Бласко-Ибаньес Висенте - Мертвые повелевают

  

  

  

  

  

   Хаиме Фебреръ поднялся въ девять часовъ утра. М_а_д_ò Антон³а, присутствовавшая еще при его крещен³и, ревиительница семейной славы, съ восьми часовъ суетилась въ комнатѣ, приготовляясь разбудить его. Ей показалось, что недостаточно свѣта проходитъ черезъ жалюзи высокаго окна: она открыла деревянныя, источенныя червями створки, лишенныя стеколъ. Затѣмъ подняла занавѣски изъ красной камки, съ золотыми обшивками, словно палатки раскинутыя надъ широкой постелью, старинной, барской, великолѣпной, на которой рождались, производили потомство и умирали поколѣн³я Фебреровъ.

   Ночью, вернувшись изъ казино, Хаиме строго-настрого приказалъ разбудить себя пораньше. Онъ приглашенъ на завтракъ въ Вальдемосу. Отлично! Было прекраснѣйшее весеннее утро; въ саду хоромъ заливались птицы на цвѣтущихъ вѣтвяхъ, колеблемыхъ морскимъ вѣтромъ дувшимъ поверхъ стѣны.

   Служанка вышла въ кухню, увидавъ, что сеньоръ наконецъ, рѣшился разстаться съ постелью. Хаиме Фебреръ почти не одѣтый расхаживалъ по комнатѣ передъ окномъ, раздѣленномъ надвое тончайшей колонной. Онъ не боялся, что его увидятъ. Напротивъ находился такой же старинный дворецъ, - громадный домъ съ небольшимъ числомъ оконъ. Передъ его окномъ тянулись стѣны неопредѣленнаго цвѣта, съ глубокими трещинами и остатками старой окраски. Улица была узкая, и стѣну, казалось, можно было достать рукой.

   Хаиме поздно заснулъ: онъ волновался и нервничалъ, размышляя о важномъ шагѣ, который ему предстояло утромъ совершить. Отъ тревожнаго, непродолжительнаго сна голова его отяжелѣла; онъ почувствовалъ властную потребность освѣжиться сладостно-прохладной водой. Умываясь въ студенческой, маленькой, простой чашкѣ для бритья, Фебреръ сдѣлалъ печальное лицо. О, нищета!.. He было самыхъ примитивныхъ удобствъ въ этомъ домѣ, домѣ барской, старинной роскоши, - такой роскоши современные богачи не могли создать. Бѣдность, со всѣми ея огорчен³ями, подстерегала его въ этихъ залахъ, напоминавшихъ блестящ³я декорац³и нѣкоторыхъ театровъ, которыя онъ видѣлъ, путешествуя по Европѣ.

   Словно посторонн³й человѣкъ, впервые входящ³й въ спальню, съ удивлен³емъ разглядывалъ Фебреръ громадную комнату съ ея высокимъ потолкомъ. Его могущественные предки строили для гигантовъ. Каждая комната дворца была величиною съ новѣйш³й домъ. Въ окнѣ не имѣлось стеколъ, какъ и въ остальныхъ окнахъ здан³я, и зимою приходилось держать створки затворенными: свѣтъ проникалъ тогда лишь черезъ жалюзи окна, почернѣвш³я отъ времени, покрытыя осколками стекла. He было ковровъ на полу изъ песчанаго, мягкаго майорскаго камня, изрѣзаннаго какъ дерево прямоугольниками. Потолки сохраняли еще слѣды блеска старинной штукатурки, то темные, съ искусственными соединен³ями, то съ внушительной позолотой, и на ней выступали цвѣтныя поля родовыхъ гербовъ. Высочайш³я, просто выбѣленныя известкой стѣны исчезали въ однѣхъ комнатахъ за рядами картинъ, а въ другихъ - за великолѣпными занавѣсками яркихъ цвѣтовъ, не потускнѣвшихъ отъ времени. Спальня была украшена восемью шпалерами цвѣта зелени высохшаго листа: на нихъ - сады, широк³я аллеи съ осенними деревьями, съ площадкой въ концѣ, гдѣ бродили олени или струились уединенные ключи въ тройныхъ водоемахъ. Надъ дверьми висѣли старинныя итальянск³я, приторно-слащавыя картины: дѣти, сверкая янтарными тѣлами, играли съ курчавыми ягнятами. Арка, отдѣлявшая спальню въ точномъ смыслѣ слова отъ остальной части комнаты, имѣла нѣсколько тр³умфальный видъ: колонны съ желобками поддерживали рѣзную листву, - все изъ блѣднаго, скромнаго золота, словно у алтаря. На столѣ восемнадцатаго вѣка красовалось многоцвѣтное изображен³е св. Георг³я, топчущаго мавровъ своимъ скакуномъ. Дальше - кровать, импонирующая кровать, памятникъ семейной гордости. Нѣсколько старинныхъ креселъ, съ кривыми ручками, съ краснымъ выцвѣтшимъ и вылѣзшимъ бархатомъ - мѣстами виднѣлась бѣлая рама - стояли въ перемежку съ соломенными стульями и плохенькимъ умывальникомъ. "О, нищета!" - снова подумалъ собственникъ майората. Старый, огромный домъ Фебреровъ, съ его красивыми окнами безъ стеколъ, съ его залами въ шпалерахъ, но безъ ковровъ, съ его почтенною мебелью, перемѣшанною съ самыми жалкими предметами, походилъ на принца въ нищетѣ, еще гордо драпирующагося въ блестящ³й плащъ и со славной короной на головѣ, но необутаго и безъ бѣлья.

