Маркевич Болеслав Михайлович - Типы прошлого

въ К. губерн³и.

   - И она отвѣчала тебѣ?

   - Отвѣчала.

  

  

   Коляска наша уже катила по баденской мостовой.

   - Hôtel d'Angleterre? спросилъ Kutscher, оборачиваясь къ Кемскому.

   - Да. Зайдемъ ко мнѣ, ***. Я напою тебя настоящимъ русскимъ чаемъ.... предложилъ мнѣ Кемск³й.

   Въ дверяхъ его нумера встрѣтила насъ коренастая и заспанная фигура, въ которой я тотчасъ же узналъ стараго знакомаго.

   - Грызунъ! Ты все съ своимъ бариномъ!

   - Точно такъ, ваше вскрод³е, отвѣчалъ онъ, тараща на меня растерянные глаза.

   - Завари-ка намъ чаю, да покрѣпче... На плечахъ своихъ вынесъ меня раненаго шестаго ³юня... Здоровъ вѣдь! примолвилъ Кемск³й, кивнувъ на него. Грызунъ тотчасъ же прикрылъ обшлагомъ рукава обширный зѣвъ свой. Его неизмѣнная дураковатая улыбка такъ и говорила: "ишь ты, балагуръ какой, баринъ!"

   Пока онъ собиралъ чай, хозяинъ отворилъ дверь, выходившую изъ его гостиной прямо въ небольшой садикъ, что тянется вдоль всего фасада Hôtel d'Angleterre. Въ тишинѣ ночи явственно слышалось журчанье ручья, отдѣляющаго узенькую полоску сада отъ гулянья...

   - Этотъ ручей большой мнѣ другъ, сказалъ Кемск³й,- ни что такъ успокоительно не дѣйствуетъ на меня, какъ его однообразный и нескончаемый плескъ. Не будь его, я бы, кажется, никогда здѣсь уснуть не могъ...

   Онъ сѣлъ на крылечкѣ, съежась и свѣсивъ свою сѣдую голову, и погрузился въ глубокое раздумье.

   Давно шипѣлъ на столѣ тусклый самоварикъ, очевидно древн³й походный товарищъ Кемскаго, и Грызунъ не разъ уже появлялся на порогѣ дверей съ явнымъ намѣрен³емъ доложить о чаѣ, но баринъ его оставался все также неподвиженъ и нѣмъ.

   - Послушай, Кемск³й, началъ было я. Но Грызунъ вскинулъ на меня такой испуганный взглядъ, что я невольно пр³остановился.

   - Не трошь ихъ, ваше-съ... пробормоталъ онъ скороговоркой:- не любятъ-съ...

   Я вернулся въ гостиную и съ удовольств³емъ, знакомымъ только тѣмъ, кто долго жилъ внѣ Росс³и, принялся за стаканъ крѣпкаго, душистаго чаю.

   - Грызунъ, ступай спать! раздался вскорѣ съ крылечка голосъ Кемскаго, и самъ онъ затѣмъ появился въ дверяхъ.

   Лицо его было, какъ говорится, темнѣе ночи. Печальная мысль словно вырѣзалась на немъ всею острою тяжестью своей. Онъ нѣсколько разъ прошелся по комнатѣ, не говоря ни слова.

   Тяжело было и мнѣ глядя на него.

   - Послушай, ***, началъ онъ наконецъ, останавливаясь противъ чайнаго столика, - ты зналъ Надежду Павловну, зналъ наши отношен³я... Я тебѣ тогда повѣрялъ мои надежды... Случай привелъ тебя видѣть, какъ онѣ сбылись, договорилъ онъ съ горькою усмѣшкой. - Изо всего этого у тебя въ головѣ сложились насчетъ покойницы разныя заключен³я...

   - Я тебя увѣряю, другъ мой...

   - Не перебивай меня. Я тебя не обвиняю, въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго; каждый, на твоемъ мѣстѣ, сталъ бы строить догадки... Нашъ разрывъ, письмо ея во мнѣ, - ты помнишь?- все это было такъ неожиданно, такъ загадочно!.... Ты тогда, на первыхъ же порахъ, замѣтилъ, что глаза ея задернулись для м³ра... но я ничего не видѣлъ, не хотѣлъ видѣть, я былъ слѣпъ... И долго еще потомъ, мног³е годы, я ходилъ какъ въ туманѣ, носясь съ этимъ давящимъ камнемъ въ груди, ничего не понимая, кромѣ того, что она, а съ нею мое счаст³е, потеряны для меня навсегда...

   - Но неужели, неужели тогда, передъ отъѣздомъ твоимъ изъ Москвы, ты не добился отъ нея объяснен³я?...

   - Объяснен³я? тоскливо повторилъ Кемск³й. - Она плакала, рыдала, говоря, что сгубила свою жизнь, что недостойна меня, умоляя меня отказаться отъ ея руки, не спрашивая зачѣмъ... она не могла тогда... ея горе было еще слишкомъ отъ нея близко!...

   - А отецъ ея, а Павелъ Васильевичъ? Развѣ ты не говорилъ съ нимъ?

   - Пусть сама скажетъ, пусть казнится передъ тобой, до уговору! вотъ единственный отвѣтъ, котораго я могъ добиться отъ желѣзнаго старика, помолчавъ, отвѣчалъ Кемск³й.- Только прощаясь со мной, онъ обнялъ меня, чего никогда не дѣлалъ прежде, и сказалъ: "не того я ожидалъ, да видно судьбы не переломишь!"

   - Я узналъ все, заговорилъ опять Кемск³й, когда отца уже не было на свѣтѣ, а дочь угасала въ своемъ монастырѣ,- узналъ изъ ея исповѣди. Она не забыла "уговора", она казнилась передо мной, посвятивъ на это послѣдн³е дни своей жизни... Исповѣдь эту ты прочтешь, примолвилъ онъ, и какая-то суровая мольба сказалась при этомъ въ голосѣ его и въ печальныхъ глазахъ, скользнувшихъ по мнѣ, какъ бы противъ его воли. Я не хочу, чтобы человѣкъ, знавш³й ее, могъ думать... не хочу однимъ словомъ, чтобъ ты произвольныя свои соображен³я могъ строить въ обвинен³е этого благороднаго... этого прекраснаго существа. Мнѣ дорога ея память, съ усил³емъ досказалъ онъ наконецъ, и вслѣдъ за этимъ вышелъ изъ комнаты.

