Жихарев Степан Петрович - Записки современника. Дневник студента

="justify">  

   Прочие стихи не припомню, только Иван Иванович говорит, что Дьяков совсем не из разряда тех людей, которые бы могли внушать поэтические послания. И точно, мне показался он не более, как прокурором, но прокурором зажиточным и наторелым в хорошем обществе. Между прочим, к слову о Державине. Наблюдательный Иван Иванович рассказывал, что Гаврила Романович по кончине первой жены своей (Катерины Яковлевны, женщины необыкновенной по уму, тонкому вкусу, чувствам приличия и вместе по своей миловидности) приметно изменился в характере и стал еще более задумчив и хотя в скором времени опять женился, но воспоминание о первой подруге, внушавшей ему все лучшие его стихотворения, никогда его не оставляет. Часто за приятельскими обедами, которые Гаврила Романович очень любит, при самых иногда интересных разговорах или спорах, он вдруг задумается и зачертит вилкою по тарелке вензель покойной, драгоценные ему буквы К. Д. Это занятие вошло у него в привычку. Настоящая супруга его, заметив это ежедневное, несвоевременное рисованье, всегда выводит его из мечтания строгим вопросом: "Ганюшка, Ганюшка, что это ты делаешь?". - "Так, ничего, матушка", - обыкновенно с торопливостью отвечает он, вздохнув глубоко и потирая себе глаза и лоб как будто спросонья.

  

   18 октября, среда.

   Москва находится в каком-то волнении по случаю объявленной войны с французами. В обществах о ней только и говорят; ожидают чего-то чрезвычайного. Многие, кажется мне, чересчур уже храбрятся и презирают французов, говоря, что первою схваткою все должно окончиться и что мы непременно поколотим этих забияк; а другие думают, что одно выигранное сражение еще не решит дела; вообще же все надеются на государя, и очень мало находится таких людей, которые не уверены были бы в успешном окончании кампании, тем более что армиею командует генерал Кутузов. Намедни у князя Несвицкого П. С. Валуев рассказывал, что Кутузов соединяет все качества настоящего военачальника: обширный ум, необыкновенное присутствие духа, величайшую опытность и ничем непоколебимое мужество, и что он был чрезвычайно уважаем самим Суворовым, который называл его правою своею рукою.

   Вот обещанный список русских, французских и немецких актеров и актрис с обозначением их амплуа. Сведения о первых двух труппах, которые теперь, по случаю пожара театра, находятся без всякого дела, притащил мне дедушка, а о немцах я позаботился сам. Как жаль, что не успею передать тебе и всех закулисных сплетень, которых у меня, по милости дедушки, порядочный запас! Разве удастся только сообщить историю о том, отчего из двух актрис, сестер Лисицыных, старшая сделалась госпожою Бутенброк и почему она перед самым венчанием была высечена розгами. История очень интересная, только извини, до будущей недели не скажу ничего.

  

   1) Плавильщиков - в трагедиях, драмах и некоторых комедиях, что называется, первые роли.

   2) Померанцев - в драмах и комедиях роли благородных отцов. Высокий талант, которому цены не знают.

   3) Колпаков - поступил на роли благородных отцов, а покамест играет иногда роли и не своего амплуа.

   4) Кондаков - играет что велят, а по-настоящему резонер и порядочный Тарас Скотинин.

   5) Прусаков - герой и первый любовник в трагедиях, драмах и операх: всюду на ходулях.

   6) Украсов - несмотря на преклонные лета, остался на амплуа вертопрахов и, надобно отдать справедливость, играет отлично, хотя иногда ему изменяет орган: хрипит.

   7) Мочалов - малый видный; играет везде: в трагедиях, комедиях и операх и нигде, по крайней мере, не портит.

   8) Жебелев - в трагедиях и драмах первый любовник, но, говорят, хочет поступить на комические роли. И хорошо сделает.

   9) Зубов - очень хороший актер всюду, а вместе и певец. Голос удивительный. По смерти Уварова пел принца Тамино в "Волшебной флейте" и даже лучше, чем его предшественник. Жаль, что для таких ролей не очень взрачен собою. Отлично хорош в "Клейнсбергах" Коцебу, в роли волокиты старого графа.

   10) Орлов - в ролях молодых людей, а иногда и слуг в драмах и комедиях. Талант есть.

   11) Злов - играет в трагедиях, драмах и операх. Всюду хорош, где горячиться не нужно. В драме "Сын любви", в роли пастора бесподобен. Славный собеседник.

   12) Сандунов - по амплуа своему слуга отличный, но теперь большею частью любит играть гримов: Клима Гавриловича, голодного поэта в комедии "Черный человек", и проч.

   13) Волков и 14) Кураев - оперные комики в одном и том же амплуа. Оба с талантом, но последний умнее и натуральнее, хотя и не так любим публикою.

   15) Соколов - молодой человек с хорошим голосом: игра непринужденная. Путь будет.

   16) Лисицын - любимец райка. Гримаса в разговоре, гримаса в движении - словом, олицетворенная гримаса даже и в ролях дураков, которых он представляет.

   17) Кавалеров - недавно поступил на роли слуг из учеников Сандунова.

