что онъ былъ радъ ее видѣть, радъ въ самой глубинѣ своего существа.
Она, удержавъ руку его въ своей и сжимая ее безсознательнымъ движен³емъ, тихо опустилась на диванъ подлѣ него.
- Что? выговорила она только шопотомъ, неотступно глядя ему въ лицо.
- Что! повторилъ онъ дрогнувшимъ вдругъ отъ злости голосомъ, воззрясь въ свою очередь въ ея коричневые глаза:- по всей Росс³и какъ зайцевъ пошли ловить...
- Но ты...
- Я?... былъ, да весь вышелъ.
- Это что же? не поняла она.
- Очень просто: взяли, да уйти успѣлъ.
Она похолодѣла вся, выпустила его пальцы:
- Ахъ, Володя!...
Онъ чуть не сердито дернулъ плечомъ:
- Ты что же думала, будутъ они вѣкъ съ нами въ жмурки играть? Глупы они, глупы, а все же и у нихъ самолюб³е когда-нибудь должно заговорить...
Онъ машинально поднялся съ мѣста, по давней привычкѣ толковать "о сер³озныхъ предметахъ", расхаживая по комнатѣ, но тутъ же сѣлъ опять; ноги его дрожали и подкашивались.
Сердце сжалось у сестры его:
- Какъ ты утомился, Володя, тебѣ бы лечь, уснуть...
- Теперь не заснешь пожалуй отъ самой усталости этой... А поѣсть чего-нибудь да выпить, я бы съ удовольств³емъ... Съ утра ни маковой росинки...
Она вскочила:
- Ахъ, а я и не подумаю!... Сейчасъ!... У насъ сегодня баранина была, осталась... Выпить тебѣ чего же, квасу хочешь?
- А посущественнѣе не дашь? усмѣхнулся онъ:- для него вѣдь держишь, чай?...
- Ты ужь успѣлъ привыкнуть! вырвалось у нея со вздохомъ:- хорошо, я принесу...
Въ дверяхъ въ эту минуту показалась Антонина съ папиросой во рту:
- Ну, а въ чистый видъ не полагаешь ты его привести ужь кстати? брезгливо кивая на Володю, спросила она сестру.
- У тебя тутъ въ комнатѣ умывальникъ, вода... Могла бы сама предложить! съ сердцемъ возразила Настя, поспѣшно выходя за дверь.
- Пожалуй!... Пошли мнѣ снизу Варюшу, я велю подать ему.
Братъ повелъ на нее недобрымъ взглядомъ. Губы его шевельнулись съ очевиднымъ намѣрен³емъ "оборвать" ее. Но онъ сдержался и проговорилъ обрывисто:
- Дай папиросу,- двое сутокъ не курилъ.
Она молча подошла въ дивану, высыпала на него всѣ папиросы изъ своего портсигара, поморщилась еще разъ съ видимымъ отвращен³емъ на лохмотья брата и все такъ же безмолвно и величественно повернулась и ушла къ себѣ.
La fiammo d'esto incendio non m'assale.
Dante. Inferno.
Она пришла опять чрезъ часъ времени. Ее весьма мало озабочивала судьба брата,- она давно разумѣла его какъ "tête fêlée" и "неудачника", которому "ничего въ жизни и не оставалось дѣлать, какъ гибнуть вмѣстѣ съ такими же, какъ самъ онъ, шутами"; но приключен³я его могли, "должны" были быть любопытны. Эти переодѣван³я, скитальчества, бѣгства - "тотъ же Габор³о", говорила она себѣ... И пришла слушать, какъ ѣздила въ Петербургъ на литературныя чтен³я, устраиваемыя извѣстными господами въ пользу какой-нибудь отставной гарибалд³йки" (sic) или "студентовъ, не имѣющихъ возможности кончить курса въ университетѣ по независящимъ отъ нихъ обстоятельствамъ".
Володя,- мы будемъ продолжать называть его такъ,- умытый, въ статскомъ платьѣ (Настасья Дмитр³евна добыла ему жакетку, брюки и сорочку изъ оставленныхъ имъ дома бѣлья и одежды) и сытый, сидѣлъ на своемъ диванѣ, рядомъ съ младшею сестрой и затягивался всласть оставленными ему Тоней папиросами, закуривая ихъ одну вслѣдъ за другой о пламя стоявшей на столѣ одинокой стеариновой свѣчи въ позеленѣломъ мѣдномъ шандалѣ. Онъ какъ бы просвѣтлѣлъ весь лицомъ и духомъ, облекшись въ это свѣжее бѣлье, насытивъ голодъ и подкрѣпивъ силы двумя большими рюмками очищенной. Какое-то на мигъ затишье слетѣло ему въ душу, а съ нимъ и иное что-то прежнее, лучшее...
Онъ уговаривался съ Настей "объ отцѣ", когда Тоня вошла въ комнату: ему хотѣлось видѣть "несчастнаго", но онъ и боялся этого,- онъ зналъ, что окончательный ударъ старику былъ нанесенъ имъ, Володей, его исчезновен³емъ изъ-подъ родительскаго крова, для цѣлей, которыхъ самъ онъ не скрылъ отъ отца. Старикъ, дѣйствительно, лишился ногъ въ тотъ самый день, полтора года назадъ, когда Володя подъ какимъ-то предлогомъ уѣхалъ на крестьянскихъ дровняхъ въ ближайш³й уѣздный городъ и прислалъ ему оттуда письмо ("и къ чему я это сдѣлалъ тогда? лучше было бы просто ничего не писать, пусть бы думалъ, что я въ Москву уѣхалъ попытаться что-ли опять въ университетъ поступить", говорилъ теперь сестрѣ молодой человѣкъ, покусывая губы), письмо, въ которомъ говорилъ отцу, что онъ идетъ, что онъ "обязанъ итти въ народъ, помочь избавиться ему отъ тиранн³и правительства и господъ"...
