Жаколио Луи - Грабители морей

ем этаже не заметно было никаких особенных признаков, за исключением следов поспешного отъезда.

   - Посмотрим наверху, - сказал адмирал.

   Войдя в первую же комнату, они невольно вскрикнули: на камине стояла непотушенная лампа и горела среди белого дня.

   - Это серьезный признак, - заметил Надод. - Должно быть, Пеггам после вчерашней казни опомнился и вернулся сюда.

   - Вообще он очень неосторожен, ваш Пеггам, - сказал Коллингвуд. - Ну разве можно оставлять врага позади себя, не удостоверившись в его смерти?

   - Вот поэтому-то он, вероятно, и возвратился сюда, - продолжал Надод. - Разумеется, это он зажег лампу и потом забыл ее погасить.

   - Но этим все-таки не объясняется его отсутствие в данную минуту.

   - Это верно, и я даже...

   Он вздрогнул и не договорил.

   - Посмотрите! - вскричал он. - Посмотрите вот сюда... около окна...

   В указанном направлении виднелось на паркете кровавое пятно.

   - Кровь! - вскричал адмирал не в силах будучи подавить свое волнение. - Кровь! Она еще свежая!.. Не прошло и двух часов, как она пролита!..

   - Что такое здесь произошло? - задумчиво произнес Надод и тревожно оглянулся кругом.

   Наклонившись, он поднял с пола пук рыжеватых, с сильной проседью волос.

   - Ведь это волосы Пеггама, - сказал он, показывая пучок Коллингвуду.

   - Тут была какая-то борьба, - заметил адмирал, - быть может, борьба на смерть.

   - Сойдемте в подвал, - предложил Надод, у которого вдруг мелькнула догадка. - Быть может, там мы найдем объяснение.

   Сердца обоих злодеев сильно бились, когда они спускались по узкой каменной лестнице в подземелье, где совершена была лютая казнь над несчастным Перси.

   Войдя в подвал, Надод пошатнулся и едва не выронил из рук лампу.

   Вырытая накануне яма была разрыта и пуста. Клерк Джошуа куда-то исчез.

   - Не может быть, чтобы он выбрался отсюда сам, своими собственными усилиями! - вскричал Надод. - Но кто же это мог оказать ему поддержку?

   - Слишком уж много было здесь народа давеча, - сентенциозно заметил адмирал. - Разве не могло найтись изменника в такой толпе?

   - Я ручаюсь за всех, бывших здесь вчера с нами, - возразил Красноглазый.

   - А между тем факт свидетельствует красноречиво. Если, как вы говорите, негодяй не мог убежать сам, то, стало быть, кто-нибудь из присутствующих здесь ему помог.

   - Вы рассуждаете вполне логично, но все-таки я не допускаю измены со сторон наших. Тут были исключительно такие лица, семьи которых живут на Безымянном острове, следовательно, их преданность товариществу гарантирована вполне.

   - Во всяком случае, часть тайны для нас объясняется: возвращаясь сюда ночью, Пеггам зажег лампу, но только что успел это сделать, как на него напали те, которые помогли Перси бежать. Пеггам сопротивлялся, получил рану - и вот происхождение пятна на полу. Судя по количеству крови, рана была незначительна, так что Пеггам не умер, а унесен отсюда живым. Я положительно уверен, что он в настоящую минуту находится на одном из норрландских кораблей...

   Это рассуждение адмирал закончил многозначительной фразой:

   - Скоро ли наша очередь придет?

   - Я нахожу, что вы правы, - задумчиво произнес Надод. - По всей вероятности, все произошло так, как вы говорите. Меня удивляет одно, почему Пеггам не убит в битве? Ведь он знает, что его ждет... Как мог он отдаться в руки врагов живым?

   - Но что он жив - это несомненно, иначе убийцы оставили бы его тут. Зачем бы им уносить его труп?

   - Гипотеза вполне правдоподобная, - согласился Красноглазый.

   - Теперь нам остается только позаботиться о собственной нашей безопасности, а для этого самое лучшее - уехать немедленно из Лондона, да, пожалуй, и из Англии...

   Этот разговор происходил в верхнем этаже, куда оба злодея поспешили вернуться, удостоверившись в побеге Перси.

   - Я не разделяю вашего мнения, - сказал задумчиво адмирал.

   - Вы ведь знаете Фредерика Биорна. От него нам нечего ждать пощады ни в каком случае. Зачем нам отказываться от нападения на Розольфсе? Это можно сделать и без Пеггама. Если вы уверены, что собранный вами отряд не откажется вам повиноваться.

   - В повиновении-то я уверен, но все-таки об этом надо подумать... Я, право, не знаю еще, на что решиться...

   В эту минуту в нижнем этаже дома раздался легкий стук, как будто ветер хлопнул незапертою дверью, но ни Надод, ни Коллингвуд не слыхали этого, поглощенные своим разговором.

