Жаколио Луи - Грабители морей

ько эта сумма будет выплачена, Перси сейчас же бросит службу. Между тем чичестерскому нотариусу не хотелось лишиться друга и сотрудника, которого никем уже нельзя было заменить. Поэтому начальник "Грабителей" на все просьбы клерка отмалчивался или увиливал, рассчитывая протянуть время и заключить с Перси новый контракт по крайней мере еще лет на пять.

   Но Перси стоял на своем и не шел ни на какие сделки.

   - Вы сами эту сумму мне обещали, - говорил он, - и не можете утверждать, что она слишком велика. За десять лет своей службы я доставил вам более пятидесяти дел, которые принесли вам неисчислимые выгоды. Уже одно последнее дело, именно операция с адмиралом Коллингвудом, доставило вам половину того, что я с вас требую. Можно даже сказать, что за последнее дело вы два раза получили гонорар, так как я же опять-таки вас предупредил о том, что Надод собирается бежать с вашими деньгами в Америку.

   - Я не о цифре говорю, - сказал Пеггам, - мне только жаль с тобою расстаться. Ты мне раздираешь сердце, Перси...

   Ведь я всегда любил тебя, как сына...

   - Уговор лучше денег, - холодно возразил клерк. - Вы дали обязательство и должны его исполнить... Что же касается до того, что я будто бы раздираю вам сердце, то это, позвольте вам сказать, одни глупости. Как я могу раздирать то, чего у вас нет? Когда вас после смерти выпотрошат, то в груди у вас, вместо сердца, окажется мешок с деньгами... Но довольно об этих пустяках. Десять лет прошло. Я свою обязанность исполнил, исполняй же и ты свое, старик. Выкладывай деньги.

   Грубый тон Перси нисколько не оскорбил Пеггама, который взглянул на это как на детский каприз. Клерк, очевидно, вымещал на нотариусе свое подчиненное положение у Джошуа и частые выговоры, которые не скупился ему делать почтенный солиситор. Перси ни за что не стал бы служить у Джошуа, если бы не та громадная выгода, которую извлекали из этой службы "Грабители".

   - Ну, послушай, мой милый, - отвечал Пеггам, - подожди еще пять лет. Это уж будет последний срок, и тогда я выплачу тебе двойную сумму.

   - Нет, нет, старик, нельзя! Уж ты и не проси лучше. Мне хочется, наконец, пожить как следует, попользоваться жизнью. Года мои уходят, я не могу дольше ждать. Все, что я могу для тебя сделать...

   - А именно? - спросил старик, глаза которого блеснули радостью, и лицо озарилось довольной улыбкой.

   - Это подождать двадцать четыре часа.

   Улыбка негодяя заменилась выражением глубокой печали. Перси был единственным человеком, которого Пеггам любил, думая, что и тот ему платит взаимностью. Каково же было ему теперь убедиться, что этой взаимности нет и никогда не было.

   - Ты все шутишь.

   - Нисколько не шучу. Я уже веду переговоры о покупке одного большого барского имения в графстве Варвик. Предварительное условие уже подписано, и не позднее четырех часов завтрашнего дня я должен иметь в своих руках сто тысяч фунтов стерлингов, в противном случае...

   Клерк не договорил, но сделал угрожающий жест.

   - Договаривай, - сказал нотариус. - Ты решился меня убить, не так ли?

   - Нет, я до тебя пальцем не дотронусь, потому что вовсе не желаю за это попасть в руки палача. Но знай, что если завтра я не получу от тебя денег, то вынужден буду прибегнуть к различным способам для того, чтобы добыть их в другом месте.

   - Могу знать, какой это способ?

   - Не способ, а способы. Их целых два. Какие они - я тебе не скажу. Это не твое дело.

   С этими словами Перси и Пеггам расстались.

   Разговор происходил накануне того дня, когда Гуттор отправился к адвокату на квартиру. Пеггам должен был прийти опять для решительного свидания с Перси. До его прихода оставалось полчаса.

   Внимательно рассмотрев клерка через щелку портьеры, Гуттор пришел к заключению, что этого человека легко будет купить деньгами, и машинально поднес руку к боковому карману, где у него лежала книжка чеков на банковский дом братьев Беринг. Собственно говоря, это не были чеки в том смысле, как мы их теперь понимаем. До теперешних чеков, подписываемых обладателем чековой книжки, тогда еще не додумались. Старинные чеки были просто векселя или квитанции на предъявителя, каждый стоимостью в известную, заранее обозначенную в нем сумму.

   Гуттор решился войти в кабинет и заговорить с клерком, но вдруг по всему дому прозвучал громкий и резкий звонок.

   - Вдруг это Пеггам! - подумал с ужасом богатырь, не успевший исполнить свое намерение.

   - Здравствуй, Перси, - сказал вошедший голосом, дребезжащим, как надтреснутый звонок.

   - Здравствуй, Пеггам, - отозвался клерк. - Ты пришел раньше, чем обещал.

   Гуттор почувствовал дрожь... Увы! Это действительно был Пеггам. Теперь нечего было и думать о том, чтобы похитить его.

