Коллинз Уилки - Армадэль. Том 2

tify">   - Что вы хотите сказать? - спросил Аллэн.

   - Может быть, извозчик, несмотря на все его уверения, ошибается. Я очень советую вам думать, что он ошибается, и прекратить дело.

   Это предостережение было сделано весьма доброжелательно, но сделано слишком поздно. Аллэн поступил так, как поступили бы девяносто девять человек из ста на его месте: он отказался принять совет своего стряпчего.

   - Очень хорошо, сэр,- сказал Педгифт-младший.- Если вы непременно хотите, пусть будет по-вашему.

   Он наклонился к уху Аллэна и шепотом рассказал все, что слышал о доме в Пимлико и о людях, живших там.

   - Не осуждайте меня, мистер Армадэль,- прибавил он, когда неприятные слова были произнесены.- Я старался избавить вас от этого огорчения.

   Аллэн перенес удар, как переносят все мужчины,- молча. Его первым побуждением было бы последовать совету, данному Педгифтом, и считать ложным уверение извозчика, если бы не одно неприятное обстоятельство, неумолимо препятствующее этому. Явное нежелание мисс Гуильт говорить о своей прежней жизни пришло ему на память и стало зловещим подтверждением улики, соединявшей поручительницу мисс Гуильт с домом в Пимлико. Одно заключение, только одно заключение, которое всякий мог бы сделать, услышав то, что услышал Аллэн, утвердилось в его мыслях. Жалкая, падшая женщина, решившаяся в отчаянии прибегнуть к помощи негодяев, искусных в преступном умении скрывать дурные дела, женщина, пробравшаяся в порядочное общество и к профессии, достойной уважения, посредством фальшивой репутации, женщина, по положению своему подвергающаяся страшной необходимости постоянно скрываться и постоянно обманывать в том, что касалось ее прошлой жизни,- вот в каком виде представилась теперь Аллэну прелестная торп-эмброзская гувернантка! Ложно или истинно представилась? Пробралась ли она в порядочное общество и к профессии, достойной уважения, посредством фальшивого имени? Да. Наложило ли на нее ее положение ужасную необходимость постоянно обманывать насчет ее прошлой жизни? Да. Была ли она жалкой жертвой вероломства какого-нибудь подлого человека, как Аллэн предполагал? Она не была такой жалкой жертвой. Заключение, сделанное Аллэном, заключение, к которому буквально привели факты, имеющиеся у него, все-таки было далеко от истины. Действительная история отношений мисс Гуильт к дому в Пимлико и к людям, жившим в нем, к дому, как справедливо говорили, наполненному скверными тайнами, и к людям, как описывали, постоянно находившимся в опасности попасться в руки закона, раскроется последующими событиями. Эта история была совсем не так возмутительна, но вместе с тем гораздо ужаснее, чем Аллэн и его советник предполагали.

   - Я старался избавить вас от огорчений, мистер Ар-мадэль,- повторил Педгифт.- Я желал, как только мог, избежать этого.

   Аллэн поднял глаза и сделал усилие, чтобы овладеть собой. !

   - Вы ужасно меня огорчили,- сказал он.- Вы совсем разбили мое сердце. Но это не ваша вина. Я чувствую, что вы оказали мне услугу, и то, что я должен сделать, я сделаю, когда приду в себя. Есть одно обстоятельство,- прибавил Аллэн после минутного тягостного размышления,- о котором следует тотчас же нам условиться. Совет, данный вами теперь, вы дали с добрым намерением, и это самый лучший совет, какой только можно было дать; я с признательностью приму его. Мы никогда более не будем упоминать об этом деле, и прошу, умоляю вас никогда не говорить об этом никому другому. Обещаете вы мне это?

   Педгифт дал обещание с неподдельной искренностью и без свойственной его профессии сухости в обращении с клиентом. Огорчение, выразившееся на лице Аллэна, по-видимому, расстроило его. Закончив разговор, он откланялся и вышел из комнаты.

   Оставшись один, Аллэн позвонил, попросил, чтобы ему подали письменные принадлежности, и вынул из записной книжки роковое рекомендательное письмо к "миссис Мэндевилль", полученное им от жены майора.

   Человек, привыкший анализировать случившееся и на основе анализа готовившийся действовать обдуманно, на месте Аллэна почувствовал бы некоторую нерешительность относительно того, как в сложившейся ситуации наиболее осмотрительно поступить. Привыкнув повиноваться своим впечатлениям, Аллэн повиновался первому впечатлению и в этом серьезном непредвиденном деле. Хотя его привязанность к мисс Гуильт была совсем не так глубока, как он воображал, она внушила ему необыкновенный восторг и огорчение, когда он думал о ней теперь; его главным стремлением в эту критическую минуту было сострадательное желание мужчины защитить от огласки и погибели несчастную женщину, лишившуюся его уважения, но не своих прав на снисхождение.

   "Я не могу вернуться в Торп-Эмброз, я не могу решиться говорить с нею или увидеть ее опять, но я могу сохранить ее тайну - и сохраню!"

   С этой мыслью Аллэн принялся за главную обязанность, которую должен был выполнить,- уведомить миссис Мильрой. Если бы он был умнее и проницательнее, то, может быть, нашел бы, что это письмо писать нелегко. Теперь же он не предвидел последствий и не чувствовал затруднения; он принял решение не сообщать о случившемся в Торп-Эмброз жене майора и написал ей несколько строчек так быстро, как только позволяли перо и бумага.

