундизиума стоял сильный флот Нарзеса. Гаральд после ожесточенной борьбы взял его и вместе с ним явился теперь в последнюю минуту спасти остатки готов.

   Гарольд его, высадившись на берег, сказал Нарзесу;

   - Так говорит викинг Гаральд: отпусти с нами всех оставшихся в живых готов с их оружием и имуществом. Мы перевезем их на своих кораблях в наше отечество. Если ты отпустишь их, то и он возвратит взятые у вас корабли и пленных. Если же ты не согласишься, то он умертвит всех своих пленных, высадится на берег и с тылу бросится на вас. Тогда посмотрим, много ли из вас уцелеет, когда мы и готы бросимся на вас спереди и с тылу. Потому что мы, люди севера, будем бороться до последнего человека. Гаральд поклялся в этом.

   Нарзес, не задумываясь, согласился:

   - Я поклялся изгнать готов из Италии, а не сжить со света. Немного чести было бы при таком превосходстве сил уничтожить остатки такого геройского народа. Я уважаю и готов, и их короля Тейю. За сорок лет, проведенных мною в битвах, я не встречал еще подобного героя.

   Он тотчас послал Василиска к ущелью объявить о перемирии. И вот началась переправа готов. От горы до самого берега длинною цепью расположились в два ряда воины Нарзеса. На берегу ждали четыреста воинов Гаральда, чтобы принять отъезжавших.

   Прежде чем показались готы, к носилкам Нарзеса подошел Василиск с лавровым венком в руках.

   - Прими этот венок, - почтительно поклонившись, сказал он. - Его присылает тебе твое войско. Это лавры с Везувия, там у ущелья - на листьях, кровь твоих воинов.

   Нарзес сначала оттолкнул венок рукою, но затем взял.

   - Хорошо, дай мне его, - сказал он и положил венок подле себя. - Поднимите и поддержите меня: я не могу стоять, а это чудное зрелище я должен видеть - сказал он, указывая на показавшихся из ущелья готов.

   Он сказал правду: чудное, потрясающее зрелище открылось ему. Последние готы покидали Везувий и прекрасную Италию: они уходили на дальний, холодный, но родной им север.

   Торжественно и строго звучал военный рог готов. В то же время раздавалось монотонное, грустное, торжественное пение мужчин, женщин и детей: это были странные погребальные песни готов.

   Шествие открывал старый граф Визанд. Хотя и раненый, он держался прямо, опираясь на копье. За ним четыре воина несли труп короля Тейи. Он лежал на последнем щите своем, с копьем Цетега в груди. Черные локоны обрамляли бледное, благородное лицо его.

   За ним шли рядом Гильдебранд и Адальгот, - серебристо-седое прошлое и золотистая будущность народа. Под тихие, торжественные звуки своей арфы Адальгот пел: "Расступитесь, народы, пропустите нас: мы - последние готы".

   Когда носилки Тейи поравнялись с носилками Нарзеса, тот сделал готам знак остановиться и громко сказал:

   - Победа - моя, но лавры - твои. Что будет после - не знаю. Но сегодня, король Тейя, приветствую тебя, как величайшего героя всех времен. Вот, возьми!

   И он положил поднесенный ему Василиском венок на бледный лоб покойника. Носильщики подняли носилки и прежним мерным, торжественным шагом двинулись дальше к берегу моря.

   Вслед за Тейей пронесли высокий пурпуровый трон, на котором покоилась величественная фигура Дитриха Бернского, с короной на голове, с высоким шитом в левой руке и с мечом, прислоненным к правому плечу. С левой стороны рядом с троном шел старик Гильдебранд, не сводя глаз с трепа своего дорогого короля, фигура которого ярко освещалась лучами заходящего солнца. Высоко над головой великого покойника развевалось его знамя - поднимающийся лев. Вечерний морской ветерок тихо колыхал складки знамени и, казалось, нашептывал последнее "прости" героям.

   Когда этот труп поравнялся с Нарзесом, больной с усилием приподнялся в своих носилках и с глубоким почтением склонил перед ним свою голову.

   - Узнаю и приветствую тебя, мудрый король Равенны. Только что пронесли самого сильного, теперь несут самого великого из королей.

   За Теодорихом потянулся ряд носилок с раненными. Впереди Вахис с тремя воинами нес Алигерна на его щите. За ранеными понесли ящики, корзины и сундуки с королевскими сокровищами. Затем шли неспособные к оружию - женщины, дети, глубокие старики. За ними отряд мальчиков, начиная с десяти лет: они не захотели возвратить вверенное им оружие. Из них образовали отдельный отряд. Нарзес не мог сдержать приветливой улыбки, когда эти маленькие белокурые герои важно прошли мимо, решительно и свирепо глядя на него.

   - О, - сказал он, - наследникам Юстиниана и их полководцам будет еще много работы!

   Остатки воинов замыкали шествие.

   На берегу ждали многочисленные лодки, которые перевозили готов на корабли. Трупы Тейи и Теодориха с королевскими знаменами и сокровищами были помещены на корабль Гаральда и его сестры. Пурпуровый трон великого Дитриха Бернского был поставлен у главной мачты. У ног короля примостился старый Гильдебранд, Адальгот же и Визанд стоял у трупа короля Тейи, который они положили у руля. С глубокою грустью подошел к ним могучий Гаральд со своею сестрою и, положив руку на грудь покойника, сказал:

   - Я не мог спасти, храбрый король, ни тебя, ни твоего народа. Позволь же мне увезти хотя труп твой и остатки твоего народа в землю верных и храбрых, откуда вам никогда не следовало уходить. Итак, король Фроде, все же я веду к тебе народ готов!

   - А я, - сказал Гаральд, - знаю тайное искусство охранять трупы. Мы привезем в целости тело этого благородного мертвеца в свое отечество. Там похороним мы его и Теодориха на высоком холме у берега моря, чтобы они могли слышать рев морских волн и вести разговоры друг с другом. Потому что эти двое стоят один другого... Взгляни, брат Гаральд, - вон на берегу столпились неприятельские войска; смотри, как почтительно они опускают перед ними свои знамена! А заходящее солнце, точно пурпуровой мантией, покрыло и море, и землю. И наши белые паруса окрашены этим пурпуром. А южный ветерок колышет знамя великого Теодориха. К северу указывает он путь нам. Вели же поднять якоря, брат Гаральд! Едем домой, последние готы, на наш холодный, но дорогой север...