   18) Медведев - бесподобен в роли Еремеевны в "Недоросле", которую, по каким-то преданиям, играют всегда мужчины; даже и на петербургском театре играет ее актер Черников.

   19) Сандунова - об этой и говорить нечего.

   20) Померанцева - старуха, каких мало. В драмах заставляет плакать, в комедиях морит со смеху. Играет и в операх. Талант необыкновенный.

   21) Воробьева - в трагедиях и драмах роли первых любовниц. Иногда бывает недурна.

   22) Баранчеева - роли благородных матерей и больших барынь в драмах и комедиях.

   23) Караневичева - роли молодых любовниц превращает в старых.

   24) Насова - премиленькая оперная актриса и была бы еще лучше, если б кто-нибудь занялся ею. Чистая натура; жеманства ни на грош и прекрасный голос.

   25) Бутенброк - певица недурная. Баба плотная, белая и румяная, но зубы уголь-углем.

   26) Лисицына - сестра ее; недавно поступила на роли старух. Есть талант. Играет в комедиях и операх, только стихов читать не умеет: рубит их с плеча, не соблюдая ни цезуры, ни ударений. Охотница повеселиться.

   Nota bene: Волков, Кураев, Баранчеева и Лисицына - крепостные люди: первый князя Волконского, а последние Столыпина, которому принадлежала также актриса Бутенброк, бывшая Лисицына, недавно выданная замуж за немца, и покойный Уваров, отличный певец, красавец собою и прекрасный актер. Вот был настоящий принц Тамино! Жаль его!

  

   1) Дюпаре - отличный актер во всех амплуа. Это другой Штейнсберг, разумеется, на французский лад.

   2) Белькур - благородный отец. Прекрасно играет аббата Лепе и Фенелона.

   3) Мерьеннь - недурен в ролях, что называется financiers: Оргонов, Сганарелей и проч.

   4) Брюне и 5) Девремон - любовники в драмах и комедиях.

   6) Арман - гримов.

   7) Роз - слуг.

   8) Кремон - тоже слуга и, говорят, еще покорный жены своей у которой шашни с графом Салтыковым. Сверх того, дирижирует оркестром и дает уроки на скрипке.

   9) Мадам Дюпаре - первая любовница вроде Караневичевой.

   10) Мадам Сериньи - первые роли в драмах и комедиях. Поступила вместо мадам Лавандез.

   11) Мадам Мериеннь - играет старух и дуэнь.

   12) Мадам Роз - служанка.

   13) Мадам Брюне - амплуа благородных матерей.

   14) Мадам Кремон - красивенькая актриса. Недурна в оперетках, напр. в "Арестанте", мило поет "Lorsque dans une tour obscure" {Когда в темной башне (франц.).}, но совсем не Виргиния, роль которой непременно присваивает себе.

   Остальные сюжеты не стоят того, чтоб упоминать о них: простые подносчики писем.

  

  

   1) Штейнсберг - абсолют.

   2) Литхенс - Карл Моор, Фердинанд и проч.

   3) Кистер - любовник, злодей и проч.

   4) Нейгауз - роли благородных отцов и комических стариков.

   5) Короп - комические роли.

   6) Эме,

   7) Кюн,

   8) Беренс и

   9) Петер - куклы, которыми двигает по произволу Штейнсберг.

   10) Вильгельм Гас - хороший певец и актер в ролях стариков.

   11) Гальтенгоф - отличнейший тенор и музыкант, но спадает с голоса.

   12) Гунниус - известный в Германии бас и отличный певец и актер. В ролях Лепорелло в "Дон-Жуане", Осмина в "Похищении", Хоразмина в "Обероне", Зороастра в "Волшебной флейте" и Аксура в "Аксуре" Салиери удивительно хорош.

   13) Актрисы Шредер и

   14) Кафка - поступили на роли мамзель Штейн в драмах, комедиях и операх. Обе хороши, но первая лучше; обе русалки, только последняя второго разряда: eine gemeine coquette {Рядовая кокетка (нем.).}.

   15) Мамзель Соломони - первая певица в бравурных партиях.

   16) Мадам Гунниус - огромная и толстая женщина с превысочайшим сопрано; только и годна, что для роли царицы ночи в "Волшебной флейте".

   17) Мамзель Гунниус - милая певичка, Церлина, крестьянка.

   18) Мадам Штейнсберг - молодая любовница в драмах и комедиях.

   19) Мадам Гебгард - роли старух в драмах, комедиях и операх.

   20) Мадам Гальтенгоф - буквально на всякое употребление.

   21) Маленькая Шредер - удивительный, премилый ребенок. В роли Лили в "Русалке", право, чуть ли не лучше матери.

  

   22 октября, воскресенье.

   Государь пробыл в Берлине несколько часов и отправился в Потсдам, где пробудет несколько дней, и после поедет в Веймар к великой княгине Марии Павловне⁹⁴. Москва мысленно следует за ним повсюду, и я никогда не замечал в обществах такой жадности к политическим новостям, как теперь. Князь Одоевский нарочно нанимает на Мясницкой, против почтамта, маленькую квартирку, чтоб видеть, когда приходит почта, и чтоб первому получать известия, с которыми тотчас и отправляется по своим знакомым или в английский клуб, где вокруг него всегда собирается кружок нувеллистов. Говорят, наши войска находятся в необыкновенном одушевлении, от которого ожидают многого.