  

   "Гостиница Денн, Ковент-Гарден, вторник.

   Милостивая государыня!

   Прошу вас извинить меня, что я не возвращаюсь в Торп-Эмброз сегодня, как обещал. Непредвиденные обстоятельства принуждают меня остаться в Лондоне. Я с сожалением должен сказать, что мне не удалось видеть миссис Мэндевилль, почему я и не мог исполнить вашего поручения. Я прошу у вас позволения с крайним извинением возвратить вам рекомендательное письмо. Я надеюсь, вы позволите мне сказать в заключение, что я очень вам обязан за вашу доброту и не осмелюсь более употреблять ее во зло.

   Я остаюсь, милостивая государыня, искренно вам преданный

   Этими бесхитростными словами, не зная характера женщины, с которой он имел дело, Аллэн вложил в руки миссис Мильрой оружие, которое она и желала иметь.

   Напечатав письмо и написав адрес, Аллэн смог подумать о себе и о своем будущем. Он сидел, лениво чертя пером на пропускной бумаге {На промокательной бумаге.}, слезы в первый раз выступили на глазах его, слезы, к которым женщина, обманувшая его, не имела отношения. Мысли его обратились к умершей матери.

   "Если бы она была жива,- думал он,- я, может быть, доверился бы ей, и она утешила бы меня".

   Бесполезно было думать об этом. Он вытер слезы и его мысли с печальной безропотностью, известной всем нам, вернулись к суровому настоящему.

   Аллэн написал несколько строк к Бэшуду, уведомив исполняющего должность управителя, что его отсутствие в Торп-Змброзе, вероятно, продолжится еще несколько времени и что дальнейшие распоряжения, которые окажутся необходимыми, будут ему присланы через Педгифта-старшего. Когда письма были отосланы на почту, Аллэн снова задумался о своей судьбе. Опять неизвестное будущее, открывшееся перед ним, ожидало какой-то ясности, и опять сердце Аллэна отступало от него, ища прибежища в прошлом.

   На этот раз другие образы, уже не образ матери, наполнили его душу. Всепоглощающий интерес его юных дней ожил в нем живее прежнего. Он подумал о море, он подумал о своей яхте, праздно стоявшей у рыбачьей пристани его сомерсетширского дома. Им овладела прежняя страсть слышать плеск волн, видеть паруса, смотреть, как яхта, которую строить помогал он сам, будет опять лететь по волнам. Он встал со своей привычной горячностью, чтобы спросить расписание поездов и отправиться в Сомерсетшир с первым составом, но, вспомнив о мистере Броке, его вопросах и подозрениях, остановился и опять сел на свое место.

   "Я напишу,- подумал Аллэн,- чтобы яхту приготовили, а в Сомерсетшир поеду вместе с Мидуинтером".

   Он вздохнул, когда воспоминания обратились к его отсутствующему другу. Никогда не чувствовал он пустоты, появившейся в его жизни с отъездом Мидуинтера, так мучительно, как почувствовал ее теперь в печальном уединении - уединении приезжего в Лондон, сидящего одиноко в гостинице.

   Педгифт-младший заглянул в комнату, извиняясь за свою навязчивость. Аллэн чувствовал себя таким одиноким и таким брошенным, что не мог не принять с признательностью заботу своего спутника.

   - Я не поеду в Торп-Эмброз,- сказал он.- Я останусь в Лондоне. Я надеюсь, вы можете остаться со мной?

   Надо отдать справедливость Педгифту: он был тронут, поняв одиночество, которое владелец огромного торп-эмброзского имения теперь испытывает. В своих отношениях с Аллэном он никогда ещё до такой степени не забывал своих деловых интересов, как теперь.

   - Вы совершенно правы, сэр, оставаясь здесь, в Лондоне, вы развлечетесь,- весело сказал Педгифт.- Всякое дело можно растянуть более или менее, мистер Армадэль. Я протяну подольше мое дело и буду беседовать с вами с величайшим удовольствием. Мы оба приближаемся к три-. дцатилетнему возрасту, сэр,- будем же наслаждаться. Что вы скажете, если мы пообедаем рано, поедем в театр, а завтра утром посмотрим выставку в Гайд-парке?

   . - Уильям, обед в пять часов, а так как он необыкновенно важен сегодня, я сам поговорю с поваром.

   Прошел вечер, прошел следующий день, наступил четверг, и Аллэн получил письмо. Адрес был написан рукой миссис Мильрой, и начало письма тотчас показало ему, что дело неладно.

  

   "Коттедж, Торп-Эмброз, среда.

   Милостивый государь, я сейчас получила ваше таинственное письмо. Оно более чем удивило, оно испугало меня. Показав вам со своей стороны самую дружескую предупредительность, я вдруг лишилась вашей доверенности самым непонятным, и я должна прибавить, самым невежливым образом. Я никак не могу оставить это дело так. Единственное заключение, какое я могу вывести из вашего письма, состоит в том, что мое доверие было каким-нибудь образом употреблено во зло и что вы знаете гораздо более, чем хотите сказать мне. Заботясь о благосостоянии моей дочери, я прошу вас, чтобы вы сообщили мне, какие обстоятельства помешали вам видеть миссис Мзндевилль и заставили вас отказать мне в помощи, обещанной вами безусловно в вашем письме ко мне в прошлый понедельник.

