Ферри Габриель - Лесной бродяга

ign="justify">   - Постойте, - заметил Диас, которому надоели переговоры, - я сейчас прекращу эту дискуссию одним выстрелом!

   - Нет, - остановил его дон Антонио, - посмотрим сперва, до каких пределов простирается сумасбродство этого чудака! - Затем, обращаясь к канадцу, он продолжал: - Кому из нас, любезнейший, вы хотите напомнить закон пустыни?

   - Вам, если позволите! - воскликнул Фабиан, неожиданно поднимаясь с земли вместе с Хосе.

   - Опять вы! - с бешенством воскликнул дон Антонио при виде юноши.

   Фабиан отвесил ему насмешливый поклон.

   - И я тут же! - воскликнул Хосе. - Я слежу за вами уже в продолжение двух недель и очень рад, что могу наконец свести с вами старые счеты. Много лет дожидался я этого счастливого дня!

   - Кто вы такой, черт подери? - спросил дон Антонио, напрасно стараясь отгадать, с кем повстречался: время и костюм так изменили Хосе, что не было никакой возможности узнать в нем прежнего микелета.

   - Я - тот самый Хосе-Сонливец, который не забыл так легко, как вы, свое пребывание в тюрьме Сеуты, куда его отправили по вашей милости!

   Все стало ясно дону Антонио; едва он услышал это имя, он вспомнил угрозу, брошенную ему в лицо Фабианом около Сальто-де-Агуа, и теперь понял ее значение. Его лицо утратило свое презрительное выражение; тайное предчувствие говорило ему, что наступило время расплаты за старые грехи. Он с беспокойством оглянулся вокруг.

   Перед ним на небольшом расстоянии возвышались утесы; дон Антонио легко мог скрыться за ними, но гордость помешала ему искать спасения в бегстве, и он остался неподвижно на своем месте.

   - Что ж, отомстите беззащитному врагу, который не желает спасаться бегством! - гордо воскликнул испанец, обращаясь к Хосе.

   - Стрелять я не буду, - последовал холодный ответ. - Вы нужны нам живым.

  

  

   В продолжение всей своей полной приключений жизни, то в качестве моряка, то солдата, герцог д'Армада, пожалуй, никогда не подвергался более ужасной опасности, чем в данную минуту.

   Открытая со всех сторон равнина не представляла для него ни малейшей защиты, искать же спасения в бегстве не позволяла гордость. Он понимал, что находится во власти двух таких стрелков, рука которых никогда не дрогнет и глаз не ошибется ни на каком расстоянии. Кроме того, грозные противники имели на своей стороне все выгоды положения: прикрытые выступами утеса, они были неуязвимы. Следовало отдать справедливость дону Антонио, сердце его не дрогнуло от страха, несмотря на смертельную опасность, однако он сознавал, что такое положение не может долго продолжаться и необходимо найти из него какой-нибудь выход, обе стороны прекрасно понимали это.

   - Пора, однако, к делу! - прогремел с высоты голос канадца, которому благородство не позволяло пользоваться выгодами своего положения и проливать неповинную кровь. - Вы слышали, - продолжал он, обращаясь к спутникам дона Эстебана, - что нам нужен только ваш предводитель; вы должны отдать его в наше распоряжение, сами же можете удалиться, если не хотите, чтобы мы поступили с вами как с апачами или ягуарами!

   - Никогда в жизни я не соглашусь на такую подлость! - воскликнул Диас. - Я согласен, что Вальдорадо принадлежит вам по праву, поскольку вы первыми сюда явились; мы и уйдем отсюда, но только вместе с доном Эстебаном!

   - Этого мы не допустим! - воскликнул Хосе. - Мы требуем безоговорочной выдачи того, кого вы называете доном Эстебаном!

   - Не противьтесь Божьему правосудию! - добавил Фабиан. - Вы напрасно защищаете этого человека. Даем вам пять минут на размышление; по истечении этого времени мы оружием подкрепим свои требования!

   - Послушайте, сеньор Тибурсио, - закричал Ороче, - если мы добровольно согласимся удалиться, не позволите ли вы нам захватить с собой немного золота?

   - Хоть по шапке на каждого? - добавил просительно Бараха.

   - Ни песчинки! - отрезал Хосе. - Все здешнее золото принадлежит дону Фабиану!

   - Дону Фабиану? Кто этот счастливый смертный, которого вы так называете? - спросил Ороче.

   - Вот он! - ответил Хосе, указывая на Тибурсио.

   - Честь и слава достойному сеньору! - воскликнул Ороче с выражением зависти и затаенной ненависти, пробужденных в нем таким баснословным счастьем соперника.

   Хосе воспользовался паузой в переговорах и вполголоса обратился к канадцу:

   - Твое великодушие, Красный Карабин, может нам очень дорого обойтись! Если мы позволим этим алчным шакалам вернуться в их лагерь, то они приведут сюда весь отряд, так как индейцы, кажется, потерпели от них поражение. Говорю вам, друзья, что этих людей не следует выпускать отсюда; вот почему я не соглашаюсь уступить им ни одной золотой пылинки!