   - Зайди сюда! кликнулъ онъ меня изъ своей спальни.

   Тамъ, на столѣ, лежалъ большой дорожный портфель, который Кемск³й просилъ меня открыть ключикомъ, висѣвшимъ у него на цѣпочкѣ вмѣстѣ съ крестомъ и образками.

   - Тутъ, налѣво, тетрадь...

   Я тотчасъ узналъ женскую руку, спѣшную, но четкую, и тотъ англ³йск³й почеркъ, которымъ пишетъ большинство русскихъ воспитанныхъ женщинъ.

   - Прочти,- и суди ее! сказалъ Кемск³й и отошелъ прочь.

   - Благодарю тебя за довѣр³е, другъ мой, пробормоталъ я, краснѣя, между тѣмъ, отъ досады за тѣ неосторожныя слова мои, которыя вызвали это, далеко нелестное для меня, довѣр³е.- Я возвращу тебѣ рукопись завтра.

   - Нѣтъ. Возьми ее съ собой въ Росс³ю и отправь въ *** монастырь, на имя игуменьи, матери Варсоноф³и. Если когда-нибудь я вернусь домой, я получу ее обратно. Но ежели, какъ надо полагать, я умру здѣсь, въ какомъ-нибудь углу, на чужбинѣ, я не хочу, чтобъ эта тетрадь попала вмѣстѣ съ моими бумагами въ присутственное мѣсто или въ руки моихъ невѣдомыхъ наслѣдниковъ. Мы вѣдь оба съ покойницей послѣдн³е въ родѣ, примолвилъ Кемск³й, печально улыбаясь: - близкихъ у насъ никого нѣтъ. Рай-Воздвиженскимъ, этимъ старымъ Чемисаровскимъ гнѣздомъ, владѣетъ теперь столичный чинъ, изъ вл³ятельныхъ, одинъ изъ тѣхъ любезныхъ продуктовъ петербургскаго канцелярства, которыхъ Павелъ Васильевичъ безразлично называлъ холопами и при жизни къ себѣ на глаза не пускалъ...- Ну-съ, а теперь прощай, ***, прервалъ себя вдругъ Кемск³й; онъ очевидно боялся подать поводъ продлиться разговору, и такъ уже давно тяжелому для него.- Я усталъ, пора на покой.

   - Прощай. До завтра?

   - Да, конечно... впрочемъ не знаю, отвѣчалъ онъ разсѣянно, не глядя на меня.

   Я ушелъ отъ него и всю ночь напролетъ провелъ за чтен³емъ тетради, такъ неожиданно попавшей въ мои руки.

  

  

   На другой день, часу въ первомъ, я зашелъ къ Кемскому, но его дома не было. Грызунъ объяснилъ мнѣ, что онъ ушелъ спозаранка, а куда - неизвѣстно.

   - Не застану-ли я его теперь тамъ? спросилъ я, указывая на Conversationshaus.

   Грызунъ отвелъ глаза въ сторону и провелъ рукавомъ по толстымъ своимъ губамъ.

   - Вѣдь онъ каждый день тамъ сидитъ? примолвилъ я настойчиво.

   Матросъ отвернулся и не отвѣчалъ ни слова.

   Я отправился въ игорную залу.

   Кемск³й сидѣлъ на томъ же мѣстѣ; та же горка золота лежала предъ нимъ, и насупротивъ его вчерашн³й старикъ-французъ, тыча булавкой въ карточку, сообщалъ по-прежнему своимъ сосѣдямъ неодобрительныя замѣчан³я объ игрѣ du capitaine russe.

   Я долго простоялъ за его стуломъ, тщетно стараясь привлечь вниман³е Кемскаго. Онъ не отрывался отъ игры. Счаст³е ему везло на этотъ разъ. Ему то-и-дѣло катилъ крупье тысячныя руло своею длинною лопаткой....

   Перечитавъ у Маркса всю прибывшую почту, я вернулся въ игорную залу ко времени обѣда. Кемск³й выходилъ оттуда въ сопровожден³и какихъ-то двухъ весьма невзрачныхъ съ виду личностей.

   - Гдѣ ты обѣдаешь? спросилъ я его.

   - У Вебера, съ этими господами, коротко отвѣчалъ онъ, проходя мимо.

   Я отправился обѣдать одинъ въ Hôtel d'Angleterre; признаюсь, мнѣ было и больно, и досадно.

   Едва успѣлъ я сѣсть за столъ, какъ подлѣ меня зазвучалъ мягк³й, любезный баритонъ просвѣщеннаго г. Секкаторова.

   - Я вамъ не помѣшаю?...

   - Сдѣлайте милость.

   - Я сейчасъ отъ княгини Машутиной, озабоченно объявилъ онъ. - Какая у нея прелестная вилла! И можете себѣ представить, кого я у нея встрѣтилъ... Вы знаете, что она въ связяхъ со всѣми знаменитостями Европы. Вѣдь вы знакомы съ нею?

   - Не имѣю чести.

   - Помилуйте, son salon est connu à Paris. Тьеръ не выходитъ отъ нея.... Такъ вотъ сегодня, угадайте, кто у нея сидѣлъ?... Гарнье-Пажесъ, знаменитый Гарнье-Пажесъ, одинъ изъ главныхъ дѣятелей 48 года, отчаянный республиканецъ, издатель извѣстной народной газеты....

   - Что же этотъ отчаянный республиканецъ дѣлалъ у вашей княгини?

   - Ахъ, да онъ прекрасный человѣкъ, un causeur charmant, de l'esprit plein ses poches.... Мы все время говорили о нашей великой реформѣ, онъ съ большимъ уважен³емъ относится о Росс³и. И при этомъ отличную вещь сказалъ, удивительную вещь: le peuple russe est un enfant gйant qui sort de ses langes.

   - Вамъ понравилось? спросилъ я съ невольною улыбкой.

   Г. Секкаторовъ тотчасъ же и окрысился.

   - Конечно, вы, можетъ-быть, принадлежите къ числу лицъ, относящихся съ полнымъ равнодуш³емъ къ тому, что говорятъ о насъ въ чужихъ краяхъ. Но я, признаюсь вамъ, держусь иныхъ убѣжден³й. Я полагаю, что намъ слѣдуетъ еще очень и очень дорожить мнѣн³емъ о насъ иностранцевъ. И мнѣ пр³ятно, я не скрываю, каждый разъ, когда мнѣ приходится слышать заслуженно-лестный отзывъ о моемъ отечествѣ изъ устъ передоваго Европейца.

