Бласко-Ибаньес Висенте - Мертвые повелевают

23; у своихъ пр³ятелей по казино, въ трудныя минуты бралъ деньги у Тони, деньги, о которыхъ контрабандистъ, казалось, не вспоминалъ.

   Повстрѣчавшись, они пожали другъ другу руки. Былъ въ Вальдемосѣ?.. Тони уже зналъ объ его поѣздкѣ, благодаря легкости, съ которой самыя незначительныя новости распространяются въ однообразной, спокойной средѣ провинц³альнаго города, падкаго до пикантнаго.

   - Разсказываютъ еще кое-что, - сказалъ Тони на своемъ нарѣч³и майоркскихъ крестьянъ, - что мнѣ кажется ложью. Говорятъ, будто ты женишься на а_т_л_о_т_ѣ дона Бенито Вальса?

   Изумленный быстрой передачей новостей, Ферберъ не рѣшился отрицать. Да, вѣрно. Онъ хотѣлъ сообщить это одному Тони.

   Контрабандисть сдѣлалъ отталкивающ³й жестъ, а въ глазахъ его, привыкшихъ ко всевозможнымъ неожиданностямъ, выражалось изумлен³е.

   - Дурно поступаешь, Хаиме, дурно.

   Произнесъ это холоднымъ тономъ, какъ будто рѣчь шла о важномъ дѣлѣ.

   Б_у_т_и_ф_а_р_р_а былъ съ этимъ пр³ятелемъ откровененъ, какъ ни съ кѣмъ другимъ... Но разъ онъ раззоренъ, дорогой Тони! Разъ все, что находится въ его домѣ, не принадлежитъ ему! Разъ его кредиторы, только въ надеждѣ на этотъ бракъ, щадили его!..

   Тони продолжалъ отрицательно качать головой. Грубый крестьянинъ-контрабандистъ, смѣющ³йся надъ закономъ, былъ, видимо, пораженъ новостью.

   - Bo всѣхъ смыслахъ, поступаешь дурно. Выпутывайся, какъ можешь изъ нужды, но только другимъ манеромъ. По-дружески тебѣ поможемъ. Жениться на ч_у_е_т_ѣ?...

   Онъ простился съ нимъ крѣпкимъ пожат³емъ руки, словно онъ шелъ навстрѣчу смертельной опасности.

   - Дурно поступаешь... подумай, - сказалъ онъ тономъ упрека. - Дурно поступаешь, Хаиме.

  

  

   Когда Хаиме легь въ постель, въ три часа ночи ему показалось, будто онъ видитъ въ темнотѣ спальни лица капитана Вальса и Тони Клапеса.

   Они говорили тоже, что вчера вечеромъ. "Я - противъ", - повторялъ морякъ съ ироническимъ смѣхомъ. "He дѣлай этого", - совѣтовалъ контрабандистъ съ серьезнымъ видомъ.

   Онъ провелъ ночь въ казино, молчаливый, хмурый, подъ впечатлѣн³емъ ихъ протестовъ. Что въ его планѣ такого страннаго и нелѣпаго? Его вдругъ отвергли ч_у_е_т_а, несмотря на почетъ для его семьи, и крестьянинъ, грубый чуждый угрызен³й совѣсти, живш³й почти внѣ закона...

   Ясно, что на островѣ этотъ бракъ вызоветъ скандалъ и протесты: а онь? развѣ онъ не въ правѣ выпутываться любымъ путемъ? Развѣ раньше представители его класса не поправляли своего состоян³я путемъ брака? А герцоги и князья древнихъ родовъ развѣ, не искали золота въ Америкѣ и не предлагали своей руки дочерямъ милл³онеровъ еще болѣе предосудительнаго происхожден³я, чѣмъ родословная дона Бенито?..

   Ахъ! этотъ сумашедш³й Пабло Вальсъ отчас.ти правъ. Подобные союзы могли заключаться вездѣ въ м³рѣ, но Майорка, дорогая Башня, сохраняла еще душу былыхъ столѣт³й, душу, обремененную предразсудками и ненавистью. Люди были таковыми, какими родились, какими были ихъ отцы, и должны были жить въ неподвижной средѣ острова, которой не захватывали далек³я, медленныя волны, набѣгавш³я извнѣ.

   Хаиме безпокойно двигался на кровати. He могъ заснуть... Фебреры! Какое славное прошлое! И какъ тяготело оно надъ нимъ, словно цѣпь рабства, дѣлавшая еще болѣе мучительной его бѣдность.

   Много вечеровъ провелъ онъ въ домашнемъ архивѣ, въ комнатѣ около столовой, перебирая акты, лежавш³е въ шкапахъ, съ медными дверцами, при нѣжномъ свѣтѣ, пробивавшемся сквозь оконныя жалюзи. Пыль и старая бумага! Ее нужно было перетряхать, чтобѣ не съѣла моль, Варварск³я морск³я карты съ ошибочными и фантастическими очертан³ями, служивш³я Фебрерамъ въ ихъ первыхъ коммерческихъ плаван³яхъ. За все это ему едва дали бы столько, чтобы быть сытымъ нѣсколько дней: а между тѣмъ, его родъ боролся вѣка, создавая себѣ достойный архивъ и увеличивая нго. Мертвая слава!..

   Истинная слава его предковъ, переступившая границы истор³и острота, начиналась съ 1541 года, съ пр³ѣзда великаго императора. Флотъ изъ трехсотъ кораблей съ 18.000 человѣкъ экипажа собрался въ пальмской гавани, отправляясь завоевывать Алжиръ. Тамъ были испанск³е полки, подъ командой Гонзага, нѣмцы, руководимые герцогомъ Альба, итальянцы собранные Колонной, 200 Мальт³йскихъ рыцарей, во главѣ съ командоромъ дономъ Пр³амо Фебреромъ, героемъ семьи, а всѣмъ флотомъ управлялъ велик³й морякъ Андреа Дор³а.