   - Ты, может, и прав, - задумчиво ответил старший охотник, - но я не могу изменить своему слову!

   Хосе не ошибся; преданность обоих гамбузино своему начальнику была не настолько велика, чтобы устоять против искушения легко и быстро обогатиться; поэтому отказ Хосе довел их до бешенства.

   - Лучше умереть здесь, чем отступить хотя на один шаг! - с отчаянием воскликнул Ороче.

   - Вольному воля! - философски заметил на это Хосе.

   - Вам остается всего две минуты на размышление! - закричал канадец, направляя свою винтовку на мексиканцев. - Послушайтесь моего совета и избавьте нас от излишнего пролития крови. Еще есть время; уходите скорей!

   Антонио де Медиана продолжал неподвижно стоять с высоко поднятой головой. Что касается Педро Диаса, то его рыцарские понятия о чести не позволяли ему покинуть беззащитного человека, тем более что жизнь его могла способствовать возрождению родины мексиканца. Он взглядом старался понять намерения дона Антонио.

   - Возвращайтесь в лагерь, сеньоры! - проговорил наконец дон Эстебан. - Меня же предоставьте моей судьбе; я более не смогу принести пользы нашему делу!

   Диас ничего не отвечал на предложение дона Антонио; он продолжал неподвижно сидеть на лошади, заставив ее незаметным движением руки встать бок о бок с лошадью испанца. Сохраняя прежнюю неподвижность, со взглядом, почти устремленным на канадца, Диас прошептал, не шевеля губами:

   - Держитесь крепче на стременах и предоставьте мне действовать!

   Тем временем Хосе продолжал внимательно следить за малейшими движениями противников и заметил, как дон Эстебан сделал знак рукой, как бы прося их повременить.

   - Ороче, Бараха! - проговорил он настолько громко, что слова его могли достигнуть слуха охотников. - Возвращайтесь в лагерь вместе с благородным Диасом, который с этого момента становится вашим начальником; передайте всем участникам экспедиции, что такова моя последняя воля!

   Ороче и Бараха выслушали слова дона Эстебана с притворным негодованием; в глубине души они давно решили, что не следует подвергать свою жизнь опасности уже ради одного того, чтобы снова вернуться в Вальдорадо и завладеть хоть частью ее богатств. Однако оба негодяя старались скрыть свои истинные намерения под маской напускной благопристойности, и потому не двинулись с места.

   - Готов побиться об заклад, - заметил Хосе, - что это чучело с длинными волосами, показывающее вид, что не может решиться покинуть своего предводителя, в душе не знает только, как бы поскорей унести отсюда ноги, так же как и его приятель. Уж не те ли это негодяи, которые стреляли по нас в лесу около гасиенды?

   - Не знаю, - ответил канадец, - тогда я видел их на слишком большом расстоянии и не мог различить их лиц. А впрочем, не все ли равно?

   В это время Бараха также сделал знак рукой.

   - Повиноваться приказаниям начальника - высший долг солдата, - проговорил он, - а потому чего бы это нам ни стоило, но мы принуждены уступить!

   - История представляет много примеров капитуляций, - прибавил Ороче, - и они вовсе не унижают чести воина. Примите же наш прощальный привет, дон Фабиан, и передайте его вашим друзьям!

   Не обращая внимания на презрительные взгляды Диаса, оба достойных друга сняли шляпы и, размахивая ими в знак прощания, повернули лошадей, намереваясь ускакать. Почти в тот же миг с утеса грянул выстрел.

   - Стойте! - крикнул Хосе. - Разве вам позволено удалиться с оружием в руках?!

   - Мы полагали, что так; в противном случае, не угодно ли вам прийти за нашими ружьями?

   - Бросьте их вон в то озеро и убирайтесь живей! - приказал Хосе.

   - Исполняем ваше приказание! - ответил Бараха, делая вид, что собирается бросить ружье; но тут же навскидку выстрелил в охотников.

   - Видите, каков мерзавец! - воскликнул презрительно Хосе, оставаясь на своем месте, хотя в эту минуту Ороче также сделал движение, чтобы выстрелить. Однако найдя, что на это не стоит терять времени, длинноволосый гамбузино пришпорил лошадь и поскакал вслед за Барахой, огибая озеро, и вскоре оба скрылись вдали.

   - Всему виной твое великодушие, Красный Карабин! - проворчал Хосе. - Зачем мы выпустили этих двух мошенников? Все равно их придется когда-нибудь укокошить!

   Канадец только пожал в ответ плечами, но тут дон Эстебан как будто принял какое-то отчаянное решение.

   - Нагнись, ради Бога, Фабиан! - закричал Красный Карабин. - Негодяй собирается стрелять!

   - Перед убийцей моей матери?! Ни за что на свете! - воскликнул Фабиан, но тяжелая рука Розбуа опустилась на его плечо и заставила юношу опуститься на колени.

   Потеряв из вида объект своей ненависти, дон Эстебан опустил двустволку. Из-за края утеса виднелось теперь только направленное на него дуло кентуккийской винтовки канадца, который не стрелял, памятуя желание Фабиана захватить испанца живым.

