омъ-то внезапномъ порывѣ всего его охватившей нѣжности.
- Такъ вы полагали что безъ этого мнѣ и жить нельзя будетъ? сказалъ онъ громко, стараясь придать голосу своему насмѣшливый оттѣнокъ;- въ мои годы есть въ жизни друг³е задачи и идеалы.
- Ну да, "въ ваши годы", это у васъ старая привычка говорить о вашихъ годахъ; только годы ничего не значатъ... Вы знаете пословицу: каковъ въ колыбелькѣ, таковъ и въ могилкѣ...
Она вдругъ вздохнула:
- У васъ характера нѣтъ, Гриша, вотъ бѣда!
Гришу Юшкова всего передернуло. Ничто такъ обидно и болѣзненно не могло задѣть его какъ подобный упрекъ, и потому именно болѣзненно и обидно что самъ онъ въ глубинѣ сознан³я не могъ не призвать всей основательности этого упрека. Но все же не хотѣлось ему склонить безотвѣтно голову подъ этимъ ударомъ:
- Съ вашей стороны не великодушно, во-первыхъ, злоупотреблять превосходствомъ характера вашего надъ моимъ, подчеркнулъ онъ, стараясь принять шутливый тонъ;- а, во-вторыхъ, если это и дѣйствительно такъ, такъ вѣдь это относится не къ одному мнѣ, Мар³я Борисовна. Я сынъ своего вѣка, а люди этого вѣка всѣ, какъ извѣстно, безхарактерны... Возьмите хоть всѣ мужск³е типы у Тургенева; развѣ въ нихъ вы найдете хоть одного героя похожаго на тѣхъ которыми восхищаетесь вы въ Валтеръ-Скоттѣ или даже въ вашихъ нынѣшнихъ англ³йскихъ романахъ? Всѣ они въ своемъ родѣ Гамлеты... или вѣрнѣе даже Гамлетики, маленьк³е, узеньк³е Гамлетики, прибавилъ онъ съ невеселою ирон³ей,- но во всѣхъ ихъ одна общая имъ черта: преобладан³е разсудка, фантаз³и, "рефлективности", какъ говорится, надъ волей, надъ дѣйств³емъ. Положимъ, самъ Тургеневъ принадлежалъ къ типамъ этого сорта, но всѣ мы воспитались на нихъ и на немъ; всѣ мы взросли подъ услов³ями при которыхъ не на чемъ было развиваться въ насъ элементу воли, некуда было употребить ее...
- А отецъ мой? а вашъ отецъ? пылко перебила его Маша,- вы ими были воспитаны, а никѣмъ другимъ; развѣ есть въ нихъ хоть тѣнь чего-нибудь похожаго на наши жалк³е "Тургеневск³е типы"?.. Я ихъ отъ этого и терпѣть не могу всѣхъ что они такъ жалки, такъ постыдны для васъ, Русскихъ!..
Горяч³я слова эти отозвались новымъ щемящимъ чувствомъ въ душѣ молодаго человѣка.
- Да, пробормоталъ онъ,- отецъ вашъ, мой отецъ - это друг³е люди, но вы забыли о той прежней школѣ чрезъ которую прошли они, о тѣхъ устояхъ на которыхъ держалось все то чему служили они. А вѣдь мы, мое поколѣн³е, мы взросли на свѣжихъ обломкахъ стараго и въ хаосѣ постройки новаго, недодуманнаго, недодѣланнаго, недосказаннаго. У насъ изъ рукъ вырвали нити. связывавш³я насъ съ прошлымъ, а свѣта не дали чтобы разобраться въ темнотѣ обѣщаемаго намъ будущаго. Откуда же намъ характера набраться, Марья Борисовна?
Она медленно покачала головой:
- Не то, совсѣмъ не то вы говорите. Они, тѣ о комъ я сказала, вынесли изъ стараго все лучшее что можетъ служить и теперь, и чѣмъ они и теперь "служатъ", какъ вы говорите. Ничего отъ васъ больше и не требуется - живите, поступайте такъ какъ они живутъ и поступаютъ, по совѣсти и по долгу.
- Я не полагаю чтобы съ этой стороны могъ кто-либо обвинить меня, возразилъ нѣсколько обидчивымъ тономъ Гриша.
- Ахъ, вы не понимаете меня! вскликнула нежданно со слезами въ голосѣ дѣвушка:- я видно не умѣю объяснить, но понимаете вы что мнѣ это больно, точно ножемъ меня рѣжутъ когда я вижу что послѣ того,- вы знаете, проговорила она какъ бы въ скобкахъ,- другое совсѣмъ чѣмъ прежде думаютъ о васъ всѣ у насъ. Вы можетъ-быть и не замѣтите сами, потому что васъ все такъ же любятъ какъ прежде, но... не знаю какъ это сказать... но уже не вѣрятъ въ васъ такъ, какъ до этого.
- Вамъ и не нужно было говорить мнѣ объ этомъ, вздохнулъ Гриша: - я чутокъ на так³е оттѣнки, я давно замѣтилъ... H не виню никого: такъ это и должно было случиться... Обо мнѣ составилось мнѣн³е въ течен³е годовъ котораго я въ дѣйствительности не заслуживалъ,- никто не виноватъ, кромѣ меня самого, въ томъ что подо мной разбился пьедесталъ на который возвела меня слишкомъ большая благосклонность къ моей особѣ... А теперь все кончено, Марья Борисовна, да? спросилъ онъ дрожащимъ шепотомъ, съ лихорадочною тревогой въ глазахъ.
- Ахъ, и не знаю, ничего я не знаю! вскликнула она, вскакивая нежданно съ мѣста,- ничего не могу сказать.
И она быстрыми шагами отошла отъ него.
- Куда же вы? спросилъ онъ чуть не съ отчаян³емъ.
- Къ брату Васѣ. Мама сейчасъ прошла, вы и не замѣтили... Она навѣрно къ нему, не заболѣлъ ли онъ!...