   - Как! Вы колеблетесь? - вскричал Коллингвуд. - Неужели вы не чувствуете, до какой степени тяжело и невыносимо наше положение? Неужели вам не случалось ни разу задаться вопросом: "А что со мною будет?" Ложиться вечером спать, не зная, придется ли утром проснуться в собственной постели, не пить и не есть без того, чтобы не подумать: "А вдруг мне подсыпали чего-нибудь наркотического?" Согласитесь, что ведь это ужасно... Не знаю, как вы на это смотрите, но мне надоело жить такою жизнью. Я не могу... Уж лучше смерть... едемте же немедленно, потому что я нигде не чувствую себя в безопасности...

   - Хорошо. Будь по-вашему. Мы отправимся в Розольфсе, и так как кровь требует крови, то мы пойдем до конца. До тех пор, пока норрландцы не будут истреблены до последнего человека, мы не положим оружия...

   - В добрый час! - вскричал адмирал. - Вот это называется быть мужчиной.

   С этими словами он пошел было к дверям, но Надод остановил его жестом.

   - Пожалуйста, повремените еще одну минуту. Я велел своим сыщикам прийти сюда и сообщить мне о результате их поисков. Они скоро придут, я уверен в их аккуратности... Слышите? По лестнице кто-то поднимается... Наверное, это они.

   В дверях показались два человека, смуглые и черноволосые, как цыгане. Они остановились с заискивающим выражением лица и низко, почтительно поклонились.

   Надод смертельно побледнел. Вообще, нервы злодеев были до такой степени натянуты, что самое незначительное происшествие принимало в их глазах необычайные размеры.

   - Что вам нужно? Как вы смели войти сюда без позволения? - спросил Коллингвуд.

   - Ваше сиятельство, - отвечал один из цыган, с самым ужасным акцентом, так что адмирал насилу мог понять слова. - Не извольте гневаться. Мы пришли сюда показать, как работает друг Фриц. Старый джентльмен хотел купить Фрица, чтобы забавлять экипаж.

   - Чего от нас нужно этому дикарю? Какой такой друг Фриц, которого он предлагает нам купить? В Англии людей не покупают. Вот тебе полкроны, приятель, и уходи отсюда, не мешай нам.

   - Друг Фриц, ваше сиятельство, не человек. Мы сейчас покажем вашему сиятельству, что такое друг Фриц.

   Цыган потянул веревку, обмотанную у него вокруг пояса, и подтащил к порогу двери огромного белого медведя, который зарычал довольно грозно, хотя и был в наморднике.

   - Ну, друг Фриц, поклонись джентльмену! - сказал вожак.

   Медведь начал кивать своей огромной головою направо и налево, но продолжал при этом громко рычать.

   - Друг Фриц, поклонись другому джентльмену, - продолжал вожак.

   Медведь опять покивал головою.

   - Друг Фриц у нас очень вежлив, ваше сиятельство, - заметил вожак.

   Надод и Коллингвуд рассмеялись. Страх их успел совершенно рассеяться.

   - Неужели, Надод, наш Пеггам не шутя хотел купить этого ужасного зверя? - спросил Коллингвуд. - Скажите, вы этому верите?

   - Я бы нисколько не удивился, - отвечал Красноглазый. - Старику приходили иногда в голову самые нелепые фантазии; я помню, он говорил мне, что собрал на своем острове коллекцию всевозможных животных со всех концов мира. Очень возможно, что он встретил этих цыган, и медведь ему понравился, так как зверь действительно замечательный...

   - Именно так, ваше сиятельство, - подтвердил цыган, вслушиваясь в разговор. - Старый джентльмен видел работу друга Фрица, остался очень доволен и пожелал его купить... Ну, друг Фриц, потанцуй для джентльмена, покажи, какой ты мастер.

   Медведь принялся танцевать на одном месте, оставаясь в амбразуре дверей.

   - Теперь, друг Фриц, потанцуй для другого джентльмена.

   Медведь повторил представление.

   Другой цыган стоял сзади на лестнице в задумчиво-ленивой позе, свойственной этому беспечному и мечтательному племени.

   - Теперь друг Фриц проглотит голову своего хозяина, - продолжал вожак, - а потом выпустит ее, как только хозяин ему прикажет. Это будет очень забавно.

   Цыган стал снимать с медведя намордник.

   - Не смей снимать! - вскричал Коллингвуд.

   Но уже было поздно: в один миг с медведя был снят не только намордник, но и ошейник. Почувствовав себя на свободе, гражданин полярных стран громко зарычал от радости и несколько раз раскрыл свою огромную пасть, как бы вознаграждая себя за долгое пребывание с запечатанною мордой.

   - Ну, друг Фриц, позабавь джентльмена, проглоти голову своего хозяина.

   Цыган заставил медведя встать на колени и сунул свою голову ему в пасть.

   Голова поместилась там целиком.

   Затем послышался глухой голос вожака, говорившего из пасти медведя.

   - Ну, друг Фриц, возврати голову твоего хозяина.

   Голова появилась на свет Божий, вся замоченная слюною зверя.