   - Боже, просвети меня! Боже, наставь меня, укажи, что мне делать! - прошептал богатырь, сердце которого так и колотилось в груди. - Имею ли право убивать человека, неповинного в злодействах, совершенных Пеггамом? Имею ли я право сделать это, чтобы овладеть злодеем?

   Войти в комнату, схватить Пеггама и ударом кулака уложить клерка было бы для Гуттора самым легким делом. В эту решительную минуту он ясно представил себе Фредерика и Эдмунда Биорнов закованными в цепи - и рванулся было в кабинет.

   Но вдруг богатырь услыхал странные слова, поразившие его слух и взволновавшие душу. Он остановился и прислушался.

   Пеггам нетерпеливым тоном возражал клерку на какие-то сказанные тем слова:

   - Ах, ты все о своем!.. Мне, право, некогда сегодня толковать об этом... И что ты беспокоишься? В конце концов мы всегда с тобой сговоримся...

   Участь клерка была решена: Гуттор убедился, что он сообщник Пеггама, и уже хотел окончательно войти в кабинет, как вдруг до ушей его долетел ответ Перси.

   - Напрасно ты, Пеггам, издеваешься надо мной, - говорил клерк. - Смотри, не пришлось бы тебе раскаяться. Взгляни на эти часы. В четыре часа пять минут, если ты не заплатишь мне ста тысяч фунтов, будет уже поздно.

   - Есть мне когда заниматься этим, как же! Как будто у меня только и дела, что ты да счеты с тобой!.. Ты, стало быть, не знаешь, что полиция арестовала моего клерка Ольдгама, без которого я совершенно не могу обойтись в Чичестере?

   - Ну что ж такое? Джошуа устроит его побег. Не ты ли сам писал сегодня об этом солиситору? Но это меня нисколько не касается. Я хочу покончить с тобой, а чтобы ты не говорил, что я поступаю предательски, потрудись узнать, какими способами я надеюсь добыть нужную мне сумму. Первый способ состоит в следующем: совет ольдерменов и лордмер обещали пятьдесят тысяч фунтов тому, кто выдаст властям начальника "Грабителей", хотя бы доносчик и сам был соучастником преступного товарищества. Суперинтендант полиции обещал двадцать пять тысяч, а разные лондонские корпорации еще тридцать тысяч в общей сложности. Таким образом я могу получить даже больше того, что мне нужно, на целых пять тысяч.

   Пеггам бросился в кресло, откинулся на спинку его и громко захохотал.

   - Ох, уморил! Так ты собрался на меня доносить?.. Нет, я в жизни своей не слыхал ничего смешнее... Ох, батюшки!..

   Он разом прекратил хохот, сухо и нервно встал, нахмурил брови и взглянул на Перси тем грозным взглядом, который так властно действовал на всех "Грабителей".

   - Дурак! Жалкий дурак! - произнес он голосом, дрожавшим от гнева. - Ты забываешь, что я держу в своих руках честь нескольких десятков знатных фамилий Англии, и что, как только ты рот раскроешь, на тебя наденут смирительную рубашку и посадят в Бедлам, где ты сгниешь. Ну, мой милый, какой же твой второй способ? - продолжал Пеггам, меняя грозный тон на иронический. - Интересно узнать. Если он так же остроумен, как и первый, то это делает честь твоему уму, твоей изобретательности.

   Легко себе представить, с каким жгучим интересом слушал Гуттор эту беседу двух негодяев.

   Перси позеленел. Лицо его приняло такое свирепое выражение, что всякий, кроме Пеггама, мог бы прийти в ужас...

   - Ты молчишь, дружочек? - продолжал иронизировать чичестерский нотариус. - Ну, так, стало быть, я и разговор покончу. Вот мое последнее слово: ты будешь служить мне еще пять лет и получишь обещанную тебе плату, после чего можешь уходить на все четыре стороны. И знай, что ничто в мире не заставит меня переменить это решение.

   - Берегись, Пеггам! - вскричал шипящим голосом Перси. - Берегись, не доводи меня до крайности! Выслушай меня в свою очередь: между твоими врагами есть такие, которым стоит только шепнуть словечко... Например, я могу сказать лорду Винчестеру: "Хотите отомстить убийцам вашего отца, зарезанного в постели?.." Или леди Лонгсдэль: "Хотите отомстить за смерть вашего мужа, отца ваших детей, погибшего в ужасных муках?.. Дайте мне сто тысяч фунтов - и я вам выдам убийцу".

   - Это все? - спросил Пеггам, иронически посмеиваясь.

   - Нет, негодяй, не все, потому что есть люди, которые с удовольствием заплатят и еще дороже!

   Перси, сильно жестикулируя, встал между дверью и своим собеседником.

   - Что же это? Ты где встал? - спросил атаман "Грабителей". - Уж не думаешь ли ты загородить мне выход?

   - Неужели ты думаешь, старый злодей, - продолжал, не слушая его, Перси, - неужели ты думаешь, что если я явлюсь к Эрику Биорну и скажу ему: "Хотите отомстить за смерть вашей сестры Леоноры и ее детей, утопленных в море?

   Хотите освободить своих братьев из плена? Дайте мне двести тысяч соверенов, и я выдам вам виновника этих злодейств..."

