Главная » Книги

Маурин Евгений Иванович - Людовик и Елизавета, Страница 15

Маурин Евгений Иванович - Людовик и Елизавета


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

ь Оленьку, и вспомнила о царевне только тогда, когда почти лишилась сознания от невыносимой боли. Поэтому Ванька и рассчитывал, что, усилив истязание, он допытается до всего.
   Нагайка уже перестала оказывать свое действие. Тогда в ход пошла просмоленная пакля, всунутая и зажигаемая между пальцами ног, деревянные гвозди, вколачиваемые под ногти, крупная соль, втираемая в раны... Однако ничто не помогало, и кончилось тем, что Алена упала в продолжительный, тяжелый обморок.
   Тогда Ванька связал бесчувственную женщину по рукам и ногам, натаскал в чулане дров, положил их "клетками", сунул в промежутки сено и замасленное тряпье, взвалил поверх всего бесчувственную Алену, закрыл ее сеном же и устроил таким образом грандиозный костер. Затем он отправился на поиски ценностей. В сундуке за кучами ненужного тряпья он отыскал кованый ларец с хитрым замком заморской работы, вскрыл его топором и нашел там около двух тысяч наличными деньгами, заемное письмо Липмана на процентное помещение у него остального капитала Алены и целую груду колец, серег и браслетов самой разнообразной ценности. Ванька сложил все это в холщовый мешочек и отправился на дальнейшие поиски. Но больше ничего интересного для него не было. Ведь они жили в собранной на скорую руку обстановке, намереваясь со временем устроиться широко и по-барски.
   Правда, аленины платья и шубки представляли собою некоторую ценность. Но стоило ли возиться с ними? Нет, вон эту рухлядь! Убедившись, что никаких драгоценностей больше не имеется, Ванька прошел на кухню, достал из топившейся печи горящее полено и кинул в приготовленный костер. Сено и замасленное тряпье сразу загорелись ярким огнем. Тогда Ванька взял мешочек с алениными ценностями и ушел из дома, тщательно заперев дверь.
   Он прошел на свою вторую квартиру, о существовании которой знали только его ближайшие помощники. Тут Ванька хранил все то добро, которое приобретал своим "честным трудом", тут же он переодевался, когда отправлялся выслеживать кого-нибудь.
   Заперев принесенные деньги и золотые вещи в один из потайных дубовых шкафов, вделанных в стену, Каин присел к столику и глубоко задумался. Его сильно поразило, что нравившаяся ему Воронцова оказалась той самой Пашенной, которую непременно хотел устранить Семен Кривой. Неужели так-таки и выдать ее?
   В конце концов он решил, что скажет Кривому только про монаха, а про Оленьку умолчит. Ведь он знает, где она прячется, а потому выследит ее и воспользуется удобным моментом, чтобы выкрасть ее, но для себя, а не для Семена!
   Пока же нельзя было терять время. Вечером он должен был попасть на свидание с Жаном Брульяром, которого он давно уже охаживал, а до этого времени намеревался выследить Столбина. И вот, нарядившись и притворившись безобидным пьяненьким мастеровым, Каин отправился к дворцу царевны.
   Один из его людей, вертевшийся около дворца, сказал, что царевны здесь нет и что она, по всей вероятности, в Смольном. На вопрос Каина, не приходил ли сюда монах с девушкой, агент ответил утвердительно, добавив, что девушка осталась пока здесь, а монах ушел.
   Ванька поспешил в Смольный и лишь успел добраться туда тогда, когда гости уже начинали разъезжаться. К сожалению, монаха не было. Каин подождал, пока разъехались все, и ушел, подумав, что монах ускользнул одним из первых.
   Сообразив по солнцу, что идя не спеша он как раз к назначенному времени успеет попасть в кабак на Васильевском Острове, Ванька отправился в путь, который лежал мимо подожженного им домика. Подойдя туда, он увидел громадную толпу народа, которая вместе с солдатами и полицейскими помогала сносить два ветхих дома. С ванькиной лачуги огонь перекинулся на соседние дома, так что теперь пылало уже целых шесть домов. Отстаивать их и думать было нечего - старались хоть помешать пожару распространиться на весь квартал. Ванька посмотрел на кипевшую там суматоху и с облегченным сердцем пошел дальше: его лачуга была как раз в центре гигантского костра из шести домов со службами, и не было сомнения, что Алена бесследно исчезнет в этом огромном костре.
   Жан Брульяр уже сидел в кабачке и с кислым видом потягивал мутное пиво. Приход Ваньки заставил его оживиться: Брульяр боялся, что именно сегодня, когда у него есть чем похвастать, купец не придет за товаром. А товар был таков, что за него, по мнению Брульяра, можно было бы спросить хорошую цену.
   Ванька с Брульяром уселись так, чтобы видеть и слышать всех, но чтобы их никто подслушать не мог. Затем Жан начал свои обычные подходы вокруг да около.
   - Вот что, почтеннейший: я - травленый зверь и как бы охотник ни прятал оружие, а я его за версту по чутью распознаю. Бросьте играть комедию и давайте говорить прямо, как подобает взрослым и серьезным людям. Вы - агент на службе русскому правительству? Не отрицайте, потому что я вам все равно не поверю. Вы хотите получить от меня какие-либо сведения? Я могу дать вам таковые, потому что именно сегодня мне удалось напасть на важный след. И впредь я могу сообщать вам много ценного. Но за такие вещи надо платить. Поэтому первый вопрос: сколько?