   Медведь занял прежнее место в дверях, как будто нарочно заграждая кому-то вход и выход, и начал тихонько приплясывать, топчась на одном месте и поматывая своей чудовищной головой.

   - Ну, однако, довольно, - сказал Коллингвуд. - Надевайте на медведя намордник и ошейник и уходите отсюда.

   Произнеся эти слова нервно и раздражительно, адмирал бросил цыганам соверен в вознаграждение за их труд.

  

   Надод стоял в задумчивости. Слыша, как около него то и дело произносили: "друг Фриц, друг Фриц", он старался припомнить, где он раньше слышал эту странную кличку. Она напоминала ему что-то знакомое, что-то виденное и пережитое, но что именно - он совершенно позабыл.

   Время от времени он недоверчиво взглядывал в лицо цыгану, но ничего не мог прочесть в его бронзовых непроницаемых чертах.

   Адмирал, теряя терпение, повторил свой приказ, и цыган, по-видимому, уже хотел покориться. По крайней мере он взял намордник и стал надевать его на друга Фрица, но вкусивший свободы медведь оказал сопротивление и глухо зарычал.

   - Что это значит? - спросил адмирал, видя, что цыган собирается оставить медведя в покое.

   - Друг Фриц не хочет намордника, а когда друг Фриц чего-нибудь не захочет, его трудно принудить...

   - Так убирайтесь вы отсюда с вашим медведем! - вскричал Коллингвуд. - Скорей! Живо!

   - Пойдем, друг Фриц, а то барин гневается, - сказал цыган, стараясь говорить самым нежным голосом.

   Но друг Фриц даже ухом не повел. Ему, по-видимому, было хорошо и тут.

   - Друг Фриц не хочет уходить, - плачевным тоном произнес цыган, - а когда друг Фриц чего-нибудь не хочет, его ничем не заставишь.

   - Убирайся к черту со своим зверем, а не то я приму свои меры...

   - О, друг Фриц не боится никаких мер. Когда он заупрямится, то уж никого не послушает.

   - Да ты что же? Смеешься, что ли, надо мною?

   - Я спрашивал друга Фрица, почему он не хочет уходить, и он ответил, что желает дождаться старого джентльмена.

   - Нет, уж это слишком!.. Уберетесь вы отсюда или нет? - вскричал адмирал, подняв трость и подходя к цыгану.

   - Если вы меня тронете, друг Фриц растерзает вас, - сказал цыган.

   Решительный тон его подействовал на адмирала; Коллингвуд остановился.

   - Прекрасно! - вскричал он вне себя от ярости. - Оставайся тут со своим медведем хоть до скончания века, а мы уйдем. Пустите нас!

   Адмирал направился к двери. Надод - за ним.

   Но и тут вышла неудача. Медведь, сидя в дверях на задних лапах, злобно зарычал и щелкнул зубами.

   - Уйми его и вели посторониться! - приказал Коллингвуд вожаку.

   Цыган дал такой ответ, от которого сцена превратилась в настоящую комедию.

   - Друг Фриц очень вас любит, - сказал он, а кого друг Фриц любит, того желает видеть постоянно при себе.

   - Стало быть, мы под арестом? - вскричал Коллингвуд, рассердясь до пены у рта.

   - Нет, вы не под арестом, но другу Фрицу хочется посидеть с вами подольше.

   - Наконец, всему же есть граница!.. Пропустишь ты нас или нет?

   - Вы не пройдете, - решительным тоном произнес цыган, но в тоне его прозвучала легкая нотка раздражения, которой адмирал в своем гневе не расслышал, но которая поразила Надода.

   - Не пройдем?.. Это почему?.. - спросил адмирал, стараясь по возможности сдерживаться.

   - Потому что друг Фриц не хочет, - по-прежнему твердым тоном отвечал цыган.

   - Постой же, негодяй! Я тебе покажу, как смеяться над нами!

   И прежде, чем Надод успел его остановить, адмирал поднял трость и ударил цыгана по плечу.

   Вся кровь бросилась в голову бродяге. Он хрипло вскрикнул и схватился за кинжал, торчавший за поясом. Лезвие сверкнуло - и Надод так и ждал, что оно вот-вот вонзится в грудь адмирала... Но нет, цыган сдержался, кинул на адмирала презрительный взгляд и спрятал кинжал в ножны.

   Второй цыган во все продолжение этой сцены не сделал ни малейшего движения, но когда его товарищ убрал кинжал, он сказал ему по-норвежски:

   - Отлично сделали, ваша светлость, что не убили этого негодяя своей рукой: слишком уж велика была бы для него честь.

   Надод побледнел, пошатнулся и упал на пол.

   Он понял все. Норвежский язык был его родной. Все для него объяснялось; он вспомнил, где видел друга Фрица; видел его на маленькой розольфской шхуне, которая спасла бриг "Ральф" от гибели в Мальстреме. Он понял все - и грозящая гибель предстала перед ним воочию.

   Удар был так силен, что Красноглазый не выдержал его и свалился, как подкошенный.