   Перси не договорил.

   - Принимаю! - раздался вдруг за портьерой громкий зычный голос.

   Портьера раздвинулась, и в дверях появился Гуттор, сверкая взглядом и внушая невольный трепет своею могучей фигурой.

   Из груди Пеггама вырвался хриплый крик ярости. Негодяй хотел бежать, но богатырь схватил его за горло и, обращаясь к Перси, который сам стоял ни жив ни мертв, сказал ему:

   - Я вам даю двести тысяч фунтов стерлингов, сколько вы просили... Этот человек мой?

   - Ваш, - пролепетал почти бессознательно Перси.

   - Негодяй! - взревел Пеггам. - Ты мне дорого за это заплатишь!

   Больше ему не дали произнести ни слова. Гуттор заткнул ему рот, завернул его в ковер и побежал вон из комнаты.

   В дверях он обернулся и торопливо сказал клерку, растерянно стоявшему посреди кабинета:

   - Нужно торопиться... Через полчаса я вернусь и заплачу вам условленную сумму.

   Смеркалось. Время дня было самое благоприятное для похищения. Гуттор в несколько прыжков добежал до лодки, открыл люк, снял с пленника ковер и сунул Пеггама под палубу. Заперев затем люк на ключ, богатырь спокойно вернулся в квартиру Джошуа, который еще не возвращался.

  

   Богатырь застал Перси погруженным в задумчивость. Несчастный клерк, получив плату за свою измену, не обнаружил ни малейшего восторга. Страх заглушал в нем ту радость, которую он почувствовал бы при других обстоятельствах.

   Во время кратковременной отлучки Гуттора он успел сообразить, что Пеггам в тот же вечер освободит своих пленников в обмен на собственную свободу и вместе с тем жестоко отомстит своему предателю. Он не был даже уверен в том, что ему придется провести ночь у себя в постели. Пеггам, конечно, знает, что контора братьев Беринг уже заперта и, разумеется, примет меры, чтобы Перси не получил на другой день оттуда двести тысяч соверенов по чеку, выданному Гуттором, и не уехал из Англии.

   - За себя вы отомстили, - сказал он богатырю, - но меня погубили.

   - Это как? - удивился Гуттор.

   - Ведь вы, разумеется, хлопотали ради того, чтобы освободить герцога Норрландского и его брата?

   - Ну, конечно.

   - Разве вы не знаете, что вам удастся достигнуть своей цели лишь ценою освобождения Пеггама?

   - Отлично знаю.

   - Стало быть, я прав, называя себя погибшим человеком. Как только злодей будет освобожден, он первым делом примется за меня, и уже, конечно, мне от него не спрятаться.

   - В таком случае бегите... Уезжайте сейчас же из Лондона, только не во Францию через Дувр, а в Голландию через Шотландию. В Нидерландах любой банкир разменяет вам наш чек.

   - Благодарю вас, вы подали мне отличную мысль. У меня просто голова закружилась... Если мне удастся спастись, то этим я вам буду обязан... Хорошо. Я уеду сейчас же, как только вернется мой патрон.

   Между тем стемнело совершенно, и Джошуа не заставил себя ждать.

   Адвокату не стоило ни малейшего труда подкупить тюремщика. Пять тысяч фунтов стерлингов сделали свое дело. Мистер Торнбулль объявил, что он закроет глаза и ни во что не будет вмешиваться. Друзьям Ольдгама оставалось только придумать средство украсть его из тюрьмы.

   Джошуа был необыкновенно изобретателен. Он сейчас же купил большую плетеную корзину, в которую наложил всевозможных съестных припасов и лакомств. Гуттор должен был с этой корзиной отправиться в Тауэр и сказать, что он принес узнику обед. Тюремщик должен был беспрепятственно впустить его, а на обратном пути богатырь должен был унести в этой корзине похищенного Ольдгама.

   Все устроилось как по писаному. Гуттор, явившись в камеру Ольдгама, вынул из корзины принесенные яства. Только что узник собрался было их отведать, богатырь деликатно обхватил его поперек, сунул в корзину и пошел с нею вон из тюрьмы. Благополучно пройдя в воротах мимо самого смотрителя, разговаривавшего там с несколькими чиновниками, он крупными шагами направился к своей лодке, которая затем быстро доплыла до брига "Олаф".

   Нечего и говорить о том, с каким восторгом встретили своего друга Грундвиг и Билль.

   В исходе одиннадцатого часа ночи через Саутварк вдоль набережной Темзы двигался отряд в полсотни человек. Дойдя до сходни N 38б он остановился, и в темноте прозвучал громкий голос, гулко прокатившийся над водой:

   - Эй!.. Бриг "Олаф"! Эй!..

   - Кто идет? - отозвались с корабля.

   - Биорн и Норрланд! - отвечал прежний голос тем самым тоном, каким, бывало, сподвижники Роллона и Сигурда в пылу сражения бросали в воздух этот военный клич.

   От брига отделилась лодка. В темноте послышался равномерный плеск весел.

   - Причаливай! - раздался несколько дрогнувший голос Билля.