   Майорка чествовала баснословными празнествами повелителя Испан³и и Инд³и, Герман³и и Игал³и, страдавшаго уже подагрой и измученнаго другими болѣзнями. Цвѣтъ кастильскаго дворянства сопровождалъ императора въ этомъ святомъ предпр³ят³и и размѣстился по домамъ майоркскихъ кабальеро. Домъ Фебреровъ принялъ какъ гостя, вновь испеченннаго вельможу, недавно вышедшаго изъ ничтожества, - вызывавшаго энтуз³азмъ и толки своими подвигами гдѣ-то въ далекихъ странахъ и осязательными богатствами. Это былъ маркизъ Уаксакской долины Эрнанъ Кортесъ, только что завоевавш³й Мексику и принявш³й участ³е въ экспедиц³и изъ соперничества со старинными вельможами, обратнаго завоеван³я, теперь равными ему, - въ галерѣ, наряженной на его счетъ, съ сыновьями дономъ Мартиномъ и дономъ Люисомъ. Царское великолѣп³е окружало завоевателя далекихъ странъ, хозяина фантастическихъ богатствъ. Красовались на палубѣ его гахеры три громадныхъ смарагда, стоивш³е болѣе ста тысячъ дукатовъ: одинъ имѣлъ форму цвѣтка, - другой птицы, трет³й - колокольчика, и языкомъ ему служила крупная жемчужина. Съ нимъ были слуги, видавш³е отдаленные страны и усвоивш³е странные обычаи; худые гидальго съ болѣзненнымъ цвѣтомъ лица, молча расхаживавш³е иа досугѣ, зажигая пучки травъ наподоб³е кусковъ веревки, и вздыхая дымъ черезъ ротъ, словно горящ³е внутри демоны.

   Прабабушки Фребрера изъ поколѣн³я въ поколѣн³е сохраняли, не обдѣлывая, крупный алмазъ - подарокъ героическаго вождя, на память о пыноомъ гостепр³имствѣ. Драгоцѣнный камень фигурировалъ въ семейныхъ документахъ, но дѣдъ донъ Орас³о ужъ не видалъ его. Алмазъ исчезъ въ течен³е вѣковъ, подобно массѣ сокровищъ, поглощенныхъ денежныии недохваткамъ великолѣпнаго дома.

   Фебреры приготовляли закуски для флота, отъ имени Майорки, большею част³ю на собственный счетъ. Чтобы императоръ оцѣнилъ богатства и доходы острова, эта закуска состояла изъ ста коровъ, двухсотъ барановъ, сотенъ паръ курицъ и индѣекъ, куартеръ масла и муки, куартероновъ вина, четвертныхъ бочекъ сыру, каперцевъ и оливокъ, двадцати боченковъ миртовой воды и четырехъ канталовъ бѣлаго воска. Кромѣ того, живш³е на островѣ и не состоявш³е въ Мальт³йскомъ орденѣ, Фебреры присоединились къ эскадрѣ съ двумя стами майорскихъ кабальеро, желая покорить Алжиръ, гнѣздо пиратовъ. Триста галеръ вышло изъ гавани съ развевающими вымпелами среди грохота и пушекъ и бомбардъ, привѣтствуемые населен³емъ, собравшимся на стѣнахъ. Никогда императоръ не собиралъ столь величественнаго флота.

   Стоялъ октябрь. Опытный Дор³а выглядѣлъ угрюмо. Для него не существовало въ Средиземномъ морѣ вѣрныхъ портовъ, кромѣ "²юня, ²юля, Августа... и Маона". Императоръ слишкомъ замѣшкался въ Тиролѣ и Итал³и. Папа Павелъ III выйдя ему на встрѣчу въ Луккѣ, предсказалъ неудачу изъ-за осенняго времени. Ополчен³е высадилось на берегу Хамы. Командоръ Фебреръ со своими мальт³йскими рыцарями шелъ въ авангардѣ, выдерживая непрестанныя стычки съ турками. Войско овладѣло высотами, окружающими Алжиръ, и начало осаду. Тогда исполнились предсказан³я Дор³а. Наступила страшная буря со всей свирѣпостью африканской зимы. Войска безъ крова, промокши до костей ночью подъ проливнымъ дождемъ, коченѣли отъ холода. Бѣшенный вѣтеръ заставлялъ людей лежать на землѣ. На разсвѣтѣ, воспользовавшись такимъ положен³емъ, турки врасплохъ нападали на почти разстроенное войско. Но тамъ былъ командоръ пиратовъ, демонъ войны, не чувствительный къ водѣ и огню, твердый, злобный, вѣчно бодрствующ³й. Онъ выдержалъ атаку съ горстью своихъ рыцарей. Испанцы и нѣмцы оправились, турки были вынуждены отступить, преслѣдуемые осаждавшими до самыхъ стѣнъ Алжира. И донъ Пр³амо Фебреръ, раненый въ голову и ногу, добрался до воротъ города и вонзилъ въ нихъ кинжалъ въ память своего нападен³я.

   При второй вылазкѣ мавровъ произошелъ такой страшный бой, что итальянцы отступили. Ихъ примѣру послѣдовали нѣмцы, и императоръ, покраснѣвъ отъ гнѣва при видѣ бѣгства своихъ любимыхъ солдатъ, сталъ махать шпагой, потребовалъ свое знамя, пришпорилъ скакуна и кричалъ блестящей свитѣ всадниковъ! - Смѣлѣй сеньоры! Если увидите, что я паду со знаменемъ, подымите его раньше меня. - Турки бѣжали передъ натискомъ этого желѣзнаго эскадрона. Одинъ Фебреръ, богатый островитянинъ, предокъ Хаиме, дважды становился между императоромъ и врагами, спасая его жизнь. При выходѣ изъ одного ущелья огонь турецкихъ кулевринъ обрушился на всадниковъ. Герцогь Альба схватилъ подъ узды коня монарха. "Сеньоръ, жизнь ваша цѣннеѣ побѣды". И императоръ, успокоившись, вернулся назадъ, съ величественнымъ жестомъ благодарности снялъ со своей шеи золотую цѣпь и надѣлъ ее на плечи Фебрера.

   Между тѣмъ буря разрушила сто шестьдесять судовъ, а остальная часть флота должна была укрыгься за мысомъ Матифукса. Большинство вельможъ настаивали на немедленномъ отступлен³и. Эрнанъ Кортесъ, графъ Алькаудете, губернаторъ Орана и майоркск³е кабальеро, съ Фебрерами во главѣ, заявили: императоръ долженъ удалиться въ безопасное мѣсто, а войско пусть продолжитъ начатый походъ. Въ концѣ концовъ, рѣшено было отступить. По вершинамъ горъ и низинъ, затопленнымъ дождемъ совершили печальную операц³ю, преслѣдуемые непр³ятелями, оставивъ павшихъ и плѣнныхъ. Въ разгаръ бури сѣлъ на суда, кто могъ. Mope, въ ярости, поглотило новые корабли. Печально приплыли майоркск³е галеры въ пальмск³й заливъ, зскортируя императора. He пожелавъ сойти на сушу, онъ отправился на полуостровъ. Фебреры вернулись домой покрытые славой при поражен³и; одинъ со свидѣтельствомъ дружбы Цезаря; другой - командоръ, прикованный къ одру и богохульствовавш³й, подобно язычнику, недовольный тѣмъ, что прекратили осаду Алжира.