   - Да позвольте, милый друг,- ответил Ванька,- как же я могу тебе выложить на стол деньги, когда даже не знаю, что именно ты собираешься мне рассказать? Может быть, я сам это давно знаю, да и так может быть, что ты просто выдумал свои новости... Ты не обижайся, мне на всякий народ напарываться приходилось!
   - Так и ты не обижайся,- в тон ему ответил лакей,- но мне тоже на всяких сыщиков напарываться приходилось. Иному откроешь по глупости важный секрет, а потом ищи ветра в поле!
   - Ну, ближе к делу, паря! Ты сколько хочешь?
   - Десять червонцев в задаток, а когда мое сообщение подтвердится, еще пятьдесят!
   - А ты, часом здоров, паря? Коли хочешь дело со мной делать, так говори толком! Хочешь - уж от доброты даю - червонец в задаток сейчас и десять потом, если твое сообщение подтвердится.
   - Брось, милый мой!..- небрежно ответил Жан.- Да мне наш посол дороже даст, лишь бы я секрета не раскрывал...
   - А хочешь я сейчас "слово и дело" крикну? - обозлившись, пригрозил Каин.- Небось под пыткой все задаром скажешь!
   - Милый мой, я - французский подданный.
   - На это мне наплевать! Ворон твоих костей не сыщет, жаловаться-то некому будет!
   - А потому это тебе же будет невыгодно. Ну, узнаешь ты мой секрет задаром. А дальше? От кого ты все следующее узнаешь!
   - Ну, вот что: хочешь два червонца сейчас, а если твое сообщение стоит того и подтвердится, еще от десяти до пятнадцати, смотря по важности.
   - Деньги на стол! - ответил Жан.
   Ванька выложил перед ним два червонца, Брульяр проворно спрятал их и принялся рассказывать:
   - Мне с самого начала показалось подозрительным, что переводчик шведского посольства Шмидт часто приходит к нашему маркизу и потом уединяется якобы для работы в отдаленной и запущенной комнате посольства. Однажды я по небрежности забыл налить чернил в чернильницу. Шмидт проработал в комнате часа четыре, но по выходе оттуда не сказал ни слова. В следующий раз я уже нарочно не налил чернил и опять Шмидт не заметил этого. "Эге! - подумал я,- тут дело нечисто! Как же он переписывает бумаги раз даже не нуждается в чернилах?" И вот я решил подглядеть за Шмидтом. Ключ от комнаты хранится постоянно у камердинера маркиза, но такой пустяк меня не остановил: я сейчас же сделал слепок с ключа, ночью пробрался в комнату, все там осмотрел, но ничего подозрительного не увидел. Сегодня счастливая случайность дала мне возможность пробраться в комнату перед Шмидтом и запрятаться там в складки широкой портьеры. Шмидт не заметил меня, так что мне удалось подглядеть за ним. Оказалось, что посредством системы рычагов самый невинный на первый взгляд шкаф опускается вниз, открывая проход в потайную комнату. Подождав часик, я повернул тот же рычаг и сам пробрался в эту вторую комнату. Я убедился, что в полу имеется люк, ведущий в какое-то подземелье. Пока я еще не решился спуститься туда, это я сделаю в следующий раз, когда будет безопаснее.
   - Но что же было в потайной комнате?
   - Там стоят шкафы со всевозможным платьем для переодевания и шкафчики с разными пузырьками, баночками и скляночками для притиранья. Ясно, что Шмидт переодевается в этой комнате и через люк куда-то ходит...
   - Э! - воскликнул Ванька под влиянием мелькнувшего у него подозрения.- Да нет! - упавшим голосом ответил он себе на явившуюся мысль,- не похоже...
   - Что не похоже? - спросил Жан.
   - Да так... У меня свои мысли...- ответил Ванька.
   - Ну, так что скажешь? Разве не стоит мой секрет хороших денег? - хвастливо осведомился Брульяр.
   - Пока что он, милый друг, даже тех двух червонцев, которые я дал тебе, не стоит! Что я от тебя узнал? Что во французском посольстве какая-то тайна имеется? Так в каком же посольстве ее нет?..
   - Но идя указанным мною путем, можно разгадать эту тайну!
   - Так вот ты и разгадай ее. Разузнай, куда ведет подземный ход, в какое обличье наряжается этот Шмидт. Кстати, я десять червонцев не пожалел бы, если бы ты мог узнать, кто такой этот Шмидт, потому что мне кажется, что он только выдает себя за Шмидта.
   - Это мне тоже казалось, только Шмидт - самый заправский франкфуртец Шмидт. Я уже давно навел справки: ведь у меня везде имеются друзья... Отец Шмидта - доктор, был когда-то при дворе Петра Первого, но бежал, так как похитил у Меншикова его крепостную девку, в которую влюбился. За границей они обвенчались, и от матери-то Шмидт и научился русскому языку...
   Поговорили еще о том о сем; наконец Ванька простился с Жаном и, еще раз поручив ему во что бы то ни стало досконально разведать представившуюся тайну, отправился к Кривому, чтобы доложить ему о результатах этого дня. Ванька шел гоголем, теперь он был уверен, что Кривой откажется от обычного иронично-снисходительного отношения к его докладам.