   При слабом состоянии моего здоровья я не могу вести продолжительную корреспонденцию. Я должна постараться предупредить все возражения, какие вы можете сделать, и сказать все в моем настоящем письме. В случае - который я не желаю считать возможным - если вы откажетесь исполнить просьбу, я буду считать моею обязанностью к моей дочери разъяснить это неприятное дело. Если я не получу от вас удовлетворительного известия с первой почтой, я буду принуждена сказать моему мужу, что случившиеся обстоятельства дают нам право осведомиться относительно репутации поручительницы мисс Гуильт. А когда он спросит меня, на чем я основываюсь, я попрошу его обратиться к вам.

   Покорная к услугам вашим

  

   В таких выражениях жена майора сбросила маску и дала возможность своей жертве увидеть ловушку, в которую она поймала ее. Доверие Аллэна к добросовестности миссис Мильрой было так искренно, что ее письмо просто изумило его. Он смутно видел, что был обманут каким-то образом и что участие миссис Мильрой к нему было совсем не таким, каким казалось. Угроза обратиться к майору, на что с женским неведением мужских натур миссис Мильрой полагалась, чтобы произвести эффект, было единственным местом в письме, которое Аллэн прочитал с удовольствием: оно облегчало положение.

   "Если будет ссора,- думал он,- по крайней мере, будет легче иметь дело с мужчиной".

   Твердый в своем намерении защитить несчастную женщину, тайну которой, как полагал, узнал, Аллэн сел писать извинение жене майора.

   "Аллэн Армадэль чрезвычайно сожалеет, что оскорбил миссис Мильрой. Он не имел никакого намерения оскорбить миссис Мильрой. Он остается искренно преданным миссис Мильрой". Никогда обычная краткость Аллэна в корреспонденции не оказывала ему лучшей услуги, как теперь. Умей он искуснее владеть пером, дал бы своей неприятельнице более сильное оружие против себя, чем то, которое она уже имела.

   Через день угроза миссис Мильрой осуществилась в виде письма от ее мужа. Майор писал не так официально, как его жена, но его вопросы были очень конкретны.

  

   "Коттедж, Торп-Эмброз. Пятница, июля и, i8ji.

   Милостивый государь, когда вы удостоили меня посещением несколько дней назад, вы задали вопрос, относившийся к гувернантке моей дочери, мисс Гуильт, который в то время показался мне странен и, если вы помните, вызвал даже минутное замешательство.

   Сегодня утром мое внимание опять обратили на мисс Гуильт таким образом, что это вызвало во мне величайшее удивление. Проще сказать, миссис Мильрой сообщила мне, что мисс Гуильт вызвала к себе подозрение тем, что обманула нас ложной аттестацией. Когда я выразил свое удивление при таком необыкновенном известии и попросил разъяснения, меня удивили еще более, сказав, чтобы я обратился за всеми подробностями к мистеру Армадэлю. Напрасно я просил более подробных объяснений от миссис Мильрой, она упорно молчит и просит меня обратиться к вам.

   Вынужден такими необыкновенными обстоятельствами задать вам некоторые вопросы, на которые, я уверен, насколько знаю вас, вы будете отвечать откровенно.

   Я прошу позволения рассказать, во-первых, подтверждаете вы или отвергаете уверения миссис Мильрой, что узнали подробности, относящиеся к мисс Гуильт или к ее поручительнице, подробности, совершенно мне неизвестные? Во-вторых, если вы подтвердите уверения миссис Мильрой, я желаю знать, как вы узнали эти подробности? В-третьих и в последних, я прошу вас сообщить, в чем состоят эти подробности?

   Если необходимо объяснить причину этих вопросов,- что я охотно допускаю из уважения к вам,- я прошу вас вспомнить, что мисс Гуильт поручена в моем доме самая важная задача - воспитание нашей дочери, и, по словам миссис Мильрой, вы можете сказать мне, достойна ли мисс Гуильт исполнять эту обязанность.

   Мне остается только прибавить, что до сих пор ничего не случилось, вызвавшего хоть малейшее подозрение ни к гувернантке нашей дочери, ни к ее поручительнице, поэтому я не обращусь к мисс Гуильт за объяснением до тех пор, пока не получу вашего ответа, которого ожидаю со следующей почтой.

   Искренно вам преданный

  

   Это откровенное письмо тотчас рассеяло тревожные мысли Аллэна, он увидел, в какую ловушку попал. Миссис Мильрой поставила его перед необходимостью выбирать одно их двух: или сделать себя виноватым, отказавшись отвечать на вопросы ее мужа, или оправдать себя, взвалив вину на женщину, прямо признавшись майору, что его жена обманула его. В этой затруднительной ситуации Аллэн действовал по обыкновению без всякой нерешительности. Слово, данное им миссис Мильрой сохранить в тайне их переписку, все еще связывало его, хотя она подло употребила это во зло, и намерение Аллэна осталось неизменным: ни под каким видом не выдавать мисс Гуильт.

   "Может быть, я поступил как дурак,- думал он,- но я не нарушу моего слова и не подам повод выгнать на все четыре стороны эту несчастную женщину".

   Он написал майору так же коротко и просто, как писал его жене. Аллэн сообщал о своем нежелании обмануть ожидание друга и соседа, если бы это зависело от него. Но в этом случае он не имел другого выбора. На вопросы майора он не мог отвечать. Он не умел искусно объясняться и надеялся, что его извинят в том, что он выражается таким образом и не скажет ничего больше.

   В понедельник пришел ответ майора Мильроя, закончивший переписку.