   Как бы хотелось мне попасть в этот клуб, а возможности нет: ни служащих в Москве, ни учащихся, ни домовладельцев гостями не пускают, а в члены попасть нашему брату очень трудно, да, признаться, как-то и страшно: разом попадешь в шалопаи, к чему, между нами, я, кажется, имею великую наклонность.

   Бедный русский театр, бедная французская труппа! Со времени пожара все актеры без дела и повесили головы. Что же касается актрис, то Сила Сандунов говорит, что их жалеть нечего, потому что они имеют свои ресурсы. Селивановский заметил, что жена его также актриса. "Так что ж? - возразил Сандунов, - жена сама по себе, а актриса сама по себе: два амплуа - и муж не в убытке".

   Уж подлинно, как говорит о нем князь Юрий Владимирович, настоящий Сахар Медович Патокин: никому нет пощады.

   Немецкий театр пользуется безвременьем театров русского и французского и беспрестанно усиливает свои представления. Посетителей много, и Штейнсберг делает хорошие сборы. Так-то бывает на свете: несчастье одного составляет благополучие другого.

   Вот хоть бы и наш Альберт Великий, физик и химик, Андрей Харитонович Чеботарев, прочитав в какой-то иностранной газете, что двум механикам, Полю и Лемерсье, удалось, наконец, разрешить задачу управления полетом воздушных шаров, находится в величайшем отчаянии, уверяя, что эта тайна давно уже им открыта и что он "обокраден, кругом обокраден, даже фигура шара самая та, какую изобрел я (говорит он); форма птицы в пропорциях 10 сажен ширины и 3 сажен вышины с крыльями по бокам!". Страхов, читавший также об этом в журнале "Публицист", решительно удостоверяет, что все это просто мистификация, не заслуживающая никакого внимания⁹⁵.

  

   26 октября, четверг.

   Целый день таскался с поздравлениями по именинникам. Я, право, не думал, чтоб у меня столько было знакомых Дмитриев; и все они, на беду мою, живут в противоположные частях города: одни в Лефортове, другие на Пречистенке, третьи у Серпуховских ворот, а Цицианов на Поварской. Околесил, конечно, пол-Москвы, покамест добрался до Газетного переулка к чудаку Митро Хотяйнцеву. Накормил, напоил или, лучше, окормил и опоил. Он сделался еще оригинальнее: так потолстел, что кубарь-кубарем, и стал плешивее полного месяца. Недели три гуляет напропалую и теперь только и знается, что с земским судом, от секретаря до последнего подьячего. Шампанское льется, как вода, и когда компания упьется, задерет хором козелка: "Как пошел наш козелчик в лесочек гулять: зум-зум, зум-зум и проч.". - "Да помилуй, Митро, - говорит ему брат, - что тебе за охота водиться с этим пустым народом?". - "Как что за охота? Ну, а неравно, под следствие попадешь". - "Да ведь ни у тебя, ни у меня дел никаких нет". - "Теперь нет, да могут случиться". - "Именья также у нас в московской губернии, кроме дома, нет". - "Теперь нет, да быть может: надо думать о будущем". Толкуй с ним! А ведь у молодца больше тысячи душ.

   Между тем с этими поздравлениями и бражничаньем, кажется, я далеко не уйду. Еще слава богу, что прошлого года успел перейти Рубикон; иначе, чувствую, что пришло бы мне плохо: бог весть отчего теперь мне стоит такого напряжения быть внимательным. Намедни Антонский заказал для предстоящего акта стихи, и до сих пор ничего не лезет в голову. Зато добрый мой Петр Иванович оседлал Пегаса и корпит над одою под названием "Гений", в которой вовсе незаметно присутствие гения. Мерзлякову заказаны стихи на благость, Грамматину "Гимн Истине" и Соковнину стансы "На счастье". "Все-та предметы-та нравственные, - говорит Антон Антонович, - вот и ты-та написал бы что-нибудь "На невинность"-та, а то все актерки-та на уме".

  

   Брани, Антон, ругай меня!

   Что стою брани - сам я знаю,

   И за нее, поверь, тебя

   Еще я больше уважаю:

   Ты хочешь мне добра, и я -

   В театр немецкий уезжаю!

  

   Все так, а чуть ли Антонский не прав! Мне кажется, я просто не оправился еще от июньской моей горячки. Иначе быть не может.

   Между тем, за что ты щуняешь меня? Где это умничанье, которым ты мне попрекаешь? Ты хочешь, чтоб я писал обо всем без разбора, но я и так поступаю, как долгоруковская калмычка Чума, которая, по выражению умного дурака Савельича⁹⁶, "все воспевает, на что ни взирает": кажется, рублю с плеча все, что ни попадется под руку. Неблагодарный!

  

   30 октября, понедельник.