   Пр³амо Фебреръ!.. Хаиме не могъ думать о немъ безъ чувства симпат³и и удивлен³я, внушеннаго ему разсказами, которые онъ слышалъ въ дѣтствѣ. To былъ герой и проклят³е семьи; прабабушки не произносили никогда его имени, и услвшавъ его, опускали глаза и краснѣли. Воитель церкви, святой рыцарь, давш³й обѣтъ цѣломудр³я при вступлен³и въ орденъ, всегда возилъ женщинъ въ своей галерѣ, христ³анокъ, выкупленныхъ у мусульманъ - донъ Пр³амо не спѣшилъ возвращ³ть ихъ роднымъ очагамъ - или невѣрныхъ, обращенныхъ въ рабство во время его смѣлыхъ экспедиц³й.

   При дѣлежѣ добычи онъ окидывалъ равнодушнымъ взглядомъ груды богатствъ и представлялъ ихъ Великому мастеру. Самъ интересовался только женщинами. Если ему грозили отлучен³емъ, онъ демонически смѣялся въ лицо священнослужителей ордена. Если Велик³й мастеръ призывалъ его и выговаривалъ ему за его распутство, онъ гордо выпрямлялся и говорилъ ему о великихъ побѣдахъ на морѣ, которыми обязанъ былъ ему мальт³йск³й крестъ.

   Въ семейномь архивѣ хранились нѣкоторыя его письма - свертки пожелтѣвшей бумаги съ кр³сноватыми буквами, неровными, неразборчивыми и въ стилѣ, изобличавшемъ малограмотность командора. Выражался онъ по - солдатски спокойно, мѣшая религ³озныя фразы съ самыми циничными выражен³ями. Въ одномь изь писемъ, прочитанномъ Хаиме, онъ въ тревогѣ писалъ своему майоркскому брату по поводу тайной болѣзни, которой страдалъ, и на случай, если тому приходилось "плохо отъ женщинъ" подавалъ опытные совѣты и рекомендовалъ магическ³я средства. Онъ хорошо познакомился съ этой болѣзнью во время посѣщен³й восточныхъ портовъ.

   Имя его было популярно на всемъ Средиземномъ побережьи, гдѣ жили невѣрные. Магометане боялись его, какъ демона: мавританки пугали своихъ маленькихъ дѣтей командоромъ Фебреромъ. Драгутъ, велик³й турецк³й корсаръ, цѣнилъ его, какъ единственнаго достойнаго себѣ соперника по храбрости. Оба боялись и уважали другъ друга, стараясь не видѣться и не встрѣчаться на морѣ послѣ нѣсколькихъ битвъ: въ этихъ битвахъ оба извѣдали неудачу. Какъ-то Драгутъ на одной изъ своихъ галеръ въ Алжирѣ встрѣтилъ Пр³амо Фебрера, почти голаго, прикованнаго цѣпью къ стѣнѣ, съ весломъ въ рукахъ.

   - Жреб³й войны! - произнесъ Драгутъ.

   - Жреб³й счастья! - отвѣтилъ командоръ.

   Они пожали другъ другу руку и больше - ни слова. Одинъ не оказалъ милости, другой не попросилъ о пощадѣ. Алжирск³е жители бѣгали смотрѣть на М_а_л_ь_т_³_й_с_к_а_г_о д_ь_я_в_о_л_а, прикованнаго къ скамьѣ раба, но видя его гордымъ и грознымъ, словно плѣнный орелъ, не осмѣливались издѣваться надъ нимъ. Въ выкупъ за героя-воина орденъ отдалъ сотни рабовъ, кораблей съ грузомъ, какъ за князя. Спустя годъ донъ Пр³амо выйдя на одну мальт³йскую галеру, встрѣтилъ неустрашимаго Драгута, прикованнаго къ скамьѣ гребцовъ. Повторилась прежняя сцена: ни тотъ ни другой не удивились, какъ будто это было вполнѣ естественно, пожали другъ другу руку. "Жреб³й войны!" - произнесъ одинъ. "Жреб³й счастья!" - отвѣтилъ другой.

   Хаиме любилъ командора: тотъ олицетворялъ собою, въ нѣдрахъ благородной семьи, безпорядокъ, свободу, презрѣн³е къ предразсудкамх Что-нибудь значили для него расовыя и религ³озныя различ³я, разъ онъ желалъ обладать женщиной?.. Въ цвѣтѣ лѣтъ онъ жилъ, удалившись въ Тунисъ, со своими добрыми друзьями - богатыми корсарами: ненавидя и преслѣдуя его, они кончили тѣмъ, что сдѣлались его товарищами. Это былъ темный пер³одъ его жизни. Ходили слухи, что онъ сталъ ренегатомъ и для развлечен³я охотился въ морѣ за мальт³йскими галерами. Нѣкоторые рыцари ордена - его враги, клятвенно увѣряли, будто видѣли его во время сражен³я въ турецкомъ костюмѣ, на башнѣ непр³ятельскаго судна. Одно было достовѣрно; онъ жилъ въ Тунисѣ, во дворцѣ, на морскомъ берегу, съ необыкновенно-красивой мавританкой, родственницей его пр³ятеля-бея. Два письма, находивш³яся въ архивѣ, говорили объ этомъ сладостномъ, непонятномъ рабствѣ. По смерти мусульманки донъ Пр³амо вернулся на Мальту, завершая свою карьеру. Наиболѣе видные сановнику ордена хотѣли почтить его, разъ онъ измѣнилъ свое поведен³е, поговаривали о титулѣ командора Чернаго моря или великаго ключаря Ампосты. Но грѣшникъ донъ Пр³амо не исправлялся, попрежнему былъ страшнымъ развратникомъ, человѣкомъ капризныхъ настроен³й, па отношен³ю къ товарищамъ, и любимцемъ-героемъ для "служителей-братьевъ", воиновъ ордена, простыхъ солдатъ, которые только могли носить на панцырѣ изображен³е полукреста.