   Таковъ былъ этотъ дворецъ, величественная, пустая громада, - нѣкогда хранительница славы и богатствъ его предковъ. Одни были купцами, друг³е - воинами, третьи - мореправителями. Гербы Фебреровъ развевались на вымпелахъ и флагахъ болѣе чѣмъ полсотни марсовыхъ судовъ - цвѣта майорскаго флота, которыя, получивъ приказан³я въ Пуэрто Пи, отправлялись продавать островное масло въ Александр³ю, грузили пряности, шелкъ и благовон³я Востока въ Мало-Аз³атскихъ гаваняхъ, торговали съ Венец³ей, Пизой и Генуей или, минуя Геркулесовы столбы, пропадали въ туманахъ сѣверныхъ морей и возили во Фландр³ю и Ганзейск³я республики полуфарфоръ валенс³йскихъ морисковъ, называвш³йся у иностранцевъ майоликой, изъ-за его ма³оркскаго происхожден³я. Постоянное плаван³е по морямъ, кишѣвшимъ пиратамъ, сдѣлало изъ семьи богатыхъ купцовъ племя храбрыхъ солдатъ. Фебреры сражались или заключали союзы съ турецкими, греческими и алжирскими корсарами, эскортируя ихъ флоты по сѣвернымъ морямъ, грозя англ³йскимъ пиратамъ, и однажды, при входѣ въ Босфоръ, ихъ галеры даже напали на генуэзцевъ, монополизировавшихъ торговлю съ Визант³ей. Потомъ эта династ³я морскихъ воиновъ, прекративъ торговое мореплаван³е, платила дань кровью, защищая христ³анск³я королевства и католическую вѣру, отрядивъ часть своихъ сыновей въ святую милиц³ю мальт³йскихъ рыцарей. Младш³е члены дома Фебреровъ, вмѣстѣ съ водой крещен³я, получали на свои пеленки вышитый бѣлый восьмиконечный крестъ, символизировавш³й восемь блаженствъ, Придя въ зрѣлый возрастъ, они командовали воинственными галерами Ордена и кончали свои дни богатыми мальт³йскими командорами, повѣстствуя о своихъ подвигахъ дѣтямъ своихъ племянницъ. и поручая уходъ за своими недугами и ранами невѣрнымъ рабынямъ, жившимъ съ ними, не смотря на обѣтъ цѣломудр³я. Знаменитые монахи, проѣзжая черезъ Майорку, изъ крѣпости Альмудайны дѣлали визиты во дворецъ Фебреровъ. Одни были адмиралами королевскаго флота, друг³е губернаторами отдаленныхъ областей. Нѣкоторые покоились вѣчнымъ сномъ въ соборѣ Ла Вилетте: вмѣстѣ съ другими славными майоркинцами; Хаиме видѣлъ ихъ гробницы при посѣщен³и Мальты. Пальмская "Лонха" (биржа), красивое готическое здан³е около моря, въ течен³е вѣковъ было леннымъ владѣн³емъ его предковъ. Фебрерамъ принадлежало все, что выбрасывали на сосѣдн³й молъ галеры съ высокими башнями, кеньги съ тяжелыми остовами, легк³я фусты, суда съ косыми парусами, плоты и друг³я суда тѣхъ временъ. И въ громадномъ, колонномъ залѣ "Биржи", у соломоновыхъ колоннъ, терявшихся во мракѣ сводовъ, его предки принимали, словно короли, восточныхъ мореплавателей, въ широкихъ шароварахъ и ярко-пурпурныхъ колпакахъ, генуэзцевъ и провансальцевъ въ короткихъ плащахъ съ клобуками, храбрыхъ вождей острова въ красныхъ остроконечныхъ каталонскихъ шапкахъ. Венец³анск³е купцы посылали своимъ майоркскимъ друзьямъ мебель краснаго дерева съ изящной рѣзьбой изъ слоновой кости и глазури или больш³я зеркала съ голубымъ стекломъ и кристальной рамкой. Возвращавш³еся изъ Африки мореплаватели привозили пучки страусовыхъ перьевъ, слоновые клыки. И тѣ и друг³я драгоцѣнныя вещи шли на украшен³е залъ дома, благоухающихъ таинственными духами - подаркомъ аз³атскихъ товарищей.

   Фебреры въ продолжен³е вѣковъ были посредниками между востокомъ и западомъ, сдѣлали изъ Майорки складъ экзотическихъ продуктовъ, которые ихъ корабли развозили по Испан³и, Франц³и и Го³ланд³и. Баснословныя богатства текли въ домъ. Иногда Фебреры устраивали займы королямъ. Но не смотря на это минувшей ночью Хаиме, послѣднему изъ рода, проигравшему все, что имѣлъ (нѣсколько сотъ песетъ) пришлось, чтобы отправиться утромъ въ Вальдемосу, взять деньги у контрабандиста Тони Клапеса, грубаго, но смышленнаго человѣка, самаго вѣрнаго и безкорыстнаго изъ его пр³ятелей.

   Причесываясь, Хаиме посмотрѣлъ въ старинное зеркало, расколотое, съ туманнымъ стекломъ. Тридцать шесть лѣтъ: не могъ пожаловаться на наружность! Безобразенъ, гранд³озно безобразенъ, какъ выражалась женщина, имѣвшая нѣкоторое вл³ян³е на его судьбу. Уродство доставило ему однажды успѣхи въ любви. Миссъ Мэри Гордонъ, бѣлокурая идеалистка, дочь губернатора англ³йскаго архипелага въ Океан³и путешествовавшая по Европѣ въ сопровожден³и одной довѣренной особѣ, познакомилась съ нимъ какъ-то лѣтомъ въ мюнхенскомъ отелѣ и, очарованная, сдѣлала первыя шаги. Испанецъ, по мнѣн³ю миссъ, былъ живымъ портретомъ Вагнера въ молодости. И, улыбаясь пр³ятному; воспоминан³ю, Фебреръ разсматривалъ свой шарообразный лобъ, придавивш³й, казалось, своей тяжестью внушительные, маленьк³е, ироническ³е глаза, оттѣненные толстыми бровями. Носъ острый, орлиный, - носъ, какъ у всѣхъ Фебреровъ, смѣлыхъ хищныхъ птицъ морскихъ пустынь; презрительный, поджатый ротъ; выдающ³йся подбородокъ, покрытый нѣжной и рѣдкой растительностью бороды и усовъ. О, восхитительная миссъ Мэри! Съ годъ продолжалось веселое сгранствѳван³е по Европѣ. Она, безумно влюбленная въ него благодаря сходству съ ген³емъ, хотѣла выйти за него замужъ и толковала ему о милл³онахъ губернатора, мѣшая романтическ³е восторги съ практическими наклоннастями своей расы. Но Фебреръ, въ концѣ концовъ, сбѣжалъ, не дожидаясь, пока англичанка промѣняетъ его на какого-нибудь режиссера оркестра, человѣка, болѣе похожаго на ея кумира.

   Охъ, женщины!.. И Хаиме расправлялъ свое крѣпкое, мужественное тѣло, нѣсколько сутулое, благодаря чрезмѣрному росту. Уже давно онъ рѣшилъ не интересоваться ими. Легкая сѣдина въ бэродѣ, легк³я морщинки на кожѣ въ углахъ глазъ говорили объ утомлен³и жизнью, несшейся, по его словамъ, "на полныхъ парахъ", Но женщины вce-таки еще шли къ нему на встречу.

   Именно любовь должна была спасти его изъ бѣдственнаго положен³я.

   Окончивъ туалетъ онъ вышелъ изъ спальни. Прошелъ громаднѣйшую залу, освѣщенную солнечными лучами, падавшими сквозь отверст³я закрытыхъ оконъ. Полъ былъ въ тѣни, а стѣны сверкали, словно садъ яркими красками, въ безконечныхъ шпалерахъ съ фигурами вдвое большими обычныхъ. Тутъ красовались миѳологическ³я и библейск³я сцены, вызывающ³я дамы, съ полнымъ, розовымъ тѣлом с³реди красныхъ и зеленыхъ воиновъ, громадныя колоннады, дворцы въ цвѣточныхъ гирляндахъ, турецк³я сабли на-голо, головы на землѣ; группы толстобрюхихъ коней, съ поднятой ногой - цѣлый м³ръ старыхъ легендъ, въ свѣжихъ, пестрыхъ тонахъ, несмотря на многовѣковую давность, окаймленный рамкой яблокъ и лисгвы.