  

   "Коттедж, Торп-Эмброз. Воскресенье.

  

   Ваш отказ отвечать на мои вопросы, не сопровождаемый дальше ни малейшим извинением подобного поступка, можно истолковать только таким образом. Кроме того, он подтверждает справедливость уверений миссис Мильрой и набрасывает тень на репутацию гувернантки моей дочери. Из чувства справедливости к особе, живущей в моем доме и не подавшей мне никакой причины не доверять ей, я теперь покажу нашу переписку мисс Гуильт и повторю ей разговор, который я имел об этом с миссис Мильрой, в присутствии миссис Мильрой.

   Еще слово о наших будущих отношениях, и я закончу. Мои представления о некоторых предметах, наверно, могут назваться теперь представлениями человека старого покроя. В мое время мы держались кодекса чести, по которому сообразовывали наши поступки. Согласно этому кодексу, если мужчина разузнавал секретно дела женщины, не будучи ее мужем, отцом или братом, он брал на себя ответственность оправдать свое поведение в глазах других; а если он уклонялся от этой ответственности, то отказывался от звания джентльмена. Весьма возможно, что этот старинный образ мыслей уже не существует более; но в мои лета уже поздно принимать более современные воззрения. Я чрезвычайно желаю, понимая то, что мы живем в такой стране и в такое время, когда понятие о чести приняло полицейский характер, выражаться очень умеренно в этом последнем случае общения с вами. Позвольте мне только заметить, что наши представления о поведении, приличном джентльмену, совершенно расходятся, и позвольте мне поэтому просить вас считать себя впредь незнакомым с моим семейством и со мной. Ваш покорный слуга.

  

   То утро, в которое его клиент получил письмо майора, было помечено самым черным цветом в календаре Педгифта. Когда первый гнев Аллэна, вызванный презрительным тоном, которым его друг и сосед произнес над ним приговор, утих, он впал в уныние. Из этого состояния не могли вывести Аллэна в этот день никакие усилия его спутника. Весьма естественно, вспоминая теперь, когда приговор изгнания был произнесен, свои прежние отношения с коттеджем, мысленно возвратился он и к Нили с большим сожалением и с большим раскаянием, чем до сих пор.

   "Если бы она выгнала меня, а не ее отец,- с горечью размышлял Аллэн, обращаясь теперь к прошлому,- я ни слова не сказал бы против этого, я чувствовал бы, что это мне поделом".

   На следующий день пришло другое письмо - письмо, приятное на этот раз, от мистера Брока. Аллэн написал в Сомерсетшир несколько дней тому назад о том, чтобы приготовили его яхту. Письмо это ректор нашел занятным. Как он простодушно полагал, это было своего рода защитой его бывшего ученика от женщины, за которой он наблюдал в Лондоне и которая, как он считал, последовала за ним в его собственный дом. Действуя по приказаниям, присылаемым ей, горничная миссис Ольдершо окончательно мистифицировала Брока. Она развеяла беспокойство ректора, дав ему письменное обязательство (от имени мисс Гуильт) никогда не обращаться к мистеру Армадэлю ни лично, ни письменно! Твердо убежденный, что он наконец одержал победу, бедный Брок весело отвечал на письма Аллэна, выражая удивление тем, что он оставляет Торп-Эмброз. гектор обещал, что яхта будет готова и что в пасторате Аллэна встретят самым радушным образом.

   Это письмо исключительно оживило Аллэна. Оно вызвало у него новый интерес к поездке, совершенно не относившийся к прошлой жизни в Норфольке, Аллэн начал считать Дни, оставшиеся до возвращения из путешествия своего Друга. Был вторник. Если Мидуинтер вернется, как обещал, через две недели, то в субботу он будет в Торп-Эмброзе. Записка, посланная Мидуинтеру туда, приглашала его приехать в Лондон в тот же день. И если все пойдет хорошо, еще до конца следующей недели они смогут вместе кататься на яхте.

   На другой день, к радости Аллэна, не было никаких писем. Веселость Педгифта одновременно увеличивалась с веселостью его клиента. К полудню он отдал приказания слуге подать обед еще великолепнее прежних.

   Наступил четверг, и почтальон принес еще одно письмо из Норфолька. На сцену выступил корреспондент, еще не появлявшийся на ней, и тотчас же рухнули все планы Аллэна относительно поездки в Сомерсетшир.

   В это утро Педгифт-младший первый пришел к завтраку. Когда появился Аллэн, он, как стряпчий, вернулся к официальному общению и подал своему клиенту письмо молча и с поклоном.

   - Это мне? - спросил Аллэн, инстинктивно боясь нового корреспондента.

   - Вам, сэр, от моего отца,- отвечал Педгифт.- Было вложено в моем письме. Может быть, вы позволите мне предупредить вас, что известие не совсем приятное и что нам понадобится сегодня особенно хороший обед; и если только сегодня не дают какую-нибудь новую немецкую пьесу, мне кажется, мы сделаем хорошо, если как меломаны закончим вечер в опере.

   - Что-нибудь не ладится в Торп-Эмброзе? - спросил Аллэн.

   - Да, мистер Армадэль, что-то не ладится. Аллэн покорно сел и распечатал письмо.

  

   "Большая улица, Торп-Эмброз, 17 июля 1851.

   Милостивый государь!

   Чувство долга заставляет меня не оставлять вас далее в неведении относительно слухов, распространившихся здесь, в городе и в окрестностях, и, я с сожалением должен сказать^ касающихся вас.