- Что же бы ты теперь могъ сказать ему? тоскливо и тихо говорила въ свою очередь Настасья Дмитр³евна:- вѣдь ты не отказался отъ своихъ убѣжден³й?
- Конечно, нѣтъ! отвѣтилъ онъ съ какимъ-то намѣреннымъ жаромъ, взглянувъ искоса на подошедшую въ нимъ старшую сестру.
- Такъ чтобы хуже ему послѣ этого свидан³я не сдѣлалось, Володя! Вѣдь онъ непремѣнно началъ бы говорить съ тобою объ этомъ,- это его idée fixe, главное, что его гложетъ... Онъ еще сегодня: "Mon fils", говоритъ, "un Буйносовъ, ennemi de son souverain et de sa caste"...
Володя слушалъ ее, раздумчиво покачивая головой.
- Феодалъ, молвилъ онъ какъ бы про себя,- наивный, убѣжденный феодалъ! Онъ и между своими-то ископаемое какое-то... Сравнительно съ остальною консервативною слякотью нѣкотораго съ этой стороны даже уважен³я достоинъ.
- Отъ васъ это "уважен³я"? презрительно отчеканила Тоня, скидывая ногтемъ мизинца пепелъ съ папироски.
Онъ не удостоилъ ее отвѣтомъ.
Она протянула руку къ столу, на которомъ лежали теперь его мѣшки съ бумагами:
- Что это ты съ собою притащилъ: прокламац³и?
- Оставь, пожалуйста! крикнулъ онъ, схватывая ихъ и закидывая себѣ за спину.
Настало общее молчан³е.
- Что, ты будешь, или нѣтъ, разсказывать свои aventures? заговорила она первая:- я для этого пришла сюда.
- И съ этимъ можешь отправляться восвояси, отрѣзалъ онъ:- никакими моими "aventures" потѣшать я тебя не намѣренъ.
- И не нужно! Le petit chose Доде, по правдѣ сказать, гораздо интереснѣе того, что ты можешь разсказать... Bonsoir, la compagnie! заключила она театрально-комическимъ поклономъ и удалилась.
- И что это она изъ себя изображаетъ? злобно, едва исчезла она за дверью, спросилъ Володя Настасью Дмитр³евну.
Та пожала плечомъ.
- Какъ всегда: презрѣн³е ко всему, что на нее не похоже.
- А у самой-то что въ головѣ? вскликнулъ пылко молодой человѣкъ.
- Собственная персона и деньги.
- Которыхъ нѣтъ, хихикнулъ онъ.
- Но будутъ, и больш³я.
Онъ взглянулъ не нее вопросительно.
- Откуда?
- Про Сусальцева слышалъ?
- Это который Шастуновское Сицкое купилъ...
- И котораго мы состоимъ должниками;- онъ самый.
- Ну, такъ что же?
- Она положила выйти за него замужъ.
- Такъ мало-ли что!..
- Нѣтъ, это у нихъ дня три какъ порѣшено.
- Что ты!
- Я тебѣ говорю.
- А онъ знаетъ? спросилъ помолчавъ Володя:- вѣдь это опять ему ударъ будетъ: "дочь-молъ моя, Буйносова, за аршинника, за пейзана", примолвилъ онъ, явно насилуя себя на ирон³ю.
- Я ему не говорила и не скажу, поспѣшила сказать дѣвушка.
- А сама придетъ ему объявить - и того хуже, замѣтилъ онъ, морщась.
Настасья Дмитр³евна взглянула на брата влажными глазами.
- Подождала бы хоть... Ему не долго, по словамъ доктора...
На мигъ настало опять молчан³е.
- Когда я ушла отъ него, онъ засыпалъ, начала она опять:- я ему дала хлоралу, онъ сегодня принялъ безъ отговорокъ. Если тебѣ хочется видѣть его, Володя, я тебя проведу потомъ къ нему, когда онъ будетъ крѣпко спать...
Но мысли брата ея были уже далеко отъ предмета ихъ разговора. Онъ, вставъ съ дивана, шагалъ теперь вдоль комнаты, опустивъ голову, и лицо его, казалось ей, становилось все мрачнѣе каждый разъ, когда онъ изъ темнаго угла выступалъ опять въ кругъ свѣта, падавшаго отъ свѣчи, стоявшей на столѣ... Собственная ея мысль съ новою тревогой словно побѣжала за нимъ.
- Володя! тихо проговорила она.
- Что?
Онъ остановился.
- Какъ же ты...
Она не имѣла духа досказать вопросъ свой. Но онъ понялъ.
- Да вотъ какъ видишь, молвилъ онъ, силясь усмѣхнуться,- гдѣ день, гдѣ ночь, съ сѣвера на югъ, съ запада на востокъ... Росс³ю-матушку вдоль и поперекъ исходилъ, всяк³я рукомесла и коммерц³и произошелъ: во Псковской губерн³и кузнечилъ, въ Саратовской наборщикомъ былъ, въ К³евѣ въ Лаврѣ богомолкамъ финифтяные образки продавалъ... Да и мало-ли! махнулъ онъ рукой, не договоривъ и принимаясь опять съ нервнымъ подрагиван³емъ плечъ шагать по комнатѣ.
- Гдѣ же, вся холодѣя, спросила она,- гдѣ же тебя... взяли?
Онъ остановился опять и заговорилъ,- заговорилъ со внезапнымъ оживлен³емъ, какъ бы ухватываясь инстинктивно за случай выговориться, "выложить душу", предъ этою сестрой, единственнымъ существомъ, нѣжность котораго была ему обезпечена въ этомъ м³рѣ.