   Действительно, рассказ о том, как монах, по показаниям Алены, оказался Столбиным, произвел большое впечатление на Семена. Итак, теперь уже можно было считать совершенно бесспорным, что Столбин здесь и интригует в пользу царевны! Одна эта уверенность представляла собою нечто положительное!
   Кривой вполне одобрил расправу Ваньки с женой - по его мнению, было бы небезопасно терпеть подле себя женщину, которая способна таить самую подлую измену. Конечно, всякую другую можно было бы заставить заманить Столбина в западню, но Алена представляла собой сущую змею, которая тридцать раз перекинется из стороны в сторону. Ну и отлично - "баба с возу, кобыле легче!"
   Немалое впечатление произвела на Семена передача рассказа Жана. Он тоже заподозрил в Шмидте Столбина, но наведенная Брульяром справка уничтожила это подозрение.
   - Конечно, очень возможно, что твой малый ошибается,- сказал он.- Там, в посольстве-то, тоже не дураки сидят, и если они дали Столбину ложное имя, то не выдумали его, а взяли заимообразно. Я постараюсь сам повидать Шмидта и тогда распознаю, не Столбин ли он. Но сейчас это нам совершенно неважно. Столбин для нас тьфу. Самое важное - держать в своих руках нити заговора, который сплетется вокруг Брауншвейгского дома. Наше дело очень трудное: принц Антон, которому постоянно пишут из-за границы, чтобы он опасался цесаревны, лишен всякой власти, а правительница только отмахивается - она верить не хочет, чтобы что-нибудь затевалось...
   - Да, может, и правда, что у них одни глупости идут?
   - Нет, брат, эти глупости нам же с тобой могут дорого стоить! Если мы недосмотрим, так мы же в первую голову пострадаем. Правда, говорят "на миру и смерть красна", а компания у нас будет большущая. Да только нам с тобой, чай, до других особливого дела нет - свои бы головы сносить, и то ладно!
   - Это уж как есть! - согласился Ванька.
   - Вот видишь! А потому мы должны зорко смотреть. Я тебе повторяю: денег еще мало у царевны, а как только получит она деньги, так ее дело совсем на другую ногу станет.
   - Да не свалятся же на нее деньги с неба!
   - Эх, Ванька, Ванька! Хорош ты мелких жуликов ловить, а как дойдет дело до чего повыше, так ни синь-пороха ты не понимаешь! Что же, ты думаешь, Шмидт этот самый куда из шведского посольства через потайной ход французского ходит? К царевне, простофиля, только к ней! А зачем? Да затем, что торгуются они, а как сторгуются, так и крышка! Вот за чем нам следить надо...
   "Так-с, выходит, что, служа правительнице, я своей головой гораздо более рискую, чем заговорщики?" - подумал Ванька, а затем сказал вслух:
   - Вот какое дело еще. Я дал лакею за рассказ задаток... пять червонцев...
   - Это хорошо,- одобрительно кивнул головой Кривой.- За всякую малость платить надо, иначе ничего доносить не будут!
   - Да обещал еще потом пятнадцать червонцев.
   - Дорогонько... Очень дорогонько!..
   - Так вот заплатить бы надо...
   - А как же не заплатить? Раз обещал, платить надо!
   - Так вот деньжонок мне пожалуйте...
   - Каких деньжонок?
   - Тех самых, что по-вашему, платить надо.
   - Чудак! Да разве мне надо платить? Кто обещал, тот пусть и платит!
   - Да не из своих же я на государские дела тратиться буду! - с отчаянием воскликнул Ванька!
   - И не траться: зачем свои тратить? Вот поживился за счет Алены, так и удели малую толику...
   - Ну уж нет! - крикнул озлобленный Каин.- Этак у нас, Семен Никанорович, дела не пойдут, этак я служить не буду! Кому охота даром служить, да еще свои кровные деньги тратить?..
   - Да, брат,- выразительно сказал Кривой,- с "кровными" деньгами вообще шутки плохи, а у тебя деньги уж очень кровные... Ежели тебя сейчас на дыбу вздернуть, да плетями пощекотать, много чего ты расскажешь: о купце Тюфяеве, которого ты убил и ограбил, об отставном полковнике Черкасове, об Алене, которую убил да сжег...
   Ванька мрачно исподлобья посмотрел на Кривого и с угрозой в голосе ответил:
   - Ты меня этим лучше не пугай, Семен!.. Ведь на дыбе-то я много чего другого сказать могу, от чего, пожалуй, кое-кому другому не поздоровится!
   - Дурашка! - ласково ответил Семен.- Да ежели тебя пытать я буду, так уж не мне ли ты на меня жаловаться будешь? Нет, брат, ты со мной не фордыбачься! Зла я тебе не желаю, без нужды под плети подводить не буду, и ты пойми, что у меня не монетный двор. Ты у меня много денег перебрал, а толку не было. Устроишь настоящее дело, я тебя прямо к принцу сведу, тогда сразу за все с лихвой получишь, а теперь пока делись!
   Ванька, у которого внутри все кипело и бушевало, постарался сверхчеловеческим усилием совладать с собой и наружно повеселеть.
   - Да ты бы так и сказал сразу, Семен Никанорович! - совсем веселым голосом ответил он.- А то ты страсть какие заковырки загибаешь! Конечно, ежели потом мне все мои расходы вернут, так отчего бы мне сейчас и своих не выложить?
   - Как только Столбина изловишь, так двести червонцев в руки не в счет!