   Презрѣн³е къ интригамъ и ненависть враговъ заставили его навсегда оставить архипелагъ ордена, острова Мальту и Гоццу, уступленные императоромъ воинамъ-монахамъ, безвозмездно, съ единственнымъ обязательствомъ присылать ежегодную дань - ястреба, выросшаго на этихъ островахъ. Уже старикъ, усталый, онъ удалился на Майорку и жилъ на доходъ со своихъ каталонскихъ помѣст³й, принадлежавшихъ ему, какъ командору. Нечест³е и пороки героя приводили въ ужасъ семью и скандализировали островъ. Три молодыхъ мавританки и одна еврейка необыкновенной красоты ухаживали за нимъ, какъ служанки, въ комнатахъ цѣлаго крыла дома Фебреровъ, въ ту эпоху еще болѣе гранд³ознаго. Кромѣ того, онъ держаль разныхъ рабовъ - турокъ и татаръ, которые трепетали при видѣ его. Онъ велъ знакомство со старухами, слывшими за вѣдьмъ, совѣтовался съ еврейскими знахарями, запирался съ этимъ подозрительнымъ народомъ въ своей спальнѣ и сосѣди дрожали, видя глубокой ночью адское пламя въ его окнахъ. Нѣкоторые изъ его рабовъ блѣднѣли и сохли, словно изъ нихъ высасывали жизненные соки. Шепотомъ передавали, что командоръ употреблялъ ихъ кровь для волшебныхъ снадоб³й. Донъ Пр³амо хотѣлъ вернуть себѣ молодость; хотѣлъ оживить жизненнымъ огнемъ силу своихъ страстей. Велик³й майоркск³й инквизиторъ поговаривалъ о возможности посѣщен³я членами судилища и алгвазилами жилища командора; но послѣдн³й, приходясь ему двоюроднымъ братомъ, письмомъ предупредилъ его, что раскроитъ ему черепъ абордажнымъ топоромъ, какъ только тотъ станетъ на первую ступеньку лѣстницы.

   Умеръ донъ Пр³амо, или вѣрнѣе, извелъ себя дьявольскими напитками, оставивъ, какъ итогъ свободной отъ предразсудковъ жизни, завѣщан³е, коп³ю котораго читалъ Хаиме. Воитель церкви отказывалъ главную часть своего состоян³я, а, равнымъ образомъ, оруж³е и трофеи дѣтямъ своего старшаго брата: такъ поступали всѣ младш³е члены семьи. Но далѣе слѣдовалъ длинный списокъ распоряжен³й, касавшихся его дѣтей отъ рабынь - мавританокъ и подругъ - евреекъ, армянокъ и гречанокъ, обреченныхъ увядать и покрываться морщинами въ какомъ-нибудь порту Востока: - потомство библейскаго патр³арха, но незаконное, смѣшанное, плодъ скрещиван³я борющихся расъ, враждебныхъ по крови. Знаменитый командоръ! Нарушая свои обѣты, онъ какъ бы старался умалить свою вину, выбирая всегда невѣрныхъ женщинъ. Къ грѣху распутства онъ прибавлялъ позоръ общен³я съ женщинами-врагами истиннаго Бога.

   Хаиме удивлялся ему, какъ предтечѣ, разрѣшавшему его сомнѣн³я. Что страннаго жениться на ч_у_е_т_ѣ, не отличавшейся отъ прочихъ женщинъ по нравамъ, вѣрѣ и воспитан³ю, - разъ знаменитѣйш³й изъ Фебреровъ, въ эпоху нетерпимости, жилъ внѣ всякихъ законовъ, съ невѣрными женщинами? Но семейные предразсудки просыпались въ Хаиме, тревожа его совѣсть, - напоминали ему объ одномъ параграфѣ завѣщан³я командора. Онъ оставлялъ средства дѣтямъ своихъ рабынь, смѣшанныхъ расъ, потому что они были его крови и ему хотѣлось избавить ихъ отъ страдан³й бѣдности; но онъ запрещалъ носить фамил³ю отца, именоваться Фебрерами, которые всегда избѣгали предосудительныхъ скрещиван³й въ своемъ майоркскомъ домѣ.

   Вспоминая это, Хаиме улыбался въ темнотѣ. Кто можетъ отвѣчать за прошлое? Какихъ тайнъ не скрывалось въ корняхъ ствола его рода тамъ, во времена средневѣковья, когда Фебреры и богачи балеарской синагоги вмѣстѣ торговали и грузили свои корабли въ Пуэрто Пи? Мног³е изъ его рода, и даже онъ самъ, наравнѣ съ другими представителями стариннаго майоркскаго дворянства, имѣли нѣчто еврейское въ чертахъ своего лица. Чистота расъ - иллюз³я. Жизнь городовъ сводилась къ движен³ю, великому родоначальнику смѣшен³я... Но гордая щепетильность родовой совѣсти! Созданная обычаями обособленность расъ!..

   Онъ самъ, смѣявш³йся надъ предразсудками прошлаго, испытывалъ непреодолимое чувство превосходства передъ дономъ Бенито, своимъ будущимъ тестемъ. Онъ считалъ себя выше его, терпѣлъ его изъ снисходительности, чувствовалъ себя оскорбленнымъ, когда богатый ч_у_е_т_а говорилъ о своей вымышленной дружбѣ съ дономъ Орас³о. Нѣтъ, Фебреры никогда не вели сношен³й съ подобными людьми. Когда его предки ѣздили въ Алжиръ съ императоромъ, предки Каталины, можетъ быть, сидѣли въ калатравскомъ кварталѣ, выдѣлывая серебряныя вещи, дрожа какъ бы на Пальму не напали вооруженные крестьяне, изгибаясь и блѣднѣя отъ страха передъ великимъ инквизиторомъ (несомнѣнно передъ какимъ-нибудь Фебреромъ), домогаясь его покровительства.

   Затѣмъ, въ пр³емной залѣ висѣлъ портретъ менѣе отдаленнаго предка, сеньора съ выбритымъ лицомъ, тонкими безкровными губами, въ бѣломъ парикѣ и красномъ шелковомъ камзолѣ: какъ гласила надпись къ портрету, это былъ постоянный рехидоръ города Пальмы. Король Карлъ III прислалъ на островъ грамоту, запрещавшую издѣваться надъ бывшими евреями, "трудолюбивыми и честными людьми", грозившую заключен³емъ въ смирительный домъ тому, кто станетъ называть ихъ ч_у_е_т_а_м_и. Совѣтъ встревожился этимъ нелѣпымъ распоряжен³емъ монарха, черезчуръ добраго, и рехидоръ Фебреръ разрѣшилъ вопросъ собственнымъ авторитетомъ. - Сдать въ архивъ грамоту: почтимъ ее, но пусть не выполняется. Къ чему чуетамъ какой-то почетъ, вродѣ, какъ намъ! Будутъ довольны, лишь бы у нихъ не отнимали кошелька и женщинъ. - И всѣ смѣялись, утверждая, что Фебреръ говорилъ на основан³и собственнаго опыта: онъ былъ велик³й охотникъ посѣщать у_л_и_ц_у, дѣлая заказы серебрянникамъ, чтобы поговорить съ ихъ женщинами.