   Проходя, Фебреръ ироническимъ взглядомъ окинулъ эти богатства, унаслѣдованныя отъ предковъ. Ему ничего не принадлежало. Больше года шпалеръ этой залы и спальни составляли собственность пальмскихъ ростовщиковъ. Ростовщики оставили ихъ висѣть на прежнемъ мѣстѣ. Они дожидались какого-нибудь любителя-богача, который заплатилъ бы болѣе щедро, въ увѣренности, что пр³обрѣтаетъ ихъ отъ самого владѣльца. Хаиме былъ простымъ хранителемъ, и въ случаѣ недобросовѣстнаго наблюден³я за ними ему грозила тюрьма.

   Въ срединѣ залы онъ машинально, въ силу привычки, сдѣлалъ небольшой обходъ, но расхохотался, увидавъ, что ничто не преграждаетъ ему дороги. Мѣсяцъ тому назадъ здѣсь стоялъ итальянск³й столъ изъ драгоцѣннаго мрамора, привезенный знаменитымъ командиромъ дономъ Пр³амо Фебреромъ послѣ одной каперской экспедиц³и. Дальше также дорога была свободна. Громадная серебряная жаровня на серебряной же подставкѣ, съ ангелочками кругомъ, поддерживавшими это сооружен³е, Ферберъ превратилъ въ деньги, продавъ на вѣсъ. Жаровня заставила его вспомнить о золотой цѣпи, подаркѣ императора Карла V одному предку. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ онъ продалъ цѣпь въ Мадридѣ также на вѣсъ, получивъ въ придачу двѣ золотыхъ унц³и за артистическую работу и древность. Послѣ до него дошли слухи, что ее купили въ Парижѣ за сто тысячъ франковъ. О, нищета! Кабальеро не могутъ жить въ нынѣшн³я времена. Его взглядъ упалъ на громадныя блестящ³я шкатулки венец³анской работы, на старинныхъ столахъ, поддерживаемыхъ львами. Казалось, онѣ сдѣланы для гигантовъ, съ безчисленными, глубокими ящиками, на лицевой сторонѣ которыхъ, покрытыхъ яркой эмалью, изображены были миѳологическ³я сцены. Четыре великолѣпныя вещи для музея: легкое воспоминан³е о быломъ великолѣп³и дома. Также не принадлежали. Онѣ раздѣлили участь шпалеръ и ожидали здѣсь себѣ покупателя. Фебреръ былъ простымъ консьержемъ собственнаго жилища. Въ свою очередь, принадлежали кредиторамъ итальянск³я и испанск³я картины, украшавш³я стѣны двухъ сосѣднихъ кабинетовъ, старинная мебель съ протертымъ и испорченнымъ шелкомъ, но съ красивой рѣзьбой, - однимъ словомъ, все, что сохранилось сколько-нибудь цѣннаго отъ остатковъ накоплявшагося вѣками наслѣдства.

   Онъ вошелъ въ пр³емную залу, обширную комнату въ центрѣ здан³я, прохладную, съ высочайшимъ потолкомъ, сообщавшуюся съ лѣстницей. Бѣлыя стѣны съ годами приняли желтоватый цвѣтъ слоновой кости. Чтобъ увидать черный лѣпной потолокъ, требовалось закинуть голову назадъ. Помимо нижнихъ оконъ залу, громадную и строгую, освѣщали окна у карниза. Мебель немногочисленная, монастырская: помѣстительныя кресла съ плетеными сидѣньями и стѣнками, украшенными гвоздями; дубовые столы на изогнутыхъ ножкахъ; темные сундуки съ заржавѣвшими замками, на подстилкахъ изъ зеленаго, изъѣденнаго молью сукна. Лишь желтоватая бѣлизна стѣнъ выступала, словно рѣшетка, между рядами картинъ; - мног³я изъ нихъ безъ рамокъ. Были сотни картинъ; всѣ плох³я и въ тоже время интересныя, писанныя по заказу, чтобы увѣковѣчить славу рода, произведен³я старинныхъ итальянскихъ и испанскихъ художниковъ, проѣзжавшихъ черезъ Майорку. Чарами предан³й, казалось, вѣяло въ этихъ картинахъ. Здѣсь говорила истор³я Средиземнаго моря, написанная неумѣлыми или даровитыми кистями: встрѣчи галеръ, штурмы крѣпостей, велик³я морск³я битвы: клубы дыма; а надъ ними вымпела кораблей и высок³я носовыя башии съ развѣвающими знаменами малт³йскаго креста или полумѣсяца. Люди сражались въ закрытыхъ судахъ или лодкахъ, рядомъ съ судами; море, покраснѣвшее отъ крови или пламени судовъ, пестрѣло сотнями головъ тѣхъ, чьи суда потонули; послѣдн³е, въ свою очередь, вели битву между собою среди волнъ. Масса шлемовъ и шляпъ съ опущенными полями бросалась на корабля, усѣянныя массой бѣлыхъ и красныхъ тюрбановъ; а надъ ними возвышались мечи и пики, сабли и абордажные топоры. Выстрѣлы пушекъ и ракеты красными огнями прорѣзывали дымъ битвы. На другихъ полотнахъ, менѣе темныхъ, виднѣлись крѣпости, изрыгавш³я пламя черезъ бойницы, а у поднож³я ихъ воины съ бѣлыми, восьмиконечными крестами на панцыряхъ, ростомъ почти съ башню, приставлями къ стѣнамъ лѣстницы для штурма.

   Рядомъ съ картинами бѣлыя дощетки, опять-таки съ изображен³ями герба, и на нихъ, крупными буквами, съ дефектами, повѣствован³я объ успѣхахъ: побѣдоносныхъ встрѣчахъ съ галерами Великаго Турка или съ пизанскими, женевскими, бискайскими пиратами; о войнахъ въ Сардин³и; и штурмахъ Бужи и Теделица. И во всѣхъ этихъ предпр³ят³яхъ какой-нибудь Фебреръ руководилъ сражавшимися или же отличился своимъ героизмомъ. Но всѣхъ превзошелъ командоръ донъ Пр³амъ, дьявольски смѣлый герой, шутникъ и мало вѣрующ³й, слава и позоръ рода.