   - Ну, так чего же лучше? А пока, Семен Никанорович, попрошу я тебя мне одно дельце устроить. Осталось после Алены заемное письмо - она, вишь, еврею Липману свои деньга на проценты положила; так в этом заемном письме все на ее имя писано. Сделай милость, похлопочи, чтобы Липман мне без задержки деньги выдал!
   - Ладно, это можно. Приходи завтра часам к двенадцати туда!
   Ванька, рассыпаясь в благодарностях, ушел, но выйдя в прихожую, погрозил кулаком в сторону двери.
   - Ладно же! - шептали его губы.- Ты вот что задумал? Ну погоди!
  

XIII

ГОРБАТЫЙ СЕКРЕТАРЬ

  
   Новый атташе французского посольства, маркиз де Суврэ приехал со своим секретарем, очень недурным по внешности, но, к сожалению, горбатым молодым человеком, только в середине мая.
   - Добро пожаловать, дорогие друзья! - весело приветствовал их маркиз де ла Шетарди, когда, переодевшись и умывшись с дороги, новоприбывшие явились в столовую, где их ждал изящно накрытый завтрак.-Очень рад видеть вас. Пожалуйста, не стесняйтесь на чужбине и чувствуйте себя у меня, как на родине. Впрочем, что касается вас, сударыня,- обратился он к секретарю,- то вы-то на родине!
   Секретарь вздрогнул и опасливо кинул взгляд на дверь, услыхав несоответствующее его внешнему виду обращение.
   - Не бойтесь! - успокоил его улыбавшийся посол,- у меня несколько таких комнат, в которых можно совершенно изолироваться. Мы в полной безопасности: ни одного слова подслушать нельзя. Кушайте, господа, вы, наверное, проголодались! Но почему вы так запоздали? Ведь я ждал вашего приезда еще два месяца тому назад?
   - Да тут случилось одно маленькое обстоятельство...- потупясь ответил секретарь.
   - Очень маленькое,- подхватил Суврэ,- очень красивое, сморщенное и пискливое, и зовут это "обстоятельство" Жаном де Суврэ! Недаром говорят, что и маленькие обстоятельства зачастую ведут к большим последствиям: по крайней мере, наше чуть не стоило жизни моему милому секретарю. Жанна была очень больна, и это-то и задержало нас.
   - Но, надеюсь, теперь вы совсем оправились? - любезно осведомился Шетарди.
   - Нет,- ответил за Анну Николаевну Суврэ,- она не успела и выздороветь-то толком, как сейчас же заторопила "ехать да ехать". Хорошо еще, что было на кого оставить маленького Жана: дедушка в нем души не чает и будет следить лучше любой няньки. Но я серьезно боялся, как бы в дороге с Жанной чего не случилось!
   - Я вижу, вы, сударыня,- совсем герой,- произнес посол.- Насколько я могу судить по прическе, вы обрезали себе волосы, чтобы не возбудить подозрений случайно развернувшейся косой!
   - Это было сделано по необходимости,- ответила Жанна,- у меня была горячка, так что доктора приказали сбрить мне волосы...
   - Зато другое обстоятельство не объясняется так же естественно,- продолжал неутомимый в комплиментах Шетарди.- Я не раз слышал, что вы, сударыня, обладаете одной из изящнейших фигур, но ныне ради политики вы закрыли ее отвратительным горбом, а это - такая жертва, на которую пойдет редкая женщина...
   - И это объясняется вполне естественно,- подхватил Анри: - горб на спине пришлось приделать, чтобы...
   - Анри! - недовольно крикнула Жанна.
   - Чтобы замаскировать необходимость горба спереди, которого не лишены изящнейшие фигуры...
   - Я прошу прекратить этот разговор,- твердо и холодно сказала Анна, гордо обводя мужа и Шетарди негодующим взглядом выразительных черных глаз.- Для всех нас будет лучше, если вы, маркиз, сразу приучите себя видеть во мне не женщину, а товарища, готового делить с вами все труды, заботы и опасности ради желанной цели. Так не будем же тратить время попусту на любезности и комплименты. У нас много чего порассказать вам, но много и такого, о чем надо расспросить. Придется начать с грустных новостей: моя незабвенная подруга, виконтесса де Вентимиль, скоропостижно скончалась.
   - Как? - воскликнул Шетарди.- Но я еще только на днях получил известие, что виконтесса в прошлом месяце благополучно разрешилась от бремени сыном Людовиком?
   - Да, но потом вдруг сразу ей стало плохо, и она свернулась в несколько часов. Ее смерть вызвала большие пересуды... Говорили про отравление... молва подозревала кардинала Флери. Но разве можно знать что-нибудь?
   - Бедная Полетт! - с чувством сказал Шетарди.- Ведь я знал ее еще маленькой девочкой! Такая умница, такая очаровательная... Она была достойна лучшей участи:
   - Что же делать! - грустно сказал Суврэ,-
  
   "Elle était du monde, où les plus belles choses
   Ont le pire destin;
   Et Rose elle a vécu ce que vivent les roses,
   L'espace d'un matin!" {*}
   {* "Она была из того мира, где самые лучшие создания имеют худший конец; и, будучи розой, она прожила столько же, сколько живут розы - одно-единственное утро!" (Стансы французского поэта XVI века Малерба на смерть дочери адвоката дю Перье).}
  
   Жанна только отмахнулась от Анри, а Шетарди, знавший слабость Суврэ к цитатам, улыбнулся.