   Вчера после обедни отправились мы с Колычевым за тверскую заставу на садку и как раз попали на драку двух охотников, смешную и жалкую. Вот как происходила баталия: полупьяному содержателю садки вздумалось похвастаться перед многочисленным собранием охотников, что к нему доставлены какие-то отличные бойкие степные русаки, которых он предлагает сажать на уход, с тем, что если русак затравлен будет, то за него денег не платить, а если уйдет, то он, содержатель, получает с охотника, пускающего свою собаку, 10 руб. Предложение принято единодушно, и двое из самых отчаянных охотников и, к несчастью, старинных по охоте соперников, Лихарев и Похвиснев, приказали начать садку. Надобно сказать, что вчера целый день моросил дождик, а к ночи сделался мороз, и Ходынское поле покрылось тонким и ровным слоем льда, так что собаки должны были непременно разъезжаться и перепортить ноги, что, кажется, хитрый пьянюга и имел в виду. Сначала пущена была собака Н. А. Лихарева, какая-то знаменитая Акушка, которая довольно скоро приспела к русаку, дала несколько угонок, но, разъезжаясь, не успевала захватить его и, ослабев, начала мало помалу отставать, а наконец и совсем остановилась. У Лихарева заметно побагровело лицо и напружились жилы. "Что, батюшка, Никита Андреич, - сказал Похвиснев, - видно русачек-то не по силам вашей собачке". Лихарев промолчал, но бросил на Похвиснева такой ужасный взгляд, что у меня замерло сердце. Вот посадили собаку Похвиснева. Была ли она лучше собаки лихаревской или второй русак был тупее первого - право, не знаю, только после нескольких угонок похвисневская собака мастерски вздернула на щипец зайца, к великому огорчению содержателя травли и торжеству своего владельца. "Браво, браво!", - вскричали охотники. "Какое тут браво, - завопил Лихарев, - это просто стачка между двумя подлецами: один сажает полумертвого русака, другой пускает на него свою полудворнягу, чтоб только сделать мне афронт!". При этой выходке Похвиснев бросился на Лихарева с арапником, но тот предупредил его сильным ударом кулака в лицо, так что разбитые вдребезги очки почти врезались в глаза Похвисневу и - тут уже пошло сущее кровопролитие. Многие из охотников, общих знакомых воителям, бросились разнимать их; но все известные и почетные люди, как то: Алябьев, Мясоедов, Всеволожский, князь Голицын, Поливановы, Новиковы и проч., тотчас же уехали, что сделал и я, человек неизвестный и непочетный, поспешая на обед к князю Михаилу Александровичу. Храбрецов отвезли к обер-полицеймейстеру Балашеву.

   У князя обедали несколько литераторов: князь Шаликов, Макаров и какой-то Иванов, о котором я не слыхивал, и обычные его посетители Плавильщиков и Злов. Очень дельно замечание Плавильщикова насчет нынешних молодых людей обоего пола, которые являются с желанием поступить на сцену: "Вы не поверите, - говорит он, - что это за народ: у одних ни рожи ни кожи; у других вместо голоса какое-то гортанное шипенье; третьи едва читать умеют - и все ссылаются на страсть свою к театру; а наши старшины тотчас и заголосят: талант! и мы же виноваты, что не хотим, будто бы из зависти, заняться претендентами. Ой уж мне эти протекторы! В мое время для поступления в актеры являлись люди, которые соединяли в себе хотя какие-нибудь условия для актерского звания, например порядочную фигуру, довольно звучный орган и некоторую образованность, приобретенную если не ученьем, так некоторою начитанностью: с такими способностями и посредственные актеры могут быть сносны для публики. Вот хоть бы взять нашего Кондакова: он из семинаристов и, по-настоящему, плохой актер, но публика его терпит, потому что он читает внятно, слова нижет как жемчуг, ни одного не проронишь. Такой человек если не оттенит своей роли, то и не проглотит ее, но передаст публике верно, что хотел сказать и написать автор. Если имеешь орган и чистое произношение, то есть и возможность заставить слушать себя. Другой пример - Караневичева: у ней один тон, что на сцене, что за кулисами, о движенье страстей понятия не имеет, о пластике не слыхивала, актриса вовсе плохая, а читает хорошо и, будучи на месте зрителя, я предпочел бы ее многим пресловутым актрисам, с которыми мне играть доводилось и которые только что шептали свои роли, потому что сцену почитали пьедесталом, на котором могли поломаться пред публикою. Разумеется, я говорю о Кондакове и Караневичевой только по отношению к недостатку у нас хороших актеров и актрис, выбирая из худого лучшее; потому что, если б у нас все были Крутицкие, Померанцевы и Шушерины, а в женщинах Синявские, Померанцевы и Рахмановы, то Кондакову и Караневичевой никогда бы не бывать на сцене".

