Жаколио Луи - Затерянные в океане

юда!

   - Послушай, Порник! - сказал очень серьезно Парижанин. - Я всего два раза видел банкира, но голову даю тебе на отсечение, что он не способен на такой низкий поступок, как предательство! Скорее, он способен принести большие жертвы, чтобы спасти вас от беды! Он знает, до какой степени вы преданы Бартесу, и, скорее всего, он для того пристроил вас сюда, на свою яхту, чтобы отдалить вас от "Бдительного", не упускающего вас из виду. Наконец, вот еще одно доказательство, что ты ошибаешься в твоих подозрениях: ведь Гроляр не знал, что вы здесь находитесь, и когда узнал о вашем присутствии на яхте, а особенно - о твоем, то впал в такой страх и ужас, что мне большого труда стоило ободрить беднягу! Я удивляюсь, что мне раньше не пришла в голову эта мысль, потому что она решительно опровергает все твои опасения и подозрения!

   - Хорошо! - заключил Порник, немного поколебленный в своей idee fixe. - Но при первом сомнительном флаге, который замечу на горизонте, я, несмотря на Сарангу, возьму судно в свои руки и начну охоту на зверя! Я уже настолько изучил достоинства этой чудной яхты, что считаю ее способной выдержать самую серьезную схватку с каким угодно опасным врагом.

  

   Частые разговоры с Порником о цели путешествия, которая не была известна ни ему, ни Ланжале, навели последнего на мысль - выведать эту загадочную цель у Гроляра. Он знал, какой политики держаться ему относительно полицейского сыщика, чтобы расположить его к откровенности.

   Он стал избегать разговоров с сыщиком, отвечая ему односложными "да" или "нет" и вообще выказывая ему неудовольствие чем-то, о чем не находил, по-видимому, нужным объясниться с ним. Так он вел себя весь вечер после беседы с Порником и все утро следующего дня до обеда включительно, а после обеда даже не простился со своим "патроном", уходя к себе в каюту.

   Для Гроляра это было уже слишком: он любил Ланжале, как любят вообще слабые натуры более сильных людей, на которых в случае опасности всегда могут рассчитывать, и потому непонятное поведение Парижанина обижало его, и он решил во что бы то ни стало объясниться с ним.

   Увидев дверь его каюты незапертой, он прямо вошел в нее и застал своего компаньона уже в постели.

   - Что это значит, почему ты избегаешь разговоров со мной? - спросил он Ланжале.

   - Я? Кто вам это сказал? - отвечал тот с изрядной дозой бесстыдства.

   - Да ты же сам, неблагодарный! Ведь ты едва раскрываешь рот, чтобы только поздороваться со мной утром и проститься вечером, не сказав более ни полслова за весь день, несмотря на все мое внимание к тебе.

   - Что мне в этом внимании, если нет доверия ко мне?

   - Как?! Я тебе не доверяю?! Я, который посвятил тебя во все секреты моей тайной миссии? Я, который смотрит на тебя, как на самого себя?

   - Да, хороши ваши секреты, которые всем известны! Последний из матросов на борте "Бдительного" знает то же, что и я. "Догадайся, если можешь" - вот откровенность и доверие маркиза де Сен-Фюрси! Очень просто - я солдат морской пехоты, бежавший к тому же из пенитенциарного заведения, так стоит ли дружить со мной, в особенности, когда нет больше нужды во мне?

   - Замолчи, несчастный, замолчи! Ты разрываешь мне сердце на части, говоря таким образом, - мне, который любит тебя, как сына, пойми ты это!

   - Оставьте вашу "любовь"! С сегодняшнего вечера вы можете поберечь ее для себя или поискать другого человека, более меня достойного...

   - Это удивительно! - воскликнул Гроляр, ничего не понимая. - Скажи мне, по крайней мере, в чем я провинился перед тобой, чтобы я мог исправить то зло, которое невольно причинил тебе?

   - Не стоит труда, - ответил Ланжале сухо.

   - Однако же?

   - Я слишком ничтожен для этого.

   - Опять ты за прежнее?

   - Может быть.

   - Да скажи толком! Не мучай меня!

   - Вы желаете знать что меня обижает? - спросил наконец Парижанин, как бы смягчившись.

   - Непременно!

   - Ну, так вот в чем дело: вчера утром мне сказал Порник..

   - Опять этот человек! Я думал, что дело обойдется без него.

   - Ну, если вы будете перебивать меня...

   - Ну, ну, говори! Я не скажу более ни слова, уверяю тебя, - поспешил поправиться сыщик, боясь, что компаньон его рассердится окончательно.

   - Так вчера утром Порник, между прочим, вдруг сказал мне: "Я препровождаю тайную миссию - везу посланников с секретными поручениями, о которых ты, в твоей теперешней роли, должен знать что-нибудь побольше меня!" Когда я с удивлением посмотрел на него, ровно ничего не понимая из его загадочных слов, он расхохотался, продолжая: "Ах, шут тебя возьми, право! Для чего же ты здесь, на этой яхте, если не знаешь ничего, если не имеешь никакого поручения? Простительно, если мы, составляющие экипаж судна, не знаем ничего о том, куда и зачем нас послали, так как сочтено излишним сообщать нам это; но чтобы ты ничего не знал, ты, который теперь в иной сфере, чем мы, грешные, я этого никак не могу допустить! Для чего же ты здесь, скажи на милость? Для компании или, может быть, для услуг маркиза де Сен-Фюрси?.."