   Спустя несколько секунд Грундвиг, Гуттор и молодой капитан покрывали поцелуями и слезами руки Фредерика и Эдмунда.

   - Обнимите нас, верные, храбрые друзья! - вскричал ли братья Биорны - и в течение нескольких долгих минут пятеро мужчин нежно обнимались и целовались.

   В нескольких шагах, на берегу, стоял человек и скрестив руки на груди, молча наблюдал эту трогательную сцену.

   Это был Пеггам, получивший свободу одновременно с Биорнами и их сподвижниками.

   Когда лодка снова отъехала от берега, возвращаясь к кораблю, с берега вслед ей раздался голос:

   - Ну, смотри же, Фредерик Биорн! Теперь между нами война не на живот, а на смерть!

   Герцог презрительно промолчал, но Гуттор вспыхнул, вскочил на ноги и крикнул с лодки своим могучим голосом:

   - Принимаем твой вызов, Пеггам! Да, это верно, между нами война не на живот, а на смерть! Мы до тех пор не успокоимся, покуда не разрушим до основания твоего притона, а тебя самого не отдадим на съедение хищным птицам!

   Два дня спустя после этих событий в подземелье одного дома в Блэкфрайярсе происходила ужасная сцена.

   В этом доме останавливался Пеггам, когда приезжал в Лондон.

   В этот день бандит пригласил к себе четыреста или пятьсот человек "Грабителей" для суда и казни над изменником.

   Перед тем во все концы Англии были разосланы шпионы для поимки Перси. Несчастного клерка отыскали в Глазго в одной гостинице ночью, во время сна, схватили его и привезли в Лондон.

   Тщетно он пытался спасти свою жизнь, унижаясь перед своим бывшим другом: нотариуса не могли смягчить никакие мольбы. Прежняя любовь Пеггама к Перси превратилась в неумолимую ненависть. Над изменником был произнесен грозный приговор и тут же исполнен. Несчастному вырвали язык посредством раскаленных добела щипцов, потом зарыли его живого в землю по самые плечи и оставили в таком виде в вонючем сыром подземелье, имевшем сообщение с клоаками Сити.

   Несмотря на полученное жестокое увечье, несчастный с упорством цеплялся за свою жалкую жизнь.

   Он думал о тех миллионах, которых добивался всю жизнь и которые он перед отъездом спрятал в безопасное место у одного лондонского банкира. Он получил много золота, получил возможность роскошно жить - и вдруг в эту самую минуту ему грозит смерть!.. Нет, он не хочет умирать и не умрет. Для чего же и воля дана человеку, как не на то, чтобы преодолевать все препятствия? Разве сама судьба не на стороне Перси? Ведь тот разбойник, которому было поручено вырвать у него язык, ограничился лишь тем, что оторвал щипцами один лишь кончик, так что кровотечение было не слишком сильно, и рана уже успела засохнуть и затянуться... Нет, он не умрет! Разве можно умереть, имея в кармане пять миллионов франков? Он не только не умрет, он даже отомстит... О, как сладко будет для него мщение, когда он выберется из этого подвала!

   Несчастный Перси пришел в такое возбуждение, что даже перестал чувствовать боль.

   Падая в яму, в которую его бросили, он инстинктивно прижал руки к груди и только теперь понял, какую услугу оказал ему инстинкт. Если бы он держал руки вдоль тела, они были бы у него не свободны после того, как разбойники яму засыпали землею и утрамбовали, следовательно, в этом случае он совершенно не мог бы выбраться. Действуя руками, он (хотя движения его были крайне стеснены) все-таки понемногу разрыхлял землю около себя... О, если ему удастся высвободить руки, он будет спасен! Только бы ему это удалось!

   Поддерживаемый такою надеждой, он, насколько мог, продолжал шевелить локтями, чувствуя при этом, что земля вокруг него несколько разрыхляется и поддается... Так прошло около часа, может быть и больше.

   Вдруг Перси услыхал вдали смутный негромкий гул, как будто где-то что-то катилось. Это его обеспокоило. Гул приближался и становился слышнее... Несчастный прислушался и догадался, в чем дело. От страха у него волосы стали дыбом, на лбу выступил холодный пот...

   Близко-близко послышались тонкий писк и топот маленьких ног, как будто мчался отряд лиллипутской кавалерии.

   То были крысы подземных клоак Сити, наводнявшие погреб, в котором находился Перси.

   Они собрались и начали бегать вокруг головы несчастного, не смея подойти близко к такому необыкновенному, странному для них предмету. Но мало-помалу крысы подбегали все ближе и ближе; те, что посмелее, даже стали обнюхивать голову Перси; несчастный временами чувствовал, как к его щекам прикасается их мягкая шкурка. Вместе с тем от стаи грызунов распространялся отвратительный специфический запах.

   Ужас, отвращение, страх быть съеденным заживо удесятерили силы несчастного. Он сделал плечами и руками отчаянное нечеловеческое усилие... Он отдавал из себя все, что мог дать; если это не приведет ни к чему - он погиб. В темноте сверкали тысячи маленьких точек - крысиных глаз, слышалось щелканье острых зубов... Перси натуживался, напрягал все свои силы. Глаза его вышли из орбит, виски стучали от страшного прилива крови... О, ужас! Одна из крыс схватила его зубами за ухо...