Онъ давно душою жаркой,
Въ перегарѣ силъ,
Всю неволю жизни яркой
Втайнѣ отлюбилъ...
И не разъ въ минуты битвы
Съ жизнью молодой,
Въ упоен³и молитвы
Находилъ покой.
Фетъ. Легенда.
По пути къ покоямъ брата Маша встрѣтилась съ возвращавшеюся оттуда матерью.
- Ты къ Васѣ? спросила Александра Павловна.
- Да, maman, я вижу вы ушли къ нему и подумала, здоровъ ли онъ...
- Ничего, говоритъ, совершенно здоровъ, и дѣйствительно жару нѣтъ, голова свѣжа. Онъ ушелъ къ себѣ потому, говоритъ, "слишкомъ шумно" и онъ этого не любитъ... Ахъ, Боже мой, проговорила вдругъ болѣзненно Александра Павловна, опускаясь въ кресло (разговоръ происходилъ въ ея маленькой гостиной),- я ужъ и не знаю что будетъ съ нимъ дальше.
- Съ Васей, maman?.. o чемъ вы безпокоитесь?
- Ахъ, Marie, развѣ ты не вы лишь, развѣ онъ похожъ на мальчика его лѣтъ! Ни рѣзвости, ни смѣха, безотвѣтный и смиренный какой-то, точно подстрѣленная птичка...
- Онъ прелесть просто, maman, святой какой-то! вскликнула восторженно Маша.
Александра Павловна вздрогнула вся отъ словъ дочери:
- Ахъ вотъ то что ты говоришь, вотъ это самое мнѣ и страшно въ немъ!..
Маша, съ присущею ей порывистостью, кинулась на колѣна предъ матерью, охватила шею ея обѣими руками, цѣлуя ее въ лобъ, въ щеки, въ глаза.
- Мамочка, душечка моя, говорила она не то плача, не то смѣясь,- вѣдь это же все отъ васъ у него, эта кротость, смирен³е, онъ вамъ настоящ³й сынъ! На что же вы сѣтуете?
Александра Павловна въ свою очередь прижала обѣими руками къ груди своей бѣлокурую головку дочери.
- Нѣтъ, Маша, нѣтъ, я въ его годы не такая была, я не объ одномъ Богѣ думала.
Она сложила пальцы и хрустнула ими судорожнымъ движен³емъ.
- И ужасно то что я не могу, я не въ правѣ... вѣдь правда, Маша, съ тревожною поспѣшностью прибавила она,- не смѣю упрекать его въ этомъ, потому всѣ мы, христ³ане, должны прежде всего о Богѣ думать. Но онъ, она вздрогнула опять,- онъ, прости меня Господи, онъ уже слишкомъ... И отецъ твой это видитъ, и это его мучаетъ, я знаю...
- Да о чемъ вы, maman, о чемъ? спрашивала тревожно Маша;- Вася очень чувствителенъ, за него сегодня этотъ молебенъ за Государя и то что разказывалъ Гриша очень подѣйствовало, это правда; ему, я понимаю, представилось что въ такой денъ эти гости, и музыка... Онъ былъ такъ настроенъ что это все могло показаться ему... грѣхомъ, и онъ ушелъ отъ него. Но все-таки я не вижу почему вамъ такъ безпокоиться, maman...
Александра Павловна тихо провела рукой по лбу:
- Не знаю, Маша; еслибъ я одна была у него, я можетъ-быть и не безпокоилась бы такъ. На все воля Бож³я, Онъ лучше знаетъ... Но Вася у отца единственный сынъ, и я понимаю что Борисъ не такого бы хотѣлъ въ немъ видѣть...
Она примолкла на мигъ, глянула безконечно нѣжнымъ взглядомъ въ глаза все такъ же колѣнопреклоненной предъ ней дочери, и чуть-чуть усмѣхнулась.
- Тебѣ бы надо было родиться мальчикомъ, Marie, а ему быть бы вмѣсто тебя. Ты была бы готова на всякую battle of life... {Битву жизни.} Ты говорила съ Гришей сейчасъ? спросила она почти безъ перерыва, съ видимымъ желан³емъ перемѣнить разговоръ.
- Говорила maman, да! отвѣтила дѣвушка, прямо глядя матери въ лицо.
- Что же онъ? спросила та какъ бы нѣсколько неувѣреннымъ голосомъ.
Маша широко улыбнулась:
- Онъ говоритъ что "выписался изъ больницы".
- Это что же значитъ,- развѣ онъ былъ боленъ въ Петербургѣ?
- Это онъ, мамочка, symboliquement parlant, и Маша совсѣмъ ужъ разсмѣялась;- это значитъ, то-есть, что онъ о той, вы знаете, больше не думаетъ.
- Это онъ самъ тебѣ сказалъ или ты объ этомъ начала? спросила ее поспѣшно мать.
- Я сказала ему что встрѣтились съ ней за границей.
- Ахъ, зачѣмъ ты, зачѣмъ?..
- Потому что и теперь, какъ и во всемъ, maman, я желаю знать ясно à quoi m'en tenir, твердо и отчетливо отвѣтила на это Маша.
Александра Павловна видимо хотѣла сказать что-то, но сочла неудобнымъ или несвоевременнымъ говорить: она только вздохнула и поднялась съ мѣста.
- Такъ иди къ Васѣ, поговори съ нимъ... Онъ тебѣ, какъ сестрѣ, больше можетъ-быть скажетъ чѣмъ матери, проговорила она дрожавшимъ слегка голосомъ...