   Князь Шаликов так и расстилался перед княжнами в комплиментах, которые напомнили мне липецкого Ивана Кузьмича. Он намерен издавать с нового года журнал под заглавием: "Московский зритель"⁹⁷, о чем хочет публиковать в газетах, а между тем напечатал особое объявление, которого экземпляры носит с собою для раздачи их знакомым и незнакомым, встречным и поперечным. Вот тебе эта чушь: "Будут словесность русская и иностранная, отрывки, повести, анекдоты, басни и стихи. Хороший вкус и чистота слога, тонкая разборчивость литераторов (почему не литературы?) и нежное чувство женщин будут одним из главных предметов моего внимания. Будет статья и для критики - не брань, но критика здравая и беспристрастная должна быть в журнале такого рода непременно: она служит светильником в путях искусства, занимает читателя, еще более артиста, и научает самого критика - польза важная и неоспоримая! Иногда журнал будет заключаться смесью!!".

   А вот и мадригал его старшей княжне, как нарочно написанный для твоего сборника курьезных сочинений:

  

   Как светит сладостно прекрасная луна

  

  На мрачную небес безбрежность

   И на тревожный мир лиет с высот она

  

  Спокойствие и безмятежность:

   Так в мрак моей души и сердца в безнадежность

   Ты льешь покой и свет, прелестная княжна!

  

   2 ноября, четверг.

   Все наши столбовые москвичи находятся в ожидании чего-то чрезвычайного. У главнокомандующего ежедневно большой приезд, и он принимает во всякое время. Всюду какая-то ажитация, а об английском клубе и толковать нечего: говорят, что это настоящий воскресный базар; все хотят непременно что-нибудь узнать, а за недостатком верных известий верят всяким небылицам. С одной стороны, смешно, а с другой - извинительно. Граф Иван Андреевич говорит, что это любопытство, в каком бы виде оно ни представлялось, доказывает искреннее участие в судьбах отечества и его славе и преследуемо быть не должно.

   Вот прекрасные стихи, которые ходят везде по рукам; иной и не знает по-немецки, а все-таки непременно хочет иметь их. Яков Иванович де Санглен сказывал, что будто бы они взяты из берлинских газет. В наших ведомостях таких не ожидай. Чудо, какая энергия!

  

   Die Ehre ruft! die Pflicht gebeut!

   Zum Schwerte zuckt die Hand -

   Und jedes Kriegers Herz erneut,

   Durchflammt von Gluth der Tapferkeit

   Den Schwur: "furs Vaterland!".

  

   {Честь зовет, долг велит! Рука хватается за меч, и сердце каждого воина, пылающее жаром отваги, заново повторяет клятву: "за родину!" (нем.).}

  

   Наконец нашли какой-то балаган в доме князя Волконского на Самотеке, который обращают в театр. Сказывают, что человек двести поместиться могут. Но покамест все это одни разговоры; а когда откроются спектакли - знают лишь про то першие.

  

   5 ноября, воскресенье.

   За обедом у Ростислава Евграфовича Татищева видел я Дмитрия Ардальоновича Лопухина, бывшего калужского губернатора, непремиримого врага Державину за то, что этот, в качестве ревизующего сенатора, сменил его за разные злоупотребления. Лопухин не может слышать о Державине равнодушно, а бывший секретарь его, великий говорун Николай Иванович Кондратьев, разделивший участь своего начальника и до сих пор верный его наперсник, приходит даже в бешенство, когда заговорят о Державине и особенно если его хвалят. Этот Кондратьев пописывает стишки, разумеется, для своего круга, и, по выходе Державина в отставку, с_п_у_с_т_и_л, по выражению, кажется, Сумарокова, с_в_о_ю_ с_в_о_е_в_о_л_ь_н_у_ю_ м_у_з_у, а_к_и _ц_е_п_н_у_ю_ с_о_б_а_к_у, на отставного министра и выразил удовольствие свое следующим стихотворным бредом:

  

   Ну-ка, брат, певец Фелицы,

   На свободе от трудов

   И в отставке от юстицы

   Наполняй бюро стихов.

   Для поэзьи ты свободен,

   Мастер в ней играть пером,

   Но за что стал неугоден

   Министерским ты умом?

   Иль в приказном деле хватки

   Стихотворцам есть урок?

   Чьи, скажи, были нападки?

   Или изгнан за порок?

   Не жена ль еще причиной,

   Что свободен стал от дел?... ⁹⁸

  

   Далее, слава богу, не припомню. Кроме неудовольствия слышать эти гадкие, кабачные стихи, грустно видеть в них усилие мелочной души уколоть гениального человека, который, вероятно, никогда и не узнает об этих виршах. Просто: кукиш из кармана.

   Тут же повстречал я симбирского помещика, старика Степана Степановича Кроткова с молодою женою. Он известный богач, владелец шести тысяч душ крестьян, и богатство его имело источником совершенно романическое приключение. Кротков был прежде очень бедный дворянин, обремененный семейством; Бунтовщик Пугачев, во время разгрома симбирской губернии проезжая мимо деревушки Кроткова, полюбил местоположение этой деревушки и обратил ее в главное свое становище, а из гумна, риги и овинов поделал магазины и кладовые для всего награбленного им в губернии имущества. Когда налетевшие отряды войск выгнали самозванца из его становища, Кротков, следовавший за отрядами, немедленно возвратился в свое именьице и нашел в риге, овинах и даже, говорят, в хлебных скирдах множество всякого добра и, между прочим, несколько баулов с деньгами, серебряной посудой и другими разными драгоценными вещами, всего тысяч на двести. Тут накупил он имений и, будучи хорошим хозяином, год от году приобретал более и более, зажил, что называется, паном и век свой изжил бы паном без горя, присовокупя еще столько же тысяч душ, сколько уже имел, если б не позамотались служившие в Петербурге сынки. Один из них, видно, понаходчивее и поудалее других, имея нужду в деньгах, вздумал продать отцовское имение и в числе крестьян, в главе подворной описи поместил в продажу и самого родителя своего, под скромным званием бурмистра Степана Степанова сына Кроткова. Разумеется, пошло дело, и купчая уничтожена; однако ж старик, для избавления сына от преследования уголовных законов, принужден был помириться с покупщиком, заплатив ему едва ли не двойную цену против той, какую получил за имение сын. Но в наказание мотоватых деток, он женился на бедной девушке и лучшее имение свое, подмосковное село Молоди, укрепил уже за молодою женою ⁹⁹.