   Но в это самое время насыпанная земля подалась и с шумом посыпалась, освободив грудь и руки несчастного Перси. Испуганные крысы разбежались и очистили от своего присутствия подвал.

   Перси вытянул вперед руки, стараясь нащупать какой-нибудь камень, при помощи которого можно бы было скорее докончить начатую работу. О, радость! Под руку ему попалась небольшая лопата, брошенная одним из тех, которые наполняли яму землей. Дело пошло тогда быстро. Держа лопату вертикально перед собою, Перси усердно разрывал землю, которая подавалась легко, так как была только что насыпана. Вскоре он был уже на ногах и вооружившись лопатой, медленно всходил по каменной лестнице, которая вела из подземелья в нижний этаж.

   Лицо Перси было искажено злобой и ненавистью. Если бы бандит ночевал дома, месть клерка настигла бы его тут же немедленно. Однако Пеггама не было не только в доме, но даже и в Лондоне: начальник "Грабителей" отлучился куда-то по важному делу.

   Обежав босиком весь дом, Перси убедился, что там нет ни души. Тогда он рискнул зажечь лампу и, несмотря на страшную боль в ране, принялся подробно осматривать обстановку дома.

   Во всех комнатах заметен был страшнейший беспорядок. Видно было, что обитатели поспешно собрали и уложили все вещи и куда-то исчезли. В доме оставалась только мебель.

   - Он уехал куда-то и, должно быть, надолго, - решил Перси. - Как знать, вернется ли он сюда?

   Он направился к стене гостиной, где однажды, в отсутствие Пеггама, сам устроил потайную нишу. Открыв нишу, он достал оттуда сверток пергамента, на котором была сделана надпись: "Морская карта Безымянного острова".

   - Вот орудие моей власти, - сказал он с кровожадной улыбкой. Ни разу, даже в пору самой тесной дружбы между ними, Пеггам не согласился показать своему помощнику этот важный документ, без которого нельзя было отыскать в тумане Ледовитого моря таинственное убежище, основанное чичестерским нотариусом для "Грабителей". Однажды Перси, приехав к Пеггаму по делам в Чичестер, сидел с ним в его кабинете и беседовал. Вдруг нотариус вышел на несколько минут в соседнюю комнату, оставив клерка одного. Перси воспользовался этим и похитил портфель, в котором находилась одна из карт, начерченных для руководства капитанам принадлежавших товариществу кораблей. Пеггам, если бы узнал, ни за что бы не простил ему этого воровства, поэтому Перси спрятал карту в такое место, где ее никто не мог найти.

   Для чего Перси сделал это? Неужели у него тогда явилось предчувствие, что карта Безымянного острова впоследствии пригодится ему? Пеггам дорожил таинственностью своего острова даже более, чем своими миллионами. Судя по всему, что Перси от него слышал по этому поводу, Безымянный остров представлял одно из удивительнейших чудес мира.

   Ни один мореплаватель ни разу еще не подходил к нему и не мог подойти: сама природа, путем удивительного феномена, позаботилась скрыть остров от нескромных глаз. Пеггам говаривал в минуты откровенности:

   - Мне бы следовало назвать этот остров не Безымянным, а Невидимым.

   Однажды Перси выразил удивление, каким это образом может существовать невидимый остров среди открытого моря. Старик отвечал ему:

   - А разве звезды не бывают невидимы днем? Я знаю, что ты мне скажешь: звезд днем не видно потому, что их свет тонет в более ярком и сильном свете солнца, но ничего подобного не может случиться с частицею земли среди океана. Но ведь я и не говорю, что это именно так; я делаю только сравнение, я указываю на то, что в природе некоторые тела могут быть невидимы по причине того или иного феномена.

   Перси возразил:

   - Все это прекрасно, но ваше сравнение не выдерживает критики: то - небо и звезды, а то - море и остров... Это вещи разные.

   Старик разгорячился.

   - Глупый ты юноша, больше ничего. Я вовсе не сравниваю свой остров со звездою, небо с морем и отнюдь не утверждаю, что остров невидим по тем же причинам, по каким бывают невидимы звезды. Нет, разумеется, тут причины другие, но результат одинаковый. Тысячи кораблей проходят мимо моего острова и ни один еще не заметил его. Все, напротив, с ужасом бегут подальше от тех вод, и только разве безумец или самоубийца, идущий на добровольную смерть, рискнет пуститься в опасные водовороты, которые там клокочут...

   В этот день Перси искренно подумал, что старик выживает из ума. Но впоследствии, поговорив с капитанами, которые давали ему таинственно уклончивые ответы, он убедился, что невидимый остров действительно существует и представляет среди туманов Севера какое-то волшебное убежище, охраняемое гениями бурь, описанными в сочинениях поэтов, воспевших эдд и валькирий.

   Тогда-то Перси и похитил у Пеггама карту острова, замыслив воспользоваться ею при первом удобном случае. До сих пор это смутное намерение оставалось одним намерением и дальше не шло, но теперь у клерка явилась жажда мести, и эта карта могла оказать ему содействие.