   Неожиданно Диас стремительно и ловко перескочил со своей лошади на лошадь дона Эстебана и, обхватив испанца руками, вырвал у него поводья. Затем, подняв лошадь на дыбы, он сразу повернул ее и, вонзив шпоры, пустил вскачь, прикрывая собственным телом, как щитом, своего начальника, которого спасал с риском для собственной жизни. Все это произошло так быстро, что охотники в первое мгновение опешили.

   Охваченные жаждой мести, Хосе и Фабиан ринулись с утеса, рискуя разбиться насмерть, между тем как Красный Карабин, не выпуская из рук винтовки, продолжал следить за движениями удаляющейся лошади.

   Оба всадника, скакавшие по прямому направлению, составляли, казалось, одно тело. Виднелся только круп лошади и спина Диаса, совершенно скрывавшая дона Эстебана. Выстрел в беглецов привел бы к бесполезному убийству ни в чем неповинного человека, который жертвовал своей жизнью ради спасения другого человека. Еще мгновение - и беглецы оказались бы вне опасности, если бы им не пришлось иметь дело с таким искусным стрелком, как канадец, который всегда бил зверя в глаз, чтобы не портить шкуры. В данном случае ему надо было попасть в голову лошади.

   На одно только мгновение благородное животное повернуло голову в сторону, но этого мгновения было достаточно для канадца: грянул выстрел, и оба всадника внезапно очутились на земле. Сраженная насмерть лошадь тяжело рухнула под ними.

   Не успели дон Антонио и Диас подняться с земли, оглушенные неожиданным падением, как около них очутились Хосе и Фабиан с кинжалами в руках. Красный Карабин гигантскими шагами спешил на помощь своим товарищам, поспешно заряжая на ходу винтовку. Он остановился, ожидая момента, когда ему придется действовать.

   Верный до последней минуты чувству долга, заставлявшего его защищать жизнь дона Эстебана, Диас схватил ружье, выпавшее из рук испанца во время падения, и подал его ему.

   - Будем защищаться до последней крайности! - воскликнул Диас, выхватывая из-за голенища длинный охотничий нож.

   Когда Аречиза вскочил на ноги и, зарядив ружье, направил его на Фабиана, канадец предупредил его намерение: ружье выпало из рук дона Антонио, перешибленное пополам пулей канадца, причем сам он потерял равновесие и свалился на землю.

   - Наконец-то и я дождался сладостной минуты! - удовлетворенно воскликнул Хосе, набрасываясь на дона Антонио и придавливая его коленом к земле.

   Испанец тщетно силился сопротивляться. Хосе мигом стянул с себя перехватывающий его талию несколько раз шерстяной пояс и, уже не спеша, крепко скрутил распростертого у его ног врага. Диас не мог помочь своему начальнику, так как принужден был защищаться против подступавшего к нему Фабиана.

   Молодой человек почти не знал Диаса; он видел его всего несколько часов на гасиенде Дел-Венадо, но удивительная отвага и благородство мексиканца пробудили к нему живейшую симпатию в душе Фабиана, который вовсе не желал его смерти.

   - Сдавайтесь, Диас! - закричал Фабиан, уклоняясь от удара кинжалом, которым встретил его мексиканец, решившийся лучше умереть, чем сдаться.

   Пока Хосе вязал дона Антонио, между Фабианом и Диасом происходила упорная борьба; оба противника по силе и ловкости оказались достойны друг друга. Фабиан не хотел пустить в ход ружья, поскольку его противник защищался только кинжалом; молодой человек старался просто обезоружить его, но Диас в пылу борьбы не замечал великодушных намерений юноши.

   Стволом ружья Фабиан старался выбить кинжал из руки Диаса, но тот ловко уклонялся то вправо, то влево, так что все удары Фабиана попадали в пустое пространство.

   Обеспокоенный канадец бросился вперед, чтобы помочь Фабиану, которого могло погубить его собственное великодушие; в ту же минуту подоспел на помощь и Хосе, оставив связанного дона Антонио.

   Увидев себя окруженным тремя врагами, мексиканец решил подороже продать свою жизнь. Замахнувшись изо всей силы, он нанес Фабиану молниеносный удар, но тот успел отпарировать его стволом ружья. Выбитый из руки Диаса кинжал вонзился в песок, причем от чрезмерного усилия мексиканец потерял равновесие и упал на колени.

   - Черт побери! - воскликнул Хосе, схватывая сраженного врага. - Неужели вас надо убить, чтобы заставить сдаться? Вы не ранены, дон Фабиан? А то бы мы с вами, приятель, расквитались! Ну, что ж нам теперь делать с вами, дружище?

   - То же, что и с моим благородным начальником! - задыхающимся голосом проговорил Диас, указывая глазами на связанного дона Эстебана.

   - Не советую вам разделять участь этого человека, - проговорил Хосе, - часы его сочтены!

   - Какова бы ни была ожидающая его судьба, - мрачно ответил Диас, - я хочу разделить ее. Мне не нужно от вас пощады!

   - Не раздражайте нас! - воскликнул Хосе, в душе которого нарастал гнев. - Я не привык дважды предлагать своим врагам пощаду!