   Несмотря на собственное взволнованное состояние, Коллингвуд не потерялся и брызнул Надоду в лицо воды, полагая, что с ним просто обморок. Когда затем адмирал приподнял товарища, тот оперся на его плечо и сказал шепотом:

   - Соберитесь с духом. Будьте мужчиной. Не показывайте вида... Поищем способ защититься или убежать... Это Биорны!

   Несмотря на подготовление, заключавшееся в начале фразы, адмирал так был поражен, что с ним едва не сделался мозговой удар. Его спасла только новая мысль, молнией промелькнувшая в его голове: "Уж не бредит ли Надод?"

   - Пойдемте, - сказал он Красноглазому. - На воздухе вы освежитесь и вам будет легче...

   Он не успел договорить.

   Надод с силою оттолкнул его и сказал:

   - Взгляните!

   Коллингвуд обернулся - и застыл от ужаса.

   В трех шагах от него стоял человек, глядевший на него и на Надода с уничтожающим презрением.

   Это был герцог Норрландский!

  

   Розольфские корабли "Олаф", "Гаральд" и "Магнус" уже три недели как вышли из устья Темзы и на всех парусах шли в Розольфский фиорд, которого не видали более года. Радость матросов была безмерна. Они горели нетерпением поскорее увидать родину, которую любили всем сердцем, несмотря на ее суровую внешность и суровый климат. Вообще давно замечено, что особенною любовью к родине отличаются жители именно суровых стран, как будто борьба с природой усиливает патриотическое чувство. Норрландские моряки и сам герцог с удовольствием покидали лондонскую роскошь, готовясь променять ее на бури севера, на раздолье скога, покрытого следами белых медведей и оленьих стад.

   Корабли шли уже вдоль северных берегов Норвегии, и при виде ее угрюмых скал и фиордов сердца матросов забились от радости, а лица просияли. Еще три дня - и корабль "Олаф" во главе всей эскадры первым вступит в Розольфский фиорд и в тот же вечер все три корабля бросят якорь в воду древней феодальной твердыни, в продолжение десяти веков укрывающей Биорнов и их несметное богатство.

   Герцог и его брат разделяют общее веселье, потому что им удалось сдержать клятву. Убийцы Леоноры и его семьи, убийцы Гаральда и Олафа взяты в плен и находятся на розольфской эскадре, а так как Норрландское герцогство независимо и пользуется правом самостоятельного суда, то Коллингвуда и Надода будут судить там, где они совершали свои злодейства. Рука Биорна не обагрится их нечистой кровью: их осудит и накажет закон. В герцогстве еще действует старинный обычай, подтвержденный Хаккином III Кривым. Этот обычай гласит: "Двадцать четыре обывателя, из самых пожилых отцов семейств, под председательством герцога, произносят приговоры по всем уголовным делам. Исполнение приговора поручается, по жребию, одному из двадцати четырех самых младших обывателей, начиная с двадцатилетнего возраста, если кто-нибудь не вызовется сделать это добровольно".

   В данном случае предполагалось созвать совет старейшин с особенною пышностью, так как он не собирался уже более двух веков.

   Честные, храбрые норрландские моряки пользовались у себя дома полным гражданским миром, и в их среде не случалось не только уголовных преступлений, но даже и тяжб. Все земли обрабатывались сообща, и урожай, приплод скота, а равно и прочие хозяйственные доходы делились между всеми членами общины поголовно. Остаток от деления обыкновенно вносился в казну герцога, который никогда не пользовался им для себя, а употреблял его на нужды своих подданных. В случае какого-нибудь бедствия, например, пожара, наводнения, пострадавшие получали пособие от казны; казна же выдавала молодым новобрачным деньги на первоначальное обзаведение и принимала на себя расход по устройству свадеб. Преступления были настолько редки, что, как мы уже говорили, верховный совет не собирался уже двести лет.

   Фредерик Биорн предполагал воспользоваться этим старинным учреждением для того, чтобы образовать из него род административного совета, который помогал бы молодому Эрику управлять герцогством во время отсутствия Фредерика и Эдмунда, собиравшихся, как известно, предпринять экспедицию для отыскания Магнуса Биорна. Они не надеялись отыскать его живым, но во всяком случае, хотели открыть его следы в Северном море.

   Прежде, чем предпринять эту экспедицию, они, однако, должны были совершенно обезопасить себя со стороны "Грабителей морей". Коллингвуд и Надод были в их руках, но по совершении над ними казни нужно было отделаться и от Пеггама. Фредерик и Эдмунд знали об его твердом намерении разрушить Розольфский замок и овладеть хранящимися там сокровищами. Покуда Пеггам жив, нечего было и думать об отдаленной экспедиции, в противном случае, по возвращении домой, братья Биорны рисковали найти замок разрушенным, а Эрика убитым. Правда, Пеггам исчез, но нужно было удостовериться в его смерти, потому что исчезновение могло быть с его стороны лишь новою хитростью.