   Он задумал, во-первых, разрушить притон бандитов, а во-вторых, отомстить Пеггаму за свое увечье таким же точно истязанием, и точно так же бросить его в Блэкфрайярское подземелье на съедение крысам. Но для успеха задуманного предприятия нужно было заручиться содействием кого-нибудь из тех, кто уже бывал на Безымянном острове хотя бы один только раз. Тогда можно было явиться к герцогу Норрландскому и сказать ему:

   - Соединим наши силы и нашу ненависть для мести общему врагу. Я доставлю вам возможность проникнуть в убежище подлеца Пеггама, чего бы вы никогда не достигли без моей помощи...

   Нужный человек имелся у Перси под рукою в лице мистера Боба, который служил прежде в товариществе "Грабителей" капитаном корабля, но был лишен этого звания за беспросыпное пьянство, получив в вознаграждение трактир "Висельник"...

   Только вот вопрос - согласится ли он?

   Это было сомнительно, но не безнадежно.

   Перси стоял в первом этаже дома и обдумывал все эти вопросы.

   Вдруг стукнула входная дверь, выходившая на улицу.

   То возвращался Пеггам. Осторожный старик, собиравшийся уехать из Англии на шести кораблях с шестьюстами бандитами, вдруг почувствовал какую-то странную тревогу и поспешно вернулся домой узнать, умер ли Перси.

   Узнав походку нотариуса, Перси дико засмеялся, он находился в состоянии бешеного лихорадочного бреда.

   - Ад или небо посылает его сюда? - подумал он. - Во всяком случае это очень кстати.

   Он с удовольствием посмотрел на свои огромные мускулистые руки с костлявыми пальцами, похожими на крючья...

   Затем, не погасив даже лампы, стоявшей на камине, бывший клерк адвоката Джошуа спрятался в маленькой уборной, оставив дверь туда отворенной настежь.

  

   Пеггам, еще входя по лестнице, увидел в доме свет и чрезвычайно удивился.

   "Неужели я забыл погасить лампу? - подумал он. - Нет, я помню, что погасил ее перед тем как уйти... Впрочем, я, быть может, и ошибаюсь, потому что дверь заперта на ключ. Я сам ее запер и, очевидно, ее никто после меня не отпирал. Наконец, в доме все тихо, ни малейшего шороха не слыхать... Как странно на меня действует эта тишина, а между тем что же в ней удивительного, если в доме никого нет и быть не может? Неужели я начинаю бояться? Но чего же?.. Ах, какое ребячество!"

   Он стоял на лестнице и не входил.

   Что побудило его сойти с корабля и вернуться в свой уединенный дом? Быть может, этому жестокому человеку хотелось полюбоваться на череп своего врага, обглоданный крысами? Быть может, ему хотелось послушать его предсмертные стоны?

   В таком случае для чего же он в нерешимости остановился и не поднимается по лестнице? Неужели у него явилось предчувствие чего-нибудь дурного?

   Он все стоял и, не двигаясь, прислушивался к тишине, которая казалась ему томительною.

   Однако нельзя же было так оставаться. Нужно было идти или туда, или сюда. Самому Пеггаму показался, наконец, смешным этот беспричинный страх, и он крикнул громким, но слегка дрогнувшим голосом:

   - Эй!.. Кто там есть?

   Ответа, разумеется, не было.

   Нотариус решительными шагами взошел по лестнице. Войдя в гостиную он в изумлении остановился, увидав открытую нишу, которую Перси позабыл закрыть.

   "Кто-то здесь был! - подумал он. - Об этой нише я до сих пор и понятия не имел. Очевидно, сюда приходил кто-нибудь из моих домашних, потому что посторонний человек не стал бы тут прятать ничего".

   Он возвысил голос, стараясь сделать его твердым, несмотря на свое внутреннее волнение, и сказал:

   - Пусть тот, кто спрятался в доме, немедленно покажется мне на глаза. Только с этим условием я прощу ему дерзкую выходку. Прятаться от меня все равно бесполезно. Я обыщу весь дом, и тогда спрятавшийся пусть уж пеняет на себя самого, я поступлю с ним, как с вором, забравшимся ночью в чужое жилище.

   Несмотря на эту угрозу, в доме по-прежнему все было тихо.

   Пеггам почувствовал настоящий ужас, тем более, что и сам не мог объяснить себе его причину.

   Его нервы, обыкновенно такие крепкие, совершенно отказались теперь повиноваться его воле. Он тщетно боролся с охватившим его страхом и не мог его побороть. Обыкновенно он был так бесстрашен, а теперь боялся... Чего же? Зажженной лампы?

   В другое время он даже внимания не обратил бы на такие пустяки. Уже один тот факт, что дверь осталась запертою, успокоил бы его на этот счет совершенно. Он преспокойно решил бы, что сам забыл погасить лампу и не стал бы терять времени на бесполезные рассуждения с самим собою и с голыми стенами.

   Но у бандита было чутье. Он инстинктивно чуял беду, хотя разум отказывался объяснять, в чем она заключается. Ему чудилось что-то особенное в этой глубокой тишине; ему казалось, что она как бы предостерегает его: Берегись! Он близко.