   В первый раз это неприятное известие дошло до меня в прошлый понедельник. В городе говорили громко, что у майора Мильроя вышла какая-то неприятность с новой гувернанткой и что в этом замешан мистер Армадэль. Я не обратил на это внимания, относя к тем сплетням, которые беспрерывно распускаются здесь и необходимы здешнему почтенному народу, как воздух, которым он дышит.

   Во вторник, однако, дело предстало в новом свете. Самые интересные подробности происшедшего повторялись лицами, заслуживающими доверия. В среду окрестное дворянство приняло участие в обсуждении этого дела и единогласно разделило домыслы сплетников города. Сегодня общественное мнение возбуждено до крайней степени, и я вынужден сообщить вам, что случилось.

   Начну сначала. Уверяют, что на прошлой неделе была переписка между майором Мильроем и вами. В этой переписке вы имели очень серьезные подозрения к репутации мисс Гуильт, не выдвинув конкретного обвинения и не представив доказательств, когда к вам обратились за ними. Вследствие этого майор счел своей обязанностью, уверяя гувернантку в своем твердом убеждении в ее порядочности, уведомить ее о том, что случилось. Сделал он это для того, чтобы гувернантка не имела причины жаловаться, что он скрыл от нее дело, задевавшее ее репутацию. Это было очень великодушно со стороны майора, но вы сейчас увидите, что мисс Гуильт была еще великодушнее. Выразив свою признательность самым благопристойным образом, она попросила позволения оставить место гувернантки у майора Мильроя.

   Относительно причины, побудившей гувернантку на этот шаг, ходят различные слухи. Самое правдоподобное объяснение, разделяемое местным дворянством, заключается в том, будто мисс Гуильт сказала, что она не может унизить себя до того - из уважения к самой себе и из уважения к ее достойной поручительнице,- чтобы защищать свою репутацию против неопределенных обвинений, брошенных на нее человеком практически чужим. В то же время она не может придерживаться такого образа действий, если не будет пользоваться полной свободой в своих поступках, которые несовместимы с зависимым положением гувернантки. По этой причине она обязана оставить свое место. Но, делая это, она также решилась не подать повода перетолковать в дурную сторону причины ее поступка, оставляя эти окрестности. Не обращая внимания на неудобство собственно для себя, она хочет остаться в Торп-Эмброзе, чтобы подождать более определенных обвинений и публично опровергнуть их, как только они примут конкретную форму.

   Вот какую позицию заняла эта великодушная особа, произведя прекрасный эффект на здешнее общественное мнение. Очевидно, у нее есть интерес по какой-то причине оставить свое место, но не оставлять этих окрестностей. прошлый понедельник она поселилась в дешевой квартире в предместье города. В тот же день, вероятно, она написала к своей поручительнице, потому что вчера майор Мильрой получил от этой дамы письмо, исполненное добродетельного негодования и требовавшее подробного разбирательства. Письмо это было показано публично и чрезвычайно подкрепило положение мисс Гуильт. Она теперь считается настоящей героиней. Торп-Эмброзский "Меркурий" поместил о ней передовую статью и сравнивает ее с Жанной д'Арк. Считают вероятным, что о ней будет упоминаться в проповеди в следующее воскресенье. У нас в городе проживают пять незамужних дам, и все пятеро были у нее. Теперь все заботятся о том, чтобы доставить ей уроки музыки. Наконец, я имел честь принять с визитом эту особу в качестве притесненной жертвы; она явилась сказать мне самым кротким тоном, что не осуждает мистера Ар-мадэля и что считает его невинным орудием в руках других, очень злых людей. Я был весьма осторожен с нею, потому что не совсем верю мисс Гуильт и имею свои причины - причины стряпчего относительно причин, которые управляют ее настоящими поступками.

   Я писал до сих пор без малейшей нерешительности и замешательства, но, к несчастью, в этом деле есть и серьезная, и смешная сторона, и я должен неохотно приступить к изложению этого, прежде чем кончу мое письмо.

   Я думаю, что вам нельзя позволить говорить о себе так, как о вас говорят теперь, не сделав лично какого-нибудь шага в этом деле. К несчастью, у вас здесь много врагов, и самый главный из них - мой собрат мистер Дарч. Он всем показывает несколько опрометчивое письмо, которое вы написали ему о том, что отдаете внаймы коттедж майору Мильрою, а не ему; и это помогло настроить всех против вас. Сейчас просто уверяют, что вы позволили себе разузнавать семейные дела мисс Гуильт по самым неблагородным причинам, что вы старались - для собственной своей выгоды - испортить ее репутацию и лишить ее покровительства майора Мильроя и что, когда вас просили представить доказательства о подозрениях, брошенных вами на репутацию беззащитной женщины, вы сохранили молчание, которое лишило вас уважения всех благородных людей.

   Я надеюсь, что бесполезно будет говорить, что я не имею ни малейшей веры этим гнусным слухам, но они слишком распространились для того, чтобы принимать их с презрением. Я убедительно советую вам тотчас возвратиться сюда и принять необходимые меры для защиты вашей репутации вместе со мною, как вашим законным советником. После моего свидания с мисс Гуильт я составил об этой особе свое собственное мнение, которое нет никакой необходимости поверять бумаге. Достаточно сказать здесь, что я могу предложить вам способ заставить умолкнуть злые языки ваших соседей, и за успех этого способа я поручаюсь моей юридической репутацией, если вы только поддержите меня вашим присутствием и вашим авторитетом.

