Жаколио Луи - Грабители морей

ливый, и при малейшем затруднении душа у него уходила в пятки. Чтобы себя подбодрить, он выпивал в таких случаях стаканов шесть джина, но так как и голова у него была довольно слабая, то мысли начинали путаться, слова не шли на язык, и мистер Боб бормотал что-то непонятное. Злые языки говорили тогда, что мистер Боб сделался пьян, но разумеется, это была неправда.

   В данном случае мистер Боб, желая сохранить ясность мыслей, ограничился тремя стаканами и, действительно, почувствовал бодрость без излишнего возбуждения. Медленными шагами подошел он к посетителям, тщательно обдумывая свою речь и решившись во что бы то ни стало отклонить прискорбное столкновение, грозившее разразиться в его почтенном доме.

   - Чего от нас нужно этому дураку? - спросил собеседник гиганта. - Посмотри, как он все время похаживает вокруг нас и мечется, точно медведь в клетке.

   - Я только что хотел сказать тебе это же самое, - отвечал богатырь. - Впрочем, не стоит этим заниматься; мы узнаем, что ему нужно, когда он, наконец, решится заговорить.

   Затем, возобновляя прерванный разговор, гигант прибавил:

   - Итак, ты вполне уверен, что он не может нас узнать?..

   - Уверен вполне.

   - Относительно тебя я нисколько не сомневаюсь: ты так сумел изменить свою наружность, что тебя невозможно узнать. Я бы сам способен был ошибиться, хоть мы прожили неразлучно сорок лет. Честное слово, ты положительно неузнаваем... Но послушай, Грундвиг, скажи по совести: не ошибаешься ли ты? С лица я, действительно, стал совершенно не тот, но зато мой рост, мое сложение... Ведь Красноглазый Надод - тонкая шельма.

   - Это верно, и твои опасения были бы совершенно справедливы, если б нам предстояло вступить с ним в разговор. Но здесь, в этой таверне, которая сию минуту наполнится всяким сбродом, Надод на нас не обратит никакого внимания. Ему не до нас, у него много разных других забот, да, наконец, он ведь и не знает, что мы в Лондоне.

   - По крайней мере, уверен ли ты, что он сюда придет?

   - Я ж тебе говорил: его случайно встретил на улице Билль, плававший с ним на "Ральфе". Надод сейчас же узнал его и предложил ему вступить в общество "Грабителей". Наш матрос притворился, что предложение ему понравилось, и Красноглазый назначил ему здесь в трактире свидание, чтобы окончательно условиться с ним.

   - Понимаю, но во всяком случае Надод такой человек... С ним надо постоянно быть настороже.

   - Для чего же бы стал он приглашать Билля сюда в таверну?

   - Он прехитрый злодей и прековарный. Вообрази, что ему пришло в голову, не остался ли Билль на службе у Фредерика Биорна, бывшего капитана Ингольфа, а ныне герцога Норрландского и старшего в роде Биорнов. Разве он, в таком случае, не способен заманить Билля в западню, чтобы узнать намерения герцога относительно убийцы его отца и брата?

   - Ну, слава Богу, додумался, наконец! - засмеялся Грундвиг.

   - Да ведь я ж это самое и толкую тебе вот уже битый час, объясняя, для чего мы сюда пришли.

   - Ты говорил все намеками какими-то... Сказал бы прямо, сразу...

   - Я боялся, что ты сочтешь предприятие слишком опасным, - возразил Грундвиг, отлично знавший, каким способом можно довести Гуттора до желаемого диапазона.

   Богатырь слегка покраснел.

   - Слишком опасным? - повторил он, поглядывая на свои громадные кулаки. - Да знаешь ли ты, что для меня расправиться со всеми этими грабителями, не исключая и их Красноглазого Надода, все равно, что выпить вот этот стакан с пивом!

   С этими словами богатырь наполнил стакан до краев и выпил его одним духом.

  

  

   После трагической смерти отца, сделавшись герцогом Норрландским, Фредерик Биорн энергично принялся за дело отмщения убийцам. Корабли розольфской эскадры, под личным его начальством, а также под начальством его брата Эдмунда, деятельно выслеживали "Грабителей" и специально адмирала Коллингвуда. Но адмирал всегда плавал в сопровождении целой эскадры, и о нападении на него открытою силой нечего было и помышлять, поэтому герцог Фредерик решился перенести театр своей деятельности в Лондон. Его агенты выследили Коллингвуда, а затем напали и на след Надода, благодаря случайной встрече последнего с Биллем, бывшим лейтенантом брига "Ральф", а теперь командиром корабля "Олаф", присланного герцогом в Лондон.

   Гуттор и Грундвиг, переговорив с Биллем, решили прийти в таверну "Висельник" и попытаться, нельзя ли будет им схватить Надода и доставить его герцогу. Вот почему мы и застали их там, сидящими за столом и пьющими пиво.

   - Однако, что мы будем делать, если Надод нас узнает? - спросил Гуттор, которому эта мысль не давала покоя.

   Разумеется, богатырь тревожился не за себя, а за исход дела.

   - Это будет очень неприятно, потому что он не преминет натравить на нас всю свою шайку, - отвечал Грундвиг. - Нам придется силой пробивать себе путь.