   Въ перемѣшку съ военными сценами висѣли фамильные портреты. Вверху, подъ старинными картинами, изображавшими евангелистовъ и мучениковъ и образовывавшими фризъ, красовались болѣе древн³е Фебреры, почтенные майоркск³е купцы, нарисованные нѣсколько столѣт³й спустя послѣ ихъ смерти: важные мужи съ еврейскими носами и острыми глазами, съ драгоцѣнностями на груди, въ высокихъ круглыхъ шапкахъ восточнаго образца. Дальше шли военные, вооруженные мореплаватели, съ выбритыми головами и профилемъ хищныхъ птицъ: всѣ въ черныхъ стальныхъ доспѣхахъ, нѣкоторые съ бѣлымъ мальт³йскимъ крестомъ. Съ каждымъ портретомъ черты лица становились тоньше, но выпуклый черепъ и характерный носъ сохранялись. Воротникъ рубашки, широк³й, свободный, изъ грубой шерсти, постепенно поднимался, уступая мѣсто накрахмаленному, выглаженному складками. Панцырь превращался въ бархатную или шелковую безрукавку. Жестк³я, широк³я бороды à la императоръ смѣнялись заостренными бородками и усами, и на лобъ нависали букли. Среди грубыхъ воиновъ и элегантныхъ кавалеровъ выдѣлялись черныя платья священнослужителей съ усиками и бородками, въ высокихъ четырехъугольныхъ шапочкахъ съ кисточками. Одни были достоуважаемые мальт³йск³е монахи, судя по бѣлымъ отлич³ямъ на груди, - друг³е - почтенные майоркск³е инквизиторы, судя по легендѣ объ ихъ ревностномъ служен³и вѣрѣ. За этими сеньорами, черными, съ внушительнымъ выражен³емъ лица, суровыми глазами, дефилировали мужчины въ бѣлыхъ парикахъ, обритые - потому лица ихъ казались дѣтскими - въ великолѣпныхъ мундирахъ изъ шелка и золота, въ лентахъ и орденахъ. Это были неизмѣнные рехидоры города Пальмы; маркизы, чьи маркизск³я прерогативы благодаря брачнымъ связямъ были потеряны для семьи - ихъ титулы мѣшались съ титулами знати Полуострова; губернаторы, главнокомандующ³е, вице-короли американскихъ и океан³йскихъ земель; ихъ имена воскрешали видѣн³я фантастическихъ богатствъ; энтуз³асты botiflers, сторонники Бурбоновъ съ самого начала, принужденные затѣмъ бѣжать изъ Майорки, послѣдняго оплота Австр³и, въ качествѣ почетнаго титула, носивш³е прозвище butifarras (продавцы вывареннаго мяса свиныхъ головъ), данное имъ враждебнымъ населен³емъ. Замыкая славные ряды, почти въ уровень съ мебелью висѣли портреты послѣднихъ Фебреровъ, начала XIX в., офицеровъ Армады, съ короткими бакенбардами, локонами на лбу, въ высокихъ воротникахъ, украшеннныхъ золотыми якорями и черными галстуками: они сражались при мысѣ Санъ Висенте и Трафальгарѣ. За ними слѣдовалъ прадѣдушка Хаиме, старикъ съ суровыми глазами и презрительными складками рта: при возвращен³и Фернандо VII изъ французскаго плѣна онъ отправился чтобы броситься въ Валенс³и къ его ногамъ и, вмѣстѣ съ остальными грандами, требовать возстановлен³я старинныхъ обычаевъ и истреблен³я нарождающейся чумы либерализма. Патр³архъ многочисленнаго потомства, онъ проливалъ кровь въ разныхъ округахъ острова, преслѣдуя крестьянокъ, ничуть не теряя при этомъ велич³я. Протягивая свою руку для поцѣлуя одному изъ сыновей, жившихъ при немъ и носивщихъ его имя, онъ произносилъ торжественнымъ голосомъ: "Да сдѣлаетъ изъ тебя, Господь, хорошаго инквизитора!"

   Между портретами славныхъ Фебреровъ виднѣлось нѣсколько женскихъ. Это были сеньоры, въ другихъ платьяхъ, во все полотно, похож³я на женщинъ, которыхъ рисовалъ Веласкесъ. Одна изъ нихъ, съ хрупкимъ бюстомъ, высовывывавшимся изъ цвѣтного, бархатнаго колокола ея юбокъ, съ остроконечнымъ, блѣднымъ лицомъ, съ безцвѣтной перевязью среди локоноьъ и буклей, - знаменитая въ роду, прозванная г_р_е_ч_а_н_к_о_й за ея знан³е греческаго языка. Ея дядя, братъ Эспирид³онъ Фебреръ, доминиканской пр³оръ, велик³й свѣточъ своей эпохи, былъ ея учителемъ, и г_р_е_ч_а_н_к_а умѣла писать на своемъ языкѣ восточнымъ пр³ятелямъ - купцамъ, еще поддерживавшимъ съ Майоркой слабыя сношен³я.

   Взглядъ Хаиме упалъ черезъ нѣсколько полотенъ дальше (разстоян³е равное цѣлому вѣку), на портретъ другой знаменитой въ роду женщины. Дѣвушка въ бѣломъ парикѣ; одѣта какъ взрослая женщина; въ юбкѣ со складками, въ фижмахъ, по модѣ ХѴ²II стол. Она стояла у стола, рядомъ съ португалькой вазой цвѣтовъ. и въ безкровной правой рукѣ держала розу, подобную томату, смотрѣла на нее глазками фарфоровой куклы. Ее прозвали р_и_м_л_я_н_к_о_й. Надпись къ портрету говорила, въ вит³еватомъ стилѣ эпохи, объ ея умѣ, объ ея познан³яхъ, и оплакивала ея смерть въ одиннадцатилѣтнемъ возрастѣ. Женщины являлись какъ бы сухими побѣгами на мужественномъ стволѣ Фебреровъ, воителей, полныхъ избытка жизни. Ученость быстро отцвѣтала въ роду моряковъ и воиновъ, какъ растен³е, случайно выросшее въ чужомъ климатѣ.

   Размышляя объ истекшей ночй и о поѣздкѣ въ Вальдемосу, Хаиме оставался въ пр³емной залѣ и созерцалъ портреты предковъ. Сколько славы и сколько пыли! Вотъ уже лѣтъ двадцать сострадательная тряпка не прогуливалась по славному роду, не придавала ему нѣсколько болѣе благообразной внѣшности. Отдаленные предки и знаменитыя битвы покрыты паутиной. Какъ! Кредиторы не хотѣли пр³обрѣсть этоть музей славы, ссылаясь на то, что картины плохи! Нельзя передать этихъ воспоминан³й богачамъ, жаждущимъ создать себѣ славную родословную!