   - Ах, подлец! - воскликнул совершенно искренне Гроляр.

   - Вовсе нет! - холодно возразил Ланжале. - То, что он сказал мне, была не подлость, а правда! На "Бдительном" я знал все ваши секретные дела и даже мог, при случае, помогать вам в них, а здесь, на этой яхте, я ничего не делаю, потому что ничего не знаю, и служу вам, действительно, чем-то вроде компаньона для более или менее приятного препровождения времени.

   - Итак, ты желаешь знать, куда, собственно, мы плывем.

   - Конечно, желал бы! Это меня подняло бы в моих собственных глазах!

   - Но пойми ты, что это не моя тайна, а чужая!

   - Но коль скоро она вам известна...

   - А если я дал честное слово никому другому не говорить о ней?

   - Я из числа других могу быть, кажется, исключением, так как вы сами много раз уверяли меня, что смотрите на меня, как на самого себя.

   - Гм! Оно, конечно, я говорил это... Ну, так поклянись мне, что будешь нем, как рыба, и никому и глазом не моргнешь о том, что узнаешь сейчас.

   - Клянусь и обещаю все, что хотите!

   - Хорошо! Так вот в чем дело, голубчик: этот Ли Ванг направляется туда, где находится дворец Квангов, чтобы найти там "кольцо власти"; найдя его, он намерен провозгласить себя Квангом, в чем, я полагаю, будет иметь успех, потому что тот, кого сделал своим наследником покойный Фо, не имеет, как европеец, никакого значения в глазах китайцев, смотрящих на всех иностранцев вообще как на варваров.

   - Значит, мы, в настоящем нашем положении, действуем во вред господину Бартесу?

   - Не мы, а Ли Ванг, хочешь ты сказать.

   - Не будем играть словами! Сознательно или бессознательно, но мы тут все, начиная с Ли Ванга и кончая последним матросом, действуем более или менее во вред Бартесу... Оставим, впрочем, в покое других, а обратимся исключительно к вам: не может быть, чтобы вы только из любви к приятным морским прогулкам решились пуститься в плавание на этой прекрасной яхте; нельзя также предположить, чтобы вы пожелали сопровождать Ли Ванга единственно для того, чтобы составить ему компанию в его путешествии к этому таинственному дворцу. Выходит, стало быть, что вы имеете свою цель в его предприятии, и вот эту-то цель и соблаговолите открыть мне, чем и докажете ваше ко мне доверие- Начинайте же, не тяните долго и не останавливайтесь на полпути!

   - Так что же, я и открою тебе ее, потому что ты не менее меня заинтересован в ней.

   - Это любопытно!

   - Скажи сначала, чего бы ты желал за свои услуги тем, кто послан нашим правительством по важному делу, очень важному... а именно по делу возвращения короне одной драгоценности, называемой "Регентом", о чем ты уже отчасти знаешь?

   - Я бы желал полного прощения и, по истечении двух лет службы в полку сенегальских стрелков, эполеты подпоручика, Так как моя вина, за которую я сослан, есть нарушение военной дисциплины, а не преступление, пятнающее честь.

   - Ну так вот, милейший мой, все это зависит от настоящего нашего путешествия...

   - Опять загадка!

   - Ты не даешь мне докончить! Сейчас я все объясню тебе подробно...

   - Извините, но вы говорите так длинно, как будто придумываете какую-нибудь вымышленную историю, чтобы угостить ею меня.

   - Нисколько! Я тебе открою сию минуту подлинную правду, потому что, повторяю, смотрю на тебя, как на сына. Итак, да будет тебе известно, что, лишь только Ли Ванг овладеет "кольцом власти", банкир Лао Тсин возвратит мне "Регент", который отдан ему китайцем на хранение до этого события, столь важного в китайском мире. А овладеть "кольцом власти" - это то же, что стать Квангом, пойми ты это! Тогда Бартес, как иностранец да еще как беглый преступник, будет устранен с этого слишком высокого для него поста, а мы с тобой возвратимся на родину, где и получим награду за наши услуги! Понял ты теперь, куда и зачем мы плывем и какое решающее значение имеет это, немного глупое, путешествие не только в нашем деле, но и в целой нашей жизни?

  

   Гроляр еще долго говорил о важности поручения, возложенного на него французским правительством, и о том, как ему, Ланжале, можно сделать блестящую карьеру, пристегнув себя к этому важному поручению, для чего он, Гроляр, дает ему полную возможность; но Парижанин уже не слушал своего патрона, выведав от него самое главное. Он теперь желал, чтобы Гроляр поскорее ушел от него - ему необходимо было остаться одному для зрелого обсуждения того, что он узнал от "маркиза"... Он прикинулся, что сон одолевает его, и даже сделал вид, что уснул. Тогда полицейский сыщик с добродушной улыбкой ушел наконец из его каюты, сказав себе вполголоса: "Этот бравый малый уже спит! Не будем ему мешать, а лучше завтра возобновим нашу беседу!"