   Всю эту бравурную тираду г. Секваторовъ проговорилъ съ такимъ самодовольствомъ, что, надо полагать, онъ самъ себя въ эту минуту почиталъ чѣмъ-то въ родѣ Стразбургской колокольни.

   Мнѣ ничего не оставалось, какъ смиренно преклонить повинную голову.

   - Княгиня очень интересовалась вашимъ пр³ятелемъ, г. Кемскимъ, продолжалъ Секкаторовъ, переходя опять на свои бархатныя ноты.

   - По какому это случаю?

   - Да все по поводу того же разговора съ Гарнье-Пажесомъ. Мы между прочимъ коснулись Крымской кампан³и, а онъ и говоритъ: "je voudrais bien rencontrer un de vos héros de Sebastopol". Я ему и говорю: "il y en a précisément un ici". - "Qui cela, qui cela?" спрашиваетъ княгиня. Я на-звалъ г. Кемскаго. "Ah, mon Dieu, говоритъ она мнѣ, - il faut absolument que vous me rameniez; je tiens à le présenter à monsieur Garnier-Pagès". Я послѣ обѣда отправлюсь его отыскивать, передамъ ему приглашен³е княгини...

   - Не совѣтую вамъ, сказалъ я.

   Г. Секкаторовъ взглянулъ на меня большими удивленными глазами.

   - Пёчему же это? спросилъ онъ меня съ легкимъ шипѣн³емъ.

   - Потому что онъ почтетъ это для себя оскорблен³емъ.

   - Оскёрблен³емъ? еще удивленнѣе повторилъ г. Секкаторовъ.

   - Точно такъ,- оскорбительною насмѣшкой. Онъ не повѣритъ, чтобы русской женщинѣ могло придти серьезно въ голову пригласить его на роль ученаго звѣря для удовлетворен³я любопытства перваго встрѣчнаго Француза.

   - Помилуйте... я васъ не понимаю... вы такъ странно выражаетесь,- ученый звѣрь... и притомъ какой же это первый встрѣчный? залепеталъ г. Секкаторовъ, краснѣя и видимо теряясь:- я говорю, г. Гарнье-Пажесъ... знаменитость.

   - Да хоть бы самъ г. Тьеръ, не все-ли это равно? сказалъ я.

   - Это очень странно... и я, конечно, никогда не думалъ... но я не спорю, de guetibus non est disputandis, учено объяснилъ онъ, окончательно сконфузясь.

   - Я васъ предварилъ, а впрочемъ ваша воля, примирительно замѣтилъ я ему.

   Но онъ уже не отвѣчалъ мнѣ и, обратившись въ сосѣду своему съ правой стороны, рыжему и вислоухому бюргеру, съ огромнѣйшимъ ртомъ, завелъ рѣчь о превосходствѣ французской кухни надъ нѣмецкою. Нѣмецъ ничего не отвѣчалъ, но уписывалъ блюдо за блюдомъ съ жадностью, служившею лучшимъ опровержен³емъ легкомысленныхъ кулинарныхъ понят³й его собесѣдника...

   Съ этихъ поръ я уже болѣе не встрѣчался съ просвѣщеннымъ г. Секкаторовымъ.

  

  

   Я прожилъ еще три дня въ Баденѣ; но напрасно искалъ случая еще разъ свидѣться съ Кемскимъ. Онъ видимо избѣгалъ меня, уходилъ рано изъ дому, и съ минуты открыт³я игры до поздней ночи не отрывался отъ зеленаго стола. Оставаться долѣе было бы и смѣшно, и безполезно, да и что могъ я сдѣлать наконецъ?...

   Въ день моего отъѣзда, я засталъ его рано утромъ. Но свидан³е наше было холодно и натянуто; о рукописи, переданной имъ мнѣ, онъ не упомянулъ ни единымъ словомъ и въ течен³е разговора видимо старался обойти все, что могло относиться къ нему и къ его прошедшему. Только въ послѣднюю минуту, когда я ему протянулъ руку на прощанье, его передернуло; онъ привсталъ, привлекъ меня къ себѣ и крѣпко обнялъ.

   - Прощай, ***, да хранитъ тебя Богъ! Когда вернешься, промолвилъ онъ, и голосъ его дрогнулъ,- поклонись отъ меня матушкѣ родной землѣ. Хорошая пора для нея настаетъ, да не суждено мнѣ болѣе служить ей... сгорѣлъ я до времени...

   - Я надѣюсь встрѣтиться съ тобой въ Росс³и, Кемск³й, сказалъ я.

   - Надѣешься? повторилъ онъ.- Такъ посмотри на меня и скажи, по совѣсти, какъ ты полагаешь: надолго-ли еще меня хватитъ?

   Я взглянулъ на него и... не нашелъ отвѣта...

  

  

   Онъ умеръ въ 1862 г. въ Пасси, близь Парижа, въ maison de santé, куда его перевезъ старый нашъ лицейск³й товарищъ, А., наткнувш³йся на него случайно въ Испан³и. За нѣсколько мѣсяцевъ до его кончины я посѣтилъ его, но онъ меня не узналъ. Онъ давно уже никого не узнавалъ...

   Рукопись Надежды Павловны, отправленная мною, по возвращен³и моемъ въ Росс³ю, въ *** монастырь, на имя игуменьи Варсоноф³и, возвращена была мнѣ чрезъ годъ изъ почтамта, съ надписью, гласившею, что въ означенномъ монастырѣ такой игуменьи не оказалось. А не оказалось, какъ я узналъ впослѣдств³и, по весьма простой причинѣ: она скончалась незадолго до встрѣчи нашей съ Кемскимъ въ Баденѣ.

   Наша богатая событ³ями и полная интересовъ минуты пора такъ быстро сглаживаетъ память прошлаго, что я безбоязненно рѣшаюсь передать читателю разсказъ, относящ³йся во времени далеко уже отъ насъ отошедшему. Едва-ли теперь кто-нибудь узнаетъ дѣйствующихъ лицъ всей этой правдивой повѣсти, подъ измѣненными ихъ именами.