   Хаиме прошелъ пр³емную и направился въ помѣщен³е противоположнаго крыла. Комнаты съ болѣе низкммъ потолкомъ; надъ ними имѣлся второй этажъ, гдѣ нѣкогда жилъ дѣдъ Фебрера; Сравнительно новая обстановка, старая мебель въ стилѣ Импер³и, на стѣнахъ раскрашенныя эстампы романтическаго пер³ода, изображавш³я злоключен³я Атала, любовь Матильды и подвиги Эрнана Кортеса. На пузатыхъ комодахъ - многоцвѣтныя изображен³я святыхъ и распят³е изъ слоновой кости, между пыльными цвѣтами изъ матер³и, подъ стеклянными колпаками. Коллекц³я самострѣловъ, стрѣлъ и ножей напоминали о Фебрерѣ капитанѣ королевскаго корвета, совершившемъ кругосвѣтное путешеств³е въ концѣ XѴШ вѣка Пурпурныя раковины, огромныя морск³я улитки, начиненныя жемчугомъ, украшали столы.

   Направляясь по корридору къ кухнѣ, Хаиме прошелъ мимо часовни, съ одной стороны, запертой уже много лѣтъ, и, съ другой стороны, прямо кх двери архива, большой комнаты, окна которой выходили въ садъ, въ которой, по возвращен³и изъ своихъ путешеств³й, онъ провелъ много вечеровъ, перебирая акты, хранимые за мѣдными рѣшетками старинныхъ шкаповъ.

   Онъ явился въ кухню, громадное помѣщен³е, гдѣ когда-то приготовлялись знаменитые пиршества Фебреровъ, окруженныхъ паразитами, гостепр³имныхъ по отношен³ю ко всѣмъ друзьямъ, пр³ѣзжавшимъ на островъ. М_а_д_ò Антон³я казалась маленькой въ этомъ безконечномъ помѣщен³и съ высокими потолками, у большой трубы очага, способнаго поглотить громадную кучу древесныхъ стволовъ и поджаривать одновременно рядъ блюдъ. Скамейки хлѣбныхъ печей могли-бы сослужить службу цѣлой общинѣ. Чистота помѣщен³я свидѣтельствовала, чго имъ не пользовались. На большихъ стѣнныхъ крюкахъ отсутствовала мѣдная посуда, нѣкогда составлявшая блескъ этой монастырской кухни. Старуха-служанка готовила въ маленькой печкѣ, возлѣ квашни, гдѣ мѣсила хлѣбъ.

   Хаиме, крикнувъ, предупредилъ м_а_д_ò Антон³ю о своемъ присутств³и и вышелъ въ сосѣднюю комнату, небольшую столовую, которой пользовались послѣдн³е Фебреры, нѣсколько обѣднѣвш³е: они бѣжали изъ великолѣпной залы, мѣста былыхъ пиршествъ.

   И здѣсь замѣчались слѣды бѣдственнаго положен³я. Широк³й столъ былъ покрытъ потрескавшейся клеенкой сомнительной чистоты. Поставцы были почти были пусты. Старинная полуфорфоровая посуда разбилась; ее замѣнили блюдами и кружками грубаго издѣл³я. Два открытыя въ глубинѣ комнаты окна обрамляли обрывки моря, темно-синяго, неспокойнаго, трепетавшаго подъ пламенемъ солнца. Около оконъ задумчиво раскачивались вѣтви пальмы. Вдали на горизонтѣ вырисовывались бѣлыя крылья шхуны, двигавшейся къ Пальмѣ, медленно, какъ усталая чайка.

   Вошла м_а_д_ò Антон³я, поставила на столъ чашку кофе съ молокомъ, отъ которой подымался паръ, и большой кусокъ хлѣба, намазанный масломъ. Хаиме съ жадностью набросился на завтракъ и, жуя хлѣбъ, сдѣлалъ недовольный жестъ. М_а_д_ò согласилась кивкомъ головы и принялась говорить на своемъ майоркскомъ нарѣч³и.

   Очень жестк³й, правда?.. Этого хлѣба нельзя сравнить съ булками, которыя сеньоръ кушалъ въ казино. Но вина - не ея. Она хотѣла замѣсить днемъ раньше, да не было муки, и она ожидала, что мужикъ С_о_н_а Ф_е_б_р_е_р_ъ внесетъ плату. Неблагодарный, забывчивый народъ!

   Старуха-служанка подчеркивала свое презрѣн³е къ мужику-земледѣльцу С_о_н_а Ф_е_б_р_е_р_а, помѣстья, послѣдней опоры дома. Крестьянинъ всѣмъ обязанъ былъ благосклонности рода и теперь, въ трудныя минуты, забывалъ своихъ господъ.

   Хаиме продолжалъ жевать, думая о С_о_н_ѣ Ф_е_б_р_е_р_ѣ. И оно не принадлежало ему, хоть онъ и воабражалъ; себя его владѣльцемъ. Это имѣн³е, расположенное въ центре острова - лучшая доля наслѣд³я предковъ - онъ заложилъ, и съ минуты на минуту могъ его потерять. Небольшая рента, установленная традиц³ей, помогала ему единственво выплачивать часть процентгвъ по займу, при чемъ остальныя суммы долга наростали. Оставались aldeshalas, спец³альные взносы, которые, согласно древнимъ м, крестьянинъ долженъ былъ дѣлать. Этими взносами существовали онъ и м_а_д_ò Антон³я, затерянные въ огромномъ домѣ, могущемъ помѣстить подъ своею кровлей цѣлое племя. На Рождествѣ и на Пасхѣ Ханме получалъ пару ягнятъ и дюжину домашней птицы, осенью - двухъ откормленныхъ на убой свиней; а ежемѣсячно яйцы, извсѣтн:ое количество муки и разные фрукты, смотря по сезону. Благодаря aldohalas, часть ихъ потреблялась въ домѣ, часть продавалась служанкой - Хаиме, и м_а_д_ò Антон³я получали возможность жить въ уединенномъ дворцѣ, укрываясь отъ любопытства толпы, какъ потерпѣвш³е кораблекрушен³е на пустынномъ островѣ. Съ каждымъ разомъ размѣры особыхъ приношен³й сокращались. Крестьянинъ, съ мужицкимъ эгоизмомъ, избѣгающемъ бѣды, все не. охотнѣе исполнялъ свои обязательства. Онъ зналъ, что владѣлецъ майората не являлея уже истиннымъ. хозяиномъ Сона Фебреръ, и чаето, пр³ѣзжая въ городъ со своими подарками, онъ крутилъ по дорогѣ и завозилъ ихъ кредиторамъ, страшнымъ людямъ, которыхъ ему хотѣлось умилостивить.