   Чтобы еще более показать вам необходимость возвратиться, я упомяну еще об одних слухах, касающихся вас и повторяемых всеми. Краснея, говорю вам, что ваше отсутствие приписывается самой низкой причине. Говорят, что вы остаетесь в Лондоне, потому что боитесь показаться в Торп-Эмброзе.

   Остаюсь, любезный сэр, ваш преданный слуга

  

   Аллэн был уже в таких летах, что не мог не почувствовать упрек, содержавшийся в последней фразе письма стряпчего. Он вскочил в приступе гнева, раскрывшем Педгифту-младшему черты его характера совершенно в новом свете.

   - Где расписание? - закричал Аллэн.- Я со следующим же поездом должен вернуться в Торп-Эмброз! Если нет поезда сейчас, я возьму экстренный. Я должен и хочу ехать сейчас и не посмотрю на издержки.

   - Не послать ли нам телеграмму моему отцу, сэр? - посоветовал благоразумный Педгифт.- Это будет самый быстрый и самый дешевый способ выразить ваши чувства.

   - Согласен,- сказал Аллэн.- Благодарю, что вы напомнили мне об этом. Телеграфируйте! Напишите вашему отцу, чтобы он от моего имени уличал во лжи каждого человека в Торп-Эмброзе. Напишите это прописными буквами, Педгифт, напишите прописными буквами!

   Педгифт улыбнулся и покачал головой. Если он не знал всех свойств человеческой натуры, то он хорошо знал ее своеобразие у обывателей в провинциальных городах.

   - Это не произведет на них ни малейшего действия, мистер Армадэль,- спокойно заметил он.- Они только станут лгать больше прежнего. Если вы желаете перевернуть вверх дном целый город, это сделает одна строчка за пять шиллингов при помощи электрического тока и человеческого ума: мы бросим по телеграфу бомбу в Торп-Эмброз!

   Он написал свою "бомбу" на бумажке:

   "Педгифт-младший Педгифту-старшему. Разгласите по всему городу, что мистер Армадэль едет следующим поездом".

   - Побольше слов,- сказал Аллэн, смотря через его плечо.- Употребите более сильные выражения.

   - Предоставим это моему отцу, сэр,- возразил благоразумный Педгифт.- Отец мой там на месте, ему виднее, а красноречие его можно назвать необыкновенным.

   Он позвонил в колокольчик и приказал слуге отправить телеграмму. Теперь, когда кое-что было сделано, Аллэн потихоньку успокоился. Он снова просмотрел письмо Педгифта и вернул его Педгифту-младшему.

   - Можете вы по письму угадать план вашего отца оправдать меня в глазах моих соседей? - спросил он.

   Педгифт-младший, внимательно прочитав его, покачал своей умной головой.

   - Его план, кажется, имеет некоторое отношение, сэр, к его мнению о мисс Гуильт.

   - Желал бы я знать, что он думает о ней? - сказал Аллэн.

   - Я не стану удивляться, мистер Армадэль,- отвечал Педгифт-младший,- если его мнение изумит вас, когда вы его услышите. Отец мой имеет большой опыт в знании негативных, темных сторон женской натуры. Ведь он учился своей профессии в уголовном суде.

   Аллэн не расспрашивал более. Ему, видимо, не хотелось продолжать этот разговор, хотя он сам его начал.

   - Займемся чем-нибудь, чтобы убить время,- сказал он.- Соберем вещи и заплатим по счету.

   Они уложились и заплатили, отправились на вокзал. Наконец поезд в Норфольк отправился.

   Пока путешественники возвращались, телеграмма, подлиннее аллэновой, летела мимо них по проводам в обратном направлении - из Торп-Эмброза в Лондон. Телеграмма была в цифрах и могла быть расшифрована таким образом:

   "От Лидии Гуильт к Марии Ольдершо - приятное известие! Он возвращается; я намерена иметь с ним свидание. Все, кажется, хорошо. Теперь, когда я оставила коттедж, мне нечего опасаться пытливых женских глаз, и я могу ходить, куда мне угодно; к счастью, мистера Мидуинтера здесь нет. Я еще не отчаиваюсь сделаться миссис Армадэль. Что бы ни случилось, будьте уверены, что я не поеду в Лондон, пока не удостоверюсь, что шпионы не последуют за мною до вашего дома. Я не тороплюсь оставить Торп-Эмброз, я намерена даже прежде видеться с мисс Мильрой".

   Вскоре после того как эта телеграмма была получена в Лондоне, Аллэн вернулся домой. Был вечер. Педгифт-младший только что оставил его, а Педгифт-старший должен был приехать по этому делу через полчаса.

  

   После совещания с сыном Педгифт-старший один отправился на свидание с Аллэном в его дом.

   Кроме разницы в летах, сын был таким верным отражением внешности и характера отца, что знакомство с одним Педгифтом было почти равнозначно знакомству с обоими. Увеличьте несколько рост и полноту Педгифта-младшего, прибавьте смелости к его юмору, спокойствие и основательность к его самоуверенности - и наружность и характер Педгифта-старшего предстанут пред вами.