   - За это я берусь, - сказал богатырь.

   - Все-таки это будет очень досадно, потому что Надод, наверное, увернется от нас опять, тем более, что он, как мне сказал Билль, стал совершенно неузнаваем.

   - Кстати, что же это наш молодой капитан так долго не приходит? Я думал, что он должен был прийти одновременно с нами.

   - Он придет. Ведь еще рано: десяти часов нет.

   Эти слова были сказаны как раз в тот момент, когда к разговаривающим во второй раз приблизился мистер Боб, видимо желавший им сказать что-то.

   Грундвиг догадался об этом и был настолько добр, что поспешил ему помочь.

   - Что вам угодно, почтенный хозяин? - спросил он. - Вы как будто собираетесь нам что-то сообщить.

   - Совершенно верно, джентльмен, - отвечал Боб, ободренный словами Грундвига.

   Дальше, однако, он не мог продолжать, запнувшись и потеряв нить придуманной речи.

   - Что же вы? Говорите, пожалуйста, мы вас слушаем, - настаивал Грундвиг.

   Часовая стрелка двигалась до ужаса быстро, и скоро в трактир должны были нагрянуть "Грабители". Сознание грозящей опасности побудило, наконец, почтенного мистера Боба собраться с духом, и он заговорил:

   - Гм!.. Гм!.. Я бы желал, почтенные джентльмены... Видите ли... Гм!.. Я бы желал дать вам один добрый совет... Гм!.. Кхе!.. Да, очень добрый совет...

   Он опять запнулся, вытер себе потный лоб и перевел дух. Таких длинных фраз он никогда не произносил, разве только когда был трезв, а трезв он не был ни разу с тех пор, как десять лет тому назад похоронил свою супругу, миссис Тернепс. При жизни миссис Тернепс достойный Боб бил ее смертным боем, но с тех пор, как она умерла, не переставал оплакивать ее и заливать свое горе вином.

   - My God! - проворчал пьяница, опираясь о стол, так как ноги его подкашивались. - Что это со мной? Ведь я выпил всего три...

   Он считал, разумеется, только три последние стакана, которые он выпил один за другим, а между тем они-то именно и вывели его из равновесия.

   Однако мысль о "Грабителях" до такой степени пугала мистера Боба, что происходившая в нем борьба между нерешительностью и страхом разрешилась окончательно в пользу последнего.

   - Ну, что же? В чем ваш совет? - спросил Грундвиг.

   Боб сделал над собой отчаянное усилие и выговорил залпом следующую фразу:

   - Гм!.. Вот именно. Сейчас видно, что вы, почтенные джентльмены, не здешние, не лондонцы... Гм!.. Иначе вы не зашли бы в таверну "Висельник", да еще в такой час... Вы, конечно, не знаете, почему она так называется?.. - Он понизил голос до шепота и продолжал с самым зловещим видом: - Здесь повесился мой дед!.. И отец повесился!.. Все Тернепсы этим кончают!.. Да, что, бишь, я хотел вам сказать? А, вспомнил!.. Знаете, по лондонским улицам небезопасно ходить в такой поздний час. На вашем месте я бы поскорее ушел отсюда, заплатив, разумеется, по счету, как оно и следует порядочным людям.

   - Только-то! - воскликнул Гуттор и громко расхохотался.

   Смех богатыря прокатился по всей таверне, как гром. Пьяница был оглушен, озадачен, но так как предстоящая драма его пугала, то он решился договорить и выставить последний, самый убедительный аргумент:

   - Стало быть, вы не знаете, где находитесь? Ни один констэбль не решится сунуть сюда носа ночью. Ночные патрули, несмотря на свою многочисленность, боятся ходить по этой улице... Вы находитесь в таверне "Грабителей морей"!

   Мистер Боб, с которого от волнения соскочил почти весь его хмель, рассчитывал, что при этих словах оба случайные посетители без оглядки бросятся вон из трактира и даже позабудут заплатить за выпитый бочонок пива. Один бочонок куда ни шел; почтенный трактирщик уже мирился мысленно с этой потерей. Но, к вящему его удивлению, менее рослый из двух посетителей только плечами пожал с самым явным презрением, а богатырь вторично загремел хохотом на весь трактир.

   - Гм!.. Джентльмен, вы с ума сошли, - продолжал Боб, у которого на лбу выступили крупные капли холодного пота. - Подумайте: разве "Грабители" допустят, чтобы при их совещаниях находились посторонние свидетели? Вы оба погибнете, если не уйдете заблаговременно.

   Боб произнес эти слова твердым голосом. Он был страшно бледен, но совершенно трезв. Винные пары улетучились из его головы под давлением смертельного страха.

   Сколько кровавых драм разыгралось уже в этом злодейском притоне! Сколько было привезено сюда связанных людей, даже детей и женщин, от которых кому-нибудь выгодно было отделаться!.. Эти привозимые люди уже не выходили обратно... Только Боб один знает счет трупам, зарытым в подвалах и погребах трактира или брошенных в огромную цистерну для стока воды, находившуюся под домом.