   - Бедный король! - сказал он.- Он, наверное, страшно огорчен?
   - Эх, что такое королевская скорбь! - с горечью ответила Жанна.- Ну да, в первое время он так тосковал, что боялись за его рассудок. Мы уже были готовы ехать, но его величество ни за что не хотел отпустить Анри - ведь Суврэ обладает даром быстро и успешно утешать его величество... Впрочем, на этот раз помощь пришла со стороны де Майльи. Она показала королю свою третью сестру, герцогиню де Лораге, и его величество сразу же сказал, что последняя очень напоминает ему покойную, а потому... Теперь он опять вкушает сладость тихого семейного счастья под эгидой двух любящих сестер...
   - А что представляет собой герцогиня?
   - О, это - полное ничтожество; хорошенький, но глуповатый зверек...
   - Но в таком случае со смертью Полетт политика Франции по отношению к России может сильно измениться? - встревожился Шетарди.
   - Я сама боялась этого,- ответила Жанна,- но перед отъездом я виделась с кардиналом Флери по его приглашению и много говорила. Кардинал очень склонен всеми силами содействовать воцарению Елизаветы Петровны; он хочет одного, чтобы это не требовало у Франции больших затрат, так как и без того Швеция стоит ей очень дорого...
   - Однако ведь такие дела не делаются без денег! - заметил посол.
   - Разумеется, об этом и говорить нечего. Но сам король несравненно более склонен к великодушной щедрости, чем его министр. Через Луизу де Майльи я всегда могу оказать некоторое давление на его величество. Впрочем, об этом мы поговорим в свое время, теперь же я приступлю к той части, которая непосредственно касается меня.
   - Я слушаю вас, сударыня! - произнес Шетарди.
   - Я не хочу, чтобы между нами оставалось что-нибудь неясное, недоговоренное. Когда я отправлялась сюда, то кардинал просил меня исследовать положение вещей и тайно от вас, маркиз, сообщить правительству всю правду. Я, разумеется, согласилась, но тут же решила, что такую темную роль я играть не буду. Конечно, я - русская и пламенная приверженица цесаревны; я все готова сделать для ее торжества и унижения ее и моих врагов, но даже в том случае, когда я увижу, что здесь не все так делается, как следовало бы, я прежде всего пойду к вам, маркиз, и постараюсь убедить вас в допущенной ошибке и в необходимости исправить ее. Заметьте, что даже в случае вашего упорства я не прибегну к доносам и наговорам, и если мне не удастся действовать с вами сообща, то я первая скажу вам об этом. Я сказала вам все это, маркиз, только потому, что вы, наверное, видели во мне нечто нежелательное. Ни с того ни с сего полномочному послу присылают какую-то сомнительную особу, с которой еще надо считаться! Но, надеюсь, теперь вы верите мне, что со мной надо считаться только как с патриоткой!
   Шетарди встал, подошел к Жанне и с искренним уважением поцеловал ей руку.
   - Я очень надеюсь, что у нас с вами никогда не возникнет никакого разногласия, и выражаю вам свое восхищение и глубочайшее уважение к той рыцарской прямоте и искренности, с которой вы сразу разрубили вопрос. Да, я несколько опасался вашего приезда, но не потому, что вы - "какая-то сомнительная особа", а именно потому, что вы - патриотка, тогда как и я - патриот. Я не могу действовать для России бескорыстно, хотя в некоторых депешах явно сквозила тенденция нашего правительства к сумасбродной рыцарственности. Я искренне желаю добра России, но интересы Франции для меня все-таки на первом плане.
   - Ну, в этом отношении я, разумеется, ваш первый друг,- заметил Суврэ.- Я считал бы недостойным любимой женщины, если бы она отреклась от своей родины, но и сам отрекаться не собираюсь от своей. Впрочем, все это - академические рассуждения. Перейдем к деловой сути. Я привез вам, маркиз, верительные грамоты, причем кардинал на словах просил меня передать вам, что ни малейшие уступки этикета не должны быть допущены. Грамоты должны быть вручены малолетнему императору или никому.
   - Я уже сообщал кардиналу, каких затруднений надо ждать из такого положения вещей!
   - Совершенно верно, но тут уж ничего не поделаешь. Затем французское правительство хочет, чтобы всякие денежные услуги, оказываемые вами цесаревне, являлись вашим личным делом...
   - Но позвольте, я не настолько богат...
   - Вы не поняли меня! Никто не требует, чтобы вы ссужали ее высочество деньгами из личных средств. Просто, во избежание разных нежелательных осложнений, каждый раз, когда вы будете передавать цесаревне какую-нибудь сумму, вы должны говорить, что эти деньги раздобыли вы лично...
   - Надо вам сказать,- вмешалась Жанна,- что Елизавета Петровна, поскольку я ее знаю, очень легкомысленна. Кроме того, Франции, как государству, будет неудобно требовать возмещения затрат. Таким образом, если наши планы осуществятся, то частному лицу будет гораздо легче получить обратно деньги.
   - Кроме того,- продолжал Суврэ,- и в депешах вы должны по возможности обходить этот вопрос. Чем меньше будет упоминаться об этом, тем лучше. С этой целью наше правительство наметило себе в Петербурге агента, которого никто - а прежде всего он же сам - не заподозрит в политической миссии. Тот же купец, который приехал сюда по торговым делам и привез вам, маркиз, известие о нашем прибытии, известил молодого де Мань, чтобы он пришел сюда сегодня вечером.