   Как только он ушел, Ланжале вскочил с постели и, заперев дверь на задвижку, уселся на край кровати, погрузившись размышления. Он не мог ни на чем сосредоточиться в этом хаосе самых разнообразных мыслей, возбужденных открытием ему Гроляром тайны их путешествия... Итак, они не более как сопровождают Ли Ванга в его экскурсии за "кольцом власти"! Может ли это быть? И если это правда, в чем нельзя сомневаться, то как ему быть теперь, какого образа действий держаться? Необходимо посоветоваться с кем-нибудь, например с Порником, который не менее его будет поражен этим открытием... И Ланжале вышел из каюты на палубу, чтобы освежить кстати голову, горевшую от хаоса неожиданных для него мыслей.

   В особенное недоумение повергло его кажущееся противоречие между преданностью банкира Лао Тсина Бартесу и его намерением оказать в то же время услугу Ли Вангу, очевидному сопернику и врагу молодого Кванга. Как это согласуется? Он оберегает Бартеса от всяких опасных случайностей - и в то же время не прочь содействовать претенденту на место главы Общества Джонок добыть "кольцо власти", которое и даст ему возможность занять это место. Как это понять, что это значит?. Неужели Лао Тсин не таков на деле, каким кажется на словах, и ведет какую-то непонятную двойную игру?.

   На палубе благодаря свежему ночному ветру мысли Парижанина прояснились. Он припомнил слова Лао Тсина, сказанные ему во время их беседы в павильоне: "Придет время - и изменники будут наказаны, заботу о чем я беру на себя!"

   Значит, если яхта, по приказанию Лао Тсина, как бы содействует планам Ли Ванга, везя его на поиски "кольца власти", то здесь надо понимать нечто иное, противоположное, может быть, планам этого честолюбца и изменника... Еще лучше - не трудиться более над разрешением этой загадки, а верить в добро и ждать, потому что Лао Тсин благороден, честен и постоянен в своих словах и симпатиях, раз выказанных им.

   Рассудив таким образом, Ланжале поднялся на мостик, где было еще свежее, чем на палубе. Было около часу ночи, и погода стояла прекрасная. Яхта легко скользила по совершенно спокойному морю, оставляя за собой светлый след...

   На мостике Ланжале увидел Порника, занятого своей службой, потому не решился заговорить с ним, зная, что друг его не любит этого. Порник давно уже перестал "забавляться вином" - под влиянием тех же серьезных и неотвязных мыслей, которые изведал и Ланжале.

   Парижанин опять сошел на палубу и увидел Сарангу. Малаец относился к нему с полным вниманием, помня приказание Лао Тсина спасти его во что бы то ни стало. Заметив подходящего к нему Ланжале, он приветствовал его своим "саламом", на что Парижанин ответил тем же.

   - Отличная погода! - сказал Ланжале. - Как нельзя более удобная для плавания.

   - Да, и наша яхта отличное судно, капитан! - отвечал Саранга.

   Для малайца все белые были капитанами.

   - Да, это правда! Я никогда не видел ничего подобного ей!

   - Ни в Батавии, ни в каком другом месте нет ни одного судна, которое могло бы ходить быстрее нашей яхты! - с гордостью заметил малаец.

   - Кстати, - спросил как бы ненароком Ланжале, - не знаешь ли ты, когда мы придем?

   Саранга пытливо посмотрел на Парижанина, готовясь и ему сказать то же, что и другим, то есть отделаться уклончивым ответом, но вдруг Ланжале осенила неожиданная мысль, и, наклонясь к малайцу, он таинственно шепнул ему:

   - Я знаю все! Малаец вздрогнул.

   - Господин мне все открыл! - продолжал Ланжале. Тогда малаец встал и, коротко бросив: "Пойдем ко мне!", - повел его в свою каюту.

   Когда они очутились с глазу на глаз в уединенной каюте малайца, последний, посмотрев на своего гостя так же внимательно, спросил его резким голосом:

   - Что ты знаешь?

   Сообразив, как надо держать себя с этим человеком, что сказать и о чем умолчать, Парижанин начал:

   - Я знаю, что час правосудия пробил для изменников... Я знаю, что честолюбец, который продал своих братьев, увидит скоро свои дерзкие планы разрушенными: он никогда не овладеет "кольцом власти", и его судьба решится завтра, когда луна исчезнет в волнах океана.

   Малаец слушал его с возраставшим волнением. Ланжале как раз попал на дорогу успеха, переводя на язык вдохновенного ясновидящего простые, но полные правды слова, услышанные им от Лао Тсина.

   И Саранга не стал более сомневаться, что банкир сказал Ланжале все, и ощутил полное доверие к нему. Парижанин поспешил вызвать малайца на откровенность, и хотя последний не переступал видимых пределов благоразумия, рекомендованного ему, но и то немногое, что он сказал Ланжале, повергло спутника Гроляра почти в ужас.

   - Да, - задумчиво произнес Саранга, употребляя тот же язык ясновидящего, - час правосудия пробил! Но ты, зачем ты сел на это судно с твоим другом? Господин ведь не хотел этого! Не для того ли, чтобы исполнить последние обязанности по отношению к нему, к твоему другу?