   Между прочим, однажды вечером к таверне подъехала наемная карета, из которой вышла богато одетая молодая женщина с тремя маленькими детьми. Ей было сообщено, что с мужем ее сделался апоплексический удар и что больной перенесен в какой-то дом в Сити. Вне себя от испуга, приехала она в этот дом, захватив с собой детей, прошла, ничего перед собой не видя, через трактирную залу и стала спускаться по лестнице в ту комнату, где лежал, как ей сказали, ее больной муж. Вдруг раздался ужасный крик: ступени подогнулись под ногами несчастной дамы, и она упала в грязную цистерну вместе с тремя невинными малютками.

   Час спустя приехал ее муж, привлеченный таким же точно известием, и подвергся той же самой участи.

   Много подобных происшествий случилось в трактире "Висельник" за последние десять лет. Дяди отделывались таким способом от племянников и племянниц, опекуны от опекаемых, младшие братья от старших, мужья от жен. На образном жаргоне "Грабителей" эта несчастная клоака называлась "Ямою наследств". Да не подумает читатель, что это вымысел: это исторический факт, проверенный во время разбирательства процесса "Вайтчапельских убийц" в 1778 году.

   Страшная ассоциация "Грабителей морей" сделалась чрезвычайно опасною для общества в конце XVIII века, когда Европа, расстроенная продолжительными войнами, лишенная дорог и удобных сообщений, почти предоставляла каждому гражданину заботиться о своей безопасности, как он хочет.

   Не было ни одной провинции, где бы ни завелась своя собственная шайка разбойников, грабителей, убийц, смеявшихся над дорожною стражей и грабивших подчас целые селения и города.

   Но ни одна из таких шаек не могла равняться силою с грозным обществом "Грабителей морей", которое организовал нотариус Пеггам. У этого общества был свой флот, были сухопутные шайки, были могущественные покровители, задаренные деньгами, были сообщники даже в Верхней палате английского парламента и в коронном суде Великобританской державы.

   Ламанчшский канал, Балтийское море, Северное море служили обычною ареною преступных подвигов общества, наводившего страх на берега Англии, Дании, Швеции, Норвегии, Голландии и Германии. Сам Лондон оно в течение двадцати лет держало под ужасным террором.

   Дошло до того, что "Грабители" взимали правильную пошлину со всех богатых негоциантов, арматоров, банкиров и домовладельцев Сити. Этим лицам посылались категорические требования доставить в такой-то день и час в таверну "Висельник" такую-то сумму, которая обыкновенно назначалась соразмерно богатству облагаемого этою незаконною податью лица. В письме, обыкновенно, упоминалось о прискорбных последствиях, которые неминуемо должен повлечь за собою отказ, и внизу ставилась подпись: "Грабители".

   В первое время некоторые энергичные люди пробовали сопротивляться, но через неделю исчезали неизвестно куда, так что от них ни малейшего следа не оставалось. Кончилось тем, что больше уже никто не отважился противоречить дерзким бандитам.

   Несколько раз в таверне "Висельник" устраивались полицейские облавы, и были случаи массовых арестов тех лиц, которые там оказывались. Но, хотя администрация была вполне уверена, что арестованные принадлежат к обществу "Грабителей", все-таки их в конце концов приходилось выпускать из-под ареста за неимением достаточных улик. Против них не находилось ни одного свидетеля. Когда "Грабители" обкрадывали чей-нибудь дом или корабль, они обыкновенно убивали всех ограбленных. Никто не догадывался, что следовало приняться за Пеггама и Надода. Они были душою преступного товарищества, и с их падением оно распалось бы само собою. Но главари шайки умели искусно прятаться, и никому в голову не приходило заподозрить их.

   Железная дисциплина господствовала в среде общества во всем, что касалось его специальной деятельности, но затем каждый член ассоциации получал золота вволю и мог предаваться каким угодно излишествам.

   Понятен поэтому испуг Боба, когда посетители не послушались его и не согласились удалиться. Его могли обвинить в том, что он нарочно впустил шпионов, и предать смертной казни по неписаному уставу общества.

   Часы пробили десять.

   - Да уходите же отсюда! - сказал опять Боб, побледнев еще больше. - Неужели вы не поняли, что я вам говорил?

   - Здесь публичное место, и каждый имеет право здесь быть, если он только платит за то, что берет, - флегматично отозвался Грундвиг. - Что касается ваших "Грабителей", то вы не беспокойтесь, почтеннейший, мы с ними не начнем ссоры, если только они сами...

   Он не успел договорить, как с улицы послышались свистки, и лицо Боба исказилось от ужаса.

   - Послушайте, хозяин, - спросил Грундвиг, - чего вы так боитесь?

   - Они!.. Они!.. - дрожащим голосом твердил Боб. - Я погиб, и вы со мной тоже.

   Вдруг ему в голову пришла одна мысль.

   - Послушайте, - сказал он торопливо, - если вы не хотите моей смерти... Я бы должен был давно вас удалить, потому что сегодня вечером здесь в зале назначено собрание "Грабителей", и сам Сборг будет председательствовать... Да, если вы не хотите моей смерти... и своей тоже... то не противоречьте мне, когда я буду по-своему объяснять ваше присутствие здесь, и, пожалуйста, уходите, как только вам прикажут удалиться.

   Грундвиг и Гуттор не успели ответить, у входа в трактир раздались громкие голоса, и Боб стремительно бросился к двери встречать гостей.