   - Я знаю средство, чтобы заставить его изменить свое решение! - проговорил Фабиан. - Оставь его, Хосе! С таким благородным человеком, как Диас, всегда можно найти общий язык.

   Тон Фабиана не допускал возражений, и Хосе немедленно выпустил Диаса из своих железных объятий. Мексиканец был удивлен такой неожиданной развязкой, но глаза его с пламенным презрением были по-прежнему устремлены на троих противников.

   - Возьмите ваш кинжал, сеньор Диас, и выслушайте меня! - проговорил Фабиан, отбрасывая в сторону свое ружье.

   При этих словах, произнесенных с благородством, которое поразило мексиканца, Фабиан безоружный подошел к нему и подал кинжал, но Диас не шевельнулся, и оружие выпало к его ногам из рук Фабиана.

   - Я слушаю вас! - произнес мексиканец.

   - Искренне этому рад, - ответил Фабиан с открытой улыбкой, которая сразу расположила к нему сердце Диаса; затем юноша продолжал: - Вы защищаете от заслуженной кары преступника. Знаете ли, кто этот человек, ради спасения которого вы подвергаете опасности свою и нашу жизнь? Он вам известен только под именем дона Эстебана де Аречизы, и его прошлое для вас тайна, но за это-то прошлое, скрывающее ужасное преступление, мы и обязаны требовать с него отчет. Ответьте же по совести на все мои вопросы и решите затем сами, на чьей стороне находится справедливость и право!

   Удивленный тоном и словами Фабиана, Диас промолчал, и тогда юноша продолжал:

   - Как отнеслись бы вы к человеку, который похитил У вас ради личных выгод ваше имя, положение в свете, богатство и бросил бы вас в тот класс общества, где люди в поте лица добывают себе каждый кусок хлеба? Могли ли бы вы остаться его другом?

   - Я стал бы его врагом!

   - Что сделали бы вы, если бы этот человек ради большей личной безопасности убил даже вашу мать? Что заслуживает, по-вашему, такой человек?

   - Жестокой кары! Сказано - "око за око и кровь за кровь"!

   - Если бы, наконец, после долгих преследований судьба отдала вам во власть убийцу вашей матери и похитителя вашего имени, то нашли ли бы вы его достойным смерти, или нет?

   - Я счел бы преступлением против Божеского и человеческого правосудия оставить безнаказанным подобного человека!

   - Сеньор Диас! Со мной поступили именно таким образом: у меня убили мать, отняли имя, богатство и сбросили с высоты в бездну нищеты и ничтожества. Я преследовал убийцу своей матери и похитителя моего имени, и судьба отдала его мне в руки! Вот он!

   Диас с грустью и невольным сожалением посмотрел на молча лежащего гордого испанца и горестно вздохнул. Ведь он только что, сам того не подозревая, вынес неумолимый приговор своему бывшему начальнику. Однако вложенное Господом в сердце всякого человека чувство справедливости подсказывало ему, что слова Фабиана правдивы и дон Эстебан заслужил свое наказание. Мексиканец хранил молчание: ему нечего было возразить.

   В то время как происходила только что описанная нами сцена, еще один незримый свидетель ее тихонько раздвинул скрывавшие его водяные растения и, внимательно оглянувшись вокруг, вышел из озера. Стекавшая с него ручьями вода и жидкая грязь придавали ему сходство с одним из злых духов, которые, по верованиям индейцев, обитают в Туманных горах. Но торжественность данной минуты совершенно поглотила внимание Фабиана и его товарищей, так что появление Кучильо из воды прошло для всех незамеченным.

  

  

   Из-за только что разыгравшихся драматических сцен охотники на некоторое время совершенно забыли об ускакавших Барахе и Ороче.

   Мы уже достаточно успели ознакомиться с образом мыслей и тайными намерениями обоих негодяев еще до катастрофы, разлучившей их с товарищами, чтобы предугадать взаимные чувства их друг к другу с того момента, когда они останутся одни.

   Первый донесшийся до их слуха выстрел, наповал уложивший коня дона Эстебана, вызвал в их сердцах радостное чувство: они с удовлетворением подумали, что еще один из обладателей чудесной тайны навсегда обречен теперь на молчание, да и другой, вероятно, не замедлит унести свою тайну на тот свет, где никто не мечтает о земном золоте.

   Поэтому, увидев себя в безопасности за грядою обрывистых скал, замыкавших Золотую долину с западной стороны, они, не теряя времени, поспешили удалиться от того места, которое чуть было не сделалось роковым для них. Эта цепь скалистых возвышенностей спускалась в долину довольно отлогим скатом и примыкала к Туманным горам, представляя собою как бы последние отроги их.

   Следуя за этой грядою скал, авантюристы без труда достигли одного из затерянных в отрогах сиерры уголков и остановились в глубоком ущелье, на дне которого, скрытые нависшим над ними туманом, они чувствовали себя в полной безопасности. Здесь они дали полную волю своим чувствам, хотя в первый момент охватившее их волнение было настолько сильно, что они не могли обменяться ни одним словом.

   - Позвольте поздравить вас, сеньор Ороче, - проговорил наконец Бараха, - что вам удалось избежать карабинов этих непримиримых тигреро!