- Подъ Нижнимъ, въ деревнѣ Мельниковѣ... Три дня сидѣлъ я тамъ въ кабакѣ, мужиковъ поилъ водкой, объяснялъ имъ, что пора скинуть имъ петлю, все туже съ каждымъ днемъ затягивающуюся кругомъ ихъ шеи, пора отказаться отъ податей, питающихъ правительственный деспотизмъ, пора наконецъ отнять у дворянъ и эксплуататоровъ землю, обрабатываемую мозолистыми руками обнищалаго народа... Объяснялъ, разумѣется, счелъ нужнымъ прибавить Володя въ отвѣтъ недоумѣло-вопрошавшему взору сестры,- объяснялъ понятнымъ, мужицкимъ ихъ языкомъ...
- И что же? спросила она.
- Поддакивали, горько жаловались въ свою очередь на "тяготу", на безземел³е, на полиц³ю,- и пили, жестоко пили, благо подчивалъ я не щадя... Велъ я все въ тому, что-бъ они м³ромъ положили податей не платить и требовать прирѣзки отъ помѣщичьей земли...
- И согласны они были?
- Галдѣли во всѣ голоса,- а ихъ тутъ чуть не вся деревня собралась,- одобряли: "не знаемъ-молъ, какъ тебя звать, а только спасибо тебѣ, что насъ, темныхъ людей, уму-разуму учишь, и безпремѣнно мы такъ, значитъ, м³ромъ всѣмъ положимъ... Что-жь молъ дармо платить-то!.. И насчетъ земли все это ты по истинѣ говоришь"...
- Чѣмъ же кончилось?
Саркастическая усмѣшка, словно помимо воли разскащика, пробѣжала по его губамъ:
- Сидѣлъ, говорю, я съ ними тутъ три дня. Голова отъ дурмана разлетѣться готова, а въ карманѣ ни гроша ужь не осталось. "Ну, говорю, ребята, надо какой-нибудь конецъ сдѣлать, а то что же такъ попусту намъ съ вами въ кабакѣ языкомъ ворочать; сходку собрать надо, говорю, теперь, порѣшить настоящимъ манеромъ, а то у меня и денегъ-то больше нѣту поить васъ"!.. "Н-ѣ-ѣ-ту"? протянули кругомъ. И за этимъ словомъ вся эта пьяная орава такъ и навалилась на меня: "Ребята, къ становому его"!.. И отвели.
Настасья Дмитр³евна будто предвидѣла это заключен³е и только головой повела.
- Дальше что же?
- Становой, какъ слѣдуетъ, въ "темную" посадить велѣлъ, а становиха, сочувствующая намъ личность, уловчилась выпустить меня,- самъ-то онъ благо уѣхалъ въ другой конецъ уѣзда, гдѣ тоже одинъ изъ нашихъ орудовалъ; снабдила меня вотъ тѣмъ подрясникомъ, въ которомъ ты меня видѣла,- братъ у нея тутъ случился, послушникъ изъ Бабаевской пустыни,- и пять рублей на дорогу дала... Разлюбезная особа, усмѣхнулся Володя:- денегъ мнѣ ея до самой Москвы хватило, на пароходѣ до Твери, а оттуда на товарномъ поѣздѣ...
- А изъ Москвы какъ жь ты?...
- Какъ видѣла, пѣшандрасомъ пятый день марширую...
- И какъ же? дрогнулъ голосъ у спрашивавшей:- кормиться вѣдь чѣмъ-нибудь нужно было...
- Гроши!... Въ иномъ мѣстѣ даромъ кормили изъ-за этого самаго монашескаго подрясника... Да и перехватилъ къ тому же малую толику въ Москвѣ, у одного тамъ нашего, легальнаго.
- Долго оставался ты въ Москвѣ?
- Утромъ пр³ѣхалъ, къ ночи ушелъ.
- Развѣ негдѣ было тебѣ остановиться?...
- Ненадежно... Общая травля пошла, забираютъ одного за другимъ... Ловк³й прокуроръ завелся у нихъ... Ну, и жандармер³ю подтянули, какъ видно... Весь клубокъ до конца размотаютъ, злобно пропустилъ онъ сквозь зубы.
Наступило молчан³е. Сестра съ поблѣднѣвшими губами, вся выпрямившись на диванѣ. слѣдила за нимъ глазами. И кто скажетъ, какою мукой исполнены были теперь голова ея и сердце! "изъ-за чего, изъ-за чего обрекъ онъ себя на гибель!" стояло гвоздемъ въ ея помыслѣ.
- И у другихъ... та же неудача? пролепетала она.
Онъ вопросительно взглянулъ на нее...
- Народъ пропагандѣ вашей не сочувствуетъ? пояснила она.
Онъ только кивнулъ, закусивъ губу.
- Такъ что же тогда, Володя!...
Темною тучей обернулось на нее лицо брата.
- Наше дѣло правое, мы должны были итти - и пошли! промолвилъ онъ съ горячимъ взрывомъ, какъ бы оправдывая себя не только въ ея, но и въ собственныхъ глазахъ.
Она почуяла этотъ оттѣнокъ въ его выражен³и:
- Правое-ли, Володя, подумай! воскликнула она, безсознательно заламывая руки: - правое-ли, когда тѣ, для кого приносите вы себя въ жертву, не признаютъ, не принимаютъ васъ и выдаютъ врагу!...