   Стряпчий поехал в Торп-Эмброз в своем собственном щегольском гиге {Гиг - легкий быстроходный экипаж.}, запряженном его знаменитой быстроногой лошадью, которым имел привычку сам править. Нужно отметить, что в манере одеваться он и сын имели иногда некоторые различия. Отец в своей одежде любил спортивные фасоны. Суконные панталоны Педгифта-старшего узко обтягивали его ноги; сапоги и в сухую, и в дождливую погоду имели одинаково толстую подошву; карманы сюртука закрывали ему бедра, а любимый летний галстук из светлой кисеи с крапинками был завязан щегольским маленьким бантом. Он употреблял табак, как и сын, но в иных целях. Молодой человек курил, а старший нюхал, и близкие его друзья примечали, что он всегда держал свою "щепотку" между табакеркой и носом, когда собирался завершить хорошее дельце или сказать острое словцо. Дипломатическое искусство занимает важное место в деятельности всех людей, имевших успех в юриспруденции. Дипломатия мистера Педгифта была одна и та же за всю его карьеру, при каждом случае, когда он видел, что его искусство в убеждении требовалось при свидании с другим человеком. Он непременно приберегал самый сильный аргумент или самое смелое предложение к концу и непременно вспоминал его у дверей (когда уже простился), как будто это было чисто случайное соображение, только в эту минуту пришедшее ему в голову. Его друзья, знавшие по опыту этот способ действия, назвали его в шутку "постскриптум Педгифта". Немногие в Торп-Эмброзе не знали, что значило, когда стряпчий вдруг останавливался у открытой двери, тихо возвращался к своему стулу, держа щепотку табаку между табакеркой и носом и говоря: "Кстати, вот что пришло мне в голову", и тотчас же решал вопрос, который казался неразрешимым за минуту перед тем.

   Вот каков был человек, которого ход событий в Торп-Эмброзе капризно поставил на первое место. Это был единственный друг, к которому Аллэн в своем одиночестве мог обратиться за советом в час нужды.

   - Добрый вечер, мистер Армадэль. Очень благодарен вам за ваше внимание к моему весьма неприятному письму,- весело сказал Педгифт-старший, входя в дом клиента.- Я надеюсь, сэр, вы понимаете, что мне не оставалось ничего больше, как написать такое письмо.

   - Я имею очень мало друзей, мистер Педгифт,- отвечал Аллэн просто,- но я уверен, что вы принадлежите к их числу.

   - Очень вам обязан, мистер Армадэль. Я всегда старался заслужить ваше доброе мнение и намерен, если могу, заслужить его теперь. Я надеюсь, сэр, что вам было удобно в лондонской гостинице? Мы называем ее "нашей" гостиницей. Там, в погребе, есть редкое старое вино, на которое я непременно обратил бы ваше внимание, если бы имел честь быть с вами. Мой сын, к несчастью, не знает никакого толка в винах.

   Аллэн чувствовал свое трудное положение в этих краях так сильно, что не был расположен говорить ни о чем, кроме главного дела. Вежливая метода его стряпчего постепенно приблизиться к тягостному предмету, о котором они должны были говорить, скорее раздражала, чем успокаивала его. Он тотчас приступил к делу по-своему резко и откровенно.

   - Гостиница была очень удобна, мистер Педгифт, и ваш сын был очень добр ко мне. Но мы теперь не в Лондоне, и я желаю говорить с вами о том, как мне опровергнуть ложь, которую здесь разболтали обо мне. Только покажите мне человека! - покраснев, закричал Аллэн.- Покажите человека, который говорит, что я боюсь появиться здесь, и я публично отхлещу его, прежде чем для него настанет завтрашний день.

   Педгифт-старший взял щепотку табака и спокойно задержал ее между табакеркой и носом.

   - Вы можете отхлестать одного человека, сэр, но вы не можете отхлестать обывателей целого города,- вежливо сказал стряпчий своим обычным спокойным тоном.- Мы будем сражаться, не заимствуя оружия у кучера, по крайней мере, теперь.

   - Но как мы начнем? - с нетерпением спросил Ал-лэн.- Как я могу опровергнуть гнусную клевету, которую распространяют обо мне?

   - Есть два способа выйти из вашего неловкого положения, сэр, способ быстрый и способ продолжительный,- отвечал Педгифт-старший.- Быстрый способ - который всегда бывает и лучшим - пришел мне в голову после того, как я услышал о вашем решении в Лондоне от моего сына: я так понял, что вы позволили ему, получив мое письмо, удостоить меня вашего доверия. Я сделал определенное заключение из того, что он сказал мне, с которым я считаю необходимым ознакомить вас теперь. Пока же я буду рад узнать, при каких обстоятельствах поехали вы в Лондон наводить эти неприятные справки о мисс Гуильт. Вам самим пришло в голову нанести этот визит миссис Мэндевилль, или вы действовали под влиянием какой-нибудь другой особы?

   Аллэн колебался.

   - Я не могу по совести сказать вам, что это пришло в голову мне самому,- отвечал он и не сказал ничего более.

   - Я так и думал,- заметил Педгифт-старший с торжеством.- Быстрый способ выйти из нашего настоящего затруднения, мистер Армадэль, зависит от той другой особы, под влиянием которой вы действовали. Эта другая особа должна быть представлена вниманию публики и занять свое настоящее место. Прежде всего скажите ее имя, сэр, и мы тотчас перейдем к решительным действиям.

   Я с сожалением должен сказать, мистер Педгифт, что мы должны взяться за продолжительный способ,- отвечал Аллэн спокойно.- Быстрый способ я не могу принять в этом случае.