   - Де Мань? Но ведь это - картежник, кутила и беспутник!
   - Вот это-то и ценно в нем. У де Мань имеется в Париже богатый дядюшка, и нет ничего естественнее того, что этот дядя будет пересылать игроку-племяннику крупные суммы. Мало того, дядя сообщил племяннику, чтобы он оказывал вам кредит. Ведь бывает и так, что он в выигрыше, а получения денег из Парижа, да еще обходным путем, долго ждать. Таким образом, вы видите сами, что вам значительно облегчается денежная сторона дела. А теперь расскажите нам, что сделано для цесаревны Елизаветы вообще?
   - Пока еще сделано очень мало, но в этом виновата только сама цесаревна,- ответил Шетарди.- Я не могу активно вмешаться в это дело потому, что не имею никаких гарантий, а царевна все затрудняется дать нам их. Совершенно одинаково положение и шведского посла.
   - Но каких же гарантий вы ждете? - спросила Жанна.
   - Видите ли, прежде мы требовали многого, теперь же свели свои желания к следующему. В случае воцарения принцессы Елизаветы Россия должна вознаградить Швецию за все издержки по ведению военной кампании, которая долженствует отвлечь внимание теперешнего русского правительства; во-вторых, дать обязательство субсидировать Швецию; в-третьих, предоставить Швеции и Франции те преимущества, которые имеют англичане, и в-четвертых, дать обязательство, что с момента воцарения принцессы Россия прекратит действие всех прежних договоров и не будет вступать в союзы ни с кем, кроме Швеции и Франции.
   - Я должна сказать, что эти требования сравнительно умеренны. Неужели царевна не соглашается?
   - На словах она соглашается на все, но отказывается дать письменные гарантии. И вот из-за этого-то у нас и остановка. Но посудите сами: Нолькен должен дать шведскому тайному комитету, специально ведающему это дело, хоты какие-нибудь доказательства того, что царевна действительно хочет иностранного вмешательства и действительно претендует на русский трон. Не забудьте, что в данный момент война с Россией далеко не выгодна Швеции. Если царевна действительно вступит на престол, тогда это будет простой диверсией. Но вдруг она не захочет?
   - Господи, да как же можно это думать?
   - Да шведский комитет и не может думать иначе, так как ему непонятно, как царевна может искренне желать трона, не собираясь ничем рисковать, ничем поступиться! Так вот я говорю: если намерения царевны искренни, если она в самый последний момент не испугается и не отступит, тогда военные действия Швеции окажутся просто легкой диверсией, в противном случае Швеция будет вовлечена в губительную войну, которая ей не нужна, несвоевременна, вредна. Следовательно, Швеция не может и шага ступить без гарантий!
   - Но чем объясняет царевна свое нежелание дать просимое обязательство?
   - Тем, что ее попытки могут потерпеть неуспех, и бумага, находящаяся в руках иностранцев, может попасть к теперешнему правительству.
   - Но ведь ей нельзя отказать в правоте, маркиз! - заметила Жанна.
   - Я и не говорю, что она не права. Я просто устанавливаю тот факт, что мы топчемся на месте и не можем сдвинуться с него, так как никто не хочет рискнуть первым!
   - Я надеюсь, что мне все-таки удастся уладить это,- сказала Жанна.- Завтра же я побываю у ее высочества...
   - Но ведь это будет, пожалуй, неосторожно, сударыня! - с опаской заметил посол.
   - О нет! - с улыбкой ответила Жанна.- Я попрошу вас даже сегодня же и вполне официально послать к ее высочеству просьбу принять меня в ближайшем будущем. Я имею миссию, которой правительница только порадуется: принц Конти просит руки ее высочества цесаревны Елизаветы! Разумеется, мне нечего говорить вам, что это сватовство - просто предлог, обеспечивающий посольству наибольшую безопасность сообщения с царевной...
   В этот момент доложили о приходе переводчика Шмидта.
   Анри и Жанна были очень рады увидать старого знакомого и были крайне обрадованы, когда Петр Андреевич сообщил им, что ему удалось разыскать Оленьку и поместить ее под защиту царевны Елизаветы, которая обещала в скором времени устроить свадьбу молодых людей.
   Дальнейшие разговоры на эту тему пришлось прекратить до более удобного времени, так как вскоре пришел молодой де Мань, который в сущность затеваемого посвящен не был и даже не знал, что Жанна - женщина, а не Жан Маро, за которого она себя выдавала. Роль де Маня в заговоре должна была оставаться механической, и подробности не интересовали молодого вивера.
  

XIV

В КАПКАНЕ

  
   - Что ты так грустен? - спросил принц Антон Брауншвейгский, подходя вместе со своим адъютантом, капитаном Стрешневым, к капитану Мельникову, стоявшему в дежурстве при дворце.
   А Мельникову и было на самом деле с чего грустить.
   С того дня, когда Миних потерял власть, граф Головкин существенно изменил отношение к жениху Наденьки. Если бы ему не казалось зазорным явно нарушить свое дворянское слово, он попросту прогнал бы молодого капитана. Но слово было дано, и гордый граф хотел извернуться так, чтобы хитрым маневром оттереть претендента.