- Все равно! возразилъ онъ нетерпѣливо: - вѣковое рабство отняло у этихъ людей всякое сознан³е ихъ гражданскихъ правъ: нашъ долгъ пробудить ихъ! Мы должны были итти, и пошли... и будемъ дѣйствовать. пока послѣдняго изъ насъ не забрали! повторялъ онъ съ лихорадочно прерывавшимся голосомъ и путаясь ногами на ходу; - революц³ю можно вызвать въ Росс³и только въ настоящее время,- понимаешь? Теперь, или очень не скоро... быть можетъ, никогда! подчеркивалъ онъ: - теперь обстоятельства за насъ; чрезъ десять, двадцать лѣтъ они будутъ противъ насъ... Понимаешь ты это... донимаешь?
Она уныло закачала головой:
- Нѣтъ, Володя, не понимаю... То, что я вижу вокругъ себя, то, съ чѣмъ самъ ты вернулся теперь, все это, напротивъ...
Онъ махнулъ нетерпѣливо рукой, прерывая ее:
- Да, ты не понимаешь! Такъ слушай...
Онъ продолжалъ, какъ бы отчитывая выученный урокъ:
- Каждый день, каждый часъ, отдѣляющ³й насъ отъ революц³и, стоитъ народу тысячи жертвъ и уменьшаетъ шансы на успѣхъ переворота... Это очень просто, пояснилъ онъ; - пока, теперь то-есть, самый сильный и могущественный врагъ, съ которыхъ приходится намъ бороться,- это правительство. Но врагъ этотъ стоитъ совершенно изолированный; между нимъ и народомъ не существуетъ еще никакой посредствующей силы, которая могла бы помочь врагу остановить и удержать народное движен³е, разъ бы оно началось. Дворянство сокрушено самимъ правительствомъ; tiers état еще не успѣло выработаться... Но пройдетъ еще нѣсколько лѣтъ, и услов³я эти измѣнятся. Уже теперь существуютъ въ зародышѣ всѣ услов³я для образован³я у насъ, съ одной стороны, весьма сильнаго консервативнаго элемента крестьянъ-собственниковъ, съ другой - капиталистской, торговой и промышленной, консервативной же буржуаз³и. А чѣмъ сильнѣе будетъ это образовываться и укрѣпляться, тѣмъ возможность насильственнаго переворота станетъ болѣе проблематическою... Говори же, должны-ли мы были, или нѣтъ, итти въ народъ съ революц³онною пропагандой именно въ настоящ³й моментъ, когда намъ благопр³ятствуютъ общественныя услов³я?...
- Да, медленно и тихо проговорила она,- вы и пошли, и чего же достигли?... Вѣдь дѣло ваше оказывается та же сказка про синицу, которая похвалялась, что море зажжетъ...
Онъ не ожидалъ этихъ словъ, этого обиднаго сравнен³я; изможденныя щеки его покрылись мгновеннымъ румянцемъ, глаза сверкнули.
- Давно-ли ты стала плевать на наши убѣжден³я? крикнулъ онъ язвительно, закидывая назадъ свои длинные волосы машинальнымъ движен³емъ руки.
Но она не смутилась; она рѣшилась высказать ему все:
- Къ чему ты говоришь это, Володя? Вопросъ не въ "нашихъ убѣжден³яхъ", а въ томъ пути, который вы избрали, чтобы помочь народу. Путь этотъ не вѣренъ, вы должны это видѣть теперь... То, что ты мнѣ сейчасъ проповѣдывалъ, вы вычитали у вашихъ женевскихъ вожаковъ: вы могли обольщаться ихъ теор³ями, пока пропаганда была еще у васъ только въ намѣрен³и... Но теперь, теперь, когда вы испытали на дѣлѣ такое ужасное разочарован³е... Ты упорствуешь, ты хочешь доказать мнѣ и себѣ самому, что вы были правы... Но я тебѣ не вѣрю, ты не можешь этого сер³озно думать!... Я не умнѣе тебя, но я предчувствовала, и съ каждымъ днемъ становилось для меня яснѣе, что ничего, кромѣ того, съ чѣмъ ты вернулся теперь домой, не можетъ ожидать ваше дѣло.
- Откуда же этотъ даръ пророческаго предвидѣн³я? спросилъ онъ съ неудачнымъ намѣрен³емъ глумлен³я, затягиваясь во всю грудь и пуская дымъ въ потолку, что-бъ избѣгнуть невольно тревожившаго его блеска устремленныхъ на него зрачковъ ея.
- Оттого, пылко выговорила она,- что я хочу правдѣ прямо въ глаза смотрѣть, а не тѣшиться обманомъ, какъ бы любъ онъ для меня ни былъ... Народу не нужна ваша пропаганда, онъ ея не хочетъ!... Онъ совсѣмъ не то, что мы думали... Мы съ тобою въ Москвѣ читали Лассаля, изучали вопросъ о пролетар³атѣ. Но нашъ крестьянск³й м³ръ, народъ, это совсѣмъ не то. Я теперь трет³й годъ вожусь съ крестьянами, бываю въ ихъ избахъ, лѣчу ихъ; я приглядѣлась въ нимъ, прислушалась, поняла... То, что ему нужно, этому народу, вы никогда не будете въ состоян³и дать ему! Вы все на экономической почвѣ думаете строить, а у него въ мозгу и въ сердцѣ два крѣпк³я слова засѣли, которыхъ топоромъ у него не вырубить: Богъ на небѣ и Царь на землѣ. И не вѣритъ онъ вамъ потому, что чуетъ въ васъ враговъ этихъ своихъ завѣтныхъ понят³й.
- Да, силясь усмѣхнуться, возразилъ ей братъ.- пока не успѣли насчетъ сего научить его уму-разуму.
Она пожала плечами.