   - Охотно позволяю, тем более что если бы вам, сеньор Бараха, размозжили череп - ведь эти господа, как вам известно, имеют отвратительную привычку всаживать пули прямо в голову, - то вам, вероятно, было бы трудно принести мне это поздравление! А потому я весьма рад, что вижу вас живым и невредимым!

   Тут Ороче слегка кривил душой. Собственно говоря, он предпочел бы один остаться в живых, так как близость больших сокровищ почти всегда порождает в людях стремление к одиночеству.

   Вероятно, и поздравления Барахи были не более искренни. Как бы то ни было, но, благодаря сходству мыслей, являвшемуся причиной их тесной дружбы, оба бандита вдруг призадумались. Выстрел из ружья, повторенный несколько раз горным эхом, вывел их из задумчивости.

   - Это уже второй выстрел, нарушающий тишину этих пустынных мест! Первый, вероятно, раздробил череп Диасу, - и мне было бы очень прискорбно думать, что второй прикончил таким же образом дона Эстебана! - воскликнул Ороче, весьма плохо скрывавший свое желание остаться единственным обладателем тайны Золотой долины.

   - Вполне разделяю ваши чувства! - рассеянно заметил Бараха. - Эти пустынные места страшно опасны для двух одиноких людей, какими мы стали теперь!

   "Карамба! - подумал при этом Ороче, - как видно, мой дражайший приятель Бараха считает и меня лишним!"

   - К чему вы заряжаете ружье, сеньор Ороче? - тревожно осведомился Бараха у своего друга.

   - Как знать, что может случиться здесь, в этой пустыне?! Надо быть ко всему готовым!

   - Да, вы правы, следует всего ожидать! - И при этом Бараха так же взвел курок своей винтовки.

   - Что же мы будем теперь делать? - спросил Ороче.

   - Достаточно ли мы сильны, чтобы выгнать из укрепления трех охотников? Конечно, нет! Следовательно, нам есть смысл вернуться в лагерь, - заметил Бараха, - затем с надлежащими силами вернуться сюда и захватить этих узурпаторов всех сокровищ долины, которые мы видели только мельком!

   - Так отправимся же скорее! - горячо воскликнул Ороче.

   - Нельзя терять ни минуты! - согласился Бараха.

   Но вместе с тем ни тот ни другой не трогались в места, так как и Ороче и его достойный друг не имели ни малейшего желания открыть путь к Золотой долине алчным до всякой наживы коршунам, оставшимся там, в лагере.

   Они не без основания полагали, что трое охотников, захвати они даже столько золота, сколько сами они весят, все же оставят еще весьма солидную долю тому из них двоих, кто останется в живых, тогда как та банда авантюристов, которую они называют своими товарищами, наверняка расхитит все по частям, и на долю Ороче или Барахи придется лишь малая толика.

   Точно голодные шакалы, караулящие, пока удалится пресытившийся своей добычей ягуар, чтобы наброситься на его объедки, оба бандита, не сознаваясь в том друг другу, втайне желали, каждый в отдельности, воспользоваться тем, что останется после ухода охотников, присутствия которых они так старательно избегали.

   - Послушайте, - сказал Бараха, - я буду откровенен с вами...

   "Посмотрим, какую-то ложь мне поднесет этот негодяй!" - мысленно проговорил Ороче и вслух продолжил:

   - Зная вашу благородную, честную натуру, я и рассчитывал на это!

   - Вы опасаетесь, конечно, чтобы, возвращаясь в наш лагерь вместе со мной, мы не были заподозрены в бегстве!

   - Ваша удивительная проницательность положительно поражает меня! - воскликнул Ороче.

   - Это весьма естественно, - продолжал с превосходно сыгранным добродушием Бараха, - двое всегда скорее могут обратить на себя внимание, чем какой-нибудь одинокий путник, не так ли?

   - Вы положительно читаете мои мысли! - снова воскликнул Ороче с таким восхищением, что Бараха на мгновение почувствовал даже некоторый страх.

   - Ну, в таком случае, вы, без сомнения, согласитесь с тем, что я намерен предложить вам!

   - Еще не зная, о чем пойдет речь, я уже заранее готов изъявить вам свое согласие, так как никому не доверяю только наполовину, а тем более своим близким друзьям!

   - Не хотите ли вы этим сказать, сеньор, что вовсе не доверяете им?

   - О, сеньор Бараха, как можете вы говорить такие вещи! - воскликнул Ороче, картинно драпируясь в лохмотья, которые он называл своим плащом. - Я постоянно грешу как раз в обратном!

   - Итак, я полагаю, что лучше всего нам будет добраться до лагеря в одиночку. Пусть каждый из нас выберет свой маршрут. Я первый подаю пример!

   - Позвольте еще два слова! - остановил его Ороче. - Где же мы встретимся с вами?

   - У разветвления реки! Тот, кто туда прибудет первым, подождет другого!

   - А долго ли? - спросил Ороче с прекрасно сыгранной наивностью.

   - Это будет зависеть от степени нетерпения прибывшего первым и от степени его дружеского расположения к тому, кого ему придется ждать!