  

  

   Вотъ что писала Надежда Павловна Кемскому:

   "Я получила ваше письмо, милый Владим³ръ, дорогой мой братъ. Я ожидала его, а теперь пepo выпадаетъ изъ рукъ моихъ, сквозь слезы ничего не вижу... Господи, какъ же это я вамъ скажу, какой отвѣтъ должна я вамъ дать!...

   "Вы пишете, что жизнь ваша - мой даръ, и этотъ даръ вы умоляете меня принятъ обратно, "вымоленную" мною жизнь вы отдаете мнѣ на вѣки... На вѣки? Бѣдный другъ мой, знаете-ли вы, насколько суждено продлиться этимъ вѣкамъ моимъ?... Повторяю вамъ, я знала, что это будетъ, что вы мнѣ это напишете, знала, когда стояла тамъ, въ Крыму; у вашего изголовья,- я ни минуты не отчаявалась въ томъ, что вы выздоровѣете, я улыбалась, когда, бывало, доктора качаютъ головой, проходя мимо вашей койки,- знала... и тогда же какъ часто налетало подобно зловѣщей птицѣ и засѣдало въ душѣ моей сомнѣн³е: нужна-ли ему эта жизнь, о которой я такъ пламенно молю? Бывало, помню, вы лежите такъ спокойно, какъ бы отдыхая и нѣжась, и глядите на меня неотступно, и вижу я, что вы меня не узнаете и что Богъ вѣсть гдѣ летаетъ ваша мысль, въ какихъ далекихъ м³рахъ; но по счастливому выражен³ю лица, по вашимъ глазамъ,- они у васъ въ то время как³е-то удивительные, точно вдохновленные были,- я понимала, что вамъ хорошо въ той далекой, невѣдомой Божьей странѣ... И меня все преслѣдовало это сомнѣн³е: къ чему молюсь я? Въ замѣнъ того блаженства забвен³я, тѣхъ таинственныхъ небесныхъ сновъ, которыми можетъ-быть живетъ онъ теперь, онъ потребуетъ, онъ будетъ правъ, требуя отъ меня земнаго счаст³я... Отъ меня!- онъ, я знаю, не захочетъ другаго счаст³я,- а я, Боже мой!...

   "Я чувствую, что пишу нескладно, мысли мои путаются, но вѣдь такъ много надо мнѣ передать вамъ, а времени, времени, Владим³ръ, остается такъ мало.

   "Вы поняли меня, другъ мой. Сердце мое обливается кровью, думая о томъ, какъ вы будете поражены этою вѣстью... Я знаю, какъ я вамъ дорога, какъ была любима вами. Сознан³е это было моею постоянною мукой. Оно могло быть и моимъ искуплен³емъ... Когда вы были полны силъ, когда будущее свѣтло разстилалось предъ вами, я не должна была, я почитала преступлен³емъ соединить съ вашею мою погубленную жизнь... Я принесла бы съ собой мое несчаст³е въ вашъ честный домъ, Владим³ръ,- поймите это! Поймите и то, чего мнѣ стоило, въ продолжен³е столькихъ лѣтъ, отвѣчать на ваши настоян³я тупымъ молчан³емъ или безсмысленными письмами и въ то же время глубоко сознавать, что вы все-таки меня не разлюбите, что это утѣшен³е не будетъ мнѣ дано!...

   "Тамъ, въ Симферополѣ, была одна минута, когда исходъ казался мнѣ возможенъ. Бѣдный, увѣчный, немощной другъ, вамъ отнынѣ нужна была усидчивая сидѣлка, заботливая сестра. Въ этомъ положен³и я не признавала себѣ соперницъ, въ виду этой цѣли я никому не уступала своихъ правъ. И я думала, я надѣялась, я такъ горячо молилась объ этомъ тогда... Какъ два корабля, разбитые бурей, приплываютъ на покой въ спящ³я воды безопасной гавани, мы ушли бы доживать, Владим³ръ, подъ старые клены вашего Покровскаго, подъ которыми я, бывало, ребенкомъ засыпала на колѣняхъ вашей матери, тамъ, гдѣ позднѣе я ждала васъ каждое лѣто изъ Лицея... Помните мой ужасъ, когда вы упали съ дерева, на которое я васъ заставила влѣзть, чтобы испытать вашу храбрость?...

   "Но Богу не угодно было... Исходъ этотъ, примиряющ³й этотъ конецъ не суждены были мнѣ. Надежда блеснула и пролетѣла быстрѣе весенней ласточки. Еще тамъ, у вашей постели, я узнала, что у меня смерть въ груди.

   "Когда привезли меня сюда изъ Крыма, когда послѣ того мертвящаго воздуха повѣяло на меня вѣтромъ нашихъ степей, мнѣ стало легче, всѣ болѣзненные признаки, страдан³я, исчезали съ каждымъ днемъ; оставалась только большая слабость. Лучъ надежды опять заигралъ предо мной.- Я вѣдь выздоровѣю, Карлъ Ивановичъ? спрашивала я моего добраго Эша, который переселился теперь сюда изъ Рай-Воздвиженскаго и не покидаетъ меня.- О да, о да, увѣрялъ онъ меня, подолгу объясняя каждый разъ, что организмъ мой цѣлъ, что я больна была лишь отъ слишкомъ сильныхъ эмоц³й, но что онъ меня вылѣчитъ, непремѣнно вылѣчитъ. Но глаза добраго Нѣмца измѣняли ему; они при этомъ какъ-то пресмѣшно моргали и косились; ему, бѣдному, самому такъ хотѣлось вѣрить въ мое выздоровлен³е...- Карлъ Ивановичъ, говорю я ему однажды, скажите мнѣ, почему это доктора не лѣчатъ обыкновенно ни женъ своихъ, ни дѣтей, никого изъ очень близкихъ имъ людей, а прибѣгаютъ, въ случаѣ ихъ болѣзни, въ помощи другаго медика? Онъ никакъ не ожидалъ, что я готовлю ему западню, и добродушно отвѣчалъ, что это потому, что для успѣшнаго пользован³я больнаго врачу прежде всего нужно полное спокойств³е духа, а что духъ врача не можетъ быть спокоенъ, когда онъ, какъ человѣкъ, волнуется за близкихъ его сердцу.

   "- Карлъ Ивановичъ, вы меня очень любите? спрашиваю я.

   "- О да, о да! заговорилъ онъ растроганный, какъ родная дочь я васъ люблю, люблю съ того время, когда вы были маленькая ребенокъ.