   Гуттор и Грундвиг поняли, к сожалению, слишком поздно, что они сделали большую неосторожность. Они вовсе не имели в виду вызывать на бой "Грабителей", они думали, что Надод назначил Биллю свидание в обыкновенном трактире, а не в специальном притоне бандитов. Билль говорил им, что Надод стал совершенно неузнаваем, так как искусный хирург уничтожил его уродство, вставив ему искусственный глаз и выправив нос и челюсти. Гуттор и Грундвиг задумали воспользоваться удобным случаем увидать преображенного Надода, проследить его до квартиры и, если окажется возможным, овладеть им, после чего верные слуги Биорнов рассчитывали отвезти Красноглазого в Розольфсе на пароходе "Олаф", которым командовал Билль, произведенный Фредериком в капитаны. Кроме того, они имели в виду оказать Биллю помощь на тот случай, если б Надод устроил ему в трактире какую-то ловушку. Теперь же все это менялось: Гуттору и Грундвигу предстояли серьезные неприятности.

   Приятели не успели передать друг другу своих впечатлений, в таверну ввалилась толпа "Грабителей", таща какого-то человека, завернутого в одеяло. Они отбили этого человека у констэблей, провожавших его, ограбленного, домой. Само собою разумеется, что обобрали его не они: такими мелкими делами они не удостаивали себя заниматься.

   - Ах, негодяи! Ах, разбойники! Ах, убийцы! - кричал во все горло человек в одеяле. - Мало того, что они раздели меня донага, они украли у меня то, чем я всего более дорожу: мою рукопись, плод усердного труда в продолжение целого года! Это сочинение должно было произвести целый переворот в науке: я в нем описывал нравы и обычаи канаков, решительно опровергая весь тот вздор, который до сих пор об этом писался разными лжецами... Ах, Боже мой, что скажет миссис Ольдгам!.. И что это, господа, вы не позаботились спасти мою рукопись, когда спасали меня!.. Как вам не стыдно!

   Почтенный клерк воздел руки в горе, забывая, какое на нем одеяние, и это одеяние упало, а сам он остался в костюме Аполлона Бельведерского. Впрочем, он сейчас же схватил упавшее одеяло и величественно задрапировался в него.

   Взрыв хохота раздался в ответ на монолог чудака, который по своей близорукости смешал жуликов с констэблями и воображал, что его спасли те самые люди, которые теперь его вышучивали.

   Во время этой сцены Гуттор и Грундвиг советовались между собой, что им делать. Но когда среди шума они вдруг услыхали имя "Ольдгам", они оба подняли головы и увидели бывшего бухгалтера брига "Ральф". Одна и та же мысль мелькнула у обоих: нехорошо будет, если Надод увидит Ольдгама. Встретить в один день бывшего лейтенанта "Ральфа" и бывшего бухгалтера!.. Это может привести Надода к догадке, не дал ли Фредерик Биорн какого-нибудь поручения своим бывшим подчиненным.

   Под шумок Гуттору и Грундвигу было бы еще не поздно улизнуть из таверны, но они не желали оставлять Билля одного в подобном притоне.

   В эту минуту в трактир вернулись вышедшие ненадолго перед тем два "Грабителя". Один нес под мышкой одежду Ольдгама, а другой - его знаменитую рукопись. Клерк даже взвизгнул от радости. "Грабителей" боялись все жулики Сити, и потому выручить украденные вещи чудака клерка им не стоило никакого труда. Покуда Ольдгам одевался, дверь вдруг с шумом распахнулась, и в залу, отбиваясь от державших его разбойников и сжимая в руке пистолет, вбежал молодой человек с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами.

   - Говорят же вам, что меня ваш Сборг сам сюда пригласил! - кричал он громким голосом. - Прочь от меня, а не то я размозжу голову первому, который ко мне сунется!

   Это был Билль. Четыре разбойника, пытавшиеся его задержать, отступили в сторону, и один из них сказал:

   - Ну, хорошо. Если ты лжешь, тебе все равно несдобровать.

   - Зачем бы я стал лгать? - возразил молодой лейтенант. - Мне до вас дела нет, а вам до меня. Вы не имеете права меня спрашивать, а я не желаю вам отвечать. Разве я спрашиваю вас, зачем вы сюда собрались? Ведь нет? Так и вы оставьте меня в покое и не мешайте мне выпить бутылочку эля... Эй, трактирщик! Бутылку сюда! Да смотри, живее у меня!

   В толпе пробежал одобрительный ропот. Открытое, смелое обращение юноши понравилось всем, да, наконец, и имя Сборга действовало магически.

   Билль спокойно прошел через всю залу и, как бы случайно, подошел к столу, за которым сидели Гуттор и Грундвиг, но сел на противоположном конце и вполоборота к ним. Тут только "Грабители" заметили посторонних и обратились было к трактирщику за объяснением, но в эту минуту вдруг в залу величественно вошел Красноглазый - и все умолкло.

   Нахмурив брови, Надод пытливо обвел глазами залу, отыскивая молодого человека. Увидав Билля, он злобно усмехнулся и направился к нему.

   Очевидно, намерения его относительно молодого человека изменились. Какая была причина к тому? Что такое он узнал за этот день?

   Как бы то ни было, Надод, дойдя до середины зала, остановился, указал рукою на Билля и произнес повелительным тоном:

   - Взять его!

   Человек двенадцать бросились исполнять приказание Сборга и вдруг остановились, как вкопанные.

   Билль встал, бледный и дрожащий от гнева, и приготовился стрелять из пистолета: но в эту самую минуту Гуттор протянул руку, осторожно взял молодого человека за талию и переставил его по другую сторону стола, а сам с рассчитанною медлительностью выпрямился во весь свой богатырский рост и, молниеносно глядя на разбойников, собиравшихся исполнить приказ Надода, произнес своим ровным и звучным голосом:

   - Ну-ка, попробуйте, возьмите его!

   Грундвиг не удерживал своего друга. Он тоже понимал, что нельзя оставить без помощи молодого командира розольфского судна "Олаф".

   В зале все притихло. Слышно было только дыхание нескольких десятков человек.

   Надод был поражен, увидав гиганта, и первое время никак не мог понять, что это значит. Но затем ему разом вспомнились богатырь Сигурдовой башни и его товарищ - и он тут же узнал обоих, несмотря на их переодевание.

   - Гуттор! Грундвиг! - воскликнул он. - О! Это сам ад передает их в мои руки!

   - Да, мы - Гуттор и Грундвиг, - отвечал богатырь, видя, что ему больше уж нечего терять. - Ты получишь, наконец, достойную казнь: небесное правосудие передает тебя нам.

   Красноглазый саркастически засмеялся.

   - Ты хорошо делаешь, что обращаешься к небу: твой последний час пробил. Ребята, - прибавил он, обращаясь к своим подчиненным, - пятьсот золотых крон тому, кто схватит этого хвастуна.

   Приближалась минута ужасной, беспощадной борьбы. Надод, пылая местью к людям, которые некогда исполняли над ним приговор Черного герцога, не мог больше сдерживаться. Ему хотелось поскорее получить их в свою власть и насладиться их мучениями. Тогда исполнилась бы его клятва: все, кого он хотел убить, были бы убиты, и он мог бы уехать в Америку, которая только что завоевала себе независимость, где он надеялся найти себе забвение, счастье и покой.

   В этот самый вечер ему предстояло получить от адмирала Коллингвуда значительную сумму, которая вместе с прежними накопленными деньгами должна была составить очень крупную цифру. На следующий день Надод собирался исчезнуть навсегда, не опасаясь больше мести со стороны Фредерика Биорна: ведь не мог же герцог Норрландский отыскать в неизмеримых пустынях Нового Света убийцу своего отца и брата.

   Хотя в окончательном исходе борьбы нечего было сомневаться, однако исполнить приказ Надода было вовсе нелегко. Богатырь и его два товарища находились в очень удобной позиции: они стояли, прислонясь к стене и прикрываясь большим тяжелым столом. Нападать на них можно было только спереди. Сверх того, Гуттор нашел у себя под руками грозное оружие: вдоль стены была протянута толстая железная полоса в четыре метра длиною, вделанная концами в стену. На эту полосу ставились бочки с пивом, когда в трактире устраивалось какое-нибудь особенное пиршество. Гуттор схватил эту полосу, понатужился и вырвал ее из стены. Два обыкновенных человека едва бы могли приподнять ее, но богатырь действовал ею свободно, как дубиной.

   Увидав такую страшную силу, разбойники, бросившись было исполнять приказ Надода, отхлынули прочь. Ропот удивления пробежал по всей зале. Физическая сила всегда производит большое впечатление на толпу.

   Надод закусил губы от злости. Он понял, что грозное орудие Гуттора, особенно в таких могучих руках, способно уложить враз человек двадцать. "Грабители" были люди храбрые, способные пойти навстречу какой угодно опасности, но при условии, чтобы кто-нибудь повел их вперед, показывая пример. Как на грех, в этот вечер Надод имел важные причины не рисковать жизнью, хотя вообще он был далеко не трус.

   Нужно было, однако, решиться на что-нибудь. В зале царила глубокая тишина. "Грабители" с тревогой поглядывали на своего вождя, ожидая, что вот-вот он поведет их на бой с силачом, который, спокойно улыбаясь, собирался крошить их одного за другим.

   Гуттор имел теперь полную возможность поглумиться над трусостью "Грабителей" и с удовольствием готов был это сделать, но вовремя сообразил, что это значило бы играть на руку Надода. Красноглазый дорого бы дал за то, чтобы Гуттор и Грундвиг раздразнили чем-нибудь "Грабителей" и дали бы им тот толчок, которого только не доставало. В сущности, разбойникам стоило бы только броситься в атаку всею массой и пожертвовать десятком из своих: тогда все дело было бы окончено в несколько минут. На беду еще "Грабители" не были вооружены: им строго воспрещалось ходить в таверну с оружием, так как прежде ни одна сходка не обходилась, по крайней мере, без одного убийства вследствие пьяной ссоры.

   Положение нескольких десятков разбойников, боявшихся начать нападение на трех человек, становилось в конце концов просто смешно. Надод понял это и, не видя никакого средства помочь горю, в злобном отчаянии вскричал:

   - "Грабители"! Отворяйте двери, снимайте шляпы и становитесь на колени! Дайте пройти этим людям, раз уж вы, будучи в числе пятидесяти против трех, все-таки не решаетесь с ними сразиться.

   Слова эти были сказаны толпе тоном самого уничижительного презрения. Яростный крик, потрясший таверну, был ответом на них. Толпа разбойников хлынула к столу, но сейчас же на нее несколько раз опустилась смертоносная железная полоса... Несколько черепов было тут же размозжено. Поражаемые лишь глухо вскрикивали - и затем все смолкало. Раненых не оказывалось: грозное оружие Гуттора убивало наповал.

   Бешенство грабителей росло, и они продолжали наступать на Гуттора. Шестеро из них ухватились за железную полосу, выждав момент, когда она опустилась, совершив свое страшное дело. Гуттор, показывая опять невероятный пример мускульной силы, поднял свое оружие вместе с уцепившимися за него разбойниками и при этом встряхнул его так, что разбойники посыпались прочь и разбились - кто об стену, кто об пол. Но на этот раз железная полоса выпала из руки Гуттора, и он оказался обезоруженным.

   Зала огласилась криком торжества, но вслед за тем произошло нечто уже совсем невероятное: богатырь встряхнулся и повлек на себя облепивших его со всех сторон грабителей, потом разбежался и ударил об стену. Затрещали кости, брызнули мозги из разбитых голов... Богатырь продолжал ударяться об стену, давя бандитов. Стоны, крики и вой стояли в зале.

   - Неужели мы дадим ему перебить всех наших? - вскричал Надод, вне себя от ярости.

   Собрав разбойников, еще не принимавших участия в битве, он приготовился ринуться с ними сам на Гуттора, как вдруг сцена переменилась: с шумом распахнулась дверь таверны, и в залу ворвались человек двенадцать грабителей, вооруженных ружьями.

   В честь прибывшего подкрепления грянуло бешеное "ура!" Курки щелкнули. Дула ружей направились на трех героев. Но Красноглазый, подняв руку, остановил своих подчиненных. Несколько человек еще боролись с Гуттором и выстрелы могли их задеть.

   - Все назад! - скомандовал Надод громким голосом.

   Грабители поспешили повиноваться. Еще несколько секунд - и залп должен был грянуть. Вдруг позади розольфцев бесшумно отворилась дверь, скрытая за печкой, и в отверстии появился Боб. Бледный и безмолвный, он молча указал им жестом на дверь. Они бросились туда, и дверь за ними захлопнулась.

   - Бегите по прямой линии, - торопливо шепнул им Боб. - В конце коридора выход в переулок. Там вы будете спасены.

   Три друга быстро побежали вперед в темноте, но едва они пробежали десяток шагов, как под их ногами пол опустился, и они упали в пустое пространство, не успев даже вскрикнуть.

   - Трусы! - вскричал Надод, видя, что его враги скрылись за печкой. - Вы боитесь взглянуть смерти прямо в глаза и прячетесь... За мной, ребята! Пощады никому!

   Грабители кинулись вслед за Надодом...

   Пространство за печкой оказалось пустым.

   - Измена! - заревел Надод в бешенстве. - Они от нас убежали!

   Дверь за печкой снова отворилась, и в отверстии опять показалась фигура пьяницы Боба.

   - Успокойся, Сборг, - сказал он, - твои враги навсегда похоронены в "Яме наследств".

   В ту же минуту снаружи раздался громкий крик:

   - Спасайтесь! Солдаты!

   В несколько секунд грабители рассеялись по соседним переулкам и, когда в таверну вступила рота кэмбелевского горно-шотландского полка, расквартированного в Сити, в таверне "Висельник" не было никого. Только в луже крови на полу валялись тридцать трупов. Никому бы и в голову не пришло, что эта гекатомба устроена одним человеком. Дорого продал Гуттор свое поражение...

   Совершая обыск, солдаты отыскали под столом бедного Ольдгама, который забился туда от страха. Так как он был весь в крови, то его арестовали впредь до прибытия коронера, приняв его "за опасного убийцу, принадлежащего к преступной шайке".

   На другой день вышел королевский указ, повелевавший закрыть навсегда таверну "Висельник" по случаю целого ряда преступлений, совершаемых там в последнее время. Сам дом, где помещался трактир, приказано было срыть до основания.

   Несчастный Ольдгам, как уличенный на месте преступления, подвергался опасности быть приговоренным к смертной казни через повешение.

   - Увы! - говорил он, сидя под арестом. - Недаром мой покойный тесть, мистер Фортескью, всегда говорил, что в моем взгляде есть что-то роковое. Оказывается, мне на роду было написано сделаться жертвой судебной ошибки... и все это только потому, что я вздумал посетить землю канаков!

   Однако мрачным его предчувствиям не суждено было сбыться. Его ожидала совсем иная участь.

   Когда фальшивый пол выскользнул из-под ног Гуттора и его товарищей, они упали в цистерну, которая долгое время служила приемником для стока воды. Глубиною она была метров шесть или семь, не более. После знаменитого процесса "Вайтчапельских убийц", нотариус Пеггам, желая уничтожить всякие вещественные доказательства, приказал в одну ночь очистить цистерну от человеческих костей и строго запретил делать из нее прежнее употребление; он даже отвел от нее сточные трубы, чтобы кому-нибудь не пришло в голову еще раз воспользоваться ямой. Надод, вступивший в общество "Грабителей" после "Вайтчапельского дела", не знал, что механизм, с помощью которого опускался пол над ямой, еще существует. Знай он это, он, разумеется, сам приказал бы Бобу своевременно употребить это верное средство, которым трактирщик догадался воспользоваться лишь под самый конец, когда грабители уже потеряли три десятка самых энергичных бойцов из своей шайки.

  

   По необыкновенно счастливому случаю, Гуттор, упавший первым, принял на свою спину обоих товарищей, так что они упали сравнительно мягко; сам же он отделался лишь незначительными ушибами. Встав на ноги и несколько опомнившись, все трое первым делом окликнули друг друга в темноте. Успокоившись насчет друг друга, они принялись измерять пространство и высоту ямы. Пространство они вымерили без труда, смерив руками каждую стену, но определить высоту было труднее. Для этого Грундвиг стал Гуттору на плечи, а на свои принял Билля, который, однако, не нащупал края ямы, хотя и вытянул руки. Со всех четырех сторон цистерны сделан был этот опыт, но все четыре раза неудачно. Биллю удалось только в одной из стен нащупать квадратное отверстие.

   - Во всяком случае верх недалеко, - заметил по этому поводу Грундвиг, - потому что в цистернах такие отверстия делаются обыкновенно очень близко от верха.

   - Это мы увидим, - ответил Гуттор. - Я придумал...

   Богатырь вдруг умолк. Наверху, над головами заключенных, явственно послышались голоса.

   - Ну, трусище, показывай мне дорогу, - говорил чей-то голос. - Ведь уж патруль в эту ночь другой раз не придет.

   Три друга вздрогнули, узнав голос: он принадлежал Надоду Красноглазому.

   - Я их не боюсь, Сборг, - отвечал другой голос, в котором нетрудно было узнать голос трактирщика Боба. - Я, если захочу, могу тут спрятаться на несколько месяцев и смело ручаюсь, что никто меня не найдет. Впрочем, кроме меня, никто не сумеет отворить двери из залы в коридор.

   - Затворил ли ты ее опять-то, болтун этакий?

   - Затворил, Сборг.

   - Хорошо. Ну, зажигай свой фонарь. Дженкинс, Партеридж, вы тут?

   - Здесь, господин.

   - Брр!.. Как жутко было мне шагать через трупы товарищей, убитых этим извергом.

   - Сам ты изверг! - проворчал Гуттор. - И если только ты попадешься когда-нибудь мне в руки...

   - Слезайте скорее, Билль, - шепотом сказал Грундвиг. - Они направляются к нам.

   Молодой человек спустился на землю. Грундвиг тоже слез с плеч богатыря.

   - Ляжем на пол и притворимся мертвыми, - сказал последний. - Негодяи сюда идут, вероятно, для того, чтобы посмотреть, дышим ли мы еще.

   - Вот сила-то необычайная! - продолжал Надод, не скрывая своего восторга. - Не подоспей к нам помощь, он бы нас укокошил всех до одного. Ну, да теперь он уж, наверное, успокоился навсегда. По правде сказать, я бы не желал еще раз встретиться с таким противником.

   - Но ты встретишься, негодяй, клянусь Богом! - проворчал Гуттор, лежа на спине поперек ямы.

   - Уверен ли ты, что яма достаточна глубока и что они убились до смерти? - спросил Надод.

   - Четырнадцать локтей глубины, Сборг, - отвечал мистер Тернепс. - Не разбиться тут нельзя.

   - Поторапливайся же, - продолжал Надод. - Свети сюда фонарем. Я хочу удостовериться.

   - Тише, Сборг, - предостерег его Боб. - Вы можете тут оступиться и упасть, как они. Позвольте, я поверну коромысло и открою люк.

   - Открывай, да поскорей, мне до полуночи нужно поспеть в Вест-Энд.

   - Мы слишком симметрично лежим, - торопливо прошептал Грундвиг. - Это может внушить подозрение. Ляжем так, как будто бы мы свалились один на другого, а Гуттор пусть ляжет сверху. Надод подумает, что богатырь окончательно нас задавил.

   Едва они успели переменить свое положение, как в яму проник свет фонаря. Гуттор мельком успел заметить, что в правом углу каменная кладка сильно расселась от сырости.

   На краю ямы стояли четыре человека: трактирщик Боб, Надод и те два разбойника, которых Сборг перед тем подозвал к себе в темноте. Все четверо с тревожным любопытством разглядывали Гуттора и его товарищей, лежавших на дне ямы. Те разыгрывали свою роль превосходно, и никому в голову не могло прийти, что они живы и только притворяются мертвыми.

   - Ну, я думаю, что их дело кончено, - сказал Надод со вздохом облегчения. - Это нам дорого обошлось, но во всяком случае мы теперь обеспечены от того вреда, который они могли причинить нам в будущем.

   - Они сразу же расшиблись до смерти, - заметил Боб, вполне поддаваясь на хитрость Грундвига. - Взгляните, гигант придавил собою тех двух, а сам ударился головой прямо о каменную стену.

   - Хотелось бы мне удостовериться, не в обмороке ли он только, - продолжал Красноглазый.

   - Я думаю, в яму можно на чем-нибудь спуститься, - заметил Дженкинс.

   Гуттор вздрогнул всем телом. Оба товарища, лежавшие под ним, задрожали от страха.

   - Спуститься никак нельзя, - отвечал Боб, - прежде для этого употреблялась лестница, но она уже давно никуда не годится.

   Оба товарища Надода имели при себе оружие.

   - Кто-нибудь из вас дайте мне свой пистолет, - обратился к ним Красноглазый.

   Гуттор вздрогнул всем телом. Он знал, что бандит стреляет метко.

   Надод взял поданный ему Дженкинсом великолепный вилькоксовский пистолет и тщательно осмотрел его.

   - Свети мне, Боб, чтобы видна была голова гиганта. Вот увидите, как я снесу ему полчерепа.

   Он стал медленно прицеливаться.

   Руки богатыря, лежавшие на плечах Грундвига и Билля, тихо пожали эти плечи, и он произнес чуть слышным шепотом:

   - Прощайте! Отомстите за меня!

   Грянул выстрел.

   Пуля, задев висок богатыря и ссадив на нем кожу, вонзилась в камень на вершок от его лица. От камня брызнули мелкие осколки и оцарапали щеки предполагаемого мертвеца. Гуттор не пошевельнулся.

   - Этакий я неловкий! - вскричал Надод. - Впрочем, так всегда бывает, когда стреляешь из непривычного оружия. Этим пистолетом надобно целиться на вершок выше того места, в которое желаешь попасть, т.к. у него слишком сильна отдача. Дженкинс, заряди опять! На этот раз я уж не промахнусь... Хотя, впрочем, богатырь наш совершенно мертв, иначе выстрел заставил бы его очнуться. Если я и собираюсь стрелять, то только для того, чтобы загладить свой промах. Дженкинс, клади пороху поменьше. На таком коротком расстоянии достаточно половины заряда.

   Грундвиг и Билль переживали ужасные минуты, сознавая, что их товарищ бесповоротно осужден на погибель, но сам Гуттор был спокоен, примирившись с неизбежностью смерти.

   В эту решительную минуту вдруг начали медленно бить часы на дворце лондонского лорд-мэра. Надод принялся считать: раз, два, три...

   Бой часов казался Биллю и Грундвигу похоронным звоном в честь их верного друга.

   - Одиннадцать! - сказал Надод, когда часы кончили бить. - Мы больше не можем терять времени. Спрячь свой пистолет, Дженкинс, а ты, Боб, уйди на минутку. Я должен поговорить с этими господами об очень важных вещах и не хочу, чтобы ты слышал наш разговор. Не вздумай подслушать, иначе я попробую вторично пистолет милорда Рочестера уже на тебе самом. Ступай на улицу и жди нас там. Я тебе потом объясню, что ты должен сделать до прибытия коронера, который, разумеется, явится завтра утром на следствие.

   Трактирщик ушел ворча.

   Надод продолжал, обращаясь к товарищам:

   - Слушайте меня внимательно, потому что, когда мы выйдем на улицу, разговаривать будет уже неудобно. Вот в чем дело. Вы сами лично были очевидцами смерти лорда Эксмута и знаете, что мы в этом случае хлопотали для его брата, адмирала Коллингвуда. Сегодня вечером адмирал должен отдать нам плату за кровь. Ему уже дано знать, что я явлюсь к нему в дом сегодня незадолго до полуночи, чтобы получить условленную сумму в обмен на два документа, которые целиком писаны его рукой и которых вполне достаточно для того, чтобы отправить его на виселицу. Адмирал Коллингвуд - человек, способный на всякую пакость. Он способен поставить меня в такое положение, что я вынужден буду отдать ему оба документа даром, без денег.

   - Еще бы! - заметил Дженкинс. - Сто тысяч фунтов стерлингов - сумма аппетитная. Сохранить ее у себя всякому лестно.

   - Поэтому я придумал, чтобы вы пошли со мной. Документы я передам одному из вас, и вы будете ждать меня у дверей адмиральского дома. Таким образом, если лорд Коллингвуд сделает на меня покушение, то бумаги будут спасены, и он вынужден будет пойти на сделку. Если же он согласится честно расквитаться со мной, то я постучу в окно, и один из вас принесет мне документ, а другой останется у дверей. Надобно все предусмотреть. Если через четверть часа мы оба не возвратимся, то пусть тот из вас, который останется у дверей, пойдет и уведомит Тома Пирса, которому я заранее дал соответствующие приказания. Том Пирс явится во главе сотни вооруженных товарищей и возьмет штурмом дом герцога Эксмута, которому дорого придется поплатиться за свою подлость. Том Пирс должен был, по первоначальному плану, дожидаться известия от меня здесь, в этом трактире, но после недавних событий место пришлось переменить. Теперь они все находятся у Вильяма Джонса в Блэкфрайарсе... Поняли вы меня?

   - Совершенно поняли, Сборг! - отвечали оба разбойника.

   - Так идемте. Вот документы, Дженкинс. Возьми их себе, а ты, Партеридж, карауль хорошенько.

   - Вы еще хотели что-то приказать Бобу? - напомнил Партеридж.

   - Да, позовите его... Или нет, не нужно, мы встретим его на улице.