   Это добрая заметка для тех, которые полагают, что человек может быть постоянно во всем счастлив.

  

   7 ноября, вторник.

   На ловца зверь бежит. Петр Иванович привез мне от Селивановского только что оттиснутый проект любопытного объявления об издании "Дамского журнала", которое будет напечатано и в газетах. Это просто объяденье, что твой князь Шаликов!

   "Из уважения к почтеннейшим российским дамам (!) в следующем - 1806 - году будет и_з_д_а_в_а_т_ь_с_я ежемесячное и_з_д_а_н_и_е под названием "Дамский журнал"¹⁰⁰. В нем помещаться будут пьесы разных родов в стихах и прозе. Главным предметом будет: н_е_ж_н_а_я_ _ч_у_в_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_с_т_ь, _с_о_п_р_я_ж_е_н_н_а_я__с_ _м_о_р_а_л_ь_ю. Иногда помещаемы будут статьи о модах, переводимые из иностранных журналов. Критика и политика исключаются. Издатель поставит себе за особливую честь, если удостоен будет от почтенных российских поэтов присылкою их произведений".

   Я непременно хочу попасть в число почтенных российских поэтов и пошлю издателю некоторые из моих произведений. Не поместит ли он моих куплетов из переводных пьес, например хоть из оперы "Братья-охотники", в которой меньшой брат поет:

  

   Заячьи ножки

   Больно востры,

   Все их дорожки

   Страх как пестры.

  

   Средний отвечает:

  

   Заяц больно чуток,

   Нам тут не клад;

   Станем лучше уток

   Становить мы в ряд.

  

   Старший замечает:

  

   Ваши зайцы, ваши утки -

   Всё одни пустые шутки.

   Вот как волка приберем -

   Не рублем тогда запахнет:

   Вся деревня наша ахнет,

   Как десятка два возьмем.

  

   А между тем хозяйка постоялого двора, за которою они приволакиваются, кокетничает перед ними и угощает их:

  

   Вот вам, милые дружочки,

   Очень вкусные кусочки,

   Вот тебе, Петруша, щи;

   Если дурны - не взыщи:

   Я варила как умела

   И капусты не жалела.

   Вот тебе, Иван, мясца,

   Кушай до поту лица;

   А тебе, Алеша, кашки;

   После всем налью и бражки.

  

   Уж если тут мало нежной чувствительности, с_о_п_р_я_ж_е_н_н_о_й_ _с_ _м_о_р_а_л_ь_ю, так где же искать ее более? Ссылаюсь на умного и милого Мерзлякова, которому показывал я свой перевод и который с тех пор, как узнал я о его переводах итальянских опер, удивительно как снисходителен стал к моему вдохновению и называет меня парнасским люстихом¹⁰¹.

  

   12 ноября, воскресенье.

   Нынешний день начались и русские спектакли на театре князя Волконского. Театрик хоть куда: помещается до 300 человек. Давали "Беглого солдата", и пьеса шла не очень удачно. Главный персонаж был в каком-то курчавом, рыжем парике, который безобразил его до такой степени, что сидевший со мною рядом в партере толстый купец, садовод Лебедев, не вытерпел, чтоб не вымолвить: "Ишь, батюшка, точно как у принца со сковороды ушел". Я в первый раз слышу эту поговорку и ума не приложу, откуда она проистечь могла.

   В среду, 15 числа, немцы дают в первый раз большую оперу "Der Spiegel von Arcadien", в которой мадам Hunnius играет роль Юноны. Вот уж настоящая Юнона, какую изобразили Гомер и Виргилий! Во-первых, глаза у ней как у быка и, во-вторых, одним ударом широкой длани своей может угомонить какого хочешь Юпитера и все другие олимпийские божества, которые с нею будут на сцене.

   Получено известие, что государь пробыл самое короткое время в Дрездене и уже выехал оттуда. Войска наши идут к месту назначения в порядке, и как генералы, так и офицеры горят нетерпением сразиться с французами. Граф Ростопчин говорит, что русская армия такова, что ее не понуждать, а скорее сдерживать надобно, и если что может заставить иногда страшиться за нее, так это одна излишняя ее храбрость и даже запальчивость. Он уверяет, что нашим солдатам стоит только сказать: "За бога, царя и святую Русь", чтоб они без памяти бросились в бой и ниспровергли все преграды, но что с французами и немцами говорить надобно умеючи. Так, Генрих IV говорил первым: "Господа! вы - французы и неприятель пред вами"; а с последними генерал Цитен логически рассуждал: "Государи мои! сегодня у нас сражение, следовательно, все должно итти как _п_о _м_а_с_л_у". Всякому свое. Suum cuique. Балагур!