   "- Такъ вы согласитесь, чтобъ я посовѣтовалась съ другимъ докторомъ? Вы не можете быть вѣрнымъ судьей моей болѣзни, вы сами себѣ сейчасъ приговоръ подписали...

   "Карлъ Ивановичъ былъ очень смущенъ моею хитростью, онъ началъ спорить, сердился, но я настояла, и онъ обѣщалъ мнѣ привезти консультанта изъ Б. Но я этого не хотѣла: онъ могъ бы сговориться съ нимъ, а я хотѣла, во что бы ни стало, знать правду о моемъ положен³и. Я попросила тетушку написать въ К. Отвѣтъ былъ полученъ въ тотъ же день: К. отъ насъ всего въ восьми верстахъ. Случилось, что въ то время находился тамъ проѣздомъ очень хорош³й докторъ изъ Москвы, нѣкто г. Латышевъ. Его зовутъ Виссар³онъ Ѳедоровичъ; онъ говорилъ мнѣ, что слышалъ про васъ, Владим³ръ, что онъ даже былъ приглашенъ присутствовать, когда вы должны были драться,- помните, въ Москвѣ, съ этимъ офицеромъ, Звѣницынымъ... Боже мой, вспомнить страшно. Как³я минуты я тогда пережила!.. Этотъ г. Латышевъ очень мнѣ понравился; на первый взглядъ онъ кажется букой и какъ-будто на все и на всѣхъ сердится, но умные и честные глаза его тотчасъ внушаютъ въ нему довѣр³е. Онъ нѣсколько разъ пр³ѣзжалъ ко мнѣ, разспрашивалъ, слушалъ мою грудь. Я передала ему неутѣшительное заключен³е о ней, слышанное мною отъ П. въ Крыму. Добрый Карлъ Ивановичъ, бывш³й тутъ, весь раскраснѣлся, затопалъ ногой и назвалъ П. шутомъ. Латышевъ ничего не сказалъ, только посмотрѣлъ на Карла Ивановича и закусилъ губу. Чрезъ два дня онъ пр³ѣхалъ въ монастырь и прошелъ ко мнѣ чрезъ кладбище, дознавшись предварительно у послушницы, что у меня никого нѣтъ.

   "- Я радъ, что вы однѣ, сказалъ онъ,- надо съ вами серьезно поговорить; вашъ Нѣмецъ добрый старикъ, но безтолковъ: онъ только путаеть.- Онъ возобновилъ свои вопросы, настаивалъ на многихъ подробностяхъ моей болѣзни, моей прошедшей жизни.- Вы много приняли горя на своемъ вѣку? спросилъ онъ вдругъ.

   "- Много, докторъ.

   "- То-то, сказалъ онъ, нахмурясь.- Болѣзнь ваша въ сущности дрянь, но отпору ей нѣтъ, жизненной силы мало. П. не шутъ, какъ выражается вашъ нѣмчура, и никогда шутомъ не былъ,- онъ правду сказалъ...

   "- Говорите откровенно, докторъ, спросила я его:- много ли мнѣ еще остается жить?

   "- Э, да вы у меня молодецъ! воскликнулъ онъ почти весело:- прямо итоги подводите!

   "Онъ назвалъ мнѣ мою болѣзнь,- какое-то мудреное латинское назван³е,- опредѣлилъ ея характеръ, симптомы; я поняла, что у меня то, что называютъ consoption. Слава Богу, я умру безъ страдан³я, тихо,- угасну, какъ выражался г. Латышевъ... Онъ обѣщалъ мнѣ еще три-четыре мѣсяца жизни, если я только буду пай-дитя, не буду расточатъ масла, остающагося съ лампадѣ.

   "- Вамъ не хочется умирать? спросилъ онъ предъ прощаньемъ.

   "- Не для себя, докторъ, сказала я и не выдержала, расплакалась.

   "Онъ держалъ мою руку въ это время и вдругъ, неожиданно, крѣпко поцѣловалъ ее, взялъ шляпу и ушелъ, не говоря ни слова. Онъ добрый человѣкъ... Сегодня, говорилъ мнѣ Эшъ, онъ уѣхалъ обратно въ Москву.

   "Я ужасно устала, другъ мой. Буду продолжать завтра".

  

  

   "Еслибы не вѣчная тревога о васъ, Владим³ръ, не мысль объ ожидающемъ васъ одинокомъ, скорбномъ будущемъ (вы мнѣ ничего не пишете о вашемъ матросѣ, о Грызунѣ; надѣюсь, что онъ все еще при васъ, и что вы съ нимъ никогда не разстанетесь: онъ вамъ такъ преданъ, - я видѣла его въ Крыму,), мое теперешнее состоян³е я могла бы назвать почти счастливымъ. Не знаю, надолго-ли, но вы не повѣрите, въ какое затишье погружается душа при увѣренности въ неизбѣжномъ и близкомъ концѣ. Ни физической боли, ни тоски, ни страха, ни сожалѣн³й - я ничего не испытываю. Масло еще горитъ въ лампадѣ, но пламя ея уже не свѣтитъ и не грѣетъ. Все точно застыло вокругъ меня, все принимаетъ как³я-то законченныя, неподвижныя формы. Время не летитъ, не мчится впередъ, какъ прежде, оно расплывается какъ вода въ низменной долинѣ. Все кончено для меня, Владим³ръ.... и слава Богу! Я могу говорить теперь о себѣ, какъ о третьемъ лицѣ, какъ о чужой мнѣ личности, какъ о героинѣ давно забытаго романа.

   "Многое, если не все, оставалось для васъ невѣдомымъ, добрый другъ мой. Вы не допытывались, не допрашивали; слезы мои и недомолвки, чистая душа, вы мнѣ же объясняли преувеличен³ями строгой къ себѣ совѣсти, вы не хотѣли видѣть моего стыда, вы заранѣе все и всецѣло прощали.... Боже мой, стоила-ли я такой любви!...

   "Но вы должны все знать... Эти три-четыре мѣсяца, которые мнѣ остается жить, они даны мнѣ не даромъ, вѣдь могла же я умереть тамъ, въ Крыму, не приходя въ себя!... Не дарованъ-ли мнѣ этотъ срокъ Вышнею волей для покаян³я предъ вами, для того, можетъ-быть, чтобы вы,- дай-то Богъ!- узнавъ все мое прошедшее, не такъ горько и долго сожалѣли обо мнѣ?...