Отдѣлен³е дома занимаемое Васей Троекуровымъ и его наставникомъ состояло изъ трехъ комнатъ: первая служила "классною", слѣдующая за ней общею имъ спальней, а третья, въ сторонѣ, съ полками обширной библ³отека по стѣнамъ и большимъ письменнымъ столомъ, занимавшимъ чуть не цѣлую треть ея, отдана была подъ кабинетъ Вячеслава ²осифовича Павличка. Онъ всѣ часы остававш³еся ему свободными отъ занят³й съ его воспитанникомъ проводилъ за писан³емъ большаго историческаго сочинен³я "Объ отношен³яхъ юго-западныхъ славянскихъ народностей къ Росс³и въ течен³е первыхъ трехъ вѣковъ слѣдовавшихъ за эпохой апостольской мисс³и Святыхъ Кирилла и Меѳод³я".
Онъ только-что вышелъ изъ классной, гдѣ оставилъ Васю одного за книгой, и прошелъ къ себѣ, заперевъ за собой, какъ это было въ его обычаѣ, дверь на ключъ.
- Можно войти? громко спросила, не входя еще, Маша притрогиваясь къ замку двери въ классную.
- Это ты, Маруся? услышала она ласковый голосъ брата,- войди!
Она замѣтила входя что онъ поспѣшнымъ движен³емъ отпихнулъ, сложивъ, развернутую предъ нимъ книгу и всталъ въ ростъ предъ столомъ, какъ бы съ тѣмъ чтобы закрыть ее отъ глазъ сестры. Но дальнозорк³й, быстрый глазъ Маши уже успѣлъ прочесть ея заглав³е: это было извѣстное Сказан³е о путешеств³и инока Парѳен³я ко Святымъ Мѣстамъ.
- Ты одинъ? спросила она, не подавая вида что замѣтила его маленькую хитрость.
- Одинъ, отвѣтилъ онъ, садясь опять и укладывая локоть на столъ такъ чтобъ опять закрыть имъ книгу отъ сестры.
- А Вячеславъ ²осифовичъ? спросила она.
Вася кивнулъ въ сторону кабинета.
- И заперся какъ всегда? засмѣялась она.
- Да, онъ говоритъ что безъ этого онъ работать не можетъ... Мама сейчасъ у меня была, началъ онъ тутъ же, съ какимъ-то, показалось ей, безпокойствомъ глядя за сестру.
- Да, она мнѣ говорила, я съ ней сейчасъ встрѣтилась;
- Отчего это, скажи, мамаша тревожится все обо мнѣ, Маша? Она вообразила себѣ почему-то что я нездоровъ, хотѣла непремѣнно чтобъ я термометръ подъ мышку взялъ, температуру измѣрить... Сегодня утромъ еще, я понимаю, у папа въ кабинетѣ, я не могъ удержаться когда говорили про это злодѣйство... и... такъ глупо расплакался... Но теперь, потому что я ушелъ когда начались тамъ эти пѣсни и смѣхъ... Правда, я тебѣ скажу откровенно, вернно, обрываясь за словахъ, говорилъ юноша,- въ такой день какъ сегодня, когда мы молились утромъ въ церкви за спасен³е Государя...
- Ну вотъ, я отгадала, я такъ и сказала сейчасъ maman, не дала договорить ему Маша,- я поняла что тебѣ это показалось... грѣхомъ, Вася. Ты строже всѣхъ въ домѣ смотришь за это... Хотя, ты понимаешь, милый, что еслибъ это было неприлично, папа не допустилъ бы у себя этого пѣн³я, промолвила она, мягкимъ осторожнымъ тономъ прикрывая легк³й упрекъ заключавш³йся въ этихъ словахъ.
Онъ понялъ, зарумянился весь и заволновался.
- Боже мой, Маша, неужели ты или мама можете думать что я осмѣливаюсь судить моихъ родителей! Да я, я...
Слезы подступали къ его горлу:- для меня каждое ихъ слово, желан³е - законъ... Я просто ушелъ потому что, сама ты знаешь, мнѣ въ большомъ обществѣ тяжело, особенно съ незнакомыми, я тебѣ прямо скажу; я больше у себя люблю сидѣть съ книгой...
- Инока Парѳен³я читать? досказала Маша съ чуть-чуть насмѣшливою улыбкой.
Вася вспыхнулъ еще разъ, смутился, машинально отодвигая локоть отъ книги на которую кивала усѣвшаяся у стола сестра его, и самъ какъ бы невольно усмѣхнулся чрезъ мигъ.
- Да, я читалъ его, словно повинился онъ, и глаза его мгновенно заблистали:- Ахъ, какая это прелесть, Маша, если-бы ты звала!...
Она молча, внимательно уставилась на него нѣсколько печальными глазами:
- Отчего это ты, скажи, Вася милый, только так³я особенно книги и любишь читать?
- Отчего? медленно повторилъ юноша, опустивъ глаза и глубоко задумался.- Я тебѣ скажу, тихо заговорилъ затѣмъ онъ опять вскидывая свои сер³озные свѣтло-голубые глаза на сестру,- но я прошу тебя, умоляю, не говори объ этомъ пока ни мамашѣ, ни папа: они ничего не скажутъ можетъ-быть, но въ душѣ, я знаю, они опять станутъ безпокоиться обо мнѣ.... А ты не знаешь какъ мнѣ тяжело это видѣть, угадывать, Маруся!... Я тебѣ скажу одну ужасную вещь, зашепталъ онъ вдругъ, блѣднѣя и съ дрожью въ голосѣ:- мнѣ иногда хотѣлось бы чтобъ они меньше любили меня, меньше думали обо мнѣ.
- Что это ты, Богъ съ тобой, Вася! промолвила испуганно дѣвушка.
Онъ закрылъ себѣ обѣими руками лицо.
- Я тебѣ сказалъ, это, ужасно, я чувствую... Но ты пойми, я мучаюсь мыслью что ихъ огорчаю, что я не отвѣчаю тому чѣмъ бы желали они видѣть меня, особенно папа... Я понимаю, онъ такой дѣйствующ³й, сильный, а я... Что же дѣлать, Маша, когда я въ жизни ничего милаго для себя не вижу, а одно беззакон³е и грѣхъ?...