   Люди, имевшие успех в юридической профессии, никогда не принимают "нет" за ответ. Педгифт-старший имел успех в своей профессии и не хотел теперь принять "нет" за ответ. Но всякое упорство, включая упорство и юриста, имеет свои границы, а юрист, укреплявший свое упорство расчетом на свой опыт и щепотками табака, достиг этих границ в самом начале свидания. Невозможно, чтоб Аллэн не мог понять, что миссис Мильрой вероломно притворилась, будто оказывает ему доверие. Но он имел уважение честного человека к своему слову - уважение, когда держат это слово до конца, независимо от обстоятельств, и настойчивости Педгифта-старшего не удалось ни на волос сдвинуть его с той позиции, которую он занял. "Нет" - это сильное выражение на английском языке в устах каждого, кто имел мужество повторять его довольно часто в подобных случаях.

   - Очень хорошо, сэр,- сказал стряпчий, признавая свое поражение без малейшего гнева.- Выбор зависит от вас, и вы выбрали. Мы возьмем способ продолжительный. Он начинается, позвольте мне сообщить вам, из моей конторы и ведет, как я сильно подозреваю, по очень грязному пути к мисс Гуильт.

   Аллэн посмотрел на своего стряпчего с безмолвным удивлением.

   - Если вы не хотите называть особу, на которой лежит главная ответственность в розысках, в которые, к несчастью, вы впутали себя,- продолжал Педгифт-старший,- единственный другой способ в нашем настоящем положении состоит в том, чтобы оправдать эти розыски.

   - А как это сделать? - спросил Аллэн.

   - Доказать всему городу, мистер Армадэль, то, в чем я твердо уверен, что предмет общественного покровительства не что иное, как искательница приключений самого низкого разряда, неоспоримо недостойная и опасная женщина. Говоря попросту, сэр, придется затратить и немало времени и немало денег на то, чтобы узнать правду о мисс Гуильт.

   Прежде чем Аллэн успел ответить, в дверь сначала постучали, а потом вошел слуга.

   - Я сказал, чтобы мне не мешали,- раздраженно повысил голос Аллэн.- Господи Боже мой! Неужели этому никогда не будет конца? Еще письмо?

   - Да, сэр,- сказал слуга, подавая письмо, и шепнул на ухо своему господину: - Ждут ответа.

   Аллэн посмотрел на адрес отправителя письма, весьма естественно ожидая увидеть почерк жены майора. Ожидание это не оправдалось. Его корреспондентка была, по-видимому, дама, но не миссис Мильрой.

   - От кого это? - спросил Аллэн, машинально смотря на Педгифта, когда распечатывал конверт.

   Педгифт тихо постучал по табакерке и сказал без малейшего сомнения:

   - От мисс Гуильт.

   Аллэн распечатал письмо. Первые два слова в этом письме были повторением двух слов, только что произнесенных юристом. Это письмо было от мисс Гуильт.

   Аллэн еще раз посмотрел на своего стряпчего с безмолвным удивлением.

   - Я много их знал в мое время, сэр,- объяснил Педгифт со скромностью и достоинством, приличным человеку его лет.- Не таких красавиц, как мисс Гуильт, в этом я согласен, но таких же зловредных. Читайте ваше письмо, мистер Армадэль, читайте.

   Аллэн прочел.

   Мисс Гуильт свидетельствует свое уважение мистеру Армадэлю и желает знать: удобно ли будет ему назначить ей свидание или сегодня вечером, или завтра утром. Мисс Гуильт не извиняется за свою просьбу. Она полагает, что мистер Армадэль исполнит ее просьбу по долгу справедливости к беззащитной женщине, к оскорблению которой он был невинным орудием и которая горячо желает оправдаться в его глазах.

   Аллэн молча подал письмо стряпчему с выражением недоумения и печали на лице. Лицо Педгифта выразило только одно чувство, когда он прочел письмо в свою очередь и вернул его Аллэну,- чувство глубокого восторга.

   - Какой юрист получился бы из нее, если б она была мужчиной! - воскликнул он с жаром.

   - Я не могу принимать этого так легко, как вы, мистер Педгифт,- отвечал Аллэн.- Это меня ужасно расстраивает. Я так ее любил,- прибавил он тихим голосом.- Я так ее любил!..

   Педгифт вдруг сделался серьезным.

   Вы хотите сказать, сэр, что вы желаете видеться с мисс Гуильт? - спросил он с выражением искреннего испуга.

   Я не могу обращаться с нею жестоко,- возразил Аллэн.- Это ужасно расстраивает меня. Я послужил причиной оскорбления ее без собственного намерения - это известно Богу! Я не могу после этого жестоко обращаться с нею.

   Мистер Армадэль,- ответил стряпчий,- вы сделали мне честь сказать несколько минут назад, что вы считаете меня вашим другом. Могу я, основываясь на этом, задать вам два вопроса, прежде чем вы прямо устремитесь к вашей погибели?

   - Задавайте вопросы, какие вам угодно,- сказал Аллэн, глядя на единственное письмо, полученное им от мисс Гуильт.

   - Вам уже была расставлена западня, и вы попались в нее. Вам, верно, хочется попасть в другую?

   - Вы знаете ответ на этот вопрос, мистер Педгифт, так же хорошо, как и я.

   - Я опять постараюсь, мистер Армадэль. Мы, юристы, нелегко теряем уверенность. Как вы думаете, можно ли будет поверить тому, в чем мисс Гуильт будет вас уверять после того, что вы и сын мой узнали в Лондоне?

   - Она может объяснить то, что мы узнали в Лондоне,- сказал Алл