   Кто же этот он? Он - это олицетворение всевозможных опасностей... Однако, не мог же Пеггам целый век стоять перед открытой нишей, ничего не предпринимая. Если в доме кто-нибудь есть, надобно отыскать его и узнать, что он там делает.

   Пеггам направился к уборной. Эта комната была так мала, что обыскать ее было всего легче.

   Если бы кто-нибудь видел, какими робкими шагами крался нотариус Пеггам, то ни за что не поверил бы, что этот человек наводит трепет на Англию и на всю приморскую Европу.

   Он просунул голову в дверь и, не входя, заглянул в комнату.

   Но этого было достаточно.

   Волосы у него на голове встали дыбом, глаза остановились...

   Страшный крик вырвался из его груди.

   Перед ним стоял Перси с искривленным ртом, с растрепанными волосами, с горящими глазами. Перед ним стоял так жестоко изувеченный им человек...

   Пеггам инстинктивно попятился. Перси пошел на него, вытянув вперед свои сильные костлявые руки.

   Каждый раз, как нотариус делал шаг назад, Перси делал шаг вперед, не торопясь и будучи уверен в своем мщении.

   Таким образом они дошли до дверей. Атаман "Грабителей" рассчитывал убежать, но для этого ему пришлось бы повернуться спиной к своему врагу. Перси, разумеется, этим воспользуется... Поэтому Пеггам миновал дверь, по-прежнему пятясь задом. Перси следовал за ним, временами открывая рот, чем как бы приглашая нотариуса полюбоваться на дело рук своих. При этом он щелкал зубами, как голодный зверь, увидавший добычу.

   На этот раз Пеггам имел полное основание бояться: перед ним был не человек, а какое-то неразумное существо, позабывшее обо всем, кроме своей ненависти и жажды мести.

   Если бы атаман "Грабителей" совершенно поддался чувству страха и пустился бежать, он непременно бы погиб. Но он сообразил, что его противник ослабел от потери крови и что он, Пеггам, наверное, с ним сладит.

   В этом он, впрочем, ошибался, не зная, что кровотечение у Перси было не так сильно и что лихорадочное возбуждение придавало клерку еще больше физической силы.

   Призвав на помощь всю свою энергию, Пеггам остановился. Он прислонился к стене, решившись принять борьбу.

   Дорого дал бы он в эту минуту за то, чтобы иметь хоть какое-нибудь оружие... Но, к сожалению, он никогда не носил с собой даже ножа, так как привык руководить другими и не действовал сам.

   Видя, что его противник принимает бой, Перси радостно сверкнул глазами и с хриплым криком бросился на Пеггама, чтобы схватить его, но тот ловко увернулся, и Перси едва не упал, потеряв равновесие. С ловкостью и проворством, которых трудно было ожидать в его возрасте, Пеггам схватил своего противника за волосы и повалил его на землю. В один миг бросился он на сраженного клерка, наступив ему коленом на грудь, и вскричал:

   - Что, приятель? Видишь ты теперь, что Пеггам еще достаточно силен, чтобы постоять за себя?

   Странное дело: лицо Перси не выражало ни малейшего испуга. Глаза его по-прежнему сверкали ненавистью. Он лежал спокойно и нисколько не сопротивлялся Пеггаму.

   Нотариус ошибочно понял эту неподвижность врага и самоуверенно продолжал:

   - Ну, я вижу теперь, что ты человек рассудительный и понимаешь бесполезность дальнейшей борьбы. Хорошо. Со своей стороны я тоже докажу тебе, что я вовсе не так зол, как ты, вероятно, думаешь.

   Старый бандит был так напуган, что у него явилась несвойственная ему склонность к милосердию. Кроме того, у него мелькнула в голове одна новая мысль, побуждавшая его идти с Перси на мировую.

   - Ты видишь, - продолжал он, - что мне ничего не стоит тебя задушить, как собаку...

   До этого времени Пеггам держал Перси за обе руки. Теперь он выпустил его руки, чтобы схватить противника за горло...

   Сейчас же ему пришлось раскаяться в этом, но было уже поздно.

   Длинные цепкие руки Перси схватили нотариуса за волосы... Пеггам только и успел сделать то же самое со своим противником.

   Держа друг друга за волосы, сражающиеся перевели дух. Впрочем, можно было с уверенностью сказать, что победа достанется сильнейшему - то есть Перси.

   Пеггам это понял, и легкий трепет потряс все его тело. Он даже не мог надеяться на чью-нибудь помощь. На корабле не знали, куда он ушел, и кроме того он сам же строго запретил своим подчиненным отлучаться.

   - А! - сказал он своему противнику, - ты со мной поступил предательски. Ты воспользовался моим великодушием. Мне бы следовало остерегаться тебя... Ну, хорошо. Допустим, что ты пока сравнял наши шансы, но знай, что через десять минут сюда явятся мои люди (в этом хитрый старик безбожно лгал), и тогда тебе будет плохо. Выслушай же меня. Я сознаю свою вину перед тобой: я слишком погорячился, но ведь и ты поступил со мной гнусно, выдав меня норрландцам. Однако я согласился забыть прошедшее с условием, что и ты оставишь меня в покое и удалишься куда-нибудь жить на полученный тобою капитал. Сделай мне знак головою, что ты согласен, и я сейчас же выпущу тебя, даю тебе в этом слово, и позволю тебе уйти отсюда на все четыре стороны.