   Висѣлъ также въ пр³емной залѣ портретъ другого предка, его тезки, какъ онъ, инквизитора дона Хаиме Фебрера. На чердакахъ дома онъ нашелъ пожелтѣвш³я отъ времени визитныя карточки съ клеймомъ богатаго священнослужителя. На карточкахъ были выгравированы эмблемы, входивш³я въ моду въ XVIII вѣкѣ. Посрединѣ карточки деревянный крестъ со шпагой и оливковой вѣтвью; по сторонамъ колпаки еретиковъ, - одинъ съ крестомъ Святаго Судилища, другой - съ драконами и головами Медузы. Ручные кандалы, бичи, черепа, четки, свѣчи дополняли рисунокъ: внизу пылалъ костеръ вокругъ столба съ желѣзнымъ кольцомъ, виднѣлся капюшонъ, вродѣ воронки съ изображен³ями змѣй, кротовъ и головъ съ рогами. Между этими эмлемами красовалось подоб³е саргафага и на немъ старинными испанскими буквами начертано: "Инквизиторъ Деканъ, донъ Хаиме Фебреръ". Мирный майоркинецъ, найдя у себя по возвращен³и домой такую визитную карточку, долженъ былъ содрогаться отъ ужаса.

   Припоминался ему еще одинъ изъ его предковъ, о которомъ упоминалъ въ гнѣвѣ Пабло Вальсъ, разсказывая о сожжен³и ч_у_е_т_ъ и книжкѣ отца Гарау. Это былъ элегантный, галантный Фебреръ, восхищавш³й пальмскихъ дамъ при знаменитомъ Дѣйствѣ Вѣры, въ новомъ костюмѣ изъ флорент³йскаго сукна, расшитомъ золотомъ, верхомъ на лошади, столь же великолѣпной, какъ и ея господинъ, со знаменемъ Святаго Судилища въ рукахъ. ²езуитъ въ лирическомъ тонѣ повѣствовалъ объ его благородной фигурѣ. Вечеромъ кабальеро присутствовалъ у подножья Бельверскаго замка и смотрѣлъ, какъ горѣло жирное тѣло Рафаэля Вальса, какъ вываливались его внутренности на костеръ. Во время этого зрѣлища его развлекало присутств³е дамъ, и лошадь его гарцовала у дверецъ ихъ колясокъ. Капитанъ Вальсъ правъ. Это варварство. Но Фебреры его родные: имъ принадлежало его имя и погибшее состоян³е. И онъ, послѣдн³й отпрыскъ семьи, гордой своимъ прошлымъ, собирался жениться на Каталинѣ Вальсъ, родственницѣ осужденнаго!..

   Совѣты, слышанные имъ въ дѣтствѣ, простые разсказы, которыми забавляла его м_а_д_ò Антон³я, теперь воскресли въ его памяти, какъ забытыя, но оставивш³я глубок³й слѣдъ, идеи. Онъ подумалъ о ч_у_е_т_а_х_ъ: согласно народному представлен³ю, они не походили на другихъ людей: существа грязныя, жалк³я, цѣпк³я, - въ нихъ должно скрываться страшное бевобраз³е. Кто можетъ утверждать, что Каталина женщина, какъ всѣ женщины?..

   Тутъ онъ подумалъ о Пабло Вальсѣ, веселомъ и благородномъ, превосходившемъ своими достоинствами всѣхъ его друзей на островѣ. Но Пабло Вальсъ почти не жилъ на Майоркѣ, много странствовалъ: не походилъ на его соплеменниковъ, неподвижныхъ, застывшихъ на одномъ мѣстѣ цѣлые вѣка, размножавшихся въ своемъ позорѣ и трусости, не имѣвшихъ солидарности и силъ подняться и внушить уважен³е.

   Хаиме зналъ въ Парижѣ и Берлинѣ богатыя еврейск³я семейства. Онъ даже добивался, чтобы его представили высокимъ израильскимъ баронамъ. Но, соприкасаясь съ этими истинными евреями, сохранившими свою вѣру и расовую независимость, онъ не чувствовалъ того инстинктивнаго отвращен³я, которое внушали ему набожный донъ Бенито и друг³е майоркск³е ч_у_е_т_ы. Среда вл³яла на него? Вѣковой гнетъ, страхъ и привычка подчиняться сдѣлали изъ майоркскихъ евреевъ особую расу?..

   Фебреръ, наконецъ, отдался темной власти сна, блуждая по извилинамъ все болѣе и болѣе смутной мысли.

   На слѣдующее утро, одѣваясь, онъ рѣшилъ сдѣлать одинъ визитъ, рѣшилъ съ большимъ усил³емъ, воли. Этотъ бракъ - смѣлый, опасный шагъ требующ³й долгаго размышлен³я, какъ сказалъ его пр³ятель контрабандистъ.

   - Прежде поставлю послѣднюю карту... - подумалъ Хаиме. - Отправлюсь къ папессѣ Хуанѣ. Давнымъ-давно не видалъ ее, но она мнѣ тетка, ближайшая родственница. По справедливости, я - ея наслѣдникъ. Еслибъ только она понимала!.. Достаточно одного ея жеста, и всѣмъ моимъ злоключен³ямъ конецъ.

   Хаиме подумалъ, въ какомъ часу лучше всего посѣтить высокую сеньору. По вечерамъ у нея собиралась знаменитая компан³я духовныхъ лицъ и важныхъ сеньоровъ, которыхъ она принимала съ величественнымъ видомъ. Вотъ ея будущ³е наслѣдники, эти лидеры и представители разныхъ религ³озныхъ корпорац³й. Нужно отправиться къ ней немедленно, застать ее одну, послѣ обѣдни и утреннихъ молитвъ.

   Донья Хуана жила во дворцѣ около собора. Она осталась дѣвственницей. презрѣвъ м³ръ послѣ разочарован³й молодости, виновникомъ которой былъ отецъ Хаиме. Co всѣмъ пыломъ своего желчнаго характера, со всѣмъ энтуз³азмомъ своей сухой и гордой вѣры, она посвятила себя политикѣ и религ³и. "За Бога и за короля", слышалъ отъ нея Фебреръ, бывая у нея мальчикомъ. Въ юности она грезила о вандейскихъ героиняхъ, восторгалась дѣлами и страдан³ями герцогини Берр³йской, хотѣла, подобно этимъ стойкимъ воительницамъ вѣры и легитизма, сидѣть верхомъ на конѣ, съ распят³емъ на груди и саблей сбоку амазонкской юбки. Но желан³я ея ограничились областью фантаз³й. Въ дѣйствительности, она совершила лишь одну экспедиц³ю - путешеств³е въ Каталон³ю, во время послѣдней карлистской войны, чтобы ближе посмотрѣть на святое предпр³ят³е, поглотившее часть ея состоян³я.