- Вася, Господи, откуда это у тебя все? вскрикнула испуганно дѣвушка, схватывая его за руки и наклоняясь вся къ его заплаканному лицу.
- Ахъ, давно, Маша, давно, вотъ ужь больше года все это преслѣдуетъ меня. Я помню, когда мы были прошлою осенью съ maman въ Москвѣ, я говорилъ съ Лизаветой Ивановной разъ вечеромъ, и она мнѣ сказала вдругъ: Въ послѣдняя времена отступятъ человѣки отъ вѣры, внемлюще духовомъ лестчимъ и учен³емъ бѣсовскимъ, это изъ Сираха... И я вотъ съ тѣхъ поръ сталъ думать все объ этомъ больше и больше... Ты только подумай объ этомъ, Маша, говорилъ онъ, весь горя и схватывая въ свою очередь руку сестры,- въ как³я времена мы живемъ съ тобой!... Ты скажешь, домъ нашъ.... Правда, у васъ по "божески живутъ", какъ говоритъ Анфиса Дмитр³евна; но мы за то словно островъ среди бурнаго моря... Мы и вотъ у Юшковыхъ тоже... а кругомъ, а дальше по всей Росс³и?... Когда Николай Ивановичъ читаетъ послѣ обѣда газеты папашѣ, развѣ это не ужасъ все что тамъ сообщаетъ ея? Люди каждый день убиваютъ себя и другихъ, и все больше молодые, у которыхъ родители отъ горя послѣ этого умереть должны... Надъ Богомъ, надъ церков³ю безъ стыда и страха смѣются и кощунствуютъ. Повсюду нечест³е, ненависть, неправда; невинныхъ преслѣдуютъ, злодѣевъ защищаютъ и оправдываютъ... И наконецъ, послѣднее это... на Царя, на помазанника Бож³я... По истинѣ, будто въ "послѣдн³я времена", о которыхъ сказалъ Христосъ... Самъ папа, какъ ты думаешь, какое все это на него дѣйств³е производить? Ты никогда не замѣчала развѣ какое лицо у него бываетъ иногда послѣ такого чтен³я? Мнѣ представляется, точно его раскаленнымъ желѣзомъ жгутъ въ эти минуты, такъ ему больно...
- Но онъ и не склоняетъ головы предъ зломъ, Вася, горячо возразила ему сестра;- онъ старается бороться съ нимъ сколько можетъ, чтобы все по крайней мѣрѣ что отъ него зависитъ не страдало, было ограждено отъ этого зла. Народу кормящемуся отъ него жить хорошо, ты самъ знаешь, онъ о немъ заботится какъ о собственныхъ дѣтяхъ. У насъ крестьяне и нравственнѣе, и меньше пьютъ, и богаче живутъ чѣмъ во всѣхъ прочихъ частяхъ губерн³и. Это говорилъ, ты самъ слышалъ, за столомъ губернаторъ, когда былъ здѣсь, и онъ это прямо приписывалъ доброму вл³ян³ю папа и порядкамъ которые заведены имъ во Всѣхсвятскомъ.
Она на минуту примолкла, все такъ же устойчиво глядя въ глаза брату, я заговорила опять:
- Ты наслѣдникъ папа, Вася, ты долженъ быть продолжателемъ его дѣла, когда его не будетъ на свѣтѣ, и прямымъ помощникомъ его когда пройдешь свой курсъ въ университетѣ.
- Да, я знаю, это мой долгъ, это желан³е и мечта моего отца... Но для этого нужно то что у него есть, его твердость, его воля. Онъ какой-то богатырь, папа, вырвалось у юноши внезапнымъ, восторженнымъ взрывомъ,- вотъ какъ въ былинахъ нашихъ поется о Вольгѣ или Добрынѣ... Но я, я чувствую, во мнѣ нѣтъ силы. Мнѣ не командовать, какъ ему, дано, Маша; я годенъ на то только чтобы молиться за нашъ народъ и съ вашимъ народомъ, проговорилъ онъ чуть слышно, опуская руки и глаза будто въ изнеможен³и.
- Что же это, ты въ монахи хочешь? вся блѣдная, такимъ же шепотомъ проговорила Маша.
- Нѣтъ... во священники, едва разслышала она его отвѣтъ, и всплеснула руками.
- Въ священники! повторила она, какъ бы еще не вѣря ушамъ своимъ.
Онъ быстро поднялъ теперь глаза и заговорилъ лихорадочно-быстро, съ видимымъ намѣрен³емъ не дать ей времени на возражен³е:
- Я знаю, знаю все что на это могутъ мнѣ сказать: что это вы съ чѣмъ не сообразно, не согласно ни съ обычаями, ни со зван³емъ, ни съ тѣмъ наконецъ что мнѣ предстоитъ, какъ ты вотъ сейчасъ сказала, какъ "продолжателю дѣла моего отца". Но вѣдь противъ этого я могу тебѣ сказать что прежде, въ Малоросс³и, это именно было въ обычаѣ въ дворянскомъ сослов³и идти во священники. Не далѣе какъ въ вашемъ родѣ прадѣдъ папа по матери, Моисей Петровичъ Остроженко, полковникъ малоросс³йскаго войска, подъ старость поставленъ былъ настоятелемъ церкви своего же села, Глубокаго, которое досталось папа послѣ дяди. Ты видишь!.. А ты подумай, Маша, еслибъ я тамъ же, въ Глубокомъ, или хоть здѣсь бы, во Всѣхсвятскомъ, призванъ былъ священнодѣйствовать, быть духовнымъ отцемъ нашихъ крестьянъ, развѣ я не былъ бы настоящимъ тогда помощникомъ въ дѣлѣ моего отца и не избралъ бы вмѣстѣ съ тѣмъ лучшее что дано человѣку сдѣлать на землѣ?
Маша безмолвно глядѣла на него; она старалась разобрать въ головѣ своей что изъ этихъ болѣзненно волновавшихъ ее словъ брата слѣдовало отнести на долю юношескаго, временнаго увлечен³я и что, съ другой стороны, заключалось въ нихъ дѣйствительно грознаго для чаян³й, для будущаго ея родителей.