   "Признаться-ли вамъ еще, Владим³ръ? Не знаю, гордость можетъ-быть это, - не даромъ же течетъ въ моихъ жилахъ Чемисаровская кровь,- но меня возмущаетъ мысль, что вы до самыхъ этихъ поръ любили не меня, а Наденьку вашего дѣтства, предметъ вашихъ первыхъ юношескихъ мечтан³й. Если любви вашей суждено пережить меня, то пусть же она относится ко мнѣ, - ко мнѣ, грѣшницѣ, измѣнившей вамъ, недостойной васъ, но кающейся, какъ Магдалина, предъ вами, а не къ тому непорочному 17-тилѣтнему создан³ю, какимъ сохранили вы меня въ вашемъ воображен³и и съ которымъ такъ давно у меня ничего нѣтъ общаго.

   "Я вамъ все разскажу, все; я могу теперь... Длиннымъ и отчетливымъ спискомъ развертывается предо мной моя жизнь, и я уже безучастно перечитываю знакомыя строки, и сердце не ускоряетъ своихъ б³ен³й, когда я дохожу до иныхъ страницъ, еще такъ недавно поражавшихъ меня ужасомъ. Да, все кончено для меня!... Но каково бы ни было впечатлѣн³е, которое должна произвести на васъ моя исповѣдь, - наброситъ ли она въ вашемъ сердцѣ темную завѣсу на мою память, или исполнится оно лишь всепрощающею жалостью,- другъ мой, братъ мой, дорогой мой Владим³ръ, заклинаю васъ той душевною мукой, отъ которой умираю я теперь, не проклинайте того, кто былъ участникомъ моей вины! Его ужь нѣтъ, онъ погибъ ужасною смертью. Не возмущайте его страдальческой тѣни тяжелымъ укоромъ... Онъ погибъ изъ-за меня; онъ былъ безумецъ, можетъ-быть, но онъ любилъ меня!... Простите ему, да поч³етъ онъ съ миромъ! Страшно было бы мнѣ думать, что отвѣтъ свой Богу онъ долженъ дать и за вашу участь, Владим³ръ!"

  

  

   "Вы помните, другъ мой, когда мы съ вами въ послѣдн³й разъ видѣлись въ Рай-Воздвиженскомъ. Это было въ маѣ мѣсяцѣ, семь лѣтъ тому назадъ. Корабль вашъ уходилъ въ Англ³ю. Вы уѣзжали. Въ день вашего отъѣзда, утромъ, вы зашли во мнѣ. Мы остались на минуту одни.- Наденька, вы не забудете меня, вы не измѣнитесь ко мнѣ? сказали вы.- О, никогда, никогда! отвѣчала я, подавая вамъ обѣ руки и заливаясь слезами. Я васъ любила, Владим³ръ, нѣжно любила съ дѣтства, привыкла я относить въ вамъ лучш³е помыслы мои и чувства. Я знала, что должна быть вашею женой, видѣла, какъ этого желали всѣ окружавш³е меня, какъ при одномъ видѣ вашемъ переставалъ хмурить отецъ мой свои грозныя брови. Когда я еще была маленькою, матушка ваша унимала мои слезы обѣщан³емъ выдать меня, когда выросту большая, за своего Володю. Когда я стала старше, моя добрая, старая гувернантка, - помните, - миссъ Сарра-Мэкдефъ, смиряла мое упрямство угрозой, что Mister Woldemar chall know it. Покойный братъ Вася, Андрюша Кирилинъ, учивш³йся съ нимъ вмѣстѣ, постоянно дразнили меня вами. Все питало, все растило чувство мое къ вамъ... О, не уѣзжай вы тогда, Владим³ръ!... Я помню, когда вы получили изъ Николаева бумагу, требовавшую васъ на службу,- это было за обѣдомъ, - вы поблѣднѣли и молча передали ее чрезъ столъ батюшкѣ. Я вся занѣмѣла, сердце у меня упало... Не даромъ это было! Я предчувствовала, что страшный ударъ готовится разразиться надъ нами,- и громъ ударилъ, батюшка свернулъ бумагу, строго взглянулъ на васъ, въ отвѣтъ вашему печально вопросительному взгляду; и произнесъ только одно слово: "долгъ твой"; потомъ обернулся въ дворецкому и сказалъ: "Владим³ръ Александровичъ завтра ѣдетъ; въ 12-ти часамъ подъ желтую коляску четверку лошадей". О, какъ долго потомъ звучали мнѣ, надрывая сердце, какъ погребальный колоколъ, эти холодныя, безпощадныя слова! Не они-ли въ самомъ дѣлѣ и похоронили на вѣки мое и ваше счастье?...

   "Я ушла въ этотъ вечеръ въ себѣ наверхъ, подъ предлогомъ головной боли, и не выходила уже оттуда цѣлую недѣлю. Вы уѣхали на другой день... Я была въ отчаян³и, никого не хотѣла видѣть, лишилась сна. Батюшка послалъ ко мнѣ Карла Ивановича: я попросила его оставить меня въ покоѣ. Наконецъ батюшка, противъ своего обыкновен³я, самъ зашелъ ко мнѣ однажды послѣ обѣда. Я могла замѣтить, что онъ былъ со мной какъ бы нѣжнѣе обыкновеннаго, поминалъ васъ и сказалъ, что васъ надо ждать въ Рождеству.

   "- Восемь мѣсяцевъ! воскликнула я, вѣкъ цѣлый! Онъ могъ совсѣмъ не ѣхать, папа, вы его заставили.

   "- Какъ? спросилъ батюшка.

   "- Онъ могъ сказаться больнымъ, или въ отставку выйти.

   "- Не слѣдуетъ, ложь! И повторивъ опять слово: долгъ, онъ ушелъ.

   "Миссъ Мэкдефъ улыбнулась и сообщила мнѣ, что онъ безпокоился обо мнѣ и каждый день требовалъ ее въ себѣ съ отчетомъ о моемъ здоровьѣ.