   И он добавил, понизив голос и так невнятно, как если бы говорил сам с собой:

   - Гроты Мары не щадят тех, кто отважится пренебречь их гневом!

   Дрожь пробежала по телу Парижанина. О каком "друге" говорит малаец? Не разумеет ли он под этим именем бедного Гроляра? В таком случае он все сделает, чтобы спасти своего спутника от грозящей ему какой-то страшной опасности, которая неведома ему. Он не будет входить в подробности этой роковой истории, имеющей отношение к Обществу Джонок, но должен непременно уберечь от участия в ней Гроляра, миссия которого не имеет ничего общего ни с планами, ни с намерениями этого честолюбца Ли Ванга... Приняв такое решение, Ланжале прямо приступил к делу.

   - Я здесь для того, - сказал он малайцу, - чтобы сопровождать своего друга повсюду, куда бы он ни отправился.

   - Скоро ты не будешь в состоянии делать этого, - мрачно возразил малаец.

   - Почему?

   - Господин не желает этого, а воля господина должна быть исполнена.

   - Есть нечто более могущественное, чем воля господина: это клятвы, данные во имя Божества. И я поклялся Божеством моей родины - никогда не покидать своего друга и привезти его во Францию целым и невредимым.

   - Так! - согласился малаец, на которого религиозные обеты имели сильное влияние, что еще раньше заметил Ланжале. - Обещания, данные богам, должны быть священны и ненарушимы; но Саранга, которого ты видишь перед собой, знает свою обязанность и предоставит собственной участи тех, кто осужден безвозвратно.

   Итак, стало быть, Гроляр шел на смерть вместе с Ли Вангом, - в этом нельзя было более сомневаться; но как совершится эта катастрофа, которая должна погубить их?.. Ланжале попытался выведать об этом у малайца, но тот ничего уже более не сказал ему, замкнувшись в безмолвии.

   Ланжале ушел от него, дав себе слово всеми зависящими от него средствами спасти Гроляра, хотя бы для этого ему пришлось подставить собственное тело под неведомые смертельные удары: добрый малый питал некоторое расположение к полицейскому сыщику, существу мягкому и безобидному в тех случаях, когда дело не касалось его профессии. Должен ли и этот человек пасть жертвой мщения Лао Тсина? Но за что же, если дело Бартеса имевшего в руках тысячи средств мирным образом устранить со своей дороги Гроляра, вовсе не требовало такой жертвы? Ведь если Бартес и подвергся неприятности быть арестованным, то это случилось из-за его собственной оплошности и неосторожности...

   Выйдя от малайца, Ланжале хотел немедленно идти к Порнику, но рассудил, что его совещание с последним тотчас же после разговора с Сарангой может показаться подозрительным малайцу, и отложил свое намерение до следующего дня. На следующий день после завтрака, оставшись вдвоем с Порником, он сказал ему:

   - У меня есть новость, которую я хочу сообщить тебе. Дело касается этого бедного Гроляра, которому грозит серьезная опасность, и потому мы должны спасти его.

   - Как? - вскричал изумленный бретонец. - Ты допускаешь возможность гибели людей на борту судна, которым я командую?!

   - Я этого не допускаю, но убедился, что наша яхта ведет к какой-то неизвестной, но неизбежной гибели китайца Ли Ванга и нашего "маркиза де Сен-Фюрси". Везет по чьей-то непреклонной воле, которой невозможно противоречить!

   - Увидим это потом! Здесь нет иной воли, кроме моей, и тот; кто заставит меня напомнить ему это, узнает, чего это будет стоить ему! - с угрозой в голосе ответил Порник.

   - Я на тебя надеюсь, я знаю твою энергию, хладнокровие и решимость и знаю также, что никто безнаказанно не может противиться твоим распоряжениям.

   Ланжале намеренно принялся возносить достоинства своего друга, который не шутя считал себя очень важным лицом на маленькой яхте - вроде командира броненосца первого ранга.

   - Посмотрим! - продолжал Порник, принимаясь за раскуривание огромной трубки - наргиле. - Посмотрим, что за вещи такие, которые должны случиться в скором времени!

   - Что за вещи? Я могу сказать тебе о них в двух словах, но сперва нужно быть готовым к тому, что случится в наступающий вечер.

   - Что же такое случится? Признаюсь, я ничего пока не понимаю из твоих слов! Гроляру, ты говоришь, грозит опасность смерти? Но каким образом? И кто может готовить здесь покушение на его жизнь, зная, что будет немедленно наказан за свое преступное намерение? Я подозреваю, нет ли у него какого-нибудь столкновения с Сарангой?.

  

   Порнику не нравился малаец, принимавший, как мы знаем, большое участие в командовании судном; ему даже казалось, что этот малаец приставлен втайне наблюдать за ним и что значение Саранги на борту яхты более важно, чем его, номинального ее командира.