   Печально смотрѣлъ Хаиме на служанку, продолжавшую стоять передъ нимъ. Она была когда-то крестьянкой и сохранила мѣстный костюмъ: темную юбку съ двойнымъ рядомъ пуговицъ на рукавахъ, свѣтлую, полосатую кофту, на головѣ платокъ, бѣлую вуаль, прилегавшую къ шеѣ и груди; изъ-подъ вуали выбивалась толстая коса (фальшивая, очень черная), перевязанная въ концѣ широкими бархатными бантиками

   - Нужда, м_а_д_ò Антон³я - заговорилъ сеньоръ на томъ же нарѣч³и. - Всѣ бѣгутъ отъ бѣдныхъ, и въ одинъ прекрасный день, если бродяга не принесетъ, что долженъ, намъ останется только съѣсть другъ друга, какъ потерпѣвшимъ кораблекрушен³е.

   Старуха улыбнулась: сеньоръ постоянно веселъ. Онъ - живой портретъ своего дѣдушки дона Горас³о, вѣчно серьезнаго, съ лицомъ, внушавшимъ страхъ, но какого шутника!..

   - Это должно кончиться, - продолжалъ Хаиме, не обращая вниман³я на веселый тонъ служанки. - Это кончится сегодня: я рѣшилъ... Узнай мад о. Теперь же я женюсь.

   Служанка набожно скрестила руки, выражая саое изумлен³е, и подняла глаза кверху, Святѣйш³й Христосъ de la Sangre! Пора... Слѣдовало бы сдѣлать это раньше, и тогда иное получилось бы положен³е. Въ ней проснулось любопытство: съ жадностью крестьянки она спросила:

   - Богата?

   Утвердительный жестъ сеньора ее не удивилъ. Непремѣнно должна быть богатой. Только женщина съ большимъ состоян³емъ могла расчитывать на бракъ съ послѣднимъ изъ Фебреровъ, которые были самыми знаменитыми людьми на островѣ, а, значитъ, и въ цѣломъ м³рѣ. Бѣдная м_а_д_ò подумала о своей кухнѣ, силой воображен³я мгновенно украсила ее блистающей, словно золото, мѣдной посудой: всѣ печи затоплены, масса дѣвушекъ съ засученными рукавами, откинутыми rebocillo, развѣвающимися косами, и она посрединѣ, сидитъ въ креслѣ, отдаетъ приказан³я, вдыхаетъ въ себя легк³й восхитительный паръ, подымающ³йся изъ кастрюль.

   - Молодая! - утвердительнымъ тономъ произнесла старуха, желая заполучить отъ сеньора болѣе подробныя свѣдѣн³я.

   - Да, молодая. Гораздо моложе меня. Слишкомъ молодая: всего двадцать два года. Пожалуй, гожусь ей въ отцы.

   М_а_д_ò сдѣлала протестующ³й жестъ. Донъ Хаиме - самый бравый человѣкъ на островѣ. Это говорила она, восхищавшаяся имъ еще тогда, когда водила его въ коротенькихъ панталонахъ, за руку гулять среди сосенъ у Бельверскаго замка. Она была своимъ человѣкомъ въ семьѣ знатныхъ господъ - этимъ все сказано.

   - Изъ хорошаго дома? - продолжала она выпытывать у лаконически отвѣчавшаго сеньора. - Изъ семьи кабальеро: несомнѣнно, изъ лучшаго рода на островѣ... Но нѣтъ, догадываюсь: изъ Мадрида. Сосватались, когда ваша милость тамъ жила.

   Хаиме нѣсколько минутъ колебался, поблѣднѣлъ и затѣмъ сказалъ съ грубой рѣшимостью, стараясь скрыть смущен³е:

   - Нѣтъ, м_а_д_ò... Ч_у_е_т_а. {Прозвище потомковъ евреевъ.}

   Антон³и приходилось скрестить руки, какъ за нѣсколько мгновен³й передъ тѣмъ, снова призвать Кровь Христову, чтимую въ Пальмѣ; но вдругъ разгладились морщины на ея смугломъ лицѣ, и она принялась смѣяться. Что за веселый сеньоръ! Точь-въ-точь какъ дѣдушка - говорилъ самыя съ ногъ сшибательныя, самыя невѣроятныя вещи съ серьезнымъ видомъ и обманывалъ людей. И она, бѣдная дурочка, повѣрила такой нелѣпицѣ! Все на счетъ женитьбы - ложь.

   - Нѣтъ, м_а_д_ò. Я женюсь на чуетѣ... Женюсь на дочери дона Бенито Вальса. Для этого и отправляюсь сегодня въ Вальдемосу.

   Тих³й звукъ голоса Хаиме, его опущенные глаза, робк³й тонъ, которымъ онъ прошепталъ эти слова, не оставляли никакихъ сомнѣн³й. Служанка остановилась съ разинутымъ ртомъ, упавшими безпомощно руками и не имѣла силъ поднять ни глазъ, ни рукъ.

   - Сеньоръ... Сеньоръ... Сеньоръ!..

   Только и могла она произнести. Словно ударилъ громъ и потрясъ старый домъ; словно надвинулась черная туча и заслонила собою солнце; словно море стало свинцовымъ и пошло косматыми волнами на стѣну. Но... все было попрежнему, - лишь ее поразило изумительная новость, способная перевернуть вверхъ дномъ все сущѣствующее.

   - Сеньоръ... Сеньоръ... Сеньоръ!..

   И, захвативъ пустую чашку съ остатками хлѣба, она бросилась бѣжать: ей хотѣлось какъ можно скорѣе спрятаться въ кухню. Послѣ такого ужаснаго извѣст³я домъ внушалъ ей страхъ. Кто-то долженъ былъ ходить по величественнымъ заламъ другой части здан³я; кто - именно, она не могла себѣ объяснить, но кто-то, разумѣется, пробудивш³йся отъ вѣкового сна. Этотъ дворецъ, несомнѣнно, имѣлъ душу. Когда старуха оставалась въ немъ одна, мебель трещала, какъ будто разговаривала между собой, колебались шпалеры, приводимыя въ движен³е невидимой силой, дрожала въ углу золоченая арфа бабушки дона Хаиме, она не испытывала страха: Фебреры были добрые люди, простые, великодушные къ своимъ слугамъ. Но теперь, послѣ такого извѣст³я!.. Старуха съ нѣкоторой тревогой думала о портретахъ, украшавшихпь пр³емную залу. Как³я были бы лица у этихъ сеньоровъ, если бы до нихъ донеслись слова ихъ потомка! Какъ поглядѣли бы они!

   Допивая остатки кофе, приготовленнаго для барина, м_а_д_ò Антон³я, нѣсколько успокоилась. Теперь она испытывала не страхъ, а глубокую скорбь объ участи дона Хаиме, словно ему угрожала смертельная опасность. Закончить такъ родъ Фебреровъ! И Господь потерпитъ это? Чувство презрѣн³я къ барину вдругъ заступило мѣсто старииной нѣжности. Въ концѣ концовъ, бездѣльникъ, забывш³й вѣру и добрыя нравы, спустивш³й остатки родового состоян³я! Что скажутъ его слааные родственники? Какой позоръ для тетки, доньи Хуаны, благородной сеньоры, самой святой на островѣ, гордой, своими предками, которую одни въ шутку
друг³е въ избыткѣ благоговѣйной почтительности называли "папессой".