   С самой той ночи, когда нотариус попался в руки клерку мистера Джошуа, ни о нем, ни о клерке не было ни слуху ни духу. Оба точно в воду канули.

   В самый разгар ожесточенной борьбы между Пеггамом и Перси выследивший их розольфский лазутчик поспешно вернулся к своим и донес, что грозный атаман бандитов находится в Блэкфрайярсе. Туда сейчас же бросился герцог Фредерик со своими верными слугами Гуттором и Грундвигом, но опоздал: в доме уже не было никого. Только кровавое пятно, замеченное впоследствии Надодом и Коллингвудом, свидетельствовало о какой-то борьбе, происшедшей в жилище Пеггама.

   Герцог Норрландский сбил с ног всех своих лазутчиков, велел осмотреть все больницы и частные лечебницы: ни Перси, ни Пеггама нигде не оказалось. И не было никаких данных, чтобы осветить эту тайну. Неужели Перси убил Пеггама? Этот вопрос невольно являлся каждому, но как-то не верилось чтобы это была правда. От ответа на этот вопрос зависел дальнейший образ действий Фредерика Биорна. Если Пеггам убит, то, следовательно, у герцога Норрландского развязаны руки и он может спокойно предпринять экспедицию к северному полюсу.

   Общество "Грабителей", лишенное главы, становилось не опасно для Розольфского поместья, потому что заменить чичерского нотариуса не мог решительно никто: он не имел помощников, не желая ни с кем делиться властью. После него оставались только начальники отделов, вроде Надода, даже не знавшие друг друга в лицо и не принятые на Безымянный остров.

   Следовательно, они не могли соединиться и вновь сплотить товарищество, тем более, что они даже не знали, как проехать на остров. Дорогу туда знали только Пеггам да два капитана, с которыми он туда ездил, не пуская их без себя.

   Кажется, во всем мире ни разу еще не было такого идеально организованного товарищества, как товарищество "Грабителей морей".

   Мы должны кроме того прибавить, что по причине своеобразного расположения острова, ни один из этих двух капитанов не мог попасть туда без помощи и руководства Пеггама, иначе их корабли погибли бы в волнах.

   Это обстоятельство требует пояснения, которое мы и дадим, пользуясь временем, покуда герцог Норрландский находится со своей эскадрой на пути в Розольфсе. Пора нашим читателям подробно познакомиться с таинственным островом, где должен разыграться последний акт мрачной драмы, нами изображаемой.

   Лет за тридцать пять перед тем, как Пеггам только что получил от своего отца в наследство нотариальную контору в Чичестере, у берегов Англии в одну темную ночь разразилась страшнейшая буря. На берег близ Чичестера была выброшена небольшая шхуна, из семи человек экипажа которой был спасен только один капитан. Он оказался по жене сродни Пеггаму, который и приютил его у себя в доме. Тогда капитан сообщил нотариусу, что он сделал одно совершенно невероятное открытие. Пеггам сначала не поверил, подумав, что капитан просто-напросто сошел с ума, тем более, что он и прежде пользовался репутацией совершеннейшего чудака. Речь шла о каком-то острове, который, по странной игре природы, со всех сторон закрыт так, что его ниоткуда не видно.

   Описание острова было тоже совершенно неправдоподобно. По словам капитана, это остров, находившийся среди Ледовитого океана, имел чудный теплый климат и роскошную тропическую растительность; дичи и плодов было там так много, что капитан будто бы прожил там два года со всем своим экипажем, купаясь, как сыр в масле. В заключение он предложил Пеггаму составить компанию для эксплуатации необыкновенного открытия.

   Первое время нотариус только смеялся над рассказами капитана, но потом, слушая, как тот изо дня в день твердит одно и то же, начал склоняться к мысли, что рассказы эти не мешало бы проверить. В конце концов родственники условились отправиться к таинственному острову в небольшой лоцманской лодке, для управления которой достаточно одного матроса и юнги. Пеггам не хотел брать с собою никого по двум причинам: во-первых, чтобы не показаться смешным в случае неудачи, а, во-вторых, чтобы в случае успеха сохранить тайну, так как он уже заранее решил, на что ее можно употребить.

   Взяв с собою на полгода провизии, нотариус и капитан отплыли из Лондона и через две недели прибыли в те воды, где, по словам капитана, лежала таинственная земля.

   - Кажется, мы приближаемся, - сказал однажды вечером капитан, поглядев на морскую карту, где у него было отмечено положение острова.

   - Может быть, но только я ничего не вижу, - отвечал недоверчиво нотариус.

   - Да разве я вам не говорил, что остров невидим? Впрочем, наступает ночь, и я боюсь подъезжать ближе, а то, пожалуй, попадешь в водоворот... Завтра, когда взойдет солнце, можно будет попробовать.

   - Только попробовать? - не без иронии заметил нотариус.

   - Я ведь вам говорил, что приблизиться к острову можно лишь с опасностью для жизни. Я и рисковал жизнью, когда приближался в первый раз, но теперь мне кажется, что я знаю, как нужно подойти к нему, и потому надеюсь, что все обойдется благополучно.