   Впрочем, мы должны оговориться, что Саранга вел себя очень скромно, не выдавая ничем роли, которая приписывалась ему Порником: никто, кроме китайцев-матросов, не знал о той неутомимой бдительности по ночам, которую проявлял Саранга, ведя судно по назначенному ему маршруту. К Порнику же он всегда выказывал большое уважение, которое тот вполне заслуживал как опытный и знающий свое дело моряк.

   Ланжале, отвечая на вопросы своего друга, должен был поневоле нарушить обещание, данное Гроляру, - никому не передавать того, что тот ему открыл. Но так как сообщение Порнику тайны сыщика было сделано в его же, Гроляра, интересах, то Парижанин не чувствовал упреков совести, а чтобы еще более успокоить последнюю, он, со своей стороны, взял с бретонца обещание - хранить про себя секрет полицейского. Порник, конечно, дал это слово. Тогда Ланжале сообщил ему все, что сам знал об этом важном деле из своей беседы с банкиром Лао Тсином и из признаний, сделанных Гроляром.

   Бретонец слушал его с большим интересом, потому что все, что сообщал ему друг, было для него ново и неожиданно. До сих пор он был убежден, что дело заключалось лишь в борьбе между бежавшими из Нумеа и полицейским сыщиком, который никак не мог предать их в руки французских властей, и что Гроляр наконец достиг того, что бежавшие, хитростью банкира Лао Тсина, были посажены на яхту и направлялись теперь прямехонько в западню, где ожидал их французский броненосец "Бдительный". К такому убеждению пришел бретонец в последнее время путем постоянных размышлений, но вдруг, к его удивлению, оказалось, что дело заключается не в преследовании их, а совершенно в другом, не имеющем ничего общего с бегством из Нумеа! Оказывается, что все они: Данео, Пюжоль и он - играют последнюю роль в этом таинственном путешествии, что их потому-то именно и пригласили сюда, на эту яхту, что их личности очень мало значат, и что им отведены пассивные роли людей, служащих только орудием в руках других! Поняв свое настоящее положение на яхте и увидев, что он тут не цель, а лишь средство к достижению цели, Порник сказал Ланжале:

   - Ну, друг, теперь мне все ясно: этот богатый банкир избрал меня не более как орудием для своих ловких ударов! Ему мешал Ли Ванг, соперник господина Бартеса, и вот - раз! - он приготовил ему какую-то западню, в которую и послал его под благовидным предлогом. Затем его стеснял Гроляр, охотившийся за тем же господином Бартесом, не дававший ему своими преследованиями возможности действовать открыто, и вот - два! - полицейский сыщик упрятывается им в тот же мешок. И что всего забавнее, эти два субъекта стремятся туда, куда их посылает ловкий человек, с отменным удовольствием, один - думая, что он достанет свое кольцо, которого не видать ему как своих ушей, а другой - надеясь получить коронную драгоценность, которой также не бывать никогда в его руках! Потому что, поверь моему опыту, что раз попало к китайцу, то и останется у него навсегда!

   - Ты ошибаешься насчет Лао Тсина, - возразил Парижанин. - Этот человек не похож на других китайцев; он - исключение из общего правила.

   - Может быть, не буду утверждать противного. Но скажи ты мне, пожалуйста, зачем Ли Ванг и Гроляр оказались в одном мешке, если не затем именно, что банкир намерен пожертвовать ими обоими для безопасности господина Бартеса?

   - Это правда, в этом я согласен с тобой. Но мне кажется, что есть средство уладить это дело, то есть спасти Гроляра, не вредя этим господину Бартесу, да отчасти улучшить и наше собственное положение.

   - Каким образом?

   - Обязать его, Гроляра, чтобы он письменно, за собственноручной своей подписью, дал обещание навсегда оставить в покое всех бежавших из Нумеа"

   Ланжале думал, что этого обещания требовал от полицейского сыщика и сам Лао Тсин, но, получив отказ, дал тайное приказание Саранге отправить на тот свет вместе с Ли Вангом и Гроляра. И Ланжале, как нам уже известно, был прав в своем предположении...

   - Идея недурна, - сказал Порник, выслушав предложение Ланжале и помолчав минуты две, раздумывая. - Но мы лучше погодим с нашим ультиматумом до самого конца, то есть до того момента, когда опасность, грозная и неизбежная, предстанет пред глазами Гроляра. Мы ничем тут не рискуем, потому что во всяком случае окажем помощь нашему любезному соотечественнику, виновному только в том, что он исполнял свою обязанность

   Последние слова Порник сказал очень просто, без малейшей аффектации, чем отчасти удивил Ланжале, никогда не думавшего о том, что можно быть беспристрастным к своему врагу и даже помочь, если ему грозит какая-нибудь опасность. На этом друзья расстались, условившись действовать сообща и решительно, когда это окажется необходимым.

   Между тем судно целый день пробиралось между рифами и мелкими островками, лавируя между ними с большой осторожностью. Саранга не покидал носа яхты, пытливым взглядом осматривая водную даль, расстилавшуюся перед ним, и поминутно решая, какое дать направление судну, по какому проливу идти, чтобы не попасть в беду, так как море в этих местах - не что иное, как громадная сеть проливов между бесчисленными островами и рифами, созданными мадрепорами, и ничего не могло быть легче, как сесть на мель или разбиться вдребезги о подводную скалу.