   Недруги п_а_п_е_с_с_ы Хуаны утверждали, будто въ юности она скрывала въ своемъ дворцѣ графа Монтемолинъ, претендента на престолъ и будто тамъ она связала его съ генераломъ Ортега, главнокомандующимъ острововъ. Помимо этого, распространяли слухъ о романтической любви доньи Хуаны къ претенденту. Хаиме смѣялся надъ слухами. Все ложь: дѣдъ донъ Орас³о, человѣкъ весьма освѣдомленный, часто разсказывалъ своему внуку объ этой истор³и. П_а_п_е_с_с_а любила лишь отца Хаиме. Генералъ Ортега былъ мечтатель; его принимала донья Хуана съ романтической таинственностью въ бѣломъ костюмѣ, почти въ темномъ залѣ, нѣжнымъ загробнымъ голосомъ, словно ангелъ прошлаго, говорила о необходимости водворить въ Испан³и старые нравы, прогнать либераловъ и возстановить дворянское правительство. "За Бога и короля!" Ортега былъ разстрѣлянъ на каталонскомъ берегу, потерпѣвъ ф³аско со своей карлистской экспедиц³ей, а папесса осталась на Майоркѣ, готовая жертвовать деньги иа новыя святыя предпр³ят³я.

   Мног³е считали ее разорившейся послѣ ея расточительныхъ тратъ въ послѣднюю гражданскую войну, но Хаиме зналъ состоян³е набожной сеньоры. Она вела простую жизнь, какъ крестьянка. У ней на островѣ оставались обширныя помѣстья, и всѣ свои сбережен³я она употребляла на вклады въ церкви, монастыри и подарки казнѣ св. Петра. Ея прежн³й девизъ "за Бога и короля" подвергся сокращен³ю. Она перестала думать о королѣ. Памятникомъ былого восторженнаго преклонен³я передъ изгнаннымъ претендентомъ осталась лишь большая фотограф³я съ надписью, украшавшая наиболѣе темный уголъ гостиной.

   - Молодецъ, - говорила она, - добрый кабальеро, но почти либералъ. Увы, жизнь на чужбинѣ! Какъ мѣняются люди!.. Грѣхи!..

   Теперь восторженно покланялась она только одному Богу, и деньги ея направлялись въ Римъ. Высокая мечта придавала смыслъ ея существован³ю. He пришлетъ ли ей передъ смертью "Золотую розу" Святой отецъ? Нѣкогда этотъ подарокъ предназначался только королевамъ, но теперь нѣкоторыя богатыя набожныя сеньоры южной Америки удостаивались отлич³я. И она увеличивала пожертвован³я, живя въ святой бѣдности, чтобы посылать больше денегъ. "Золотая роза" и потомъ умереть!..

   Фебреръ подошелъ къ дому папессы: подъѣздъ, какъ у него, но больше опрятности, больше чистоты, нѣтъ травы на мостовой, нѣтъ ни трещинъ, ни углублен³й въ стѣнахъ, все по монастырски парадно. Дверь открыла ему молодая блѣдная служанка въ синемъ платьѣ съ бѣлой лентой. Она сдѣлала удивленное лицо, узнавъ Хаиме.

   Она ввела его въ пр³емную, увѣшанную портретами, какъ въ домѣ Фебреровъ, и легкимъ мышинымъ бѣгомъ направилась во внутренн³е покои доложить о необычайномъ визитѣ, смутившемъ монастырскую тишину дворца.

   Протекли долг³я минуты ожидан³я. Хаиме уелышалъ крадущ³еся шаги въ сосѣднихъ комнатахъ. Слегка заколыхались занавѣски, какъ бы отъ дуновен³я зефира, за ними Хаиме какъ бы видѣлъ настороживш³яся фигуры, подсматривавш³е глаза. Снова появилась служанка, важно и вѣжливо привѣтствовала сеньора. Племянникъ сеньоры!.. Ввела его въ большую залу и исчезла.

   Въ ожидан³и Фебреръ разсматривалъ большую комнату, архаически роскошно обставленную. Таковымъ былъ его домъ во времена дѣда. Стѣны были покрыты дорогой красной камкой; на нихъ красовались старинныя религ³озныя картины нѣжнаго итальянскаго письма. Мебель бѣлаго дерева съ позолотой, со сладострастными изгибами, обитая толстымъ вышитымъ шелкомъ.

   Ha консоляхъ, отражаясь въ голубыхъ глубокихъ зеркалахъ, разноцвѣтныя изображе.н³я святыхъ XVII вѣка мѣшались съ миѳологическими фигурами. Потолокъ разрисованъ al fresco: coбран³е боговъ и богинь среди облаковъ; ихъ розовая нагота и смѣлыя позы составляли контрастъ скорбному лицу Христа, который, казалось, предсѣдательствовалъ въ залѣ, занимая большое пространство на стѣнѣ надъ возвышен³емъ между двумя дверями. П_а_п_е_с_с_а признавала грѣховность миѳологическихъ изображен³й, но они были памятниками хорошихъ временъ, когда властвовали кабальеро, и почитала ихъ, стараясь на нихъ не глядѣть.

   Поднялась камковая портьера, и въ залъ вошла старая служанка въ черномъ костюмѣ, простой юбкѣ и бѣдной кофтѣ, какъ у крестьянки. Сѣрые волосы отчасти были прикрыты темнымъ платкомъ, которому время и жиръ придали красноватый оттѣнокъ. Изъ подъ юбки виднѣлись ноги въ холщевыхъ туфляхъ и грубыхъ бѣлыхъ чулкахъ. Хаиме поспѣшилъ встать. Старая служанка была папесса.

   Сидѣнья были раставлены въ нѣкоторомъ безпорядкѣ, говорившемъ о компан³и, которая собиралась тутъ по вечерамъ. Каждое сидѣнье принадлежало по обычному праву важному лицу и оставалось неизмѣнно на одномъ и томъ же мѣстѣ. Донья Хуана занимала кресло, похожее на тронъ, гдѣ предсѣдательствовала по вечерамъ на ея вѣрномъ собран³и священнослужителей, пр³ятельницъ-старухъ и здравомыслящихъ сеньоровъ, словно царица, принимающая дворъ.

   - Садись, - коротко сказала она племяннику.

   Автоматически, по привычкѣ, она протянула руки надъ громадной серебряной жаровней, которая была пуста, и пристально посмотрѣла на Хаиме своими сѣрыми острыми глазами, вселявшими всегда уважен³е. Ея властный взглядъ смягчился, и даже дрожала на глазахъ слеза. Около десяти лѣтъ она не видѣлась съ племянникомъ.

   - Ты самый настоящ³й Фебреръ. Походишь на своего дѣдушку... Какъ всѣ изъ твоей семьи!..

   Она скрыла свою настоящую мысль: умолчала объ образѣ, который ее единсгвенно трзгалъ, - о сходствѣ съ отцомъ. Хаиме былъ морской офицеръ, являвш³йся къ ней въ далек³я времена. Ему не доставало лишь формы и лорнета... О, чудовище либерализма и неблагодарности!..

   Глаза ея сдѣлались попрежнему суровыми. Черты лица стали суше, блѣднѣе, угловатѣе.