   - Прощай, мадò... Къ ночи вернусь.

   Старуха ворчаньемъ привѣтствовала Хаиме, просунувшаго голову въ дверь на прощанье. Затѣмъ, оставшись одна, подняла рукн, призывая помощь Крови Христовой, Дѣвы Льюча, покровительницы острова, и удивительнаго въ Висенте Феррера, столько чудесъ сотворившаго, во время своего проповѣдничества въ Майоркѣ. Еще одно чудо свяитель-чудотворѣцъ! надо предотвратить чудовищное дѣло, замышленное ея сеньоромъ!.. Пусть скатится съ горъ глыба и навсегда преградитъ путь въ Вальдемосу; пусть опрокинется экипажъ, и дона Хаиме принесутъ четыре человѣка... все лучше, чѣмъ такой позоръ!

   Фебреръ прошелъ черезъ пр³емную, открылъ дверь на лѣстницу и началъ спускаться по мягкимъ ступенькамъ. Его предки, какъ вся знать острова, строили en grand. Лѣстница и подъѣздъ занимали третью часть нижняго этажа дома. За лѣстницей тянулась своеобразная итальянская ложа, съ пятью арками, покоившимися на тонкихъ колоннахъ, а по концамъ ея двѣ двери вели въ верхн³я крылья здан³я. По срединѣ ея перилъ, поставленныхъ на выступѣ лѣстницы, противъ сѣней, находился каменнный гербъ Фебреровъ съ большимъ желѣзнымъ фонаремъ.

   Спускаясь, Хаиме палкой постукивалъ по песчанымъ камнямъ ступенекъ или дотрагивался до большихъ глазированныхъ амфоръ, украшавшихъ площадки лѣстницы: амфоры отдавали ударъ звучно, какъ колоколъ. Желѣзныя перила, окисливш³яся отъ времени, распадавш³яся на покрытыя ржавчиной чешуйки, дрожали почти всѣми своими частицами при шумѣ шаговъ.

   Подойдя къ подъѣзду, Фебреръ остановился. Безусловная рѣшительность, и твердость, обѣщавшая навсегда опредѣлить судьбу его имени, заставляла его съ любопытствомъ осматривать мѣста, no которымъ онъ раньше изо дня въ день проходилъ равнодушно.

   Нигдѣ въ другихъ частяхъ здан³я не напоминало о себѣ такъ рельефно былое благоденств³е. Подъѣздъ, громадный, какъ площадь, могъ вмѣстить въ себѣ дюжину каретъ и цѣлый эскадронъ всадниковъ. Двѣнадцать нѣсколько пузатыхъ колоннъ изъ мѣстнаго ноздреватаго мрамора поддерживали арки изъ кусковъ камня, безъ всякой внѣшней выкладки; надъ арками лежали черныя балки потолка. Мостовая была выложена голышами, поросшими мохомъ. Спокойств³е развалинъ царило въ этомъ гигантскомъ, пустынномъ подъѣздѣ. Изъ источенныхъ червями дверей старинныхъ залъ выбѣжала кошка и исчезла въ пустыхъ подвалахъ, гдѣ прежде хранились плоды жатвъ. Сбоку стоялъ колодезь, такой же древней постройки, какъ и дворецъ: отверст³е въ скалѣ, каменная загородка, разрушившаяся отъ времени, желѣзная башенка, выкованная молотомъ. По выступамъ красивой скалы живыми букетами росъ плющъ. Часто, мальчикомъ, Хаиме наклонялъ голову и смотрѣлъ внизъ, въ круглый, свѣтлый зрачекъ дремлющихъ водъ.

   Улица была пуста. Въ концѣ ея, у глиняной ограды сада Фебреровъ виднѣлась городская стѣна, въ ней - ворота, съ деревянными поперечными брусьями въ аркѣ, напоминавшими зубы огромнаго рыбьяго рта. Въ глубинѣ этого рта трепетали зеленыя, свѣтлыя, отражавш³я золото волны залива.

   Пройдя вѣсколько шаговъ по голубымъ камнямъ улицы - тротуара не было, - Хаиме остановился и посмотрѣлъ на свой домъ. Отъ прошлаго оставалось лишь слабое воспоминан³е. Старинный дворецъ Фебреровъ занималъ цѣлый кварталъ, но съ каждымъ шагомъ вѣковъ и обѣднѣн³я семьи, онъ сокращался въ своихъ размѣрахъ. Теперь часть его служила обиталищемъ монахинь; друг³я части были пр³обрѣтены разными богачами, которые нарушили новѣйшими балконами первоначально выдержанное единство постройки: о немъ сввдѣтельсгвовала ровная лин³я навѣсовъ и крышъ. Сами Фебреры, запершись въ части дома, выходившей въ садъ и къ морю, принуждены были, для увеличен³я дохода, уступить нижн³е этажи владѣльцамъ магазиновъ и мелкимъ промышленникамъ. У главнаго портала, за стеклянными рамами дѣвушки гладили бѣлье; онѣ привѣтствовали дона Хаиме почтительными улыбками. Хаиме продолжалъ неподвижно созерцать старинный домъ. Какой красивый, несмотря на произведенныя ампутац³и и старость!..

   Камень цоколя, растрескавш³йся и вдавленный внутрь отъ прикосновен³я людей и экипажей, былъ усѣянъ рѣшетчатыми окошками въ уровень съ землей. Нижняя часть дворца имѣла разрушенный, изорванный видъ, словно ноги, двигавш³яся цѣлыя столет³я.

   Отъ антресолей, этажа съ особымъ входомъ, отданнаго подъ москательную лавку, начинало развертываться великолѣп³е параднаго фасада. Три окна на уровнѣ арки воротъ, раздѣленныя двойными колоннами, показывали свои рамы изъ чернаго, тонко обдѣланнаго мрамора. По колоннамъ, поддерживавшимъ карнизъ, вился каменный черсгополохъ. На карнизѣ красовались три большихъ медальона: средн³й изъ нихъ съ бюстомъ императора и надписью: Dommus Catfolus Imperator 1541 - воспоминан³е о проѣздѣ его черезъ Майорку во время неудачной алжирской экспедиц³и. На боковыхъ медальонахъ - гербы Фебреровъ, поддерживаешяе рыбами съ бородатыми человѣческими головами. Высок³я окна перваго этажа по бокамъ и карнизамъ обвиты были гирляндами изъ якорей и дельфиновъ; - памятникъ славы семьи мореплавателей. На верху ихъ открывались громадныя раковины. Въ верхней части фасада тянулся сплошной рядъ окшекъ еѣ готическими украшѣн³ями, закрытыхъ и открытыхъ - чтобы вг³устить свѣтъ и воздухъ въ чердаки, - а надъ ними монументальный навѣсъ, гранд³озный, как³е только можно встрѣтить въ майоркскихъ дворцахъ, простиравш³й до средины улицы громаду рѣзного дерева, почернѣвша³й отъ времени, поддерживаемаго крѣпкими сточными трубами.