   Незадолго до заката солнца вид океана совершенно изменился, потому что яхта вошла в какое-то ущелье между отвесными берегами двух островов, поднимавшихся на высоту в четыреста футов. Течение здесь было очень быстрое, доходившее до восьми, а то и десяти миль в час.

   - Черт меня возьми, если мы не вступили в царство сатаны в этот момент! - воскликнул Порник, наблюдавший ход яхты из окна своей каюты.

   - Я согласен с тобой! - сказал Ланжале, бывший тут же. - Те, кто вздумал основать свою резиденцию в этих местах, могут быть спокойны насчет неожиданных визитов: сам сатана не сможет пробраться к ним!

  

   Ветер стремительно проносился между двумя отвесными скалами, издавая какие-то страшные звуки, в которых не было ничего веселого и к которым моряки яхты прислушивались с изумлением, бросив свои обычные песни. Самая погода незаметно изменилась, и ясный вечер превратился в совершенно темный, не располагающий ни к песням, ни даже к разговорам. С этим вечерним мраком, окутавшим вдруг все окружающее Непроницаемой пеленой, угрюмые скалы, замыкавшие проход, сделались как будто еще выше и угрюмее.

   Судно уже более часа шло тихим ходом - по требованию лоцмана Саранги, подвигаясь вперед среди мрака, освещаемого лишь собственными его огнями.

   Между тем Ли Ванг и "маркиз де Сен-Фюрси" собирали багаж в своих каютах, словно готовясь сойти на берег.

   Чувство удовлетворенного честолюбия сквозило в чертах китайца, и глаза его блестели энергией и решимостью. Наконец-то наступает час, когда он возьмет в свои руки власть повелителя, могущественнее самого Сына Неба. Дворец на острове Иене, со стражей из "тигров Зондского пролива"" Дворец в Батавии, то есть Уютный Уголок, который служит резиденцией Квангам, когда они посещают остров Яву" Дворец в Пекине, недалеко от "третьего круга" императорского дворца, с которым устроено тайное сообщение... Все это будет принадлежать ему, не считая миллионов людей, готовых слепо повиноваться своему владыке, исполнять все малейшие его капризы. Наконец, в его распоряжении будет неистощимая казна Квангов, которой заведует Лао Тсин... Остается лишь потерпеть еще несколько часов - и вот раздадутся вокруг него приветственные крики, и тысячи иллюминированных джонок выйдут навстречу к нему, так как банкир Лао Тсин обещал заблаговременно послать на остров Иен весть о предстоящем прибытии туда нового Кванга!.. Вперед же, вперед!

   - Ну, господин маркиз, - не вытерпел Ли Ванг, - готовы ли вы? Поторопитесь! Едем сейчас же, и вы увидите, что будет, какой праздник ожидает нас с вами, как китайцы привыкли встречать и принимать своих владык!

   "Господин маркиз" был готов, но настроение его далеко не соответствовало величию ожидаемого торжества: какое-то уныние овладело им, и он безуспешно старался скрыть его, силясь придать довольное выражение своему лицу. А если бы бедняга еще знал, куда они на самом деле спешат?!

   Вдруг на палубе раздался резкий, отчетливый голос Саранги, нарушивший всеобщее безмолвие:

   - Господин командир, прикажите остановиться: судно прибыло на место!

   - Стоп! - скомандовал Порник.

   Вслед за тем Саранга заявил, что ему нужны две лодки для дальнейшего следования пассажиров на остров, - и две лодки были также немедленно спущены на воду... Но вместе с ними была спущена, по негласному приказанию Порника, еще третья, притом так, что малаец не мог видеть ее за корпусом яхты"

   Ли Ванг в сопровождении Гроляра сел в одну лодку, тогда как в другую, стоявшую впереди, сел один Саранга. Гроляр, спускаясь, искал глазами своего неизменного спутника, Ланжале, но Ли Ванг и Саранга сказали ему, что никто, кроме их троих, не может ехать на таинственный остров, оберегаемый "тиграми Зондского пролива", - и бедный "маркиз" должен был скрепя сердце подчиниться этому требованию.

   Впрочем, он немного ободрился, когда Ланжале, наклонясь с борта яхты, шепнул, следя за его спуском по трапу:

   - Не бойтесь ничего: мы будем следовать за вами в китоловке и при малейшей опасности поспешим к вам на помощь...

   Саранга взял в руки весла и, сказав своим пассажирам "следуйте за мной", двинулся в таинственный путь.

   Ли Ванг и Гроляр принялись также работать веслами на своей лодке, что для них не составляло особенного труда, так как они были достаточно опытны в этом деле.

   За ними, незаметно для Саранги, отчалила от яхты китоловка.

   - Ну-с! - весело воскликнул китаец. - Вот мы и у последней станции к нашей цели!

   - Да поможет вам Небо! - ответил полицейский. - Но, не знаю почему, меня тревожат какие-то предчувствия.

   - Что вы! На пороге к цели, к полному успеху?

   - Что же делать? Вы знаете, бывают такие минуты, когда на самом исходе какого-нибудь дела вдруг словно что-нибудь ударит тебя в голову и заставит предвидеть истину - все равно как молния, которая вдруг сверкнет и осветит на мгновение скрытые в темноте предметы, грозящие опасностью бредущему впотьмах спутнику.