   - Эх, черт возьми! - воскликнул Ороче. - В таком случае, если, к примеру, я прибуду первым, а вы, вследствие какого-нибудь несчастного случая, предположим, падения в пропасть или меткой пули, будете лишены возможности явиться к условленному месту, я буду обречен ждать вас там до второго пришествия Христова!

   - Такого рода самоотверженная дружба с вашей стороны нимало не удивляет меня! - ответил Бараха прочувствованным тоном. - Но я не имею права принять такой жертвы! Нет, если вы ничего не имеете против, мы назначим для ожидания всего один час времени, после чего...

   - После чего прибывший первым к реке вернется в лагерь, оплакивая своего друга!

   Порешив на этом, друзья отправились каждый своей дорогой в различных направлениях; некоторое время они оставались в виду друг друга, но вскоре оба скрылись в густом тумане Туманных гор.

   Когда гамбузино, на котором дырявый плащ развевался, подобно лохмотьям на огородном пугале, наконец окончательно исчез из глаз Барахи, последний приостановился и стал осматривать местность, но не с целью отыскать кратчайший путь, ведущий к разветвлению реки, отнюдь нет!

   Полагаем, читателя не удивит, что он столько же помышлял о возвращении в лагерь, сколько о том, чтобы добровольно предать себя в руки охотников, от которых они бежали. Нет, Бараха был не столь прост! Он просто отыскивал теперь такое местечко, где бы ему можно было с удобством и в полной безопасности предаться прелестям продолжительного безделья, предоставив Ороче томиться в скучном ожидании его прибытия на условное место. Жадный гамбузино не хотел слишком удаляться от этих мест. Только он не принял в расчет трех охотников и нежных чувств своего друга.

   Неподалеку от того места, где остановился, в углублении небольшой скалы он заметил весьма заманчивый грот, устланный на дне сухими травами и выглядевший очень уютно. Сойдя с коня, Бараха разнуздал его и пустил пощипать траву, а сам, достав из кожаной альфорхи [66], привешенной к его седлу, горсть маиса и смочив его водой из своей фляжки, приготовил себе тот скромный завтрак, в котором чувствовал теперь некоторую потребность.

  

   [66] - Альфорха (исп. alforja) - переметная сума.

  

   Но, расположившись на мягкой подстилке и завернувшись в свой плащ, он тщетно мечтал забыться сном на несколько часов: сквозь сомкнутые веки его глаз золото долины прельщало его своим обольстительным блеском и не давало ему заснуть. Вдруг в его мозгу молнией сверкнула пугающая мысль, заставившая его вздрогнуть: а что, если Ороче где-нибудь подстерегает его и только ждет удобной минуты, когда он забудется сном, чтобы неожиданно напасть и отделаться от него?!

   Вскочив с ложа, бандит внимательно осмотрелся кругом, но всюду было тихо и безмолвно, только ветер пустыни тянул свою заунывную песню в ущельях темных скал.

   - А! - воскликнул Бараха, снова укладываясь на прежнее место, - Ороче подождет меня минут пять, затем... затем отправится...

   На этом Бараха внезапно прервал свои размышления: до его слуха явственно донеслось конское ржание.

   "Ого! - подумал он. - Уж не остался ли в горах Ороче, чтобы избавиться от надобности ждать меня там до второго пришествия Христова?!" И, проворно взнуздав коня, Бараха вскочил в седло, держа наготове заряженный карабин.

   Не успел он проехать нескольких сотен футов, как его взору представилось зрелище настолько же неожиданное, насколько и внушающее опасения.

   Он выехал на довольно широкий естественный мост, перекинутый природой через один из рукавов реки, который пробил себе путь сквозь главную цепь Туманных гор.

   Проток этот, не особенно широкий и не отличавшийся большой глубиной, исчезал на мгновение под скалистым сводом моста и затем, пройдя значительное пространство под землей, впадал в озеро близ Золотой долины.

   Пирога из березовой коры, в которой сидели двое мужчин, неслась вниз по течению, и в тот момент, когда наш искатель приключений заметил ее, уже скрывалась под темным сводом моста, так что гребцы вряд ли заметили всадника.

   Бараха успел, однако, разглядеть странный наряд двух незнакомцев, которым суждено вскоре играть в этой истории весьма видную и притом трагическую роль.

   Едва успели скрыться из виду странные пассажиры пироги, как новые страхи и опасения овладели злополучным искателем золота.

   Встревоженный конским ржанием, донесшимся до него, Бараха озирался вокруг, желая предупредить грозившую ему опасность, и был прав: из тумана, заволакивавшего ближайшее ущелье, появилась фигура человека с винтовкой в руках, направлявшегося прямо к нему. Человека этого он узнал сразу: то был Ороче собственной персоной!

   Бараха мигом соскочил с коня, увидев, что Ороче вскинул винтовку, и тут раздался громкий взрыв хохота, сопровожденный следующими словами его приятеля:

   - Клянусь Богом, сеньор Бараха, вы издали так походите на Кучильо, что я чуть было не сделал роковой ошибки, ошибки, о которой я сожалел бы...

   - До второго пришествия Христова! - иронически подхватил Бараха.