   По всему фасаду образуя четырехугольникъ, шли деревянныя, источенныя червями полосы съ гвоздями и подхватами изъ окислившагося желѣза. Это были остатки большихъ иллюминац³й; которыми домъ ознаменовывалъ нѣкоторые праздники въ дни своего блеска.

   Хаиме казался довольнымъ своимъ осмотромъ. Еще сохранилъ красоту домъ его предковъ, хотя въ окнахъ не доставало стеколъ, хотя пыль и паутина заполнили его углублен³я, хотя вѣка надѣлали дыръ въ его штукатуркѣ. Когда Хаиме женится и состоян³е стараго Вальса перейдетъ къ нему, всѣ станутъ удивляться великолѣпному возрожден³ю Фебреровъ. И еще нѣкоторыхъ шокировало его рѣшен³е, и онъ самъ чувствовалъ укоры совѣсти! Мужество! впередъ!

   Онъ направился къ Борне, широкому проспекту, центру Пальмы, - въ старину потоку, дѣлившему городъ на два города и два враждебныхъ стана: К_а_н_ъ А_м_у_н_т_ъ и К_а_н_ъ А_в_а_л_ь. Тамъ онъ найдетъ извозчика, который и доставитъ его въ Вальдемосу.

   При входѣ на Борне его вниман³е привлекла группа прохожихъ, въ тѣни густыхъ деревьевъ смотрѣвшая на крестьянъ, остановившихся передъ витриной магазина. Фебреръ узналъ ихъ костюмы, отличавш³яся отъ обычныхъ, майоркскихъ. To были ибисенцы... Ахъ, Ибиса! Имя этого острова вызывало воспоминан³я о далекомъ годѣ, проведенномъ имъ тамъ въ юности. При видѣ этихъ людей, заставлявшихъ майоркинцевъ улыбаться, словно передъ лицомъ иностранцевъ, Хаиме, въ свою очередь, улыбнулся, съ интересомъ разглядывая ихъ одежду и фигуры.

   Безъ сомнѣн³я, это были отецъ съ дочерью и сыномъ. Крестьянинъ былъ обутъ, въ бѣлые пеньковыя башмаки, на которые широкимъ колоколомъ падали син³е плисовые штаны; куртка застегивалась на груди крючкомъ; изъ-подъ нея виднѣлись рубашка и поясъ. Темный женск³й плащъ лежалъ на его плечахъ, какъ шаль. И, въ дополнен³е къ этой полуженской принадлежности наряда, составлявшей контрастъ суровымъ, смуглымъ, какъ у мавра, чертамъ лица крестьянина, послѣдн³й носилъ подъ шляпой платокъ, завязанный у подбородка, съ концами, спускавшимися на плечи. Сынъ, лѣтъ четырнадцати, былъ одѣтъ такъ же, въ такихъ же штанамъ, узкихъ у бедръ и широкихъ, какъ колоколъ, внизу, но безъ плаща и платка. На груди его висѣла розовая завязка, на подоб³е галстука; пучекъ травы высовывался изъ-за одного уха; шляпа съ бантомъ, вышитымъ цвѣтами, надвинутая на затылокъ, позволяла волнѣ кудрей свободно падать на смуглое лицо, худое, лукавое, оживленное блескомъ африканскихъ темно-черныхъ глазъ.

   Наибольшее вниман³е привлекала къ себѣ дѣвушка, въ своей зеленой юбкѣ со множествомъ складокъ, подъ которой, несомнѣнно, скрывались друг³я юбки - цѣлая гора разныхъ одѣян³й; и маленькими-маленькими казались ея грац³озныя ножки, запертыя въ бѣлые пеньковые башмаки. Выпуклыя формы груди, прикрывала желтоватая, съ красными цвѣтами, легкая накидка. Отъ нея шли бархатные рукава иного цвѣта, чѣмъ кофта, съ двойнымъ рядомъ филигранныхъ пуговицъ - издѣл³е ювелировъ ч_у_е_т_о_в_ъ. На грудь легла тройная золотая ослѣпительно игравшая цѣпочка, съ такими крупными кольцами, что, не будь они пустыми внутри, дѣвушка согнулвсь бы подъ ихъ тяжестью. Черныя, блестящ³я волосы на лбу были зачесаны въ двѣ пряди, исчезали подъ бѣлымъ платкомъ, завязаннымъ у подбородка и выбивались сзади широкой, длинной косой, съ разноцвѣтными бантиками, доходившими до края юбки.

   Съ корзиночкой въ рукахъ, дѣвушка стояла у края тротуара, внимательно разглядывая любопытныхъ, восхищаясь высокими домами и террасами кофейныхъ. Бѣлая, румяная, она не отличалась обычной грубостью крестьянокъ. Ея черты грворили объ изяществѣ, выхоленной аристократки-монахини, о блѣдной нѣжности молока и розы, оживляемой ослѣпительной бѣлизной зубовъ и робкимъ блескомъ глазъ изъ-подь платка, похожаго на монастырскую току.

   Хаиме, изъ инстинктивнаго любопытства, подошель къ отцу и сыну. Повернувшись спиною къ дѣвушкѣ, они погрузились въ созерцан³е витрины. Это была ружейная лавка. Оба ибисенца, со сверкающими глазами и жестами благоговѣйнаго восхищен³я, разглядывали одинъ за другимъ выставленные предметы, словно чудесныхъ идоловъ. Мальчикъ въ экстазѣ наклонилъ впередъ свою маленькую мавританскую голову, какъ будто намѣреваясь просунуть ее за стекло.

   - Fluxas... Отецъ, Fluxas! - восклицалъ онъ изумленно, какъ человѣкъ, встрѣтивш³й неожиданнаго друга, - указывая отцу на пистолеты Лефошê.

   Оба восхищались невѣдомымъ оруж³емъ, чудеснымъ произведен³емъ искусства: ружьями безъ видимыхъ замковъ, карабинами съ репитиц³ей, пистолетами съ обоймами, расчитанными на много выстрѣловъ. Вотъ, что изобрѣтаютъ люди! Вотъ чѣмъ пользуются богачи!.. Эти неподвижные предметы казались имъ живыми, надѣленными злой душей и безграничнымъ могуществомъ. Они должны убивать сами: ихъ хозяину нечего и трудиться прицѣливаться.

   Фигура Фебрера, отраженная въ стеклѣ, заставила отца быстро повернуть голову.

   - Донъ Чауме!.. Ай, донъ Чауме!

   Онъ очумѣлъ отъ изумлен³я и радости: схвативъ за ру