- Мнѣ говорила Лизавета Ивановна про одного отца Алексѣя, продолжалъ между тѣмъ Вася: - онъ теперь въ Петербургѣ въ какомъ-то приходѣ, а предъ этимъ былъ священникомъ въ одномъ селѣ той же Петербургской губерн³и. Ему было не болѣе двадцати пяти лѣтъ когда онъ поступилъ туда. Село это было самое разоренное во всемъ уѣздѣ, народъ отъ пьянства дошелъ до того что нищенствовалъ по дорогамъ, воровалъ и разбойничалъ до того что многихъ должны были въ Сибирь сослать, а дѣти отъ неухода и бѣдности умирали чуть не всѣ до одного едва родясь. И благодаря пастырскому слову этого священника, его заботамъ и участ³ю ко всякой бѣдѣ, ко всякимъ затруднен³ямъ прихожанъ, въ пятнадцать лѣтъ времени село это узнать нельзя было: вмѣсто развалинъ построились крѣпк³я, здоровыя избы, кабакъ общимъ приговоромъ крестьянъ закрытъ былъ на вѣчныя времена, на ихъ счетъ выстроена прекрасная каменная школа, и теперь въ этомъ селѣ нѣтъ, говорятъ, крестьянскаго дома въ которомъ не было бы по крайней мѣрѣ трехъ лошадей и столько же коровъ. Зимой крестьяне эти ѣздятъ извозничать въ Петербургъ, и одинъ пр³ѣзжавш³й оттуда знакомый Лизаветы Ивановны ѣздилъ съ такимъ извощикомъ и отъ него все это слышалъ про ихъ бывшаго пастыря, котораго тотъ называлъ "настоящимъ учителемъ и служителемъ Бож³имъ"... Какой же еще славы, какой лучше награды можетъ ожидать для себя человѣкъ въ этой жизни и вѣчной, когда дано ему такимъ истиннымъ служен³емъ слову Божьему достигнуть и духовныхъ и матер³альныхъ результатовъ,- сама скажи, Маша!
Она все также молчала, не сводя съ него глазъ отражавшихъ болѣзненную тревогу.
А онъ говорилъ съ тѣмъ же лихорадочнымъ одушевлен³емъ и какъ бы спѣша цѣликомъ вылиться предъ этою тревожно внимающею ему сестрой:
- Мы съ тобой не знаемъ, Маша, и догадаться даже не въ состоян³и какою жаждой къ божественной истинѣ исполнена душа русскаго человѣка... Ты вотъ посмотри у Достоевскаго, въ каждомъ изъ выводимыхъ имъ лицъ, сквозь все что онъ писалъ проходитъ все то же искан³е вѣчной правды,- правды во Христѣ, которая дышетъ въ каждой страницѣ и вотъ этой самой книги, молвилъ Вася, притягивая къ себѣ отпихнутое имъ въ сторону, при входѣ сестры, Сказан³е о путешеств³и инока Парѳен³я и быстро развертывая его.- Да на вотъ, какъ нарочно развернулось на такомъ мѣстѣ... И онъ принялся читать: "Итакъ я, окаянный и несчастный, жаждущ³й капли живой воды - напоить свою изсохшую душу, ходилъ повсюду, но все по сухимъ кладезямъ, и нигдѣ не могъ найти скорбной и юной душѣ своей утѣшен³я..." Онъ родился раскольникомъ, Маша, но съ юныхъ лѣтъ "началъ приходить въ нѣкое сумнѣн³е о своей вѣрѣ или сектѣ, говоритъ онъ, и всегда о томъ размышлялъ что сколько я ходилъ и странствовалъ по Росс³и, по своимъ монастырямъ и скитамъ, а ничего добраго не видалъ и никакой пользы душевной не получилъ кромѣ одного соблазна и душевнаго вреда"... И мучился онъ такимъ образомъ и искалъ въ течен³е многихъ лѣтъ, пока не обратился къ истинной церкви и не успокоилъ души въ подвижничествѣ на Аѳонѣ... Въ вашемъ лживомъ, испорченномъ м³рѣ до этой живой душевной стороны русскаго человѣка никому дѣла нѣтъ, о ней и не знаетъ никто... А въ ней-то все и есть,- все будущее ваше - и можетъ-бытъ всего человѣчества, которое нашъ народъ призвавъ спасти отъ мамона, отъ владычества плоти надъ духомъ... Я тебѣ сказалъ: въ м³рѣ я вижу одну злобу и отступлен³е отъ законовъ Бож³ихъ,- но не думай однако чтобъ я, какъ онъ вотъ,- Вася кивнулъ на книгу раскрытую предъ нимъ,- хотѣлъ бѣжать отъ людей на Аѳонъ, душу свою спасать. Это... какъ тебѣ сказать,- въ этомъ было бы какъ бы что-то эгоистичное съ моей стороны! Не одну душу мою я хотѣлъ бы спасти, а вырвать изъ духовнаго невѣжества души брат³й моихъ о Христѣ, достойнымъ пастыремъ этихъ душъ сдѣлаться, Маша... Поняла ты меня?..
Она медленно, неопредѣленно кивнула головой. Она чувствовала что прямаго, "безотносительнаго" возражен³я ему она не въ силахъ была придумать. Она чувствовала себя не только пораженною, но и словно подавленною этимъ духовнымъ подъемомъ, этимъ восторженно христ³анскимъ, настроен³емъ юноши брата, все внутреннее строен³е котораго, если можно такъ выразиться, во всей полнотѣ своей только теперь нежданно разоблачалось предъ ней. Да и какъ возражать? За него, за правоту его стремлен³я стояло все что лежало краеугольнымъ камнемъ въ нравственномъ строѣ, въ быту и предан³яхъ ея семьи. Ни отецъ ея, ни мать, сознавала она, не сочли бы себя въ правѣ запретить, воспрепятствовать сыну принять духовный санъ еслибъ онъ рѣшительно изъявилъ на это свое желан³е. "Это разбило бы всю жизнь ихъ, говорила себѣ мысленно Маша, но они покорились бы этому"...