   - Даже, быть может, и после того! Но теперь, раз уж мы вновь оказались в дружеской компании, то не лучше ли нам отложить в сторону наше оружие?!

   - Охотно! - отозвался Бараха, точно так же, как и его приятель, не имевший ни малейшей охоты вступать в опасный поединок: он имел в виду возможность отделаться от своего друга где-нибудь из засады, заманив его в западню, или же захватить врасплох, не подставляя понапрасну собственного лба под выстрел.

   И вот оба они, закинув ружья за спину, приблизились друг к другу, сохраняя тем не менее положение вооруженного мира.

   - Ну кто мог ожидать, что вы здесь?! - воскликнул Ороче.

   - А вы-то? Ведь и вы, кажется, намеревались направиться к месту свидания?

   - Да, но горный воздух так полезен мне, что я немного задержался! - бесстыдно заявил Ороче.

   - А мне внезапное головокружение и дурнота помешали продолжать путь. Я чертовски подвержен головокружениям! - жалостливым тоном сказал Бараха.

   После этого оба достойных приятеля принялись уверять друг друга в своей безграничной преданности и расположении. Затем Бараха сообщил о странной встрече с незнакомцами, ехавшими в челноке.

   - Вы видите, что наши интересы теперь более чем когда-либо требуют, чтобы мы оставались вместе. Поедем в лагерь вдвоем, а впоследствии никто не помешает вам вернуться сюда, чтобы пользоваться прекрасным горным воздухом, который так полезен вам!

   - А теперь вы уже не чувствуете более головокружения или дурноты?

   - Нет, это было, вероятно, с горя, что мы расстались с вами!

   - В таком случае, с Богом, в путь!

   Но тут новый непредвиденный случай задержал двух хитрецов. От места их встречи шла вверх узенькая тропа, проложенная, вероятно, дикими козами. Следуя по ней, нетрудно было пробраться совершенно незаметно между скалами позади пирамидального холма и вернуться в долину вне досягаемости выстрелов Красного Карабина и Хосе.

   - Изберем эту тропинку! - проговорил Ороче. - Чего нам медлить долее? Будьте добры, укажите мне путь, я последую за вами!

   - Нет, я, конечно же, не сделаю этого! - учтиво возразил Бараха. - Я слишком хорошо воспитан для этого и прекрасно понимаю требования вежливости, дорогой сеньор!

   - О! - воскликнул в свою очередь Ороче. - К чему такие церемонии между добрыми друзьями?!

   - К тому же моя лошадь пуглива, а я близорук и не могу служить проводником. Клянусь честью, вы окажете мне громадную услугу, если поедете вперед, поскольку тропинка слишком узка, чтобы по ней возможно было ехать двум всадникам в ряд!

   - Ну, полно, будьте откровенны, сознайтесь, сеньор, что вы не имеете ни малейшей охоты возвращаться в лагерь даже и вдвоем!

   - Так же как и вы, сеньор!

   - Вы бы желали, конечно, отправить меня ко всем чертям, сеньор Ороче?

   - Да и вы, кажется, желаете того же, любезный сеньор Бараха?

   Бараха смерил своего собеседника ироническим взглядом.

   - Не отпирайтесь, сеньор Ороче, - сказал он, - вы только для того хотели заставить меня ехать впереди, чтобы всадить мне в затылок пулю из своего карабина!

   - Господи! Ну как у вас поворачивается язык, как вы можете говорить такие вещи! - воскликнул Ороче с отлично сыгранным негодованием. - Какие у вас основания для этого?

   - Основания?! Да мое собственное желание избавиться от вас!

   - Ваша откровенность невольно вызывает и меня на откровенность! - проговорил длинноволосый гамбузино. - Действительно, я осмелился питать подобную мысль, но затем я рассудил, что, убив вас, буду еще более бессилен в борьбе против этого проклятого канадца, и потому отказываюсь от своего первого намерения!

   - И я также! - отозвался Бараха.

   - Итак, сыграем в открытую, - продолжал Ороче. - Не станем возвращаться в лагерь, а засядем здесь, в засаде, и я уверен, что в эту же ночь нам, наверное, представится какой-нибудь случай отделаться от незваных пришельцев, когда они заснут. Что же касается дона Эстебана и Диаса, то мы - увы! имеем достаточно оснований думать, что преждевременная смерть положила конец их дальнейшей карьере! Следовательно, оставшись лишь вдвоем, мы без обиды сумеем поделить между собою сокровища Золотой долины, не имея при этом надобности вцепляться друг другу в горло. Такие богачи, какими мы станем, должны, наоборот, заботиться только о том, как бы продлить свою жизнь. И вот, в доказательство моей искренности, я поеду вперед.

   - Я сам желаю иметь это право! - прикладывая руку к сердцу, воскликнул Бараха.

   - Нет, я искренне намерен доказать вам, что раскаиваюсь в прежнем намерении!

   - Я также страстно желаю, чтобы вы забыли о моем заблуждении!

   И оба проходимца заспорили, стараясь превзойти друг друга в учтивости.