   Ночь наступила темная, безлунная. Пеггам всю ее провел на палубе и нужно сказать правду, чувствовал себя довольно жутко. Море было какое-то зловещее; вдали слышался странный гул, похожий на грохот отдаленных вулканов. По временам темные глубины освещались полосами фосфорического света, потом этот свет снова терялся во мгле и опять наступала непроглядная тьма. Лишь под утро нотариус слегка вздремнул, но вскоре же был разбужен товарищем.

   - Помогите мне повернуть лодку, - кричал капитан, - иначе мы потонем!

   Пеггам бросился к рулю. Лодка прыгала среди бушующих волн, как пробка; море сердито ревело, а между тем ветер был настолько слаб, что едва надувал паруса. Гул вдали не умолкал, и с той стороны, откуда он слышался, поднимался и танцевал красноватый туман, похожий на огромный огонь святого Эльма. Но это явление продолжалось недолго. Свет скоро потух, и лодка поспешила покинуть это опасное место.

   Когда Пеггам попросил капитана объяснить, почему он так отчаянно вопил о помощи, тот ответил:

   - Я дал себя захватить врасплох. Мы неслись прямо на остров и едва не попали в водоворот... Но теперь опасность прошла... Можете спать спокойно, я уж больше не поддамся бесовскому искушению.

   Эта ночь тянулась нескончаемо долго. Бедному нотариусу порою мерещились разные ужасы. Ему казалось, что лодка вот-вот будет проглочена сердитой пучиной...

   Наконец стало светать.

   - Ну, теперь мы поплывем к острову, стараясь попасть в течение, - сказал капитан. - Главное - не надобно терять мужества.

   Нотариус сидел смирно и внимательно следил за действиями своего товарища.

   Через полчаса он закричал не своим голосом:

   - Посмотрите! Посмотрите! Прямо на нас идет смерч! Поверните лодку, иначе он ее потопит!

   Капитан улыбнулся:

   - Успокойтесь. Этот смерч на нас не пойдет. Мы сами нарочно плывем ему навстречу.

   - Но ведь это безумие!

   - Это дорога к острову.

   - Стало быть, ваш остров находится за этим колоссальным столбом воды?

   - Нет, не за ним, а в самой середине его. Этот столб имеет около тридцати миль в окружности. Теперь вы понимаете, почему мой остров невидим?

   Пеггам просто ушам не верил. Он стоял в лодке и таращил глаза на гигантский смерч.

   - А как велика толщина этого водяного столба? - спросил он.

   - Около ста метров. Я понимаю, для чего вы это спрашиваете: вам хочется знать, может ли лодка пробиться через такую массу воды.

   - Вот именно.

   - Я могу вам объяснить этот феномен, так как вполне изучил его во время своего пребывания на острове. До смерча еще далеко - мили три, следовательно, я еще успею рассеять ваши опасения.

   - Как вы назвали свой остров?

   - Никак. Для меня это все равно.

   - В таком случае назовем его Безымянным.

   - Прекрасно... Слушайте же, в чем тут суть. Близ самого острова существует подводный вулкан, находящийся в постоянном действии. Извержения его расходятся под водою в виде короны и кипятят окружающую воду. Образующийся пар сдавливается верхним слоем воды, а вам, конечно, известна сила пара, находящегося под давлением. Чтобы выбиться из-под пресса, он подбрасывает водяной столб вверх, а вода падает обратно вниз, рассыпаясь мелкими брызгами. Вы это сейчас увидите. Испарившаяся часть воды окружает остров, находящийся в центре короны, искусственно нагретою атмосферою, вследствие чего климат там вполне тропический - влажный и теплый. - Удивительно! - пролепетал нотариус. - Непостижимо!

   - Вовсе уж не так непостижимо, как это кажется сначала. Я думаю, что большинство островов вулканического происхождения были прежде точно такими же... по крайней мере в тех случаях, когда извержение происходило в виде короны. В старину, когда подводные вулканы встречались чаще, это явление, по всей вероятности, встречалось в океане на каждом шагу. У древних греческих авторов есть даже на это намек: они описывают, как древние мореплаватели боялись вулканических извержений среди моря, считая эти подводные вулканы отдушинами ада.

   - Я и не подозревал, что вы обладаете такими научными и литературными познаниями.

   - О! Я ведь учился в Кэмбридже, собираясь сделаться пастором, но потом нашел, что это скучно, и сделался моряком... Теперь мне осталось только объяснить вам способ причаливания к острову. Если бы уровень воды вокруг острова был везде одинаков, то к нему нельзя было бы ни подъехать, ни уехать от него, но этого нет и не может быть, по причине вулканического происхождения острова. Вследствие неодинаковости уровня около острова существует необычайно сильное течение, пробивающее в одном месте столб воды и пара. Отдавшись этому течению, можно и подойти к Безымянному острову, и уйти с него.

   - Теперь для меня все ясно. Остается только приложить вашу прекрасную теорию к практике.