- Нѣтъ! Народъ нашъ гораздо умнѣе, гораздо проницательнѣе, чѣмъ мы это себѣ представляли, Володя... Онъ свою правду, ту правду, которую мы признать не хотимъ, держитъ неколебимо въ головѣ... Вспомни, напримѣръ, хоть истор³ю Герцена съ раскольниками, у которыхъ онъ думалъ найти ядро для революц³и въ Росс³и, и какъ онъ удивленъ былъ, что эти же раскольники, преслѣдуемые правительствомъ, оказались,- я еще недавно перечла разсказъ объ этомъ у Кельс³ева,- самыми вѣрными подданными Царя...
Володя перебилъ ее гнѣвнымъ возражен³емъ:
- Кельс³евъ, развѣ это авторитетъ! Онъ предатель былъ и шп³онъ.
- Ахъ, опять эти слова! воскликнула Настасья Дмитр³евна возмущеннымъ голосомъ,- шп³онъ, предатель!.. А если это неправда, если онъ дѣйствительно, вотъ какъ я теперь, мучительно. но неизбѣжно пришелъ... долженъ былъ притти къ этому разочарован³ю во всемъ, чему предъ этимъ вѣрилъ!.. Вѣдь и я, значитъ, по-твоему, тоже предательница, потому что не вѣрю больше въ революц³ю, не вѣрю тому, о чемъ мы съ тобой такъ пламенно мечтали, думая, что это такъ необходимо и такъ легко должно осуществиться... Но не могу же я вдругъ обратиться въ слѣпую и глухую, когда то, что я вижу кругомъ, говоритъ мнѣ съ каждымъ днемъ все сильнѣе, что эти мечтан³я наши - ложь была одна и призракъ, что ты... что всѣ вы губите себя напрасно, и мало того, что губите себя, совершаете еще величайшее преступлен³е предъ тѣмъ же народомъ, во имя котораго вы будто бы дѣйствуете...
- Преступлен³е! растерянно повторилъ Володя.
Страстная убѣжденность сестриной рѣчи пронимала его насквозь; она забирала его теперь за самые корни тѣхъ мучительныхъ сомнѣн³й, которыя не разъ охватывали его душу въ продолжен³е его революц³онной эпопеи и противъ которыхъ каждый разъ ратовала его воля съ тою же энерг³ей, съ какою выступали древн³е отшельники на борьбу съ соблазнами искушавшаго ихъ духа тьмы.
- Да, преступлен³е - и худшее изъ всѣхъ! подтвердила она съ какою-то неженскою силой выражен³я:- вы подъ именемъ свободы хотите навязать ему деспотизмъ, въ тысячу разъ ненавистнѣйш³й, чѣмъ тотъ, отъ котораго вызываетесь избавить его; вы насиловать совѣсть его хотите, снести съ лица земли то, что искони ему дорого и свято - и замѣнить это... Чѣмъ замѣнить? воскликнула она зазвенѣвшимъ вдругъ какою-то безнадежностью голосомъ,- что могли бы дать мы, ты подумай, этому народу вмѣсто боговъ, которымъ молится онъ до сихъ поръ?... Вѣдь у всѣхъ у васъ идеала никакого нѣтъ, кромѣ все той же революц³и, во что бы ни стало!... Развѣ этимъ можетъ быть живъ человѣкъ народа, выросш³й на иныхъ...
Братъ перебилъ ее еще разъ (онъ видимо хватался за послѣдн³й аргументъ свой):
- Мы ничего не намѣрены "навязывать"; мы стремимся уничтожить тотъ старый, сгнивш³й до тла сословный и правительственный строй, который препятствуетъ свободному проявлен³ю народной воли,- мы анарх³и хотимъ!...
- Анарх³и, да, знаю... Ну, хорошо! а тамъ что?
- Тамъ, молвилъ онъ, качнувъ головой снизу вверхъ,- тамъ сама жизнь покажетъ, что нужно будетъ дѣлать {Извѣстная теор³я Бакунина.}.
- А хочешь, я тебѣ скажу, чѣмъ бы выразилась эта народная воля, если бы вы какъ-нибудь, помимо ея, успѣли разнести "старый правительственный строй" и замѣнить его вашею анарх³ей? Онъ, народъ, призвалъ бы того же Царя, противъ котораго вы идете, и чѣмъ безпощаднѣе сталъ бы расправляться Царь съ вами, "бунтовщиками", тѣмъ выше поднялся бы онъ въ его глазахъ... Дико это, невѣжественно,- какъ хочешь разсуждай,- но для меня это такъ же неопровержимо теперь, какъ то, что предо мною эта свѣча горитъ!..
Молодой револкщ³онеръ прыгнулъ съ мѣста, словно ужаленный.
- Такъ что же изъ словъ твоихъ вывести слѣдуетъ? что мы не только не нужны, но еще и вредны тому сахому, скованному по рукамъ и ногамъ, русскому человѣчеству, мужику и рабочему, на освобожден³ё котораго обрекли мы свою жизнь,- что мы же, мы - злодѣи его и губители?...