   Как все восточные люди, Ли Ванг был суеверен и потому отчасти поддался мрачному настроению Гроляра; но полицейский добавил вслед за тем более спокойным тоном:

   - Я плохо спал в прошлую ночь, и потому мысли мои не в должном порядке" Ночью, например, мне казалось, будто Лао Тсин намерен проделать с нами плохую шутку и что я напрасно последовал за вами в это путешествие, а теперь на меня неприятно подействовал отказ Саранги взять с собой Ланжале, моего помощника и преданного друга, на которого я привык полагаться во всех сомнительных случаях в моих путешествиях по Востоку.

   - В этом отказе Саранги нет ничего странного, - возразил Ли Ванг, - он сделал только то, что предписывается правилами Общества Джонок, воспрещающими иностранцам проникать на остров Иен.

   - Но я ведь тоже иностранец, и однако же для меня оказалось возможным отправиться на остров!

   - Вы другое дело, господин маркиз! Вы очевидец кончины старого Кванга, везущий туда известие об этом важном событии и доказывающий таким образом справедливость моих притязаний на этот высокий пост. Без этого разве я согласился бы взять вас с собой? У каждого из нас своя целы у меня - сделаться главой Общества Джонок, на что я имею неоспоримое право, а у вас - получить в свои руки драгоценный "Регент", оставленный мной у Лао Тсина. Таким образом, мы опираемся друг на друга в достижении наших целей. Итак, следуйте за мной не колеблясь, потому что, в сущности, вам иначе ведь нельзя действовать... Но что там такое с Сарангой? Он остановился и делает нам знаки тоже остановиться. Посмотрим, в чем дело!

   Ли Ванг умерил ход своей лодки и поравнялся со своим проводником.

   - Что случилось? - спросил он Сарангу.

   - Мы прибыли немного раньше, чем следовало, и нам придется подождать до того времени, когда вода пойдет на отлив от гротов Мары, - иначе нам не попасть в них, так как они совершенно затоплены приливом.

   - Это правда?.. А не сбился ты с дороги?..

   - Я, господин, мог бы найти дорогу к гротам Мары и с закрытыми глазами, - сказал малаец, мрачно улыбаясь. - Повторяю вам, нам нужно подождать, пока спадет лишняя вода.

   - Сколько времени?

   - Час может быть, и больше часу...

   - Мы могли бы это время с большей приятностью провести на яхте, - заметил недовольным тоном китаец.

   - Тогда мы могли бы опоздать, господин, потому что необходимо попасть в гроты по первой отливающей воде. Затем она устремляется с такой силой, что вы рисковали бы разбиться вдребезги у этих скал.

   - "Вы рисковали бы"! А разве ты не поедешь с нами?

   - Я могу ехать только до первого ряда скал.

   - Почему это?

   - Потому что господин Лао Тсин велел так мне.

   - Как же мы без проводника будем продолжать наш путь?

   - Саранга вам объяснит это теперь на досуге, господин.

   - Это будет не слишком трудно?

   - Ничего нет легче, господин, как пройти теперь на остров Иен, стоит только страже у входов в гроты пропустить вас туда.

   - А что это за стража?

   - Вы ее увидите, господин! - отвечал уклончиво малаец, и невольная дрожь пробежала по его телу - при воспоминании, вероятно, о каком-нибудь ужасном случае.

  

   Если бы Ли Ванг и Гроляр могли видеть в эти минуты лицо малайца, искаженное ненавистью и мщением, едва ли они бы не предпочли лучше вернуться на яхту, чем продолжать с таким проводником дальнейшее путешествие. Что же заставляло Сарангу всякий раз проявлять свирепое злорадство по отношению к китайцу, вместо того чтобы просто исполнять приказания, полученные от банкира Лао Тсина? Ему, малайцу, не принадлежащему к Обществу Джонок, не все ли равно, кто одержит верх в этой борьбе, француз ли Бартес или китаец Ли Ванг, интересы которых одинаково были чужды ему?

   Старый Фо выкупил его когда-то из неволи у тиморского султана и определил в услужение к Лао Тсину, который всегда обращался с ним гуманно. За это Саранга относился к нему с преданностью верной собаки и всегда готов был пожертвовать жизнью ради своего господина. Но тут еще не заключалось никакого разъяснения причины, по которой Саранга ненавидел знатного китайца, явившегося оспаривать власть повелителя пиратов у француза Бартеса.

   Конечно, между знатным китайцем и малайцем должна была существовать какая-то кровная вражда. Малайцу, должно быть, нанесли когда-то одну из тех обид, которые никогда не забываются. Но в чем состояла эта обида - никто этого не знал между слугами банкира, среди которых Саранга жил одиноко, без семьи и без друзей, жуя бетель, куря и попивая иногда арак - для развлечения, а может быть, и с целью забыться.