Но ей все еще не хотѣлось вѣрить чтобъ это было "совсѣмъ сер³озно". Она старалась объяснить себѣ то что говорилъ ей сейчасъ братъ и впечатлѣн³емъ этой книги читаемой имъ, и тѣмъ что дано было ему перечувствовать нынѣшнимъ утромъ при молебств³и о Государѣ, и разказами Гриши Юшкова о страшномъ событ³и... "Это въ немъ уляжется чрезъ нѣсколько дней, онъ одумается, а спорить съ нимъ теперь значило бы только подливать масла въ огонь... Да я и не сумѣла бы"...
Она чрезъ силу усмѣхнулась:
- Ну положимъ, Вася, ты бы сдѣлался священникомъ. Вѣдь священникъ долженъ быть женатъ. Гдѣ же ты нашелъ бы дѣвушку нашего... воспитан³я, которая согласилась бы сдѣлаться попадьей?
Вася строгими глазами взглянулъ на нее:
- А какъ ты думаешь, мамаша нашла бы противъ этого что-нибудь сказать, еслибы мужу ея вздумалось сдѣлаться "попомъ", подчеркнулъ онъ съ замѣтнымъ намѣрен³емъ упрека въ интонац³и этихъ словъ.
- Мамаша! вскинула головой дѣвушка,- развѣ ты найдешь такую другую теперь?
- Это правда...
Онъ уложилъ голову на обѣ руки и примолкъ.
- Ты сказала "воспитан³е", заговорилъ онъ чрезъ минуту опять:- у насъ извѣстно что называютъ воспитан³емъ: хорош³я манеры, чтобъ умѣла одѣваться по модѣ и по-англ³йски говорить... Мнѣ этого не нужно, я за душу, а не за манеры жену себѣ возьму, все равно будь она самая простая дѣвушка... Анфиса Дмитр³евна, напримѣръ, у мамаши просто горничная была, а посмотри какъ съ нею счастливъ Николай Ивановичъ... И даже чѣмъ проще будетъ она, тѣмъ больше буду я любить ее, только бы понимала она меня и любила то на что хочу я себя всего отдать, заключилъ вдумчиво юноша.
Маша порывисто вскочила съ мѣста и кинулась къ брату.
- Вася, голубчикъ, милый, залепетала она сквозь слезы, обнимая его и цѣлуя,- ты такой хорош³й, чистый... Я тоже понимаю тебя, повѣрь... Но, ради Бога, ради Бога, не отдавайся этому... Да и ты вѣдь слишкомъ молодъ еще, и вѣдь для этого тебѣ надо было бы въ семинар³ю идти, а ты долженъ поступить въ университетъ и папа непремѣнно хочетъ чтобы ты кончилъ курсъ... Я ничего, ничего не скажу maman о нашемъ разговорѣ. Она и такъ, ты уже знаешь, угадываетъ что-то и мучается за папа. А ему это былъ бы такой ударъ!.. И тѣмъ больше, пойми, что онъ не рѣшится никогда отговаривать тебя прямо... Вася милый, подумай ты объ этомъ, вникни и отложи хоть думать объ этомъ до времени... И ни словомъ пока, ни словомъ не давай имъ понимать о твоемъ намѣрен³и. Вѣдь иначе это былъ бы дѣйствительно "эгоизмъ" съ твоей стороны,- а тебѣ именно, такому христ³анину, не надо забывать пятую заповѣдь: Чти отца твоего и матерь твою, да благо ты будетъ, и да долголѣтенъ будеши на земли.
Слезы въ свою очередь брызнули ручьемъ изъ-подъ длинныхъ рѣсницъ Васи:
- Маруся, душка, я все готовъ сдѣлать, все... Я ничего не скажу, я поступлю въ университетъ, какъ желаетъ папа, буду учиться прилежно, онъ будетъ доволенъ мною... Но меня зоветъ, Маша, зоветъ какой-то голосъ... Я сны все так³е вижу...
Онъ внезапно оборвалъ, какъ бы встряхнулся весь и поспѣшно отеръ глаза платкомъ...
- Ну и довольно, проговорилъ онъ твердо;- обѣщаю тебѣ что ни ты, ни кто не услышитъ отъ меня слова объ этомъ пока я совершеннолѣтнимъ не буду, чтобы никто не имѣлъ права попрекнуть меня ребячествомъ... А тамъ... тамъ какъ Богъ мнѣ повелитъ, такъ я и поступлю!..
Онъ усмѣхнулся, протянулъ руку сестрѣ:
- Такъ, Маша, ты довольна?
Она глубоко вздохнула:
- "Довольна"... не знаю; но, мнѣ кажется, другаго нельзя отъ тебя и требовать пока, отвѣтила она не сейчасъ.- Ну и прощай!.. Поздно, ты вѣрно скоро спать ляжешь?
- Да, одиннвадцать, лягу сейчасъ.
Она коснулась его лба своими свѣжими губами:
- Ложись и постарайся не видать твоихъ тѣхъ сновъ... проговорила она ему на ухо звенѣвшимъ глубокою печалью голосомъ.
Вася довелъ ее до двери, опустилъ голову на грудь и медленными шагами подошелъ къ ближайшему, освобожденному уже отъ своей зимней рамы окну. Онъ растворилъ его на обѣ половинки и жадно потянулъ грудью струю широко ворвавшагося извнѣ свѣжаго весенняго воздуха... Мѣсячная ночь, мягкая и теплая, стояла надъ землей, вся проникнутая торжествомъ и тайною; въ неизмѣримыхъ пространствахъ неба блѣдными точками сверкали алмазныя звѣзды, м³ры неисчислимые какъ пески морск³е...