- Не нужны ему и вредны для самихъ себя, да, молвила Настасья Дмитр³евна, усиленно переводя дыхан³е;- я чувствую, какъ это тяжело тебѣ слышать отъ меня, чувствую по той мучительной внутренней работѣ? чрезъ которую сама я прошла, пока дошла до того? что ты теперь отъ меня слышишь... Вѣдь и мнѣ досталось это не легко, Володя, не легко было мнѣ отказаться отъ того, на чемъ воспитали мы себя съ тобою съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ стали самостоятельно думать... Когда ты рѣшился итти тогда, полтора года назадъ, послѣ этого письма къ тебѣ отъ Волка, я уже прозрѣвала нашу фальшь, чуяла ошибку, но ничего не сказала тебѣ, не останавливала,- я еще не довѣряла вполнѣ своимъ впечатлѣн³ямъ... Ты для меня, ты знаешь, былъ до сихъ поръ самое близкое существо на свѣтѣ,- но ты знаешь тоже, что я сумѣла бы пожертвовать всѣмъ, начиная съ себя самой, тому, что для меня истина; я духомъ не робка и не слабонервна. Я понимала хорошо, на какую опасную игру ты шелъ тогда, и не отговаривала тебя ни единымъ словомъ потому, что ваше - наше еще тогда для меня - дѣло казалось еще мнѣ великимъ и необходимымъ... Еслибъ я продолжала въ него вѣрить, я, не моргнувъ глазомъ, приняла бы вѣсть о ссылкѣ твоей въ Сибирь; я видѣла бы въ тебѣ мученика святой идеи, которой покланялась всю жизнь... Но теперь, когда ты самъ на себѣ испыталъ весь этотъ обманъ, я не могу, я должна тебѣ все выговорить. Безсмысленно итти на каторгу и унести съ собою за это въ награду презрѣн³е и проклят³е того самаго народа, который ты воображалъ себѣ облагодѣтельствовать... И ты самъ это чувствуешь, самъ понимаешь, Володя! горячо вскликнула дѣвушка,- не можешь не понимать...
Она замолкла мгновенно, пораженная видомъ мучительнаго страдан³я, которое прочла теперь на его лицѣ. Онъ былъ блѣденъ какъ полотно, губы его дрожали...
- Къ чему ты это мнѣ говоришь!... забормоталъ онъ прерывавшимся голосомъ:- еслибъ я и въ самомъ дѣлѣ... къ чему говорить!... Итти мнѣ назадъ - развѣ это возможно? Отказаться... отъ революц³и значитъ не жить болѣе... Вѣдь это - ты вѣрно сказала,- одно, одно, что у насъ есть!...
Она трепетно и безмолвно прислушивалась къ его словамъ, опустивъ глаза, чтобы не смущать его ихъ выражен³емъ, чтобы дать ему полную волю выговорить все, что лежало у него на днѣ души и неудержимо, чуяла она, просилось теперь наружу.
Онъ зашагалъ еще разъ по комнатѣ, сожмуривая вѣки какъ бы отъ какой-то внезапной физической боли.
- У насъ нѣтъ другихъ идеаловъ... задачъ другихъ нѣтъ, говорилъ онъ все такъ же обрывисто и глухо,- внѣ этого дѣла мы... мы ни на что не годны, да!.. Вѣдь на этомъ, пойми ты, на этой абсолютной идеѣ революц³и успѣло воспитаться уже цѣлое поколѣн³е молодежи... поколѣн³е, воспр³явшее съ дѣтства одни лишь чувства отрицан³я и ненависти ко всему существующему строю...
Онъ вдругъ оборвалъ, подошелъ къ сестрѣ и заговорилъ мгновенно измѣнившимся, почти ласковымъ голосомъ:
- Скажи сама: ну что-бъ я сталъ дѣлать, переставъ быть революц³онеромъ? Куда бы ты опредѣлила меня: въ сторожа, въ солдаты, въ надсмотрщики по акцизу?..
- Ахъ, Володя, неодолимо сказалось ею,- все лучше, чѣмъ твоя жизнь!..
Онъ горько усмѣхнулся.
- Но вѣдь для иной нужно то, чего у меня нѣтъ. Я ничему сер³озно не учился, ни къ чему не приготовленъ... Да и не впряжешься въ друг³я оглобли. Когда мысль какъ по рельсамъ привыкла въ течен³е цѣлыхъ годовъ бѣжать все по одному и тому же направлен³ю, не заставишь ты ее съ бухты-барахты повернуть въ другую сторону и начать на изнанку то, надъ чѣмъ изощряла она себя цѣлые годы... Ты женщина: у васъ эти переходы какъ-то легче и естественнѣе совершаются... Искреннѣе-ли вы, или беззастѣнчивѣе, не знаю... Но я...
Онъ вдругъ словно что-то вспомнилъ, вздрогнулъ,- и проговорилъ мрачно и вѣско:- Понимаешь-ли ты, чѣмъ пахнутъ эти слова: "ренегатъ" и "предатель!"... Ты говоришь: "разочарован³е"; положимъ, я могу видѣть... Но до этого никому нѣтъ дѣла, я долженъ итти, подчеркнулъ онъ,- итти до конца...
- Куда: въ тюрьму, въ Сибирь?..
- Въ тюрьму, въ Сибирь, какъ бы безсознательно повторилъ онъ, встряхнувъ головой, и добавилъ съ насилованною веселостью:- у насъ, извѣстно, изъ Сибири прямая дорога - въ Женеву.
- А тамъ что: нищета, праздность, толчен³е воды...
- Пошлютъ сюда опять, сказалъ онъ на это.
- И ты снова... не договорила она.
- Снова! кивнулъ онъ утвердительно.
- Вѣдь это безум³е. безум³е! могла только выговорить она.
Недобрымъ блескомъ сверкнули глава брата въ отвѣтъ ей. Духъ тьмы успѣлъ уже вполнѣ восторжествовать теперь надъ колебан³емъ его на мигъ смѵтившейся воли.
- Каждое положен³е въ жизни, заговорилъ онъ наставительнымъ тономъ,- влечетъ неизбѣжно за собою извѣстныя, истекающ³я изъ самой сути его послѣдств³я въ ту или другую сторону. Медикъ можетъ заразиться въ своемъ госпиталѣ и умереть въ три дня отъ злокачественной жабы, но за то можетъ прославиться; солдату въ сражен³и предстоитъ или пуля въ лобъ, или Георг³евск³й крестъ за отбитое знамя... Мы - тѣ же воины революц³и, и шансы въ той же мѣрѣ у насъ: Нерчинск³е рудники, или перевернуть Росс³ю и стать надъ нею главами... Кто же, скажи, изъ насъ, изъ проклинающей съ дѣтства весь существующ³й порядокъ молодежи,- а имя ей лег³онъ,- откажется отъ этой игры?