   "- Вы были очень холодны и даже непочтительны въ отцу, Надя, замѣтила она мнѣ,- это не хорошо, онъ васъ очень любитъ, только онъ ни за что не хочетъ этого показать, потому что у него такой же характеръ, какъ у герцога Веллингтона, котораго называли the iron-duke {Желѣзный герцогъ.}. Конечно, очень грустно, что Mister Woldemar уѣхалъ и въ нашемъ большомъ домѣ сдѣлалось опять очень пустынно и скучно, послѣ его отъѣзда, потому что онъ умѣлъ всему сообщать свое оживлен³е и веселость; но надо умѣть переносить съ покорностью всякое испытан³е, посылаемое намъ Провидѣн³емъ. А восьмимѣсячное отсутств³е Mister Woldemar'а еще не такое великое несчаст³е, чтобъ отъ этого приходить въ отчаян³е, забывать ту сдержанность въ выражен³и чувствъ своихъ, которая составляетъ первое услов³е хорошаго воспитан³я.- Вы не знаете, Надя, продолжала старушка, оживляясь, и я желаю, чтобы вамъ никогда не суждено было узнать это,- что значитъ дѣйствительное несчаст³е. У меня давно уже сѣдые волосы, а я до сихъ поръ содрогаюсь, вспоминая о томъ, какъ я была испытана въ моей молодости. Я была старше васъ, Надя, мнѣ уже было 22 года, я была сирота, бѣдная, но очень хорошей фамил³и; герцогъ Аргайль былъ мнѣ родственникъ и онъ далъ мнѣ пр³ютъ въ своемъ замкѣ: у него великолѣпный замокъ близь Глазго. До этого я жила у другаго моего родственника въ Кемберлендѣ и тамъ познакомилась съ однимъ молодымъ человѣкомъ; онъ былъ незнатный, сынъ простаго фермера, но прекрасный, умный и хорошо воспитанный молодой человѣкъ. Мы полюбили другъ друга. Я ему сказала, что ни за кого, кромѣ него, не пойду замужъ, но что такъ какъ ни у него, ни у меня ничего нѣтъ, то онъ долженъ прежде всего составить себѣ положен³е, а я буду его ждать и молиться за него. Онъ сказалъ мнѣ: "вы будете скоро моею, Сарра, клянусь Богомъ, или я погибну!" Чрезъ нѣсколько временм: онъ сообщилъ мнѣ, что уѣзжаетъ въ Инд³ю: ему давали тамъ мѣсто, сначала скромное, но съ обѣщан³емъ скораго повышен³я. Мы разстались; онъ былъ полонъ надеждъ и я также,- онъ внушалъ мнѣ полное довѣр³е къ себѣ,-лишь иногда тревожила меня мысль о жгучемъ климатѣ Инд³и. Въ продолжен³е двухъ лѣтъ онъ регулярно писалъ мнѣ разъ и два въ мѣсяцъ. Вѣсти его были самыя успокоительныя и благопр³ятныя; климатъ Мадраса,- тамъ была контора, гдѣ онъ служилъ,- онъ переносилъ прекрасно, дѣло свое понялъ очень скоро, и его принципалы были очень расположены въ нему. Тѣмъ временемъ я переѣхала жить въ герцогу Аргайлю въ замокъ. Вдругъ получаю письмо отъ жениха моего изъ Лондона: онъ пр³ѣхалъ туда на компанейскомъ кораблѣ съ какимъ-то значительнымъ поручен³емъ. Онъ писалъ мнѣ, что Богъ внялъ молитвамъ моимъ, что все устроилось лучше и скорѣе, чѣмъ онъ былъ въ правѣ ожидать: онъ получилъ мѣсто въ тысячу фунтовъ и можетъ доставить мнѣ теперь безбѣдное и счастливое существован³е. Въ Англ³и онъ можетъ пробыть самое короткое время, а потому едва кончитъ свое поручен³е въ Лондонѣ, отправится съ первымъ отплывающимъ въ Глазго кораблемъ за мной; мы обвѣнчаемся и сейчасъ же уѣдемъ въ Лондонъ, чтобы попасть на почтовый пакетботъ, идущ³й въ Инд³ю: тогда пароходы еще не были въ употреблен³и, вѣдь это давно было. Вы можете себѣ вообразить мою радость! Но я никому не сказала о ней, Надя. Самого герцога не было дома, я ему написала, извѣщая его о скоромъ моемъ замужествѣ, но никому другому я ничего не говорила. Я только горячѣе прежняго молилась и благодарила Бога и ждала моего жениха, считая дни и часы. Однажды ночью я была разбужена страшными ударами грома и неистовымъ завываньемъ вѣтра; такой грозы, кажется, еще никогда не бывало. Господь, отецъ милосердный! воскликнула я, зарываясь въ подушки, если онъ теперь въ морѣ, спаси его! И всю ночь я провела въ страшномъ безпокойствѣ. Буря утихла только къ полудню. Вечеромъ въ замовъ пришло извѣст³е, что въ Глазговской гавани, въ прошедшую ночь, произошло много крушен³й и что тамошн³е торговые дома опасаются еще болѣе крупныхъ несчаст³й въ морѣ. Ужасъ мой возрасталъ съ каждымъ мгновен³емъ. На трет³й день утромъ, когда всѣ собрались за завтракъ, принесли газеты; ихъ разобрали по рукамъ.

   "- Ого! воскликнулъ одинъ изъ гостей,- немалая потеря для Андерсеновъ! Корабль ихъ погибъ въ виду Глазго со всѣмъ грузомъ и находившимися на немъ людьми; спаслось только три человѣка. Вотъ списокъ погибшихъ пассажировъ.

   "Онъ сталъ читать, я слушала еле дыша. Вдругъ мнѣ послышалось знакомое, дорогое имя...

   "- Какъ вы прочли? прервала я.

   "- Ричардъ Симсонъ, изъ Мадраса, повторилъ отчетливо читавш³й и спросилъ меня нѣсколько свысока:- вы его знали, миссъ?...

   "О, Надя, я этой минуты никогда не забуду! Я ничего не отвѣчала тому, кто дѣлалъ мнѣ этотъ вопросъ. Ричардъ Симсонъ - это не важное, никому не вѣдомое имя, - о, они не могли понимать, что оно для меня значило! Но я сумѣла сдержать себя, Надя, я успѣла подавить безумное отчаян³е, которое жгучими слезами выступало на моихъ померкшихъ глазахъ. Я долила послѣднюю чашку чаю и спокойно, не спотыкаясь, вышла изъ столовой. Не знаю, какъ я добрела до своей комнаты, но, переступивъ порогъ ея, силы мнѣ измѣнили, и я безъ чувствъ грохнулась на земь... Я долго послѣ этого была опасно больна, но даже и въ бреду не выдала своей тайны... Я выздоровѣла, но Англ³я мнѣ постыла съ тѣхъ поръ; я рѣшилась уѣхать, и вотъ уже болѣе тридцати лѣтъ, какъ живу на континентѣ, не видала и вѣроятно уже болѣе не увижу своей родины. Умѣнье владѣть собой - первая вещь на свѣтѣ, Надя, закончила Сарра своимъ обычнымъ наставительнымъ тономъ, проводя рукой по глазамъ, покраснѣвшимъ отъ воспоминан³я о ея первой и единственной любви...