   При первом появлении Ли Ванга у его господина лицо малайца, обыкновенно бронзового цвета, вдруг позеленело, и руки схватились за пояс, ища, разумеется, кинжал, которого там не было. Но это волнение Саранги никем не было замечено, и в течение двух дней, предшествующих отплытию яхты, он вел себя спокойно и равнодушно, рассудив, без сомнения, что продолжать волноваться нечего, так как он скоро повезет своего врага на верную и неизбежную смерть, одно представление о которой повергало его в трепет и ужас...

   Потом, на яхте, в одну из тихих ночей, стоя на носу судна, он Долго напевал себе под нос какую-то песню на своем родном языке - и в глазах его светилось нечто радостное. Может быть, это была злая радость, предчувствие удовлетворенной мести, по случаю ожидания скорой и страшной гибели врага?

   Что касается Ли Ванга, то он, очевидно, ничего не ощущал по отношению к малайцу, видя его, по всей вероятности, в первый раз в жизни: он равнодушно смотрел на малайца как на человека, совершенно ему незнакомого, и так держал себя с ним и в доме банкира, и на борту яхты.

   Только в разговоре о дальнейшей дороге об обратил некоторое внимание на тон, которым сказаны были малайцем последние слова, вследствие чего повторил свой вопрос с оттенком нетерпения и приказания:

   - Я тебя спрашиваю, что это за стража, которая имеет право пропускать или останавливать направляющихся на остров Иен?

   - Я ничего больше не могу прибавить.

   - Сказать правду, ты не похож на проводника, - заметил Ли Ванг.

   - Мой господин приказал мне проводить вас до гротов Мары, и это все, что я обязан исполнить.

   - Можно было бы подумать, - продолжал Ли Ванг, - что ты получил иное приказание - сбить нас с дороги. Я сообщу твоему господину о твоем странном поведении.

   - Вы можете думать обо мне все, что угодно, и сообщать господину все, что считаете нужным.

   - Это, наконец, уж чересчур, и если бы мы были на яхте...

   - Яхта состоит под командой господина Порника, а также отчасти и под моей, а потому вы не можете делать там никаких распоряжений.

   - Ну хорошо! - вскричал Ли Ванг. - По возвращении в Батавию ты будешь достойным образом наказан моим другом Лао Тсином, даю тебе слово.

   - Лао Тсин вам не друг...

   - Молчать, презренный раб! Что-то сдается мне, что ты не проводник, а предатель! Право, не вернуться ли мне назад?..

   Услышав такие слова, Саранга сразу переменил тон и смиренно сказал:

   - Зачем господин разгневался на бедного Сарангу за то, что он не знает того, о чем его спрашивают? Не думает ли господин, что Саранга посвящен в тайны острова Квангов?

   - Это правда! - согласился китаец, который тоже одумался в своем гневном раздражении и вернулся снова к своей заветной мечте - проникнуть на таинственный остров.

   "В самом деле, - сказал он про себя, - я напрасно рассердился на этого беднягу-дикаря. Что он может знать, кроме дороги, которой ведет нас? Я погорячился!"

   - Да, правда! - заключил он вслух свои размышления. - И притом ведь стража часто меняется, и ты, понятно, в настоящую минуту не можешь знать, кому поручен надзор за проходом в гроты. Надеюсь, ты не обманешь моего доверия?

   - В чем дело? - спросил Гроляр, ничего не понявший из этого разговора, происходившего на малайском языке, которого он совсем не знал.

   - Пустяки! - ответил Ли Ванг. - Кое-какие подробности касательно дороги, которые сообщил мне наш проводник.

   - Видите ли, - беспокойно продолжал полицейский, - я думаю, что теперь еще есть время вам отказаться от вашего предприятия... Даю вам честное слово, если бы я знал, что нам нужно будет темной ночью пробираться через морские трущобы к этому знаменитому дворцу, я бы ни за что на свете не согласился сопутствовать вам!

   - Да, вам бы нужен был порт, совершенно открытый для входа и выхода, вроде батавского, и чтобы на этих вот скалах было написано огромными буквами: "Здесь секретное пристанище Общества Джонок". Обуздайте хоть немного ваше боязливое воображение, господин маркиз де Сен-Фюрси!

   - Чем ближе мы к цели нашего путешествия, тем более тревожат меня мои предчувствия, - заметил плачущим тоном Гроляр.

   - Господин! - возвестил в эту минуту Саранга. - Поднимается ветер, с которым наступит отлив. Возьмите вот эту веревку, привяжите ею вашу лодку к моей, чтобы вы ни на шаг не отставали от меня.

   - Хорошо! - ответил Ли Ванг.

   - Теперь соблаговолите выслушать мои последние советы, как вам приплыть к гротам Мары.

   - Ладно! Этого-то я и ожидаю от тебя!

   - Когда отлив начнется, я вас провожу прямо к месту, где Должен буду остаться, вы же направитесь дальше уже одни, Держа руль вашей лодки прямо вперед и никуда не сворачивая. Таким путем вы как раз подъедете к гротам, о чем даст вам знать шум волн под их сводами. Тогда вы зажжете фонари на носу и на корме, чтобы осмотреться кругом. Под сводами гротов вы войдете в канал, ведущий к довольно широкому подземному озеру, имеющему в длину около трех морских миль. Это озеро прямо и приведет вас на остров Иен