- Вы проиграли ее, о чемъ же говорить еще! горячо возразила дѣвушка.
Онъ засмѣялся короткимъ, презрительнымъ смѣхомъ:
- Наше дѣло - та же тысячеглавая гидра древнихъ; оно безсмертно. Снесешь одну голову,- на мѣсто ея наростаютъ тутъ же три друг³я. Мы разбиты сегодня,- завтра мы воспрянемъ съ новыми, свѣжими силами на борьбу, на побѣду!...
- На побѣду! повторила она съ болѣзненнымъ звукомъ въ голосѣ.
- Да, сказалъ онъ, кривя губы,- ея по-твоему быть не можетъ, потому, что народъ не свободы, а все того же своего Царя-де хочетъ?
Она только головой повела...
Онъ подошелъ къ ней, низко наклонился,- лицо его вдругъ стало какимъ-то зеленовато-блѣднымъ,- и онъ процѣдилъ медленно и чуть слышно:
- Ну, а что, если мы его подымемъ не противъ Царя, а изъ-за Царя?
Она не поняла, но вздрогнула вся разомъ внезапнымъ лихорадочнымъ ознобомъ и широко раскрытыми зрачками вперилась испуганно въ это позеленѣвшее братнино лицо...
Но онъ быстро откинулся отъ нея, отошелъ... и въ то же время догорѣвшая до конца свѣча въ шандалѣ вспыхнула въ послѣдн³й разъ и потухла. Настасья Дмитр³евна вскочила на ноги и зашаталась... Ей сдѣлалось вдругъ невыразимо страшно.
Ночь была безлунная, тучи заволакивали небо...
- У Тони есть свѣчи; погоди, я сейчасъ... молвила дѣвушка, направляясь въ потьмахъ къ двери.
- Тсс!... послышался ей вдругъ въ этой тьмѣ встревоженный шопотъ брата.
Она остановилась какъ вкопаная, напрягая слухъ, притаивъ дыхан³е...
Изъ корридора доносились подымавш³еся снизу по лѣстницѣ легк³е, но торопливые шаги.
- Идутъ! проговорилъ чуть слышно надъ самымъ ухомъ ея Володя.
- Нѣтъ, это... это Варюша... къ Тонѣ вѣрно за чѣмъ-нибудь...
Она ощупью добралась до перилъ лѣстницы, схватилась за нихъ, наклоняя голову внизъ:
- Варюша, ты?
Дѣвочка, услыхавъ голосъ, прыгнула черезъ три ступеньки на площадку, схватила ее за платье, взволнованно мыча что-то своимъ нѣмымъ языкомъ.
- Ты къ Тонѣ? спросила замирая Настасья Дмитр³евна.
- Мм!... мм!... все также дергая ее судорожно за платье, отрицательно, какъ поняла Настасья Дмитр³евна, отвѣтила та.
- Ахъ, Боже мой, тутъ какъ въ погребѣ, я не вижу тебя... Погоди!
И она кинулась на узкую полоску свѣта, выбивавшуюся изъ-подъ дверей у Антонины Дмитр³евны на другомъ концѣ корридора, рванула замокъ, вбѣжала въ комнату...
Сестра ея, въ ночномъ бѣломъ пудермантелѣ, въ атласныхъ туфляхъ на босыхъ ногахъ, съ распущенными по плечамъ длинными, высыхавшими волосами (она только-что совершила свои омовен³я предъ сномъ), сидѣла, протянувшись на кушеткѣ, и читала Le petit chose при свѣтѣ стоявшей подлѣ на столикѣ розовой спермацетовой свѣчи въ изящномъ бронзовомъ бужуарѣ,- подаркѣ все того же влюбленнаго Сусальцева.
Настасья Дмитр³евна, не проронивъ слова, схватила этотъ бужуаръ и выбѣжала съ нимъ въ корридоръ.
- Это что за невѣжество! визгнула разъяренно Тоня, бросаясь за нею.
Но растерянное выражен³е сверкавшихъ глазъ брата, испуганный видъ Варюшки - оба стояли теперь тутъ, за порогомъ ея комнаты, озаренные пламенемъ свѣчи, которую держала въ рукѣ Настя,- обратили негодован³е ея въ изумлен³е и чаян³е чего-то необычайнаго.
- Что случилось? пробормотала она.- Ты что, Варюшка?..
Нѣмая дѣвочка разомъ вся обратилась въ движен³е; голова, плечи, руки, лицевые нервы - все заходило у нея. Она то приподымалась на цыпочки, будто намѣреваясь достигнуть какой-то высоты, то протягивала пальцы впередъ и загибала ихъ одинъ за другимъ, жалобно цыкала языкомъ, кивала въ сторону дома, обращенную на дворъ, не то вопросительно, не то испуганно поводя взглядомъ на Володю...
- Как³е-то люди, и много ихъ, проговорила Антонина Дмитр³евна, привыкшая понимать ее.- Тебя ищутъ, скороговоркой примолвила она по адресу брата.
- Да, да, закивала утвердительно нѣмая.
- Ты была на дворѣ?
- Да.
- Для чего?
Дѣвочка какъ бы смущенно усмѣхнулась и поникла своею маленькою, худенькою головкой.
- Это ты ночью въ огородъ бѣгала огурцы воровать? строго проговорила Антонина Дмитр³евна: - кого же ты видѣла?