   - Что надо? - грубо спросила она. - Ты, конечно, пришелъ не ради удовольств³я видѣть меня!..

   Наступилъ моментъ. Хаиме опустилъ глаза съ ребяческимъ лицемѣр³емъ и, боясь сразу высказать свою просьбу, повелъ рѣчь издалека. Тетка: онъ человѣкъ хорош³й, вѣритъ во все старинное, желаетъ поддержать престижъ семьи. Онъ не былъ святымъ: слѣдуетъ признаться. Безумная жизнь поглотила его средства... но честь дома не запятнана! Отъ этой грѣшной, расточительной жизни онъ получилъ двѣ прекрасныхъ вещи: опытность и твердое намѣрен³е исправиться.

   - Тетя: я хочу перемѣнить образъ жизни, хочу быть другимъ.

   Тетка одобрила съ загадочнымъ выражен³емъ лица. Отлично; такъ поступили св. Августинъ и лруг³е святые мужи, проведш³е юность легкомысленно, а потомъ ставш³е свѣточами церкви.

   Хаиме оживился при этихъ словахъ. Онъ разумѣется, не сдѣлается никакимъ свѣточемъ, но желаетъ быть добрымъ кабальеро христ³аниномъ, женится, воспитаетъ дѣтей своихъ въ духѣ семейныхъ традиц³й: прекрасная будущность. Но, увы! трудно наладить такую разстроенную жизнь, когда наступаетъ моментъ направить ее по стезѣ добродѣтели. Требуется помощь. Онъ разоренъ, тетя. Имѣн³я почти въ рукахъ кредиторовъ; домъ его пустъ; онъ не рѣшается продать памятники прошлаго. Онъ, Фебреръ, очутится на улицѣ, если только чья-нибудь сострадательная рука не поддержитъ его. И онъ подумалъ о своей тетѣ: въ концѣ концовъ, она его ближайшая родственница, какъ бы родная мать, и спасетъ его.

   Назван³е матери заставило растерянно покраснѣть донью Хуану и усилило суровый блескъ ея глазъ. Увы, память съ ея мучительными образами!..

   - И ты ждешь отъ меня спасен³я? - медленно произнесла папесса голосомъ, свистѣвшимъ сквозь разрозненные, пожелтѣвш³е, но еще крѣпк³е зубы. - Напрасно, Хаиме. Я бѣдна. У меня почти ничего нѣтъ. Мнѣ едва хватаетъ на жизнь и кое-как³я милостыни.

   Она объявила это съ такой твердостью, что Фебреръ потерялъ надежду и счелъ безполезнымъ настаивать. П_а_п_е_с_с_а не хотѣла помочь ему.

   - Хорошо, - сказалъ Хаиме, явно отчаявшись. - Но за отсутств³емъ поддержки я долженъ искать другого выхода, и такой выходъ уже имѣется. Вы теперь старшая въ моемъ роду, и я обязанъ спросить у васъ совѣта. У меня планъ женитьбы - она меня спасетъ - брака съ особой богатой, но не изъ нашего класса... низкаго происхожден³я. Какъ мнѣ поступить?...

   Онъ ожидалъ отъ тетки жестовъ изумлен³я, любопытства. Можетъ быть, упоминан³е о женитьбѣ смягчитъ ее. Онъ почти былъ увѣренъ, что въ ужасѣ передъ громадною опасностью, угрожавшей чести дома и крови, она пойдетъ на все, согласится оказать ему помощь. Но удивиться и ужаснуться пришлось самому Хаиме: онъ увидалъ, что на блѣдныхъ губахъ старухи заиграла холодная улыбка.

   - Знаю, - произнесла она. - Мнѣ разсказали все сегодня утромъ у Св. Евлал³и, послѣ обѣдни. Вчера ты былъ въ Вальдемосѣ. Ты женишься... женишься на ч_у_е_т_ѣ.

   Ей стоила усил³я выговорить это слово, и, произнося его, она задрожала. Въ залѣ воцарилось продолжительное молчан³е, трагическое и глубокое, какъ бываетъ передъ великими катастрофами: словно рухнулъ домъ и замерло эхо обвала послѣдней стѣны.

   - И какъ это на вашъ взглядъ? - осмѣлился робко спросить Хаиме.

   - Поступай, какъ хочешь, - холодно отвѣтила папесса. - Ты знаешь, что мы много лѣтъ не видались: можемъ не видаться и остальную жизнь. Поступай, какъ тебѣ лучше. Мы съ тобой теперь разной крови: думаемъ по разному, не можемъ столковаться.

   - Значитъ, я долженъ жениться! - продолжалъ онъ.

   - Спроси себя самого. Фебреры уже давно идутъ такими путями, что ничѣмъ меня не удивятъ.

   Хаиме замѣтилъ въ глазахъ и голосѣ тетки скрытую радость, отраду мести, наслажден³е увидать своихъ враговъ въ безчестномъ, на ея взглядъ, положен³и, и это вывело его изъ себя.

   - А если я женюсь, - сказалъ онъ подражая холодному тону доны Хуаны, - то могу расчитывать на васъ? Придете вы на мою свадьбу?..

   Это взорвало папессу. Она гордо выпрямилась. Романтическ³я произведен³я, прочтенныя въ юности, припомнились ей: она заговорила, какъ оскорбленная королева въ заключителъной главѣ историческаго романа.

   - Кабальеро, по моему отцу - я Хеновартъ. Мать моя была Фебреръ, но тѣ и друг³е равны. Отрекаюсь отъ крови, которая смѣшается съ кровью жалкаго народа, уб³йцы Христа; остаюсь съ моей кровью, съ кровью моего отца: она умретъ со мною чистая и благородная.

   Надменнымъ жестомъ она указала на дверь, считая свиданье оконченнымъ. Но тотчасъ, повидимому, поняла нелѣпость и театральность своего протеста, опустила глаза, смягчилась, приняла видъ кроткой христ³анки.

   - Прощай, Хаиме. Да просвѣтитъ тебя Господь!

   - Прощайте, тетя.

   По привычкѣ онъ протянулъ ей руку, но она отдернула свою, спрятала ее за спину. Фебреръ слегка улыбнулся, припомнивъ нѣкоторые толки. Это не говорило ни о презрѣн³и, ни о ненависти. Папесса дала обѣтъ не прикасаться никогда къ рукамъ мужчинъ, исключая священнослужителей.

   Очутившись на улицѣ, онъ разразился глухой бранью, глядя на пузатые балконы дома въ стилѣ рококо. Ехидна! радуется его браку! Когда послѣдн³й осуществится, какой негодующей и возмущенной предстанетъ она передъ своей кампан³ей. Можетъ быть, запрется, чтобы всѣ на островѣ ее пожалѣли, и, однако, радость ея будетъ безмѣрна, радость мести, которой она жаждала много лѣтъ: видѣть, какъ Фебреръ, сынъ ненавистнаго человѣка, подвергся самому позорному, на ея взглядъ безчест³ю!..