  

   15 ноября, среда.

   Иван Владимирович Лопухин сказывал Невзорову, что в Германии встречают нашего государя как защитника и избавителя и что восторг всех классов народа при встрече с государем превосходит всякое описание. Он обворожил всех, от мала до велика, простым и милостивым своим обращением: мужчины бегают за ним толпами, а женщины придумывают разные способы для доказательства своего к нему уважения. Так, в память пребывания его в Берлине дамы ввели в моду носить букеты под названием а_л_е_к_с_а_н_д_р_о_в_с_к_и_х, которые собраны из цветов, составляющих по начальным буквам своих названий имя Alexander. Без этих букетов ни одна порядочная женщина не смеет показаться в общество, ни в театр, ни на гулянье. Вот из каких цветов составляются букеты, которые разнятся только величиною и ценностью; большие носят на груди, а маленькие в волосах: Anemone (анемон), Lilie (лилия), Eicheln (жолуди), Xeranthenum (амарант), Accazie (акация), Nelke (гвоздика), Dreifaltigkeitsblume (веселые глазки), Epheu (плющ) и Rose (роза).

   Мило и остроумно! Непременно закажу такой букет и поднесу его востроглазой Арине Петровне, на коленях a la Visapour и при мадригале a la Schalikoff. Кстати же, готовятся по воскресеньям и балы у графа Орлова. При первом хорошем известии из армии пойдет дым коромыслом; но покамест молятся богу о государе и толкуют о новостях.

   По милости Невзорова я не попал ни в один театр и не видал ни "Spiegel von Arcadien", ни "Catherine ou la belle Fermiere" и сердечно этому рад. Иногда таскаешься по театрам только от скуки, и я не ропщу, когда есть случай посидеть вечером дома, лишь бы не одному.

  

   17 ноября, пятница.

   Почтенный начальник Москвы, Александр Андреевич Беклешов, столь известный своим здравым русским умом, неколебимостью и праводушием своего характера, есть вместе человек самого доброго и нежного сердца. Кто бы мог это сказать, смотря на угрюмую его физиономию и некоторую жесткость в обхождении? П. И. Аверин, отлично умный человек, находящийся с Александром Андреевичем в самых близких отношениях по службе и пользующийся полною его доверенностью, рассказывал за обедом у Арсеньева такие черты его доброты, которые невольно извлекают слезы. Александр Андреевич очень-очень небогат, даже в сравнении с прочими вельможами может назваться вовсе бедным, а между тем так охотно и с таким радушием благодетельствует всем, кто ни прибегает к его помощи! Не говоря уже о брате его, Николае Андреевиче, которому как отцу многочисленного семейства предоставил он все доходы с небольшого родового своего имения, он все почти карманные деньги свои раздает неимущим. Как-то на днях опять явилась к нему с просьбою о детях вдова надворного советника Федорова, умершего под судом за растрату казенных денег. "Ну, ты опять пришла, - говорит ей Беклешов, - ведь я сказал уж тебе, что муж твой был плут и я за тебя, хоть ты расплачься, государя беспокоить не стану. А вот тебе на бедность от меня еще сто рублей; как проешь их, так добрые люди еще помогут. О старших же ребятишках попрошу губернского предводителя или кого-нибудь из ученых, чтоб поместили в какое-нибудь училище. Ну, теперь пошла!". Учеными называет Александр Андреевич университетское начальство.

   А вот и резолюция его на докладную записку Балашева о баталии на садке: "Лихарева с Похвисневым содержать как озорников, под арестом, покуда искренно не примирятся; а примирятся, так тотчас выпустить, сделав нотацию, что благородным людям, к соблазну публики, приходить в азарт и драться стыдно!".

   Витязи в тот же день разъехались от обер-полицеймейстера совершенными друзьями.

   Вот каков наш добрый начальник, которого наставление московским властям должно бы напечатать золотыми буквами: с_л_а_б_о_с_т_я_м _с_н_и_с_х_о_д_и, _п_р_о_с_т_у_п_к_и _и_с_п_р_а_в_л_я_й, з_л_о_н_а_м_е_р_е_н_и_е _п_р_е_с_л_е_д_у_й, _п_р_е_с_т_у_п_л_е_н_и_я _п_р_е_д_о_т_в_р_а_щ_а_й, а _р_а_с_к_а_я_н_ь_ю_ _п_р_о_щ_а_й. Где Беклешов ни служил, какие высокие должности ни занимал - генерала ли прокурора, генерала ли губернатора, - всюду снискивал он любовь и уважение и всюду был, по словам поэта Петрова,

  

   Защитник строгого зенонова закона

   И стоик посреди великолепий трона!¹⁰²

  

   20 ноября, понедельник.