   Речь старика не произвела желаемого действия. Перси не шевельнулся, продолжая держать врага под своим злобно горящим взглядом.

   - Ты не отвечаешь? - продолжал нотариус, которым все сильнее и сильнее овладевал ужас. - Что же тебе еще надобно? Мы взаимно виноваты друг перед другом. Я предлагаю примирение на самом справедливом основании... А, понимаю, чего ты еще требуешь! Ты хочешь, чтобы я выплатил тебе обещанные сто тысяч... Но ведь я никогда и не отказывался платить, я только желал удержать тебя на службе еще пять лет... Ах, Перси, если бы ты знал, как я любил тебя!

   Тон старого крокодила был плаксивый... Перси по-прежнему не шевелился. Тогда Пеггам окончательно потерялся. В глазах у него помутилось, он почувствовал, что погибает.

   Холодная неумолимая решимость, которую он читал в глазах своего врага, наполняла его сердце ужасом. Пеггам замолчал, не находя больше слов.

   Тогда он почувствовал, что Перси, крепко державший его за волосы, начинает мало-помалу притягивать к себе его голову. Чтобы упереться в землю, Пеггам должен был выпустить волосы Перси. Но даже и новая точка опоры не дала нотариусу никакого преимущества. Перси медленно, но неуклонно тащил его голову к своему лицу.

   Вид клерка был ужасен, отвратителен. Его искаженное обезображенное лицо беззвучно смеялось кровожадным, диким смехом, кривившим его распухший окровавленный рот без языка. Зубы, острые и крепкие, как у волка, сверкали белизной и казались Пеггаму зубами акулы или тигра. Из груди Перси вырывались какие-то шипящие звуки, похожие на змеиный свист. Все это отнимало у Пеггама последние силы...

   Негодяй погибал. Еще несколько минут - и он получит жестокое возмездие за все совершенные им бесчисленные злодейства...

   Его руки беспомощно опустились. Он отчаянно вскрикнул в смертельной тоске.

   Зубы Перси с неистовою жадностью вонзились в трепещущее тело врага.

   А вдали, на берегу Темзы, какой-то запоздалый прохожий пел веселую балладу Вайнленда. Это составляло невообразимо резкий контраст с тем, что происходило в доме чичестерского нотариуса.

  

   Всю ночь адмирал Коллингвуд, пожираемый нетерпением, ходил по палубе готового к отплытию корабля. С ним был Красноглазый, который тоже никак не мог понять, отчего это Пеггам так долго не приходит.

   Когда адмирал узнал, что его едва не похитили, он понял, что герцогу Норрландскому известно его преступление и что герцог никогда его не простит. Вследствие этого он охотно согласился помочь "Грабителям", чтобы раз и навсегда отделаться от опасного врага.

   На лучших кораблях, принадлежавших преступному товариществу, собрали самых смелых и надежных бандитов и решили плыть как можно скорее в Розольфсе, чтобы прибыть туда раньше герцога Норрландского. Замок охраняла тогда лишь ничтожная горсть воинов с молодым Эриком во главе. Взяв замок, бандиты рассчитывали устроить засаду и таким образом поймать герцога и его брата Эдмунда.

   Имея в виду покончить со своими вечными опасениями, адмирал-преступник отбросил всякую щепетильность и окончательно вступил в товарищество "Грабителей", приняв непосредственное участие в пиратской экспедиции. С этой целью он выхлопотал себе продолжительный отпуск, сказав, будто едет путешествовать.

   Взошло солнце, настало утро, а между тем о Пеггаме не было ни слуху ни духу.

   Надод и адмирал начали серьезно беспокоиться.

   - Должно быть, старая лисица попалась в капкан, - сказал Красноглазый. - По крайней мере я только этим и могу объяснить его отсутствие: ведь он же знает, что нужно спешить.

   - Надобно пойти искать его, - отвечал Коллингвуд. - Я не могу долее оставаться в такой томительной неизвестности. У норрландцев слуги превосходные, чего доброго они узнают о нашем намерении и выйдут в море, чтобы поспеть в Розольфсе раньше нас.

   Надод отправил отряд в двадцать человек на поиски Пеггама, а потом сам с Коллингвудом пошел в Блэкфрайярс.

   Сойдя с корабля, который назывался "Север", они вышли на берег пониже Ламбета и, будучи слишком озабочены, даже и не заметили толпы матросов и праздно шатающихся, собравшейся около двух человек, заставляющих танцевать огромного белого медведя. Не заметили они и того, как один из вожаков медведя отделился от своего товарища и пустился за ними по следам, сделав товарищу знак.

   Дойдя до дома Пеггама, они с удивлением увидали, что дверь отперта.

   - По-моему, это нехороший признак, - сказал Надод.

   - Войдем сперва и посмотрим, - отвечал Коллингвуд, входя в дом.

   В доме была полнейшая тишина.

   Надод и Коллингвуд окликнули еще раз, окликнули другой. Ответа не получили. В нижн