   С этой целью он окружил Наденьку молодыми людьми, выбирая таких, которые славились своим ухарством, развязностью и непобедимостью. Придет Мельников повидать невесту - ан она кататься уехала; придет в другой раз - она гуляет в саду, а за ней, словно бесы соблазнительные, три петиметра увиваются; сама же Наденька стреляет глазами направо и налево, расточая свои обворожительные улыбки. У Мельникова сердце на кусочки разрывается, а Наденька - бесенок известный: видит, что Вася на себя не похож, и еще пуще с петиметрами заигрывает. Доведет бедного до белого каления, а потом единым взглядом обласкает, обнадежит и успокоит.
   - Глупый! - говаривала она ему потом в минуты свиданья наедине, что удавалось устраивать все реже и реже,- глупый! Да разве ты не видишь, что я только тебя одного люблю? Поиграть я люблю; люблю, когда эти чучела гороховые глаза к небу от восторга закатывают, но только и всего: я - однолюбка и своего Васеньки ни на кого не променяю!
   В минуты спокойного размышления Мельников и сам понимал, что Наденька - действительно однолюбка, что кокетство - ее сфера, что она просто играет, как играла прежде в куклы, и что только с ним одним она искренна и проста. Но он понимал также, что Наденька по существу своему - еще ребенок и что у развращенного мужчины всегда найдется средство хоть на мгновение вскружить девчонке голову, а минута дурмана - ошибка на всю жизнь!
   Пораздумав и набравшись храбрости, Мельников отправился к Головкину и стал просить его не откладывать долее свадьбу и разрешить повенчаться в самом близком будущем.
   Головкин блеснул хитрыми глазами, и его губы еле заметно дернулись надменной усмешкой, когда dh ответил:
   - Что же, я - своему слову господин и нарушать его не стану. По мне, венчайся хоть сейчас. Только в чем же ты Наденьку-то возьмешь? Ведь она - девушка бедная, приданого у нее нет...
   - Да, Господи,- вскрикнул обрадованный жених,- разве я за приданым гонюсь? Да я ее, в чем она есть, хоть сейчас к венцу поведу! Мне она сама дорога, а не тряпки...
   - Ну уж нет, брат,- сурово возразил граф,- племяннице графа Головкина не подобает венчаться как-нибудь, словно крепостной девке; такой прорухи родовому имени я не допущу. Конечно, ежели бы Наденька по моему выбору замуж выходила, тогда и разговоров не было бы, но раз вы задумали сами по себе этакое дело состроить, так пусть уже жених о невестином приданом заботится. Если же ты сделать это не можешь, значит, тебе и жениться рано, потому что тебе жену содержать не на что будет.
   - У меня кое-что прикоплено,- робко заметил Мельников.
   - Так чего же лучше? - ответил граф.- Ведь и надо-то немного. Наденьку тысячи за полторы, на две можно обшить, тысчонку дашь ей еще на украшение. Ну, квартиру небольшую надо снять, так, комнаток в шесть-семь; на первое время много ли двоим-то нужно? Разумеется, обставить квартиру нужно... Словом, все тебе надо будет каких-нибудь пять-шесть тысяч рублей! Так вот, выложи ты мне, братец, на стол тысячи три, и сейчас же мы примемся за шитье приданого. А потом, как снимешь квартиру да покажешь ее мне, так мы сейчас же вас обручим, а потом, месяца через три-четыре, и за свадебку. Уж расходы по венчанию да брачному пиру я, так и быть, на себя возьму! - с ироническим великодушием добавил Головкин.
   Тут уж Мельников не на шутку приуныл. У него было скоплено пятьдесят червонцев, и он считал эту сумму небольшим состоянием, а оказывалось, что это - просто капля в море нужных средств! Шесть тысяч рублей! Да если в их крошечной деревеньке урожай сам сто несколько лет подряд будет и если он с матерью себе во всем отказывать станет, так и то этой суммы ему в десять лет не скопить. А и скопить, так толку мало: разве хватит у него средств держать квартиру в семь комнат?
   Выхода почти не было... "Почти", потому что тот выход, который ему давали подозревать, он принять не мог.
   Этот выход указывал ему капитан Ханыков. Следуя данному ему поручению, Ханыков всеми силами старался залучить Мельникова в число заговорщиков: это было важно уже потому, что рота Мельникова считалась одной из лучших во всем полку. Но вместе с тем нельзя было не считаться и с опасностью открытого посвящения Мельникова в заговор. Василий Сергеевич открыто держался правительства регентши и мог разрушить все дело переворота. Поэтому приходилось заводить речь исподволь и понемножку.
   Ханыков, знавший денежные затруднения товарища, не раз заводил с ним разговор о неблагодарности теперешнего правительства. Ведь вот он, Вася, выдающейся храбростью и сообразительностью значительно способствовал аресту опасного Бирона. Что толку от этого? Повысили не в очередь в чине - и только, но никакой материальной выгоды от этого для него не получилось.
   - То ли дело было при великом Петре,- говорил Ханыков.- Сам-то он, батюшка, скромнее скромного был, а отличившихся за малейшую услугу щедро награждал. Да, сразу видно, что не его родная кровь нами теперь правит.
   Затем, кинув несколько незначительных фраз, соблазнитель мельком рассказывал, что встретил недавно в Летнем саду царевну Елизавету и был снова поражен, насколько ее высочество фигурой, манерами и повадкой напоминает своего державного отца. А доброта-то, доброта! И Ханыков принимался перечислять всех тех, которые в затруднительных случаях обращались за помощью к царевне и неизменно уходили от нее обласканные, утешенные и одаренные. Он намекал, что этот путь не закрыт и для него, Васи.