   И онъ, разоренный, прижатый къ стѣнѣ, долженъ будетъ доставить ей это удовольств³е, осуществивъ свой союзъ съ дочерью Вальса... О, нищета!

   За полдень бродилъ онъ по пустыннымъ улицамъ около Альмудайны и Собора. Пустота въ желудкѣ инстинктивно направила его шаги домой. Онъ молча поѣлъ, не зная что, словно автоматъ, не замѣчая м_а_д_ò, которая со вчерашняго дня въ тревогѣ вертѣлась вокругъ него, стараясь завязать разговоръ и вывѣдать новости.

   Пообѣдавъ, онъ пошелъ въ маленькую галлерею, выходившую въ садъ, съ разрушающейся колонной, увѣнчанной тремя римскими бюстами. У ногъ его раскинулась листва фиговыхъ пальмъ глянцовитые листья магнол³й, зеленые шарики апельсинныхъ деревьевъ. Передъ нимъ врѣзывались въ голубое пространство стволы пальмъ, а дальше, за острыми зубцами стѣны лежало море, лучезарное, безконечное, объятое трепетомъ. Словно царапали его блестящую кожу барки съ развернутыми парусами. Направо, портъ, полный мачтъ и желтыхъ трубъ; дальше, вдаваясь въ воды залива, темная масса бельверскихъ сосенъ, а на вершинѣ круглый, какъ арена для боя быковъ, замокъ съ одинокой башней, соединявшейся лишь легкимъ мостомъ. Внизу виднѣлись красныя новѣйш³я постройки Террено, a за ними, на краю мыса, старинный Пуэрто Пи, съ сигнальной башней и батареями Санъ Карлоса.

   По другую сторону залива, вдаваясь въ море, терялся въ волнистыхъ тумананахъ горизонта темно-зеленый мысъ съ красноватыми скалами, мрачный, необитаемый.

   Соборъ вырисовывалъ на небесной лазури свои подпоры и колоннады, будто каменный корабль, съ обломанными мачтами, выброшенный волнами между городомъ и берегомъ. За храмомъ старинная крѣпость Альмудайны выставляла свои красныя башни, мавританскаго стиля, съ рѣдкими отверст³ями. Полосами красноватой стали въ епископскомъ дворцѣ горѣли оконныя стекла, словно отражая пожаръ. Между этимъ дворцомъ и морской стѣной, въ глубинѣ рва, заросшаго травой, гдѣ по выступамъ качались гирлянды розовыхъ кустовъ, громоздились пушки, старинныя, на колесахъ, новѣйш³я на землѣ, годами ожидая минуты, когда ихъ употребятъ въ дѣло. Блиндированныя башни окислились точно также, какъ лафеты. Пушки съ широкими жерлами, окрашенныя красной краской, спрятанныя въ травѣ, выглядѣли помойными ведрами. Забвен³е и окись старили эти новѣйш³я оруд³я. Застывшая, однообразная среда, окружавшая, по мнѣн³ю Фебрера, островъ, казалось, тяготѣла и надъ этими военными оруд³ями: едва родившись, не успѣвъ заговорить, онѣ дѣлались старыми, разрушались.

   Равнодушный къ ликован³ю солнца, къ свѣтлому трепету лазурнаго пространства, къ чирикан³ю птицъ, проносившихся у его ногъ, Хаиме испытывалъ глубокую тоску, безконечное унын³е.

   Къ чему бороться съ прошлымъ?... Какъ освободиться отъ своей цѣпи?... При рожден³и каждому опредѣлялось мѣсто на весь путь его странствован³я по землѣ, и тщетны порывы перемѣнить положен³е.

   Часто, въ ранней юности, когда онъ глядѣлъ съ возвышеннаго пункта на городъ съ его смѣющимися окрестностями, имъ овладѣвали мрачныя мысли. Въ потопленныхъ солнцемъ улицахъ подъ навѣсомъ крышъ волновался человѣческ³й муравейникъ, движимый нуждами, идеями момента, которыя онъ считалъ существеннѣйшими, вѣруя въ самомъ искреннемъ эгоизмѣ, что кто-то Высш³й и Всемогущ³й бодрствуетъ и управляетъ его шагами, шагами инфузор³й въ каплѣ воды. За городомъ воображен³е Хаиме рисовало однообразные заборы, свѣсивш³еся надъ ними кипарисы, цѣлый городъ бѣлыхъ построекъ, окошекъ на подоб³е печныхъ отверст³й, плитъ, закрывающихъ входъ въ пещеры. Сколько жителей въ городѣ живыхъ, на его площадяхъ и широкихъ улицахъ? Шестьдесятъ тысячъ... Восемьдесятъ тысячъ... Увы! Въ другомъ городѣ, расположенномъ вблизи, тѣсномъ, молчаливомъ съ его бѣлыми домиками, сжатыми между темныхъ кипарисовъ, невидимыхъ обитателей - четыреста тысячъ, шестьсотъ тысячъ, можетъ быть, милл³онъ.

   Потомъ, въ Мадридѣ, тоже самая мысль посѣтила его, какъ-то вечеромъ, когда онъ прогуливался съ двумя женщинами по окрестностямъ столицы. Вершины холмовъ около рѣки были заняты нѣмыми поселками, среди бѣлыхъ здан³й которыхъ высились острыя группы кипарисовъ. И на другомъ концѣ великаго города существовали также села молчан³я и забвен³я. Городъ жилъ, сдавленный форпостами небыт³я. Полмилл³она живыхъ существъ волновались въ улицахъ, считая себя единственными господами, руководителями своего существован³я, не помня, не думая о четырехъ, шести, восьми милл³онахъ себѣ подобныхъ, пребывавшихъ невидимо около нихъ.

   О томъ же размышлялъ онъ въ Парижѣ, гдѣ четыре милл³она бодрствующихъ обывателей жили окруженные двадцатью или тридцатью милл³онами прежнихъ жителей, нынѣ почившихъ. И та же мрачная мысль преслѣдовала его во всѣхъ крупныхъ городахъ.

   Никогда живые не были одни: всюду ихъ окружали мертвецы и, болѣе многочисленные, безконечно болѣе многочисленные, они давили живыхъ тяжестью времени и числа.

   Нѣтъ, мертвые не уходили, какъ гласила старинная поговорка, мертвые оставались неподвижно на грани жизни, сторожа новыя поколѣн³я, заставляя ихъ ощущать власть прошлаго грубыми терзан³ями души, каждый разъ какъ т&