   Наконец Ороче поехал по тропинке, не чувствуя ни малейшего недоверия к своему товарищу и даже не оборачивая головы. Он судил о своем друге по себе, решив отделаться от Барахи не ранее чем испробует все средства, в которых тот может сослужить ему службу и помочь в осуществлении заветных планов.

   Усеянная на каждом шагу обломками скал, заграждавшими путь, тропинка оказалась тем более опасна, что местами вилась над глубокими обрывами и пропастями, где неминуемо могли погибнуть и конь и всадник при малейшей оплошности с их стороны. И хотя путь до того места, где горный поток бурным каскадом низвергался в пропасть позади индейской могилы, был и недалекий, но все-таки представлял много трудностей и требовал от всадников немалых усилий и чрезвычайной осторожности.

   Среди этой мрачной и дикой природы падение вод невидимого еще всадникам потока давало знать о себе глухим рокотом. Неожиданно Ороче так резко осадил коня, что конь Барахи невольно наткнулся на его круп.

   - Что там такое? - спросил Бараха у Ороче, который, устремив глаза вперед, делал рукою знак товарищу, чтобы тот молчал.

   Барахе не пришлось вторично повторять своего вопроса.

   Из серовато-дымчатого тумана медленно проступила фигура человека с мокрыми волосами, по которым еще стекала каплями вода, в насквозь промокшей и испачканной тиной и илом одежде. Человек лежал на животе, вытянувшись во всю длину поперек тропинки. Был ли это индеец или белый? Живой человек или мертвое тело? Этого-то и не мог толком разглядеть Ороче.

   На беду тропа в том месте, где наши всадники вынуждены были остановиться, шла над одним из тех обрывов над бездонной пропастью, о которых мы уже говорили выше, а с другой стороны примыкала к отвесной скалистой стене, так что человеку с конем не представлялось ни малейшей возможности повернуть обратно или сделать какое-либо другое движение, кроме движения вперед. А двинуться вперед Ороче не решался. Его и удивляло, и пугало присутствие человека в этой местности, где лишь одни орлы да серны находили себе убежища.

   С чувством все возрастающего беспокойства и тревоги смотрел Ороче на это неожиданное видение.

   Голова человека свешивалась над обрывом, и его лица нельзя было видеть, но в этот момент туман на мгновение рассеялся, и Ороче успел разглядеть его, а также и то, что он, упираясь локтями о скалистый выступ, смотрел куда-то вниз на какой-то предмет, привлекавший его внимание.

   Рев каскада был здесь настолько силен, что совершенно заглушал голос Ороче.

   - Это Кучильо! - воскликнул он, не оборачиваясь к своему спутнику.

   - Кучильо? - повторил тот, весьма удивленный. - Какого дьявола ему тут надо?

   - Не знаю!

   - Всадите-ка в него заряд из вашего ружья; это будет, по крайней мере, единственная вещь, которой он не украл!

   - Да, для того, чтобы выстрел выдал этому проклятому канадцу наше присутствие!

   В этот момент ему не пришло даже в голову, что, выстрелив в Кучильо, он тем сам предал бы себя безоружным в руки своего приятеля.

   Но вот туман снова сгустился, Кучильо совершенно исчез из вида, и в течение какого-то времени всадники едва могли различать друг друга. Становилось не только опасно, но даже совершенно невозможно двигаться дальше, не рискуя на первом же шагу слететь в пропасть; оба гамбузино стояли в нерешительности. К счастью для них, резкий порыв ветра вскоре снова разорвал на мгновение густой покров тумана, и Ороче радостно воскликнул:

   - Ну, слава Богу! Этот мерзавец исчез куда-то! - И вздохнул с видимым облегчением.

   Путь оказался свободен, они снова очутились одни среди неприступных гор.

   Странный, дикий пейзаж, окружавший беглецов, одетые в туманный саван горы, среди которых они блуждали почти наугад, близость виденных ими сегодня мельком в долине сокровищ и всякого рода волнения, которым оба они подвергались с самого утра, - все это способствовало тому, что воображение бродяг сильно разыгралось.

   То обстоятельство, что Кучильо, по-видимому, с таким напряженным вниманием разглядывал что-то там, в бездне, возбудило любопытство авантюристов.

   В этом месте тропинка чуть расширялась, во всяком случае, настолько, чтобы позволить всадникам спешиться, и вот, не обменявшись ни словом о своих намерениях, Ороче и Бараха одновременно соскочили с коней.

   - Что вы хотите делать?

   - Да неужели вы не догадались?! Я уверен, что и вы сделаете то же самое! - смеясь, ответил Бараха. - Я намерен узнать, что привлекло внимание Кучильо там, внизу. Это должно быть любопытно, надо полагать!

   - Берегитесь, эти скалы чертовски скользки, предупреждаю вас!

   - Не беспокойтесь, любезный друг, я парень ловкий и осторожный и вам советую сделать то же, что намереваюсь сделать сам!

   С этими словами Бараха опустился на одно колено, заглянул в бездну. В шести шагах от бокового ската горы из расселины с ревом низвергался водопад; над его разверстою пастью тропинка образовывала род природного свода или арки.

   Взяв под уздцы своего коня, Ороче перевел его на другую сторону арки, считая более разумным несколько удалиться от своего товарища.

   &