   - Это не трудно, но только вы должны мне помогать.

   - С удовольствием. Говорите же, что нужно делать.

   - Во-первых, возьмите веревку и привяжите себя к мачте, чтобы не упасть от сильного толчка, который должна получить лодка. Затем, как только я скомандую, сверните последний парус... Смотрите, как я действую рулем: нужно помешать лодке перекувыркнуться, так как течение давит на нее справа... Ну, вот. Через пять минут мы переедем через водяную стену с быстротою стрелы.

   Пеггам молчал, устремив глаза на величественную колонну, к которой быстро подвигалась лодка.

   Вдруг капитан вскричал громовым голосом:

   - Парус долой!

   Пеггам поспешил исполнить приказание. Последний парус был свернут. Лодка пошла вперед, отдавшись силе течения.

   Больше Пеггам ничего не видел. Он только почувствовал, что его как бы погрузили в теплую купальню.

   Водяную стену миновали.

   Нотариус невольно вскрикнул: лодка вошла в небольшой канал, нарочно прорытый капитаном и его товарищами в первый их приезд к острову. Пеггам увидал землю, покрытую густою растительностью. Было много цветов, и все необыкновенно крупные, но без запаха. На самом берегу росла кокосовая пальма, вероятно, выросшая из семени, занесенного сюда бурей откуда-нибудь с юга.

   - Да здесь настоящий рай! - вскричал чичестерский нотариус. - Здесь можно развести растения и деревья всех сортов, какие только есть в мире!

   Вообще Пеггам не был доволен своим скромным общественным положением. Его давно грызло честолюбие, грызло желание быть богатым и властвовать. По своему характеру он был настоящий тиран, и окружающим приходилось от него порядком терпеть.

   Уже несколько лет у него зародилась мысль воспользоваться глухою враждою, раздиравшею все государства Европы и омрачившею конец XVIII века почти беспрерывными войнами.

   На Безымянном острове эта мысль облеклась для Пеггама в плоть и кровь, и здесь же, на этой девственной почве он положил начало "Товариществу Грабителей", которое в течение сорока лет наводило своими злодействами ужас на всю приморскую Европу. Пеггам был единственным главою этого общества, но делал вид, будто властвует не он, а какой-то тайный совет, которому даже он, Пеггам, беспрекословно повинуется. Свою хитрость он простирал до того, что сам иногда критиковал распоряжения этого мифического совета и грозил "подать в отставку", но "Грабители" обыкновенно упрашивали его остаться. И никто, даже сам Надод, не подозревал, что хитрый нотариус просто играет роль, что никакого совета не существует, что командует "Грабителями" один Пеггам.

   Таков был способ, при помощи которого чичестерский нотариус поддерживал свою власть. Другой его способ заключался в том, чтобы доставлять "Грабителям" всяческие наслаждения и наполнять их карманы золотом. Мы уже знаем из собственных его слов, что самые надежные из бандитов были поселены на острове с тем, чтобы один год отдыхать, а другой работать - поочередно.

   В несколько лет ему удалось превратить свой остров в волшебную страну, кипящую медом и млеком. Вследствие этого бандиты всячески старались отличиться, чтобы только попасть на сказочный остров, и лезли из кожи, угождая Пеггаму.

   Как подойти к острову, знал только один начальник "Грабителей". Лишь только какой-нибудь его корабль приближался к водяной стене, Пеггам сейчас же запирал капитана в каюту и сам брался за руль. Также поступал он и при отъезде с острова.

   Такая организация давала преступному товариществу огромную силу, но, с другой стороны, в случае исчезновения или смерти Пеггама, оно совершенно распалось бы и уничтожилось. Кроме того, поселенная на острове колония не могла бы оттуда выйти, и ей пришлось бы удовольствоваться местными ресурсами, которые хотя и значительно увеличились за тридцать пять лет, но все же, при увеличении населения, оказались бы в конце концов недостаточными.

   Об этом неудобстве Пеггам размышлял не однажды, но принятие соответствующих мер постоянно откладывал. Прежде он рассчитывал непременно принять эти меры, когда сам состарится, но по мере приближения старости властолюбивый нотариус все крепче и крепче держался за свою власть и все ревнивее оберегал ее от всякого совместительства. Своему любимцу Перси он многое доверял, но ни об острове, ни о таинственном правлении товарищества "Грабителей" не сообщал ему никаких подробностей. Быть может, Пеггам в конце концов решился бы сделать Перси своим помощником и назначить его своим преемником на случай смерти, но клерк мистера Джошуа желал поскорее насладиться жизнью и кроме того, сам никого не любя, не верил и в любовь к нему Пеггама. Таким образом, Перси обманул все расчеты старика, и мы уже видели, чем кончились их отношения.

   Ежегодно нотариус проводил на острове от восьми до десяти месяцев, наслаждаясь жизнью, как восточный деспот, и в то же время подготавливая будущие экспедиции. Приезжая в Лондон, он принимал от своих шпионов доклады о выслеженных больших богатствах, о положении богатых замков и отелей, об отходящих и возвращающихся кораблях и раздавал свои приказания капитанам и начальникам отделов, предоставляя им действовать за собственною их ответственностью.