Варюшка быстрымъ движен³емъ подняла руку въ уху.
- Разглядѣть не могла, темно,- но слышала разговоръ: такъ?
- Да, да!
- Что же ты слышала?
Дѣвочка такъ же быстро указала глазами на Володю и перехватила наперекрестъ пальцами кисти своихъ рукъ.
- Выслѣдили, арестовать пр³ѣхали, процѣдилъ сквозь зубы Володя.
- Уходи, уходи скорѣе... чрезъ садъ можно! воскликнула черезъ силу Настя.
- Не уйдешь теперь... оцѣпили, должно быть...
- Да, да! закивала опять нѣмая.
- Лишь бы успѣть, вспомнилъ онъ вдругъ,- въ буфетѣ люкъ есть, въ подвалъ... я говорилъ Тонѣ... Если надвинуть шкафъ... не отыщутъ...
- Такъ скорѣе идемъ, идемъ! возгласила Настасья Дмитр³евна и побѣжала къ лѣстницѣ.
- Отдай мнѣ мой бужуаръ! крикнула ей вслѣдъ сестра:- какъ же это ты туда съ огнемъ идешь? Вѣдь если домъ окружили, такъ со двора васъ какъ на сценѣ увидятъ... Въ буфетной даже и стекла въ окнахъ всѣ разбиты...
Та остановилась, растерянно обернулась на поспѣшавшаго за нею брата.
- Какъ же найти въ этой темнотѣ?... пролепетала она.
Глаза у нѣмой такъ и забѣгали. Она схватила молодаго человѣка за руку:- "я и въ потьмахъ найду мѣсто", говорило все какъ бы радостно загорѣвшееся лицо ея,- и потащила его за собою.
- Она прячетъ въ этомъ подвалѣ все, что стащитъ въ огородѣ, объяснила смѣясь догадливая Тоня,- можете ей довѣриться!
Она взяла бужуаръ изъ рукъ сестры, посвѣтила имъ, пока они втроемъ спускались съ лѣстницы, и, вернувшись въ свой апартаментъ, закурила папироску и усѣлась опять за чтен³е Le petit chose.... Но строки и буквы прыгали у нея предъ глазами, и она досадливо кинула книгу на столикъ... "Дорвался таки до послѣдняго, проносилось у нея скачками въ головѣ,- какъ глупо!... Переодѣван³я, прятан³я въ подвалѣ, точно въ старыхъ романахъ... И все равно отыщутъ, въ тюрьму посадятъ, сошлютъ... Да еще как³я-то прокламац³и съ собою притащилъ, вспомнила она,- что-бъ и насъ всѣхъ заодно съ нимъ, пожалуй, затасуали". И брови ея сжались озабоченно и злобно.
А виновникъ ея довуки съ Настей и Варюшей, спустившись въ нижн³й этажъ (они, чтобы не отстать другъ отъ друга, держались за руки,- нѣмая впереди,), пробрались въ буфетную и направились къ лѣвой ея стѣнѣ, гдѣ, между дощатымъ кухоннымъ столомъ для мытья посуды и старымъ крашенымъ шкафомъ, въ которомъ до ближайшей стирки держала Мавра, мать Варюши, грязныя господск³я скатерти и салфетки, прорѣзанъ былъ въ полу люкъ надъ пустымъ давно ни въ чему не служившимъ каменнымъ подваломъ, вышиной въ полтора человѣческаго роста, и пространствомъ шага въ четыре во всѣ стороны, съ двумя рѣшетчатыми отдушинами, выходившими на "красный дворъ" надъ самой землей.
Дѣвочка, присѣвъ на корточки, тотчасъ ощупала желѣзное кольцо, ввинченное въ люкъ, приподняла его и, удерживая одною рукой надъ головой своею, съ замѣчательною для своихъ лѣтъ силой юркнула подъ него, какъ змѣя, на узкую лѣсенку, спускавшуюся въ подвалъ, не выпуская руки Володи и какъ-то особенно дергая ее: "Спускайся-молъ скорѣе!"
- Придержи; Настя! шепнулъ онъ сестрѣ.
Она различила въ темнотѣ край приподнятаго люда, уцѣпилась за него обѣими руками... Спутники ея благополучно спустились въ подземелье...
Пронизывающею, могильною сыростью обдало тамъ сразу молодаго революц³онера; онъ вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ, машинально шагнулъ къ отдушинамъ, откуда несло еще не успѣвшимъ остыть послѣ жаркаго дня воздухомъ...
А Варюша между тѣмъ совала ему въ пальцы что-то гладкое и хвостатое: это были двѣ длинныя морковки, оставш³яся у нея тутъ въ углу изъ запаса всякихъ съѣдобныхъ въ сыромъ видѣ овощей, которыя она имѣла страсть похищать тайкомъ съ огорода.
- Спасибо, сказалъ онъ, невольно усмѣхаясь и сжимая ея руки,- я ѣсть не хочу...
Вдругъ онъ почувствовалъ, что ея губенки крѣпко прижались въ его рукѣ, и что-то влажное и теплое капнуло въ то же время на нее...
- Ты добрая дѣвочка, Варя, вырвалось у него дрожащимъ звукомъ:- поцѣлуй меня!..
Но она уже карабкалась вверхъ по лѣстницѣ, словно ничего не слышала... Люкъ опустился.
- Ну, вотъ и погребли заживо! съ напускною шутливостью, чтобы не дать воли забиравшему его жуткому чувству, сказалъ себѣ чрезъ мигъ Буйносовъ, услыхавъ глухой скрипъ чего-то тяжело скользившаго надъ головой. Это Настя съ Варюшкой общими усил³ями, напряг