Вася долго и недвижно вглядывался въ эту ночь, въ эти неизмѣримо далек³я звѣзды. Его уносилъ неудержимый молитвенный восторгъ... "О свѣте тих³й безсмертнаго Отца Небеснаго, шептали безсознательно уста его,- "о Христе Спасе, Сыне Бож³й"...
Стихи изъ ²оанна Дамаскина Толстаго, котораго онъ зналъ наизусть, такъ и ворвались ему въ память, въ душу, въ эту минуту:
"О, мой Господь, моя надежда,
Моя и сила и покровъ,-
началъ онъ уже громко,-
Тебѣ хочу я всѣ мышленья,
Тебѣ всѣхъ мыслей благодать,
И думы дня, и ночи бдѣнья,
И сердца каждое б³енье,
И душу всю мою отдать"!..
И новыя отрадныя, блаженныя слезы заструились по нѣжному лицу его.
Въ это же время въ пятнадцати верстахъ отъ Всѣхсвятскаго, въ низенькомъ, закопченомъ зальцѣ усадьбы принадлежавшей давно знакомому моимъ читателямъ Степану Акимовичу Троженкову сидѣли самъ хозяинъ и полчаса тому назадъ прибывш³й къ нему гость.
Это былъ еще молодой человѣкъ, весьма невзрачнаго и мрачнаго вида, коренастый и сутулый, одѣтый въ поношенное пальто, изъ-подъ котораго, охватывая тѣсно его красновато-бурую, мясистую шею, выглядывалъ косой воротъ грязной ситцевой рубахи, и въ высокихъ сапогахъ поверхъ брюкъ. Выбритая повидимому за нѣсколько дней борода успѣла уже опять отрости рыжеватою щетиной волосъ колючихъ и жесткихъ какъ и волосы на головѣ, очевидно одновременно съ бородою остриженные подъ гребень. Небольш³е, узк³е глазки какъ бы неохотно подымавш³еся на говорившаго съ нимъ изъ-подъ нависшихъ надъ ними бровей, бѣгали по сторонамъ съ выражен³емъ какой-то чуткой, стоявшей вѣчно на сторожѣ, подозрительности.
Хозяинъ въ свою очередь съ едва скрываемою досадой и внутреннимъ волнен³емъ поглядывалъ на своего гостя. Господинъ этотъ, что говорится, какъ снѣгъ на голову упалъ къ нему въ домъ,- въ эту маленькую залу служившую ему столовой гдѣ онъ только что расположился чай пить въ одиночествѣ. Вошелъ нежданно изъ сада въ отворенную туда дверь, спросилъ, не кланяясь и не снимая фуражки съ головы, такой то ли онъ, "Троженковъ Степанъ Акимычъ", и получивъ утвердительный отвѣтъ протянулъ ему вытащенную изъ кармана визитную карточку, а самъ угрюмо и устало опустился на стулъ, насупротивъ хозяина и, не ожидая его приглашен³я;
- Налейте-ка мнѣ стаканъ, смерть пить хочется, проговорилъ онъ.
Хозяина видимо покоробила такая нежданная безцеремонность. Онъ молча и насупившись передвинулъ черезъ столъ гостю уже налитый имъ для себя стаканъ, взглянулъ небрежно на переданную имъ карточку...
На ней стояли имя, отчество и фамил³я одного его, Троженкова, московскаго знакомаго и приписка рукой этого послѣдняго: "Очень прошу передать подателю сего слѣдующее съ васъ за сдѣланныя мною по вашимъ поручен³ямъ въ Москвѣ покупки, счеты по которымъ вамъ мною пересланы". Приписка заканчивалась крючкомъ въ видѣ росчерка, имѣвшимъ повидимому нѣкое особенное значен³е, такъ какъ устремивш³еся на него глаза Степана Акимовича какъ-то усиленно заморгали, и карточка слегка задрожала въ державшей ее рукѣ его.
- Вы въ Москвѣ... проѣздомъ были? спросилъ онъ гостя какимъ-то неопредѣленнымъ тономъ.
- Былъ въ Москвѣ, да, уронилъ тотъ не понимая, или не желая понять то именно что его спрашивали.
- Какъ нашли вы Степана Михайловича? Здоровъ онъ?
- Должно-быть.
- Вы съ нимъ давно знакомы?
- Не видалъ никогда.
- Какъ же такъ?..
Троженковъ кивнулъ недоумѣло на карточку которую все еще держалъ въ рукѣ.
- Одна личность мнѣ отъ него передала... Насчетъ подлинности не сомнѣвайтесь, какъ бы счелъ нужнымъ замѣтить гость.
- Я и не думаю... промямлилъ не договаривая хозяинъ, оглянулся кругомъ и спросилъ:- вы ко мнѣ тутъ садомъ прошли; а экипажъ же вашъ гдѣ остался? я колесъ не слыхалъ...
- И слышать не могли: пѣхтурой добрался.
- Со станц³и?
- Съ полустанка***.
- Восемнадцать верстъ! изумленно вырвалось у Троженкова.
Тотъ только плечомъ вздернулъ.
- Съ утра, стало, маршировали?..
И, не дождавшись отвѣта:- Осмѣлюсь спросить имя и отчество ваше, молвилъ, искательно улыбаясь, Степанъ Акимовичъ,- такъ знаете, неловко въ разговорѣ, когда не знаешь...
- Зовутъ меня Левъ Гурьевичъ, по фамил³и Бобруйск³й... Соотвѣтствующ³й сему и паспортъ имѣю при себѣ, прибавилъ онъ, съ какимъ-то дерзкимъ вызовомъ на лицѣ глядя на своего собесѣдника.
Тотъ какъ-то растерянно ухмыльнулся:
- Паспортъ, да, конечно, въ виду полиц³и... Вы изъ Петербурга собственно? спросилъ онъ вдругъ.