   В Чичестере он ежегодно появлялся тоже не более чем на один месяц. Конторою управлял его родной брат вместе с почтенным Ольдгамом. В первое время такое отношение к своему прямому делу казалось публике крайне странным, но когда клиенты убедились, что Пеггам необыкновенно выгодно помещает их деньги и платит огромные проценты, то все примирились с абсентеизмом нотариуса, и в его конторе сосредоточились чуть ли не все капиталы графства Валлийского. Бедные и богатые одинаково верили ему и стали находить вполне естественным, что он живет в Лондоне: очевидно, он там выискивал наиболее выгодное помещение для вверяемых ему капиталов.

   Таково было происхождение и устройство удивительного товарищества "Грабителей", которое родилось с Пеггамом и с ним же уничтожилось в силу вещей. Вообще он был человек необыкновенно даровитый и наделал бы чудес, если бы деятельность его была направлена не на зло, а на благо.

   По отъезде с острова первым его делом было обеспечить за собою исключительное им обладание. Накануне прибытия в Лондон он хладнокровно, без малейшего колебания, подошел к задремавшему у руля капитану и, быстро приподняв его за ноги, сбросил в воду.

   Сделано это было так ловко и быстро, что несчастный на первых порах приписал свое падение несчастному случаю.

   - Пеггам! - крикнул он, плывя по воде. - Пеггам!.. Помогите!.. Бросьте мне веревку!..

   Но Пеггам сейчас же после совершения своего злодейства лег на дно лодки и притворился спящим. Бедный капитан поверил этому в простоте души. Лодка двигалась медленно, паруса ее были убраны. Утопающий пустился ее догонять вплавь и, наверное, догнал бы, но Пеггам, вдруг вскочив на ноги, поставил все паруса. Лодка помчалась быстрее. Только тут понял бедный капитан, в чем дело.

   - Подлец! Подлец! - крикнул он.

   От страха и волнения с ним сделались судороги, и он пошел ко дну, в последний раз прокричав проклятие своему убийце.

   Злодей Пеггам остался единственным обладателем тайны Безымянного острова.

  

   Герцогу Норрландскому не хотелось уезжать из Лондона, не получив достоверных сведений об участи Пеггама, так как задуманная экспедиция не могла состояться, покуда жив этот зловредный старик. Грундвиг, волнуемый дурными предчувствиями, не одобрил медлительности герцога и настаивал на скорейшем отъезде домой.

   - Подожди еще сутки, - возражал ему герцог. - Ведь нам же нужно собрать справки о Пеггаме, а в Розольфсе мы не можем этого сделать.

   - Как знать! - сквозь зубы бормотал верный слуга. - Там-то мы, быть может, и узнаем о нем скорее всего.

   Вслух он не решался высказать своих соображений, чувствуя их неосновательность, но тем не менее его словно какая-то сила влекла поскорее домой.

   - Знаешь, Грундвиг, это у тебя какая-то мания, - говорил герцог. - Ну для чего мы вернемся в Розольфсе, не узнав достоверно, куда девался Пеггам? Ведь нам опять придется ехать в Лондон, потому что эти справки для нас необходимы. Мне самому хочется поскорее казнить злодеев, но если мы не оградим себя со стороны Пеггама, то навлечем на себя погибель. Впрочем, так и быть, даю тебе слово, что если и завтра мои розыски не приведут ни к чему, то мы уедем во всяком случае.

   Настойчивость Грундвига принесла свои плоды. На следующий день розольфская эскадра вышла из Лондона, а через две недели уже вступила в норрландские воды.

   Вечером того дня, когда вдали показался Розольфский мыс, Грундвиг стоял, опираясь о борт "Олафа", и с глубоким умилением глядел на родные берега. Вместе с тем его сердце по-прежнему сжималось от дурного предчувствия, и он шептал про себя:

   - Нет, право, какая-то беда носится в воздухе. Да сохранит Бог герцога и его семью! Да отвратит он от них погибель!

   Уезжая из Лондона, герцог Норрландский оставил там своего доверенного человека в лице капитана Билля, выказавшего во время последних передряг необычайную находчивость и редкую сообразительность. У братьев Беринг ему был открыт неограниченный кредит, и вообще он получил от герцога самые широкие полномочия относительно розысков Пеггама и Перси.

   Разумеется, от него никто не ожидал, чтобы он захватил в свои руки начальника "Грабителей" - это было не по силам одному человеку, но ему было поручено, если он отыщет бывшего клерка мистера Джошуа, вступить с ним в переговоры и привлечь его к союзу с норрландцами. Надо заметить, что лазутчики герцога выследили Пеггама, когда он входил в свой дом в Блэкфрайярсе, и поспешили об этом донести. Когда герцог с Грундвигом и Гуттором явились в этот дом, там уже никого не было, но оставшиес