   22 числа у французов бенефис Брюне: "Portrait de Michel Servantes" и "Heure du mariage" Етьенна¹⁰³, а у немцев бенефис Гунниуса: "Die Luft-Balle", опера Френцеля. Куда ехать? Я думаю - к немцам, потому что объявление о французском спектакле прекурьезное и не внушает доверия, точно паяцы вопят с балаганного балкона: "к нам, публика, к нам! уж мы для вас постараемся!", а на поверку вся штука в том, что вместо двух рублей медью они за кресла хотят брать по два рубля серебром, то есть по 2 р. 60 к. Вот их объявление: "Les deux pieces viennent d'obtenir le plus grand succes a Paris tant a cause de leur style agreable, que par la maniere ingenieuse dont elles sont traitees. Les acteurs redoubleront de zele pour que le spectacle soit favorablement accueilli!!!" {Две эти пьесы недавно шли в Париже с огромным успехом как по причине приятного слога, так и благодаря изобретательности в трактовке сюжета. Актеры удвоят старания, чтобы этот спектакль был принят благосклонно (франц.).}.

   От шарлатанства французов мочи нет, но что досаднее всего, что и русские актеры хотят подражать им. Отчего же не делают этого немцы? Оттого, что у Штейнсберга ума палата. Он говорит, что хвастовство завлекает постепенно: прихвастнув немного один раз, надобно - хочешь не хочешь - хвастать в другой и в третий побольше, а там хвастовству меры не будет и, наконец, - caput {Гибель (нем.).}.

   Червонцы в цене возвысились до 4 р. 60 к. Серебряный рубль ходит 1 р. 30 к. Говорят, что это плохой знак. Но мало ли что говорят!

  

   23 ноября, четверг.

   В немецком театре давали вчера оперу "Die Luft-Balle", которая шла отлично, и мы смеялись до истерики. Бенефициант пел мастерски, а Короп уморительно представлял воздухоплавателя, и если б говорил по-русски, то сказали бы, что на сцене не Короп, а наш премилый чудак Андрюша Чеботарев. Точь в точь та же история пускания бумажного шара на Девичьем поле, за которое едва всех нас не забрали в полицию, потому что чуть не сожгли грачевского дома, на который опустился горящий шар.

   Видно уж вышел день такой - une folle journee {Безумный день (франц.).}¹⁰⁴. Из театра Хомяков увез меня на танцовальный вечер к Веревкиным. Танцовальные вечера не по моей части, однако ж этот балик был превеселый и бесцеремонный. Столько было хорошеньких девушек, начиная с хозяйских дочерей до красавицы Алмазовой {Впоследствии - г-жи Шереметевой¹⁰⁵.}, что и я соблазнился попрыгать экосез и а ла грек, хотя немножко и медведем. Востроглазая Арина Петровна, qui me cherche noise {Которая хочет досадить мне (франц.).}, прислала Белавина спросить меня: у какого танцмейстера я учился, чтоб предостеречь своих знакомых от такого учителя: она забыла, что учился я вместе с ней у Иогеля. Насмешница! Ужин был не пышный, но вкусный. Шампанское не всем подавали, зато ратафий, наливок и шипучек было вволю; а все это, по примеру Петра Ивановича, я предпочитаю всякому вину. После ужина я вздумал было полюбезничать, но не нарочно так громко зевнул, что барышни расхохотались, и я со стыдом отправился восвояси. Вот оно что! Месяцев шесть назад, я бы не зевал и никак бы не прозевал, а теперь, bin ist bin und alles dahin! {Все пропало, все прошло (нем.).}¹⁰⁶ Таков человек! Заметка психологам.

  

   25 ноября, суббота.

   15 числа государь был в Лигнице. Ожидают жестокого боя, но верного никто ничего не знает. Много отцов и матерей находится в великой тревоге за детей своих, служащих в гвардии и армии. Конечно, не беспокоиться нельзя, но мне кажется, что не будь сплетень и пустых толков, поддерживающих это беспокойство, оно уменьшилось бы наполовину. Однако ж между малодушными есть и крепкодушные. Вот, например, Настасья Дмитриевна Офросимова, барыня в объяснениях своих, как известно, не очень нежная, но с толком. У ней в гвардии четыре сына, в которых она души не слышит, а между тем гоголь-гоголем, разъезжает себе по знакомым да уговаривает их не дурачиться. "Ну, что вы, плаксы, разрюмились? будто уж так Бунапарт и проглотит наших целиком! На все есть воля божия, и чему быть, тому не миновать. Убьют, так убьют, успеете и тогда наплакаться". Дама презамечательная своим здравомыслием, откровенностью и безусловною преданностью правительству¹⁰⁷.

  

   26 ноября, воскресенье.

   Рескрипт государя с.-петербургскому главнокомандующему генералу Вязмитинову читают во всех домах, восхищаются им и благословляют провидение, ниспославшее России такого царя-отца. Какие чувства, какая великость души и какая любовь к своему народу!

   "Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня известия о неоднократном изъявлении привязанности ко мне публики петербургской и вообще всех жителей сего любезного мне города. Не могу довольно изобразить, сколь лестно для меня сие чувство. Изъявите им от имени моего искренню