   "Я вамъ передала почти отъ слова до слова разсказъ доброй моей старушки; не знаю, насколько онъ можетъ быть занимателенъ для васъ, но онъ такъ и просился у меня подъ перо. Этотъ вечеръ со всѣми его подробностями такъ памятенъ мнѣ. Сарра, какъ это часто съ ней случалось, произвела на меня впечатлѣн³е совершенно противоположное тому, какое она желала произвести: она не успокоила, а еще болѣе встревожила меня. Къ печали о вашемъ отъѣздѣ присоединился теперь невообразимый страхъ за васъ. Въ воображен³и моемъ уже складывалась страшная картина: корабль вашъ тонулъ у бурныхъ береговъ Англ³и, вы погибли подобно жениху бѣдной Сарры, до меня нечаянно доходила эта вѣсть... Я серьезно расхандрилась и заплакала. Сарра растерялась и хотѣла посылать за Карломъ Ивановичемъ. Въ это время вдругъ, сквозь отворенную дверь моей гостиной, донеслись до насъ неожиданные музыкальные звуки: кто-то игралъ на скрипкѣ въ большой залѣ. Сарра остановилась на ходу и почти съ испугомъ спросила меня: "это что такое"? Я не отвѣчала ей, я жадно слушала. Никогда еще музыка не раздавалась такъ кстати, никакая другая не могла бы такъ повл³ять на душевное настроен³е мое въ эту минуту. Блестящая и страстная въ одно и то же время, своеобразная мелод³я, въ ритмѣ полонеза, то лилась какъ потокъ, озаренный луной, кипя и брызжа тысячами искръ, то, сладко волнуясь, замирала и какъ бы улетала въ небо на крыльяхъ зари. Она вѣяла весеннею ночью, молодыми надеждами, она говорила о какомъ-то недосягаемомъ блаженствѣ, эта мелод³я... Я ожила, воскресла, черныя думы мои разсѣялись вдругъ, мнѣ хотѣлось только слушать и еще слушать.

   "- Пойдемте на хоры, сказала я Саррѣ.

   "- You are а whimsical person! {Вы причудливая особа.} пробормотала она, пожимая плечами и нехотя слѣдуя за мной. Въ дверяхъ мы наткнулись на Настасью Савельевну. Она какъ-то торжественно улыбалась.

   "- Хорошо играетъ мой Андрюша, Надежда Павловна? спросила она меня.

   "- Какъ вашъ Андрюша? переспросила я съ удивлен³емъ.

   "- Конечно-съ, вѣдь это онъ, сынъ мой, исполняетъ на скрипкѣ.

   "- Андрюша Кирилинъ! Давно-ли онъ здѣсь?

   "- Да ужь недѣлю слишкомъ будетъ. Онъ просилъ васъ видѣть, да а не посмѣла доложить вамъ. Не до него вамъ было, барышня, знаю-съ, да и прихворнули вотъ вы, такъ я ему и сказала: успѣешь еще увидать ихъ....

   "Вы помните, Владим³ръ, нашу большую залу въ два свѣта въ Рай-Воздвиженскомъ. Когда мы вошли на хоры, вечерн³я тѣни облегали уже всю глубину ея; только прямо противъ насъ, выступъ между колоннъ, на которыя опирались хоры съ той стороны залы, былъ ярко освѣщенъ отблескомъ заходившаго солнца на красныхъ занавѣсахъ оконъ. Стоявш³й на выступѣ музыкантъ былъ весь облитъ этимъ пламеннымъ свѣтомъ. Худой и высок³й, съ густыми черными волосами, падавшими ему на плечи, онъ стоялъ, жмуря глаза отъ солнца и прижавшись головой къ скрипкѣ съ такимъ болѣзненнымъ выражен³емъ, будто, играя, самъ внималъ инымъ совершеннѣйшимъ звукамъ, глубоко похороненнымъ въ его инструментѣ, и страдалъ, страдалъ всѣмъ существомъ своимъ, чувствуя себя безсильнымъ извлечь ихъ оттуда. Съ такимъ мучительнымъ напряжен³емъ должны были вызывать чародѣи непослушныхъ имъ духовъ...

   "Я бы не узнала Кирилина: онъ такъ мало походилъ на того мальчика, какимъ я его помнила, когда, бывало, убѣгая отъ уроковъ въ лѣсъ, онъ каждый день приносилъ мнѣ оттуда ягоды, которыя я ѣдала на зло ворчуньѣ Саррѣ. Сама Сарра теперь никакъ не рѣшалась признать въ немъ своего бывшаго ученика и то-и-дѣло повторяла: "is it possible, неужели это Андрюша?" Да и кто бъ узналъ его теперь? Давно,- это чувствовалось тотчасъ же, - прошли для него ребяческ³е годы. А между тѣмъ онъ былъ едва тремя, много четырьмя годами старѣе меня, но на первый взглядъ ему можно было дать лѣтъ тридцать.

   "Скрипка его замолкла на неразрѣшенномъ аккордѣ. Онъ опустилъ смычокъ, тряхнулъ своими длинными волосами и, поднявъ голову вверхъ, замѣтилъ насъ. Онъ широко, во все лицо,- я замѣтила, что лицо это было некрасиво,- улыбнулся и, взглянувъ на меня смѣлымъ, до дерзости смѣлымъ, взглядомъ:

   "- Ага, гордая барышня, сказалъ онъ. - я зналъ, что вызову васъ, наконецъ! Вы по-прежнему любите музыку?

   "- Да, я люблю музыку, холодно отвѣчала я, весьма непр³ятно пораженная этимъ фамильярно развязнымъ тономъ, который былъ такъ необыченъ для меня, между тѣмъ какъ Настасья Савельевна, еще болѣе недовольная имъ, дѣлала сыну как³е-то знаки глазами и руками. Но онъ не обращалъ на нихъ никакого вниман³я и продолжалъ все такъ же смѣло и упорн