   Мельников знал, что вокруг царевны что-то затевалось - ведь слухи о заговоре носились в воздухе и не тревожили пока i еще только одной правительницы Анны, а потому понимал, куда клонит Ханыков. При других обстоятельствах Василий Сергеевич дал бы решительный отпор товарищу и наотрез предложил бы ему не заводить таких опасных речей. Но в данное время он был слишком подавлен личным несчастьем и, по большей части вздыхая, отмалчивался от какого-либо ответа.
   Ханыков же объяснял себе его молчание и вздохи тем, что семена падают на благодарную почву, и с каждым разом становился все откровеннее.
   Отчасти он не ошибался: в душе Мельникова действительно происходил большой разлад. Натуре Василия Сергеевича была противна мысль о заговоре вообще, а о заговоре ради корыстных целей тем более. Но необходимость и безысходность - великие советчики.
   "Неужели все-таки придется пойти этим путем?" - тоскливо думал Мельников, стоя на карауле.
   Эта мысль так мучительно поглощала все его внимание, что капитан даже не заметил подошедшего принца Антона, как не расслышал обращенного к нему вопроса.
   - Эй, капитан, капитан! - весело окликнул его принц Антон, дотрагиваясь до плеча молодого офицера,- да ты и впрямь загрустил! Что с тобой?
   Мельников вздрогнул, испуганными глазами посмотрел на принца Антона и вытянулся в струнку.
   А принц тем временем продолжал с добродушной веселостью:
   - Когда молодой, цветущий здоровьем и стоящий на отличной дороге человек начинает задумываться и грустить, то этому может быть весьма немного причин: во-первых, плохой желудок, о чем не может быть и речи ввиду отличного цвета лица капитана, во-вторых - несчастная любовь.
   - Капитан Мельников - счастливый жених, ваше высочество! - вставил Стрешнев.
   - Значит, и эта причина отпадает. Остается третья: денежные затруднения. Но вылечить от подобной болезни всегда в наших силах. На, капитан, возьми и не грусти! - с этими словами принц Антон сунул капитану сверток в пятьсот червонцев {Из донесения Шетарди видно, что принц Антон Ульрих неоднократно одаривал таким образом дежурных офицеров; принц знал, что среди военных много недовольных, знал, что царевна Елизавета постоянно оказывает широкую помощь гвардейцам, и хотел действовать тем же оружием для укрепления верности правительнице среди влиятельных военных.} и поспешно удалился со Стрешневым, не дожидаясь выражений благодарности окаменевшего от радости Мельникова.
   С трудом дождавшись смены, Василий Сергеевич полетел к Наденьке. По счастью он застал ее дома и одну. Самого графа не было дома, а графиня очень благосклонно смотрела на юную любовь молодой парочки, внутренне не одобряла злобной суровости мужа и в отсутствие последнего всегда давала жениху и невесте возможность побыть наедине.
   Захлебываясь от восторга, Мельников выложил перед Наденькой объемистый сверток, врученный ему принцем. Ведь здесь была большая часть той суммы, которую требовал ее дядя для начала шитья приданого. Может быть, он положит гнев на милость и удовольствуется этим, прикажет начать заготовку? Господи, хоть бы видеть, что предпринимается что-нибудь, что они хоть идут навстречу своему счастью?
   Наденька, обрадованная не меньше жениха, выражала твердую уверенность, что дядя удовольствуется пока этой суммой, так как на него непременно должно произвести сильное впечатление то обстоятельство, что деньги исходят от принца Антона: ведь, значит, можно рассчитывать и далее на милость его высочества?
   - Ты понимаешь, Наденька,- сказал ей Мельников, когда улеглись первые взрывы радости,- меня в этом случае радует не только то, что есть деньги, а также то, что достались они вполне честным путем. Ведь в последнее время я стоял перед тяжким соблазном и не умудри Господь принца оказать мне эту милость сегодня, так не знаю, на какой дороге стоял бы я завтра!
   Наденька встревожилась и принялась расспрашивать жениха. Его слова навели ее на ужасную мысль: Вася, должно быть, собирался стать разбойником, о какой же другой дороге говорил он?
   Когда Мельников рассказал ей о речах Ханыкова, Наденька пришла окончательно в ужас.
   - Как? - вскрикнула она,- ты говоришь, что он уже давно разговаривает с тобою об этом, и ты до сих пор не сказал никому ни слова? Да ведь замышляется преступление, а ты молчишь, покрываешь?
   - Полно, Наденька,- смущенно ответил жених,- неужели мне доносить на друга и товарища по службе?
   - Неужели товарищ тебе дороже, чем я?
   - Но при чем же здесь ты?
   - Вот это мне нравится! Я при чем? Да ведь если заговор удастся, то первым делом всех Головкиных поразит немилость. Я-то Головкина или нет? А не удастся заговор, раскроется он помимо тебя да выяснится, что ты обо всем знал, то, как ты думаешь, погладят тебя по головке? А я тогда как же без тебя буду?
   Мельников пытался слабо отговариваться, но Наденька не на шутку расстроилась. Она принялась доказывать жениху, что раз он ест хлеб теперешнего правительства и пользуется его милостью, раз он хочет войти в семью р

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 292 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа