Бласко-Ибаньес Висенте - Мертвые повелевают

ныя поля съ ихъ запертыми хижинами - семьи находились въ церкви или на вечернихъ танцахъ - производили на него тягостное впечатлѣн³е обстановки кладбища. Утро онъ проводилъ въ Санъ Хосе, и однимъ изъ его развлечен³й было стоять въ притворѣ церкви, глядѣть на входящ³й и выходящ³й народъ, наслаждаясь прохладной тѣнью аркъ: нѣсколькими шагами дальше земля горѣла подъ бичемъ солнца, медленно качались вѣтви деревьевъ, какъ бы изнывая отъ жары и пыли, покрывавшей ихъ листья, и густой воздухъ приходилось какъ бы жевать, пропуская въ легк³я.

   Мимо Фебрера проходили запоздавш³е семейства, бросая любопытные взгляды и слегка кланяясь. Въ к_в_а_р_т_о_н_ѣ всѣ его знали. Эти добрыя люди, увидавъ его въ полѣ, могли открыть передъ нимъ двери своихъ хижинъ, но привѣтливость ихъ далѣе не шла: они, видимо, не способны были приближаться къ нему по собственному почину. Онъ - чужеземецъ, притомъ майоркинецъ. Его господское положен³е порождало таинственное недовѣр³е среди крестьянскаго люда. Послѣдн³й не могъ объяснить себѣ его одинокаго пребыван³я въ башнѣ.

   Фебреръ остался одинъ. До слуха его донесся звукъ колокольчика, шумъ толпы, падающей на колѣни или встающей, и знакомый голосъ, голосъ дяди Вентолеры, нараспѣвъ громко произносивш³й отвѣты священнику своимъ беззубымъ ртомъ. Присутствовавш³е не смѣялись надъ этими выходками старческаго безум³я. Они годами привыкли слышать латинскую рѣчь бывшаго моряка, вторившаго крикомъ со своей скамейки помощнику священника. Всѣ придавали священный характеръ этимъ выходкамъ, подобно тому какъ жигели Востока въ безум³и видятъ знакъ святости.

   Для развлечен³я Хаиме курилъ на паперти. Надъ арками вились голуби, нарушая нѣжнымъ воркованьемъ долг³е паузы молчан³я. Три окурка сигары уже валялось у ногъ Фебрера, когда внутри храма послышался протяжный рокотъ: такъ тысячи сдержанныхъ дыхан³й вдругъ выливаются со вздохомъ облегчен³я. Потомъ шумъ шаговъ, полушопотъ привѣтовъ, звукъ отодвигаемыхъ стульевъ, скрипъ скамеекъ, шарканье ногъ и - дверь осаждена людьми, старавшимися выдти одновременно.

   Вѣрующ³е начали маршировать, привѣтс³вуя другъ друга, какъ будто встрѣтились только сейчасъ, подъ яркими лучами солнца, а не въ полумракѣ храма.

   - Bon dia!.. Bon dia!..

   Группами выходили женщины: старухи въ черномъ, распространяя вокругъ себя запахъ своихъ безчисленныхъ юбокъ, верхнихъ и нижнихъ; молодыя въ узкихъ корсетахъ, сдавливавшихъ ихъ груди и сглаживавшихъ кривыя лин³я бедеръ, щеголяя, въ тщеславной гордости, золотыми цѣпочками и громадными крестами поверхъ разноцвѣтныхъ платковъ. Смуглыя, зеленоватыя лица съ большкми глазами, полными драматизма; мѣднолицыя дѣвушки, съ блестящими, лоснящимися волосами, раздѣленными проборомъ; проборъ съ течен³емъ времени увеличивался, благодаря грубому гребню.

   Мужчины на минуту останавливались въ дверяхъ и надѣвали на обритую голову, съ длинными кудрями спереди, платокъ, который они носили подъ шляпой, какъ женщины. Имъ замѣняли они капишонъ стариннаго африканскаго плаща, надѣваемаго въ исключительныхъ случаяхъ.

   Затѣмъ, старики выннмали изъ-за пояса самодѣльныя деревенск³я трубки и набивали ихъ табакомъ поты, культивируемымъ на островѣ, пахучей травой. Юноши удалялись отъ нихъ. Они выходили изъ притвора и, принимая суровыя позы, заложивъ руки за поясъ, поднявъ голову, приближались къ группамъ женщинъ, гдѣ были предметы ихъ любви, притворялись равнодушными и въ то же время бросали на а_т_л_о_т_ъ косые сердитые взгляды.

   Мало-по-малу толпа разсѣивалась.

   - Bon dia!.. Bon dia!..

   Мног³е не свидятся до будущаго воскресенья. По всѣмъ дорожкамъ удалялись разноцвѣтныя группы: однѣ темныя, безъ всякаго эскорта, шли медленно, словно пришибленныя бременемъ дряхлости; друг³я, оживленныя въ треплющихся юбкахъ и развѣвающихся платкахъ, сопровождаемыя издали отрядомъ атлотовъ. Тѣ кричали, взвизгивали и бѣгали, стараясь обратить на себя вниман³е дѣвушекъ.

   Въ церкви еще кое-кто оставался. Фебреръ видѣлъ, какъ выходили женщины въ черномъ угрюмой, закутанной толпой: изъ плаща виднѣлись лишь загорѣвш³й носъ и угольные глаза, затуманенные слезами. На нихъ - а_б_р_и_г_а_й_с_ъ, зимняя шаль, традиц³онная накидка изъ толстой шерсти. Видъ его производилъ впечатлѣн³е страдан³й и удушья въ это душное лѣтнее утро. Сзади въ капишонахъ слѣдовали старые крестьяне, одѣтые въ парадную коричневую накидку изъ грубой шерсти съ широкими рукавами и капишонами. Въ рукава не надѣвали, но капишонъ туго былъ завязанъ подъ бородой и изъ-подъ него глядѣло загорѣлое лицо пирата.

   Это были родственники крестьянина, умершаго недѣлю тому назадъ. Обширная семья, жившая въ различныхъ пунктахъ квартона собралась, согласно обычаю, на воскресную мессу помянуть покойнаго и, сойдясь, проявляла свое горе съ африканской страстностью, словно передъ ней лежалъ трупъ. Обычай требовалъ, чтобы одѣвались въ парадные костюмы, зимн³я платья, прячась въ нихъ, какъ бы въ скорлупу горя. Плаками и потѣли подъ покровами и каждый, узнавая родственниковъ, которыхъ не видѣлъ нѣсколько дней, разражался новымъ взрывомъ отчаян³я. Изъ-подъ тѣсныхъ плащей неслись вздохи агон³и. Грубыя лица, обрамленныя капишономъ, искажались гримасами дѣтскаго горя, раздавались стенан³я больного ребенка. Горе изливалось непрестанными потоками слезъ, смѣшанными съ потомъ. У всѣхъ носовъ (наиболѣе открытая часть скорбныхъ призраковъ) висѣли капли и падали на складки грубаго сукна.

   Съ благодушной авторитетностью говорилъ одинъ мужчина, требуя тишины, среди шума женскихъ голосовъ, визгливыхъ и сердитыхъ, и мужскихъ вздоховъ, тонкихъ, какъ дискантъ. Это былъ Пепъ, отдаленный родственникъ покойнаго: на островѣ всѣ, такъ или иначе, были связаны между собой узами крови. Отдаленное родства, заставляя его участвовать въ печальномъ обрядѣ, не обязывало облачаться въ парадную накидку. Онъ былъ одѣтъ въ черное, въ легк³й шерстяной плащъ и круглую поярковую шляпу, придававш³е ему видъ духовнаго лица. Его жена и Маргалида, не считая себя родственницами данной семьи, держались въ сторонѣ, какъ будто ихъ отдаляло различ³е между ихъ веселыми праздничными платьями и траурными костюмами.

   Добродушный Пепъ притворялся, что негодуетъ на рѣзк³я проявлен³я отчаян³я, все болѣе и болѣе сильныя, облеченныхъ въ трауръ... Достаточно! Всѣ по домамъ, жить долг³я лѣта, покойника предоставить милости Бож³ей!

   Раздались еще болѣе сильныя рыдан³я подъ плащами и капишонами. Прощайте! Прощайте! Пожимали другъ другу руки, цѣловали другъ друга, обнимались, какъ будто прощались на вѣки. Прощайте! Прощайте! Группами удалились каждый въ свою сторону, къ горамъ, поросшимъ соснами, къ далекимъ бѣлѣющимъ хуторамъ, полускрытымъ за фиговыми и миндальными деревьями, къ краснымъ береговымъ скаламъ. И нелѣпо и странно было видѣть, какъ подъ знойнымъ солнцемъ, среди зеленыхъ сверкающихъ полей медленнымъ шагомъ двигались эти закутанныя, потѣющ³я призраки, неустанныя плакальщики смерти.

   Возвращен³е въ Канъ Майорки было печальное и молчаливое. Шеств³е открывалъ Пепетъ съ б_и_м_б_a_y на губахъ, который сопутствовалъ ему и жужжалъ, какъ шмель. Изрѣдка онъ останавлигался и бросалъ камнями въ птицъ или въ раздувшихся ящерицъ, выглядывавшихъ между индѣйскими фиговыми пальмами. Развѣ смерть дѣйствуетъ на него!.. Маргалида шла рядомъ съ матерью, молчаливая, сосредоточенная, съ широко раскрытыми глазами - глазами красивой коровы, всюду смотрѣвшими и не отражавшими никакой мысли. Казалось, она не замѣчала, что за ней слѣдовалъ донъ Хаиме, сеньоръ, почетный гость башни.

   Пепъ, также сосредоточенный, обращаясь къ Фебреру, освѣщалъ ходъ своихъ мыслей отдѣльными фразами: какъ будто ему хотѣлось подѣлиться мыслями съ кѣмъ-нибудь.

   Смерть! Что за отвратительная вещь, донъ Хаиме!. И вотъ они тутъ, на клочкѣ земли, окруженномъ волнами, не могутъ убѣжатъ, не могутъ защищаться, а должны ждать момента, когда ей вздумается схватить ихъ своими когтями. Эгоизмъ крестьянина возмущался этой великой неправедливостью. Пусть тамъ, на материкѣ, гдѣ люди счастливы и наслаждаются, смерть свирѣпствуетъ... Но здѣсь? Даже здѣсь, въ послѣднемъ уголкѣ м³ра?.. Неужели великая непрошенная гостья не знаетъ ни границъ, ни исключен³й?.. Нельзя представить себѣ преградъ для нея... Mope можетъ взволноваться между цѣпью островковъ и скалъ, идущихъ отъ Ибисы къ Форментерѣ. Проливы кипятъ волнами, утесы покрываются пѣной, грубые жители моря отступаютъ побѣжденпые, суда спасаются въ гавани, дорога закрывается для всѣхъ, острова отдѣлены отъ остального м³ра, но все это ничто для непобѣдимой мореплавательницы съ голымъ черепомъ, для путешественницы съ костлявыми ногами, умѣющей пробѣгать гигантскими прыжками горы и моря.

   Никакая буря ее не остановитъ. Невѣдома ей радость, которая заставила бы ее забыться. Она всюду, она помнитъ обо всѣхъ. Пусть свѣтитъ солнце, пусть пышны поля, пусть хорошъ урожай... Все - обманъ, чтобы заставить человѣка безъ устали трудиться, чтобы сдѣлать его усталость болѣе сносной! Лживыя обѣщан³я, словно для дѣтей, когда ихъ заставляютъ испытывать муки школы!.. И остается подчиниться обману; ложь хороша: не стоитъ помнить о неизбѣжномъ злѣ, о послѣдней опасности, противъ которой нѣтъ средства, которая омрачаетъ жизнь, отнимая вкусъ у хлѣба, веселый топазъ у винограднаго вина, остроту у бѣлаго сыра, сахарную сладость у раскрытыхъ фигъ и пикантность у майоркской колбасы, дѣлая чернымъ и горькимъ все хорошее, что Господь Богъ далъ на островѣ для утѣшен³я добрыхъ людей. Увы, донъ Хаиме, какое несчаст³е!..

   Фебреръ пообѣдалъ къ Канѣ Майорки, желая избавить дѣтей Пепа отъ путешеств³я на башню. Въ началѣ обѣда царило печальное настроен³е, какъ будто въ ушахъ звучали рыдан³я закутанныхъ людей, плакавшихъ въ церковномъ притворѣ. Но мало-по-малу вокругъ низенькаго столика и большого котла съ рисомъ разлилось веселье. Капельянетъ заговорилъ о вечернемъ балѣ, совершенно забывъ о семинарской жизни, и даже осмѣливался поднимать глаза на Пепа. Маргалида припоминала взгляды Пѣвца и вызывающу³о осанку Кузнеца, когда она проходила мимо a_т_л_о_т_о_в_ъ, войдя въ церковь. Мать вздыхала:

   - Охъ, Господи!... Охъ, Господи!...

   Больше она ничего не произносила и однимъ и тѣмъ же восклицан³емъ своей смутной мысли встрѣчала радости и горе.

   Пепъ нѣсколько разъ хлебнулъ изъ кружки, наполненной сокомъ виноградныхъ побѣговъ, раскинувшихъ зеленый шатеръ передъ крыльцомъ. Его лимонно-желтое лицо окрасилось радостной зарей. Къ черту смерть и страхи передъ ней! Стоитъ ли благородному человѣку весь свой жизненный путь дрожать, ожидая ея прихода?.. Пускай приходитъ, когда ей заблагоразсудится. А пока - жить!... И онъ доказалъ свою жажду жизни, заснувъ на скамейкѣ со звучнымъ храпомъ, который однако не пугалъ мухъ и осъ, летавшихъ вокругъ его рта.

   Фебреръ направился къ башнѣ. Маргалида съ братомъ едва взглянули на сеньора. Они вышли изъ-за стола, чтобы на свободѣ потолковать о вечернихъ танцахъ, радуясь, какъ дѣти, которыхъ смущаетъ присутств³е важнаго лица.

   Въ башнѣ онъ растянулся на тюфякѣ и думалъ заснуть. Одинъ!... Онъ почувствовалъ свое одиночество среди людей уважавшихъ его, можетъ быть любившихъ, но въ тоже время, испытывавшихъ непреодолимое тяготѣн³е къ простымъ забавамъ, грубымъ для него. Что за мука эти воскресенья! Куда идти? Что дѣлать?...

   Въ твердой рѣшимости избавиться отг пытки времени, уйти отъ жизни, нескрашенной какой-нибудь опредѣленной цѣлью, онъ кончилъ тѣмъ, что заснулъ и проснулся въ срединѣ вечера, когда солнце начинало медленно закатываться за лин³ей островковъ въ потокахъ блѣднаго золота, дарившаго водамъ болѣе темную, болѣе глубокую синеву.

   Спустившись къ К_а_н_у М_а_й_о_р_к_и, онъ нашелъ хижину закрытой. Никого. Даже его шаги не вызвали лая собаки, постоянно лежавшей подъ навѣсомъ. Сторожевой песъ также пошелъ на праздникъ съ семьею.

   - Всѣ на танцахъ, - подумалъ Фебреръ. - He пойти ли и мнѣ въ деревню?...

   Онъ долго колебался. Что тамъ дѣлать?... Его отталкивали эти забавы; присутств³е чужого человѣка можетъ стѣснить крестьянъ. Этотъ народъ предпочитаетъ быть одинъ. Развѣ онъ станетъ танцовать съ атлотой при его лѣтахъ и злополучной наружности, внушавшей уважен³е и холодъ?... Придется быть съ Пепомъ и прочими, вдыхать запахъ табака п_о_т_ы, толковать о миндалѣ и о томъ, что послѣдн³й вдругъ померзнетъ, принаровляться къ умственному уровню этихъ людей.

   Наконецъ, онъ рѣшилъ отправиться въ деревню. Онъ боялся одиночества. Все-таки лучше, чѣмъ провести одному остатокъ вечера, слушать медленный однообразный разговоръ простыхъ людей, разговоръ освѣжающ³й - какъ онъ выражался, - не заставляющ³й думать, позволяющ³й мысли наслаждаться сладкимъ животнымъ покоемъ.

   Около Санъ Хосе онъ увидѣлъ испанск³й флагъ, развѣвающ³йся надъ крышей алькальд³и, и до слуха его донеслись сух³е удары тамбурина, буколическ³я рулады флейты и стукъ к_а_с_т_а_н_ь_о_л_ъ.

   Танцы происходили передъ церковью. Молодежь группами стояла около музыкантовъ, которые сидѣли на низкихъ стуликахъ. Игрокъ на тамбуринѣ, укрѣпивъ свой грубый инстументъ на колѣнѣ, ровномѣрно ударялъ по кожѣ, а его товарищъ, дулъ въ длинную деревянную флейту съ примитивно-грубой рѣзьбой, выполненной ножикомъ. Капельянетъ стучалъ к_а_с_т_а_н_ь_о_л_а_м_и, громадными, какъ раковины, собираемыя дядей Вентолерой.

   А_т_л_о_т_ы, обнявшись за тал³ю или облокотившись другъ другу на плечи, добродѣтельно-враждебно смотрѣли на парней. Тѣ павлинами расхаживали посреди площади, заложивъ руки за поясъ, закинувъ широк³е бобровые шапки назадъ, чтобы выставить напоказъ кудри, въ вышитыхъ платкахъ или ленточныхъ галстукахъ на шеѣ, въ альпаргатахъ безукоризненной бѣлизны, почти закрытыхъ низомъ плисовыхъ штановъ формы слоновой лапы.

   Въ одномъ концѣ площади сидѣли на пригоркѣ или на стульяхъ сосѣдняго трактира замужн³я и старухи, анемичныя женщины, печальныя не по лѣтамъ, благодаря своей особенной производительности и трудамъ полевой жизни, со впалыми глазами, оттѣненными синимъ кругомъ, который говорилъ о внутренней неурядицѣ, съ золотой цѣпью на груди - воспоминан³емъ дѣвичьихъ временъ, съ золотыми пуговицами на рукавахъ. Старухи мѣднолицыя, сморщенныя, въ темныхъ платьяхъ тяжело вздыхали, глядя на веселье молодежи.

   Насмотрѣвшись на весь народъ, который едва окинулъ его разсѣяннымъ взглядомъ, Фебреръ помѣстился около Пепа въ компан³и крестьянъ стариковъ. С_е_н_ь_о_р_у и_з_ъ б_а_ш_н_и уступили мѣсто съ почтительнымъ молчан³емъ и, выпустивъ нѣсколько клубовъ дыму изъ трубокъ, набитыхъ п_о_т_о_й, возобновили медленный разговоръ о возможныхъ холодахъ наступающей зимы и о судьбѣ будущаго урожая миндаля.

   Продолжалъ стучать тамбуринъ, играла флейта, ударяли громадныя кастаньеты, но ни одна парочка не выходила на середину площади. Атлоты, повидимому, совѣщались въ нерѣшительности, какъ будто каждый боялся выдти первымъ. Кромѣ того, неожиданное появлен³е майоркинскаго сеньора нѣсколько заставляло робѣть стыдливыхъ дѣвицъ.

   Хаиме почувствовалъ, что его взяли за локоть. Это былъ Капельянетъ. Онъ таинственно шепталъ ему на ухо, и, въ то же время, указывалъ пальцемъ... Вонъ Пере К_у_з_н_е_ц_ъ, знаменитый верро. И онъ показывалъ на мужчину ниже средняго роста, смѣлаго и развязнаго. А_т_л_о_т_ы группировались вокругъ героя. П_ѣ_в_е_ц_ъ, улыбаясь, говорилъ ему, а онъ съ покровительной важностью слушалъ, изрѣдка поплевывая сквозь зубы и изумляясь, какъ далеко летитъ его слюна.

   Вдругъ, Капельянетъ выскочилъ на средину площади, размахивая шляпой... Неужели они станутъ зря терять время, слушать флейту безъ танцевъ? Онъ побѣжалъ къ группѣ дѣвицъ, схватилъ за руки самую большую, потащилъ ее. "Ты!"... Этого довольно было для приглашен³я. Чѣмъ грубѣе схватывали за руку, тѣмъ любезнѣе считался кавалеръ, тѣмъ больше благодарности заслуживалъ.

   Рѣзвый а_т_л_о_т_ъ сталъ противъ своей пары - развязной, некрасивой дѣвушки съ грубыми руками, масляными волосами и чернымъ лицомъ, почти на цѣлую голову выше а_т_л_о_т_а. Мальчикъ протестовалъ, приступая къ музыкантамъ. He надо л_ь_я_р_г_и: онъ хочетъ танцовать к_у_р_т_у. Лярга и курта были единственными танцами на островѣ. Фебрерь не научился различать ихъ: простая вар³ац³я такта; музыка и танецъ, казалось. были одни и тѣ же.

   Дѣвушка, подбоченясь одной рукой и опустивъ другую вдоль растопыренной юбки, начала кружиться въ своихъ альпаргатахъ. Большаго отъ нея не требовалось ничего: въ этомъ состоялъ весь ея танецъ. Опускала глаза, сурово поджимала губы съ выражен³емъ добродѣтельнаго презрѣн³я, какъ будто танцовала противъ своей воли, и такъ вертѣлась и вертѣлась, описывая своими поворотами на землѣ больш³я восьмерки. Танцовалъ, собственно, мужчина. Въ этомъ традиц³онномъ танцѣ, изобрѣтенномъ, несомнѣнно, первыми поселенцами острова, грубыми пиратами героической эпохи, онъ воспроизводилъ вѣчную человѣческую истор³ю - преслѣдован³е и охоту за женщиной. Она кружилась, холодная и безчувственная, словно безполая - гордая грубой добродѣтелью, убѣгая отъ его прыжковъ и уловокъ, презрительно повертываясь къ нему спиной. И трудная задача его сводилась къ тому, что онъ долженъ былъ постоянно становится передъ ея глазами, опережать ее, спѣшить ей навстрѣчу, чтобы она видѣла его и восхищалась. Танцоръ прыгалъ и прыгалъ, повинуясь единственно ритму музыки, отскакивая отъ земли съ неутомимой эластичностью. Иногда онъ раскидывалъ руки съ жестомъ врага-повелителя, иногда пряталъ ихъ за спину, высоко выбрасывая ноги.

   Это былъ скорѣе не танецъ, а гимнастическое упражнен³е, безумные фокусы акробата, изступленныя движен³я, какъ въ военныхъ танцахъ африканскихъ племенъ. Женщина не потѣла и не краснѣла: продолжала кружиться холодно, не ускоряя шагу, - между тѣмъ ея партнеръ, опьяненный быстротой, сопѣлъ съ налитымъ кровью лицомъ и, дрожа отъ усталости, удалялся на нѣсколько минутъ. Всякая а_т_л_о_т_а могла безъ малѣйшаго усил³я танцовать поперемѣнно съ разными мужчинами, побѣждая ихъ. Это было торжество женской пассивности, смѣющейся надъ дерзкимъ хвастовствомъ другого пола, зная, что въ концѣ концовъ послѣдн³й будетъ посрамленъ...

   Выходъ первой пары подалъ сигналъ другимъ. Въ одну минуту все свободное пространство передъ музыкантами покрылось тяжелыми юбками подъ тугимъ, толстымъ кольцомъ которыхъ двигались маленьк³я ножки въ бѣлыхъ а_л_ь_п_а_р_г_а_т_а_х_ъ или желтыхъ сапогахъ, Широк³е концы штановъ болтались изъ стороны въ сторону при быстрыхъ прыжкахъ или энергичномъ притаптыван³и, поднимавшемъ съ земли облака пыли. Сильныя руки, галантно схватывая, выбирали а_т_л_о_т_у изъ группы: "Ты!" И за этимъ слогомъ побѣдитель тащилъ дѣвушку, толкалъ ее, какъ временный собственникъ, утрируя примитивную любовь - галантность, унаслѣдованная отъ предковъ темной эпохи, когда палка, брошенный камень, борьба грудь о грудь были первымъ объяснен³емъ въ любви.

   Нѣкоторые а_т_л_о_т_ы, увидавъ, что друг³е болѣе смѣлые, предупредили ихъ въ выборѣ дамъ, неподвижно стояли у круга, слѣдили за сотоварищами, выжидая, когда можно будетъ ихъ смѣнить. Если они видѣли, что танцоръ раскраснѣлся, вспотѣлъ отъ прыжковъ и выбивается изъ силъ, они подходили къ нему, схватывали за руку и оттаскивали. "О_с_т_а_в_ь е_е!" И безъ дальнѣйшихъ объяснен³й занимали его мѣсто, начиная прыгать и преслѣдовать женшину со свѣжими силами, причемъ дѣвушка видимо не смущалась перемѣнной кавалера: она продолжала кружиться, опустивъ глаза съ презрительнымъ выражен³емъ.

   Хаиме, впервые, увидалъ танцующую Маргалиду; до тѣхъ поръ она скрывалась въ толпѣ подругъ.

   Прекрасный Ц_в_ѣ_т_о_к_ъ М_и_н_д_а_л_я! Фебреръ находилъ ее красивѣе ея товарокъ со смуглымъ лицомъ, загорѣвшихъ отъ работъ на солнцѣ. Ея бѣлая кожа, нѣжная какъ цвѣтокъ, ея влажныя и блестящ³е глаза, глаза нѣжнаго звѣрка, ея стройное тѣло и даже нѣжныя руки, выдѣляли ее, словно дѣвушку иной расы, изъ среды ея черныхъ подругъ, обольстительныхъ своей юностью энергичныхъ и добродушныхъ, но какъ бы вытесанныхъ грубо топоромъ.

   Глядя на нее, Хаиме думалъ: эта дѣвушка въ другой средѣ была бы обворожительнымъ создан³емъ. Онъ въ этомъ зналъ толкъ. Въ Ц_в_ѣ_т_к_ѣ М_и_н_д_а_л_я онъ угадывалъ бездну нѣжности и вкуса, которыхъ она сама не сознавала. Какъ жаль, что она родилась на этомъ островѣ и никогда не покинетъ его!.. Ея красота будеть принадлежать кому-нибудь изъ этихъ варваровъ, любующихся ею съ алчностью псовъ! Можетъ быть, Кузнецу, ненавистному в_е_р_р_о, покровительственно окидывающему всѣхъ своими темными очами!..

   Выйдя замужъ, она будетъ обрабатывать землю, какъ остальныя: бѣлизна цвѣтка потускнѣетъ и станетъ желтѣть; руки ея сдѣлаются черными, щершавыми; въ концѣ концовъ, она будетъ походить на мать и всѣхъ старухъ-крестьянокъ обратится въ женщину-скелетъ, искривленный и угловатый, словно стволъ маслины... Фебрера печалили эти мысли, какъ великая несправедливость. Откуда такая дочь у простого Пепа, находившагося рядомъ съ нимъ? Какое таинственное скрещиванье расы могло родить Маргалиду въ К_а_н_ѣ М_а_й_о_р_к_и?.. И неужели завянетъ этотъ таинственный благоухающ³й цвѣтокъ крестьянскаго дерева, подобно другимъ дикимъ почкамъ, выросшимъ рядомъ съ нею?..

   Нѣчто необычайное отвлекло Фебрера отъ этихъ мыслей. Продолжали звучать флейта, тамбуринъ и к_о_н_с_т_а_н_ь_о_л_ы, прыгали танцоры, кружились а_т_л_о_т_ы, но у всѣхъ въ глазахъ замѣчалась явная тревога, готовность дружно обороняться. Старики прекратили свой разговоръ, смотря въ сторону, гдѣ находились женщины. "Ч_т_о т_а_к_о_е? Ч_т_о т_а_к_о_е?" Капельянетъ бѣгалъ среди паръ, шепталъ на ухо танцорамъ. Тѣ выходили изъ круга, засунувъ руки за поясъ, исчезали и черезъ нѣсколько секундъ возвращались на прежнее мѣсто. А_т_л_о_т_ы продолжали кружиться.

   Пепъ слегка улыбнулся, угадавъ, что случилось, и сказалъ на ухо сеньору, "Ничего: это бываетъ на всѣхъ балахъ". Приближалась опасность, и а_т_л_о_т_ы прятали с_в_о_и п_р_и_б_о_р_ы.

   Эти приборы - пистолеты и ножи, которые юноши носили въ знакъ своихъ гражданскихъ правъ. Нѣсколько минутъ Фебреръ видѣлъ, какъ появлялось на свѣтъ Бож³й страшное, громадное оруж³е, какимъ-то чудомъ спрятанное въ ихъ тонкихъ и стройныхъ тѣлахъ. Старухи, протягивая свои костлявыя руки, требовали оруж³е къ себѣ, желая взять на себя рискъ. Въ ихъ глазахъ горѣлъ пламень боевого героизма. Проклятыя времена безбожниковъ: тревожатъ людей и покушаются на старинныя обычаи! "Сюда! Сюда!" И схвативъ смертоносный хламъ, они прятали его подъ колоколомъ безчисленныхъ верхнихъ и нижнихъ юбокъ. Молодыя матери небрежво опускались на свои сидѣнья и раздвигали свои закутанныя ноги, очевидно, для того, чтобы освободить побольше мѣста для оруж³я. Женщины переглядывались исполненныя воинственной рѣшимости. Пусть придутъ злодѣи!.. Скорѣе позволятъ себя разорвать на части, чѣмъ сдвинутся съ мѣста.

   Фебреръ увидѣлъ, какъ что-то блеснуло по дорогѣ въ церковь. Это были ремни и ружья, а надъ ними бѣлыя назатыльники двухъ треуголокъ солдатъ гражданской гвард³и.

   Два солдата приближались медленно, флегматично, несомнѣнно будучи убѣждены, что ихъ издали замѣтили и потому они являются слишкомъ поздно. Одинъ лишь Хаиме смотрѣлъ на нихъ: остальные дѣлали видъ, будто не видятъ ихъ, опустили голову или глядѣли въ другую сторону. Музыканты играли еще съ большимъ усерд³емъ, но пары удалялись. Атлоты оставляли юношей и смѣшивались съ группой женщинъ.

   - Добрый вечеръ, господа!..

   На привѣтств³е старшаго гвардейца отвѣтилъ тамбуринъ, неожиданно замолчавъ и предоставивъ играть одной флейтѣ. Послѣдняя еще вывела нѣсколько руладъ - ироническ³й отвѣтъ гвардейцу.

   Водворилось продолжительное молчан³е. Кое-кто произнесъ краткое; "Tengui!" no адресу парочки, но всѣ притворились, будто не замѣчаютъ ее, и глядѣли въ противоположную сторону, словно гвардейцевъ вовсе не было.

   Тягостное молчан³е, видимо подѣйствовало на обоихъ солдатъ.

   - Ну, продолжайте, - заявилъ старш³й. - He прерывайте изъ-за насъ забавы.

   Онъ сдѣлалъ знакъ музыкантамъ, и не способные ни въ чемъ противорѣчить власти, тѣ заиграли живѣе, веселѣе и отчаяннѣе, чѣмъ прежде; но какъ будто играли для мертвыхъ! Никто не тронулся; всѣ надулись, думая, чѣмъ можетъ кончиться это неожиданное явлен³е.

   Подъ аккомпанементъ стука тамбурина, руладъ флейты, легкаго треска и шума кастаньетъ пара начала двигаться среди группы а_т_л_о_т_о_в_ъ и обыскивать ихъ.

   - Ты, кавалеръ, - отечески повелительнымъ тономъ говорилъ старш³й изъ солдатъ, - руки вверхъ!

   И тотъ, на кого указывали, кротко повиновался безъ малѣйшей попытки къ сопротивлен³ю, почти гордясь, что его выбрали. Онъ зналъ свои обязанности. Ибисенецъ рождался, чтобы работать, жить... и подвергаться осмотру. Благородныя осложнен³я для храбреца: пускай боятся!.. И каждый а_т_л_о_т_ъ, видя въ обыскѣ доказательство своего достоинства, поднималъ руки, выпячивалъ впередъ животъ, съ удовольств³емъ предоставлялъ себя въ распоряжен³е гвардейцевъ и гордо поглядывалъ на толпу дѣвушекъ.

   Фебреръ обратилъ вниман³е, что оба солдата какъ бы не замѣтили Кузнеца. Казалось. они не признавали его, повертывались къ нему спиной; нѣсколько разъ подходили близко къ нему, тщательно обыскивая стоявшихъ рядомъ и видимо избѣгали смотрѣть на в_е_р_р_о.

   Пепъ тихимъ голосомъ, съ оттѣнкомъ восхищен³я, на уху говорилъ сеньору. Эти люди въ треуголкахъ хитрѣе дьявола. He обыскивая в_е_р_р_о, они почти наносили ему оскорблен³е: они заявляли, что не боятся его. Выдѣляютъ его, не производятъ надъ нимъ операц³и, какъ надъ всѣми прочими. Постоянно, когда встрѣчаютъ в_е_р_р_о съ другими юношами, обыскиваютъ послѣднихъ, но никогда не трогаютъ его. Такъ что а_т_л_о_т_ы, изъ опасен³я лишиться своего оруж³я, стараются не быть въ компан³и съ героемъ и бѣгутъ отъ него, какъ отъ источника опасности.

   Обыскъ продолжался подъ звуки музыки. Капельянетъ слѣдилъ за движен³ями солдатъ, все старался попасться на глаза старшему гвардейцу, заложивъ руки за поясъ, упорно глядя на него полуугрожающе, полуумоляюще. Гвардеецъ, казалось не видѣлъ его, обыскивалъ другихъ, но вскорѣ опять наталкивался на мальчика, преграждавшаго ему дорогу. У человѣка въ треугольникѣ, въ концѣ концовъ, заиграла улыбка подъ жесткими усами, и онъ позвалъ своего товарища.

   - Ты! - сказалъ онъ, указывая на юношу; - обыщи-ка этого в_е_р_р_о. Человѣкъ, кажется, опасный.

   Прощая врагу насмѣшливый тонъ, Капельянетъ поднялъ руки, какъ можно выше, чтобы всѣ убѣдились въ его велич³и. Пощекотавъ слегка его животъ, стража удалилась, а онъ все продолжалъ стоять въ позѣ опаснаго человѣка. Потомъ онъ побѣжалъ къ группѣ дѣвушекъ похвастаться миновавшей опасностью. Къ сожалѣн³ю, дѣдушкинъ ножъ оставался дома, спрятанный отцомъ въ мѣстѣ, котораго онъ не зналъ. Если станетъ носить его, отнимутъ.

   Гвардейцамъ скоро надоѣлъ безрезультатный обыскъ. Старш³й солдатъ злобно, какъ выслѣживающая собака, взглянулъ на толпу женщинъ. Тамъ должно быть спрятано оруж³е, но развѣ можно этихъ высохшихъ, черныхъ матронъ сдвинуть съ ихъ мѣста! Очень выразительно говорили враждебные взоры этихъ дамъ. Пришлось бы прибѣгнуть къ силѣ, а особы онѣ основательныя.

   - Добрый вечеръ, кабальеро!

   И они вскинули ружья на плечи, отклонивъ любезную заботливость нѣкоторыхъ юношей, сбѣгавшихъ въ трактиръ за бокалами. Предлагали имъ безъ злобы и безъ страха: въ концѣ концовъ, всѣ люди и живутъ на маленькомъ островкѣ. Но гвардейцы упорствовали въ своемъ отказѣ. - Спасибо, уставъ запрещаетъ. - И ушли: можетъ быть, спрячутся неподалеку и повторятъ обыскъ, когда стемнѣетъ и народъ станетъ расходиться по своимъ хуторамъ.

   Опасность прошла, инструменты перестали играть. Фебреръ увидѣлъ, что Пѣвецъ захватилъ тамбуринъ, сѣвъ на свободное мѣсто, занятое передъ тѣмъ танцорами. Крестьяне полукругомъ столпились около него. Почтенные матроны подвинули впередъ свои стульчики изъ спарто, чтобы лучше слушать. Онъ хотѣлъ спѣть романсъ собственнаго сочинен³я - р_е_л_я_с_³_о_н_ъ, прерываемый по мѣстному обычаю дрожащимъ крикомъ, трелями скорби, звучавшими пока у пѣвца хватаетъ воздуха въ легкихъ. Онъ медленно ударилъ палочкой по кожѣ тамбурина, желая придать мрачную серьезность своему монотонному, тягучему, печальному пѣн³ю. "Вы хотите, друзья, чтобъ я пѣлъ, если сердце разбито мое"... И раздалась шумная трель, безконечная жалоба умирающей птицы, среди общаго молчан³я. Всѣ смотрѣли на пѣвца и не видѣли въ немъ лѣниваго, больного а_т_л_о_т_а, презираемаго за неспособность къ труду. Въ ихъ примитивномъ воображен³и таилось нѣчто смутное, что заставляло ихъ уважать слова и жалобы жалкаго юноши. Казалось, нѣчто необычайное витало и шумно било крыльями надъ ихъ простыми душами.

   Голосъ Пѣвца плакалъ, говоря о женщинѣ, безчувственной къ его жалобамъ, и когда онъ сравнилъ ее съ цвѣткомъ миндаля, всѣ обернулись и смотрѣли на Маргалиду. А она стояла безстрастная, не зардѣвшись по-дѣвичьи, привыкшая къ подаркамъ грубой поэз³и - прелюд³и всякаго ухаживан³я.

   Пѣвецъ разливался въ своихъ жалобахъ, краснѣя отъ усиленнаго, тягостнаго клохтанья въ концѣ строфъ. Тяжело дышала его узкая грудь. Двѣ пурпурныя розочки недуга окрасили его щеки. Надувалася его худая шея, и синими лин³ями проступали не ней жилы. Согласно обычаю, онъ закрывалъ часть лица вышитымъ платкомъ, придерживая его рукой, опирающейся на тамбуринъ. Фебреру грустно было слушать скорбный голосъ. Ему казалось, что вотъ вотъ разорвется грудь юноши, лопнетъ его шея: но слушатели, привыкш³е къ варварскому пѣн³ю, къ такимъ же пустякамъ, какъ къ танцу, не обращали вниман³я на усталость пѣвца, и не надоѣдала имъ безконечная повѣсть.

   Группа а_т_л_о_т_о_в_ъ, отдѣлившись отъ кольца, окружавшаго поэта, видимо, совѣщалась и затѣмъ подошла туда, гдѣ находились степенные люди. Они искали синьо Пепа изъ Кана Майорки, чтобы переговорить о важномъ дѣлѣ. Съ презрѣн³емъ они отвернулись отъ своего пр³ятеля Пѣвца, несчастнаго, умѣвшаго лишь сочинять строфы въ честь а_т_л_о_т_ъ.

   Самый смѣлый изъ группы приблизился къ Пепу. Они хотѣли поговорить о ф_е_с_т_е_й_г_ѣ Маргалиды: они напомнили отцу объ его обѣщан³и согласиться на кортехо дѣвушки.

   Крестьянинъ внимательно осмотрѣлъ группу, какъ бы считая.

   - Сколько васъ?

   Говоривш³й улыбнулся. Ихъ гораздо больше. Они - представители другихъ а_т_л_о_т_о_в_ъ, оставшихся въ кругѣ слушать пѣнье. Они изъ разныхъ квартоновъ. Даже изъ Санъ Хуана, съ противоположнаго конца острова, придутъ юноши ухаживать за Маргалидой.

   Несмотря на свой притворно-несговорчивый видъ отца, Пепъ покраснѣлъ и сжалъ губы, плохо скрывая свою радость, искоса поглядывая на сидѣвшихъ рядомъ пр³ятелей. Что за честь для К_а_н_а М_а_й_о_р_к_и! He бывало еще такого сватовства. He ухаживало еще ни разу за дочерьми его товарищей столько народу.

   - Двадцать, что ли? - спросилъ онъ.

   А_т_л_о_т_ы медлили съ отвѣтомъ: они стали считать въ умѣ, бормоча имена друзей. Двадцать?.. Нѣтъ, больше. Можетъ считать тридцать.

   Крестьянинъ изобразилъ на лицѣ крайнее негодован³е. Тридцать! Пожалуй, они воображаютъ, что онъ можетъ обойтись безъ сна и станетъ цѣлыми ночами сидѣть и слушать ихъ любезности?..

   Затѣмъ онъ успокоился, погрузился въ сложныя вычислен³я, задумчиво и удивленно повторяя "тридцать!.. тридцать!"

   Рѣшен³е его непреклонно. Онъ можетъ пожертвовать на кортехо только полтора часа. A такъ какъ ихъ тридцать, то на брата приходится по три минуты. Три минуты, точно, по часамъ, каждый можетъ бесѣдовать съ Маргалидой: ни минуты больше. Вечера кортехо - въ четвергъ и субботу. Когда онъ ухаживалъ за своей женой, соискателей было гораздо меньше, и, все же его тесть, человѣкъ, никогда не смѣявш³йся, далъ имъ столько же времени. Соблюдать порядокъ, да? Чтобъ никакихъ распрей и ссоръ. Перваго, кто нарушитъ договоръ, онъ немедленно выгонитъ палкой. А если придется взяться за ружье, возьмется.

   Добрый Пепъ, довольный тѣмъ, что можетъ безъ конца хвастаться передъ почтительными претендентами на руку его дочери, изобрѣталъ одну угрозу за другой: онъ убьетъ нарушившаго договоръ. А_т_л_о_т_ы слушали съ кроткимъ видомъ, ухмыляясь себѣ подъ носъ.

   Договоръ былъ заключенъ. Въ слѣдующ³й четвергъ состоится первая вечеринка въ К_а_н_ѣ М_а_й_о_р_к_и. Фебреръ, слышавш³й разговоръ, посмотрѣлъ на в_е_р_р_о: тотъ держался въ сторонѣ, какъ будто его велич³е не позволяло ему снизойти до жалкихъ переговоровъ.

   Юноши отошли, присоединились къ толпѣ и тихимъ голосомъ стали обсуждать порядокъ очереди. Пѣвецъ закончилъ свой жалостный романсъ, пустивъ послѣднюю трель такимъ отчаяннымъ голосомъ, что, казалось, на самомъ дѣлѣ, разорвется его несчастное горло. Онъ вытеръ потъ, приложилъ руки къ груди; лицо его было багрово-синяго цвѣта: но топпа отвернулась, уже забывъ о немъ.

   Съ половой солидарностью а_т_л_о_т_ы обступили Маргалиду, дергали ее, толкали, прося спѣть отвѣтъ на романсъ пѣвца о лживогсти женщинъ.

   - He хочу! He хочу! - протестовалъ Ц_в_ѣ_т_о_к_ъ м_и_н_д_а_л_я, отбиваясь отъ подругъ.

   И такъ искренне она отнѣкивалась, что, въ концѣ-концовъ, на защиту ея вступились старухи. Оставьте а_т_л_о_т_у! Маргалида пришла забавляться, а не забавлять другихъ. Развѣ легкое дѣло сразу сочинить отвѣтъ стихами?..

   Игрокъ на тамбуринѣ взялъ инструментъ изъ рукъ пѣвца и забилъ палочкой по кожанному кругу. Флейта словно прополоскала себѣ горло: сыграла нѣсколько гаммъ, прежде чѣмъ начать усыпительную мелод³ю африканскаго ритма. Танцы продолжаются!..

   Солнце начало скрываться. Морской вѣтеръ пахнулъ свѣжестью на поля. Крестьяне, заснувш³е, казалось, въ тяжелой атмосферѣ раскаленнаго воздуха, теперь быстро задвигались: свѣжесть какъ бы пришпоривала ихъ.

   А_т_л_о_т_ы спорили и кричали съ угрожающей страстностью, направляясь къ музыкантамъ. Одни требовали л_ь_я_р_г_у, друг³е к_у_р_т_у. Всѣ упорно и властно настаивали на своемъ. Смертоносная сталь изъ-подъ женскихъ юбокъ вернулась за ихъ пояса, и близость ихъ спутниковъ вливала въ каждаго новую жизнь, новые порывы дерзкой отваги.

   Музыканты принялись играть по собственному выбору, толпа любопытныхъ отхлынула, и снова посрединѣ площади запрыгали бѣлыя альпаргаты, заколыхались туг³я кольца синихъ и зеленыхъ юбокъ, стали развѣваться концы платковъ надъ толстыми косами и двигаться, какъ красныя кисточки, цвѣты за ушами а_т_л_о_т_о_в_ъ.

   Хаиме продолжалъ смотрѣть на К_у_з_н_е_ц_а, повинуясь непреодолимой антипат³и. В_е_р_р_о, молчаливый и какъ будто разсѣянный, стоялъ среди своихъ поклонниковъ, обступившихъ его кругомъ. Казалось, онъ не замѣчалъ никого, съ суровымъ выражен³емъ глядѣлъ на Маргалиду, словно желая покорить ее своимъ взглядомъ, устрашавшимъ мужчинъ. Когда Капельянетъ съ энтуа³азмомъ ученика подходилъ къ в_е_р_р_о, послѣдн³й удостаиаалъ его улыбки, какъ будущаго родственника.

   Говоривш³е съ с_и_н_ь_о Пепомъ на счетъ кортехо а_т_л_о_т_ы, видимо, были смущены присутств³емъ Кузнеца. Дѣвушки выходили танцовать, увлекаемыя парнями, а Маргалида оставалась около матери: всѣ жадными глазами смотрѣли на нее, но никто не осмѣлился подойти и пригласить ее.

   Майоркинецъ чувствовалъ, какъ въ немъ просыпаются страсти и задоръ его ранней юности. Онъ ненавидѣлъ в_е_р_р_о. Онъ какъ бы счигалъ личнымъ оскорблен³емъ страхъ, который внушалъ всѣмъ в_е_р_р_о. И не найдется никого, кто далъ бы пощечину этому призраку, вышедшему изъ тюрьмы?..

   Одинъ а_т_л_о_т_ъ приблизился къ Маргалидѣ и взялъ ее за руку. Это быль пѣвецъ, потный, дрожавш³й еще отъ усталости. Онъ выпрямился, какъ будто его слабость придавала ему силу. Бѣлый Ц_в_ѣ_т_о_к_ъ м_и_н_д_а_л_я началъ кружиться на своихъ маленькихъ ногахъ, а Пѣвецъ прыгалъ и прыгалъ, преслѣдуя ее.

   Бѣдный мальчикъ! Хаиме испытывалъ тягостное чувство, представляя себѣ, съ какими усил³ями его бѣдная воля могла побороть тѣлесную усталосгь. Онъ задыхался, черезъ нѣсколько минутъ его ноги уже дрожали, но все-таки онъ улыбался, довольный своей побѣдой. Влюбленными глазами смотрѣлъ онъ на Маргалиду и отворачивался лишь для того, чтобъ гордо посмотрѣть на пр³ятелей. Тѣ отвѣчали ему взглядами сожалѣн³я.

   При одномъ поворотѣ онъ едва не упалъ; сдѣлалъ большой прыжокъ и колѣна его подогнулись. Съ минуты на минуту всѣ думали, что онъ растянется на землѣ. Но онъ продолжалъ танцовать, и замѣтны были его усил³я воли, его рѣшимость скорѣе погибнуть, чѣмъ показать свою слабостъ.

   Уже закрывались его глаза отъ головокружен³я, какъ вдругъ онъ почувствовалъ, что его ударили по плечу, согласно обычаю, заставляя уступить даму.

   Это былъ Кузнецъ. Онъ первый разъ вышелъ танцовать. Его прыжки были встрѣчены ропотомъ изумлен³я, Всѣ восхищались имъ въ своей коллективной трусости, трусости робкой толпы.

   Видя одобрен³е, в_е_р_р_о, сталъ энергичнѣе двигаться и изгибаться, преслѣдуя свою. даму, преграждая ей путь, опутывая ее сложной сѣтью своихъ движен³й. А Маргалида кружилась и кружилась, опустивъ глаза, стараясь не встрѣтиться своимъ взглядомъ со страшнымъ кавалеромъ.

   Иногда, желая похвастать своей силой, Кузнецъ наклонялъ бюстъ назадъ, закидывалъ руки за спину и высоко прыгалъ, словно земля была эластична, а его ноги - стальныя пружины. Эти прыжки наводили Хаиме на грустныя мысли о тюремныхъ побѣгахъ и нападен³яхъ головорѣзовъ.

   Время шло, а этотъ человѣкъ, казалось, не утомлялся. Нѣкоторыя пары удалились, а въ другихъ танцоръ нѣсколько разъ мѣнялся, а Кузнецъ продолжалъ свою дикую пляску, мрачный, полный презрѣн³я, словно недоступный усталости.

   Даже Фебреръ съ завистью призналъ силу за этимъ страшнымъ кузнецомъ. Что за животное!...

   Вдругъ онъ увидѣлъ, какъ тотъ сталъ искать чего-то за поясомъ и протянулъ руку къ землѣ, не прекращая своихъ прыжковъ и поворотовъ. Облако дыма разостлалось по землѣ, и, между бѣлыми клубами, быстро сверкнули два огонька блѣдные, розовые въ лучахъ солнца. Грянуло два выстрѣла.

   Женщины шарахнулись другъ къ другу. испуганно взвизгнувъ. Мужчины стояли въ нерѣшительности. Но черезъ минуту всѣ успокоились и разразились криками одобрен³я и аплодисментами.

   Очень хорошо! Кузыецъ выстрѣлилъ изъ пистолета въ ноги дамѣ - высшая любезность храбрецовъ, лучшее доказательство любви, какою могла удостоиться а_т_л_о_т_а на островѣ.

   И Маргалида, въ концѣ концовъ женщина, продолжала танцовать; какъ на истинную ибисенку, взрывъ пороху не произвелъ на нее особеннаго впечатлѣн³я; она бросала на Кузнеца признательные взгляды, благодаря за его смѣлую выходку, бросившую вызовъ гражданской гвард³и, находившейся, можетъ быть, поблизосги. Затѣмъ посмотрѣла на подругъ, дрожавшихъ отъ зависти.

   Даже самъ Пепъ, къ великому негодован³ю Хаиме, видимо, былъ весьма польшенъ двумя выстрѣлами въ ноги своей дочери.

   Одинъ только Фебреръ не раздѣлялъ восторга передъ смѣлымъ подвигомъ в_е_р_р_о.

   Проклятый арестантъ!... Онъ ясно не представлялъ себѣ мотива своей ярости, но что-то неизбѣжное надвигалось... Съ этимъ д_я_д_е_й ему придется посчитаться!

  

  

   Наступила зима. Временами море яростно билось о цѣпь острововъ и скалъ, образующихъ между Ибисой и Форментерой стѣну утесовъ, перерѣзанную проливами. Въ этихъ морскихъ проходахъ воды, раньше спокойныя, темно-голубыя, позволявш³я видѣть морское дно, теперь ходили черными валами, ударяясь въ берега и одинок³я скалы, которыя то исчезали, то появлялись среди пѣны. Между островами Доковъ и Удавленниковъ, гдѣ могутъ проходить больш³я суда, послѣдн³я скользили, выдерживая борьбу съ дикимъ напоромъ течен³я и трагическими, шумными ударами волнъ. Ибисск³я и форментерск³я суда поднимали паруса и искали убѣжища у островковъ. Извилины этого лабиринта морскихъ земель позволяли плавающимъ въ архипелагѣ Пит³усскихъ острововъ двигаться отъ острова къ острову по различнымъ путямъ, наставивъ паруса по вѣтру. Тогда какъ въ одномъ углу море бушевало, въ другомъ оно было неподвижно и глубоко, густое, какъ масло. Въ проливахъ волны, яростно крутясь, набѣгали другь на друга, но достаточно было ударить шестомъ, повернуть носомъ, - и судно оказывалось подъ защитой острова, покачиваясь въ спокойныхъ водахъ, райскихъ, прозрачныхъ: виднѣлось дно, покрытое странными растен³ями, и сновали рыбы среди серебряннхъ искръ и карминовыхъ лучей.

   Небо и заря были почти всегда облачны, a море - пепельнаго цвѣта. Ведрá казался еще огромнѣе, еще величественнѣе, подымая свою коническую иглу въ этой атмосферѣ непогоды. Mope низвергалось водопадами въ глубину его пещеръ, разражаясь чудовищными выстрѣлами. Лѣсныя козы на своихъ неприступныхъ высотахъ прыгали съ уступа на уступъ, и только когда въ темной синевѣ гремѣлъ громъ и огненныя змѣи, стремительно извиваясь, спускались пить къ безмѣрной морской чашѣ, робк³я животныя съ испуганнымъ блеян³емъ прятались во впадины, прикрытыя вѣтками можжевельника.

   Часто въ дурную погоду Ферберъ отправлялся на рыбную ловлю съ дядей Вентолерой. Старикъ морякъ хорошо зналъ свое море. Иногд