Называвш³й себя Бобруйскимъ качнулъ утвердительно головой:
- Состою студентомъ въ Технологическомъ институтѣ.
- Та-акъ, протянулъ Троженковъ и примолвилъ:- Пошла тамъ теперь травля на молодежь, а?
Бобруйск³й скривилъ губы въ презрительную усмѣшку:
- Извѣстно, съ перепуга мѣропр³ят³я потребовались...
Троженковъ ухмыльнулся опять:
- Какже, какже, читали, безсмѣнныхъ дворниковъ завели, нумера на фонаряхъ чтобы горѣли; генералъ-губернаторовъ по провинц³ямъ разослали, добрымъ людямъ жить мѣшать...
Онъ повелъ еще разъ осторожно взглядомъ кругомъ, наклонился черезъ столъ къ гостю и выговорилъ коротко и спѣшно:- А не выгорѣло, а?
Тотъ такъ и вонзился въ него своими пронзительными глазками:
- Вы что же, радуетесь, небось? пропустилъ онъ сквозь стиснувш³еся зубы.
Троженковъ оторопѣлъ на мигъ:
- Можетъ, вы и ошибаетесь, пробормоталъ онъ.
- А коли такъ, то пословицу знаете?...
- Какую?
- Прошлаго поминаемъ, грядущаго чаемъ.
Степанъ Акимовичъ качнулъ недовѣрчиво головой вверхъ:
- Не выгоритъ и впередъ, такъ я полагаю, промолвилъ онъ унылымъ тономъ.
- Кто-жь это вамъ сказалъ? горячо возразилъ Бобруйск³й, весь приходя въ движен³е.
- Да ужъ такъ, извините, что обѣщаютъ синицы море зажечь, а въ результатѣ нѣтъ ничего, шишъ выходитъ, съ позволен³я сказать.
"Технологъ" съ такою злобною страстностью воззрился теперь на говорившаго что у того дрожь даже пробѣжала по тѣлу;
- А моральное дѣйств³е, а терроръ напустили на всю Росс³ю,- это вы ни во что считаете? Вся Европа знаетъ теперь о силѣ русской революц³онной парт³и и что Русскому правительству приходится съ нею считаться какъ равному съ равнымъ.
- "Парт³я", конечно, произнесъ вдумчиво Степанъ Акимовичъ,- да революц³и-то, согласитесь, нигдѣ пока не видать.
Слова эти произвели видимо извѣстное впечатлѣн³е на его собесѣдника:
- Извѣстно, промычалъ онъ какъ бы про себя,- какъ если однимъ выносить все на плечахъ, а остальные по норамъ прятаться будутъ...
Троженковъ заговорилъ мягкимъ, вкрадчивымъ голосомъ:.
- А какъ же прикажете имъ быть, вотъ этимъ самымъ что "по норамъ", какъ говорите вы, прячутся? Для чего жъ имъ дармо въ петлю лѣзть, когда они настоящаго предъ собой не видятъ. Дѣйствительно, и много, можетъ даже очень много, такихъ которые понимаютъ и готовы (онъ видимо не находилъ надлежащаго выражен³я)... готовы на дѣло... Да вѣры у нихъ полной нѣту: не видятъ еще ничего положительнаго... Потому, сами согласитесь, чего по сю пору добилася "парт³я"? Смѣло, отважно, что говорить! въ Харьковѣ губернатора уложили, въ К³евѣ барона жандармскаго на тотъ свѣтъ спровадили,- да толкъ-то какой изъ того вышелъ? Героевъ перехватали, въ острогъ посадили, тѣмъ все и покончилось... теперь опять въ Петербургѣ: пустили молодца съ револьверомъ, выпустилъ пять пуль, ни одною не попалъ, вздернутъ опять на висѣлицу, тѣмъ все и покончится... На что же послѣ того, сами скажите, надѣяться можно настоящимъ манеромъ?..
- Такъ что жь вы этимъ глаза-то колете!.. Ну, промахнулся, стрѣлять не умѣлъ болванъ... Такъ развѣ съ нимъ и м³ръ кончился?.. Не онъ, такъ другой, не сегодня, завтра... бормоталъ, обрываясь и захлебываясь молодой человѣкъ, весь видимо кипя обхватившею его злостью: - Ну, а коли бы попалъ онъ въ цѣль и поднялся бы затѣмъ бунтъ въ народѣ...
- Въ народѣ! перебилъ его Троженковъ (его самого теперь повело отъ злости произнося это слово);- что такое вашъ народъ, мужикъ?.. развѣ это человѣкъ есть? Баранъ это, волъ безмозглый, скотина неразумная! Развѣ можетъ онъ понять телячьими мозгами своими что люди ему про свободу говорятъ! Какъ если довести его до бунта, такъ онъ всякаго сюртушника, всякаго чисто одѣтаго человѣка рѣзать почнетъ.
Бобруйск³й нежданно осклабился, какъ бы чѣмъ-то обрадованный, и прошипѣлъ:
- Этого самаго и требуется.
Троженковъ изумленно воззрился ему въ лицо:
- Такъ онъ вѣдь такимъ манеромъ ни одного интеллигентнаго человѣка не оставитъ въ живыхъ въ Росс³и?..
- Коли не изъ нашихъ, такъ туда и дорога! фыркнулъ на это тотъ.
- Такъ какъ же въ томъ случаѣ овецъ отъ козлищъ отличить?
- Тамъ видно будетъ, отрѣзалъ какъ ножомъ Бобруйск³й.
У Степана Акимовича пробѣжали опять по спинѣ мурашки; онъ опустилъ глаза и поглядѣлъ чрезъ очки уже совсѣмъ оробѣвшимъ взоромъ на своего собесѣдника:
- Что же потомъ? спросилъ онъ еле слышно.
- Извѣстно что - анарх³я!
И Бобруйск³й презрительно покосился на него: какъ-молъ ты самыхъ простыхъ вещей не понимаешь!..
Степанъ Акимовичъ